Текст книги "Минус одна минута. Книга вторая. Маски приоров"

Минус одна минута
Книга вторая. Маски приоров
Галина Тимошенко
Елена Леоненко

© Галина Тимошенко, 2017

© Елена Леоненко, 2017

ISBN 978-5-4490-0117-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Долина

…Самолет перевалил через кольцо холмов, оставив позади медленно катящееся к закату солнце, и оказался в плотной предвечерней тени, всякий раз наполнявшей чашу Долины перед закатом. Быстро и круто пронизал эту синеватую тень, почти скользнув по верхушкам высоких деревьев, прошел над покрытыми травянистым дерном крышами приземистых строений и неподвижно замер в полуметре над плоской лужайкой перед бревенчатым домом.

Стас посидел еще немного перед приборной панелью, уговаривая себя не нажимать снова кнопку с надписью «Взлететь». С тяжелым вздохом решил, что уговоры увенчались успехом, и вышел наружу.

На краю посадочной лужайки маячило несколько фигур с тоскливым выражением лица. Как только Стас направился в сторону бревенчатого дома, фигуры немедленно снялись с места и торопливо двинулись ему наперерез. Он остановился и с досадой повернулся к ним.

– С возвращением! – до тошноты любезным тоном произнесла первая фигура, пытаясь поймать взгляд Стаса.

– Мартыныч, коротко и по делу, – отрезал Стас.

Мартыныч приосанился и торжественно начал:

– Прошу заметить, меня зовут Мартин. И вообще… Стас, я ведь не о себе забочусь. Все итеры приняли решение послать меня к тебе.

– Интересно, почему именно тебя? – усмехнулся Стас, с надеждой глядя на крыльцо дома.

– Значит, уважают, – солидно склонил голову Мартыныч. – В общем…

– Да знаю я, что в общем. И что в частности, тоже знаю, – тоскливо вздохнул Стас. – Будешь клянчить, чтобы я вам самобраны сделал.

Итер просиял с беззастенчивым облегчением:

– И как? Сделаешь?

Стас неспешно оглядел субтильно-смазливого Мартина-Мартыныча с ног до головы. Под нескрываемо презрительным взглядом тот обеспокоенно затоптался на месте и постарался сделать взгляд масленых карих глаз вызывающим – без особого, впрочем, успеха. Наконец Стас с явным удовольствием сообщил:

– Нет, не сделаю. Идите вон к дричам на огородах работать, – и сделал попытку все-таки добраться до вожделенного крыльца.

– Ну Стас! – возмущенно закричал итер. – Мы так не договаривались! Это просто нечестно, в конце концов!

– Вот как? А о чем мы договаривались? – ухмыльнулся Стас. – Насколько я знаю, в вас никто не стреляет. Хотите заняться делом – кругом целый лес, инженеры что-то интересное делают, дричи свои огороды растят… Вполне можете к ним присоединиться. Чего вам еще от меня надо-то? Ну-ка брысь отсюда!

Он обошел захлебнувшегося возмущением Мартыныча и решительно зашагал к крыльцу большого бревенчатого дома с наблюдательной площадкой на крыше. Однако на его пути возникло еще одно препятствие: откуда-то из-за перил выскользнула прежде остававшаяся незамеченной женщина без инфинита на виске. Угрюмо глядя в сторону, она проговорила тусклым голосом:

– Я возьму продукты из погреба?

Стас остановился.

– Где настроение потеряла, Катюша? – мягко спросил он. – Что-то с детьми?

Та невыразительно пожала плечами, упорно не глядя на Стаса.

– Понятно, – протянул он и, швырнув полупустой рюкзак рядом с крыльцом, уселся на ступеньки. – Садись-ка, радость моя.

Морталка сменила на лице несколько самых разных выражений и не слишком охотно села рядом.

– Где же это я тебе на ногу наступил и сам не заметил? – поинтересовался Стас, внимательно глядя на нее. – Давай рассказывай.

– Да нечего рассказывать. Просто стыдно мне, и все, – пробормотала Катя, продолжая прятать глаза.

– Это чего ж тебе стыдно? – изумился Стас. – Что продукты берешь? Что детей своих кормишь? Это стыдно?

– А зачем ты мне это разрешаешь? – вдруг воинственно вскинулась морталка. – Я что – больная, убогая? Сама не найду, чем детей накормить?

Стас разозлился:

– Так ищи! Я ж разрешаю, а не заставляю! Не хочешь – не бери.

Катя тут же сникла:

– Вот если б ты не разрешал – я бы искала. А так и смысла-то нет по лесам лазить или огород разводить…

Стас брезгливо, одним пальцем повернул к себе ее тоскливое скуластое лицо:

– Слушай, Катерина, ты ведь вроде раньше итером не была. Или я ошибаюсь? Сейчас-то тебе зачем кнут понадобился? Сама с собой разобраться не можешь?

Катя встретила взгляд Стаса с такой упрямой неприязнью, что он в сердцах чертыхнулся и встал.

– Иди, бери что хочешь, – сердито сказал он и ушел в дом.

Стас быстро прошел по темному коридору дома погибшего палеонтолога Тимура Матушева, заглядывая по пути во все двери. У него за спиной тихонько прошуршали неуверенные шаги Катерины, и он снова выругался – на этот раз про себя.

За очередной дверью он наткнулся на историка Юру Зинина – как всегда, обложенного со всех сторон матушевскими бумагами. Тот вскинул на Стаса настороженный взгляд:

– Что, мне сматываться? Или ты снова без Лилии?

Не отвечая, Стас раздраженно вбросил в комнату свой рюкзак и ушел дальше по коридору.

Пройдя сквозь весь дом, он вышел с другой стороны и поднялся по лестницам на крышу дома, где много лет назад Матушев выстроил роскошную смотровую площадку для наблюдения за своими экторами-австралопитеками. Там Стас сердито бухнул локти на перила и уставился на темнеющий лес.

Теперь, через три года после переселения большей части населения Равнины сюда, в Долину, лес отодвинулся от дома на целый километр. В результате матушевский дом, когда-то единственный в Долине, был отделен от леса парой десятков домов, на крышах которых трогательно росла трава. Травяные крыши были идеей Эльзы Моисеевны – басистой седовласой дамы, еще в свою бытность на Земле объездившей всю Европу и навеки покоренной Норвегией. По ее словам, все сельские норвежские домики устроены именно так – то ли для создания какого-то особого климата внутри, то ли просто для красоты. А поскольку Эльза Моисеевна и на Земле занималась строительными конструкциями, основанными на устройстве живых организмов, то именно она была автором почти всех здешних архитектурных шедевров – в том числе и травяных крыш.

Вокруг некоторых домов были разбиты огороды и даже роскошные сады – плоды трехлетних трудов дричей-переселенцев. Другие дома остались в том же виде, в котором были выстроены три года назад – разве что выглядели куда менее ухоженными и аккуратными: это были обиталища итеров. Колония говорунских домов располагалась намного левее – за небольшой речушкой, огибавшей дом Матушева. Эти дома отличались более оригинальной архитектурой и обилием всяких непонятностей вокруг: от сложных деревянных конструкций неясного происхождения и назначения до куч разнообразного рабочего мусора (или это был не мусор, а материал для будущих конструкций?).

Стас ощутил мгновенный и острый укол виноватого сожаления: когда он первый раз стоял на этой площадке и смотрел на тающие в воздухе тела погибших вместе со своим создателем австралопитеков, все здесь выглядело куда симпатичнее…

За спиной послышался скрип ступенек и осторожные шаги, и Стас обернулся. На площадку, споткнувшись на последней ступеньке, выбрался Зинин и сконфуженно пробормотал:

– Ты топал по крыше, как Санта Клаус в новогоднюю ночь. Работать было невозможно, так что извини, если помешал…

Ядовитый историк за последние три года то ли очень расположился к Стасу, то ли вообще сильно потеплел душой, поэтому Стас привычно обрадовался его скрипучему голосу. Он без сожаления отвернулся от ставшего совсем уж темным леса, сполз по прочному столбу ограждения на пол и приглашающе похлопал ладонью рядом с собой.

Зинин покряхтел, усаживаясь, и спросил:

– Слушай, а почему Лилия последнее время здесь почти не бывает? То есть у меня-то есть свои предположения…

Стас помолчал и неохотно ответил:

– Мне кажется, ей стыдно.

– Чего-о?! – поразился Зинин. – Лилии – стыдно?! С ума сойти! Как же у вас все сложно…

– Можно подумать, тебе не стыдно, – огрызнулся Стас и снова развернулся лицом к лесу.

– Да вот нисколечки, – честно признался Зинин. – За что бы это?!

Стас, искоса глянув на него, скептически хмыкнул и проворчал:

– Мне – так точно есть за что. Изобразил из себя вождя и спасителя, а получилось… Получилось то, что получилось. Никому не страшно, но всем скучно. А еще всем жрать постоянно хочется, ходят все ободранные, как бродяги… Стоило переселяться с таким шумом и барабанным маршем?

– Ну не знаю, – пожал плечами Зинин и тоже повернулся к темной стене деревьев вдали. – Ты же не обещал сделать всех счастливыми, правда? Ты привез нас туда, где есть возможности, но ты же не мог им эти возможности в глотку запихнуть, правда?

– Мы не учли одного, – с горечью проговорил Стас. – На Другой Земле оказываются только те люди, которые за свой счет жить не хотят. И с чего мы взяли, что они здесь захотят что-нибудь для самих себя придумывать и делать?

У Зинина, казалось, даже брови встали дыбом от возмущения:

– Алё, дружок, полегче! По-твоему, мы с Буряком тоже ждем, пока нам кушать подадут? И Эльза, и Василёв, и Руслан с Вероникой? И Парамонов покойный ждал, и Ромка? Тебе еще сотню имен назвать?

– Не бурли, – отрезал Стас. – Раз мы все на Земле не справились – значит, не слишком-то и старались. Конечно, кому-то здесь стало просто прекрасно: никто окна не бьет, не стреляет – красота! Сиди и думай в свое удовольствие. Я же не про них, они меня не раздражают.

Еще не успокоившийся Зинин огрызнулся:

– Так ты уж скажи, будь добренький, про что ты, а то я никак не соображу. Только так, чтобы даже тупым историкам понятно было.

– Вот ты знаешь, сколько человек за эти три года рискнули вернуться обратно на Землю? – начал горячиться Стас. – Шесть! Представляешь? Всего шесть! Остальные даже этого захотеть не сумели. А на Третью Землю – так и вообще никто не захотел! Ни один человек! При этом все копытами били: вынь да положь им карты Галилея! Ну и на черта им были эти карты?! Теперь таскаются за мной и ноют: сделай нам, Стасик, холодильник и штанишки, а то кушать хочется так, что срам прикрыть нечем!

– Ну если ты за них смерть как переживаешь – так возьми и сделай, – язвительно предложил Зинин. – Чего ядом-то исходить?

Стас вдруг спросил, тыкая пальцем куда-то вправо, в сторону подножия дальних холмов:

– Слушай, а что у нас там за костер?

– Да кто его знает, – безразлично пожал плечами Зинин. – Может, Буряк какую-нибудь новую штуковину сочиняет. Он у нас любит в лесу подумать. А может, кто-то из дричей сидит и мечтает: они у нас все лесофилы и природолюбы. Тебе-то какая разница?

За их спинами снова послышался топот, и на площадку, отдуваясь, вылез Буряк.

– Я так и знал, что Стас здесь. Самолет увидел – и сразу полез на крышу, – радостно сообщил он.

– Буряк явно не думает в лесу, – флегматично констатировал Зинин.

Буряк недоуменно посмотрел на него и, с сомнением покрутив головой, тоже опустился на дощатый пол смотровой площадки.

– А знаете, что я надумал? Попробую-ка я сделать артефакт, – неожиданно заявил Стас.

Тут уж двое ночных сидельцев изумленно воззрились на него.

– Может, пояснишь для бестолковых? – небрежно предложил Буряк.

– Да я сам пока не очень себе это представляю… В общем, нужно сделать что-то такое, что давало бы возможность всем создавать то, что они хотят. То есть сейчас пока самолет только у меня получился, а надо, чтобы все так могли, – не слишком уверенно объяснил Стас.

Буряк выразительно откашлялся и покосился на Зинина:

– Ну и как тебе такая идея?

– По-моему, это мания величия, – скорбно произнес тот. – В наших условиях, увы, не лечится. Боюсь, ни в каких других тоже.

Стас оскорбился:

– Причем здесь величие? Я просто хочу, чтобы они от меня отстали.

– А чтобы здесь огнедышащие драконы появились, ты не хочешь? – ядовито осведомился Зинин. – Или ядерное оружие, скажем?

– Ты ведь понятия не имеешь, о чем говоришь, – усмехнулся Стас. – Думаешь, это так запросто происходит? Тебе только что-то в голову пришло – и ба-бах: вот оно взяло и случилось?! Черта с два!

– Нет, мечтатель ты наш кремлевский, – вкрадчиво возразил Зинин. – Просто я очень хорошо помню, какие у тебя были выпученные глаза, пока ты понятия не имел, как именно это ты это делаешь.

– Нет, мужики, меня другое интересует… Меня интересует, что это вообще означает – создать артефакт? – мечтательно протянул Буряк. – Это все-таки не рояль, про который ты хотя бы понимаешь, что это такое. Ладно, не буду тебе льстить: ты, конечно, знать не знаешь, как этот самый рояль внутри устроен – но ты хоть представить его себе можешь! А тут – артефакт… В общем, я преклоняюсь перед твоим нахальством, вождь. Дерзай. А ты, Зинин, не бойся: тебе все равно не придется увидеть огнедышащих драконов.

Стас невозмутимо пожал плечами:

– Можете ржать сколько угодно, девочки. Я у вас помощи не прошу. Не смогу – обваляете меня в перьях, если захотите. А если сделаю – утретесь как миленькие.

– Хитрый, – кивнул Зинину Буряк, – знает, что никто из дричей не даст нам их курей ощипывать. Ну ничего, мы что-нибудь другое придумаем.

– Нет, но кто же там все-таки костер-то жжет? – не унимался Стас. – Туда же идти не меньше часа! Неужто у нас нашелся кто-то такой неленивый?

Зинин решительно сказал, поднимаясь:

– Ладно, если мы уже обо всей ерунде поговорили, то я с твоего разрешения пойду еще поработаю.

Буряк продолжал испытующе смотреть на Стаса, небрежно махнув на прощание рукой спускающемуся по лестнице Зинину.

– Это ты Лилию сюда не пускаешь?

Стас обернулся и удивленно уставился на него.

– Мы с тобой одну и ту же женщину называем Лилией? Ты правда считаешь, что ее можно не пустить туда, куда она хочет?!

Буряк помолчал и нехотя проговорил:

– Возьмешь меня с собой, когда будешь возвращаться на Равнину?

– Буду только рад, – серьезно сказал Стас. – Лилия тоже. Приветов она никому никогда не передает, сам знаешь. Но она очень скучает.

Инженер криво усмехнулся:

– Видимо, не настолько, чтобы прилететь сюда вместе с тобой. Ладно, неважно. Ты когда обратно?

– Скорее всего, завтра. В крайнем случае, послезавтра, – продолжая вглядываться в далекий костер, бросил Стас. – Что здесь дольше-то делать?

Буряк еще потоптался немного, а потом, ни слова не говоря, шагнул к лестнице.

Стас и сам не смог бы сказать, чем его так привлекло крохотное оранжевое пятнышко у подножия правых холмов, где огромные деревья росли почти вплотную к круто вздымающемуся склону и при ветре смахивали ветвями вниз землю и мелкие камешки. И все-таки его распирало неудержимое желание найти хоть одного здешнего обитателя, которому хватило любопытства забраться так далеко от поселения.

Он задумался, вспоминая, есть ли там, в районе костра, хоть одно большое плоское место, на котором мог бы уместиться самолет: поход через ночной лес с крутыми оврагами, топорщащимися из-под земли корнями деревьев и густыми колючими кустарниками не представлялся ему приятным времяпрепровождением. Но ничего достаточно большого и достаточно плоского ему в голову так и не пришло, поэтому Стас спустился в дом, стараясь не шуметь: не хватало еще объяснять Зинину, наверняка продолжавшему торчать у матушевских книжных полок, куда это он собрался на ночь глядя.

Он отыскал в кладовке матушевский налобный фонарь, прислушался: Зинин, снова по уши увлекшийся работой, не подавал признаков жизни – и вышел из дома.

Путь через лес оказался несколько проще, чем Стас предполагал. И все равно чем дольше он шел, тем большее раздражение его одолевало: по сравнению с его голодным недельным путешествием сюда, в Долину, три года назад, прогулку по здешнему лесу можно было считать просто-таки гастрономическим туризмом. Луч фонаря то и дело выхватывал из темноты семейства крепеньких аппетитных грибов и густо обсыпанные самыми разными ягодами кусты. Под ногами время от времени катались, как небольшие мячи для регби, упавшие кокосы. Когда же Стас задирал голову вверх, то в стекавшем с ночного неба потоке голубоватого лунного света были видны неожиданные среди могучих сосен и дубов гроздья бананов: все-таки Матушев был большой затейник…

Как, скажите на милость, эти идиоты итеры ухитряются среди такого изобилия жаловаться на недостаток еды?! Всего-то и труда – полчаса погулять по лесу и насобирать себе всякой всячины на очень даже не скудный обед! Ну хорошо, чтобы запастись едой на зиму, погулять придется подольше и принести домой побольше – но это ведь все равно ерунда…

К тому моменту, когда костер уже начал просматриваться сквозь строй мохнатых стволов (в этом районе леса почему-то обитали высоченные пальмы), Стас уже кипел от возмущения. Его идея насчет создания чего-то такого, что позволило бы людям самим исполнять свои желания, начала обрастать всяческими мстительными деталями: вот если бы получилось так, чтобы исполняться могли не любые желания, а только какие-нибудь особо тонкие, изысканные и непрактичные… Или если бы желания исполнялись – но процесс их исполнения был бы чрезвычайно сложным и напряженным…

Процесс воображаемого воспитания ленивых итеров пришлось прервать: совсем близко послышалось потрескивание костра, и Стас как-то неожиданно быстро вышел на крохотную полянку прямо под склоном холма.

Незнакомец, сидевший у костра, сощурился и заслонился рукой от яркого луча, идущего от Стасова лба. Стас спохватился и отключил фонарь: теперь, чтобы разглядеть любителя ночного леса, было вполне достаточно света и от костра, орошавшего огненными брызгами лесную тьму.

Даже если бы лицо незнакомца не было освещено переливающимся оранжевым отблеском костра, оно все равно выглядело бы янтарно-смуглым. На фоне этой густой теплой смуглости большие темные глаза, в которых плясали огоньки, приковывали к себе внимание даже сильнее, чем если бы горели на негритянском лице. Но окончательно Стас остолбенел, разглядев инфинит на левом виске: он был непривычного темно-шоколадного цвета.

Сначала Стасу показалось, что инфинит просто выглядит таким из-за цвета кожи, но потом он понял: холодный оттенок горького шоколада вовсе не совпадает с теплой янтарностью улыбающегося лица. Оставалось допустить, что инфинит и в самом деле был не пурпурным, как у всех, кого знал Стас на Другой Земле. Странно, ему казалось, что время, когда каждая встреча и каждое событие были космическим потрясением, давно прошло…

– Меня зовут Сандип, – снова улыбнулся незнакомец. – На хинди это означает «светящаяся лампа».

Ну конечно же! Даже удивительно, как Стасу сразу не пришло в голову, что вся экзотичность образа смуглого любителя ночных костров – следствие индийского происхождения. Непонятной оставалась только безупречность русского произношения Сандипа: уж Стас-то с его обостренной чувствительностью к малейшим нюансам всего произносимого не смог бы не заметить даже самый крохотный акцент, который практически всегда остается в речи иностранца.

Сандип привстал и протянул Стасу руку поверх костра. Стас, чуть помедлив, пожал узкую, но крепкую ладонь индийца-полиглота, и сел напротив, отделенный от нового знакомого колышущейся завесой огненных языков.

– Я Стас, – произнес он и замолк, судорожно пытаясь сообразить, откуда взялся здесь, в Долине, этот странный смуглый человек.

Индиец внимательно рассматривал Стаса, склонив набок удлиненное лицо, обрамленное кудрявыми волосами.

– У тебя необычный инфинит, – сказал он, осторожно указывая пальцем на правый висок Стаса.

Да уж, встретились два оригинала… И что теперь – играть в дипломатию? Или все-таки по праву хозяина здешних мест пойти напролом? Поскольку собственные дипломатические способности всегда казались Стасу весьма сомнительными, он решил выбрать второй вариант:

– А ты откуда, Сандип? Я тебя никогда в этих краях не видел.

Индиец мягко усмехнулся и проговорил:

– Я действительно не отсюда, Стас. Давай так: я тебе честно все расскажу, но чуть погодя. А сначала ты расскажешь мне, куда делся отсюда Тимур. Я ведь здесь уже неделю сижу и жду, пока хоть кто-нибудь захочет прийти на огонек. Но пока никому интересно не было.

Стас с горечью признался:

– А здесь всегда так… Одним интересно только то, чем они занимаются, и они по сторонам вообще редко глядят. А другим вообще ничего не интересно.

Сандип смотрел на него с таким серьезным вниманием, что Стас решил больше ни о чем не задумываться.

– Я, конечно, могу рассказать тебе про Матушева, но тут надо начинать из-за горизонта.

– Ну и в чем проблема? – удивился индиец. – Я готов послушать.

И Стас заговорил. Он рассказал Сандипу и о том, как сам оказался здесь, и о том, какие бурные волнения вызвал на Равнине его правый инфинит, и о собственноручно разорванном капроновом шнуре, и о своем путешествии, приведшем его в Долину. Рассказал о смерти Матушева во время волны сильнейшей дестабилизации, о своем разговоре с Галилеем, о самолете, отправке тяжело больного Сабинина обратно на Землю – и напоследок о переселении в Долину, которое теперь не вызывало у него ничего, кроме тяжелого раздражения и стыда.

Сандип был прекрасным слушателем – сосредоточенным и чувствительным. Стас, который никогда не считал себя хорошим рассказчиком, вдруг обнаружил, что без всякого усилия подбирает точнейшие слова, ярко живописующие события трехлетней давности. Он говорил и сам диву давался: было решительно непонятно, как ему удалось всю эту непростую эпопею рассказать за какие-нибудь полчаса – причем, казалось, не упустив ни малейшей подробности.

Дослушав все до конца, индиец задумался, ковыряя в костре длинной веточкой, а потом спросил:

– У меня пока есть только два вопроса. Почему Тимофей все-таки не собрал армию и не начал войну? Я понимаю, что ему было неизвестно, куда вы переселились. Но ты ведь все время летаешь на Равнину: значит, ты бы знал, если он хотя бы пытался искать. А он, как я понял, даже не попробовал. Так почему, как ты думаешь?

– Так он же не дурак, – усмехнулся Стас. – Тогда, три года назад, он был в бешенстве: такие важные события – и происходят не по его воле, без его одобрения и даже без его участия! А потом он понял, что будет страшно глупо выглядеть, когда начнет метаться со своей армией по окрестностям и искать, где бы ему с нами повоевать. Да и смысл воевать-то? Ну завоевал бы он эту Долину – и дальше что?

Он немного подумал и честно добавил:

– Видимо, он оказался умнее меня: понял, что здешний народ и без его армии загнется. Потом-то он пришел ко мне и начал всякие сказки рассказывать: дескать, он не хочет новых смертей, а война снова привела бы к дестабилизации… В общем, он теперь на Равнине всем отец родной и царь-батюшка. Но я уверен, что оружия он все-таки наделал будь здоров сколько – просто пока еще не придумал, что с ним делать.

Индиец все с той же уважительной серьезностью обдумал Стасовы слова и задал второй обещанный вопрос:

– А ты-то зачем все время сюда прилетаешь, если тут тебя все раздражают? Я понимаю, у тебя здесь друзья. Но ведь ты бы мог, скажем, прилетать за ними и забирать их к себе в гости в институт? А ты прилетаешь и живешь здесь по нескольку дней. Опять-таки – почему?

Стас тоскливо покачал головой:

– Ох, Сандип, это сложный вопрос… Давай мы его пока пропустим, а?

– Как хочешь, – покладисто согласился тот и снова начал сосредоточенно тыкать веткой в костер.

Стас немного подождал, пока индиец заговорит наконец о себе, не дождался и жалобно попросил:

– Давай теперь все-таки о тебе?

По реакции индийца он понял, что тот и не собирался уклоняться от выполнения своего обещания: он просто ждал, чтобы Стас подтвердил свой сохранившийся интерес и готовность слушать. Но заговорил он все же не сразу. Сначала он задумчиво разглядывал Стаса, словно бы подбирая слова, потом подбросил сухих веток в костер и долго располагал их с исключительной тщательностью, и только потом медленно заговорил:

– Ты сказал, что за три года так никто и не захотел попасть на Третью Землю. Так вот: зря ты грешишь на лень и отсутствие желаний у вашего народа. Дело в том, что ваш Галилей тебя обманул – причем дважды.

– Что это значит – «ваш Галилей»? – наморщив лоб, подозрительно спросил Стас.

Сандип снова заковырялся в костре, начавшем метать острые длинные искры. Потом мягко сказал:

– Ты чуть-чуть спешишь. Так вот, он обманул тебя, когда сказал, что его карт достаточно, чтобы попасть на Третью Землю. На самом деле это не так: туда вообще очень мало кто может попасть. А второй раз он обманул, когда сказал: у человека должно быть очень сильное желание, чтобы туда попасть. Если человек не знает, что конкретно его ждет на Третьей Земле, у него вообще не может быть никакого желания оказаться именно там. Нельзя изо всех сил хотеть того, о чем понятия не имеешь. Этого никто не может, а не только твои ленивые итеры.

У Стаса медленно поползли в стороны углы губ. Он пристально вгляделся в лицо Сандипа, перевел взгляд на темно-шоколадный инфинит и торжествующе улыбнулся:

– Ты – с Третьей Земли.

– Ну да, – улыбнулся в ответ Сандип, но его улыбка была мягкой и как будто бы слегка смущенной. – Ты же это уже давно понял, разве не так?

Тут можно было бы и поспорить, но Стас не стал: уж очень его занимало странное выражение – «ваш Галилей». К тому же индиец разглядывал его так внимательно, что, казалось, можно вообще ничего не говорить – тот и так все понимает. И ничего хорошего в этом, надо сказать, Стас не видел.

– Даже не буду спрашивать, почему тебя так интересует тема Галилея. Хотя… Боюсь, тут тоже не все так просто.

– А почему не просто-то? – задиристо спросил Стас. – Я ведь не пытаюсь сказать, что он меня волнует просто из-за нашего предполагаемого родства.

– А мне кажется, что именно из-за этого. Но об этом поговорим потом. Разумеется, если ты захочешь, потому что это не совсем мое дело. Я сказал «ваш Галилей», потому что на Третьей Земле тоже есть свой Галилей.

Стас оторопел.

Ну и что это значит?! Один из этих Галилеев – самозванец, что ли? И Сандип, видимо, считает, что самозванец – тот, что на Другой Земле? Или все как-то иначе?

Он только открыл рот, чтобы озвучить все эти вопросы, но Сандип предостерегающим жестом поднял руку:

– Нет-нет, не волнуйся, ваш Галилей – вполне настоящий. И наш, кстати, тоже. Просто ваш Галилей – демиург, а наш – исследователь. Я пока помолчу, а ты подумай, на что я должен буду тебе ответить.

Стас немного поразмышлял, а потом осторожно спросил:

– А вы тоже называете свою Землю Третьей?

Пришел черед Сандипа торжествующе просиять. Он радостно хлопнул ладонью по коленке и воскликнул:

– Ай умница! Самый правильный вопрос задал. Да, мы тоже называем ее Третьей, хотя на самом деле она – Четвертая.

Получается, Галилей сначала оказался на Другой Земле. В это время его земной прототип продолжал существовать на своей родине – той Земле, которая без порядкового номера. Что-то Галилею здесь не глянулось, он создал свои карты и решил уйти на Третью Землю. То есть на ту Третью Землю, которая на самом деле Четвертая. Тоже, конечно, интересный поворот, но об этом можно будет поговорить и подумать чуть погодя. Так вот он решил туда отправиться, и ему это удалось. Но при этом прототип того Галилея, который на Четвертой Земле, продолжает существовать здесь, в Первых горах Другой Земли. Ничего себе матрешка получается! Интересно, на всех остальных Землях тоже имеются свои Галилеи?

– Я так понимаю, тебе осталось понять насчет демиурга и исследователя? – поигрывая подвижными бровями, осведомился Сандип.

– Получается, так, – пожал плечами Стас и стал медленно рассуждать вслух: – Второму Галилею здесь понравилось то, что он может создать целый мир по своему разумению. Мир, где не будет инквизиции, где ученым будет полагаться райское житье, где только он будет устанавливать разумные законы – то есть по его мнению разумные. Ему это чертовски понравилось. Потому-то он и скрывался изо всех сил: какой же бог может себе позволить гонять чаи с простыми смертными – или даже бессмертными?! Потому и мне открылся: я его потомок – значит, вроде как тоже божественных кровей. А тому Галилею, который настоящий ученый, все это было как киске морковка – вот он и ушел к вам. Дескать, пусть этот Галилей играет здесь в бога-кукловода, а я там займусь настоящими исследованиями. Так? Или я что-то переврал?

Сандип смотрел на него с одобрительной улыбкой и молчал.

– Лихо! – восхитился Стас. – Осталось понять, чем же таким ваша Третья Земля отличается от нашей Другой.

– А заодно и от нашей общей просто Земли, – подсказал индиец, уже откровенно забавляясь щенячьим восторгом Стаса.

– Нет, тут уж я – пас, – решительно помотал головой Стас. – Откуда мне знать, как там у вас все устроено?

– И в самом деле – откуда? – весело согласился Сандип.

Стас скрестил руки на груди и выжидающе уставился на него, но индиец с прежней невозмутимостью снова занялся костром.

– То есть ты мне не расскажешь? – недоверчиво прищурился Стас.

– Ну почему же не расскажу? Расскажу, конечно. Просто не сейчас. И вообще у меня к тебе есть одно предложение. Видишь ли, я не люблю длинные монологи – ни свои, ни чужие. Поэтому давай в будущем один вопрос – мой, один – твой. По рукам?

Стас мысленно возрадовался: обещание будущего общения сулило массу интересного. Может быть, он даже полюбит прилетать в Долину. А может… И он расхрабрился:

– На сколько коротких вопросов ты мне сейчас сможешь ответить?

– Ну ты и нахал! – развеселился Сандип. – Ладно, черт с тобой. Три коротких вопроса – три коротких ответа.

Стас тут же выпалил:

– А я смогу увидеть Третью Землю?

– Второй вопрос, – бесстрастно предложил Сандип.

Очень информативно. Это невозможно? Или время для такого вопроса не пришло? Или на него нельзя ответить коротко? Или хитрый индиец просто развлекается? Хорошо, зайдем с другой стороны.

– А я смогу увидеть… вашего Галилея?

Сандип залился очень мелодичным смехом.

– Не пойму, то ли ты умный, то ли просто очень хитрый… Ну ладно, отвечу. На Другую Землю Галилей вернуться не может. Ты же сам говорил, что ваш Сабинин, вернувшись на Землю, просто стал тамошним Сабининым. Здесь наш Галилей точно так же сольется с вашим Галилеем. И с кем из них ты тогда будешь разговаривать?

– А ты сам? – коварно осведомился Стас. – Ты ведь здесь? Или ты сейчас тоже здешний Сандип?

– Я – немножко другое дело… Я-то из тех, кто с нашей Земли сразу попал на Третью, миновав Другую. Так что у меня здесь двойника нет, мне не с кем сливаться, – с тонкой улыбкой объяснил Сандип.

Восток – дело тонкое, как известно… Вроде бы и ответил, а вроде бы и нет. Сразу ведь, паршивец, понял, что имелась в виду встреча не здесь.

– У меня остался еще один вопрос, ведь так?

Сандип очередной раз молча улыбнулся.

– Что это за игры с нумерацией? Вы называете свою Землю Третьей, хотя она на самом деле Четвертая… Это как?