Текст книги "Притяжение"

Притяжение
Галина Веч

Дизайнер обложки Мария Ведищева

© Галина Веч, 2023

© Мария Ведищева, дизайн обложки, 2023

ISBN 978-5-0060-1904-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В ожидании счастья

Тёплый вечер. Мелодия перекликающихся колес. Молодые распахнутые лица, смешные мальчишки, состязающиеся в красноречии. А ей всего семнадцать, и впереди прекрасная жизнь и большие чувства. У неё всё, всё ещё впереди.

Чуть поодаль нежная струящаяся синь его добрых грустных глаз. В них что-то такое, отчего у неё сладко сжимается сердце… И хорошо, так хорошо на душе! В её груди будто горит свеча. И вся она светится. Ни слова, ни единого слова между ними… Но отчего же, отчего переполненный душный вагон кажется необитаемым островом, где только он и она? Бесконечно длинный путь, внезапно превратившийся в миг…

Остановка. Её чемодан в его руке. Озадаченные лица мальчишек. Перрон. Несколько ничего не значащих фраз.

– Вы на каникулы?

– Да.

А в глазах неосознанное до конца – «Я влюблён. Я не хочу тебя терять.» «И я! Хочу быть с тобой».

Долгий, неотрывный, как поцелуй, взгляд. Поезд тронулся. Он как-то потерянно обернулся на набиравшую скорость махину, вскочил на подножку, не переставая глядеть в девичьи глаза… Она, словно оцепенев, неподвижно стояла на одном месте, улыбаясь уголками губ. Беспричинная, тихая радость все ещё не покидала её. Но вдруг отчего-то защемило сердце, будто кто-то невидимый сдавил его своею тяжёлой рукой.

Ритмично стучат колеса, шумно спешат мимо вагоны. И не остановить, не удержать…

А жизнь прекрасна

Он – Квазимодо. У него асимметричные черты прыщеватого худого лица. Неровная улыбка прямых полноватых губ, массивный нос слегка набок. И даже глаза цвета простокваши, казалось, существовали отдельно друг от друга из-за всегда вздёрнутой левой брови. Росточка невысокого, щупленький и весь, словно на шарнирах, одни мослы.

Она – красавица. Правильные черты лица. Тонкий прямой нос идеальной длины, тонкие властные губы, тёмно-синие глаза с очень длинными, прямыми, как стрелы, ресницами. И короткие гладкие волосы, зачесанные на косой пробор. И вся она такая ладненькая, словно фарфоровая кукла.

Такими они стали к своим 15 годам. Впрочем, такими они были всегда. Время никак не отразилось на их внешности, казалось, оно просто увеличило их в размерах, всё остальное оставив без изменений.

Они дружили с детства. Потому что жили на одной улице, учились в одном классе. Потому что у Витьки Васина, в противовес его жёсткой внешности, был потрясающе мягкий характер. И дружить с ним было одно удовольствие. Покладистый, уступчивый, надёжный. Чего не скажешь о его подружке. Елена, именно так она именовала себя всегда, Трубецкая характером вполне соответствовала своей фамилии. Княжеские замашки появились у неё, можно сказать, с пелёнок. Требовательная и настырная. Даже мать, воспитатель детского сада, удивлялась: откуда что взялось?! Отец, местный участковый, умилялся: моя дочка.

Витька носил её портфель, всюду следовал за ней, выполнял все приказы и распоряжения. Она установила такие правила с первых дней знакомства. Он принял условия безоговорочно.

Они вместе делали уроки. Она помогала ему разбираться с русским языком и литературой – предметы, в которых он не то, чтобы ничего не смыслил, а просто у него был очень плохой почерк. «Как курица лапой пишешь!» – говорила ему мать, полная миловидная женщина, одна воспитывающая сына. В посёлке про неё говорили: нагуляла.

Витька не любил учить правила по русскому и книжки читал не по программе, а интересные. Например, «Трёх мушкетёров» осилил ещё в 3-м классе. А вообще-то он больше читал специализированные книги по физике, в которой был гением, как любил повторять учитель.

Жители небольшого посёлка рабочего типа друг друга хорошо знали. И, конечно, привыкли видеть неразлучную парочку вместе и относились к этому, как к должному. Вот как речка, разделяющая посёлок пополам, не могла быть в их сознании без моста, так и Елена не могла быть без Витьки. И если её видели одну, то, по-доброму улыбаясь, интересовались:

– А где ты рыцаря-то своего потеряла?

Елена хмурилась и отвечала:

– Не ваше дело!

А всякие попытки насмешек со стороны сверстников она прекращала совсем не по-княжески:

– Закрой варежку!

И присовокупляла…

Впрочем, одноклассники, как и все учащиеся средней школы, знали, что шутить с Еленой Прекрасной (такое вот погоняло было у неё) себе дороже. Да никто и не видел ничего странного в этой дружбе. Тем более что нрава Витя Васин был кроткого, никого не обижал, никогда ни с кем не конфликтовал. А то, что Елена Прекрасная командовала им, так это его личное дело. И только Маша Путилова, полная девочка с веснушками, спросила как-то:

«Витя, почему ты позволяешь так с собой обращаться?..»

Он ничего не ответил, криво улыбнулся и отошёл.

А Елена Прекрасная называла его только по фамилии.

«Васин, – говорила она, – принеси водички».

И Витька мчался со всех ног и приносил «княжне» воду в прозрачном стакане.

Он был для неё не только верным рыцарем и оруженосцем, как Санчо Панса для Дон Кихота, он был для неё и «подружкой», ему она доверяла свои девичьи секреты. Она знала: Васин никогда никому не расскажет, в отличие от девчонок, он умел хранить чужие тайны.

Первый раз Елена Прекрасная влюбилась в 15 лет. В мальчика из параллельного класса – Митьку Скворцова, высокого накачанного спортивного паренька с чёлкой набекрень и насмешливой улыбкой на холёном лице. На уроках она всё шепталась с Витькой, на переменках прогуливалась перед Митькиным классом, а после уроков рассказывала Витьке, как Митька на неё посмотрел, что сказал. А потом она стала с Митькой встречаться. Но скоро он ей надоел. И уже Митька бегал вокруг да около, только Елена Прекрасная больше не обращала на него внимания.

«Да ну его на фиг!» – сказала она Витьке, и они опять стали ходить после школы вместе.

Но сердце Елены Прекрасной недолго пустовало, она снова влюбилась. И предметом её тайных, а потом и явных воздыханий стал снова юноша атлетического телосложения, спортсмен-перворазрядник, футболист. И ещё один, и следующий…

А когда появился Вовка Михеев, который учился на класс выше, она присмирела. Вовка был вполне себе во вкусе Елены. Длинноногий, узкий в бёдрах и косая сажень в плечах. Тёмно-русая густая шевелюра и тёмно-зелёные, как омуты, глаза.

Сначала они возвращались домой после школы втроём. Михеев с Еленой Прекрасной шли впереди, увлечённо о чём-нибудь беседуя, а Витька плёлся позади, таща на себе два – свой и Елены – портфеля.

Дорога шла мимо жилых домов, огороженных деревянными заборами палисадников, с зелёными насаждениями, цветами, черёмухой, потом перепрыгивала через мост. А дальше троица сворачивала на тропинку, петлявшую по берёзовой роще, и тут нужно было идти почти что гуськом, и Витька совсем отставал.

И как-то незаметно влюблённая парочка начала обходиться без него. У Витьки появилось столько свободного времени, что он не знал, куда его девать. И он пошёл в спортзал. Записался во все секции сразу. Начал играть в волейбол, футбол, увлёкся бегом и прыжками в высоту, да так ловко это у него получалось, что скоро он стал завоёвывать призовые места, и не только на поселковых, но и на районных соревнованиях. Он накачивал себе мышцы штангой. Но самых больших успехов достиг в боксе, со временем почти всех своих противников он стал отправлять в нокаут.

Тело его вытянулось в длину и налилось мышцами, словно спелое яблоко. Витька стал замечать на себе восхищённые взгляды девушек, они даже пытались заигрывать с ним. И только Маша Путилова относилась к переменам, происшедшим с ним, как-то безразлично. Она смотрела, как и раньше, немножко мимо него. А Елена Прекрасная и вовсе, казалось, не замечала этих перемен. И никак не относилась к ним. А вернее, относилась так, как будто это само собой разумеется. Для неё он оставался тем же, кем и был. Васиным. «Васин!» – по-прежнему то и дело помыкала она им. Хотя дружба с Вовкой Михеевым на редкость получилась затяжной.

Пришла последняя в их школьной жизни весна. С журчанием ручейков, со звонкой птичьей трелью, с обалденным цветением черёмухи, с дурманящим запахом!.. Весна совсем вскружила голову Елене Прекрасной, которая стала ещё прекрасней. Её глаза светились, словно подсвеченные яркими вспышками солнца. Этот свет обжигал Витьку, порой он чувствовал себя пожухлой травой в её огненном свете, но и оторваться не мог. А вернее, Елена не отпускала его от себя, даже, может, сама того не желая. Это была мучительная и восхитительная для него весна.

Но вот всё позади. И весна, и экзамены. Паспорт в кармане. Аттестат зрелости получен. Прощай, родная деревенька! Нет, посёлок. Да какая разница! В город, в город! В Барнаул! Да здравствует новая, полная приключений жизнь!

Витька хотел поступать на физмат, но Елена Прекрасная не на шутку разнылась:

«Васин!.. Куда я без тебя?! Я ж ни одного экзамена не сдам… Ты – мой счастливый талисман!»

И он вслед за ней подал документы в медицинский институт, хотя первоначально Елена Прекрасная хотела поступать на филфак в пединститут, но взяла и резко поменяла «мечту». Разгадка проста: в мед она пошла следом за Михеевым.

Учились. Витька по-прежнему занимался спортом. Елена Прекрасная была неразлучна с Михеевым. Первый курс дался нелегко всем троим.

Летом студенты разъехались. Елена Прекрасная, а вернее, Трубецкая с Михеевым – в одну сторону, Витька – в другую – на краевые соревнования по боксу.

Он выиграл два боя. Оставался финальный поединок, когда его пригласили к телефону.

«Васин, – простонал слабый голос. – Он бросил меня… я умираю».

Витька сорвался с места. И даже не подумал о том, что подводит тренера, команду, вуз, за который выступал. Он не думал, да и не мог думать о последствиях в эту минуту. Он думал о ней. О Елене Прекрасной. Он сходил с ума от одной лишь мысли, что она действительно может умереть. Что её не станет. Тогда умрёт и он.

Это был не единственный случай, когда он нёсся её спасать по первому зову. По одному взмаху прямых ресниц он оказывался возле неё, словно добрый волшебник. Когда Елена ссорилась с Михеевым и начинала хандрить, она вызывала к себе своего верного рыцаря. И он был рядом до тех пор, пока у неё всё не налаживалось.

На этот раз в тоне Елены послышалось такое отчаяние, которое не оставляет никаких иллюзий. И он помчался к ней на всех парах.

Елена жила на Черёмушках, в квартире своей родственницы, которая уехала в длительную командировку на Север. Витька на правах друга и вечной няньки имел свои ключи. Он тихонько открыл дверь и прямо в обуви быстро прошёл в зал.

Елена лежала на диване, тупо уставившись в потолок. В руке у неё была почти пустая бутылка вина.

– А, Васин. Привет, – сказала она тусклым голосом, как будто не ожидала увидеть его здесь, как будто и не позвала сама.

Она отхлебнула из бутылки и посмотрела не на Витьку, а как бы сквозь него. Глаза её лихорадочно блестели, волосы были всклокочены, губы перекосились в пьяной усмешке… Но даже в этом состоянии она была прекрасна.

– Васин! Он меня бросил!..

– Вы не в первый раз уже ссоритесь, помиритесь, – сказал он мягко и забрал у неё бутылку.

– Ты не понимаешь!.. Это навсегда! Он гуляет с этой лахудрой Нинкой с фармфака!.. Я не хочу больше жить.

Увидев лезвие на столе, он понял, что она собиралась вскрыть себе вены.

– Я не смогла… – прошептала Елена горько и завыла в голос.

Волна жалости захлестнула его, он обнял её, осторожно прижал к себе. Она плакала, уткнувшись ему в плечо.

Неделю он ходил за ней, словно за ребёнком, вытаскивая из пропасти, пока наконец не почувствовал, что опасность миновала. Елена Прекрасная вернулась в нормальное состояние. Вот только глаза блестели такой страдальческой синью, что Витьке было больно смотреть.

«Ва-си-ин! Как жить?..» – повторяла она каждый раз при встрече с ним.

И он решился.

Это был необычный день – день рождения Елены. Витька купил огромный букет её любимых чайных роз и отправился к ней.

На пороге застыл от неожиданности. У Елены были гости: человек десять однокурсников.

– А, Васин! Проходи, – сказала Елена Прекрасная и улыбнулась своей печальной улыбкой.

Гости воззрились на него с нескрываемым интересом. Он несколько секунд молча стоял на одном месте, словно пригвождённый.

«Ну и пусть!» – сказал он себе и решительно шагнул к Елене.

Отдал ей букет, поцеловал в щёку и, картинно встав на колено, протянул ей коробочку.

Все замерли.

– Что это? – спросила с улыбкой ошеломлённая Елена.

– Выходи за меня! – сказал Витька.

– О-о-о-о! – пронеслось восхищённое по комнате.

– Неслабо, – сказал худой и длинный, как фитиль, Олег Сизов.

Елена Прекрасная сдвинула бровки домиком в недоумении, до неё, кажется, не доходил смысл происходящего.

– Ты с ума, что ли, спятил, Васин?

Он встал с колен и, глядя ей в глаза, признался:

– Лена, я люблю тебя. Я любил тебя всегда, с самого детства. Разве ты не видела?.. Для тебя я пошёл в спортзал. Ради тебя поступил в институт. Всё, что я делаю в своей жизни, только для тебя и ради тебя!..

По мере того, как он произносил свою пламенную, годами выстраданную речь, недоумение на лице Елены Прекрасной усиливалось. Брови уползли наверх, а глаза стали круглыми.

– Выходи за меня замуж. Я сделаю тебя самой счастливой женщиной на свете!.. – закончил Витька.

– Ты?! Ой, Васин, не смеши мои подковы!.. – И она засмеялась так заливисто и счастливо, словно бы прорвало плотину её печали.

И все заржали.

Витька растерянно стоял, бессмысленно глядя на ликующих товарищей. В ушах у него звенело от неуёмного этого веселья.

Он резко повернулся и бросился прочь. Как сквозь туман услышал знакомый капризный голос:

– Васин! Ты куда?! Вернись! Немедленно!..

Но Витька даже не оглянулся. Он выскочил на улицу и побежал по тротуару. Изо всех сил. Будто за ним гнались.

В голове гудело, он ничего не соображал. И будто какая-то сила сама занесла его (как – непостижимо!) на крышу девятиэтажки.

Он подошёл к самому краю. Постоял. Поглядел вниз на сумеречный город, подсвеченный зажёгшимися уже фонарями. Распластал руки, словно крылья. И… полетел…

…Он задумчиво смотрел в окно. Сколько жизни вокруг! Природа просыпалась от зимней спячки. На берёзах нежно зеленели недавно вылупившиеся из почек листочки. Птичий радостный гомон услаждал слух. Весна! Как он любил это время года! Начало новой жизни.

– Виктор Петрович! К вам пациентка… Трубецкая, – доложила худенькая медсестра в белоснежном приталенном халатике. – Пригласить?

– Пускай подождёт немного, – сказал он мягко и взял трубку телефона.

Набрал номер, послушал.

– Ало, Маняша! Как там Петька? Шалит? Хорошо. А как мои любимые пирожки с капустой? Готовы? Хорошо, хорошо. Скоро буду! Целую, родная! – Лицо его озарила счастливая улыбка.

Положив трубку, он нажал кнопку и сообщил медсестре, что готов принимать.

Елена Прекрасная вошла стремительной походкой, небрежно бросила кожаные красные перчатки на кресло, сняла шляпу с широкими полями. И стрельнула прямыми ресницами, удлинёнными тушью.

– Васин! Что за свинство?! Ты заставляешь даму сидеть возле двери?! – возмущённо сказала с порога.

Он помог снять ей кожаное стильное пальто. И пригласил присесть.

– Елена! Ты, как всегда, прекрасна! – сказал он, радушно улыбаясь.

– Васечкин, ты мне льстишь. Ты знаешь, зачем я пришла.

– Даже и не думай, и не проси. – Замахал он на неё руками. – Ты и так прекрасна. Исправлять твоё лицо – только портить.

Она посмотрела на него внимательно и отметила про себя, что Васин возмужал и стал даже хорош собой. И прежние его несовершенства каким-то непостижимым образом превратились в достоинства. Черты лица подчёркивали мужественность, и от всего его облика исходила неимоверная мужская сила.

– А ты изменился, – задумчиво произнесла Елена Прекрасная.

– Ну, уж так и изменился?..

– Ой, Васин, не заставляй меня жалеть о том, что когда-то не разглядела тебя пристально, – не без кокетства произнесла она.

– Что было, то прошло, – сказал он просто. – Пластику я тебе всё равно делать не буду. И не уговаривай.

– Ну давай, хотя бы губы подкачаем, а? – Елена попросила ласковым голосом, заглядывая ему в глаза. – Витя, ко мне Михеев вернулся, – добавила она, и глаза её до краёв наполнились светом.

– Хорошо, Леночка. Запишись на любое удобное для тебя время у медсестры.

– Спасибо, Витя. Ты настоящий друг.

Она поцеловала его в щёку и выпорхнула из кабинета. А он встал и опять подошёл к распахнутому настежь окну.

– Господи! Как жизнь всё-таки прекрасна! – воскликнул Виктор Петрович, вдыхая свежий воздух.

А ведь всего этого могло не быть. Всё могло оборваться двадцать лет назад, в тот день, когда он решил шагнуть в бездну с крыши девятиэтажного дома. Если бы не… Если бы не оказался в ту минуту в том месте обычный бомж по имени Славик.

В тот тёплый июльский вечер, на Витькино счастье, Славик вылез на крышу, днём какая-то сердобольная женщина положила ему в шляпу полбуханки хлеба, пачку печенья и пакет кефира, и Славик решил поужинать, любуясь закатом.

Он пировал в закутке, как вдруг увидел, что мимо него пронёсся парень с безумными глазами и замер возле самого краешка пропасти.

Сразу почуяв неладное, Славик последовал за ним, тихо ступая по крыше босыми ногами. Он подкрался к пареньку, когда тот, раскинув руки, собирался сигануть вниз. Славик подскочил и, ухватив за рубашку, сдёрнул его назад.

Виктор от неожиданности упал, сильно ударился затылком и потерял сознание.

Очнулся он в больнице на третьи сутки. Первой, кого увидел сквозь мутную пелену, была… Маша Путилова.

Как она оказалась здесь?.. Как узнала?! Для него это и по сей день остаётся загадкой.

Маша не отходила от него ни на шаг. Она говорила с ним, кормила его с ложечки, рассказывала новости, читала вслух… А потом он понял, что без этой девушки не может обходиться и дня, понял, что любит её. И сделал предложение.

Уже много лет они счастливы в браке, у них пятеро детей. Маша оказалась той единственной женщиной, которая смогла сделать его счастливым. И, как выяснилось, она полюбила его ещё в школе. А он не за-ме-чал!..

Славика сначала чуть не посадили за попытку убийства. Но теперь уже Витька его спас. В прямом, да и во всех остальных смыслах. Помог ему восстановить документы, посодействовал в устройстве на работу. Потом, когда открыл своё дело, забрал его к себе, в косметологическую клинику, водителем.

«И всего этого могло не быть!» – сказал Виктор Петрович сам себе уже в который раз за день.

Накатившая волна воспоминаний немножко растревожила душу.

Он посмотрел вниз. И увидел её, уходящую.

Развернулась, подняла голову вверх, придерживая шляпу рукой. Увидела его, улыбнулась, махнула перчаткой и продолжила свой путь.

Он задумчиво смотрел ей вслед.

Она была всё также прекрасна, Елена Прекрасная. И годы ничуть не изменили и не испортили эту красоту. Они даже придали ей больше пикантности.

Он смотрел ей вслед спокойно и равнодушно. Её красота не волновала его больше, а была, словно картина в музее: полюбовался, да и только.

Душа его до краёв была наполнена другой женщиной – его Машей, Машенькой, Машуней. От её полноты на него веяло добротой и лаской, а от веснушек пахло солнышком. Она вся – от макушки до ноготков на пальчиках была родная. Плоть от плоти.

Виктор встрепенулся, быстренько набросил на себя плащ и шляпу, и поспешил домой, где его ждали дети, жена и пирожки с капустой.

Бабочка на окне

Ссора возникла на пустом месте. Из ничего. Из одной фразы, брошенной в досаде мужем.

– Тебе, что, трудно приготовить ужин?..

– Трудно, – призналась Юлия. – Я плохо себя чувствовала. И день провела в обнимку с унитазом.

Юлия находилась на пятом месяце беременности. И до сей поры её мучил токсикоз. Она не выносила резких запахов, ела мало, да и то, что съедала, выходило наружу незамедлительно. Такова была биологическая особенность её организма.

На учёт по беременности она ещё не успела встать, так как приехала вместе с мужем из деревни от мамы недели две назад, а до этого сдавала госы в другом городе, где она с мужем жила до переезда на север. Она доучивалась на очном отделении педагогического института, и прописка у неё была ещё тамошняя. Оттуда выписалась, а здесь ещё не прописалась, вот и затянула с посещением гинекологии.

Она много потеряла в весе, сказалось, видимо, и сессионное напряжение, была бледной и худющей, от былой пышности остался не по сроку огромный живот, да на опавшем лице горели глазищи редкого тёмно-синего цвета.

– Ты всегда плохо себя чувствуешь! – в сердцах воскликнул Олег.

Он, начиная с того момента, как узнал о беременности, выполнял все капризы жены, старался, как мог, не обижать, понимать, помогать. А его-то кто-нибудь когда-нибудь поймёт?! У него сегодня был очень тяжёлый день. Они чинили высоковольтную линию электропередач, да ещё главный энергетик, который ничего не понимает в этом деле, наорал. С работы Олег пришёл на взводе – уставший, голодный. А тут, как всегда… Не прибрано (да это уж бог бы с ним) и – ничегошеньки пожрать! А жёнушка лежит на диване с книгой в руках. И даже не поднялась навстречу.

Ещё недавно, во время её преддипломной практики они жили вместе с её родителями, она тогда была намного ласковее и внимательнее. Теперь же, когда переселились в отдельный вагончик, куда что делось?

Недовольство женой по капле копилось в его подсознании, но он старался подавить раздражение. И вот сегодня не сдержался… Он тоже не железный!

Таким Юлька мужа ещё не видела. Он никогда не повышал на неё голоса.

– Не ори на меня! – в тон мужу сказала она.

Но он уже не мог остановиться. Его занесло, как на повороте.

– Могла бы э-ле-мен-тар-но макароны отварить?! – навис над Юлией накаченный высокий муженёк, буравя её карими глазами.

Юлия отпрянула, испугавшись злой гримасы, исказившей до неузнаваемости, прямо обезобразившей, красивое лицо мужа. Её опять начало тошнить.

– Нельзя было, – ответила Юлия, обиженно поджав по-детски припухлые губки.

– Да, что ты, как попка, повторяешь за мной… – зарычал вконец взбесившийся муж. – Разговаривай нормально, по-человечески, – посоветовал он жене.

– Я пытаюсь. Ты не слышишь меня, – парировала Юлия.

– Ты вообще перестала готовить, стирать, убирать… в доме полный бардак, – сыпал обвинения Олег.

– Ты же знаешь, как мне плохо! Меня замучили тошнотики, постоянно рвёт, я не могу ничего есть… У меня всё время кружится голова… я только встану с кровати, как тут же опять падаю без сил…

Жена говорила спокойным менторским тоном, словно училка заученный текст… И это взбесило его ещё больше. Уж лучше бы она на него наорала, что ли!..

– Я уже это слышал! Одни и те же отговорки, – зло сказал он, скидывая рабочую одежду и надевая домашнюю футболку и трико.

– Ты не понимаешь, что ли, плохо мне было сегодня, – опять попыталась пробиться к сознанию мужа Юлия, – я вообще не могу в таком состоянии ничего делать.

– Я пришёл с работы! Голодный! А у тебя тут конь не валялся! ты целый день на кровати… и палец о палец не стучишь… Зачем, ну, скажи, зачем мне такая жена?! Которая ничего не делает! – заорал Олег, не выбирая выражений.

– А ты сам-то?.. Зачем ты! мне нужен?! – обиделась Юлия. – Ты совершенно не помогаешь мне! Всё готов свалить на меня!.. Даже мусор не можешь самостоятельно вынести!.. Ну, не смогла я приготовить ужин!.. И что теперь?! – сорвалась на крик и Юлия, потому что муж, игнорируя её слова, ушёл на кухню.

Взаимные упрёки и оскорбления, обрастающие новыми обидными подробностями, становились всё тяжелее, снежным комом надвигаясь на супружескую пару, они грозились разрушить их союз, скреплённый цепями Гименея всего лишь год назад. Кризисная, говорят психологи, дата, между прочим. Период узнавания друг друга и привыкания. К новому образу жизни, к тому, что надо считаться с мнением другого человека. «Притирка» друг к дружке. В этот период супруги ещё готовы раздуть из мухи слона.

– Да у тебя всегда было так!!! Ты просто никчёмная баба. Неумёха и лентяйка! – вопил из кухни совсем потерявший над собой контроль Олег.

Через минуту он уже стоял на пороге, глотая, не прожёвывая, бутерброд с колбасой.

– А ты… ты… ты… – задыхалась Юлия от обиды и возмущения и подыскивала слово пообиднее. – Ты просто не мужик!..

– Что-о-о-о?!! – взревел Олег, надвигаясь на Юлию…

И тут у Юлии случился страшный позыв на рвоту. Она быстро, насколько позволяло её положение, соскочила с дивана и, зажав рот рукой, побежала вперевалочку к унитазу, опершись по дороге о живот посторонившегося мужа. Успела. И там шумно изрыгнула остатки немногочисленной пищи. В желудке ничего уже не было, кроме горькой слюны, а она всё ещё корчилась и рычала над унитазом.

Потом открыла кран, набрала в рот холодной воды, подержала, согревая, и, побулькав немного, выплюнула.

Олег молча наблюдал за женой.

Юлия вышла из вагончика, в котором они жили на улицу, опустилась на большое круглое ошкуренное бревно, служившее им вместо лавочки.

Олег, следовавший за ней, присел рядышком.

– Это неправда, – тихо возразила Юлия.

Сердце её будто окаменело от обиды и жалости к себе.

– Что не правда? – не понял муж.

– То, что ты говорил про меня…

– Правда, чистая правда, – сказал он нормальным голосом, в котором пробивались тёплые нотки.

– Обвинения напрасные, совершенно необоснованные, – чуть не плача пробормотала Юлия. – Просто ты меня не любишь, – добавила она полувопросительно.

Муж молчал.

– Тогда нам незачем быть вместе, – обронила фразу, и сама испугалась.

Муж молчал.

– Рубикон перейдён, мосты сожжены. Я ухожу от тебя, – произнесла она мёртвыми губами почти шёпотом.

Он с любопытством посмотрел на неё. И с деланным равнодушием насмешливо сказал:

– Иди.

И она пошла. А он продолжал сидеть на брёвнышке, склонив голову. И смотрел ей вслед. Она чувствовала этот взгляд. Он прожигал её насквозь.

Она шла медленно. Всё ждала: вот сейчас окликнет, позовёт. Она мучительно вслушивалась в шумное биение сердца, которое стучало, почему-то в голове. И из-за этого не было слышно никаких других звуков.

Юлия дошла до дороги. Ей казалось, что Олег идёт следом за ней. И сейчас, вот сейчас окликнет её. Догонит, обнимет за плечи и скажет: «Любимая, ну хватит дурить. Я погорячился. Прости меня!»

Не оглядываясь, она медленно шла вперёд: мимо дома свекрови, через дорогу. И скоро двигалась уже вдоль балков – временного жилья строителей – в сторону железнодорожного вокзала.

Олег всё не проявлял себя никак.

И тогда она развернулась всем корпусом.

Ни-ко-го!!!

Юлия испытала настоящий шок. Она была уверена, что он идёт позади неё. Как он мог!!! Отпустить её в такое время. Одну. Беременную. С огромным животом, в котором живёт их ребёнок, которого они успели полюбить!

Юлия вспомнила, как муж нежно прикладывал голову к животу и слушал, как малыш пинается… Они всё гадали: кто же там: мальчик или девочка. Конечно, Олег мечтал о сыне.

Надвигались сумерки. Юлия зябко поёживалась. Лёгкое шёлковое платьице не спасало от вечерней прохлады. Юля обнимала живот и ласково шептала разбуянившемуся в животе человеку:

– Потерпи, малыш, всё будет хорошо. Всё у нас с тобой будет ха-ра-шо.

Что теперь делать?.. Куда идти?! Возвратиться она не могла. Раз он вот так отпустил её, значит, действительно, не любит. Всё кончено.

Мимо балков, мимо рощицы она брела, как в тумане. Когда пришла на вокзал, было уже темно. В плохоньком старом здании с трудом нашлось для неё место на лавочке. Было много народу. Духота давила.

Где-то на самом донышке души ещё теплилась надежда: а вдруг Олег ищет её?! И вот сейчас в проёме обшарпанной вокзальной двери появится он: высокий, стройный, красивый, растерянный. Придёт и заберёт её с малышом отсюда, из этого кошмара…

Но скоро все надежды растаяли, как утренний туман. Никто их не искал. Никому они были не нужны.

Туалета в здании вокзала не оказалось. И она, ёжась от холода, сходила по нужде с какой-то сердобольной женщиной, согласившейся проводить её.

Юлия просидела всю ночь на вокзале, не сомкнув глаз и дрожа от холода в летнем шёлковом платьице. С ней не было ни документов, ни сумочки – ничего.

И тут она поняла, что никогда не простит мужа. Не простит ему этого чудовищного предательства. Того, что он сделал с ней. Она твёрдо решила: жить с ним больше не будет! Заберёт необходимые вещи и уйдёт. Куда глаза глядят.

Едва забрезжил рассвет, Юлия побрела к вагончику – к их дому.

Нет, не было теперь их дома, был его дом, совершенно чужой. И Олег был теперь такой чужой и далёкий.

Юлия вошла тихо. И начала собирать сумку. Настроенная решительно, она была готова ответить на нападки мужа, который наверняка будет обвинять её и орать: где была?.. Почему ушла… шалава… и так далее. А она ему скажет, что отныне он не имеет на неё никаких прав.

Тарабанил во всю включённый телевизор. Олег мирно храпел на кровати. Она собирала вещи.

Вдруг он открыл глаза и увидел её.

«Сейчас я ему всё скажу!» – холодно подумала Юлия.

Он молча встал, подошёл, и… заключил её в тёплые объятия.

Стоял так и молчал.

– Отпусти, – сказала она ледяным голосом.

– Ук-ку, – промычал он, не расцепляя рук. – Я соскучился!

И стал целовать её горячо и нежно. Юлия отталкивала его, говорила, что всё кончено, что она уходит от него. Он не слушал, а вырваться из его огромных сильных, как у медведя, лап, она не могла.

– Никуда никогда я тебя не отпущу, слышишь, – сказал он, целуя всё горячей и нежнее.

Она равнодушно поддалась его ласкам, а сердце оставалось каменным.

– Не могу я без вас, – шептал Олег.

– Тогда почему же ты не искал меня… нас? – спросила она страдальческим голосом.

– В смысле?! – не понял он.

Отстранившись, он посмотрел ей прямо в лицо, словно впервые увидел.

– В прямом! Почему ты нас не догнал, не искал?.. Мы с малышом целую ночь провели на вокзале…

– Как на вокзале?! Не может этого быть!!! Я думал, ты пошла к моим родителям. Ты же туда направлялась?..

– Нет, мы были на вокзале… всю ночь…

Глаза Юлии, блестевшие, словно агаты, до краёв наполнились слезами. И вот они покатились по её лицу. А он стал целовать эти мокрые полоски.

– Прости меня, девочка моя. Я просто осёл… какой же я осёл… Я люблю тебя, – шептал он ей в самое ушко.

И в этот момент, как будто нарочно, телевизор голосом Юрия Антонова запел любимую их с мужем песню.

 
– Я прошу тебя сумей забыть
Все тревоги дня
Пусть они уйдут и, может быть,
Ты поймёшь меня…
 

«И зачем всё это было? – запоздало думала она, лёжа в объятиях мужа. – Все эти страдания… Было… Было и прошло, оставив зарубку на сердце. Скандалы, конечно, случались и раньше. Но никогда они ситуацию не доводили до полного абсурда, как на этот раз… И винить некого, кроме самой себя…»