Текст книги "Минус одна минута. Книга первая. Выход из равновесия"

– Разумно, – безмятежно согласилась Лилия, не давая разгореться дискуссии. – Никто из нас не был столь дальновиден, чтобы появиться здесь со строительной техникой и запасом стройматериалов. Так что строить нам и нечем, и не из чего.

Все зашумели – на этот раз в полном согласии с Лилией и друг с другом.

– У кого-то есть обоснованная уверенность, что парцел, подобного которому никогда не было на Другой Земле, не способен помочь нам в этом? Подчеркиваю: обоснованная, – вкрадчиво поинтересовалась Лилия.

Это был точно рассчитанный удар: ответом было всеобщее молчание.

– Об этом я вам и говорю, – с иезуитской ласковостью улыбнулась Лилия и умолкла.

Когда молчание – в каких-то краях кабинета накаленное, в других растерянное – достигло своего напряженного апогея, Лилия продолжила:

– Мы давно понимали, что надеяться нам не на что. Все надежды остались на той Земле. Теперь у нас есть хотя бы надежда. Вы предлагаете от нее отмахнуться? Или все-таки для начала проверим?

Послышался еще один голос:

– Я не понял, что именно ты собираешься проверять: сможет ли он найти карты Галилея? Или умеет ли он добывать камень, железо, строительную технику и все, что нам понадобится для строительства?

Буряк шепотом пояснил:

– Это дружок мой, Ромка. Инженер от Бога.

Инженер от Бога был полной внешней противоположностью Буряку: маленький, кругленький, лысый, нервно-подвижный. Единственное, что их с Буряком роднило – это саркастическое выражение лица. Правда, у Ромы лицо было весьма мясистым и обширным.

Лилия расхохоталась:

– Да все проверим! Времени-то у нас сколько угодно. Я предлагаю понять, есть ли у нас у всех общая цель. Если она есть – будем проверять.

– Как?! – с досадой вопросил Рома, но Лилию это нимало не смутило:

– Ребята, ну вы же умные! Вы придумаете, как. Я, например, в вас верю. А вы?

Изящным изгибом тела, обтянутого черной тканью, она обтекла стоявший на ее пути стул и преспокойно уселась рядом со Стасом и Буряком.

Присутствующие начали переговариваться друг с другом, то и дело поглядывая на Стаса. И только в этот момент Стас вдруг осознал, что главной темой всего этого напряженного разговора был он сам. Именно на него Лилия собиралась возложить какую-то грандиозную миссию, суть которой ему пока так и оставалась неясной. Именно за ним предполагалась способность найти то, что, вполне возможно, вообще не существует в природе: карты Галилея. Именно наличие у него каких-то неизвестных возможностей предполагалось проверять пока непонятными способами.

Было довольно странно ощущать себя неким подобием торшера, о котором все говорят, но у которого никто ни о чем не спрашивает – потому что о чем можно спрашивать у торшера?! Вот решит сейчас большинство, что Стас должен отправляться по классическому маршруту «пойди туда – не знаю, куда, принеси мне то – не знаю, что» – и у него никто и не спросит, согласен ли он. Постановит высокое собрание, что они начинают строить какой-то город, а от Стаса им нужны бульдозеры и бетон – и он должен будет ломать и без того измученные последними событиями мозги, как это сделать. И он не выдержал:

– Друзья мои, одну минуточку!

Все замолчали и с обескуражившим Стаса недоумением обернулись к нему.

– Если я не ошибаюсь, вы обо мне говорите? Так я здесь. Вам, часом, не хочется поинтересоваться, что я обо всем этом думаю?

Отозвался только аристократичный Николай:

– Стас, дорогой, простите нас. Мы бы с удовольствием обсудили все это вместе с вами, но вы еще слишком мало знаете о том, что здесь происходит.

– Ничего себе! Я мало что знаю, поэтому вы собираетесь использовать меня помимо моей воли?! – разозлился Стас. – Может, лучше мне все-таки что-нибудь объяснить? Или вы собираетесь меня заставить делать то, что вам нужно? Уверены, что получится?

Сидевшая рядом Лилия успокоительно положила руку Стасу на плечо и негромко сказала:

– Стас, не злись. Просто представь себе, что в следующий раз стрельба или драка произойдет там, где будешь проходить ты. Ты вообще много знаешь о боли? Тебе хватит фантазии представить себе, что такое вечная боль? Проходит месяц, год, десять лет – а рана болит так же, как в первый день… А если ран много? И все они болят?

Буряк продолжил негромко, но, пожалуй, даже более убедительно:

– А еще представь, что Парамонов, – и он кивнул в сторону флегматичного верзилы с огромными руками и сосредоточенным взглядом, – и вся его компания обучит твоих экторов всему, чему ты хочешь. У тебя будет аппаратура, будут грамотные сотрудники… И с кем ты будешь проводить свои опыты – прости, не знаю, в чем они должны состоять? С нами?! Хорошо, так у тебя будет несколько сотен испытуемых. Тебе этого хватит на пару месяцев. Ты напряжешь всю свою фантазию, придумаешь новые опыты. Еще год. Хорошо, не год – пусть пять лет, хотя это чрезвычайно оптимистичное предположение. Пять лет пройдут. Что дальше будешь делать? Через сколько лет ты возьмешь, – он повертел головой в разные стороны, – скажем, вон те часы… они ведь достаточно тяжелые? Так когда ты возьмешь те часы и пойдешь искать того, кому можно от отчаяния проломить ими голову?

– Отстаньте от мужика, – вдруг решительно вмешалась брюнетка тигриной внешности. – Он прав. Если он нам не поверит – нам с него толку тоже не будет. Мы всё услышали? Теперь пойдем думать. И он будет думать. Если что – найдет, у кого спросить. Найдешь ведь? – и она прицелилась в него своими густо-синими очами.

Если не считать пугающей внешности, она показалась Стасу единственной союзницей среди собравшихся, и он благодарно ей улыбнулся.

– Инга права, – поднялась Лилия, и шум снова утих. – Пора по домам. Пусть Стас отдыхает, думает и решает. Пока он думает, наша задача – его защищать. Я слышала, что человек пять из приоров сегодня уже у морталов погостили… Несложно догадаться, зачем. И вряд ли морталы будут готовы жертвовать собой и своими детьми, только чтобы сберечь Стасу жизнь и бессмертие.

Застучали отодвигаемые стулья, и все присутствующие послушно засобирались по домам. Тут Стас вспомнил об обещании Буряка передать список насущных потребностей своего института тем, кто способен был бы эти потребности удовлетворить, и метнулся к своему столу.

Списка, который они с Артемом так усердно весь день составляли, на столе не было. Стас растерялся и начал судорожно рыться в бумагах.

Вдруг кто-то тронул его за плечо, и Стас раздраженно обернулся. Позади него стоял Парамонов. Он с несколько виноватым видом пробасил:

– Стас, простите, вы не это ищете? – и он показал Стасу стопку исписанных листов.

Стас с облегчением выдохнул.

– Мне тут Буряк в двух словах объяснил, что от нас требуется, поэтому я позволил себе… Пока все спорили, я тут прочел… – Видимо, он был уверен, что первая половина предложения содержит в себе столько же информации, что и все предложение целиком, поэтому и не обременялся договаривать фразы до конца. – Поговорю с коллегами… В общем, завтра. Возьму?

Стасу очень хотелось верить, что он понял Парамонова правильно, и он согласно закивал. Парамонов тоже кивнул – снова как-то наполовину, не до конца – и запихал бумаги в карман своей обширной белесой куртки, всем своим видом напоминавшей врачебный халат не по размеру.

Слава Богу, хоть эту проблему можно считать решенной. Или, во всяком случае, можно считать, что она начала решаться. С остальным будем разбираться по мере поступления новых задач. Сейчас он был категорически не готов думать о чем бы то ни было еще. В то же самое время Стас подспудно надеялся, что Лилия не уйдет вместе с остальными, а останется, чтобы еще хоть что-то ему объяснить.

Однако она только помахала ему рукой от самой двери, не прерывая разговора с кем-то из уходивших.

Наконец дверь закрылась, и Стас без сил рухнул в кресло. Ему даже думать не хотелось о том, чтобы снова встать и соорудить свое привычное подобие кровати из двух кресел. В конце концов, спать можно и сидя – тем более что кресло такое огромное, что…

Где-то посреди ночи ему примерещился шум в кабинете. Кажется, он даже приоткрывал на пару мгновений глаза и видел какие-то почти бесшумно движущиеся тени. А еще во сне он удивился: оказывается, сниться могут даже запахи. По крайней мере, ему приснился омерзительный запах чего-то, прижимавшегося к его лицу. До сих пор с ним такого никогда не случалось. С этим удивлением он и провалился в продолжение своего тяжелого сна без сновидений.

Морталы и приоры

…Просыпался Стас так тяжело, что точнее было бы сказать – не просыпался, а приходил в себя. Болели насмерть затекшие руки и ноги, и он еще в полудреме обругал себя: надо было вчера все-таки сдвинуть два кресла и нормально выспаться в горизонтальном положении.

Наконец ему удалось-таки разлепить глаза. Потом еще некоторое время ушло на то, чтобы хоть на чем-то сфокусировать взгляд.

Этим «чем-то» оказался исключительно белобрысый малыш не более чем полутора лет от роду. Волосенки у него были такие тонкие и легкие, что плавно колыхались, когда покачивался он сам. А покачивался он все время: видимо, Стас по неопытности переоценил его возраст. В сочетании с огромными от удивления ярко-голубыми глазами и таким же ярко-голубым свитером все это выглядело умилительным до щемления в сердце.

И Стас наверняка еще долго наслаждался бы этим трогательным зрелищем, если бы у него вдруг не возник животрепещущий вопрос: а откуда, собственно говоря, это ангелоподобное создание возникло в его очень серьезном и очень начальственном кабинете?

Вопрос был настолько животрепещущим, что глаза его мгновенно пришли в рабочее состояние.

Он огляделся и понял, что вопрос стоит переформулировать: понимать придется не то, как голубоглазый ангел оказался в его, Стаса, кабинете, а как сам Стас вместо своего кабинета оказался в совершенно незнакомом доме.

Он попробовал потянуться – не получилось. С трудом отвел глаза от милого создания в голубом свитере и опустил их вниз.

Все становилось еще интереснее: оказалось, что он не просто сидит в чужом доме на чужом тяжеленном стуле, но еще и накрепко привязан к этому стулу капроновым шнуром. Шнур приматывал Стаса к высокой резной спинке от бедер до подмышек очень плотно, будто кокон, а хитрый узел, красовавшийся на животе, был еще и заплавлен. Руки тоже были закинуты за спинку стула и крепко связаны.

Голубому ангелу, видимо, не понравилось, что привязанный дядька перестал его рассматривать, и он возмущенно заревел.

Дверь в комнату, очень напоминавшую Стасу дома, которые считались роскошными в годы его юности, открылась, и появился очень высокий и очень худой пожилой мужчина с лицом, густо расчерченным глубокими морщинами. Да что там пожилой – наверное, это был самый старый человек, которого Стас видел здесь, на Другой Земле. Само по себе это уже было странным, но сейчас Стасу было не до того.

Морщинистый подхватил малыша на руки и быстро вынес его из комнаты. Из-за открытой двери послышался негромкий диалог, второй голос в котором был явно женским. Уже успокоившиеся дитя, судя по звукам, перешло из рук в руки, и морщинистый снова возник на пороге комнаты.

Он долго смотрел в глаза Стасу, потом подтянул к нему поближе стул и уселся.

– Прости, если можешь, – без особых признаков раскаяния сказал он. —И если подумать, то все это, – и он описал подбородком круг, центром которого был привязанный Стас, – тебе поможет не меньше, чем мне.

– Да?! А стропой к стулу ты меня примотал, чтобы я своему счастью не мешал? – саркастически поинтересовался Стас, пытаясь поудобнее расположить затекшие ноги.

Морщинистый взял со стоявшего рядом стола стакан воды и поднес его к губам Стаса.

Ну почему никогда и никому не удается напоить другого человека из собственных рук так, чтобы этот другой не облился?!

Благополучно облившись и частично утолив жажду, Стас с отвращением сообщил:

– Спасибо огромное, ты очень любезен. Горшок мне тоже сюда притащишь или как?

Морщинистый ненадолго задумался, потом подошел к Стасу, ухватился за резную спинку и с трудом поволок стул вместе со Стасом к двери. Нельзя сказать, что это было приятно, но Стас невольно проникся уважением к силе, которую в ходе этого непростого путешествия продемонстрировал хозяин дома. Перед дверью в туалет тот, немного поколебавшись, развязал Стасу руки и впихнул его вместе со стулом в туалет.

Когда Стас, справившись с непростой задачей, боднул плечом дверь и застыл в идиотской скорченной позе со стулом на спине перед дверным проемом, морщинистый молча показал ему шнур. Стас счел за лучшее не сопротивляться: это было бы довольно сложно в его положении – и практически наверняка абсолютно бессмысленно, поэтому его руки снова оказались стянутыми позади изрядно надоевшей ему спинки.

Когда они оба (если, конечно, не считать стула) снова оказались в комнате, хозяин сначала поставил стул у одной стены, потом отошел и с серьезным видом оглядел комнату. Пошевелил губами, сощурился и переставил стул к стене с дверью. Стас с изумлением созерцал все эти странные манипуляции. Если бы спросили его, он предпочел бы сидеть лицом к двери, а не в полутемном углу боком к ней – но кто его спрашивал?..

Когда морщинистый снова сел напротив и уставился на Стаса, тот наконец сообразил, что его смущало с самого начала: на левом виске у пожилого похитителя не было уже привычной здешней восьмерки. Мортал?

Страшно хотелось задать десяток-другой вопросов, но Стас из принципа злобно молчал.

Морщинистый вздохнул и представился:

– Павел. Мортал, как ты уже понял. Я не причиню тебе вреда, не бойся.

– Я догадался: ты меня просто по голове погладишь и отпустишь, – огрызнулся Стас.

– Конечно, отпущу, – кивнул Павел. – Только позже. Сначала ты должен кое-что сделать.

– Правда? Не томи, скажи скорее, чем я могу тебе услужить. Просто руки чешутся, знаешь, – недобро ухмыльнулся Стас.

Павел вздохнул и уставился в окно за спиной у Стаса.

Пользуясь возникшей паузой, Стас еще раз огляделся и с изумлением увидел, что все стены комнаты увешаны большими фотографиями обезьян. Не было ни одной другой фотографии: ни голубоглазого дитяти, ни женщины, голос которой Стас недавно слышал из коридора.

– Хорошо, слушай, – бесстрастным голосом сказал Павел. – Я был биологом. Точнее, этологом. Изучал поведение обезьян. Мне не повезло: в армии попал в часть, после которой на десять лет оказался невыездным. Вот тогда и оказался здесь. Я, наверное, был тут единственным человеком, у которого были экторы-обезьяны, – в его словах прозвучал тщательно скрываемый намек на гордость.

Памятуя объяснения Лилии, Стас мимоходом подумал: точно приор. Может, конечно, здесь и считался говоруном, но все равно – приор…

– Какого черта мой… ну в общем, тот Павел на Земле покончил с собой – до сих пор не понимаю. Мне, во всяком случае, это даже в голову не приходило. Короче, стал я морталом. И вот тогда ко мне пришел Лосев. Если ты его не знаешь – такой вежливый приор, почти что ласковый… Он мне объяснил, что я должен жениться на Наташке и родить детей.

– А ему-то это было зачем? – не удержался от вопроса Стас.

– Наташка умела видеть ту Землю. А про меня уже было известно, что я могу там действовать. В смысле – на той Земле. Ты хоть что-нибудь про это знаешь?

– Знаю, знаю, дальше давай, раз уж начал, – с досадой поторопил его Стас.

– То есть мы оба были из тех морталов, у кого способности есть. А такие должны рожать детей, чтобы у них тоже были способности. А я не хотел! – неожиданно тоскливо выкрикнул Павел, но сразу сник. – Нет, Наташка, конечно, очень хорошая. Не стерва, не дура… Но мне очень нравилась Соня. Она была… Вообще-то я даже не знаю, кем она была. Здесь она появилась с соловьиным голосом.

– Это как? – Стас так увлекся процессом получения новой информации, что даже подзабыл о своей злости на Павла.

– Да вот так – соловьиный голос, и все. Тут такие тоже есть. Вон этот псих Матвей – тот вообще наполовину медведь. А Соня хотела просто петь. Она и в самом деле могла петь по-человечески, а могла – как самый настоящий живой соловей. Поэтому не знаю, кто она – говорун или дрич. Но жила как дрич: сад, птицы… И я ей тоже нравился. Она даже согласна была оставаться со мной до конца. Моего конца, – уточнил Павел, не глядя на Стаса. – Она здесь уже больше двухсот лет, поэтому понимала, что бывает и такое.

– То есть ты жил с женщиной, которой чуть ли не двести пятьдесят лет? – ошеломленно спросил Стас, смутно подозревая, что вопрос имеет для него самого некое практическое значение.

– А что тут такого? Тут все не молоденькие. Все в каком-то возрасте оказываются здесь, потом еще год стареют, пока не станут настоящими парцелами, а потом – все. Остаются в земном возрасте плюс один год. Так что ей было всего-то двадцать шесть. Собственно, ей и до сих пор двадцать шесть, – уныло сказал Павел. – Так вот сначала я отказался. И тогда Лосев с Матвеем убили моих обезьян. Всех.

Было удивительно, что настоящее горе в голосе Павла прозвучало только сейчас. Он искоса глянул на фотографии, помолчал немного и продолжал:

– Если бы они убили не всех, я, может, и согласился бы, чтобы сберечь оставшихся. Но они убили всех! И я отказался. Тогда они пригрозили мне, что искалечат Софью. Сделают так, чтобы она больше петь не могла. Ни по-соловьиному, никак.

– Тогда вы с Наташей поженились? – осторожно поинтересовался Стас.

– Ну как поженились… – пожал плечами Павел. – Кто здесь женится-то? Начали жить вместе, и все. Год они нас не трогали. Через год пришли и спросили, почему детей нет. Избили Наташку… Сказали, что мы недостаточно стараемся. Представляешь, они требовали, чтобы мы занимались сексом не реже трех раз в неделю! – прошипел он. – Еще пару раз приходили, били ее… Понимаешь, не меня, а ее… Их уже трое было, с ними еще Капитан начал приходить. В конце концов Наташка забеременела, и они снова отстали. Родился Глебка. Год она его кормила – они не приходили. Хотели, чтобы все нормально было. Мы ведь и так поздновато его родили… От них экторы приходили, подбрасывали нам кое-то с барского плеча.

Стас даже головой потряс. Не помогло, но он решил Павла не перебивать: вдруг что-нибудь само собой прояснится?

– А полгода назад они снова появились – все втроем. Тогда уже можно было. Как раз Нонна принесла информацию про тебя с твоим вирусом, и все приоры рванули к своим морталам, чтобы на тебя начали охотиться.

Стас безнадежно закрыл глаза и снова потряс головой. Тут Павел, видимо, и сам сообразил, что требуются дополнительные разъяснения:

– Когда мы знаем, что к нам может попасть вирусоносец, те из нас, кто умеет вмешиваться в земные дела, пытаются не дать ему это сделать. Иногда удается ему чем-то сильно помочь. Тогда ему там, на Земле, все вдруг начинает нравиться – и зачем ему тогда какая-то другая реальность, сам посуди? Иногда наоборот – получается сделать все так плохо, что он таблеток наглотается или из окна сиганет раньше, чем у нас окажется. А иногда ничего не получается, и он появляется здесь.

– И что тогда? – смиренно полюбопытствовал Стас.

– Тогда… Тогда сначала начинается эпидемия, и за несколько дней гибнет очень много парцелов. А потом… Потом все равно удается повлиять на его земной прототип так, чтобы он все-таки вышел из окна или повесился. Причем сделать это нужно как можно быстрее. Для этого вирусоносца здесь как следует уродуют, чтобы ему вечная жизнь с такой болью адом показалась, и он сам побежал бы к нам.

– Зачем? Что он-то может сделать, если вы и так стараетесь изо всех сил? – с издевкой спросил Стас.

– Как это – зачем?! Он-то свой земной прототип знает в миллион лучше, чем любой из нас, верно? Значит, сможет подсказать, как того загнобить настолько, чтобы он сам себе веревку на шею накинул.

– Хитро… А потом вы вирусоносца убиваете, так надо понимать?

– Не мы. Мы никогда не убиваем. Нам-то зачем? – пожал плечами Павел. – Нам-то вы не опасны, мы уже и так смертны. Убивают приоры. А точнее – их экторы. Зачем приорам самим лишний раз рисковать и вступать в контакт с вами?

– Действительно, зачем рисковать? – согласился Стас. – Очень надежная схема.

Павел подозрительно глянул на него:

– Ты же сам хотел, чтобы я тебе все рассказал…

– Не помню, чтобы я тебя об этом просил, – пробормотал Стас, елозя зачесавшейся шеей по спинке стула. – Но ты не обращай на меня внимания, продолжай.

– Мы, конечно, все это иногда можем, но… – замялся Павел. – Тут такое дело… В общем, каждый раз, когда мортал смотрит, что происходит на Земле, и тем более пытается вмешиваться – его жизнь сокращается. И вообще – это очень больно. Точнее, потом больно. Потому приоры нас и не трогали, пока Наташка не закончила Глебку грудью кормить. Они не хотели наши организмы портить. Чтобы инкубатор нормально работал, понимаешь? – яростно рявкнул Павел. – А Глебка еще маленький… Если мы сделаем то, что они хотят, он вообще может сиротой остаться!

– Сейчас всплакну, – ядовито пообещал Стас и задумался. Павел терпеливо ждал.

– То есть вы все это это делаете, потому что вам есть что терять? – медленно проговорил Стас. – Вас можно бить, можно убивать… Можно отнять ребенка, можно его даже убить… Поэтому сейчас все вы охотитесь на… на меня земного. А потом экторы приоров будут охотиться на меня. Ничего не скажешь, перспектива радостная.

Все морщины на лице Павла пришли в бурное движение, и он жалобно воскликнул:

– Но мы не хотим! Поверь, мы правда не хотим…

– Да мне-то какая разница, хотите вы или не хотите?! – разозлился Стас. – Вы будете помогать приорам меня убить! Ты считаешь, меня должны волновать ваши душевные терзания по этому поводу?!

– Почему ты не спрашиваешь, зачем я тебя похитил? – вдруг тихо спросил Павел.

– Да, действительно, зачем? Есть еще какой-то особый способ меня казнить, и ты хочешь сделать подарок своим.. кому там? Лосеву? Медведю?

– Я хочу, чтобы ты с ними пообщался, – твердо произнес Павел, и Стас опешил. До него дошло.

– Ты хочешь, чтобы они заразились?..

Да уж, одно дело – слушать про каких-то посторонних людей, которые хотят кого-то там убить или даже убивают, и совсем другое – смотреть в глаза человеку, который честно признается: он собирается кого-то убить. Это ведь все равно про преднамеренное убийство? Или нет? Ах да, еще маленькая деталь: орудием убийства должен выступить он, Стас. Пусть невольным, но все же…

– Я не знал, согласишься ты или нет, – торопливо заговорил Павел, уловив изменения в выражении Стасова и без того не слишком доброжелательного лица. – И еще… На самом деле я тебя не отпущу. Во всяком случае, пока не узнаю, что они все трое сдохли.

Ледяная решимость на исказившемся лице Павла ошеломила Стаса, пожалуй, больше, чем все предыдущее.

– Сюда они наверняка больше не сунутся – это точно, – мстительно закончил Павел.

– Тогда уж не отпускай меня, пока все приоры не передохнут, – предложил внезапно успокоившийся Стас. – А то ведь эти сдохнут – другие придут.

Павел улыбнулся:

– И другие не придут, если будут знать, что ты здесь.

– Ну конечно! Не придут, пока кто-нибудь другой из морталов – не такой сообразительный, как ты – не пришьет меня на Земле. Тогда сюда придут их экторы, грохнут меня, и все будет хорошо. Правда? – усмехнулся Стас.

Павел не успел ничего сказать: за окном раздалось ржание лошадей, сухой шорох колес и громкие голоса.

Павел изменился в лице и хрипло закричал:

– Наташка, запрись!

По коридору затопотали чьи-то ноги. Павел оглядел комнату и встал поближе к двери, загораживая Стасу весь обзор того, что прямо сейчас должно было произойти.

Дверь распахнулась, с грохотом шарахнув о стенку, и ввалились три человека. Точнее, два с половиной: один из пришельцев был тот самый получеловек-полумедведь Матвей, отчего в комнате сразу душно завоняло влажной грязной шерстью. Его голова почти доставала до потолка, а по полу, когда он шагал, не шлепали подошвы, а цокали когти…

Было бы время, Стас подумал бы о том, каким должен быть человек, чья мечта – быть наполовину медведем, но сейчас времени не было. Павел быстро и громко что-то говорил, слегка подталкивая гостей внутрь комнаты, а сам постепенно, маленькими шажками, отходил к двери. Пока что он своим телом еще закрывал Стаса от гостей, и тот отчаянно боролся с искушением отъехать вместе со стулом подальше в угол.

Но когда все трое гостей оказались в комнате, Павел с прытью, которой трудно было ожидать от его большого немолодого тела, выскочил в коридор, и снаружи на двери грохотнула тяжелая задвижка.

Матвей по инерции еще продолжал движение вглубь комнаты, но и он уже начинал недоуменно поворачиваться в сторону неожиданного звука. Двое других среагировали быстрее: человек помоложе и пониже, с сильно загорелым лицом и узкими глазами (наверно, Капитан, машинально отметил про себя Стас) мгновенно обернулся к двери и яростно выругался, обнаружив ее закрытой. Второй же, с узким интеллигентным лицом и приветливыми глазами, застыл и начал оглядывать комнату, очень медленно поворачивая породистую голову.

Наконец он увидел Стаса и густым басом рявкнул:

– Выносите дверь! Здесь он!

Матвей продолжал медленно оборачиваться через другое плечо и потому еще не видел Стаса. Басистый крепко ухватил его за шерсть на плече и рванул в обратную сторону. Матвей покачнулся, развернувшись, узрел опасность в углу слева и с жутким рыком прыгнул прямо в дверь.

Та не поддалась, хотя предполагаемый Капитан бешено дергал ее туда-сюда, и задвижка жалобно звенела, постепенно расшатываясь.

– Паша, сука! – ревел Матвей, раз за разом бросаясь на дверь. – Убью! И тебя, и твоего пацана! Всех вас убью! Открой!

Басистый топтался позади, натянув на лицо воротник плотного синего свитера и прижимая его к носу и рту. Ему приходилось то и дело уворачиваться от гигантских прыжков медведя и его жутковатых когтей, но и он поучаствовал в общей шумовой какофонии, прорычав – уже Стасу:

– Ты тоже сдохнешь! Не надейся!

Наконец Матвею удалось высадить дверь, и он в прыжке просто выпал в коридор, образовав серьезную преграду для двоих, оказавшихся позади. Басистый сориентировался раньше, прыгнул прямо на спину медведя и, оттолкнувшись от нее, вылетел в коридор. Капитан же споткнулся о медвежью лапу, свалился поверх Матвея, и они еще какое-то время барахтались, пытаясь подняться.

Только через минуту за окном раздался хриплое гиканье Матвея и стремительный грохот колес.

Стас перевел дух: было похоже, что за все время этого сумасшедшего визита он так ни разу и не позволил себе вздохнуть. Приходилось признать, что маскарад Матвея при всей своей дикости своей цели успешно достигал: ужас он внушал нечеловеческий. Оставалось надеяться, что среди приоров подобных экстремистов не так много. Не хотелось бы встретиться в такой же ситуации, скажем, с разъяренным волком или носорогом…

Он без сил откинул голову на спинку и закрыл глаза.

Очнулся Стас от того, что Павел осторожно тряс его за плечо.

– Ты как? – тревожно спросил он.

Из коридора доносился истошный рев ребенка и испуганное бормотание его матери.

– Я-то нормально, – устало вздохнул Стас, не открывая глаз. – А вот ты на что надеешься, неясно. Пришлют сейчас твой Матвей или Лосев своих экторов… Это же Лосев был такой басистый? Так что или уходи со всем семейством, или иди могилы рой. Можешь заодно и на меня выкопать.

Павел с непонятной убежденностью покачал головой, не обращая внимания на то, что Стас его все равно не видит:

– Нет. Сегодня точно никто не придет. А если они все трое заразились, то и никогда никто не придет. Может, доживем спокойно, Даньку вырастим…

Стас с сомнением поиграл бровями, но пререкаться не стал. Черт их знает – может, и правда никто сегодня не придет…

– Ты пойми, с экторами можно хотя бы драться. А с Матвеем…

Тут спорить не приходилось: драться с Матвеем дураков нет.

– Но я-то тебе теперь зачем? – поинтересовался Стас. – Сами они не сунутся – допустим. А экторам я не страшен, так что останусь я здесь или уйду – тебе какая разница?

Правду говоря, он слабо верил в эффективность разумных доводов: до сего момента Павел проявил не слишком много здравого смысла. Но попробовать все же стоило, и он открыл глаза, внимательно наблюдая за реакцией Павла.

Реакция того Стаса нимало не успокоила: Павел смотрел на его правый висок с недоброй кривоватой усмешкой.

– Не скажи, дорогой, не скажи… – протянул он. – Кто знает, что ты можешь, если у тебя такой интересный инфинит. Может, если тебя прижать, ты их всех силой мыслей по сторонам света раскидаешь? Ведь может такое быть? Может… За тебя, по слухам, изо всех сил Лилия держится, а уж она-то совсем не дура… Значит, ей что-то про тебя известно. Так что извини.

Он отошел от Стаса и направился в коридор, от двери дружелюбно кинув:

– Сейчас поесть принесу.

Есть действительно вдруг захотелось страшно, но это не помешало Стасу погрузиться в безрадостные размышления. Нарисованная Павлом перспектива быть искалеченным настолько, чтобы помочь морталам угробить такого родного и дорогого сердцу земного Стаса, здешнему Стасу не нравилась категорически. При этом сейчас этот вариант развития событий начинал казаться более чем вероятным. Земного-то Стаса он оставил в таком расхристанном состоянии души, что тому сильного толчка и не понадобится…

С другой стороны, возможности сбежать от полусумасшедшего мортала, одержимого идеей как-то использовать владельца необычного инфинита, Стас тоже не видел. Пока Павел волок его на пару со стулом в туалет, Стас успел оценить и вес стула, и надежность своей тесной связи с ним. Ему никак не удавалось представить себе, как он с этим проклятым стулом (весом, похоже, в целый центнер) на спине сумеет тихо выйти из дома и добраться до какого-нибудь безопасного места. А развязать заплавленный узел на капроновом шнуре… Никаких ножей в свободном доступе тоже не наблюдается. Прикажете покорно ждать взбешенных экторов, которые явятся мстить за своих хозяев?

Обед Стаса тоже не успокоил, хотя был вкусным и достаточно обильным. Принесла его та самая Наташа, которую до сих пор Стасу так и не довелось увидеть. Ее чуть припухшие глаза и смачные губы в равной степени подошли бы и поп-диве, и недешевой проститутке – но с ними нисколько не сочеталось измученно-злобное выражение лица. В отличие от ее мужа, Наташу было жалко – но даже ради нее Стасу нисколько не хотелось оставаться здесь и ждать непонятно чего, но наверняка крайне неприятного.

День полз к вечеру невыносимо медленно. Солнце сначала согревало только подоконники больших, давно не мытых окон, потом не спеша стекло на пол, постепенно подкатываясь светлым ковриком к ногам Стаса… Ничего не происходило.