Текст книги "Алька"

День невезения

С утра у Альки все валилось из рук.

– Ну что за невезуха такая! – думала Алька.

Хотела утром попить чайку, поставила чайник, а включить забыла.

– И чего так долго не закипает?

Глядь, а он и не включен.

Наконец, чайник вскипел. Заварила чай. Налила в чашку и хотела поставить на стол. Не глядя протянула чашку к столу и «поставила». Вдруг слышит: «Бах!» Глядь, а чашка-то на полу, и разбилась.

– Ну что за оказия! – опять с горечью подумала Алька.

С грехом пополам все же позавтракала, выпила чай с бутербродом и вареньем. Поставила к обеду варить суп, и пошла в огород полоть грядки.

Прибежал соседский щенок Колька. Где Алька покопается, там он и царапает лапами.

– Пошел прочь, не мешай мне, – беззлобно сказала Алька.

Пес перестал лезть под руки. Улегся под ноги и лежит.

– Ну, куда ты увалился? Я же тебя раздавлю!

Алька подняла глаза, и тут ей показалось, что в глазах туман какой-то.

– Видно, переработала. Надо отдохнуть.

И она пошла в домик. Открывает дверь, а там дым столбом.

– О! Ужас! Забыла про суп!

Скорей все выключила, открыла все окна и двери, чтобы проветрить. Глянула в кастрюлю, а там уже одни головешки! Насыпала в кастрюлю соды, налила воды, и снова поставила «варить», но уже никуда не отходила. Выпила еще чайку холодненького… Принялась чистить кастрюлю.

– Сама себя раба бьет, что плохо жнет. Ну что за невезуха!

Обед уже больше ставить не стала. Легла немного отдохнуть. Вдруг слышит, скрипнула дверь, и в комнату ввалился какой-то старик.

– Вы почему без стука? Зачем вы сюда пришли?

– Да я попить хочу.

– Нет у меня воды, – уже сердито сказала Алька.

– Да ты не сердись. Калитка у тебя была открыта, вот я и вошел.

Алька промолчала. Встала, а про себя подумала:

– Ну и растяпа же я! Ну почему мне так сегодня не везет?

А вслух сказала:

– Вы что, не видите, что я отдыхаю?

– Ухожу, ухожу… – и мужчина торопливо вышел из дома.

– Надо калитку-то закрывать. А то мало ли что.

Алька проводила деда до калитки и закрыла ее на защелку. Ложиться уже больше не стала. Решила спуститься к озеру и искупаться. Только стала сбегать по ступенькам, глядь, а у самой воды колечком свернулась змея, словно черный шланг. В ужасе повернула она обратно. Змеи всегда вводили ее в панику. Больше в этот день к озеру даже и не спускалась.

– Ну что за день такой? – с горечью думала Алька. – Не везет, так не везет.

В грядках копаться было уже жарко. Солнышко стояло высоко и хорошо припекало. Алька побрела к себе в домик, взяла в руки книгу и легла почитать. Скоро она не заметила, как уснула. Проснулась только вечером.

– Ой, ведь полив уже вот-вот, – испуганно вскочила она и выбежала на улицу. Мотор у озера уже гудел. Воду качали. Скорей схватила шланги и стала поливать свой сад-огород.

– Ладно, хоть успела, – подумала Алька. – И какой невезучий был сегодня день, – уже без горечи подумала Алька. – Но полить-то хоть успела.

Цыгане

Странный народ цыгане. Вечно кочуют. Чаще всего не имеют своего угла. Но какой же это талантливый народ! Да, они легко могут обмануть, украсть. Но… Уж если где они ночуют постоянно, где они останавливаются, там они никогда крошки чужого не возьмут, никогда не обманут.

У Альки в доме часто останавливались для передышки цыгане. Жила семья Альки на окраине города. Война, голод… Но мама всегда давала приют двум цыганским семьям. Это были две семьи. С ними кочевали и их дети. Мужья, как и весь советский народ, воевали, защищали Родину. Цыганки учили нашу маму гадать. Часто приносили что-то поесть и нам, вечно голодной малышне.

В этой семье был черноглазый мальчик лет восьми, звали его Коля. Ах, как же он плясал. Просто загляденье! Алька была совсем маленькой, но все время училась у Кольки плясать. У него было две сестрички – Клава и Тамарочка. Они тоже умели плясать и петь. Они были чуть постарше Кольки. Целый день они пропадали где-то в городе, промышляя на пропитание. Но они не воровали, а зарабатывали гаданием, песнями, плясками. Вечером устраивали пир. Коля, как обычно, плясал, девочки пели. Алька крутилась около них и тоже что-то подпевала и выплясывала, высунув язык, широко открыв глаза.

Старшая сестра Тамара подружилась с Колей, он был ее ровесник. Обычно цыганская семья жила неделю, потом отправлялась дальше. Но на следующий год приходили снова на неделю-две. Но потом, после войны, все цыгане куда-то уехали, и больше не появлялись. Но хозяева дома всегда с теплотой вспоминали об этой цыганской семье.

Зимой, когда цыгане уходили куда-то, а в доме жила семья командира из блокадного Ленинграда, Алька постоянно устраивала им концерты. Обычно по выходным они пекли блины: им, как семье офицера, выдавали паек. Алька усаживалась на приступок у печки и начинала петь частушки:

 
Пойду, выйду на крылечко,
Посмотрю на Вологду:
Не идет ли мама с хлебом,
Умираю с голоду.
 

Потом легко спрыгивала с приступка на пол и начинала кружиться и выплясывать «Русскую плясовую» или «Цыганочку». Жильцы угощали ее блином. Она убегала в комнату, где лежали старшие сестры. Блин быстро исчезал, даже ей не доставалось. А Алька вновь вылетала на кухню и продолжала свой концерт.

Прошли годы, но в памяти сохранились цыгане: добрые, веселые люди, которые спасли их семью во время голода, отцы которых тоже сражались за Родину.

Цыганский дух

Алька проснулась рано. Еще сквозь сон она услышала, как на кухне кто-то весело тарабанил и смеялся. Потом кто-то запел:

– Ай, на-нэ, на-нэ, на-нэ…

– О! Да это цыгане к нам приехали! Это же цыганка Клава со своими детьми Колькой и Тамарочкой.

Алька вскочила с постели и пулей вылетела на кухню. Уже кипел самовар, мама спешила что-то собрать на стол.

– Да не суетись ты. У нас все есть. Вот, возьми твоим детям, – и цыганка протянула целую курицу и буханку хлеба.

– Да что ты, Клава!

– Бери, бери! Я говорю. Мы вот опять на базар пойдем, ой как наторгуем.

Колька рядом сверкал своими черными глазами и белозубой улыбкой. Потом тряхнул своей кудрявой головой и понесся по кухне в пляс. Тут же его подхватила и Тамарочка, красивая девочка с роскошными темными распущенными волосами. Колька высоко подпрыгивал и потом ловко ударял себя по голым пяткам. Тамарочка опускалась на колени и, запрокинув голову, передергивала плечами, озорно сверкая глазенками.

Алька не удержалась и тоже бросилась в пляс. Она не умела еще выдавать коленца, как это делали Колька или Тамарочка. Но она умела уже плясать русского, и даже вприсядку.

– Ну, молодцы! – засмеялась цыганка Клава.

– А что, может, мы возьмем вашу Алю. Вон как она выплясывает! Чем не цыганка? Только беленькая.

– Это белочка, – поправил Колька.

– Ладно, садитесь-ка чай все пить, – сказала мама и поставила на стол огромный самовар.

Самовар кипел, фырчал и долго еще шумел, пока все сидели и неспешно чаевничали. Потом мама убрала посуду, а Клава раскинула карты на столе.

– Давай-ка я тебе погадаю. А ты смотри да учись, как их раскладывать.

Цыганка начала раскидывать, показывая, что означает каждая карта. Алька внимательно смотрела на все это действо и запоминала.

– Ишь, как смотрит. Будто и понимает что.

– Что ты. Она еще совсем маленькая. Чего она понимает.

– А вот и понимаю, – хотела возразить Алька, но промолчала.

Неделя, что жили у них цыгане, пролетела быстро, незаметно. Но она была наполнена каким-то безумным весельем и особой теплотой.

Шли годы. Цыгане уж и перестали кочевать. Да и Алька стала совсем большой. Но часто вспоминала эту цыганскую семью. А временами сама гадала подружкам по институту на картах. Удивительно, но она помнила, как раскладывать карты, что они говорят. И на всю жизнь Алька полюбила плясать. Бывало, мать пошлет пасти козу, а Алька встанет на дорожку, и давай выплясывать и русскую, и дроботушки, и цыганочку, да еще и с выходом! Так и плясала она всю жизнь до самой старости. Бывало, ей скажут:

– Ну что, полетела? Уж не молоденькая…

Где там. Алька уже раскинула руки и полетела, закружила по кругу, временами притопывая. Видно, засел в ней цыганский дух.

Цветы ей нежно улыбались

Алька очень любила цветы. Пойдут, бывало, с подружкой на речку, нарвут целые охапки и, довольные, несут домой.

– Куда же вы столько нарвали?

– А мы букеты поставим.

– Вы хоть стебли-то поукоротите, а то вон какие длинные. Дай-ка, я их сама обрублю.

Мама брала охапку и ловко отрубала концы цветов.

Алька больше всего любила васильки и ромашки.

За рекой простирались колхозные поля, и во ржи было синее море васильков. А вдоль речки можно было встретить ершики, купавки. Алька наклонялась к цветку, и ей казалось, цветы нежно ей улыбались и что-то шептали. Она прислушивалась к их голосам и весело смеялась.

Частенько к реке она уходила одна. Тут уж она вдоволь могла наговориться с цветами. Они поведали ей немало интересных историй.

Когда-то Василек был мальчиком. Пошила как-то ему мама новую синюю косоворотку. Вышел Василек на улицу показать, какая красивая у него рубашка, синяя-синяя, как море синее. Загордился:

– Какой я красавец! Какой молодец!

Услышала это злая колдунья.

– Ах ты, задавака! Ну, погоди же!

Она взмахнула руками. Поднялся ветер и понес Василька далеко в поле. Опустился Василек на землю, и тут он почувствовал, что у него одна нога, и та в землю вросла. А голова позеленела, и волосы поднялись синие-синие, как море.

– Ой, что это со мной? Да я же стал цветком!

И Василек горько-горько заплакал.

Шли годы. Уже и забыли все про Васю. А вот васильки во ржи до сих пор цветут, грустно качая головой.

Альке было очень жаль мальчика, и она каждый раз приговаривала:

– Ты самый-самый красивый. Я очень люблю тебя, – и прижимала цветок к груди.

– Ну, а ты, ромашка, что мне расскажешь?

– Да что я расскажу? Вот меня солнышко приласкает, я и рада. Вот я протяну к нему свои ладошки – так солнышко мне каждый пальчик расцелует.

– Ну, ты скажешь тоже. Расцелует…

– Да, да! Расцелует!

Алька усаживалась на полянку и начинала плести венок. Веночек получался нежный, с желтыми солнышками внутри каждого цветка.

– Ну, вот я и принцесса.

И Алька начинала петь и плясать. Потом тихо опускалась на землю и вскоре засыпала. Ей снилось, что она попала к королеве цветов. В саду у нее росли самые необыкновенные цветы. Вдоль тропинки склоняли свои головы огромные колокольчики и тихонько названивали ей какую-то песенку.

– Ну, вот и славно, что ты опять пришла ко мне, – улыбнулась королева. – Проходи, проходи ко мне смелее.

Тут навстречу Альке выбежал паренек в синей рубашке.

– Вася, покажи сад Але. Угости ее нектаром сладким. А вон там и яблочки поспели. Угощай гостью.

Алька взяла Василька за руку, и они весело побежали в сад.

– Ой, вон уже и солнышко садится, – сказала Алька. – Мне пора домой.

Тут она проснулась. Солнце, действительно, уже клонилось к вечеру. Пора было домой. Цветы склонили головки, словно прощались с ней, и нежно ей улыбались.

Гроза

Алька всегда боялась грозы. Когда она была маленькой, то гроза приводила ее в ужас. Черные тучи грозно сверкали своими очами. Лохматые волосы великана и его огромная бородища развевались по ветру. Иногда великан сердито рычал. Потом низвергал на землю огненные стрелы и так грозно ревел, словно небо пополам раскалывалось. Алька забивалась в уголок, чтобы не видеть этого ужастика. Великан сердился еще больше и ударял по крыше так, что, казалось, дом вот-вот рассыплется на мелкие кусочки.

– Ты не бойся, дочка, грома. Он пошумит да перестанет. Гром не опасен. А вот молния… та очень опасна. Во время грозы не прячься под высокое дерево. Молния как раз туда и ударяет.

Алька слушала мамины речи, и страхи куда-то уходили.

Со временем она перестала бояться грозы. Только иногда вздрагивала от молнии на все небо и оглушительного грома.

Подросла Аля. И вовсе уже не боялась грозы. Та ее веселила.

Как-то летом была такая гроза! И ливень такой был! Как из ведра. Только закончился ливень, Алька со своей подружкой выбежали на улицу и бегали со смехом по теплым лужам. Потом остановились посреди улицы и, все еще смеясь и перебивая друг друга, делились своими впечатлениями. Вдруг с неба упал огненный шар и ударил в землю как раз между ними. Девчонки опешили, как-то непроизвольно отшатнулись и ошарашенно смотрели друг на друга. Потом вдруг рассмеялись, указывая пальцем на волосы, которые у обоих стояли дыбом. Только потом поняли, что были на секунду от смерти. Хорошо, шаровая молния ударила между ними…

Когда они пришли немного в себя, побежали на речку. Подошли к реке, их волосы вновь поднялись дыбом.

– Смотри, смотри! У тебя волосы стоят столбом.

– И у тебя.

Но на этот раз они почему-то не смеялись.

– Это воздух наэлектризован, вот волосы и поднялись, – сказала подружка, проявив свои познания в физике.

Шли годы. Уходили куда-то впечатления и страхи от грозы. Это было просто обычное явление природы. Вот только радуга после грозы всегда вызывала восторг и удивление. Да всегда радовали первые грозы – молодые, несмелые. Чуть-чуть погромыхивали, словно сердились на кого. А потом – дождик. Он умывал землю, и она сияла свежей изумрудной первой зеленью.

Алька всегда ждала первые грозы. Ведь после третьей грозы можно было купаться. Так всегда говорила мама:

– Первая гроза – земля расступилась, а третья – вода разверзлась.

Когда гремел первый гром, Алька всегда вспоминала строки: «Люблю грозу в начале мая…» В этом году первая гроза была слабенькой, незаметной. Чуть-чуть громыхнуло, и все. Это было 20 апреля, когда они возвращались с дачи. А вторая – уже веселее, более резвая. Даже молния робко сверкнула. И гром добродушно проворчал и раскатился хохотом.

Алька вздохнула. Целая жизнь промелькнула перед ней с этим весенним погромыхиванием. Гроза… какая же она бывает разная!

1 мая

Этот день Алька очень любила. Еще когда учились в школе, они ходили на демонстрацию. Стройными колоннами шли по центральной улице города с флагами, транспарантами. Было очень весело. Все распевали песни. Когда колонна приостанавливалась, тут же разворачивали гармони, и люди пускались в пляс. Проходя мимо трибуны, все ждали, когда скажут: «По площади проходит колонна школы №1», – далее шли перечисления заслуг этой школы или предприятия. На призывы «Да здравствует…» весело и громко кричали: «Ура!» Пройдя площадь, уже сами начинали выкрикивать:

– Да здравствуют советские школьники!

– Ура!

Потом был большой спортивный праздник на стадионе. Проезжали по городу, затем круг за кругом по стадиону мотоциклисты с флагами. Спаренные мотоциклы держали большие круглые щиты, на которых юные гимнастки выполняли какие-то движения. Это было завораживающе. Гремела музыка. Потом шли выступления школ. Это огромный стадион очень слаженно выполнял упражнения в одинаковой форме с флажками или цветами. Движения были несложные, но выглядело это красиво.

Потом шли соревнования по разным видам спорта. И сколько Алька себя помнит, так было всегда во всех городах страны. Празднества длились весь день. А к вечеру всегда были концерты на улицах и площадях.

 
Утро красит нежным светом
Стены древнего Кремля.
Просыпается с рассветом
Вся советская земля…
 

Там и тут снова и снова звучали слова этой песни. Алька вместе со всеми старалась громко петь, вышагивая в ногу с товарищами:

 
Кипучая, могучая,
Никем непобедимая,
Страна моя, Москва моя —
Ты самая любимая!
 

И гордость распирала Алькину душу за свою страну – самую любимую, самую-самую… Это всегда был ее любимый праздник. И не только ее, но и всех ее товарищей, всей страны.

Люська

Люська – подружка Альки. Смуглая красивая девочка с волнистыми темными волосами, заплетенными в две косички. Она была чуть младше Альки, но росточком повыше. Семья у них была, как и у Альки, очень большая. Но жили они, в отличие от большинства семей их улицы, зажиточно. Отец ее работал председателем сельсовета или колхоза, что находился рядом с городом. Дом у них был большой, с широким парадным подъездом. Но к тому времени этим подъездом уже не пользовались, не до гостей было – война, и ходили к ним только черным ходом. Дома было всегда очень чистенько, крашеные полы. Не то, что у Альки дома! На столе в большой комнате всегда белая скатерть. Кровати покрыты красивыми светлыми покрывалами, и кружевные занавесочки на окнах. Алька любила заходить в этот дом, но от отутюженной красоты как-то робела. Ведь у них такого не было! И все же Люська дружила с Алькой. Может, потому, что больше не было девочек их возраста? Ведь Алька из нищей семьи: стриженая, белобрысая…

Но как бы то ни было, девчонки дружили. Целыми днями они проводили время вместе. Часто уходили к театру, что был через дом от Люськи подальше. Они забирались под высокую пожарную лестницу, что вела на театральный балкон, и играли там в куклы. Это был их «домик». Куклы были самодельные, из тряпок. Но они этого просто не замечали. Они весело смеялись, радуясь лету. Зимой им приходилось встречаться реже. Но дружба их не прерывалась. Летом они вновь и вновь были неразлучными. Вместе бегали на речку купаться, вместе за хлебом…

Подросли девочки, пошли в школу. Но продолжали дружить, и даже зимой теперь они часто встречались. Вместе ходили в детскую библиотеку.

– Всё вместе всегда ходите. Подружки, что ли? – спросила библиотекарша.

– Подружки. Навсегда! – гордо ответила Алька.

А Люська усмехнулась:

– Ой, навсегда…

Как-то летом бегали девчонки по лужам после грозы, смеялись. Потом долго стояли друг против друга и о чем-то еще говорили и смеялись. Вдруг огненный шар пролетел между ними и ушел в землю. Девчонки отшатнулись и, ошарашенные, молча глядели друг на друга. Потом, словно очнувшись, громко рассмеялись, указывая на себя. Оказывается, волосы у них стояли дыбом.

– Смотри, у тебя волосы встали! – смеялась Люська.

– И у тебя, – отвечала Алька, заливаясь смехом.

А о том, что их могло убить шаровой молнией, они даже и не подумали или не знали. Гроза-то еще не совсем прошла.

Еще погромыхивало, Алька с подружкой взялись за руки и побежали к речке. Но когда они оказались у небольшого обрыва, обе вдруг вновь рассмеялись:

– Ой, смотри, у тебя опять волосы дыбом стоят, – смеялась Люська.

– И у тебя.

Девочки потихоньку росли, но все время продолжали дружить. У каждой были свои школьные друзья. Но с Люськой они не расставались. Алька тогда пошла вожатой в Люськин класс, ведь она училась на два класса старше. Было такое тогда дело…

После школы Алька два года работала: раньше необходимо было до института отработать. По комсомольской путевке попала Алька в деревню зав. избой читальней. Но это очень громко сказано. Это и клуб, и библиотека. Деревянный дом с маленькой комнаткой для библиотеки – закуток. Там всего один шкаф с книгами, и то неполный. Одно название – библиотека.

Поработала Алька год, и собралась поступать в институт. Летом приехали из города шоферы для уборки урожая. И понравился Альке один паренек. И он стал ухаживать за Алькой. Пойдут они в поле, а там ромашек видимо-невидимо. Паренек наберет Альке охапку, а та рада. Венок себе плетет…

Тут приехала Люська. Красавица, стрижечка, волнистые черные волосы. Как в такую не влюбиться? Ну, и кавалер Алькин приударил за Люськой. И в город Люська ехала с кавалером в кабинке, а Алька страдала в кузове. Ребята сочувствовали Альке и всячески ее отвлекали, рассказывая разные смешные истории. Но Альке было не до смеха.

В городе Алька встретила его пару раз. Однажды прохаживалась мимо стадиона и зубрила какой-то учебник. Мимо ехала машина, и вдруг остановилась. Из кабинки высунулась голова бывшего ухажера и, улыбаясь во весь рот, прокричала:

– Привет! – и промчалась.

Потом Алька как-то пошла со своей одноклассницей на летнюю танцплощадку в парке. Там она увидела пьяного «ухажера», который цеплялся ко всем девочкам, но они отказывались танцевать с пьяным. Альке стало противно, и она ушла с танцев, хоть и очень любила танцевать. Потом парня призвали в армию. Вскоре пришло Альке письмо, потом еще и фото. Но Алька почему-то не захотела поддерживать с ним переписку. Красивый парень, но… ветреный.

Алька, а потом и Люська поступили в институт. Теперь они жили в одной комнате и по-прежнему дружили. Когда переехали в новое общежитие, Люська поселилась в другой комнате с новыми подружками. Хоть еще по-прежнему Люська делилась секретами, но все реже. А получилось все это потому, что Люська собиралась замуж за красавца Кольку, а Алька активно ее отговаривала:

– Он же бабник. Ни одной юбки не пропускает! Да, он красивый, но…

Люська и слушать не хотела. И даже на свадьбу ее не пригласила. На свадьбе Алька столкнулась с Люськой в туалете. Та ревела и умывала зареванное лицо. Оказывается, прямо на свадьбе он начал приставать к другой. Через год у них родился рыжий Борька.

Как-то пару лет спустя они встретились с Люськой на улице в своем родном городе. Люська бросилась на шею Альке и разрыдалась:

– Ты была права. Разошлись мы. Гулял он по-черному.

– А где твои кудерочки?

– Так с тоски-печали русые секутся.

Выбежал рыжий пацаненок лет пяти в рваненьких штанишках и поношенной рубашке. Он что-то кричал. Но понять его было невозможно. Говорил он в свои пять лет очень плохо. Люська рано его отдала своей матери. Сама она уже стала работать завучем, и времени на своего ребенка не хватало. Вышла ли еще раз замуж Люська или нет, Альке было неизвестно. Вскоре они разъехались по разным городам и больше никогда не виделись. Да: «Не родись красивой…»