Текст книги "Светилки"

Светилки
Галина Щекина

Фотограф Матиас Гронвелд

Корректор Екатерина Козицына

Дизайнер Никита Щекин

© Галина Щекина, 2021

© Матиас Гронвелд, фотографии, 2021

ISBN 978-5-0053-8949-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Светилки

поэма

1. Развалины

Она стояла, утонув в бурьяне,

Огонь крапивный полыхал по плечи,

И никого в округе окаянной,

И некому помочь ей, да и нечем…

Кричала молча церковь – глас в пустыне,

И купола ее чернила копоть…

А перед нею женщина застыла,

Невольно перешедшая на шепот.

Печальный рот ворот зажат щеколдой,

Решеток ржавых сомкнуты ресницы.

Как может холод быть сильнее холода —

От тех, кто мог непрошено явиться.

Здесь стены ждали помощь человека,

А человек пришел опустошенный!

Соединились два осколка века

Беззвучно, боязливо, обреченно…

Не каждому, увы, дано, что ищет.

Развалины одной в другой заныли.

Столкнулись две беды, два пепелища,

Два прошлых преступления, две были.

Вокруг святых летали ангелочки,

Мария-дева кротость источала,

Но все смотрели вверх, и в высшей точке

Парил Всевышний посредине зала.

Ударит небо страшною дырою —

Сгоревший купол, и в прорехе тучи.

Для света этот купол был построен

Давным-давно да мастерами лучшими.

И вот руины вместо благодати.

Построили одни, другие рушили,

Выходит, мы потомки как предатели

Домов отцовских, веры в храме, в душах ли.

Исчез иконостас… Туда добраться

Лишь по доске расщепленной возможно.

Пустынно место алтаря, вибрация

Полов от двух шагов неосторожных.

Ступеньки на второй этаж и клирос,

От крутизны сбивается дыханье.

Оконца поглядят глазами сирот…

И грязь повсюду в скорбном здании.

На клиросе огромное кострище,

Где раньше пели музыку, молились.

Теперь бродяги, пьяницы и нищие,

Пображничав, разбили здесь бутыли.

Фрагменты росписи крыла, плаща, пещеры,

Причастья кубок, и крестом у горла руки.

Но где искать спасительную веру?

На кровле дерева согнулись в луки.

Так и живешь разрушено и стыло,

Под мусором житейским задыхаясь,

Когда ничто немило, все постыло,

Нет помощи, кругом беда лихая.

Не браните ее – простужена,

И житье ее бестолковое,

У нее коньяк вместо ужина,

Каждый день у нее все новое.

И умом никак не обижена,

И умений разных палата,

И прочитана уйма книжек,

И большая за это плата.

Ни к чему она не привязана,

Ни зачем душою не тянется.

Обняла да бросила разом, да

В своем краю что скиталица.

Волос русый по ветру волнами,

Статью тонкая и упрямая.

А глаза как лед из весенних вод,

И никто не звал ее мамою.

Никому никогда не аукнется,

И ее никто вслед не окликнет,

Только бабкино ей напутствие —

Мол, вернись, захлопни калитку.

Шелест ветра, гулко от стен и ставен.

Голоса впитались в кирпич и доски.

Кто ты, женщина, кто тебе равен,

И кого ты видишь сквозь пыль известки?

Почему ты, женщина, родилась такая,

Как пеняла бабка – ни святая, ни божия?

Видишь, церковь – не просто камень,

Чаша духа святаго, она поможет.

Неспроста и слезы горьки безутешные —

Значит, душу здесь очищать…

И порой одинокой тоской нездешней

Помнить – дед был, бабка, отец и мать…

2. Бабкин дом

Хватит слез. Беда все не тает,

Жизни убыло лишь на треть.

Где же дом, где бабка святая?

Хоть бы издали посмотреть.

Под березой он, вдоль дороги,

У подножья большого холма.

И сбегали грядки пологие

По бокам в лощины, в туман.

И калитка цела, и забор с наклоном,

И щеколда – наглухо и на гвоздь.

Вам, чужие, мимо, тут по закону,

Если только нечаянный гость…

Ключ под лавочкой, как бывало,

Дверь, как в погреб и в темноту.

Много раз она тут ночевала,

А теперь пришла в пустоту.

И диван, и печка на месте,

И в углу с подзором кровать.

На стене фотографии, крестик…

Неужели же здесь ночевать?

Внучка помнила – здесь родные,

Папа-мама, их путь в Казахстан.

Дед и бабка в фате, вековые

Сосны. Речка. Детства места…

В задней комнате со шкафами,

Где углом выпирала печь,

Сохранилась лежанка с дровами.

Окна с досками поперечь.

И забили их наспех, видимо,

В этой горнице нежилой,

Не хозяйка же их обидела.

Может, просто – чтоб стало тепло.

Только холодно, как в подвале.

Пыль и сор запустения, страх,

Что-то в скомканном одеяле,

И обоев клочки на стенах.

Почему все так валом брошено?

Ведь любила бабушка прибирать.

Будто бегства и смерти крошево,

Как прошла мамаева рать.

Как ушла ты, бабка, некстати!

И давно ли на небесах?

Вон лежит пальтушка на вате,

Время замерло на часах.

Что ж, искала внучка в лощине воду.

Мыла окна, и стол, и дверь,

Несмотря на ясность погоды

Робко к печке – что уж теперь.

Было, милые, тут досады.

Было дыму полно в дому,

Только внучка шалая рада,

Что не кланяться никому.

Никогда бы раньше не стала

Убиваться. Что за нужда?

Тут же ей все казалось мало,

Вот вернуть бы те-то года.

Разыскала помятый чайник:

Хоть попить бы в нем кипятку,

Даже будто с надеждой тайной

Замереть в своем закутку.

Ни заварки, ни меда-сласти,

Ни обычного сухаря.

Да и то казалось за счастье,

Да и то казалось – не зря.

Только ночью метались тени,

Стуки в окна и потолок.

За стенами шорох растений,

Голос бабки тих и далек.

На диване спать, что на леднике,

До нытья суставов и вен,

И мерещился нашей бедненькой

Образ бабушки незабвен.

И всегда-то на два платочка,

Да в жилетке, верх лоскутной.

Голос низкий: покушай, дочка.

Да присядь, побеседуй со мной.

А о чем разговоры бабкины?

Знай бормочет старуха – пусть.

Со смородиной чай несладкий,

Но душистый и гонит грусть.

А смородина в банке черная

И томленая прям в печи.

Помни, детка, тут твои корни,

Но до времени помолчи.

Мать с отцом, ровно дети малые,

Убежали счастья искать.

А без них только хуже стало,

И душа застыла в тисках.

Засыхают яблони-пепинки,

Новых некому посадить.

Лег забор до такой уж степени,

Что смешались грядок ряды.

У беседки просела крыша,

Только голову береги,

Под дорожкой кроты ли, мыши

Все подрыли. Дыры до полноги.

Все равно огород не бросаю,

Лук-чеснок да морковь сажу.

Сын был, сажень в плечах косая…

Знаешь, а землей дорожу.

3. Северный дождь

Северный дождь – не атака, не гром,

Мелкий, студеный, но поступью тихой

Он окружает испуганный дом,

Точно стеной. Наказание, лихо.

Дождь барабанит, гудит голова,

После воды в алюминьевой плошке

Ты шевелиться захочешь едва,

Только глядеть на потоки в окошке.

Дрема охватит щекотно рукой,

Даже укроет шубейкою старой,

Но не дается желанный покой,

Но не спасают волшебные чары.

Дверь заперта на засов и замки,

Но ведь под крышею все кто-то ходит.

Может быть, страхи ночи велики?

Может быть, жуть в затяжной непогоде?

Что же ты ходишь, непрошеный гость,

Чем ты грозишь и роняешь предметы?

Ключик верни на положенный гвоздь,

Точно ли снится, не снится все это?

Бабушка, хватит ходить и шуршать,

Свертки семян своих перебирая,

Слышу заботы твои, вся дрожа,

Нету упреком твоим ни начала и края.

Ты уж прости, но за мать и отца

Я, оглашенная, не отвечаю.

Хоть ты умнее того мудреца,

Лучше уйти мне, покоя не чая,

Прочь, пока ветер березу качает.

Доски трещат, только северный дождь

Травы и сад поливает, спасая, —

Душу в тиски забивает, как гвоздь…

Я-то пришла к тебе в холод, босая.

4. По хлеб

Стук ночной повторился утром —

«Да вставай же, прах подери!

Кто ты, свой? Али пришлый с хутора?

Поскорей-то глаза протри».

Встала внучка, не понимая,

В чем вина ее, где гроза.

Не глухая она, не немая.

И кричать на нее нельзя.

И спросонья включила горло,

Осадив соседку на раз,

И такое снутри поперло,

Что неловко вспомнить сейчас.

«Хватит спать, пришла автолавка,

Уж не рано, хлеб привезли.

Одевайся. Некогда гавкать,

Так что лучше меня не зли».

И добрейшая тетя Лида,

Цепко за руку ухватив,

Потащила, как на корриду,

Повторяя тот же мотив.

«Кто такая, откуда, имя?

Степанидина? Вот дает.

Степанида ушла с другими

В эпидемию. Скоро год.

Где ты шлындала городами?

Денег нету? Так я займу.

Ну и очередь. А когда мне

Тут стоять? Приберусь в дому».

Всем сказала, что это наша,

Степаниды покойной гость.

На двоих возьмет и оттащит —

Недалеко идти, за мост.

Ошалевшая в сей суматохе,

Как наказанная, в хвосте

Замерла Диана – ни вздоха,

Как Всевышний, как на кресте.

Ей в себе разобраться трудно.

Ей придется еще понять

И народ, и мир этот чудный,

И как ехать в этих санях.

Но спокойствие охватило

И, баюкая, понесло.

Ей неведома эта сила,

На которой живет село.

Коль уж к берегу поприбило

По ее ли воле иль без,

Дальше некуда сизокрылой,

Больше нету других небес.

Если надо по хлеб так рано,

В мятом платье, волосы в жгут,

Так придется обычай странный

Соблюдать, как другие блюдут.

5. Без неба

Тетя Лида через дом проживала

И сушила во дворе одеяла,

Да и куриц разводила, гоняла,

И колодец во дворе, что немало.

Только вынесет сушить барахлишко,

Как наладится и дождь шуровать.

Лишь три дня тому пролил, даже слишком,

И теперь вот начинает опять.

Нету в северном селе солнцепека.

Может, где-нибудь оно и тепло,

Но не здесь живет оно, а далёко.

Солнце вышло и неслышно зашло.

Не успел собрать на утро котомки,

Так к обеду их опять не собрать.

Оглянуться не успеешь – потемки,

Днем с огнем ищи разбитую рать.

И бормочут-то с усмешкой сельчане —

Не светло ли нынче, славно ль живем?

С электричеством живем, со свечами.

И в Светилках каждый светится дом.

Небо светится в селе только в лужах,

И плывут средь грязи облака.

Что ни год – все мокрее и хуже.

Остается из Светилок тикать.

Школы вовсе не видать из-за веток,

Заросла сливовником, пустоцветом,

Почта годы заперта на замок,

Нет медпункта, и детсадика нету,

Но до клуба сохранился мосток.

От околицы до школы дорога,

Кто-то щебень самосвалом завез.

Ничего, что той дороги немного,

Все ж опора-то нужна для колес.

У жилички Степаниды домишко

Весь под ливнями в землю ушел,

Потолок водой надуло, да слишком —

Вот и рухнул на диван да на стол.

Если б спать ей тогда на лежанке —

Пострадала бы тогда голова,

Ну, а так судьба спасла горожанку —

Напугалась, но осталась жива.

Тетя Лида посадила под шубу,

Чаем с водкой по утру отливать.

«Ишь, озябла-то, как стукают зубы.

И куды тебя теперя девать?

Я не спрашиваю, где бедовала,

Только с сумкой на ремне, босиком!

Нам с тобой еще болеть не хватало.

Дам сапог. А остальное потом».

6. Молчун

Бред бессвязный. Сон тяжел в промежутке.

Лихорадочно очнуться и встать.

А потом кричать по-звериному жутко,

Воду пить и голову в подушках катать.

Мокрый август и грибная прохлада.

Рыть картошку, ведрами спускать в погреба.

Но Диане и того-то не надо,

Лишь бы слово угадать по губам.

Отпоена молоком, стала тише.

Приснились и речные глаза.

Только рот оказался для тетки лишний.

Укоряли молчанием образа.

Прибыл друг Колян с автолавкой,

Как водой ледяной окатив.

Он сложил хлеб на почте, там хоть прилавки,

И замок поставил. Попросил прийти

И звал тетю Лиду. Не сложилось.

Пошла Диана те буханки выдавать,

Напрягая от слабости жилы

И считать успевая едва.

Колян умчался на своей буханке

К другой деревне, рассекая грязь,

Как будто воин на видавшем виды танке,

Помочь другим привычно торопясь.

Мелькающие руки, рюкзаки и в клетку

Большие сумки, как на рынок, на вокзал.

Не узнавала ни одну соседку,

Не поднимала на людей глаза.

И словно повело, и вдруг качнуло.

Неся четыре черных на весу,

Но женщина тянулась не к баулу,

А мимо, и в пустую полосу.

Но две руки мужских и темных

Поймали хлеб с ее руками враз

И поместили внутрь глубин бездонных

Пятнистого мешка тотчас.

И теплота тех рук ее коснулась робко.

Пришлось как будто проглотить комок.

Ее подбодрили без слов, вернув сноровку,

Включили ключиком станок.

Вслед увидала рыжую штормовку

И русой гривы светлые вихры,

Но не было ни страшно, ни неловко —

Ей были посланы дары!

Да боже мой, худая продавщица,

Когда-то потрясавшая умы

В огромных залах, где сливались лица,

Не избежала бегства и сумы.

Когда-то, в женихах не зная меры,

Отказывая юным и седым,

Она сейчас столкнулась с кавалером,

Столь равнодушным до ее беды.

В селе полгода он, приехал к маме

Проститься. А она не умерла.

Случается такое неожиданное с нами —

Не поглощает настигающая мгла.

И с той поры она все замечала

Знакомый цвет волос, высокий рост.

Но он молчал, и не было начала

Летанью ангелов меж звезд.

Привычка все носить в себе, защита

От сил недобрых, если близко зло.

С такой личиной сжившись деловито,

Поверишь, что, наверно, повезло.

Но скоро даст Колян ей первую зарплату

И тут же дубль ключа с большим брелком.

Она не против, и она не виновата,

Что иногда платили молоком.

Колян в работе, у него по списку

Семь деревень, на базу и в район,

Туда-оттуда, и путь совсем не близкий,

По доброй воле выбрал это он.

Другие скажут, что стремленье заработать

Гнало его без отдыха вперед,

Да только без его седьмого пота

Чего бы ел безропотный народ…

7. Пришлые

Шарахнет дождь, сомкнутся тучи туго

И грудью лягут на окрестные леса.

От переезда через сонную округу

Всего-то час, а может, полчаса.

Налево русла рек с крутым туманом,

Направо сельской улицы забор,

Никто не ждет с любовью несказанной.

А там, глядите, кто-то жжет костер.

Им печки мало, только б хулиганить.

В дождевиках, зонтах, вскипает громкий смех.

Не местные. Тут каждый зол и занят.

Приезжие – да ну их к черту всех.

Зайти бы к ним, чужую речь послушать,

Хотя бы смеха ради постоять.

Который раз они тревожат душу —

Устала и слаба душа моя.

А мне-то что – сапог на босу ногу,

Тоска об чем-то дальнем, но молчишь.

Перед глазами все одна дорога,

Трава, и небо, и ночная тишь.

Молчать и ждать, но до какого срока?

Увянет сердце, смоет дождь года…

«Эй, за забором, путник одинокий,

Что там маячить, ты давай сюда…»

В селе людей немного. Всех по пальцам

Для любопытства можно сосчитать,

Приезжие, они как иностранцы,

Все на виду, и только знай мечтать.

Чужой, гуляка – все равно что тать.

Бездельные с гитарами – остались.

Сказались Лидии, что негде ночевать!

Она пустила в школу… обещались

Топить, не пить и церковь изучать.

Мол, церковь-то стара и очень редка.

Постройки триста или с лишком лет,

А то, что выросли на кровле ветки,

Не страшно и беды особой нет….

Бродяги и студенты-баламуты,

На радость и на сказки мастера…

Посмотрим, как они не починят купол!

А песни пусть поют хоть до утра.

Помощники, наверно, не найдутся —

Своих-то дел по горло на селе,

Над куполом хоть тучи разойдутся,

И птицы вереницей понесутся,

Как будто вправду все навеселе.

8. Проводы

Бывают дни, когда закат не тает,

Прозрачно небо, и застыл в пруду камыш.

Не треснет ствол, и птица не летает,

Тревожит ожидание – поневоле молчишь.

Наверное, людей предупреждают,

Что суету придется прекратить,

Задуматься, прислушаться, вздыхая, —

Как душу распознать и чем спасти…

В подобных мыслях замер напряженно

Молчун Егорий, ожидающий конца

Старушки матери, к иконе приложенной

С ужасной неподвижностью лица.

Он долго просидел, творя молитвы,

Полгода ждал почти любой ответ.

Родня устала от напрасной битвы,

И он устал от боли в голове.

Похолодели члены – руки, ноги,

Дыханье не туманит зеркальца овал.

Черты лица разгладились и строги.

Что так случится, он отчет себе давал.

Но все равно отчаянье. Как душно.

Прости, моя ты бедная, прости.

Ты воле Господа всегда была послушна.

Грехи ей, Всемогущий, отпусти.

И дальше говор женский и рыданье.

Его выводят, чтобы тело прибирать,

Ведь человек-то – жалкое созданье,

Раз потерял единственную мать.

Нет батюшки, так сами отпевали,

Потрепанный молитвенник держа,

Прими новопреставленную Валю,

Он повторял за всеми и дрожал.

И Валя поплыла над головами,

Покачиваясь в бархатном гробу.

Она, уйдя под землю, будет с вами.

И ты ее, Егорий, не забудь…

Он не забудет. Ночь бы только выжить.

Немаленький мычать, в конце концов.

Дежурила Дианка. К утру ближе

Все обнимала. Гладила лицо.

Казалось ей – дотянет он до солнца,

А там уж успокоится, уснет,

Устанет горевать, потом очнется,

Смирится с тем, что чувствует как гнет..

Не надо, не зови, не будь упрямым.

Тебе я не позволю умереть.

Я помогу, захочешь – стану мамой,

И кем угодно, как ни посмотреть.

Они друг в друге только лишь забвенье

Искали, и от смерти отходя,

Забылись, как казалось – на мгновенье.

Нашли и стихли, ран не бередя.

Ватный слой облаков, как больших одеял,

Все пытается стылую землю согреть.

Кто небес журавлиных таких не видал,

К ним потом не потянется впредь.

Но когда в этом небе накоплен заряд,

Может, сотни сердец, замирая тревогой,

Остановятся разом, чтоб больше не ждать

Ослепительной молнии многоногой.

Отчего-то летами дожди тяжелы,

Оттого в тесной комнате слаще,

Пусть обнимет покой все родные углы

И под пледом ее, настоящую.

9. Проснулась

Между явью и сном с ней осталось одно —

Молчаливый Егор, он же мальчик по сути.

Между явью и сном ноги чувствуют дно,

То надежное дно без чужих перепутий.

Между явью и сном, между твердью – рекой

Появляется смутная теплая точка.

Повернуться щекой, потянуться рукой,

Вот она оживает – и не одиночка.

Пусть деревня, село, солнце на ночь зашло,

Пусть закат разливается алый.

Было страшно – прошло, стало ясно, светло.

Как же, маленький мальчик, тебя не хватало.

Ночью дождь будет лить да деревья ломать,

Если град, говорят – барабанить по крыше.

Ты мой маленький сын, я усталая мать,

Ничего нет и лучше, и чище, и выше.

Потерявшийся сын, ты теперь не один,

И печаль твоя ближе мне стала, дороже.

От беды укрывать и еду подавать…

То, что раньше бы не под силу,

То теперь, наверное, сможем.

10. Дань

Дожди дождями, но народ стучал в окошко,

Что хватит спать, там ждет тебя народ,

Ступай на почту, хлеба дай немножко,

И там еще, что Коля привезет.

Диана шла, закутана платками,

И в лидкиных высоких сапогах.

Хлебы уже укладывались сами,

Горячими, на заводских полках,

В контейнерах, и охлажденных куриц,

И рыбин замороженных дрова.

И как Диана молча ни нахмурится,

Приходится все это продавать.

В двенадцать перерыв. Примите почту.

В компьютере немного телеграмм.

Машина на Светилки будет к ночи.

Но ничего, хоть связь, спасибо вам…

Старухи перестали возмущаться,

Что письма без конвертов, на листках.

Есть время – почитает им, вот счастье,

Почтарка без улыбки на губах.

Егор стремится печку приготовить,

Расставить поудобней стеллажи.

И тут, конечно, нет больших условий,

Но как-то надо понемногу жить.

Колян помог с ремонтом старой школы

И списками детей, хотя б на год.

Хоть классы-то пока еще и голы,

Но человек-то двадцать уж придет.

Уговорит Диану с младшим классом,

А сам возьмет постарше и с горой.

Хотя бы вспомнить кто такой Некрасов,

А то в башке Прилепин и Метро…

Программы вон прислали из района,

Да, слава Богу, пашет интернет.

Еще не наступило время оно,

Но старому уж точно места нет.

И у Дианы лед в глазах растаял,

Ступает так вразвалку, не спеша.

Сбывается ли то, чего не чаял?

Ведь радуется бедная душа…

Ходила девкой – волосы по ветру.

А то вон уложила в узелок.

А хорошо бы, чтоб родилось четверо,

И он тогда семью бы всю волок…

И хочется понять, что с храмом будет,

Который с темным куполом стоит.

И соберутся ли к нему работать люди

Совсем бесплатно, просто, без обид.

Пусть только у жены малыш родится,

Сама жива останется, потом

Настанет то, за что он станет биться,

А не лететь и падать сорванным листом.

Вместо послесловия

Тема писателей-деревенщиков была очень популярна в шестидесятые– семидесятые годы двадцатого века, но сегодня это понятие уже уходит в прошлое. На одном из заседаний клуба «Кресло критика» в Вологодской областной библиотеке присутствующие снова вернулись к этой теме, обсуждая книги современных авторов Артема Попова и Анастасии Астафьевой. Те люди, которые пишут сегодня о деревне, не являются деревенщиками, они не жители деревни и деревенская тема в их творчестве не ключевая. Серьезно – нужно ли жить в деревне, чтобы достоверно писать о ней?

Вот и Галина Щекина в своей поэме «Светилки» описала картины деревенской жизни, не будучи при этом жителе деревни. Она пишет сугубо городскую прозу и поэзию. Теи неожиданней ее обращение к сельской теме. Она описала частично те картины которые видела, а а частично те, которые вообразила. Да, Светилки – это название населенного пункта, где есть рзвалины храма. Это еще история жизни определённых людей и только по случайности их жизнь оказалась связана с данным населённым пунктом. Дело тут, конечно. не в самом селе. Дело в том что, что жизнь поэме дал именно тот разрушенный храм, описанный в самом начале. Хотелось бы, конечно. чтобы он ожил, а для этого надо чтобы пришли люди с душой с руками которые бы этот храм возродили… Как это происходит в жизни – об этом и идет речь в поэме. Это особое слияние правды и мечты

Приезжие, которые оказались в Светилках, поневоле тянутся к руинам храма, а люди, потерявшиеся в жизни, поневоле тянутся к друг другу Да и вообще человеку свойственно как-то искать другого человека. Происходит незаметное оживление, сгущение сил вокруг этих развалин. Дело даже не в том как это случается в реальности, а в том как это могло бы произойти. Короче говоря, это постепенная реализация того, чего нет, но что будет.

Да, сегодня многие старые бабушки умирают, не дождавшись родни, а некоторым ещё «повезло» в кавычках и с ними прощаться приезжают, опомнившись, сыновья… И вот этот случай ключевой для истории – проводы бабушки, ушедшей на тот свет, настраивают её сына особым образом, а судьба особым образом его вознаграждает. Так назревает встреча двух людей, нужных друг другу…

В этой поэме много интересных персонажей: долго бродившая по свету Дианка, молчун Егор, вечные трудяги бабка Галя, бабка Степанида, тётя Лида, местный бизнесмен Колян, который кормит сельчан хлебом. Но главный герой главный персонаж этой поэмы– это, конечно, сама природа, которая разговаривает с человеком на своём суровым языке. Главки «Северный дождь» и «Пришлые» впечатляют мистическими моментами. Значит, диалог человека и природы ещё возможен и это даёт надежду читателю.

К теме природы Галина Щекина обращается не впервые. Ее поэтический сборник «Пополудни» посвящен дачной жизни. Задолго до этого была написана поэма «Ягодные сны», яркие главы которой могли бы стать частью поэмы «Светилки», такое высказано восхищение природой. Вот слова Николая Васильева, гавного редактора архангельской газеты «Графоман»: «Читаю в первый раз – задевает. Живое».

Андрей Сальников, редактор журнала «Вологодский Лад», отметил: «Галина Александровна Щекина давно работает в русской литературе и, несомненно, заслужила право на участие в любом литературном конкурсе без всяких рекомендаций со стороны. Полагаю, со стороны известного литератора этот шаг, создание поэмы «Светилки» – подтверждение одного из важных качеств творчества Г. А. Щекиной: постоянное желание удивить читателя. Важно, что произведениям ее присуще разнообразие – жанровое, тематическое, стилевое. Автор постоянно стремится открывать новые горизонты и для себя, и для читателя, и эти поиски я назвал бы самой стабильной чертой творческой манеры писателя Г. А. Щекиной».

Тамара Сизова