Текст книги "Спасательная шлюпка. Чума из космоса"

– Райумунг…

Темная фигура не ответила. Джайлс повернулся и вышел, оставив ее в одиночестве.

В ближайшем секторе он увидел Хэма, лежавшего на койке, и Мару, ожидавшую его. На секунду он уставился на нее, озадаченный. Затем вдруг сообразил. Он говорил с капитаном на чужом языке, и Мара, конечно же, ничего не знает.

Он улыбнулся, стараясь успокоить ее.

– Капитан мало что знает об этих растениях. Это не его специальность. Так что пока будем просто избегать есть такие ягоды. Если заметишь пятна на ягоде – кидай сразу в конвертор. Расскажешь об этом остальным?

– Да, – ответила она, но не ушла сразу, и ему показалось, что она смотрит на него с некоторым любопытством. – И это все, что вам удалось узнать у капитана за столь долгое время?

– Мы с капитаном всякий раз немного ссоримся. Пожалуй, я не узнал больше ничего такого, о чем стоило бы рассказать. Но я потом еще поговорю с капитаном, и если будет какая-то информация – поделюсь ею. А пока что, как я и сказал, просто не ешьте пятнистые ягоды, и не волнуйтесь. Скажи это остальным.

– Обязательно.

Она ушла в среднюю часть шлюпки, и он слышал, как сквозь музыку пробивается ее голос, но слов разобрать не удавалось. Звуковой аппарат, таким образом, служил отличным средством маскировки разговоров, что было совсем неплохо.

Джайлс лег на койку и снова задумался над тем, как уговорить капитана. Их место назначения необходимо изменить на 20В-40 до того момента, как капитан потеряет физическую возможность это осуществить.

8

Шестой день, 23:57

Все, кроме Джайлса, спали. Хотя свет над головой сиял непрерывно, они все же установили некий распорядок, смену периодов сна и бодрствования. Примерно в полночь, по их понятиям, Джайлс диктовал в звуковой аппарат отчет о событиях минувших суток:

– Шестой день. Ягод пока вполне достаточно, но число пятнистых растет. Листья отмирают и опадают. Моральный дух тоже стремительно падает. Конец шестого дня.

Он положил звуковой аппарат на пол у изголовья своей койки, чтобы Эстевен мог забрать его утром, и потянулся за повязкой, сделанной из рукава комбинезона. Кусок рукава оранжевого цвета, от запястья до плеча, был достаточно длинным, чтобы сделать повязку на глаза, завязывающуюся за головой двумя кончиками, и достаточно плотным, чтобы не пропускать свет, мешающий спать. На борту спасательной шлюпки не было возможности увидеть свое отражение, но он вполне мог представить себе это зрелище: одна обнаженная мускулистая рука и курчавая шестидневная щетина придавали ему дикий разбойничий вид. Как ни странно, из трудяг никто так не выглядел. Хотя бороды отросли и у Гроса, и у Эстевена – при этом у Гроса пробивалась седина, – они казались скорее неопрятными и немытыми, чем дикими. Растущее у Фрэнко и Хэма не заслуживало названия бороды: у Фрэнко на нижней части лица изредка попадались мягкие черные волоски, а у Хэма были слегка взъерошенные светлые усы и небольшая щетина песочного цвета на скулах от подбородка до верхней части щек.

Все они, кроме Бисет, пожертвовали частью своей одежды на повязки для глаз. Сейчас он слышал доносящееся из-за перегородки сонное дыхание. Никто из них, к счастью, не храпел – ни тяжело, ни размеренно; лишь Хэм иногда переворачивался на спину и издавал какое-то глубокое горловое урчание.

Джайлс надел на глаза повязку и лег на койку. Он ждал сна, но тот не торопился приходить. В такие минуты он особенно остро ощущал тесноту и духоту на шлюпке и барьер из нерешенных проблем, отделяющий его от безопасного приземления на 20B-40, не говоря уже о выполнение своей миссии. Он беспокойно заворочался, устраиваясь поудобнее.

Допустим даже, что ягод вполне хватит и курс будет изменен – выдержат ли трудяги еще тридцать или сорок таких дней?

Что-то вторглось в его мысли. Что-то еле слышное, словно бы крик, оборвавшийся прежде, чем успел вырваться наружу. Джайлс прислушался… но ничего не услышал.

Он продолжил вслушиваться. Никаких посторонних звуков, только тяжелое ночное дыхание; даже Хэм почти не хрипел.

Ничего… или все-таки?..

Он сел на койке и стянул с головы рукав. Яркий свет ламп ударил ему в глаза в полную силу. Когда зрение приспособилось, он различил то, что, как ему показалось, и привлекло его внимание – тихий глухой стук со стороны носа корабля.

Он поднялся на ноги и огляделся. Тихий стук доносился из-за перегородки, закрывающей пульт управления спасательной шлюпкой и капитанское кресло. Джайлс подошел к перегородке, обогнул ее – и увидел, что инопланетянин душит Эстевена. Лицо музыканта потемнело, руки беспомощно хватались за пальцы капитана, небрежно обхватившие его горло, а каблуки издавали почти неслышное постукивание, привлекшее внимание Джайлса, барабаня по обтянутому тканью полу.

Джайлс бросился на капитана.

– Отпустите его! – крикнул он на альбенаретском, стараясь оторвать ее пальцы от шеи Эстевена. Это походило на попытку разогнуть стальные прутья. – Отпустите этого человека! Вы его убиваете!

– Да, я от него избавляюсь, – холодно ответила капитан, не ослабляя хватки. – Он святотатственно обращался с книгой навигации и по законам чести должен исчезнуть из нашего круга.

– Вы сами лишаете себя чести! – возразил Джайлс. – Он не ваш, чтобы распоряжаться его жизнью! Вы отбираете то, на что не имеете права! Это мой человек, лишь я могу решать, сохранить его или убить – не вы! Вы… вы совершаете бесчестную кражу!

Реакция последовала почти мгновенно. Капитан буквально выронила Эстевена, и тот свалился на пол. Длинные пальцы поднятых рук теперь были направлены на Джайлса, который изготовился отразить атаку инопланетянки.

Но руки опустились. Капитан отвернулась от Джайлса и опустилась в свое кресло, чтобы уставиться на экран переднего обзора.

– В таком случае заберите его. – Голос альбенаретки был холодным и безразличным. – Он осмелился прикасаться к страницам святая святых – Книги Навигации – и листать их. Делайте с ним все, что хотите. Но если я еще раз увижу его здесь, то буду считать, что кто не может уследить за своей собственностью, не имеет права владеть ею.

Джайлс рывком поставил Эстевена на ноги и, не обращая внимания на его слабое сопротивление, стал толкать перед собой из капитанского закутка, затем через переднюю секцию шлюпки в среднюю часть.

Остальные трудяги, разбуженные выкриками на альбенаретском, уже столпились в передней секции. Теперь они отступали от Джайлса и Эстевена, словно волна, и когда в средней секции Джайлс наконец их догнал, то толкнул Эстевена в их объятия и поманил к себе Мару. Она медлила в нерешительности, и ему пришлось буквально притянуть ее к себе, чтобы его слов не услышала капитан:

– Присмотри за Эстевеном. Капитан душила его, но с ним вроде бы все в порядке.

– Что?.. – требовательно начала Бисет, но он осек ее свирепым взглядом.

– Я спас жизнь этому идиоту, так что потише! – прошипел он. – И не могу обещать, что спасу еще кого-то из вас, кто не будет меня слушаться. Не выпускайте Эстевена в носовую часть корабля, если вам дорога его жизнь.

Он отпустил Мару и отвернулся. Позади него Эстевен рухнул на пол, всхлипывая:

– Я не хотел ничего плохого. Я не мог уснуть, я подумал, что это просто книга, что ее можно полистать, почитать…

Джайлс вернулся к себе в носовую часть, вместе с ним и Хэм.

– Хэм, – сказал он здоровяку, – не подпускай ко мне никого. Мне нужно кое-что обдумать.

Хэм кивнул и встал в проходе, а Джайлс лег на койку и стал думать о происшедшем. Теперь, в довершение ко всему, появилась загадка Эстевена. Он ни на секунду не поверил, что тот просто хотел взглянуть на навигационную книгу. Джайлс был готов поклясться, что у Эстевена не хватило бы мужества вот так запросто вторгнуться в личную зону капитана.

И к тому же что он мог узнать, полистав эту книгу? Вряд ли он поймет альбенаретскую математику, и в навигационном справочнике нет чистых полей, как в старинной книге Гроса, на которых Эстевен мог бы записывать сочиняемую музыку…

В средней секции шлюпки снова заиграла знакомая мелодия Боссера и Сингха. Загадки в голове Джайлса, казалось, всплывали и погружались, кружили в повторяющемся ритме музыки…

Внезапно он проснулся и понял, что задремал. Над его койкой навис Хэм.

– С вами хочет поговорить Мара, ваша светлость.

– А? – Джайлс протирал глаза, чтобы скорее вернуть полноценное зрение. Вскоре он увидел Мару, стоящую на некотором расстоянии словно перед невидимым барьером. – Садись, – сказал он ей, указывая на край своей койки. – Побереги силы. Нам всем нужно беречь оставшиеся силы.

Она ненадолго замерла в нерешительности – на секунду, наверное, во всяком случае так ему показалось. Затем села.

– Вы, конечно, правы.

Джайлс усмехнулся. У нее была невероятная особенность – говорить фразами, которые воспринимались бы как дерзость, если бы не ее невинный тон. Не ей, трудяге, судить о верности того, что он говорит. Он тут же вспомнил про мысль, возникшую у него сразу, как он впервые с ней познакомился.

– Скажи, Мара, а ты, случайно, выросла не в семье магнатов?

– Я? – Она рассмеялась. – Вовсе нет. Мой отец умер, когда мне было три года. В нашей семье было восемь человек детей – из-за ошибки компьютера выдали разрешение на такое количество, а когда обнаружилось, что это ошибка, было уже слишком поздно. Поэтому, когда умер отец, матери позволили все время проводить с детьми, и она даже получила разрешение на то, чтобы к нам переехала бабушка, чтобы помогать ей. Так что я росла примерно так, как если бы родилась сто пятьдесят лет назад, до Зеленой Революции.

Он посмотрел на нее с удивлением.

– А как же учеба?

– О, все обычные курсы я прошла. Но при такой большой семье, как наша, всякий раз, оказываясь дома, я попадала в среду, созданную нами самими. Так что у меня было типичное для средних веков семейное окружение.

– Ясно. – Он ощутил к ней жалость. Неудивительно, что такая девушка могла попасть под влияние «Черного четверга». На секунду у него возникло искушение предупредить ее, что Бисет опознала в ней революционерку, но привычка подчинять себя долгу заставила промолчать. – О чем ты хотела со мной поговорить?

Она оглянулась через проход на среднюю секцию шлюпки, но музыка звучала достаточно громко, так что ей не требовалось даже понижать голос, чтобы говорить с ним так, будто они наедине.

– Об Эстевене. Думаю, вам это будет интересно. Я не дипломированная медсестра, но когда училась в средней школе, то целый год работала стажером в медицинской службе. Специального образования у меня нет, но я вижу, что с ним что-то не так. У него холодные руки – здесь, в парниковой атмосфере шлюпки, – а пульс учащенный и неровный.

Джайлс посмотрел на нее с уважением.

– Это хорошо, что ты заметила и рассказала мне об этом. Есть ли у тебя какие-то предположения, из-за чего такие симптомы?

Она покачала головой.

– Как я сказала, это была всего лишь практика в течение года, к тому же в те времена, когда я была подростком.

Джайлс кивнул.

– Ладно, в любом случае хорошо, что я теперь в курсе. Попробую поговорить с самим Эстевеном и выяснить, знает ли он сам, что с ним не так.

– Что бы с ним ни было, мы бессильны. На этой инопланетной спасательной шлюпке нет ни лекарств, ни медицинского оборудования. Я не представляю, что делать.

– Это не твоя забота. За все это отвечаю я.

– О да, – сказала она, махнув рукой, словно бы отмахиваясь от этого утверждения. – Вы – магнат и считаете, что должны все взвалить на свои плечи. Но вы застряли здесь с кучей трудяг, а что вы знаете о трудягах?

– Что я?.. – удивленно начал он и осекся, уловив в ее словах отголоски давнего разговора с Полом Окэ, говорившего ему почти то же самое. Изумление заставило его забыть о том, что вовсе не следовало бы пытаться обсуждать с ней столь нелепое обвинение. – Не ты ли тот самый трудяга, что сказал мне, мол, все представители низших классов мечтают о шансе попасть в какой-нибудь колониальный мир?

Он помолчал и взглянул на соседнюю койку. Хэма там не было, и нигде поблизости его не видно. В любом случае Хэм не проводил много времени в огороженной средней секции, если его нет в передней, то скорее всего он отправился собирать ягоды или подыскивает, какую съесть самому. Тем не менее Джайлс понизил голос:

– На днях я долго разговаривал с Хэмом. Он в отчаянии от того, что его отправили невесть куда и разлучили с товарищами по работе, которых он знал. Он бы все отдал за то, чтобы вернуться на Землю. Возможно, я знаю о трудягах немного больше, чем тебе кажется.

– А, Хэм… Это аморально – добиваться генетическими манипуляциями, чтобы несчастные беспомощные дети вроде него вырастали в таких вот рабочих.

– Тсс, – шикнул он, искренне беспокоясь за нее. – Придержи язык, кто-нибудь на борту может донести на тебя.

Мара заговорила тише, но с прежним презрением:

– Вы про шпика? Я ее не боюсь.

– Шпика?

– Агента полиции, Бисет.

Он внимательно посмотрел на нее, не веря своим ушам.

– Ты… тебе уже известно, что она из полиции?

– Конечно. Все на корабле знали про это. Всегда есть шпик. У полиции есть свой агент на каждом звездолете, везущем трудяг. Любой трудяга в курсе дела.

– Что еще ты о ней знаешь?

– Знаю, что она пишет доносы на каждого, кто ей не нравится, независимо от того, совершил ли он что-то. Если она решит, что я ей не нравлюсь, то все равно придумает чего-нибудь для доноса.

Джайлс мрачно посмотрел на нее.

– И тебя, похоже, это не очень беспокоит?

– Говорят, на колониальных мирах полиция не очень-то прислушивается к шпикам вроде нее, когда те докладывают о плохом поведении, революционной болтовне и тому подобном. Потому что уже бывало много таких, прибывших с группами и создававших кучу проблем, прежде чем их отправляли обратно на Землю.

– Думаю, ее обвинение может оказаться куда серьезнее. – Джайлс послал к черту чувство долга. Таких, как Бисет, встречается десяток на дюжину, а Мара, с ее прямотой и смелостью, была бриллиантом среди кучи камней – прочих трудяг. – Она считает, что ты из «Черного четверга».

Мара взглянула на него.

– Ого…

Внезапно между ними вырос невидимый барьер. Они не были более людьми, сидящими вместе; они были противниками, смотрящими друг на друга через полоску спорной территории. Джайлс ощутил сильное желание уничтожить то, что их разделяло, – желание, сила которого удивила его самого. Но сейчас у него не было времени разбираться с эмоциональным аспектом ситуации.

– Она мне это прямо сказала. Но я не поверил.

– Это довольно мило с вашей стороны, ваша светлость. Конечно, вы правы. Я не одна из них.

– Ни на мгновение так не подумал.

Но барьер между ними не исчез.

– Но все же спасибо, что рассказали, магнат. – Она встала.

– Не за что, – ответил он машинально. – Спасибо за информацию об Эстевене.

– Я хотела помочь вам.

Она повернулась и ушла. Джайлс не стал ее останавливать. Вид того, что она уходит, вызвал в нем странную душевную боль. Он не понимал, что же пошло не так.

Открыв глаза несколько часов спустя, когда в средней секции громко заиграла музыка, он увидел Бисет, стоявшую рядом с его койкой. Она тут же, без предисловий, едва он ее увидел, заговорила с ним на эсперанто.

– Прошу прощения, ваша светлость, – начала она, но в ее голосе не было ни намека на извинительные интонации. – Боюсь, мне необходимо поговорить с вами. Я уже предупреждала вас об этой девушке, Маре, и ее революционных связях. Должна напомнить вам, что ваш ранг не дает вам права игнорировать власть полиции. Вы слишком многое ей позволяете.

– Она приходила рассказать мне о… – Джайлс замолчал. Он уже собрался было объяснить, что Мара сообщила о возможной болезни Эстевена, но сообразил, что снисходит до того, что отчитывается перед ней. Холодная ярость затопила его. – Проваливай! – прорычал он.

Движимый гневом, он даже поднялся на ноги, но к тому моменту, когда он полностью распрямился, Бисет уже ушла. Он ощущал собственный пульс, особенно биение в артерии под подбородком.

Он прошел в огражденную панелями секцию в средней части шлюпки и мимоходом увидел в углу Бисет, смотревшую на него широко раскрытыми глазами. Мары здесь не было. Он задержался у звукового аппарата ровно настолько, чтобы одним движением пальцев перевести его на полную громкость, а затем вышел в сторону задней секции. Там снова обосновались Ди и Фрэнко, а Мара сейчас выискивала на лозе ягоды с пятнами и относила их в конвертор.

– Оставьте нас, – бросил он Фрэнко и Ди. Те посмотрели на него с изумлением и поспешили покинуть заднюю секцию. Он остался наедине с Марой, озадаченно уставившейся на него, когда он подошел ближе.

– Бисет, – сказал он; стоя с ней лицом к лицу, в нескольких дюймах друг от друга, он почти не перекрывал музыку, говоря спокойным тоном; их уединенность была почти идеальной, – только что пришла ко мне и нагло потребовала, чтобы я не разговаривал с тобой.

Мара открыла рот.

– Может, – начала Мара тем же официальным тоном, которым закончила предыдущий разговор, но затем ее лицо и голос изменились на более участливые, – может, и в самом деле не стоит?..

– И это она мне? – сказал он. – Я – Джайлс Эшед Стальной. Не обращай на нее внимания. Я собирался сказать тебе кое-что другое. Я хочу сказать, что если Бисет попытается создать тебе неприятности – не важно, каким способом, – обращайся ко мне. Подозреваю, что она даже может попытаться обвинить тебя в том, что это ты подложила бомбу, взорвавшую космический лайнер.

Мара уставилась на него.

– Значит, и в самом деле была бомба? Но почему вы, или она, или еще кто-то так уверены в этом?

– Она не может быть уверена, – коротко ответил Джайлс. – Я – уверен. Потому что это я ее подложил. – Он стиснул зубы при этом воспоминании. – Причинять серьезный вред не планировалось, и уж точно не задумывалось уничтожение звездолета. Предполагалось только немного повредить его на определенном участке полета, чтобы ему пришлось завернуть для ремонта на ближайшую планету – шахтерский мир под названием 20B-40.

На секунду она потеряла дар речи.

– Все эти люди… – сказала она. Но не окончила фразу и подалась вперед, чтобы положить руку на его плечо. – Но ведь вы не хотели причинить вреда? Что-то пошло не так?

У него заныли мышцы челюсти. Он вдруг осознал, что стиснул зубы. Приложив усилие, он разжал их.

– Не знаю, – сказал он. – Полагаю, что чертов кретин… я был кретином, да и все мы… мы недооценили, насколько прогнил от времени этот альбенаретский звездолет. Переборка, которая должна была сдержать взрыв в грузовом отсеке, полностью рассыпалась, и начался пожар – ты его видела.

Она еще сильнее сжала его плечо и пристально посмотрела ему в лицо.

– Зачем вы мне это рассказываете?

Несколько мгновений он мрачно смотрел на нее.

– Возможно, – медленно сказал он, – возможно потому что доверяю тебе. Не знаю почему – не могу объяснить. Но я вдруг ощутил, что… Мне внезапно захотелось об этом кому-нибудь рассказать, и только ты годилась для этого.

Он обнаружил, что она смотрит на него так, как еще никто никогда не смотрел. Это вызывало беспокойство, и к тому же, как ни странно, чувство робости. Он не подозревал, что женщина может смотреть таким взглядом. Ему вдруг захотелось сказать ей кое-что, но годы тренировок и дисциплины не дали произнести эти слова.

Он неловко похлопал ее по руке, державшей его локоть, и отвернулся. Мара разжала пальцы, отпуская его. Джайлс прошел через среднюю секцию, задержавшись на секунду, чтобы убавить громкость музыки. При этом все трудяги молча смотрели на него, в том числе Бисет.

Не обращая на них внимания, он прошел к себе в носовую часть и лег на койку. Натянув повязку из рукава, погрузился в уединение искусственной темноты.

9

Десятый день, 11:22

Ди плакала. Сидела на своей койке и плакала. Первые дни после того, как она пробралась на корму к капитану и умирающему инженеру, ей удавалось успокоиться лишь при участии другой женщины. Потом ей вроде бы стало лучше, и присутствия Фрэнко хватало, чтобы успокоить ее, когда она просыпалась от ночного кошмара. Но в последние дни ничто не помогало, и она часто плакала, будучи неспособной объяснить, из-за чего.

– Ну а что я могу сделать? – говорил Фрэнко. Он стоял вместе с Джайлсом и Марой в огражденном пространстве задней части шлюпки. Только что Ди оттолкнула его, когда он попытался присесть рядом с ней.

– Не знаю, – задумчиво сказал Джайлс, глядя на девушку. – Очевидно, ей нужна медицинская помощь. Очевидно, что никто из нас не способен ее оказать. Не вини себя, Фрэнко…

– Но ведь это была моя идея – подать заявку на отправку в колониальный мир! – с отчаянием воскликнул Фрэнко. – Моя! Шансы были один из тысячи, и мы были счастливы, когда попали в число избранных! А теперь…

– Я же сказал – не вини себя. У депрессии Ди могут быть самые разные причины. Возможно, это еда или что-то в атмосфере шлюпки. А может, это в ней уже давно и проявилось бы, даже если бы вы остались на Земле. Но мы ее не бросим и сделаем для нее все, что можем. Зови меня, если понадобится какая-то помощь.

– И меня зови, – сказала юноше Мара, – в любое время.

– Спасибо, – устало ответил Фрэнко тоном человека, потерявшего всякую надежду.

– Держись! – ободряюще сказал ему Джайлс. Это было единственное, что он мог бы сказать в такой ситуации магнату; но Фрэнко от этого съежился, и Джайлс вспомнил, что говорит с трудягой. – Если сможем поддержать ее до посадки, то далее уже все будет в порядке.

– Да, ваша светлость, – ответил Фрэнко, сделав над собой усилие, чтобы вложить побольше бодрости в свои слова и немного оживления в унылое лицо.

– Вот и хорошо. А сейчас почему бы тебе не оставить ее? Ты же видишь, что она предпочла бы побыть одной, а тебе не помешало бы отдохнуть. Иди в носовую часть, можешь полежать на моей койке.

Фрэнко посмотрел на него с благодарностью.

– Спасибо, ваша светлость. Но вы уверены… вы полагаете, что я ничем не смогу ей помочь, даже если она будет вести себя так, будто я ей нужен?

– Уверен. За ней присмотрят, пока тебя не будет.

Фрэнко кивнул.

– Да, – сказал он. – Спасибо. Спасибо всем… Пожалуй, я и в самом деле пойду прилягу ненадолго в носовой части.

Он вышел. Джайлс повернулся к Маре.

– Ты что-нибудь ела? Выглядишь так, будто худеешь.

Она одарила его подобием улыбки.

– Все мы худеем. Не представляю, как мы продержимся оставшиеся восемьдесят дней до Белбена, если лоза будет продолжать увядать, а мы худеть.

– Да-а… – Джайлс вдруг почувствовал боль в челюстях, что означало, что он снова слишком сильно их стиснул. Это уже начало входить у него в привычку.

– В чем дело? – Мара посмотрела на него.

– Есть еще кое-что… – Он взглянул на Ди, но та их не слушала, затерянная во мраке своих страданий и в море слез, а музыка из звукового аппарата в средней секции не позволяла никому их подслушать. – Помнишь, я говорил, что бомба нужна была для того, чтобы изменить курс на ведущий к 20B-40.

– Помню.

– Был критический период, в течение которого такое изменение места назначения практически осуществимо. Этот период начался в день взрыва. С тех пор я считаю дни. У нас осталось меньше шести дней. После этого менять курс станет уже слишком поздно. Проще будет продолжить лететь на Белбен.

Ее глаза стали большими. Или, быть может, худоба ее лица создавала такой эффект.

– А как близко находится эта 20B-40?

– Прямо сейчас? Мы будем там примерно через тридцать дней.

– Но тридцать дней мы вполне продержимся! Я не понимаю…

– Капитан отказывается изменить курс. Не смогу тебе это объяснить. Я и сам толком не понимаю. В общем, поверь мне, это как-то связано с их понятиями о чести…

– Но что ему в этом не нравится? Конечно же, это почетно…

– Не «ему». Это как раз то, что я с самого начала скрывал от трудяг, чтобы они не пугались. – Он прервался на короткий смешок. – Знаешь, я почему-то перестал воспринимать тебя как трудягу. На борту этой шлюпки мы все постепенно скатываемся к примитивному общему ярлыку «человеческая тварь». Нет, капитан – женщина. И к тому же она беременна. Отец ребенка – инженер, он стал им незадолго до своей смерти. Именно это их… спаривание наблюдала Ди, случайно оказавшаяся здесь, в то время, которое она не может вспомнить.

Мара глубоко вздохнула.

– Вот оно как…

– Ее беременность и альбенаретские понятия о чести каким-то образом связаны, так что она должна довести шлюпку к месту назначения, даже если все мы – и она в том числе – умрем прежде, чем достигнем его.

– Но если она умрет, то как же ребенок?

– Он не умрет. Каким-то образом он выживет за счет ее тела. – Этот момент Джайлса не особо интересовал. Почему-то, как и в случае с бомбой, он почувствовал себя значительно лучше от того, что смог рассказать кому-то о капитане, ее беременности и 20В-40. – Во всяком случае, все это приводит к тому, что мне нужно найти способ убедить капитана изменить курс на ведущий к 20В-40 в течение ближайших шести корабельных дней.

Мара покачала головой.

– Я все еще не понимаю, – сказала она. – Почему бы нам не взять все в свои руки и не изменить курс самим? Я знаю, что эти инопланетяне очень сильные, но она одна, а нас все-таки восемь…

Он улыбнулся ей немного печально.

– У тебя есть представление о том, что значит изменить курс?

– Нет, – сказала она, – говоря откровенно, ни малейшего представления. Но ведь это делается с помощью панели управления на носу корабля, не так ли? Вы же изучали альбенаретцев и их корабли, чтобы рассчитать, когда нужно взорвать бомбу? Неужели вы не знаете, как управлять их кораблями?

– Проблема не в управлении. Проблема в том, чтобы рассчитать новый курс, который приведет нас на 20B-40, и вычислить поправки к текущему курсу, которые положат шлюпку на новый маршрут.

– У нас есть Грос и его компьютер. Грос поможет вам с любыми расчетами, какие потребуются…

Он отрицательно покачал головой, и она замолчала.

– Но почему бы и нет?

– Извини, но ты действительно не представляешь, как осуществляется межзвездная навигация. Разобраться с тем, как пользоваться панелью управления, не сложно, и математические расчеты можно выполнить на компьютере Гроса. Но навигация здесь, в межзвездном пространстве, сама по себе довольно сложная наука. Для такой задачи требуется освоивший эту науку, и желательно с опытом навигации.

– А как же вы? Вы – наследственный магнат, многие из вас умеют водить яхты, на которых летают между Землей и другими планетами. Неужели вы раньше не делали ничего подобного?

– Сотни раз, – ответил он. – Но на межпланетных яхтах, таких, как моя, в управляющие программы заложено огромное количество информации, которую здесь придется рассчитывать с нуля. Первая проблема в межзвездном пространстве – выяснить, где вы находитесь… и уже от этого проложить маршрут. Нет, уж если менять курс, то это должна сделать капитан, и сделать это, пока она еще в форме, чтобы справиться с задачей. Сейчас она постепенно становится все менее подвижной, все более замкнутой и безразличной. Из ее слов я понял, что это из-за того, что «новая жизнь» внутри нее высасывает питательные вещества, в которых она сама нуждается.

Мара упрямо скривила рот.

– Должна же быть какая-то возможность.

– Нет. Это должна сделать капитан… Почему бы тебе самой не отдохнуть? А я бы пока поразмыслил над этой проблемой

– Я могу присмотреть за Ди. Вы сможете подумать без помех.

Он снова покачал головой.

– Наблюдение за ней не мешает мне думать.

Мара медленно поднялась на ноги.

– Позовите меня, если потребуется помощь.

– Конечно.

Он наблюдал, как она вышла из огороженного пространства в кормовой части шлюпки, дошла до средней секции и скрылась из виду. От накопившейся усталости его так и подмывало лечь и вытянуть ноги, хотя бы на несколько минут, но он знал, что лучше этому не поддаваться. Если он ляжет, то не сможет сопротивляться желанию спать, которое в последние дни регулярно вцеплялось в него.

Ему нужно держать свой ум в тонусе и сосредоточиться на проблеме. В любой не слишком безумной ситуации можно найти выход. Отказ капитана от изменения курса вызывает у него затруднения лишь потому, что связан с незнакомыми ему психологическими и социальными особенностями чужаков. Если найти способ дать альбенаретской женщине то, что ей требуется, не жертвуя при этом человеческими жизнями и не нарушая его собственный долг…

Он вздрогнул и проснулся, осознав чье-то присутствие у левого локтя. Он повернулся, чтобы посмотреть. Это был Эстевен.

– Сэр, сэр… – прохрипел он.

В безжалостном ярком свете ламп над головой его покрывшееся испариной лицо казалось серым.

– В чем дело?

– Я… – Слова, казалось, требовали от него больше усилий, чем он мог приложить. – Мне нужна ваша помощь, сэр. Вы… вы поможете мне, ваша светлость?

– Конечно, если смогу. Лучше сядь, пока не свалился.

– Нет… нет, спасибо, ваша светлость… – Эстевен покачнулся. – Мне нужна… Это всего лишь просьба, маленькая просьба. Но это необходимо. Прошу вас, магнат, пойти мне навстречу. Вы же знаете, я… а капитан…

– Ну так что ты хочешь сказать? Сосредоточься. Говори яснее.

– Это то, что мне просто нужно… У вас есть… ваша светлость… клочок бумаги… может, в вашем бумажнике…

– Бумаги? Нет, у меня нет ни блокнота, ни ручки… – Джайлс замолчал, пристально глядя на собеседника. – Ты что, снова собираешься писать музыку? Но зачем?..

– Нет, сэр! Нет, ваша светлость! – Отрицание сорвалось криком с бледных губ Эстевена. – Не могу объяснить. Но мне нужен клочок бумаги. Просто прикоснуться. Просто посмотреть. Прошу вас, пожалуйста…

В голосе Эстевена ощущалась неподдельная боль. Джайлс автоматически принялся рыться в карманах своего комбинезона. В них нашлось много всяких мелочей, но ничего похожего на бумагу не оказалось. Конечно, у него был ордер, но ценность его безмерна. И Эстевену не следовало о нем знать. Бумага стала почти коллекционной редкостью, во всяком случае на Земле. Лишь в колониях она еще производилась в заметном количестве. С чего вдруг Эстевен ожидает, что Джайлс прямо здесь, на этой инопланетной спасательной шлюпке, не имея с собой никаких вещей, только ту одежду, что на нем, достанет раритетную…

Тут его осенило. Он вытащил из правого кармана брюк удостоверение личности в обложке. Под обложку была заткнута сложенная сувенирная банкнота, выпущенная в одной маленькой африканской стране около шести лет назад, еще до того, как последняя из независимых валют была уничтожена в пользу единой международной расчетной системы. Эстевен тут же схватил ее, но Джайлс выхватил банкноту из его трясущихся пальцев.

– Минутку, – резко сказал он. – Ты сказал, что хочешь только посмотреть на бумагу, потрогать ее…

– Почувствовать, подержать… Если бы я мог хоть ненадолго оставить ее у себя…