Текст книги "Альрауне"

Потом обратился к Альме:

– Знаете, Альма, ведь это прямо безобразие, что вы тут бегаете. Не обижайтесь на меня только. Ведь вы же нигде не показываетесь. Были вы хоть в Унион-баре или в Аркадии?

Нет, она еще не была. Она не была даже в Залах Амура. Как-то один кавалер взял ее с собою на бал, но когда на следующий вечер она пришла туда одна, ее не впустили. Нужно иметь подходящий туалет.

– Конечно, нужно! – подтвердил Франк Браун. Неужели она думает, что добьется чего-нибудь здесь, в этих кафе?

Она рассмеялась:

– Ах, в конце концов не все ли равно… Мужчины всегда ведь мужчины!

Но он не унимался, принялся рассказывать о всяких чудесных историях, о женщинах, которые нашли свое счастье в больших бальных залах. Говорил ей о жемчужных нитях, об огромных бриллиантах, рассказывал об экипажах, о блестящих выездах. Потом вдруг спросил:

– Скажите, вы уже давно так живете?

Она спокойно ответила:

– Два года, с тех пор, как я ушла из дома.

Он принялся ее расспрашивать и шаг за шагом выпытал все, что хотел знать. Чокался с нею, подливал ей беспрестанно вина и незаметно для нее добавлял в шампанское коньяк.

Ей еще нет двадцати лет, она из Гальберштадта. Ее отец, булочник, честный, порядочный, также и мать и шестеро братьев и сестер. Она, как только кончила школу, через несколько дней после конфирмации сошлась с одним человеком, с одним из подмастерьев отца. Любила ли она его? Ничуть не бывало, то есть почти нет, только разве, когда…

Да, а потом был еще один и еще. Отец бил ее и мать тоже, но она каждый день убегала и проводила все ночи вне дома. Так продолжалось несколько лет, пока в один прекрасный день родители не выгнали ее из дома. Она заложила часы и уехала в Берлин. И вот теперь она здесь.

Франк Браун заметил:

– Да, да, такие-то дела. – Потом продолжал: – Но сегодня пробил для вас счастливый час!

– Вот как? – спросила она. – Неужели? – Ее голос звучал как-то хрипло. – Мне ничего не нужно, только мужчину, ничего больше!

Но он знал, как к ней подойти.

– Но, Альма, вам ведь приходится довольствоваться всяким мужчиной, который вас хочет! Разве бы вам не хотелось, чтобы это было наоборот? Чтобы вы сами могли брать того, кто вам понравится?

Ее глаза засверкали.

– Да, этого мне бы очень хотелось!

Он засмеялся:

– Разве вам никогда не встречался на улице кто-нибудь, кто бы вам очень нравился? Разве не было бы великолепно, если бы вы сами могли выбирать?

Она засмеялась в свою очередь.

– Тебя, милый, я уж наверное бы выбрала…

– И меня, – подтвердил он, – и всякого, кого бы ты захотела! Но это ты сможешь делать только тогда, когда у тебя будут деньги. И вот поэтому-то я и говорю, что сегодня для тебя счастливый день. Ты можешь, если захочешь, заработать сегодня много денег.

– Сколько же? – спросила она.

Он ответил:

– Во всяком случае, достаточно, чтобы купить себе самые красивые платья, чтобы перед тобою открылись двери самых лучших и самых шикарных кафе. Сколько? Ну, скажем, тысяч десять или даже двенадцать.

– Что? – перебил его ассистент.

А профессор, который даже и не помышлял о такой сумме, сказал:

– По-моему, ты немного бесцеремонно распоряжаешься чужими деньгами!

Франк Браун весело рассмеялся:

– Послушай, Альма, как господин тайный советник удивился, услышав про деньги, которые он должен тебе заплатить. Но я тебе говорю: дело не в деньгах. Ты ему поможешь, значит, и он тебе должен помочь. Ну, хочешь – пятнадцать тысяч?

Она удивленно посмотрела на него:

– Да, но что я должна сделать?

– Тут-то и начинается самое смешное, – сказал он. – В сущности, тебе делать ничего не нужно. Только немного молчать, вот и все. Твое здоровье!

Она выпила.

– Молчать? – весело вскричала она. – Молчать-то я не особенно люблю. Но если нужно – за пятнадцать тысяч.

Она выпила вино, и он снова наполнил бокал.

– Это очень интересная история, – начал он. – Есть один господин, он граф, или, вернее, даже принц. Красивый малый, он, наверное, тебе очень бы понравился. Но, к сожалению, ты не сумеешь его увидеть – он сидит в тюрьме, и его скоро казнят. Бедный малый, он, в сущности, так же невинен, как ты или я. Он только вспыльчив немного. И вот поэтому-то и произошло все несчастье. В пьяном виде он поссорился и застрелил своего лучшего друга. И теперь его скоро казнят.

– При чем же тут я? – спросила она поспешно.

Ее ноздри раздувались, в ней пробудился уже интерес к этому чудесному принцу.

– Да видишь ли, – продолжал он, – ты должна помочь исполнить его последнюю волю.

– Да, да, – быстро закричала она, – я понимаю! Он хочет еще раз побыть с женщиной, не так ли? Я сделаю это, сделаю с удовольствием.

– Браво, Альма, – похвалил Франк Браун, – ты добрая девушка. Но дело не так просто. Послушай, что я тебе расскажу. Итак, когда он заколол своего друга, то есть застрелил, хотел я сказать, он бросился к своим близким, он думал найти у них защиту, думал, что они помогут ему бежать. Но они не сделали этого. Они знали, что он страшно богат, и поняли, что им представился удобный случай завладеть его состоянием. Они позвали полицию.

– Черт бы побрал их! – с негодованием вставила Альма.

– Да, не правда ли, – продолжал он, – это была страшная подлость?! Ну, так вот, его посадили в тюрьму, и что же, ты думаешь, хочет сделать теперь этот принц?

– Отомстить? – ответила она быстро.

– Правильно, Альма, ты недаром начиталась романов. Он решил отомстить этим предателям-родственникам. Но он может отомстить им, только лишив их наследства. Ты понимаешь?

– Конечно, понимаю, – сказала она. – Эти негодяи не должны получить ничего. И вполне правильно будет.

– Но как это сделать? – продолжал он. – Вот в чем вопрос! После долгого размышления он нашел единственное средство: он только тогда может лишить родственников своих миллионов, если у него самого будет ребенок!

– Разве у принца есть уже ребенок? – спросила она.

– Нет, – ответил он, – у него еще нет. Но ведь он еще жив. Он может еще…

Она задумалась, ее грудь порывисто подымалась и опускалась.

– Я понимаю, – сказала она, – я должна иметь ребенка от принца.

– Именно! – подтвердил он. – Ты согласна?

Она закричала:

– Да, да!

Она откинулась в кресле, вытянула ноги и широко раскрыла объятия; от прически ее отделился тяжелый красный локон и упал на затылок. Она вскочила с места и снова опорожнила бокал.

– Как здесь жарко, – сказала она. – Страшно жарко!

Она расстегнула блузу и стала обмахиваться носовым платком. Потом протянула ему свой стакан.

– У тебя еще есть? Выпьем же за здоровье принца!

Он чокнулся.

– Недурную историю наболтал ты ей тут, – шепнул профессор племяннику. – Мне хотелось бы знать, как ты из нее выпутаешься.

– Не бойся, дядюшка, – ответил тот, – впереди еще целая глава. – Он снова обратился к девушке: – Так, значит, по рукам, Альма, ты нам поможешь? Но есть одна маленькая загвоздка. Дело в том, что, как ты знаешь, барон в тюрьме…

Она перебила его:

– Барон? Я думала, он принц.

– Принц, – поправился Франк Браун. – Но когда он инкогнито, он именует себя только бароном: такова уже мода у принцев. Итак, его высочество…

Она прошептала:

– Он даже высочество?

– Ну да, – ответил он, – императорское и королевское высочество! Но ты должна дать клятву, что никому об этом не скажешь ни слова, ни одному человеку. Так вот, значит, принц сидит в тюрьме, его сторожат очень строго. К нему никого не пускают, только его адвоката. Совершенно немыслимо ввести к нему женщину.

– Ах! – вздохнула она.

Ее интерес к несчастному принцу, видимо, упал.

Но Франк Браун не обратил на это внимания.

– Но, – продолжал он, не смущаясь, декламировать с повышенным пафосом, – в страшном горе, в бесконечном отчаянье и в своей неутолимой жажде мести он вспомнил вдруг о чудесных опытах его превосходительства действительного тайного советника профессора доктора тен Бринкена, этого светила науки. Молодой, красивый принц, который в расцвете лет своих теперь должен сказать «прости» всему миру, помнил еще с детства доброго старого господина, который ухаживал за ним, когда у него был коклюш, и который приносил ему тогда много раз конфеты. Вот он сидит, Альма. Взгляните на него: он орудие мести несчастного принца! – И великолепным жестом он указал на своего дядю. – Этот достопочтенный господин, – продолжал он, – опередил на много лет свое время. Как появляются дети на свете, ты, Альма, знаешь, конечно. Но ты не знаешь тайны, которую открыл этот благодетель рода человеческого. Тайны рождать детей без того, чтобы мать и отец друг с другом виделись даже. Благородный принц будет спокойно сидеть в тюрьме или покоиться в холодном гробу, а между тем при благосклонном содействии этого почтенного господина и при участии уважаемого доктора Петерсена ты станешь матерью его ребенка.

Альма взглянула на тайного советника: эта внезапная перемена фронта, эта неприятная смена красивого, благородного, обреченного на смерть юного принца на старого и безобразного профессора ей не понравилась.

Франк Браун заметил это, но постарался тотчас же рассеять все ее сомнения.

– Ребенок принца, Альма, и твой ребенок должен будет появиться на свет в полнейшей тайне. Его необходимо строго схоронить, пока он не вырастет, чтобы защитить его от интриг и нападок злых родственников. Он будет, конечно, тоже принц, как и отец его.

– Мой ребенок – принц?! – прошептала она.

– Да, разумеется, – подтвердил он. – Или, быть может, принцесса. Это предсказать очень трудно. У него будут дворцы и огромные земли и много миллионов. Но ты не должна становиться потом у него на пути, не должна навязывать ему своего материнства, не должна его компрометировать.

Это подействовало: по щекам девушки катились крупные слезы. Она вошла уже в новую роль, испытывала уже теперь мучительную тихую скорбь по любимому ребенку. Она была проституткой, но ее ребенок будет принцем! Разве посмеет она приблизиться к нему? Она будет молча терпеть, только молиться будет она за ребенка. Он никогда не узнает, кто его мать…

Она громко зарыдала; все тело ее сотрясалось. Она бросилась на стол, закрыла лицо руками и горько заплакала.

Ласково, почти нежно отвел он от лица ее руки и погладил дикие, растрепавшиеся локоны. Он сам почувствовал вкус того сентиментального лимонада, который он тут развел. На минуту он показался ему совершенно реальным.

– Магдалина, – прошептал он, – Магдалина…

Она выпрямилась и протянула ему руку.

– Я обещаю вам, что не буду ему навязываться, никогда не подам о себе весточки. Но… но…

– В чем дело? – тихо спросил он.

Она взяла его за руки, упала перед ним на колени.

– Только одно, только одно! – закричала она. – Сумею ли я когда-нибудь посмотреть на него? Хоть издали, чтобы он не заметил?…

– Ну, скоро ли ты кончишь наконец эту комедию? – шепнул ему тайный советник.

Франк Браун недовольно посмотрел на него. Именно потому, что он чувствовал, как прав его дядя, именно поэтому его кровь так возмутилась.

Он прошипел:

– Молчи, старый дурак! Разве не видишь ты, как это красиво? – Он нагнулся к девушке. – Ты увидишь его, увидишь своего юного принца. Я буду брать тебя с собой, когда он пойдет со своими гусарами. Или в театр, когда он будет сидеть в своей ложе, ты увидишь его.

Она не ответила ничего, но стиснула его руки и со слезами принялась их целовать.

Потом он медленно поднял ее, осторожно посадил в кресло и снова налил ей вина. Целый бокал шампанского пополам с коньяком.

– Ну, ты согласна? – спросил он.

– Да, – тихо ответила она. – Я согласна, но что же все-таки должна я делать?

Он засмеялся.

– Сперва мы составим маленький договор. – Он обратился к ассистенту: – Доктор, у вас найдется бумага? И перо? Превосходно. Ну, так пишите. Пишите в двух экземплярах.

Он начал диктовать. Нижеподписавшаяся добровольно отдает себя в распоряжение для опыта, который намеревается произвести его превосходительство профессор тен Бринкен. Она твердо обещает следовать в точности всем приказаниям этого господина. После родов она отказывается от всех притязаний на ребенка. За это его превосходительство обязывается внести на книжку нижеподписавшейся тотчас же пятнадцать тысяч марок и вручить ей книжку после разрешения от бремени. Он обязуется, далее, нести все издержки по ее содержанию и до родов выплачивать ей ежемесячно по сто марок карманных денег.

Он взял написанное и еще раз громко прочел.

– Но тут ведь ничего нет о принце? – заметила она.

– Конечно, нет, – ответил он. – Ни звука. Это должно быть строжайшей тайной.

Она понимала это. Но было еще нечто, что ее беспокоило.

– Почему, – спросила она, – почему вы выбрали именно меня? Для бедного принца, наверное, всякая женщина сделала бы все, что в ее силах.

Он сразу не знал, что ей ответить. Этот вопрос застал его врасплох своей неожиданностью. Но он все же скоро нашелся.

– Да, знаешь ли, – начал он, – дело в следующем: принц в юности любил одну красавицу графиню. Любил ее так сильно, как может только любить настоящий принц. И она тоже любила прекрасного благородного юношу. Но она умерла.

– Отчего она умерла? – спросила Альма.

– Она умерла от кори. И у этой прекрасной возлюбленной благородного принца были такие же золотисто-красные локоны, как у тебя. Вообще она очень на тебя похожа, и вот последняя воля принца – это то, чтобы мать его ребенка напоминала возлюбленную его юных дней. Он дал нам ее портрет и, кроме того, подробно описал ее; мы искали по всей Европе, но ничего подходящего не находили. И вот сегодня мы увидали тебя.

Она рассмеялась, польщенная.

– Неужели правда я так похожа на эту графиню?

– Как две капли воды! – ответил он. – Вы могли бы быть сестрами. Впрочем, мы и тебя снимем. Вот обрадуется принц, когда увидит твой портрет.

Он подал ей перо.

– Ну, подпиши!

Она взяла перо и бумагу. «Ал…» – начала она. Что-то попало на перо. Она взяла салфетку и обтерла перо.

– Черт побери, – пробормотал Франк Браун. – Мне только сейчас пришло в голову, что она несовершеннолетняя. В сущности говоря, нам следовало бы еще иметь подпись и ее отца. А впрочем, для нас и этого договора будет достаточно. Пиши же, – громко сказал он. – Как фамилия твоего отца?

Она ответила:

– Мой отец булочник Рауне в Гальберштадте.

И она подписала свою фамилию.

Франк Браун взял из ее руки бумагу. Опустил и снова поднял, пристально посмотрел на нее.

– Господи! – вскричал он. – Это уже… это…

– В чем дело? – спросил ассистент.

Он протянул ему договор.

– Посмотрите, посмотрите, прочтите-ка подпись.

Доктор Петерсен посмотрел на бумагу.

– Ну? – удивленно спросил он. – В чем дело? Я не нахожу ничего странного.

– Нет-нет, вы, конечно, этого не поймете, – воскликнул Франк Браун. – Передайте-ка договор профессору. Прочтите-ка, дядюшка.

Профессор прочел подпись. Девушка забыла дописать до конца свое имя. На бумаге стояло: «Ал Рауне».

– Да-да, замечательная случайность, – заметил профессор.

Он аккуратно сложил бумагу и положил ее в боковой карман.

Но племянник воскликнул:

– Случайность! Прекрасно, пусть будет случайность. Все, что удивительно и таинственно, для вас только случайность? – Он позвал кельнера. – Вина, еще вина, – закричал он. – Дайте мне пить. Альма Рауне, Ал-Рауне, за твое здоровье.

Он сел на стол и перегнулся к профессору.

– Ты помнишь, дядюшка, старого коммерции советника Бруннера из Кёльна? И его сына, которого он назвал Марко? Он был со мною в одном классе. Хотя и был на два года старше меня. Назвав его Марко, отец просто хотел сострить: его сын назывался теперь Марко Бруннер, так же, как известная марка рейнвейна. Ну, а теперь начинается случайность. Старый коммерции советник – самый трезвый человек во всем мире, его жена тоже, тоже и все его дети. По-моему, в их доме никогда не пили ничего кроме воды, молока, чая и кофе. Пил один только Марко. Начал пить, когда был еще в школе; мы часто приносили его домой пьяным. Потом он стал поручиком и лейтенантом. Тогда началось уже как следует. Он пил, пил все больше и больше, натворил глупостей, его прогнали из полка. Трижды помещал его старик в санаторий, но через несколько недель он становился еще более горьким пьяницей, нежели раньше. А вот две случайности: он, Марко Бруннер, пил Маркобруннер. Это стало для него idee fixe, он бегал по всем ресторанам, искал эту марку, ездил по Рейну и выпивал все, что находил в ресторанах. Он мог себе это позволить, у него были свои деньги от бабушки. «Алло! – кричал он очень часто. – Маркобруннер поглотит Марко Бруннера! Почему? Потому что Марко Бруннер поглощает Маркобруннер». И люди смеялись над его остротами. Все только одно остроумие, все только случайность, как и вся жизнь – одна сплошная случайность! Но я знаю, что старый коммерции советник отдал бы много сотен тысяч, лишь бы вернуть свою неудачную остроту, знаю также, что он себе никогда не простит, что назвал своего бедного сына Марко, а не Гансом или Петером. А тем не менее это случай, глупый, причудливый случай, все равно, как подпись этой невесты принца.

Девушка встала и, шатаясь, облокотилась на стул.

– Невеста принца, – повторила она, – дайте-ка мне сюда принца! – Она взяла бутылку коньяку и налила себе полный стакан. – Я хочу принца, слышите? За твое здоровье, дорогой принц!

– Его, к сожалению, нет, – сказал доктор Петерсен.

– Нет? – рассмеялась она. – Нет! Так пусть будет другой! Да! Ты, или ты, или даже ты, старикашка! Безразлично, лишь бы мужчина! Она сорвала с себя блузку, спустила юбку, расстегнула корсаж и бросила его в зеркало. – Мужчину…

– Постыдись, – заметил доктор Петерсен, – разве делает так невеста? – Но взгляд его с жадностью был устремлен на ее полную грудь.

Она захохотала.

– Ах, что там, принц или не принц! Меня может взять всякий, кто только захочет! Мои дети, публичные дети, их может родить кто угодно, нищий и принц!

Все ее тело дрожало от страсти, грудь подымалась. Возбужденная чувственность гнала ее кровь по синеватым жилам, а ее взгляд, и дрожащие губы, и жаждущее тело – все кричало, полное страсти: сюда, ко мне! Она не была уже проституткой; она, освобожденная от всех оболочек, свободная от всех пут и оков, была могучим прообразом женщины: пол с ног до головы.

– О, она действительно то, что нам нужно! – прошептал Франк Браун. – Земля-мать. Земля-мать…

Ею овладела дрожь. Ей стало холодно. Еле волоча ноги, она побрела к дивану.

– Не знаю, что со мною, – пробормотала она, – все вертится.

– Выпила лишнее, – поспешно объяснил Франк Браун. – Выпей еще и постарайся заснуть. Он поднес ей опять полный стакан коньяку.

– Да, я засну… – пробормотала она.

Она бросилась на диван и подняла в воздух обе ноги. Громко захохотала, потом зарыдала и наконец тихо заплакала. Легла на бок и закрыла глаза.

Франк Браун подсунул ей под голову большую подушку и накрыл ее. Заказал кофе, подошел к окну и открыл его настежь. Но тотчас же снова закрыл, как только в комнату ворвался свет раннего утра.

Он отвернулся.

– Ну, господа, вы довольны этим объектом?

Доктор Петерсен восторженным взглядом смотрел на проститутку.

– По-моему, она подойдет как нельзя лучше, – сказал он. – Ваше превосходительство, обратите внимание на ее телосложение – оно как бы предназначено для безукоризненных родов.

Вошел кельнер и подал кофе. Франк Браун сказал:

– Протелефонируйте на станцию медицинской помощи. Пусть пришлют носилки. Наша дама тяжело захворала.

Тайный советник удивленно посмотрел на него:

– Что должно это означать?

– Это должно означать, – засмеялся племянник, – что я кую гвозди с головками, дядюшка. Должно означать, что я думаю за тебя и, по-моему, думаю умнее тебя. Неужели ты воображаешь, что эта девушка, когда протрезвится, согласится поехать с тобою? Пока я опьянял ее словами и вином, не давал ей даже опомниться, до тех пор она соглашалась со всем. Но от вас она убежит через несколько шагов, несмотря на все деньги и на всех принцев. Поэтому-то и нужно ее теперь взять. Как только принесут носилки, вы, доктор Петерсен, должны, не медля ни минуты, отправиться с нею на вокзал; первый поезд, если не ошибаюсь, идет в шесть часов, вы поедете с ним. Возьмите отдельное купе и уложите там пациентку, я думаю, она не проснется, а если и проснется, то дайте ей еще коньяку. Вы можете даже влить в него несколько капель морфия. А вечером вы уже приедете в Бонн вместе с добычей. Телеграфируйте, чтобы вас ждал на вокзале экипаж профессора, отнесите девушку в карету и отвезите прямо в клинику. Раз она будет уже там, уйти ей будет не так-то легко – у вас для этого есть всевозможные средства.

– Но простите, – вставил ассистент, – ведь это же напоминает насильственный увоз.

– Хотя бы и так, – заметил Франк Браун. – Впрочем, ведь ваша буржуазная совесть спокойна: у вас имеется договор. А теперь не теряйте времени попусту, – делайте, что вам говорят.

Доктор Петерсен обернулся к патрону, который молча, задумчиво стоял посреди комнаты. Взять ему купе первого класса? И какую комнату отвести девушке? Не лучше ли взять особого служителя для нее? И может быть…

Между тем Франк Браун подошел к спящей девушке.

– Красивая девушка, – прошептал он. – Как золотые змейки ползут твои локоны!

Он снял с пальца тонкое золотое кольцо с маленькой жемчужиной. Взял ее руку и надел кольцо.

– Возьми его. Эмми Стенгоб дала его мне, когда меня отравили ее дивные чары. Она была красива, сильна, была, как ты, странная женщина! Спи, дитя, пусть снится тебе твой принц и твой ребенок от принца! Он нагнулся и тихо поцеловал ее в лоб.

Принесли носилки. Носильщики уложили спящую девушку, одели ее, закрыли шерстяным одеялом и вынесли. «Как труп», – подумал Франк Браун. Доктор Петерсен простился и тоже вышел.

Они остались вдвоем. Прошло несколько минут, оба молчали. Потом тайный советник подошел к племяннику.

– Благодарю тебя, – сухо сказал он.

– Не стоит, – ответил племянник. – Я сделал это только потому, что мне самому доставило это удовольствие, было для меня хоть каким-нибудь развлечением. Я должен был бы тебе солгать, если бы сказал, что сделал это для тебя.

Тайный советник подошел вплотную к нему.

– Я так и думал. Между прочим, могу сообщить тебе новость, которая тебя, вероятно, заинтересует. Когда ты болтал тут о ребенке, мне пришла в голову одна мысль. Когда ребенок родится, я усыновлю его. – Он зло улыбнулся. – Вот видишь, дорогой мой племянник, твоя теория не совсем уж неправильна: это маленькое существо Альрауне, еще не рожденное, еще даже не зачатое, отнимает у тебя состояние. Я сделаю его своим наследником. Тебе я сейчас говорю об этом только для того, чтобы ты не строил себе излишних иллюзий.

Франк Браун почувствовал удар, но посмотрел профессору прямо в лицо.

– Хорошо, дядюшка, – сказал он спокойно, – ведь все равно в конце концов ты бы лишил меня наследства, – не правда ли?

Но профессор выдержал его взгляд и ничего не ответил.

Франк Браун продолжал:

– Ну, так было бы недурно, если бы мы сейчас свели наши счеты, я часто сердил тебя, огорчал – за это ты лишил меня наследства: мы квиты. Но, согласись со мною, ведь эту мысль подал тебе я. И в том, что ты получил теперь возможность ее осуществить, ты тоже обязан целиком мне. Значит, ты должен теперь меня отблагодарить. У меня есть долги…

Профессор насторожился. По его лицу пробежала легкая тень.

– Сколько? – спросил он.

Франк Браун ответил:

– Не так уж много! Тысяч двадцать наберется, пожалуй.

Он ждал, но профессор упорно молчал.

– Ну? – нетерпеливо спросил он.

Старик ответил:

– То есть как это – ну? Неужели ты можешь думать серьезно, что я заплачу твои долги?

Франк Браун смотрел на него, в висках его стучало. Но он овладел собою.

– Дядюшка, – сказал он, и голос его слегка задрожал, – я бы тебя не просил, если бы мне не было нужно. Некоторые из моих долгов необходимо погасить теперь же. Среди них есть карточные долги, долги чести.

Профессор пожал плечами:

– К чему же ты играл?…

– Я сам это знаю, – ответил Франк Браун. Он все еще сдерживался, напрягая все свои нервы. – Конечно, я не должен был этого делать. Но раз это сделано – я должен теперь заплатить. Еще одно – я не могу больше просить у матери. Ты знаешь так же хорошо, как и я, что она делает для меня больше, чем в ее силах. К тому же она только недавно привела в порядок мои дела. В довершение всего она больна – словом, я не могу просить ее и не стану просить.

Тайный советник злорадно улыбнулся:

– Мне очень жаль твою бедную мать, но это отнюдь не заставляет меня изменить свое решение.

– Дядюшка! – вскричал Браун вне себя от этого холодного иронического голоса. – Дядюшка, ты не знаешь, что делаешь. В крепости я задолжал товарищам несколько тысяч и должен их заплатить еще на этой неделе. У меня также есть целый ряд мелких долгов разным людям, которые мне одолжили под честное слово, – я не могу их обмануть. Я взял взаймы даже у коменданта, чтобы поехать сюда!..

– И у него? – перебил его профессор.

– Да, и у него! – повторил он. – Я ему наврал, что ты при смерти и что я должен быть подле тебя. Он согласился дать мне денег.

Тайный советник покачал головой.

– Ах, вот что ты ему рассказал! Ты истинный гений в надувательстве и обмане! Этому необходимо положить конец.

– Господи, – вскричал племянник, – будь же благоразумен, дядюшка! Мне нужны деньги, я погиб, если ты мне не поможешь.

Тайный советник ответил:

– Ну, разницы тут я особой не вижу. Ты и так уже погиб, порядочный человек из тебя никогда уже не выйдет.

Франк Браун схватился руками за голову.

– И это говоришь мне ты, ты?

– Конечно, – ответил профессор. – Куда ты девал все свои деньги? Ты тратишь их самым бессовестным образом.

Браун не выдержал:

– Может быть, дядюшка, но я никогда еще не брал их бессовестным образом, как ты, например…

Он закричал: ему показалось, будто он поднял хлыст и опустил его прямо на уродливое лицо старикашки. Он почувствовал, как попал в цель. Он почувствовал также, что хлыст просвистел насквозь, не встретив преград, точно через клейкую грязь.

Спокойно, почти дружелюбно тайный советник ответил ему:

– Я вижу, ты все еще не поумнел. Позволь же твоему старому дяде дать тебе добрый совет, быть может, он принесет тебе пользу. Если чего-нибудь хочешь от людей, то нужно уступать их некоторым слабостям, заметь себе это. И воспользуйся. Ты соглашаешься со мною, что я много приобрел. Я добился того, чего я хотел. Теперь же наоборот: ты просишь меня, но и не думаешь идти нужным путем. Не воображай, однако, дорогой мой, что это может помочь тебе в чем-нибудь – у меня. Нет, нет! Но, быть может, это поможет тебе у других, – ты поблагодаришь меня за добрый совет.

Франк Браун заметил:

– Дядя, я пошел путем унижения. Сделал это первый раз в жизни; сделал, когда попросил тебя, попросил! Но еще раз этим путем я не пойду. Неужели ты хочешь, чтобы я еще больше перед тобою унижался? Будет, довольно, дай же мне денег.

Тайный советник ответил:

– Я тебе предложу кое-что, дорогой. Только обещай спокойно меня выслушать и не приходи в бешенство, что бы это ни было!

Браун сказал спокойно:

– Хорошо, дядюшка.

– Ну, слушай. Я тебе дам денег, столько, сколько тебе нужно, чтобы привести в порядок дела. Дам даже больше – относительно цифры мы уж сойдемся. Но мне ты нужен, нужен у меня в доме. Я постараюсь устроить так, чтобы тебя перевели ко мне в город, устрою так, чтобы тебя выпустили из крепости.

– Я с удовольствием! – ответил Франк Браун. – Мне безразлично, здесь ли я или там. Но сколько будет это длиться?

– Около года, пожалуй, даже меньше, – ответил профессор.

– Я согласен. Что же я должен делать?

– Почти ничего. Это просто маленькое побочное занятие, ты привык к нему, оно тебе не покажется трудным.

– В чем же дело? – настаивал Франк Браун.

– Видишь ли, дорогой мой, – продолжал тайный советник, – мне понадобится маленькая помощь для девушки, которую ты для меня раздобыл. Ты прав: она от нас убежит. Для нее будет невыносимо скучно, и она, конечно, постарается сократить время ожидания. Ты преувеличиваешь наши средства, которыми мы сумеем ее удержать. В частной психиатрической лечебнице очень легко удержать человека, гораздо легче, чем в тюрьме или в остроге. К сожалению, однако, наше учреждение для этого не так хорошо приспособлено. Не могу же я запереть ее в террариум вместе с лягушками или в клетку с обезьянами или морскими свинками, правда?

– Конечно, дядюшка, – ответил племянник, – надо изобрести что-нибудь.

Старик кивнул головой.

– Я уже придумал, что сделать. Мы должны иметь что-нибудь, что бы ее там удерживало. Но доктор Петерсен не представляется мне подходящим человеком для того, чтобы приковать на продолжительное время ее интерес, по-моему, его будет мало и на одну даже ночь. Но это должен быть, конечно, мужчина: поэтому-то я и подумал о тебе.

Франк Браун с такой силой сжал спинку кресла, точно хотел сломать ее. Он тяжело дышал.

– Обо мне… – повторил он.

– Да, о тебе, – продолжал тайный советник, – по-видимому, это одна из немногих вещей, к которым ты способен. Ты сумеешь ее удержать. Будешь болтать ей всякий вздор, по крайней мере, твоя фантазия будет иметь какую-нибудь разумную цель. А за неимением принца она влюбится в тебя – ты сумеешь, значит, удовлетворить и ее чувственные потребности. Если же ей будет этого мало, у тебя найдется достаточно друзей и знакомых, которые с удовольствием воспользуются случаем провести несколько часов в обществе этого прелестного создания.

Франк Браун задыхался, его голос звучал глухо и хрипло.

– Дядюшка, ты знаешь, что ты от меня требуешь? Я должен быть любовником этой проститутки в то время, как она будет носить в себе ребенка убийцы?

– Да, да, – спокойно прервал его профессор. – Ты прав. Но это, по-видимому, единственное, на что ты пригоден еще, дорогой мой.

Браун ничего не ответил. Он испытывал жгучее оскорбление, чувствовал, как щеки его покрываются багровым румянцем, как в висках стучит от волнения. Ему казалось, точно по всему лицу его горят длинные полосы, которые оставил на нем хлыст профессора. Он понимал: да, да, старик наслаждается своею местью.

Тайный советник заметил это, и довольная, злорадная улыбка легла на его отвислые губы.

– Подумаем об этом как следует, – заметил он размеренным тоном. – Нам не в чем упрекать друг друга и нечего скрывать. Мы можем называть вещи своими именами: я намерен пригласить тебя в качестве сутенера этой проститутки.

Франк Браун почувствовал: он низвергнут. Он беспомощен, безоружен. Он не может пошевельнуть даже пальцем. А безобразный старик топчет его своими грязными ногами и плюет в его открытые раны своей ядовитой слюной…

Он ничего не ответил. Он шатался, ему было дурно. Не помнил, как спустился он по лестнице, очутился на улице и увидел ясное утреннее солнце.