Текст книги "Никогда не связывайтесь с животными. О жизни ветеринара"

Мой первый сеанс связи прошел как-то так: «Ну у меня тут чуток траблы были, не мог рацию врубить. Провод замотало. Да вы не переживайте, я щас ее чуток тряхнул, и она заработала. Я из палатки глянул наружу, у нас тут наверху погода дрейх».

На что получил ответ: «Чего?»

Определенно, они подумали, что я полный иджит, который хаверит, и пожелали, чтобы я виишт!

Раньше я выезжал куда-нибудь только с семьей и потому не привык общаться сам с другими людьми из разных уголков страны, и уж тем более в такой космополитичной обстановке в Норвегии, где и находился Свальбард. К тому же в команде я был один из немногих, кто учился в простой школе, в то время как другие члены команды все были воспитанниками частных школ, так что нам было трудно даже друг друга понять. Меня тут же окрестили «шотландским горцем» и разжаловали из связистов. Я все еще помогал с антенной и прочими техническими штуками, но меня близко не подпускали к микрофону. Хоть моя гордость и была задета, но все же я согласился с правильностью такого решения. Радиосообщения были жизненно важны; помехи и прочие технические неполадки затрудняли коммуникацию, и иногда у нас было только несколько секунд, чтобы передать сообщение, так что было важно, чтобы оно было понято и принято.

Случись что непредвиденное, не было бы времени расшифровывать мой шотландский диалект. Однако я нашел выход. Мы переносили радиостанцию в большом рюкзаке. Но какими бы ни были вместительными эти экспедиционные баулы, в них нельзя было впихнуть всю необходимую провизию и снаряжение. А потому у нас были еще и нарты – такие санки с кожухом сверху, которые мы тянули за собой. Среди них имелись одни спасательные. Они длиннее остальных, специально приспособленные для транспортировки раненого, и я сразу же взялся за них отвечать. Несмотря на свои небольшие габариты, я был настроен доказать всем, что я очень сильный. Редко когда мои санки были не нагружены больше и тяжелее, чем у остальных, и я всегда этим гордился.

Несколько недель мы лезли в горы, спускались в расщелины, шли на лыжах через снежную бурю, переходили подмерзающие речки, спали в иглу. За это время мы стали тесно спаянной командой: разогревали на парафиновых горелках армейские пайки, жили по трое в палатках. В команде были и девушки, так что за эти несколько недель я разговаривал с противоположным полом больше, чем за всю свою жизнь до этого. В течение дня мы все были в сцепке, привязаны друг к другу канатами на случай, если вдруг кто сорвется и упадет в пропасть. Без такой страховки любое падение могло закончиться смертью. Жизнь каждого зависела от всех остальных в связке.

К концу нашей экспедиции я бесповоротно влюбился в походную жизнь и чуть не плакал при мысли, что надо возвращаться к обычной жизни дома. И это отнюдь не принижает достоинств домашней жизни, а говорит лишь о том, как сильно мне понравилось на природе. Приключения – это же так здорово! Временами мне казалось, что жажду к приключениям можно когда-то утолить. Но я убедился на личном примере, что для некоторых такая жажда неутолима. Один взятый рубеж или же успешно пройденное испытание дает только временное удовлетворение. С каждым разом, с каждым новым походом хочется идти еще дальше, забираться еще выше и брать все более трудные вершины, только бы почувствовать тот самый первый восторг.

Я познакомился с некоторыми из нашей местной команды спасателей, когда собирал средства на поездку. Они тоже обращались в те же самые организации для сбора денег на новый внедорожник. Я познакомился с ними поближе и сказал, что в следующий раз стану членом их команды. В ту зиму я стал ходить с ними на тренировки, хотя мне нельзя было выезжать на задание до совершеннолетия. В Свальбарде я научился вязать основные узлы, стал ездить на горном велосипеде по местным скалам и занимался скалолазанием. Вскоре я уже излазил все горы в Великобритании как летом, так и зимой.

Когда мы вернулись в Норвегию пару лет спустя, мне предложили место в команде той же самой организации, которая сейчас называется Британское исследовательское общество. В этот раз они ехали в Южную Георгию. Я почувствовал тот же самый азарт, что и в первый раз. Южная Георгия! Это же то самое место, куда добралась экспедиция Эрнеста Шеклтона. Такое предложение было слишком хорошим, чтобы быть правдой. Так и получилось: в это же самое время я поступил в университет. Мне пришлось отставить планы покорения Южной Георгии, ведь меня теперь ждали совсем другие вершины.

Тот поход много лет назад научил меня нескольким жизненно важным вещам на будущее. Совместная работа в маленькой команде требует от каждого, чтобы он выполнял свою задачу хорошо. На первое место выходят интересы команды, и часто дело не в тебе, даже если задеты твои чувства или же уязвлена гордость. Всегда надо стараться достичь того, что для тебя реально важно, и ты никогда не знаешь, какие силы придут тебе на помощь.

В одной из книг Ранульфа Файнса я наткнулся на цитату из Гете, она меня так вдохновила: «Начинайте делать все, что вы можете сделать, – и даже то, о чем можете хотя бы мечтать. В смелости гений, сила и волшебство!» Это работает в равной степени как с физическими, так и с интеллектуальными амбициями. Учеба в университете была достижением из разряда интеллектуальных, но я никогда не терял вкуса к физическим победам. Я также узнал, что самые грандиозные стремления включают в себя обе стороны.

Вот уже несколько лет работаю по профессии. Я испытал жизнь в разных ее проявлениях, в разных местах. Учеба в университете несколько отложила мою погоню за другими страстями. Мне нравилась моя работа, и она так меня увлекла, что я забыл про другие занятия, от которых когда-то получал глубокое удовлетворение. Мне нужно было больше времени для себя, больше свободы действий, которую я вряд ли получил бы, если работал на одного, даже самого гибкого работодателя. И тогда я принял решение сделать прыжок в неизведанное. Я продолжу работать ветеринаром, но не на постоянной ставке, а на временной. Вместо постоянной работы буду брать только временную, буду переезжать с места на место, если того потребует трудоустройство. Буду сам оплачивать свои налоги, определять объем работы, оплачивать страховку, профсоюзные взносы, курсы по повышению квалификации и все прочие расходы. Но взамен я получу возможность самому решать, как строить свой день, как проводить свободное время, пусть это будет хотя бы один час свободного времени. Моя жизнь какое-то время была разбалансирована; мне нужен был выход. С некоторым сожалением я уволился из клиники. Но решил для себя: лучше быть хорошим совместителем, чем плохим постоянным работником.

Глава 7. Бен

Ортопедия – лечение нарушений в костной системе – является областью ветеринарной медицины, привлекательной исключительно для среднестатистического мужчины-ветврача. В ней полным-полно длиннющих слов, используя которые вы выглядите умнее, чем на самом деле. Для работы ортопедом требуется большая коллекция дорогих игрушек, практически обязательна самоуверенность, граничащая с высокомерием, но что самое главное – ортопедия довольна проста в исполнении. Не надо быть семи пядей во лбу, вам прежде всего потребуются практическая сноровка, хороший глазомер и ориентация в пространстве. Не стоит и говорить, насколько к тому же это благодарное и приносящие огромное удовлетворение занятие. Только представьте себе: юный песик выбежал на дорогу от избытка щенячьего восторга. Ему не повезло, и он попал под колеса проезжающего транспортного средства – и вот его заносит к вам в кабинет расстроенный хозяин. Вы сразу видите, что у пса сломана правая передняя лапа, прямо обе кости – лучевая и локтевая. Собаке очень больно, и ее будущее неопределенно. В принципе, у вас есть три выхода.

1. Лечение перелома – это может реализовываться внутренняя или внешняя фиксация кости для того, чтобы она срослась. Кость обязательно нужно «собрать» в первоначальную форму, чтобы она срослась без значительных деформаций.

2. Ампутация – в некоторых случаях даже в медицине для людей бывает так, что конечность слишком сильно повреждена. Тогда требуется ее ампутация. Такая операция не станет большим ухудшением качества жизни животного по сравнению с подобной операцией у человека. Для наших четвероногих друзей имидж – ничто, ну или практически ничто. Как я уже говорил, у большинства наших пациентов обычно в наличии четыре конечности, а потому ампутация одной из них сократит общее количество лап лишь на 25 %. Для человека же ампутация одной ноги сокращает общее число нижних конечностей в среднем на 50 %. У четвероногих до 65 % общего веса приходится на передние лапы, поскольку голова и другие важные органы расположены в передней половине тела, а потому ампутация задней лапы также не станет большой потерей для кота или собаки. Я видал много собак-инвалидов, которые бегали на оставшихся лапах так быстро, что даже и хромоты не было заметно. Лишь когда они переходили на шаг и сила инерции становилась меньше, вот тогда их прихрамывание или подпрыгивание становилось очевидным. Передняя же лапа представляется более значимой потерей, особенно у крупных собак. И все же ампутация является закономерным и иногда незаменимым вариантом в арсенале ветврача. Лишь один отягчающий фактор в виде денег может затруднить выбор лечения. Бывают случаи, когда ампутация необходима, даже если технически возможно восстановить кость. Например, у животного могут быть другие хронические заболевания, которые способны осложнить процесс выздоровления. Но на моей практике чаще всего препятствием для лечения являются деньги. Просто ужасно, что из-за стоимости лечения хозяину дешевле ампутировать конечность животному, – тогда приходится отнимать лапу, которую можно было бы сохранить. Но ветврачам тоже надо зарабатывать деньги на пропитание, как и любому другому врачу. Многие все же пытаются использовать все доступные способы: благотворительные организации, экономия на том на сем, а некоторые даже соглашаются сделать все по минимальной расценке ради хирургической практики. И тем не менее случается так, что мы ничего не можем поделать и остается лишь смириться с неизбежным. И все же необходимо не упускать из виду тот факт, что многие домашние животные в странах первого мира получают такое медицинское обслуживание, о котором простому жителю Либерии или Афганистана остается лишь мечтать.

3. Эвтаназия – худший вариант. В крайних случаях это единственный выход. Если животное старое или же лечение вряд ли завершится успешно, возможно, это единственный гуманный ответ. Тяжесть перелома напрямую связана с той кинетической энергией, с которой столкнулось тело во время травмы. Щенок, который свалился с дивана, вероятнее всего, отделается легким ушибом, нежели тот, которого переехала машина. Были у меня животные, у которых в теле практически все более-менее крупные кости были переломаны пополам. И даже если сделать все возможное и невозможное, наверняка такое животное будет страдать от чудовищной боли в ходе лечения. Сами по себе операции болезненны, так еще велика вероятность того, что потребуется сделать несколько таких операций. Животное неспособно рационализировать необходимость боли, единственное, что оно чувствует, – это невыносимая боль. И скорее всего, качество его жизни пострадает безвозвратно. После этого эвтаназия становится обязательной, а вы до этого их уже столько времени промучили – и все без результата. Такова сложность выбора, и этот выбор требует прозорливости и сострадания.

Из вышесказанного видно, что даже на начальном этапе принятия решения мы сталкиваемся с комплексной задачей. Я говорю «комплексная» не в смысле «сложная». Поясню. Часы – это сложный механизм. Нелегко выпилить все элементы часов из куска дерева. Но результат работы абсолютно предсказуем; в этом смысл. И швейцарцы знают в этом толк. А вот если взять погоду, то это явление комплексное: мелкие локальные изменения могут сложиться так, что буря естественным образом уляжется или же, наоборот, наберет обороты и сформирует разрушительный ураган.

Принятие решений в таких случаях – процесс комплексный. Мы имеем огромное количество переменных, и при этом у нас нет надежных способов замерить многие их этих варьирующихся параметров. Если собака старая, то ее состояние, возможно, не будет достаточно стабильным, чтобы справиться с процессом заживления костей. Истощенные физиологические ресурсы организма могут означать, что сильна подверженность инфекциям или же кости просто не смогут срастись. Последующие вмешательства могут казаться благотворными, но спустя несколько недель усилий лечение пойдет насмарку.

А когда «старый организм» означает «слишком старый»? Если бы мы умели измерять этот параметр с большой точностью, то мы бы могли сказать, что в понедельник заживление еще представляется реальным, но во вторник что-то пойдет не так и мы скатимся в сторону неизбежности. Хотя, если честно, даже этот параметр не самый сложный для измерения. Как хозяева будут ухаживать за животным? Будут ли они соблюдать послеоперационный режим? Не забудут ли давать вовремя необходимое лекарство? Будут ли они делать физиотерапию? Или же они заставят собаку бегать за мячиком спустя сутки после операции? Такое случалось, уж поверьте мне. Решения о выборе лечения сопряжены с тяжелейшими выборами и предположениями «навскидку».

Как только мы решили, что операция и реконструкция кости являются подходящим лечением, надо определиться по самому лечению. Существует множество способов лечить переломы. На самом простом уровне сломанный палец может потребовать минимального вмешательства. Если перелом без смещения (то есть кость сломана, но края перелома находятся в правильной анатомической позиции), тогда, возможно, понадобится лишь легкая фиксация.

Меня самого так лечили. По глупости я согласился побоксировать с другом на любительском поединке. Я только что вернулся из длительной командировки из-за границы. Я был в форме, ну, может быть, слегка переутомленный и оголодавший. Под «оголодавший» я имею в виду, что у меня на животе вдруг обнаружились кубики, которые в юном возрасте так же быстро исчезают, как и появляются. Я умудрился повредить руку об физиономию своего товарища – сломал пястную кость на тыльной стороне ладони. После удара кисть сильно заныла, я сразу понял, что у меня перелом, а мне еще предстояло биться два с половиной раунда. Просто поразительно, что с вами творит смесь адреналина и честолюбия. Потом в местной больнице мне сделали рентген, и на снимке врач увидел, что да, у меня перелом, и что нет, лечения не нужно. Просто какое-то время стараться меньше пользоваться рукой, она сама заживет. Спустя несколько дней я уже мог тренироваться в спортзале, с предосторожностями и аккуратно. Кость срослась сама без особых осложнений. Хотя эта рука чуть отличается от другой – мизинец на ней чуть короче, но в целом она в порядке и работает без нареканий. Мне повезло, то был идеальный перелом.

На другом конце спектра – огнестрельное ранение в бедренную кость, которое может раскрошить целую секцию кости на маленькие осколки. Сила удара от такой травмы может совершенно уничтожить кость в непосредственном месте попадания. Эта часть кости может отмереть, что потребует удаления секции и соединения двух оставшихся концов кости. Такая операция укоротит кость, но конечность останется целой. Мне пришлось работать с человеком, у которого была именно такая травма и соответствующие осложнения. Даже если кость не отмерла при такой травме, она определенно будет раскрошена на мелкие осколки. То есть надо будет зафиксировать все части вместе, иммобилизировать их (предотвратить движение), пока все эти фрагменты не срастутся между собой. Этого можно достичь наложением снаружи спиц, которые пройдут насквозь и закрепят кость в одном положении. Внешняя поддерживающая конструкция позволит снять нагрузку с места перелома до тех пор, пока кость окончательно не срастется.

Иногда при травме страдает сустав, и тогда обычно мы имеем дело не с переломом кости, а с разрывом связок. Самым распространенным примером, наверное, можно назвать крестообразную связку колена. Футболисты и регбисты очень часто рвут именно эти связки. То же самое у собак. Это вполне реальный риск, когда самозабвенно бежишь, и неважно, гонишься ты при этом за мячом или просто вышел на пробежку. Крестообразная связка удерживает и стабилизирует коленный сустав. Без нее сустав болтается, и это причиняет очень сильную боль. Замена связки или по крайней мере ее функции необходима для многих животных. Есть много способов стабилизировать сустав, но каждый из них требует от хирурга значительных умений.

Итак, теперь мы имеем представление о проблемах, которые надо учитывать. Давайте двигаться дальше. За годы работы мне приходилось совершать довольно много ортопедических операций. По большей части я самоучка. Такое признание должно встревожить любого, кто понимает, как получают медицинское образование и квалификацию. Назвать кого-то самоучкой в медицине – это практически то же самое, что и назвать его некомпетентным выскочкой. Однако второе определение ко мне прошу не применять. Хотя я бы, наверное, и сам так подумал о любом враче, кто говорит, что он самоучка. А какой же самоуверенный выскочка так не скажет, правда? Однако это другое. Я стал самоучкой исключительно по необходимости.

Бордер-колли Бену было четыре года. Он перепрыгнул через забор в погоне за кроликом, его задняя лапа застряла в проволочном ограждении, и он вывихнул бедро. Все симптомы были налицо, точнее, явно видны по ноге – я уже с таким раньше сталкивался. Мы сделали Бену рентген, на котором вывих бедра был очевиден, что подтвердило мой предварительный диагноз. Сделать рентгеновские снимки – само по себе целое мучение. Я тогда практиковал в сельской ветлечебнице в Уэльсе, работал на пожилого владельца, который через несколько недель должен был уйти на пенсию, на покой. Так что можете себе представить, какой недосягаемой роскошью считались цифровые снимки? Даже автоматическая машина для проявки снимков была слишком дорогим удовольствием для Алана, владельца и главврача ветлечебницы в одном лице. У нас также не было ни комнаты для проявки пленки, ни центрального отопления, ни крепкой крыши, которая не протекала бы в разных местах. Конечно, мир давно уже изобрел все эти удобства, но до его лечебницы такие блага цивилизации не дошли.

А потому проявку рентгеновских снимков делали следующим образом.

1. Один врач забирается в шкаф, что под лестницей, с тремя кошачьими лотками. В одном проявитель, в другом вода, в третьем фиксатор. Забыл сказать, что предварительно из лотков надо было удалить все продукты кошачьей жизнедеятельности. Шкаф плотно закрывался изнутри с тем, чтобы обеспечить полную темноту. Все манипуляции внутри производятся исключительно на ощупь и по наитию.

2. Второй ветврач сидит снаружи в коридоре. В его работу входит придерживать ногой дверь шкафа, чтобы она не открывалась, при этом он упирается спиной в противоположную стену для дополнительного упора. Так он не дает лучам света проникнуть внутрь шкафа, иначе чувствительные рентгеновские пленки засветятся. Вторая его задача – запускать секундомер и командовать врачу в шкафу, когда опускать и вынимать снимки из лотков.

3. По команде второго врача с секундомером врач в шкафу должен опускать снимки по очереди в каждую из жидкостей и промывать в воде по мере необходимости.

Как только пленку проявили и зафиксировали, с ней можно работать. Сочетание антикварного оборудования и рудиментарных техник в большинстве случаев выливалось в плохого качества снимки. То есть вы смотрите на снимок и понимаете, что на нем «ни хрена не видно», а потому снова и снова начинаете все сначала… Однако после второй попытки снимки у нас получились, и на них мы увидели то, что нам было нужно.

Несколько манипуляций – и бедро вставлено на место. На ощупь все было нормально, и сам сустав был мягко вправлен. Иногда этого достаточно. Если бедро сидит в пазухе, то проблема решена. К несчастью, бывает и так, что выпавший сустав может растянуть или повредить связки и прочие сухожилия, которые его стабилизировали. И зачастую сустав вновь легко выпадает, и тогда нам потребуется постоянный хирургический фиксатор. Бен оказался невезучим. У нас было несколько доступных вариантов, но все они были специальными процедурами, что означало «дорогостоящими». Хозяин Бена, местный фермер, имел практичный взгляд на вещи. Бен был ему необходим как работник, а не как домашний питомец. Если он больше не сможет работать, то игра для него закончена. Фермер был не прочь заплатить минимальную сумму за лечение, но ничего свыше того, и уж тем более он не собирался оплачивать стоимость хирургической операции в специальной клинике. Без лечения Бену больше никогда не светило работать, да и ходить он тоже будет с трудом. Он мог бы передвигаться на трех лапах, однако боль в вывихнутом бедре постоянно досаждала бы ему и доставляла большой дискомфорт. Мы могли просто ампутировать лапу, однако фермер был предельно краток: либо мы его ставим на все четыре лапы, либо усыпляем. По глупости – причем по чудовищному непониманию своей глупости – я вызвался самостоятельно провести операцию под названием «остеотомия головки и шейки бедренной кости». Я звучал очень авторитетно, когда выговаривал эту фразу. Смотреть в справочнике, что она значит, я стал позже.

Бедренный сустав состоит из головки и паза. Головка – это окончание бедренной кости, а паз – это вертлужная впадина, сформированная частью таза. При выпадении головка больше не входит в паз и начинает натирать прилегающую кость таза; это очень больно. В ходе операции валик на головке кости удаляют, а саму кость выравнивают. Сустав будет навсегда разрушен, но окружающие мышцы могут сформировать псевдоартроз, или ложный сустав, который может ограниченно двигаться, но, что важнее, снимает ту боль, которая появляется от трения кости о кость. Это так называемое паллиативное вмешательство, которое осуществляется в качестве последнего средства для поддержания сносного качества жизни и избавления от боли. Кроме того, подобное хирургическое вмешательство осуществляется теми, кто понимает, что они делают. У нас таковых специалистов не было, а потому я начал готовится к мероприятию. Владелец клиники, Алан, заверил меня, что все необходимое оборудование в наличии. Сам он не мог в этом участвовать, но другой медперсонал был к моим услугам.

Я запланировал операцию через два дня и провел два вечера, усиленно зубря новый материал. Мне нужно было разобраться и запомнить, как осуществлять хирургический доступ, то есть как пробраться сквозь окружающую мягкую ткань к кости и не нанести ненужного и невосполнимого вреда. Медсестры собрали и простерилизовали набор инструментов. Могу только догадываться, как все это время Бен сидел дома и размышлял над благонадежностью хирурга. В назначенный день он явился в веселом настроении, хвост пистолетом. Наша подготовка прошла без сучка без задоринки, и не успел Бен опомниться, как уже лежал на операционном столе. Я выполнил хирургический доступ; опасливо рассек мягкую ткань вокруг сустава, добрался до самой суставной капсулы. Внутри нее есть короткое сухожилие, которое держит головку кости в суставной впадине. У Бена это сухожилие было порвано – разорвалось во время травматического смещения. До какой-то степени это облегчало дело, потому что мне не нужно было возиться и разрезать его сейчас. Вся мягкая ткань убрана в сторону, я мог подвигать головкой кости настолько, что можно было начинать ампутацию. Мне нужно было проломить шейку бедра, используя остеотом, который, по сути, является просто дорогущим долотом. Головка и шейка кости очень похожи на гриб. Шейка в данном случае является ножкой гриба, если уж совсем наглядно объяснять. Итак, вот она, кость, можно начинать ломать. Собравшись с духом после вполне удачно выполненного доступа, я сказал как можно более заправским «хирургическим» голосом: «Остеотом».

Последовала неловкая пауза, и медсестра Сара, оправившись от секундного недоумения, переспросила:

– Чего?

– Остеотом? – с надеждой в голосе повторил я.

Сара посмотрела на меня непонимающе.

– Что? – спросил я.

– Э-э, у нас такого нет, – ответила Сара.

– Что значит «у нас такого нет»? У нас что, нет остеотома? – опешил я. Такой поворот серьезно нарушил течение энергии ци в моем теле.

Поначалу я было пытался возмущаться, потом вступил в бессмысленные переговоры, быстро сдался и перешел к принятию. Остеотома не было. А ведь Алан заверял меня, что у них все было. Сара не стала скрывать, что Алан склонен к отдельным преувеличениям, и я попался на эту удочку. Конечно, это чрезвычайно важное замечание, но под моим руками лежит собака без сознания, а у меня нет нужного для операции инструмента. Мозги лихорадочно работали. Могу позвонить фермеру и объяснить ситуацию, тогда можно будет сразу усыпить Бена в течение следующих нескольких минут. Хозяин собаки не будет против; он и Алан знают друг друга уже давно. Я имею вполне законные основания сказать, что возникла проблема, для решения которой у меня не было необходимого инструмента. Он и не будет спрашивать о подробностях – он же из того поколения, когда люди верят тебе на слово.

Ну нет! Должен же быть какой-то выход. Если бы я попал в такую ситуацию сегодня, то знал бы, как с ней справиться. Точнее, сегодня бы такого не произошло. Но я из настоящего времени и не могу помочь себе тогдашнему, и тем горше моя печаль сейчас. Ладно, что же мне может помочь? Долото как минимум, или что-то вроде него. Только долота у меня тоже не было. К своему прискорбию, я не был последней моделью Терминатора, который мог превратить свою конечность в нужный хирургический инструмент.

Если только не…

В городке был магазин скобяных товаров. Там должны продавать долото. То есть обыкновенные столярные, а не ортопедические инструменты, но ведь в моем-то положении выбирать не приходится. Я быстро прикрыл рану влажными пеленками, стянул с себя перчатки, сказал медсестрам присмотреть за Беном. Сам бросился сломя голову вниз по улице в скобяную лавку. Продавцы в магазине хорошо знали Алана, а потому любезно согласились записать на его счет два долота. Два, потому что мне нужен был запасной – на случай, если я уроню или сломаю первый. Выбор модели был несколько затруднительным. Я выбрал с деревянными ручками. Они, конечно, не пройдут основательно стерилизацию, но зато и не расплавятся в автоклаве (специальное устройство для прожарки и стерилизации хирургических инструментов). Температура в автоклаве доходит до 130 градусов, там пар, так что деревянные рукоятки вряд ли воспламенятся. Я помчался бегом обратно в операционную. Тут же засунул долота в автоклав и поставил на самый скорый режим, какой там был. Может, они и не простерилизовались как надо, но Бену уже дали антибиотики, так что будем надеяться на нужный эффект; по крайней мере так я себя убеждал в тот момент. Пока автоклав работал, я выпил чашку чая, в страхе на него поглядывая и ища признаки возгорания. Цикл прожарки прошел без инцидентов. Я снова обработал руки, натянул перчатки и, вооруженный новым инструментарием, продолжил операцию. Первое долото сработало на славу. Оно вошло в шейку бедра как нож в масло. Очень важно обработать рашпилем оставшийся край до гладкости, чтобы избежать трения кости, что, как мы помним, невыносимо больно. Я довольно долго полировал кость, чтобы добиться наилучшего результата, на какой только был способен. С костью покончено, я выдохнул с облегчением. Закрыл мягкие ткани, затем зашил кожу. Я сделал все, что мог. Теперь остается только ждать исхода. Должно пройти от шести до восьми месяцев, пока все окончательно не заживет. Но мне хотелось бы узнать пораньше, как идут дела и не запорол ли я всю операцию. Конечно, я бы злился на себя, если бы операция не удалась, ведь в конце концов это бедняге Бену придется за всех страдать.

Приехал фермер и забрал собаку домой. Он нес его бережно на руках и положил в багажник Land Rover, на дне которого была постелена солома, прикрытая старыми простынями. Просто здорово: нет ничего лучше, если хотите, чтобы в рану попала инфекция. Я предупредил фермера, чтобы они не выводили собаку на улицу, кроме как в туалет, в течение по крайней мере ближайших 10 дней. Затем последуют физиотерапия на несколько недель и медленная реабилитация. Я хотел осмотреть Бена через два дня и проверить на предмет инфекций или заражения, снабдил фермера длинным списком всего того, что можно и чего нельзя, а также дал свой мобильный для связи.

Четыре дня спустя фермер приехал с Беном без предупреждения и без извинений. Бен определенно провел много времени на улице, потому что был весь грязный. Было ясно, что фермер не прислушался ни к единому слову, что я ему сказал. В довершение всего фермер был разочарован. Ведь Бен явно хромал. Я еле сдержался и буквально прикусил язык. Конечно, бедолага будет хромать. Ведь я же ему отчекрыжил кусок от самой крупной кости в теле деревянным долотом. Может быть, владелец сам захочет почувствовать на себе, каково это? И мы тогда посмотрим, как он будет скакать на больной ноге? Понятное дело, что этому дураку такое предложение вряд ли придется по вкусу. Я попенял ему на его безрассудство и рассказал еще раз про необходимый послеоперационный уход. Я отметил, что надо будет снова привезти Бена на осмотр через два дня. Теперешнее его состояние вполне удовлетворительное. Пес позволил мне дотронуться до его ноги и даже пошевелить ею, она двигалась вполне свободно. Как и все колли, Бен был крепким мальчиком. Через четыре дня они снова приехали в клинику. И опять Бен был весь в грязи, даже в более запущенном виде, чем до того. Его хозяин был недоволен, он жаловался, что Бен не способен работать на полную катушку. Несмотря на мою нерелигиозность, в тот момент я молил о молнии, которая поразит этого клоуна прямо в его тупую башку – так мне не придется душить его голыми руками. Но Бен выглядел более энергичным, и нога у него двигалась лучше. Он давал на нее полную нагрузку. Я подозвал его к себе, пес подошел, подпрыгнул и встал на задние лапы, а передние упер мне в живот. Я потрепал его по голове, зная, что у него все будет нормально. Несмотря на мои огрехи и дубиноголовость его хозяина, нога у пса заживет и с ним все будет хорошо.