Текст книги "Собачья работа"

Большую часть внутреннего пространства занимали перевернутые лодки, несколько пустых бочек и сети. Мелкая утварь была разложена на полках. «Ястреб» осмотрел сарай, попытался пробраться к задней стенке и остался доволен:

– Если что, можно отсидеться!

– Если что?

– Если кто, – рыцарь кивнул в сторону реки. – Сейчас еще рано, но, бывает, лоскотухи[5]5
  Здесь разновидность водяной нежити, что-то вроде утопленниц-упырей.


[Закрыть] вылезают на берег и в эту пору. С голодухи они готовы накинуться на любого, даже на женщину или ребенка!

Паж, мальчишка лет десяти, аж затрясся.

Сам «ястреб» оказался человеком бывалым. Не прошло и нескольких минут, как мы сидели у костра и делили поровну припасенную им снедь. Кроме хлеба и сыра у него нашлись репа и лук, а во фляге оказалось вино. Так что голодными не остались, а то, с какой готовностью он поделился со случайными попутчиками запасами, и вовсе расположило меня к нему.

После перекуса (назвать это ужином язык все-таки не повернулся) Витолд порылся в своих вещах, достав кусок глины, отсел ото всех поближе к воде и стал сосредоточенно мять глину пальцами. Никогда не видевшая ничего подобного, я подошла ближе:

– Что это?

– А, – он ненадолго оторвался от своего занятия, – так… не обращайте внимания, Дайна!

Что ж, не больно-то и хотелось! Я вернулась на свое место у костра, продолжая посматривать за подопечным. Сидеть было неудобно – одна нога вытянута на земле, другую подогнула под себя, позу так просто не переменишь. А уж о том, чтобы мгновенно вскочить, и речи быть не могло. Я, конечно, тренировалась падать и подниматься, но в результате уяснила одно – опора мне в этот момент крайне необходима. Или придется все делать медленно.

– Не беспокойтесь так за него, – сидевший рядом «ястреб», оказывается, тоже не сводил глаз с княжеской спины. – Вокруг все тихо.

– Откуда знаете?

– Чувствую! – Он запрокинул голову, шевельнул ноздрями. Сходство с охотящимся волком было таким, что на миг мелькнула шальная мысль – я вижу перед собой оборотня. Оборотня, который почему-то предал свою природу и стал охотиться на таких же, как он – своих сородичей.

– Что вы на меня так смотрите?

– Думаю… А можно узнать, кто вы?

– В смысле? – Он посмотрел в упор.

– Ну, как вас зовут? Ведь не «ястребом» же.

– Конечно нет, – истребитель нечисти отвернулся и уставился на огонь. – Приходя в орден, мы отрекаемся от своего прошлого и от своих имен. Это часто практикуется в сектах и никого не удивляет. Свои имена мы оставляем только для внутреннего употребления. Покидая Гнезда, мы становимся «ястребами» или кем-то еще, но не Раймонами, Вацлавами, Збышеками и так далее. Зовите меня Коршуном.

– О! – меня удивило это открытие. Про орден Ястреба в народе мало что знали доподлинно, питались слухами и сплетнями, распространяемыми «орлами». Эти, кстати, своих имен не скрывали. А вот чтобы из первых уст…

– А моего напарника по молодости лет можно звать Тювиком. Среди нас есть Тювики, есть Ястребы-Перепелятники, есть Тетеревятники… Зовите его Тювиком, он не обидится.

Я покосилась на собеседника. Да, надо признать, что прозвище Коршун ему подходит. Этот нос так походил на клюв хищной птицы, а еще в сочетании со светло-карими, почти желтыми глазами…

– А почему именно так, а не как-то иначе?

– Коршуны знают магию, – объяснил он. – Тювик – молодой, только-только оперившийся Ястреб, который проходит обучение у Коршуна. Поэтому мы всегда ездим парами – Коршун и Тювик. Еще вопросы будут?

– Ну, – сначала действительно не хотелось разговаривать, но раз у рыцаря такое настроение, почему бы не спросить, – на войне бывало, что некоторые «ястребы» сражались и на стороне врага. Король даже особым указом объявил всем амнистию, ибо истреблять расплодившуюся за эти годы нечисть и нежить оказалось важнее. А…

– Я? – Он усмехнулся и подкинул в костер еще пару сучьев. – Я как раз и попал под амнистию, – Коршун посмотрел на мое лицо и добавил, догадавшись о следующем вопросе: – Причина самая простая – деньги.

– Что?

– Наш орден полулегальный. «Орлы» – они состоят на службе у государства, им платят из королевской казны. Кроме того, стать «орлом» почетно, это дает определенные привилегии перед законом, и многие отпрыски знатных родов мечтают получить белые плащи. Приходя в орден, они платят большой вступительный взнос деньгами или недвижимостью – чаще всего это замки, поместья, доходные дома в крупных городах. А мы вынуждены сами зарабатывать себе на хлеб. Мы – конкуренты «орлов». А у нас народ неохотно платит за то, что можно получить задаром, поэтому «ястребов» не любят. А самое главное, – он подмигнул, – мы не платим налоги! И когда лично мне предложили кругленькую сумму в пятьдесят злотых за год, я согласился.

– Предать свою страну?

– За большие даже для Коршуна деньги, заметьте! Или вы из тех наемников, которые сражаются только за идею?

Пришлось проглотить оскорбление. Хотя он прав – мне позарез нужны эти восемьдесят злотых. Я даже мысленно сравнила мой предполагаемый гонорар с тем, что предлагали враги этому рыцарю, и порадовалась тому, что не продешевила.

– Но если дела обстоят так, почему же к вам обращаются с заказами? – Орден Ястреба действительно пользовался популярностью в народе. Более того, у многих простых людей даже сложилось мнение, что лучше один «ястреб», чем стая «орлов». – Вы зарабатываете деньги, и…

– И работаем на совесть! Нам передали приказ очистить Пустополь от волкопсов. За самку мантихора, не говоря уж об остальных тварях, нам могут и не заплатить, но пройти мимо и не уничтожить чудовищ мы не имеем права. «Орлы» только истребили бы волкопсов и уехали. А на вопрос, как быть с гнездом мантихор, из Гнезда пришел бы ответ: «Пришлите новый запрос, и ваша заявка будет рассмотрела надлежащим образом!» – а за это время расплодившиеся мантихоры могли бы и укусить кого-нибудь. Так что в следующий раз люди трижды подумают, кому и сколько платить.

– А оборотень?

– Про оборотня мы узнали только здесь, от милсдаря Генриха Хаша. И, насколько я понимаю, волкопсы были всего лишь прикрытием, а главная проблема – он. Но сидеть сложа руки в ожидании полнолуния мы не станем, а вместо этого пока потратим время на зачистку окрестностей. Это наша работа, и, как это ни банально звучит, мы ее любим. А вы? Любите свою работу?

Я посмотрела на спину Витолда, который с увлечением что-то лепил из куска глины, время от времени смачивая пальцы водой из реки.

– Не знаю.

Мне в самом деле ни разу не приходилось задумываться над тем, люблю ли я то, чем занимаюсь. Ясно же, что войну никто не любит – кроме тех, кому доставляет удовольствие сам процесс убийства и возможность обогатиться за чужой счет. Я сражалась потому, что на нашу землю пришел враг, даже особо не задумываясь, почему он пришел. Просто у отца не было сыновей, а моих сестренок и маму должен был кто-то защищать. Я не знаю, из-за чего началась та война. Это дело королей и герцогов – отвечать на такие вопросы. Мы были простой пехотой. Нам говорили: «Вперед!» – и мы шли. Убивали и умирали, отдыхали после боя – и снова кидались в бой. Порой усталые и злые, порой счастливые и веселые. Но мы не любили свою работу. Мы ее просто делали. А сейчас…

– Ой!

Испуганный крик. Плеск воды.

Коршун оказался на ногах мгновенно, как подброшенный. Вскочили гайдуки. Даже успевший задремать паж поднял сонную голову. Мне копошиться, пытаясь встать, пришлось дольше всех. Но все-таки я успела увидеть, что князь как-то странно сползает по берегу к воде, изо всех сил упираясь ногами, а его словно что-то тянет в реку.

Мужчины подоспели первыми. Гайдук замахнулся мечом, но Коршун перехватил его руку:

– Держись подальше! Промахнешься – и меч потеряешь, и сам туда же отправишься!

Оттолкнувшись костылем, я наконец подоспела к остальным. Несмотря на отчаянное сопротивление, Витолда утягивало в реку – уже и сапоги были в воде. Он цеплялся одной рукой за росший поблизости кустарник, в то время как его вторую руку, словно корни, оплели тонкие пальцы, в темноте кажущиеся белыми. Гибкое, словно лишенное костей тело, больше похожее на тело угря с длинными волосами и парой рук, извивалось на мелководье. Слышались шлепки, плескалась вода. На моих глазах еще два таких же бледных гибких тела поднялись с глубины.

Не знаю, что мною двигало в тот момент, но я подскочила и, схватившись за росший на берегу куст, со всей силой ударила в бледное тело протезом.

– Аш-ш-ш!

Тварь вскинулась – протез попал ей точно между лопаток. Она задрала голову – вытянутое лицо, распахнутые челюсти с кривыми зубами, плоский нос, выпученные глаза, лишенные бровей и ресниц. На шее под волосами заметны какие-то полосы, словно следы от когтей.

– Сш-ш-ш…

Я ударила второй раз, метя в это лицо. Опять деревяшкой. Был миг ужаса, когда подумалось – вот сейчас лоскотуха поймает ее зубами, дернет, как собака, и я шлепнусь навзничь, лишившись опоры. Но повезло – нежить чуть пригнулась, и вместо раззявленного рта протез попал ей в лоб.

– Давай! Бей!

Приказ Коршуна придал сил и заглушил ростки паники. Я ударила в третий раз, уже наотмашь, отвешивая противнице что-то вроде оплеухи. Голова ее дернулась, клацнули друг о друга зубы. Выпустив свою жертву, она нацелилась на меня – поднырнула под деревяшку, обхватила щиколотку обеими руками…

Но при этом отпустила мужчину. Витолд, цепляясь за гайдука, проворно отполз подальше. А рядом возник Коршун. В обеих руках у него было по горящей ветке. Одной он как следует вытянул вцепившуюся в меня лоскотуху, а другой отмахнулся от одной из ее товарок. Целых три бледных гибких существа, опираясь на костлявые руки и мотая растрепанными длинными волосами и отвислыми грудями, пытались выползти на берег. Одной из них ветка попала прямо в лицо. Заверещав, лоскотуха отшатнулась, закрыла изуродованную голову руками – на тонких длинных пальцах были заметны перепонки. Она упала в реку и, извиваясь, как змея, ринулась на глубину.

– Все назад!

Коршун оттолкнул меня. Сделав шаг, я споткнулась и все-таки шлепнулась на задницу, спеша отползти поближе к костру. Уже там поднялась и, выхватив из огня еще один горящий сук, поспешила к Коршуну. Тот, стоя у самой воды, тыкал в извивающиеся на поверхности тела погасшей головешкой. От моей горящей лоскотухи шарахнулись в стороны, уходя на глубину.

– Ага, не нравится! – весело, как мальчишка, крикнул рыцарь-истребитель. – Так их!

И добавил несколько слов на незнакомом мне языке – наверное, заклинание. Во всяком случае, от него водяницы мгновенно ушли под воду. Мелькнули в темной толще длинные извивающиеся тела – и все. Еще несколько раз плеснула вода, крикнула какая-то птица – и на берег опустилась обычная весенняя ночь.

Мы вернулись к костру, который стараниями гайдуков опять горел ярко. Деревяшки стреляли искрами, пахло дымом и горелой листвой.

На Витолде не было лица. Он сидел на разостланном плаще словно парализованный, как был, в промокших сапогах. Встрепенулся, словно пробуждаясь, когда Коршун осторожно опустился рядом с ним на колени, заглядывая в глаза. Я присела рядом и воспользовалась моментом, чтобы осмотреть его руку. На запястье были заметны красные полосы, словно от веревок.

– Все в порядке, ваше сиятельство?

– Чт-то это было? – с трудом отрывая остановившийся взгляд от языков пламени, промолвил мой подопечный. То, что я держу его за руку, мужчину не волновало.

– Не что, а кто, – поправил его «ястреб». – Прошу простить. Я должен был это предвидеть. Этот сарай… Здешние артельщики, сами того не подозревая, прикармливали лоскотух. Эти твари охочи до мужчин, но реже остальных выказывают агрессию. А сейчас для них просто слишком рано. Они голодны после зимней спячки, вот и решили атаковать первого же, кто подойдет к воде… Вы чем там занимались?

Князь внезапно покраснел, как мальчишка. Да почему же он так легко смущается и краснеет? Прямо как девушка!

– Да так… ничем особенным.

– Охотно верю. Но что-то ведь спровоцировало лоскотух на атаку! Просто так ни одна нежить не кидается! Обязательно нужна причина. Так что там было?

– Да говорю же – ничего! Я… просто рукой в воде поболтал.

– Как?

– Вот так, – изобразил мужчина свободной кистью.

– Ну мне все понятно. – Коршун откинулся на пятки. – Этот плеск и приманил водяную нежить.

– Вы их истребите? – поинтересовалась я, памятуя недавний разговор о долге и любви к работе.

– Зачем? – искренне удивившись, пожал плечами рыцарь. – Лоскотухи – один из самых смирных видов водяной нежити. Смирнее только берегини. Вам повезло, что это не мавки. В отличие от лоскотух они высасывают жизненную силу, просто дотрагиваясь до своей жертвы. Тогда бы вас ничего не спасло.

– Брр… – Витолда передернуло. – Как вспомню… Я сидел, занимался своим делом. Наклонился к воде, смочить руку – и вижу, что-то плывет. Присмотрелся – как будто девушка…

– Красивая?

– Что?

– Девушка, спрашиваю, красивая?

– Ну, – Витолд задумался, – лицо обыкновенное. Но фактурное. Острохарактерное. Запоминающееся. Что-то в нем определенно было. Мне захотелось рассмотреть его черты поближе, и вот тут…

– Она схватила вас за руку и потянула под воду, – безжалостно закончил Коршун. – Ваше счастье, что мы подоспели вовремя. И что лоскотуха была еще слаба после зимы. Обычно от них так просто не отделаться.

Князь посмотрел на темную реку:

– А она может опять прийти?

– Всенепременно. Мы их отогнали, но угроза осталась. Чуть позже, когда погаснет огонь, они попробуют вернуться. Я начерчу защитный круг, но, боюсь, от него будет мало толку.

– Почему? – Как всякий не сведущий в колдовстве человек я свято верила в безграничные возможности магии. – У вас нет нужных… э-э… книг заклинаний?

– Все намного проще, милая девушка, – улыбнулся Коршун. – Защитный контур будет прекрасно защищать нас, но не его милость Пустополя. Лоскотухи придут ночью и утащат его, спокойно миновав мою защиту. Ибо одна из них, – он взял пострадавшую руку и продемонстрировал всем желающим, – успела оставить на нем свои метки. А это – ключ, который может отпереть любой замок.

Витолд во всю ширь распахнул глаза:

– Значит что? Я обречен?

– Не совсем. Есть еще одна степень защиты, обойти которую эта нежить не в состоянии. Но согласитесь ли вы?

– Да! – пылко воскликнул мой подопечный. – А что надо делать?

– Провести ночь с женщиной, – пожал плечами вредный «ястреб».

Мы опять переглянулись, потом оба уставились на Коршуна, не понимая, шутит он или говорит всерьез. Посмотрев на наши ошарашенные лица, тот заметил без тени улыбки:

– Лоскотухи – это женские сущности. По сути дела, в них перерождаются утопленницы. Это – мертвые девушки, либо принесенные в жертву в незапамятные времена, либо самоубийцы, решившие сигануть в реку от несчастной любви. Они потеряли вместе с жизнью нечто очень важное – любовь, счастье, мечты, надежды. Все то, что составляет смысл жизни и придает силы. Остатки памяти толкают лоскотух к людям – они пытаются хоть как-то восполнить этот пробел. Но их души… вернее, то, что от них осталось, не могут сами согреться. Им нужны тепло и сила людей. Мужчины – лучшие источники тепла, ибо при жизни эти создания пострадали от мужчин. Девушек они почти не трогают – ни к чему плодить конкуренток. Могут лишь попытаться разлучить влюбленных, чтобы самим пользоваться мужской силой и энергией. Но мужчина, рядом с которым находится женщина, для них недосягаем. Живое женское тепло мешает холодной лоскотухе подобраться к жертве. В данном случае к вам, милостивый государь Пустополь!

Мужчина посмотрел на меня. В его серых глазах светилась мольба.

– Я не знаю, – призналась я. – Это обязательно?.. Ну…

– Можете не выполнять всех требований, – смягчился рыцарь-истребитель. – Тем более что в данных условиях это технически трудно осуществимо. Ограничьтесь минимумом, – и добавил, наклонившись ко мне: – Смотрите на это как на часть вашей работы, ясная панна!

Осталось лишь скрипнуть зубами. А ведь он прав! Если представить это как работу, станет намного проще жить.

Коршун отвернулся к костру, подтащил поближе свой вещмешок и стал в нем копаться, перебирая содержимое. Паж улегся обратно, исподтишка пожирая взрослых глазами – любопытство оказалось сильнее страха. Гайдук, которому выпало сторожить первым, стоя на страже, тоже усиленно делал вид, что тут никого нет. Лишь его напарник демонстративно отвернулся, с головой накрывшись плащом.

Витолд тихо пожал мне руку:

– Спасибо!

– Я еще ничего не сделала, – буркнула в ответ.

– Но вы согласились! Знаете, я никогда не спал с женщиной… просто так. А вы?

Я не ответила. На войне было не до пылкой страсти. Там мы спали либо в палатках, либо под открытым небом, вповалку, устав после боя или долгого марш-броска, а иногда в минуты затишья искали уединенное местечко…

Деревня была брошена жителями совсем недавно и, наверное, в большой спешке – в домах и на подворьях можно было отыскать кое-какие забытые впопыхах вещи. Конечно, до нас тут уже побывали мародеры, и улов оказался невелик. Кое-какие тряпки, которые можно пустить на портянки, ошалевшая от пережитого тощая курица, молоток, ведро без ручки – оно валялось рядом… На огороде удалось надергать немного лука и укропа, сорвать десяток кислых яблок. Но репу и морковь кто-то подчистую прибрал еще до нас, а на тех мелких, что чудом уцелели, виднелись мышиные погрызы.

Я зашла в дом в надежде найти в хозяйском добре хоть что-то, что можно пустить не только на портянки. Нижнюю сорочку, например, или…

Две крепкие руки обняли сзади, не давая дышать. Ухо обдало тяжелым дыханием:

– Дануська…

– Пусти!

Какое там! Мужчина полез за пазуху одной рукой, другой попытался распустить на мне пояс.

– Ну чего ты жмешься? Давай скорее, пока никто не вошел!

Бросив копаться в полупустом сундуке (вещи там были, но такие старые, что смотреть не хотелось), торопливо приспустила штаны, наклонилась. Только вчера был бой, и любого из нас могли убить. А завтра – снова сражение. И опять смерть помашет крылом перед глазами. Или не только помашет, и тогда этот взмах призрачного крыла будет последним, что ты увидишь в жизни. Так что действительно – стоило пользоваться моментом.

В сенях послышались шаги и голоса. Но мы уже успели привести в порядок одежду и вышли к своим как ни в чем не бывало.

Витолд отвлек от размышлений, торопясь встать.

– Вы куда?

– Мне надо… Проводите меня, Дайна?

– Что? Еще и в кустики с вами бегать?

– Нет, – он смутился, – просто я там, на берегу, кое-что оставил. Жалко будет потерять!

Он встал первым и подал руку. Да так и не выпустил мои пальцы.

У берега я ощутила смутное беспокойство – то ли чары лоскотух действовали, то ли просто нервы расшатались.

– Ищите скорее свою безделушку и идемте в костру!

– Сейчас-сейчас… Ага! Вот!

В руке у него был кусок глины странной плоской формы. Узнать, на что это походило раньше, оказалось затруднительным.

– Наступили, – расстроился мужчина. – И все испортили.

– Вам, между прочим, жизнь спасали!

– Да я понимаю… Но все равно обидно. Я старался!

– Старались – что? Лепили из глины?

– Ну да. А вы в детстве никогда не делали ничего подобного?

Я покачала головой. Нет, мы с деревенскими мальчишками часто мастерили из грязи куличики, человечков и строили целые земляные замки. Но стоило мне подрасти, мать и отец решительно пресекли все подобные игры. Меня стали учить фехтованию, шитью, вышиванию и всему остальному. Лет с десяти на игры и забавы времени совсем не оставалось. А он… ну прямо большой ребенок, честное слово!

Мы вернулись к костру. Усевшись на расстеленный плащ и поставив сушиться свои насквозь промокшие сапоги, князь попытался восстановить свое изделие. Получалось плохо – глина быстро сохла, как он объяснил, ему требовалось время от времени смачивать пальцы в воде, чтобы дело продвигалось быстрее. Вот когда он мыл руку в очередной раз, им и заинтересовалась лоскотуха. А сейчас ничего не получалось. Удалось лишь добиться сходства с каким-то зверем – четыре ноги, массивное тело, длинная узкая голова… Но было видно, что мысли автора витают где-то далеко. В какой-то момент кусок глины выпал из ослабевших пальцев, а сам Витолд уставился на что-то у меня за плечом.

Обернувшись, заметила, что мужчина не отрываясь смотрит на то место, где недавно сидел на берегу.

– Что?

– Я боюсь, – прошептал он одними губами. – А что, если…

– Все будет хорошо, – не люблю слабаков, но что поделать, если у меня такая работа – защищать и оберегать! Прямо как у сторожевой собаки… – Идите сюда.

И первая обняла его, прижав к себе. Витолд обхватил меня за шею руками, прижался щекой к щеке. Я стиснула зубы. Нет, мне не были противны его прикосновения. Скорее наоборот. Но надо было держать себя в руках.

Мы устроились на расстеленном плаще. Лежать на жесткой земле было неудобно, и я поморщилась. Разбаловалась ты, Дайна! Забыла уже, как шесть лет так спала и почитала за роскошь ночевку в заброшенном доме? А мужчина вдруг придвинулся ближе, дыхнул в самое ухо:

– А можно…

– Что?

– Ну, понимаете, это как-то не совсем правильно, – он так смущался и запинался, что хотелось согласиться заранее на все что угодно, лишь бы поскорее высказался и перестал мямлить, – провести ночь с женщиной, и… и все. Может быть, вы согласились бы… ну… хотя бы на поцелуй?

И только-то! В памяти всплыли слова Коршуна: «Смотрите на это как на часть работы!» И я кивнула:

– Почему бы и нет?

Я ожидала всего-навсего легкого поцелуя в щеку и очень удивилась, когда мужчина накрыл мои губы своими.

От неожиданности я оцепенела. С тех самых пор, как лишилась ноги, даже не думала, что может найтись мужчина, который по доброй воле захочет меня поцеловать. Он почувствовал, что я застыла, и прервался:

– Что-то не так? Вам не понравилось? Я вообще-то не слишком хорошо умею… Мне раньше не часто… ну…

– Все хорошо, – прервала я неуклюжие попытки оправдаться. Мужчина не должен робеть, смущаться и заикаться, оставшись наедине с женщиной, и если уж начал, пусть доводит дело до конца, а не краснеет и мямлит. – Просто… сейчас не время и не место для всего остального.

– Да-да, – потупился он. – Вы устали.

Ха! Вот уж нет! Правда, мирная жизнь меня несколько расслабила, но все равно задремать у меня получилось лишь после того, как князь мирно заснул на моем плече.

Ночь прошла спокойно – Коршун заранее начертил на земле круг, посыпал его пеплом из костра, добавив в него каких-то сушеных трав, пробормотал заговор и сообщил, что ни одно враждебно настроенное животное к нам не подойдет. И верно – нас даже комары не трогали. То ли не сезон, то ли и на них действовали чары.

Среди ночи я внезапно проснулась, как от толчка, но еще немного лежала, не шевелясь, прижавшись к боку мужчины и устроив голову у него на плече. Сам князь, разметавшись, спал на спине. Во сне его лицо с приоткрытым ртом казалось совсем мальчишеским. Приподнявшись, невольно залюбовалась. Красивый мужчина, нечего сказать. У него такие глаза… Лежать рядом с ним было так уютно. Так не хотелось не то что вылезать из-под плаща, которым мы накрылись, но даже менять позу. А целоваться он умеет, так что пусть не смущается.

Тихое шипение заставило поднять голову. Три бледные тени, понурившись и свесив тонкие руки чуть ли не до земли, словно в растерянности топтались на границе очерченного Коршуном круга. Вот одна из них взмахнула рукой, словно пытаясь что-то нащупать – и Витолд тихо застонал.

– Не отдам, – прошептала я, крепче обнимая его и прижимаясь к князю всем телом. – Уходите! Он мой!

Не знаю, поняла ли меня водяная нежить, но, потоптавшись, лоскотухи попятились, отступая к воде.

Утром, наскоро перекусив остатками хлеба с сыром, мы продолжили путь. Проводник заставил нас описать внушительную дугу, прежде чем повернул в сторону поместья Ключи, где на отшибе стоял княжеский охотничий домик. Не проехали мы и пары верст, как на дороге показались всадники. Заметив нас, они пустили коней галопом.

– Ваша милость! – Один из гайдуков вырвался вперед. – Вы живы?

Как оказалось, от дейноха оторвались не только мы. Еще один гайдук вместе со вторым пажом, вынужденные бросить товарищей наедине с чудовищной свиньей, тоже ускакали. Они примчались прямиком в Ключи, где подняли всех на ноги. Там как раз нас ожидал милсдарь Тодор Хаш, который возглавил поиски. Разделившись на группы, гайдуки Клевеньские и Пустопольские до ночи прочесывали окрестности. Послали гонца даже в родовой замок – вдруг князь сгоряча ускакал туда? – но ничего не обнаружили. Ночь заставила их прекратить поиски, но на рассвете поиски возобновились. И сейчас мы как раз наткнулись на отряд Тодора Хаша.