Текст книги "Слезы в раю"

1.4

Около 13 часов Марат с Соней заходили в степанакертский собор Покрова Божией Матери. Церковь эта была построена недавно и являлась самой большой в городе. Стены из розового и красного туфа придавали какую-то теплоту Божьему дому, а смотрящая в небо колокольня вместе с куполом самого храма чем-то напоминали две вершины священной для всех армян горы Арарат.

Марат впервые был в этой церкви, но сразу отметил для себя этот приём, который использовал архитектор.

Соня была одета в длинное бордовое шёлковое платье с открытыми плечами и затянутым поясом. На груди сияло ожерелье из граната, которое красиво гармонировало с ее образом. Марат шагал рядом в бежевом льняном костюме, лёгком и стильном. По этой паре сразу было видно, что они не местные, несмотря на типично армянскую внешность Марата.

Внутри церкви уже была толпа людей. Процесс венчания только начался. Бабушка Нунэ со многими другими взрослыми не пошла в церковь, а ждала гостей в банкетном зале.

Самвел стоял, прямо держа спину, одетый в чёрный смокинг, и смотрел на священника. Его невеста Гаянэ, почти одного роста с женихом, в пышном свадебном платье была рядом с ним. Святой отец, высокий и худой пожилой мужчина в чёрном, как обычно одевались армянские священнослужители, звонким голосом читал молитву. Позади молодожёнов стоял парень и девушка лет 35. Пока священник читал молитву, а церковный хор пел, Марат шёпотом объяснял Соне все тонкости обычаев:

– Тот, кто стоит сзади, это каворь[8]8
  Каворь [qavor] – крёстный отец. – Пер. с армянск.


[Закрыть]. Рядом с ним его жена, каворь кин…

– Крёстная мать? – хихикнула Соня.

– Да, – серьёзно ответил Марат, – это самые главные люди на свадьбе после жениха и невесты.

– А свидетели? – спросила Соня.

Марат кивнул подбородком в сторону жениха:

– Слева от Самвела, типа как свидетель… называется азаббаши[9]9
  Азаб-баши [azab bashi] – свидетель на свадьбе, неженатый молодой человек со стороны жениха. – Пер. с армянск.


[Закрыть]. Это Артур, он тоже в нашем доме живёт. Рядом с невестой её сестра, незамужняя, арснакур[10]10
  Арснакур [harsnaqur] – свидетельница на свадьбе, незамужняя девушка (сестра) со стороны невесты. – Пер. с армянск.


[Закрыть], – как свидетельница. Невесту я не знаю.

– А почему ваш друг Азат не стал свидетелем? – спросила Соня.

Марат улыбнулся, невольно кинув взгляд на Азата, стоявшего в толпе зрителей.

– Посмотри на него, – со смешком произнёс парень, – какой из него свидетель? Он и сам бы на это не согласился.

Азат стоял, переминаясь с ноги на ногу, очевидно, с нетерпением ожидая окончания обряда. Он был одет не совсем по-свадебному. Вместо костюма на парне были лёгкие белые брюки, мокасины, надетые на босую ногу, и яркая разноцветная шёлковая рубашка навыпуск. Глаза его скрывались за тёмными очками. Можно было подумать, что этот человек вышел на пляж и случайно забрёл на свадьбу.

Соня удивленно улыбнулась:

– Почему он так выглядит?

– Азат – любитель погулять, – ответил Марат. – Я уверен, у него и костюма нет. Он далёк от этого всего. C детства ночами где-то гулял, постоянно с кем-то дрался и школу даже не окончил.

– Кошмар! – возмутилась Соня. – А как же родители его?

– У него нет родителей, – печально произнёс Марат, – когда он был ребёнком, их убили в Красноярске, кажется… зарезали. Его бабушка вырастила, да и та умерла несколько лет назад. Он – круглый сирота. Но парень золотой. Из всех нас он самый благородный и порядочный.

С ужасом смотря на Азата, Соня спросила:

– Убили… за что?

Марат горько усмехнулся:

– За то, что армяне! Азербайджанцы убили… Они жили в Азербайджане… В 1995-м, после войны, его отец с кем-то поспорил на работе и как-то эмоционально поругался… Азербайджанец тот сделать ничего не мог, так как отец Азата был старше по должности. Но там их община большая очень была и они затаили злобу. Ещё и война только закончилась… Короче, ночью к ним в квартиру пришли и… зарезали его и жену… Азат тогда в Степанакерте у бабушки был… Короче, кошмар… Потом расскажу.

Чтобы не отвлекаться на печальные темы, Марат и Соня вновь устремили свои взоры на молодожёнов. К тому времени уже закончился обмен кольцами, и священник, передав увесистый крест каворю, одел на молодых золотого цвета короны. Под продолжавшуюся молитву, которую читал священнослужитель, жених с невестой повернулись лицом друг к другу и, немного наклонив головы, соприкоснулись коронами. Каворь же всё это время сзади над их головами держал крест и, прикоснувшись к месту соединения корон, зафиксировал его.

Весь обряд и обстановка как будто переносили приезжих из Москвы в какой-то французский роман. Таинство и средневековое волшебство висели в воздухе, когда совершался обряд.

Наконец священник закончил, все присутствующие радостно поздравили молодых и направились к машинам.

Во дворе уже Марат с Соней подошли к жениху с невестой.

– Поздравляю тебя, брат! – обнял и поцеловал Марат Самвела.

– Спасибо, дорогой! Дай Бог, чтобы скоро мы у вас гуляли на свадьбе, – радостно ответил жених.

– Спасибо! – улыбнулась Гаянэ.

Соня ответила ей тем же, легонько кивнув головой. Она наконец смогла рассмотреть невесту. Девушка была не такая высокая, как могло показаться вначале. Не больше 165 сантиметров. Просто учитывая её каблуки и маленький рост Самвела, они смотрелись на одном уровне. У Гаянэ были светлые волосы, очаровательная улыбка и очень красивые серо-голубые, большие глаза, которые давали очень красивый контраст с её смуглой кожей.

Рассевшись по машинам, все поехали в ресторан. Конечно, туда можно было дойти и пешком. Банкетный зал с символичным названием «Ной» располагался на проспекте Азатамартикнери, буквально на соседней улице. Но молодые хотели покататься. Лимузин жениха и невесты плыл по дороге первым, словно кит во главе стаи. За ним ехали остальные автомобили, украшенные лентами и шариками, сигналя вместе и показывая прохожим, что едет свадьба.

Всё катание заняло не больше двадцати минут, кортеж просто сделал круг по городу и вернулся обратно в центр.

Ресторан «Ной» располагался в двухэтажном особняке светло-бежевого цвета с арочными окнами на втором этаже, где собственно и находился сам банкетный зал. Перед входом с широкой парадной лестницей молодых уже ждали остальные гости.

Пока молодые и сопровождающие их шли от машин ко входу, встречающие кидали в жениха с невестой изюм и орехи.

Вся процессия подошла к лестнице, где мать Самвела сначала накинула на молодых лаваш, потом, взяв ложку мёда, сунула её в рот жениху. Вынув ложку, женщина сразу же отправила её в рот невесты. Это была древняя армянская традиция, чтобы жилось вместе сладко и в достатке.

– Вообще, – снова склонился над ухом Сони Марат, – это делают перед входом в дом, типа в первый раз невеста входит в качестве жены… Но сейчас всё уже в ресторане делают. Теперь тарелки будут бить. Кто первый разобьет, тот и будет главой в семье…

Переступая порог зала, молодые топнули по тарелкам, лежавшим на пороге, и под гром аплодисментов гости кричали, что Самвел первый.

Музыканты уже играли национальную музыку, гости (а их было около трёхсот человек) быстро расселись за столы.

Белый, украшенный цветами зал был очень красив. Столы ломились от всевозможных закусок. На красивых, вышитых золотом белоснежных скатертях лежали блюда со свежими овощами и зеленью, мясные и рыбные ассорти, несколько разных сыров, запечённые севанские форели красиво возвышались над плоскими тарелками и конечно же только поставленные на стол горячие жингялов хац, который Соня с Маратом уже дважды за этот день успели поесть.

Москвичи сели за один стол вместе с Азатом и другой молодёжью. Жених с невестой сидели за отдельным столом, по краям от них каворь с каворь кин и азаб-баши с арснакур. Соня не запомнила названия на армянском и называла их в уме обычно, по-русски.

Официанты предложили напитки, ребята в основном пили тутовую водку, а девушки вино. Первый тост сказал тамада, открыв застолье и объявив каворя главным на сегодняшнем вечере. И начался праздник.

Веселье шло на полную катушку, но, что удивительно, при огромном количестве выпитого спиртного за столами был чёткий порядок. Все гости слушали тамаду, затем тостующего. Вставали, когда была необходимость, молчали, если нужно молчать, танцевали в тот момент, когда все выходили на танец.

После тоста, сказанного каворем, объявили танец жениха и невесты. Это был пиковый момент свадьбы. Все танцевали национальные танцы, многие – размахивая в руке платком.

Спустя сорок минут плясок, тамада объявил всем, что ожидается тост. Гости послушно уселись за столы, куда как раз принесли шашлык из осетрины, свинины, курицы и баранины с зажаренными на мангале картошкой, болгарским перцем и баклажанами.

Тамада почему-то стал говорить по-армянски, хотя до этого в основном изъяснялся на русском, лишь добавляя какие-то выражения на родном языке.

Стало ясно, что слово будет говорить кто-то очень уважаемый, так как люди затихли и смотрели на сцену. Соня ожидала, что выйдет кто-то вроде мэра города или крутого бизнесмена, но она ошиблась…

Опираясь на палку правой рукой, поддерживаемый молодым парнем слева, к микрофону подошёл старик. Несмотря на сгорбившуюся спину, его взгляд был очень ясным, в глазах читалась мудрость и печаль. Опрятно одетый, с полностью белой шевелюрой и бородой, дед взял микрофон и окинул взглядом весь затаившийся зал.

– Я не хочу долго… – начал он говорить звонким голосом на русском языке с едва заметным акцентом, – конечно, я очень рад сегодняшнему событию… Я не хочу говорить, что на нашей земле появилось новое дерево, которое, даст Бог, скоро даст нам плоды… Нет! Мы все, армяне, живущие в Арцахе или родившиеся тут, – одно большое дерево! И на этом дереве сегодня появилась новая веточка… Какие-то ветки стареют на нашем дереве… усыхают и опадают… какие-то растут… не давая плодов. Какие-то бывают как сорняки… мешают расти дереву… Без этого тоже никак не обойтись… – Старик задумчиво посмотрел куда-то вдаль и после небольшой паузы печально продолжил: – Дай Бог, чтобы ваша веточка, которая сегодня появилась на свет, дала нам хорошие плоды… Тот, кто говорит, что сегодня родилась новая семья, не прав! Весь Арцах, мы все… Все – одна большая семья! Как то дерево. А вы лишь веточка этого дерева… Но я хочу поднять бокал не за это… – Он снова сделал паузу и с печальными глазами продолжил: – Мы не должны никогда, ни при каких обстоятельствах, ни при каких радостных днях, ни на одну секунду не забывать те веточки нашего дерева, которые были срублены молодыми. Никогда мы не забудем наше древнее дерево. Древнее многих в этом мире… Но всю свою историю его хотят срубить… И пока будем помнить тех, благодаря которым мы всё ещё живы, помнить тех, кто положил свою жизнь ради того, чтобы сегодня наше дерево всё ещё стояло, мы будем жить! Потому что мы никогда не забудем те реки слёз наших женщин, которые смешались с реками крови наших мужчин!

В глазах деда не было слёз, и голос его не дрогнул, но то чувство, с которым он это говорил, невольно передалось всем.

– Я поднимаю сегодня этот бокал за память наших ушедших братьев, сестёр, матерей, отцов и детей! За тех, чьи души всегда рядом с нами. Мы будем помнить их всегда!

Все молча осушили свои бокалы и рюмки. Дед медленно, опираясь на палочку, пошёл назад, за свой стол.

Музыкант стал играть на дудуке, все сели и вернулись к трапезе. Марат, понимая интерес Сони, склонился над её ухом:

– Этого деда зовут Масис. Он герой! Его весь Арцах знает. Ему лет за девяносто, он в детстве был партизаном на войне с немцами, а во время войны с Азербайджаном в девяностых годах воевал вместе с сыновьями своими… У него три сына было, все погибли… Он герой войны.

– На русском хорошо говорит, без акцента, – заметила Соня.

Марат улыбнулся:

– В советские времена он был в Москве деканом факультета востоковедения…

– О! – улыбнулась девушка. – Так он твой коллега!

– По специальности, – кивнул Марат, – но я пока даже не кандидат наук… а он – профессор! Когда война началась, он взял своих сыновей и приехал сюда воевать. После их смерти остался здесь. Все думали, он не переживёт это… но он очень сильный мужик и очень умный. К нему даже Аво прислушивался…

– Это герой какой-то? – спросила Соня.

– Да, Монте Мелконян. Аво – его называли так… Потом расскажу как-нибудь…

Соня согласно кивнула и сконцентрировалась на музыке. Дудук закончил играть, разрывая сердца присутствующих печальным мотивом. И снова началось веселье. Послышалась музыка, молодёжь выстроилась в линию на танцполе, и, взявшись за руки, начали танцевать круговой танец кочари[11]11
  Кочари [qochari] – национальный армянский танец. – Пер. с армянск.


[Закрыть].

Вначале всего пятеро, потом люди стали присоединяться к змейке. Первой шла девушка, размахивая платком и задавая ритм музыке.

Азат подошёл к Марату и радостно воскликнул:

– Ты так и будешь сидеть всю свадьбу?

– Ты же знаешь, что я не умею и не особо люблю танцевать, – улыбнулся Марат в ответ.

Азат махнул на него рукой и сказал:

– Ну и сиди. А вот невесту твою мы научим! – Он протянул руку Соне и добавил: – Пойдем!

– Но я даже не знаю, как это танцуется, – виновато заявила девушка.

– Сейчас научим! – настаивал Азат. – А твой жених пусть сидит как монах.

Соня взглянула на Марата, он кивнул ей, чтобы не стеснялась и приняла предложение друга. Девушка встала, вместе с Азатом они присоединились к цепочке танцующих. Под удары барабана все вместе делали шаги, приподнимали ноги и топали.

Азат стал объяснять Соне, показывая движения:

– Шаг, ещё шаг, топнули и назад… Пауза и снова… Ничего сложного, просто делай как все… Если по-другому, просто повторяй за всеми и слушай только удары барабана.

Змейка уже насчитывала больше тридцати человек, в основном молодёжь. Все, держась за руки, исполняли одинаковые движения ногами. Это было очень символично и красиво. После слов, сказанных дедом Масисом, действительно казалось, что это одна большая семья, которая не просто умеет танцевать, а, чувствуя друг друга, совершает одинаковые движения. Соня была под большим впечатлением от этого танца, так явно показывающим дружбу и сплочённость одного народа.

После получасового кочари последовал очередной тост, а за ним, очень торжественно и ярко, вынесли огромную тыкву, внутри которой был плов с изюмом и курагой. Марат объяснил Соне, что это главное свадебное блюдо под названием хапама[12]12
  Хапама [ghapama] – национальное армянское свадебное блюдо из тыквы. – Пер. с армянск.


[Закрыть].

Выглядело всё феерично. Тыкву поставили на стол молодожёнов, откуда официанты разнесли её всем желающим гостям, положив на тарелки и сладкий плов.

У Сони уже не было сил есть, и она, так же как и Марат, отказалась от угощения.

– Уже два часа ночи, – аккуратно произнесла девушка. – Свадьба долго ещё будет?

Марат лишь засмеялся:

– Да ты что! Они ещё выпьют цистерну чачи, потом кофе, а утром хаш покушают и спать лягут. Раньше шести утра не разойдутся!

– Все? – с ужасом спросила Соня, понимая, что тут много детей и стариков, которым наверняка тяжело столько сидеть.

– Да нет… – пожал плечами Марат. – Уже многие ушли, если ты заметила… Через час, я думаю, останется человек сто, самых близких и самых стойких… Досидят до утра максимум пятьдесят… Ты устала? Домой хочешь?

– Как-то неудобно… – кротко произнесла девушка, – но я бы пошла домой… Мы встали очень рано… Тем более бабуля вон уже собирается…

– Да… – согласился Марат, – я тоже устал, думаю, можем идти.

– Впечатлений сегодня у меня море! – улыбнулась Соня, нежно посмотрев на Марата.

– Главное, чтобы тебе понравилось, – ответил тем же ей парень.

– Мне очень понравилось всё! Я как будто в рай попала, – ответила девушка, и это была чистая правда. Соня, выросшая в Москве, никогда в жизни не видела такого порядка на большой свадьбе. А красота их танцев? А блюда? А отношение людей друг к другу? Да тут всё было как на другой планете. Разве может всё это не понравиться? Это же рай! Настоящий, не придуманный и не фальшивый…

1.5

Соня и Марат ещё крепко спали, когда рано утром послышался грохот. Было около 8 часов утра. Марат проснулся и, не понимая, что происходит, натянул на себя джинсы и вышел в зал. Послышался ещё один взрыв, затем ещё…

Бабушка Нунэ уже не спала. Она спешно бросала в спортивную сумку разные вещи, фотографии в рамках, документы, ювелирные украшения.

– Что происходит, татик? – удивлённо спросил Марат.

– Собирайте вещи, бала[13]13
  Бала [bala] – нежное обращение к ребенку. – Пер. с армянск.


[Закрыть]! Надо идти в бомбоубежище!

– Куда? – состроил гримасу парень.

– Бомбят с утра! – воскликнула бабушка. – Все в бомбоубежища бегут. Что будет, никто не знает…

– Как это бомбят? Кто? – спросила только проснувшаяся Соня.

– Э-э-э-эх! – нервно воскликнула Нунэ. – Кто может нас бомбить? Турки!

Марат с Соней в недоумении переглянулись. В этот момент звуки взрывов послышались рядом, буквально во дворе.

– Берите самое необходимое! – скомандовала Нунэ. – Надо бежать в бомбоубежище.

Буквально через пару минут они уже выбежали из подъезда. Во дворе дома творилась суета. Кто-то, таща за собой детей, быстрым шагом шёл в сторону дороги, кто-то засовывал чемоданы в автомобили, второпях собираясь уехать, кто-то просто бежал в непонятном направлении… Чувствовалась паника и угроза, повисшая в воздухе. Было трудно поверить, что несколько часов назад люди мирно сидели во дворе и, смеясь, обсуждали планы на будущее. Сейчас уже никто не помнил об этом. Все думали только о том, что раз ракеты летят на мирных жителей, значит, это уже не мелкие перестрелки на границе, а настоящие боевые действия. И доказательством тому был чёрный дым, поднимающийся от тех мест, где горели дома.

– Куда бежать? – с ужасом спросила Соня.

– В административных зданиях есть подвалы! – воскликнул Марат. – Там и надо прятаться. Например, в музее истории… не доходя до парка…

– Да, пойдёмте туда, – согласилась Нунэ.

Они спешно направились в сторону парка. Выйдя на улицу Сасунци, перед их глазами предстала ужасная картина. Люди бегали взад-вперёд, не зная, куда податься, а ракеты продолжали падать с разных сторон, разрушая всё вокруг. И каждый бегущий куда-то человек надеялся, что ракета не попадёт в него.

Вдруг возле них резко остановилась машина. Старенький «опель-омега» чёрного цвета затормозил, буквально влетев на тротуар. С пассажирского сиденья выскочил парень, им оказался Самвел:

– Тётя Нунэ! Марат!

– Самвел! Родной мой! – воскликнула бабушка. Слова были излишни, и время сейчас было на вес золота.

– Садитесь быстро в машину! Мы отвезём вас в церковь.

Просить дважды не пришлось, Марат уже закидывал сумки в багажник, после чего они за несколько секунд уселись на заднее сиденье машины.

– Погнали, Артур! – скомандовал Самвел, и молодой парень за рулём машины резко надавил на газ.

– Что происходит, брат? – спросил Марат, едва они тронулись.

– Азеры бомбят со всех сторон! – выдохнул парень, только вчера сыгравший свадьбу. – Вчера наши с ними на границе сцепились… как обычно, постреляли друг в друга, не более… Но такого никто не ожидал! Снаряды летят повсюду… Видать, зреет что-то серьёзное…

– Где все, Самвел? Где Каринэ, Асмик? Жена твоя где? – с тревогой в голосе спросила Нунэ.

– Мы с утра уже два раза съездили, – ответил Самвел, – отвезли всех. Мама с женщинами в бомбоубежище на улице Давид-бека… Гаянэ там же, куда я вас везу…

Собор Покрова Божьей Матери, в котором накануне все праздновали венчание, находился в нескольких минутах езды от дома Нунэ. Пронесясь по улице Вазгена Саргсяна, «опель» остановился перед собором. Самвел спешно вышел, чтобы помочь вытащить из багажника сумки, и бросил на ходу:

– Пересидите там до тех пор, пока мы не организуем машины и не станет ясно, что происходит… Если это надолго, вечером мы вывезем вас в Ереван.

– Что ты болтаешь? – грозно воскликнула Нунэ. – Какой Ереван? И давай ты тоже… в бомбоубежище иди!

– Тётя Нунэ! – улыбнулся Самвел. – А кто будет спасать народ?.. Мне Азата нужно найти ещё…

– А где он? – спросил Марат.

– Да кто же его знает? – пожал плечами Самвел. – Телефон не берёт, дома его нет… Напился он вчера и видать где-то спит… Буду искать… А вы давайте, идите в подвал… Церковь бомбить не будут, там безопасно… Я скоро приеду…

«Опель» помчался по улице на всей скорости, звуки разрывающихся снарядов доносились с разных сторон.

Бабушка скомандовала идти, и Марат с Соней последовали за ней. Кроме них, многие бежали в церковь. По мнению жителей, это было самое надёжное место сокрытия от бомбёжки. И не только потому, что это был божий дом, но и потому, что тут, как и во многих административных зданиях, имелись большие подвальные помещения.

Понять до конца, что происходит, не мог никто, но то, что началось что-то очень страшное, было понятно всем.

1.6

Внутри храма, на цокольном этаже под арочными сводами, располагались люди. Помещение было большое и представляло из себя зал, имеющий, помимо круглой площади посередине, небольшие ниши под арками, которые люди успели за несколько часов обустроить, каждую под себя. Кто-то умудрился притащить матрасы, кто-то – небольшие горелки и однокомфорочные переносные печи, на которых уже варили кофе, а кто-то успел захватить с собой чайник и посуду.

Посередине, на самой площадке, расположились беженцы, расстелив ковры и матрасы.

Армяне снова оказались вне дома, ощущение на генетическом уровне приближающейся смерти не покидало их – состояние страха и печали.

В нише, где разместились Соня, Марат и бабушка Нунэ, были и Гаянэ, недавно ставшая женой Самвела, её восемнадцатилетняя сестра Лусинэ и дед Гурген, который приходился родным братом бабушки Гаянэ.

Обустройство цокольного этажа церкви под бомбоубежище шло полным ходом. Руководил всем тот самый священник, который венчал Самвела. Его звали Тер Саак. Высокий, спокойный и уравновешенный мужчина, он старался помочь каждому. Несмотря на размеренность и неторопливость, Тер Саак успевал и помогать бабушкам раскладывать вещи, и отправлял раненых в лазарет, и читал молитву, и даже успокаивал периодически плачущую женщину, объясняя ей, что божья воля во всём и Всевышний их не оставит!

Марат был одним из нескольких молодых парней, находящихся в церкви. Все здоровые мужчины от 18 до 60 лет либо помогали пострадавшим в городе, либо с оружием в руках шли на границу, от чего ему становилось не по себе. Чувство стыда накатывало на парня, но он, пытаясь найти себе оправдание, прокручивал в голове мысли, что не служил в армии и не держал в руках оружие. Да что там оружие? Марат в жизни дрался всего 2–3 раза… Он был сыном профессора, работал в интеллектуальной сфере. Пусти Марата на какую-нибудь викторину, там он бы поборолся, а на войне… это точно не про него. Хотя можно было бы выйти на улицы помогать, как это делал Самвел. Но Марат гость тут. Он и город особо не знает. Какой от него толк?

С такими мыслями парень пришёл к выводу, что он будет помогать людям здесь, в бомбоубежище.

К вечеру церковь была полна народу. Тер Саак всем нашёл место. Все разместившиеся друг друга знали – через кого-то или понаслышке. Складывалось впечатление, что все присутствующие представляли собой одну большую семью. Все взяли в бомбоубежище что-то с собой и делился друг с другом. Дети вместе играли, жевали чурчхелу, которой кто-то принёс с собой целую коробку. Взрослые пили свежесваренный кофе, ели лаваш, угощали друг друга жингялов хац, фруктами, разной сдобой.

Около 23 часов приехали Самвел и Азат. С ними были несколько парней, чьи родные тоже прятались в церкви.

Самвел привёз матрасы, одежду, косметические принадлежности, посуду и целую кучу консервов, кофе, макароны и муку.

Гаянэ плакала. Девушка не успела выйти замуж, как тут такое… Нунэ быстро поставила варить кофе, все присутствующие стали закидывать ребят вопросами.

Азат был одет в военную форму, на плече у него висел калашников. Парень улыбался, казалось, что он доволен.

– Ты что радуешься? – прикрикнула на него Нунэ. – Война началась! Дома бомбят!

– Тётя Нунэ, мы вам новые дома построим! – с энтузиазмом воскликнул парень. – Мы отвоюем нашу землю, и нас признают независимыми!

– Никто нас не признает! – вдруг послышался звонкий голос.

Все обернулись, следом за ребятами в церковь зашёл, опираясь на трость, тот самый дед Масис. Люди зашептались, увидя его, а дед подошёл к нише, в которой сидели Марат с друзьями и родными. Все мгновенно вскочили, кроме старика Гургена.

– Здравствуй, Гурген! Как ты поживаешь? – спросил Масис, глядя на знакомого.

Гурген устало взглянул на спросившего:

– Как я могу поживать, Масис? Так же, как и ты… Спрашиваю у Бога, за что Он меня не забрал раньше? За что мои глаза должны это видеть?

– Ты думаешь, что это конец? – печально спросил Масис.

– Не знаю, Масис… – пожал плечами старик, – конца этому не будет никогда… Лишь бы русские с нами были… мы ведь совсем одни сейчас.

– Да-а-а-а, – вздохнул Масис и сел на небольшой стульчик, на котором ранее сидела Соня, – может, сейчас и появится у нас новый Аво или Нжде… Кто знает… – Он посмотрел с любопытством на Соню, затем на Нунэ и улыбнулся. – Нунэ джан[14]14
  Джан [jan] – приставка к имени человека, дорогого сердцу. – Пер. с армянск.


[Закрыть], сделаешь кофе мне?

– Конечно, Масис-джан! – засуетилась бабушка, а старик вдруг спросил, кивнув в сторону Марата:

– Внук твой?

– Да, – улыбнулась бабушка. – С Москвы приехал… с невестой…

– Как зовут? – спросил вдруг Масис.

– Марат, – ответил Марат.

Одновременно с Маратом представилась Соня:

– София!

– София… – задумчиво проговорил старик и, внимательно изучив Соню, сказал: – Извини за то, что Арцах тебя не смог достойно принять… Извини, но это не мы виноваты, что тут началось такое… Ты гостья, завтра машины будут отвозить всех в Ереван… Вам надо уехать.

– Да что вы? – виновато ответила Соня. – Лишь бы мир здесь был…

– Я вижу, что ты не армянка, – продолжал Масис, – в тебе нет армянской крови, ты здесь в гостях… Так зачем тебе рисковать, оставаясь под обстрелами? Надо быть разумней… вам, молодым, нужно беречь себя…

– Разницы нет, армянка я или нет! – вдруг смело воскликнула девушка. – Мой жених… и тут… его бабушка! Я буду находиться здесь до последнего, пока всё не закончится. Помогать буду!

Все были поражены самоотверженным словам Сони. Масис улыбнулся и, кивая головой, повернулся к Гургену, сказав ему на армянском:

– Ete ays agchka khosqerov khosum e ambogj Rusastane, uremn menq hastat et kpahenq mer Hayreniqe[15]15
  Если губами этой девочки говорит вся Россия, то мы точно сможем отстоять свою землю. – Пер. с армянск.


[Закрыть].

– Новости начались! – крикнул вдруг кто-то, и все побежали к телевизору слушать выступление Араика Арутюняна.

Затаив дыхание, люди смотрели на экран, напрягая слух. Телевизор на всех, находящихся в церкви, был всего один.

Президент Арцаха рассказывал, что в направлении Талыша они потеряли некоторые позиции, но тем не менее их армия захватила одиннадцать единиц боевой техники, принадлежавшей вооруженным силам Азербайджана. Затем Араик Арутюнян объявил о том, что в Карабахе началась полномасштабная война, которой раньше ещё не было! Он призывал мирных жителей покинуть Арцах на время боевых действий.

В церкви послышались возгласы ужаса. Люди стали поддаваться панике, многие начали звонить родственникам в Армению и планировать свой отъезд.

– Я вас отправлю в Ереван, – тихо сказал Самвел, обращаясь к Нунэ. – Завтра рано утром выезжаем…

– Замолчи! – строго воскликнула бабушка, – Увози свою жену, а меня никто отсюда с места не сдвинет! Это мой дом и если я где-то умру, то только тут! – Она испепелила взглядом Самвела, потом посмотрела на Марата и добавила: – Уезжай! Тебе нечего тут сидеть… а Сонечке тем более…

– Я уже сказала, что никуда не поеду, – ответила девушка вместо Марата. – Я не оставлю вас! Буду здесь до тех пор, пока всё это не закончится…

– Я тоже! – заявила Гаянэ. – Я медсестра, поэтому буду помогать лечить раненых. Это наш дом! Почему мы должны уезжать?

Стало ясно, что эта группа останется тут.

Два старика, Масис и Гурген, воевавшие когда-то бок о бок, наблюдали за этой сценой. В их глазах было столько различных чувств, что определить основное было невозможно… Гордость за молодое поколение, страх за то, что это поколение может стать последним в их народе, обида оттого, что сил уже у них не осталось, чтобы пойти в бой, и боль… неистовая, глубокая и огромная боль за свой народ и за свою землю. Эти два старика понимали как никто другой – нападающим нужна не земля… им нужны жизни. На протяжении веков цель их соседей заключалась в том, чтобы убить как можно больше армян… Это и пугало больше всего. Гурген тяжело вздохнул и сказал Масису:

– Придётся нам с тобой увидеть ещё одну войну.

– Жаль, что не получится поучаствовать, – разочарованно подхватил Масис.