Текст книги "Ворг. Успеть до полуночи"

Глава 2

Спустя несколько минут объяснений и уговоров Азута согласилась пустить меня в дом, но не дольше чем на ночь. Хотя мне не обязательно спать под крышей – обернусь барсуком, отлежусь в какой-нибудь норе. Но в домашнем тепле приятно.

Оказалось, сестра Курта хорошо готовит. Мой звериный аппетит ликовал и пел песни поджарке из свинины с луковыми колечками, свежему сыру и пирогам с мясом.

Гоблины с изумлением смотрели, как я поглощаю одну порцию за другой. Мне даже неловко стало, но остановиться сложно. После отравленной баранины ничего не ел.

Наконец в желудке приятно потяжелело, я откинулся на спинку стула и перевязал веревку на поясе. Живот не выпирает, и это хорошо. А то ходил бы как огр, с торчащим пузом наперевес.

– Ты всегда такой проглот? – осторожно поинтересовался гоблин, кивая сестре на тарелки.

Та поднялась и собрала тарелки. По выражению ее лица понял: нести добавку не намерена. Будто я опустошил кладовую.

– Понимаешь, – начал оправдываться я, – у воргов хороший аппетит. Это из-за превращений.

– В каком смысле? – спросил гоблин.

– Они много сил забирают, – пояснил я. – Поэтому если едим, то от души. Вы извините, что так накинулся.

Зеленомордый отмахнулся.

– Да ерунда, – сказал он. – Все равно это не мои запасы. А сестрино фермерство процветает.

– Рад за нее, – искренне сказал я.

– Но ты это, поосторожней, – все же предупредил он. – Раскабанишься, точно перевертываться не сможешь.

Я вытер пальцы о волосы, помыть их, наверное, стоит, а то плохо уже справляются со своим назначением. Хотя мыл месяц назад, а часто этого делать нельзя – повыпадают еще.

– Ты когда-нибудь видел толстого ворга? – спросил я.

Гоблин пожал плечами и ответил:

– Да я вообще никаких воргов не видел. Ты первый.

– То-то же, – сказал я значительно. – Ворги не толстеют. Если бы ты по сто раз на день перекидывался в лису, в медведя или еще в какую тварь, тоже не толстел бы.

– Я и не толстею, – произнес Курт обиженно и указал на рельефный живот.

Под зеленой кожей восемь кубиков. Ему и правда ожирение в ближайшую пятилетку не грозит, если не осядет на ферме. Хотя в таверне яд сделал свое черное дело и дорисовал гоблину насколько жирных складок под пупом.

– Да я не говорю, – поспешил оправдаться я, – я просто это… Ну… В общем неважный из меня объяснильщик.

Пока мы разговаривали, сестра Курта развела огонь в очаге и поставила котел с водой. Удивительно, как таскает тяжести. Хотя она метнула в нас бревно и убила лошадь. Если вдруг предложу помощь – еще обидится и зашибет в сердцах.

Из кухни вернулась с тремя кружками кобыльего молока. Она поставила передо мной ту, что побольше, и уселась рядом на скамейку. Наверное, по гоблинским меркам она красивая – любят они поклыкастее.

– Так куда направляешься? – спросила Азута, отхлебнув из кружки.

На толстых губах осталась белая каемка. Она быстро вытерла тыльной стороной ладони, взгляд стал строгим. Даже поежиться захотелось.

– Курт говорит, в Межземье. Из-за охоты на воргов, – ответил я и тоже отпил из кружки.

На вкус молоко оказалось сладким и чуть терпковатым. Раньше не пробовал, но слышал, что полезное. Да и не стали бы гоблины пить всякую дрянь – слишком любят себя.

Азута кивнула.

– Дело говорит, – сказала она. – В Восточном крае нынче неспокойно. Нежить шляется по лесам, вместе с гвардейцами отлавливает воргов.

– Убивают? – с опаской спросил я.

– Официально говорят, что сгоняют на псарни, – ответила гоблинша. – Почему туда, непонятно. Но один гном недавно болтал, мол, на самом деле Ильва с нежитью самолично гоняется за воргами и уводит в склепы. Зачем – тролль ее знает. Тот же гном утверждал, мол, для превращения в нежить.

Меня передернуло. Ворг-нежить – противоестественно.

– Не верю, – проговорил я.

Азута пожала плечами и залпом осушила содержимое кружки.

– И я так сказала, – произнесла она. – Но гном клялся своей секирой, что лично видел толпу нежити.

– Удивила, – бросил я.

– Да? А закованный ворг на цепи среди них? В Мертвую степь небось тащили.

Я задумался. Если рассказ Азуты – правда, нашему брату грозит не то что вымирание. Вечное рабство у хозяйки мертвяков! Это хуже самой позорной смерти. Лучше сразу кинуться со скалы, чем до конца времен прислуживать Ильве.

– Это просто смешно, – сказал я нервно. – Нежить боится нас.

Курт допил молоко и отставил кружку на край стола. Глаза покраснели, наверное, давно не спал. А может, перед костром где-то долго сидел.

– Вообще-то, на их месте я бы тоже вас отлавливал, – сказал он, потягиваясь. – Знаешь старую гоблинскую поговорку? «Не можешь победить врага – сделай его союзником». Способ у них не очень, но делают четко.

– Хочешь сказать, – решил уточнить я, – из страха нас в нежить превращают?

– А из-за чего же? – удивился Курт. – Вы их главные враги. Остальные как-то уживаются с Мертвой степью, а вы то и дело наведываетесь.

Я оскалился и проговорил:

– С каких пор набеги на человеческие деревни стали мирным «уживанием»? Да и не часто мы наведываемся. Ну приходила стая пару раз, ну утащила несколько мертвяков. Я подростком тогда был. И что? Они все равно множатся как зайцы. А кости их самые что ни есть полезные.

– Чем это? – поинтересовался гоблин.

– В них особый сок. Улучшает превращение, – ответил я.

Азута прикрыла губы ладонью.

– Фу, гадость какая, – сказала она, вставая из-за стола. – Ворг ест нежить. От одной мысли желудок к горлу подступает.

– Можно подумать, отрубать им голову менее противное занятие, – произнес я.

Сестра Курта собрала кружки, уместив в одной ладони все три. Все-таки она слишком массивна даже для гоблинши. Хотя все южные гоблины высокие и крепкие. Зато их собратья на севере – низкорослые карлики со скрипучими голосами. Ломятся на работу в таверны Межземья, там хорошо платят, хоть и приходится пахать без продыху.

– Ты вот что, Лотер, – сказала она, направляясь в кухню, – раздевайся.

Я вытаращил глаза. Курт, спокойно ковырявший в хлебном мякише, замер. Палец так и остался в хлебе, гоблин с недоумением посмотрел на сестру.

Вода в котле забурлила. Капли шипят, попадая на дрова. Ощущение, что за очагом клубятся маленькие змейки.

– Болваны, – сказала Азута строго. – Ворг, будешь мыться. Я не дам ложиться на чистые простыни. С тебя грязь комьями отпадает. И разит. Даже не пойму чем. Случайно в козлином загоне не ночевал?

Я облегченно выдохнул. Сестра Курта высокая и статная, но гоблины – точно не мое.

Зеленомордый вытащил палец из хлеба и обтер его о штаны. Послышался сдавленный смешок. Я бросил суровый взгляд на гоблина, тот хмыкнул и прищурился.

– Ну, – начал я, – может, и ночевал. Теперь уже не помню. Был какой-то постоялый двор на краю Центральных земель. Мест не было, но овчарня теплая и уютная.

– Ужасно, – сказала Азута брезгливо. – Ест всякую дрянь, спит где попало. Поди, еще разбойник. Одно слово – ворг.

– Ну-ну, – предостерег ее брат. – Ты не больно наседай на него. Все-таки хищник, хоть и должник.

Он опасливо покосился на меня.

Холка встала дыбом, ощутил, как клыки стали удлиняться. Не обращение, конечно, так – свирепство. И опять это странное чувство, что за мной кто-то следит. Я глухо зарычал, но когда поймал на себе строгий взгляд Азуты – все моментально улеглось. Говорят, что нет ничего страшнее разозленной женщины, а гоблинская она или гномская – без разницы.

Я понял, если действительно улягусь грязным на ее белье – головы не сносить. И оборот в медведя не спасет. Когда хлестают мокрым полотенцем, мало того, что больно, так еще и обидно.

– Уговорила, – сказал я побежденно. – Буду мыться.

Азута самостоятельно вытащила огромную дубовую лохань на середину комнаты. Долго возилась с установкой, чтоб не шаталась. Хотел помочь, но Курт остановил, шепнув на ухо: – Не суйся. Решит, будто сочли хилой.

Молча наблюдали, как она наполняла лохань то горячей, то холодной водой. Если первую вылила прямо из котла в очаге, то вторую пришлось несколько раз таскать из бочки, что в сенях.

– Прошу купаться, – пригласила она и отошла в сторону. – Гостю положено мыться первым. Потом ты, Курт.

Гоблин взмолился:

– А меня за что?

– Еще спасибо скажешь, когда чесаться перестанешь, – пробурчала Азута, удаляясь из комнаты.

Мы несколько секунд молча смотрели, как от воды поднимается пар. Гоблинша не забыла накапать в лохань несколько капель пихтового масла, теперь вся комната наполнилась приятным хвойным запахом. Может, оно и правильно – мыться почаще, может, и шкура зудеть перестанет. Но не мужское это дело. И точно не ворговское.

Курт уперся ладонями в колени и поднялся.

– Ну, я это, пошел, – сказал он на выдохе. – Ты плескайся, а я с сестрой о семейном потолкую. Как намоешься – кричи. Слишком не старайся, а то сороки утянут.

Гоблин вышел, затворив дверь, чтобы не выпускать теплый воздух. Ночи в Восточном крае холодные, хотя днем жарко.

Я скинул скромную одежду – штаны и рубаху с широким воротом. Мешок с золотом бросил на стол и опустился в лохань. Мягкое тепло растеклось по телу. В домашних условиях купаться приятней, чем в холодных ручьях и реках.

Несколько минут лежал не двигаясь, привыкал к новым ощущениям. Несколько раз чуть не уснул. Потом вымыл волосы оставленным на бортике мылом. Теперь буду пахнуть пихтой. Не то чтобы это плохо, но слишком уж сильно. Я должен пахнуть дорогой и пылью.

Спустя пятнадцать минут вылез на маленький коврик возле лохани. Хотел отряхнуться по-волчьи, но заметил на стуле отрез ворсистой ткани – специально для меня положили. Пришлось воспользоваться.

Все же надо признать: чистота приятна, хоть и слишком хлопотна. Именно поэтому она так подходит гоблиншам, эльфийкам, гномкам и остальным женщинам.

Когда был маленьким, стая жила на опушке Изумрудного леса. У нас предпочитали перекидываться в волка. Уж не знаю – то ли традиция, то ли еще что-то. Я тоже привык к волчьему облику. Раз в неделю мать гоняла с братьями на ручей. Тот тек откуда-то из Мертвой степи и был жутко холодным. Люди брезговали подходить к нему из-за суеверий, а нам было плевать. Гораздо ужасней сам процесс омовения: с разбега прыгаешь в ледяную воду и барахтаешься, пока не разрешат вылезти. Еще и с головой нырять заставляют.

Я насухо вытерся, даже на голове волосы умудрился подсушить – хорошее полотенце, рыхлое. Затем быстро оделся и вышел в сени.

Там обнаружил Курта и Азуту, тихо о чем-то беседующих. При моем появлении гоблин дернулся, на лице отразилось раскаяние, словно втихую сожрал недельную провизию.

– А, Лотер, – сказал он расстроенно. – Уже? Думал, будешь не меньше часа там плавать.

Я виновато развел руками:

– Что поделать – не могу долго в воде сидеть. Детская травма.

Азута с критическим видом осмотрела меня сверху вниз и обратно.

– Не похож ты на травмированного, – проговорила она. – От слова совсем.

Курт потер кончики клыков пальцами и обратился к сестре:

– Слушай, пойди проверь, как там овцы у тебя. Не голодные?

Азута нахмурилась так, что надбровные дуги сошлись на переносице.

– Нет у меня никаких овец, – сказала она обиженно.

– Ну, тогда козы, – предположил гоблин. – Козы есть?

– Есть, – фыркнула Азута и вышла вон из сеней.

Я удивленно хмыкнул. Гоблины, а все равно следуют внутренним правилам. Наверное, сестра младшая, иначе не стала бы слушать, как отправляют подышать из собственного дома.

Раньше как-то не было надобности общаться с гоблинами. Теперь оказывается, они гостеприимны, еще и к старшим почтительны. Я всегда считал зеленомордых дикарями. Хотя сам ни много ни мало – ворг.

Когда мы остались одни, Курт оглянулся на двери и немного помялся. Такие телодвижения обычно предвещают что-то вроде: «Слушай, тут такое дело…»

– Слушай, – начал гоблин. – Тут такое дело. Азута торгует провизией с лордами Центральных земель, а они, сам понимаешь, напрямую связаны с гвардейцами и королем.

– Понимаю, – сказал я, чувствуя, как приподнимается шерсть на загривке.

– В общем, – проговорил гоблин, – в конце недели к ней приезжают за товаром. А завтра как раз конец.

Гоблин виновато посмотрел на меня и закряхтел, потирая затылок. Я сделал два глубоких вдоха, зверь внутри успокоился, шерсть улеглась. Зеленомордый и так помог – не дал ограбить в таверне. Теперь придется долги отдавать.

– Да ладно, – сказал я ободряюще. – Понимаю. Утром уйду, даже следов не останется.

– Да неудобно как-то, – пробормотал Курт. – Вроде сам притащил в дом. А теперь гоню. Негостеприимно.

Даже смешно стало – гоблин, рассуждающий о гостеприимстве, плохо сочетается со свирепой физиономией и крашаром, который, наверное, даже в постель берет.

Он вытащил из кармана небольшую коробочку. В ней оказалась красноватая густая масса с приятным запахом.

Я покосился на коробку. Слышал, что гоблины жуют какую-то гадость для роста зубов и крепости бивней. Но никогда не видел.

– Успокойся, – проговорил я. – Дело житейское. Не хочу навязываться. И так задолжал.

– Ну это да, – согласился гоблин. – Ты сказал, что отдашь долг. Почему-то кажется, не врешь.

Зеленомордый поковырял в коробочке, часть массы осталась на пальце, он сунул его в рот. Я наблюдал, как гоблин медленно жует, периодически чавкая из-за того, что бивни приоткрывают губы там, где должны смыкаться. Несколько секунд он будто не видел меня, затем пришел в себя и протянул мне коробочку.

– Попробуешь? – спросил он. – Бесценный опыт.

Зубы гоблина окрасились в бордовый цвет, создалось впечатление, что он только что загрыз кого-то и намеренно демонстрирует окровавленные резцы.

– Сомнительная гадость, – сказал я принюхиваясь.

Гоблин подсунул мне коробку под самый нос и проговорил обиженно:

– Никакая не гадость. Очень даже приятно на вкус. Это батлок. У Азуты целая плантация за пшеничным полем.

– И зачем он?

– Мы всегда его жуем, чтобы клыки и бивни укреплять, – пояснил гоблин. – Ну и вообще, гоблинам полезно.

Я с сомнением посмотрел на красную пасту в коробке. В плотной массе видны черные вкрапления и длинные прожилки. Не очень аппетитно.

– А это что? – спросил я и указал на черные точки.

Гоблин поднес коробку к самому носу и стал приглядываться. Через секунду лицо Курта просияло.

Он снова протянул мне короб и сказал довольно:

– Это колотые орехи и мак. Да бери уже. Думаешь, я каждому предлагаю батлок из своей коробки?

Делать нечего, пришлось согласиться. Я подковырнул тягучий шарик пасты и отправил в рот. На вкус батлок оказался сладковатым и немного пряным. Я старался жевать как можно медленнее, чтобы в случае неожиданностей успеть выплюнуть. На зубах захрустели орехи и маковые зерна. Голова моментально стала легкой и пустой, мысли о гвардейцах, Ильве и нежити показались незначительными. Даже удивился – зачем вообще о них думал.

Рот наполнился вязкой слюной. Я стал быстро глотать, чтобы не потекло изо рта.

– Во-во, а теперь плюй сюда, – сказал гоблин и подал небольшую миску, где уже лежала одна пережеванная порция.

Я выполнил его требования и вытер губы рукавом. Не то чтобы совсем противно, но я предпочитаю мясо и кости. Даже если обращаюсь птицей, то непременно хищной. Но ощущения от батлока интересные.

– Голова немного чумная, – сказал я, сплевывая в миску.

– Это потому, что ты ворг, – проговорил гоблин. – Сейчас пройдет. В ближайшие пять минут не перекидывайся.

– Почему это? – спросил я настороженно.

Гоблин поставил миску с остатками бетеля на полку с кувшинами и протянул мне кружку воды.

– Не получится.

– Что-о? – зарычал я.

– Да, говорят, на воргов странно действует, – ответил Курт. – Затормаживает, что ли. Это не страшно, просто надо подождать чуток и воды попить.

Я схватил кружку и буквально опрокинул в глотку. Голова перестала кружиться, мысли потекли ровные и четкие. Ну, слава богам и матери природе – нормализовалось.

– Зачем ты мне его подсунул? – спросил я глухо, чувствуя, как начинает дыбиться холка.

Курт не растерялся, видя мою перемену, положил пальцы на крашар и отшагнул.

– Да успокойся, ворг, не серчай, – проговорил он осторожно. – Я из добрых побуждений. Мало ли где столкнешься, чтоб знал, так сказать, ощущения.

– Предупреждать надо, – процедил я.

Шерсть на загривке все еще торчит, дыхание участилось. Не нужна мне такая забота. Лишить ворга возможности перекидываться – все равно что убить, превратить в слабого и беззащитного человека. Без оружия люди всего лишь ягнята на бойне, а ворг без превращения – совсем жалкое зрелище.

– Я не просил о такой услуге, – прорычал я, чувствуя, как удлиняются клыки.

– Спасать из таверны тоже не просил, – сказал гоблин и присел на полусогнутых, занимая удобную для атаки позицию.

Курт верно говорит. Если бы не он, меня не только обобрали бы, но, возможно, пришили где-нибудь за углом. Тут не Межземье с зачарованными тавернами, где нельзя убивать. Это Восточный край, здесь черт знает, что творится.

Но ярость уже потекла по жилам.

Из глотки вырвался звериный рык, по хребту прокатилась горячая волна. Без оборота я лишь немного меняюсь – отрастают клыки с когтями, шерсть встает дыбом, глаза загораются красным.

Курт выхватил ятаган и занял боевую стойку. Биться с гоблином – плохая идея: они с малолетства приучены обращаться с крашаром. Даже картошку ими чистят.

Только я не щенок. Много было драк, даже с троллем бился. Того убить почти нереально, но обдурить – только в путь.

Мир накрыла красная пелена, я чуть подался вперед и наклонил голову, изворачиваясь для броска. Гоблин перекинул ятаган из ладони в ладонь и выставил бивни перед собой.

Когда я готов был кинуться, дверь на улицу открылась и вошла Азута с ворохом мокрого белья в корыте.

Секунду она наблюдала немую сцену, затем бросила корыто, на лету выхватив мокрое полотенце.

– Ах вы бестолочи! – крикнула она, замахиваясь то на одного, то на другого. – Вы что собираетесь устроить? Завтра гвардейцы приедут. Что я скажу, когда увидят погром после ваших игрищ? А если с собаками придут? И так воргом все пропахнет.

Вид бесстрашной гоблинши с мокрым полотенцем в руках немного отрезвил, красная пелена спала.

Все еще часто дыша, я прорычал:

– Он мне батлок подсунул.

Азута наигранно всплеснула руками:

– Ах ты, батюшки, какой мягкотелый ворг. Ты что, вчера родился? На кой леший его жрал? А ты? – Она обратилась к брату: – Совсем, что ли, сдурел?

Курт зыркнул на сестру, косясь на меня одним глазом, и сказал:

– Я предупредить хотел. Нежить прознала, как батлок на них действует. Ворги-то о нем слыхом не слыхивали.

– Да плевала я, что ты хотел! Заботливый какой! – взорвалась Азута. – Вечно от тебя неприятности. Таскаешь в дом кого ни попадя.

Она стояла с грозным лицом, замахнувшись полотенцем. Я думал, насколько нужно быть бесстрашной и уверенной, чтобы вот так накинуться на ворга и гоблина.

Ярость как-то сразу улеглась, даже стало немного стыдно – вспылил из-за мелочи. Хотя, с другой стороны, совсем не мелочь, но можно было обойтись без стычки.

Ко мне вернулся прежний вид – загривок улегся, зубы стали человеческими. Курт, глядя на меня, тоже убрал ятаган, но таки остался в полуприседе.

– Вот и чудненько, – сказала гоблинша, – Курт, дуй мыться. Ворг – пожалуйте спать. Я постелила в кухне на лавке. Там широко, уместишься.

Долго уговаривать не пришлось, после такого всплеска самое лучшее – нормально выспаться. Я на всякий случай бросил грозный взгляд на Курта и прошмыгнул на кухню.

По рассказам слышал, что гоблины строят не кухню в доме, а дом вокруг кухни. Так и оказалось: широкая жаровня с углублением для котлов, несколько веревок для копчения и куча полок с посудой.

Пол под ногами глухо скрипнул. Ага, внизу подвал. Его специально для долговременного хранения провизии делают. В наших жилищах такого нет, потому что в землянках селимся. Вообще, все, что ловится, съедается в ближайшие дни.

В углу нашел застеленную белыми простынями лавку, подушку из соломы и даже небольшое шерстяное покрывало. Мне не нужно, но на душе потеплело.

Я лег, не раздеваясь, и тут же уснул.

Глава 3

Снилась ерунда: толпы нежити, убегающие ворги. Я сам почему-то был нежитью. Кидался на своих и возносил славу Ильве.

Проснулся оттого, что кто-то трясет за плечо. Первым желанием было вцепиться в глотку, но потом учуял запах гоблина и открыл глаза.

Курт опасливо трепыхал меня, пытаясь привести в сознание. Лицо гоблина встревоженное, лоб от усердия сморщился, глаза вытаращились.

Наконец, заметив, что я проснулся, отпустил и быстро заговорил:

– Фух. Я уж начал думать, что не получится. Мало ли, как крепко вы спите.

Он покосился на дверь и продолжил:

– Вот что, ворг. Бежать тебе надо. Гвардейцы приперлись с утра, Азута во дворе их отвлекает, а они все норовят зайти в дом.

– Зачем?

– Жрать хотят, что ли, – бросил гоблин. – Будто мало им товара, дармоеды.

Я сел и потер ладонями щеки, чтобы сбросить остатки сна. Гвардейцы – это плохо, даже с моими звериными навыками против вооруженной толпы не попрешь. Хотя попробовать можно, правда, не уверен, что выживу.

Гоблин метнулся к сундуку возле стены и стал толкать. Несколько секунд сундук стоял неподвижно, потом половицы скрипнули, он медленно пополз в сторону.

– Как Азута тягает это одна? – пыхтя, удивился гоблин. – Настоящая гоблинша.

Курт поковырял пальцами в досках, через несколько секунд между щелей показалась тонкая ручка. Он дернул на себя и открыл вход в подвал.

– Давай сюда, – проговорил он и снова глянул на дверь. – Спустишься вниз, дойдешь до конца. Там между винными бочками и мешками с репой тряпка на стене. За ней дверь в тоннель.

– К гномам, что ли? – недоверчиво спросил я.

Гоблин покачал головой:

– Нет. Наверх. Только не сворачивай никуда. Азута сама копала. Кто ее знает, куда ведут ее тоннельчики.

Остатки сна окончательно испарились, я подскочил с лавки и мигом оказался у подвала. Попадаться гвардейцам нет ни малейшего желания, особенно после того, как наслушался от гоблинов последних новостей.

– А ты? – спросил я, впопыхах выглушив воду из кувшина.

Гоблин махнул рукой.

– А чего я? – ответил он беспечно. – Я тут в гостях у сестры. Чего они мне сделают? Хорошо, хоть без собак пришли. За укрывательство ворга – смерть.

Для убедительности он сомкнул пальцы у себя на шее и скривил рожу, как у висельника.

– Спасибо, гоблин, – сказал я, спускаясь по земляным ступенькам. – Теперь я совсем твой должник.

– Ага, – согласился зеленомордый. – Ты это, извини за батлок.

Я уже достиг дна подвала. Внизу пахнет сыростью и чем-то земляным, будто на кладбище дождевых червей и мокриц. Хотя именно так должны пахнуть подвалы. По стенам ползают жучки с зеленоватыми светящимися брюшками. Не очень яркие, но позволяют ориентироваться в темноте.

Я поднял голову и глянул на клыкастую физиономию гоблина. Тот с нервным ожиданием заглядывает в проход. По выражению лица видно: хочет побыстрей закрыть крышку и придвинуть сундук на место.

– Ладно, – сказал я, махнув рукой. – Опыт и впрямь бесценный.

Гоблин облегченно выдохнул и опустил деревянную крышку. Подвал моментально погрузился во мрак, даже жучки-светлячки не помогли. Наверху послышался скрежет – гоблин задвинул сундук. Затем раздались удаляющиеся шаги.

Итак, один. Всегда один.

Что там гоблин говорил про тряпку?

На ощупь добрался до противоположного конца подвала, он оказался большим. Обычно их роют шириной чуть уже, чем дом. В крайнем случае – соразмерно. Но тут помещение больше раза в два.

Пока шел, ощупывая пальцами стены, находил полки с кувшинами, склянки, мешки с разным добром. Пару раз под ногами кто-то пронесся, будто нарочно пытался обозначить свое присутствие. Обычные мыши, а все туда же, все норовят заявить права на территорию.

Наконец добрался до винных бочек и мешков с репой. Пошарил рукой перед собой – тряпка и правда висит. Из грубого ворса и с запахом, говорящим, что не снимали ее лет десять.

Я осторожно отодвинул завесу и толкнул дверь. Створка осталась на месте, видимо долго не использовалась. Пришлось изрядно попотеть, прежде чем она сдвинулась и поползла в сторону.

До конца открывать не стал. Как только щель оказалась достаточно широкой, я протиснулся внутрь и затворил дверь. Никогда не понимал тех, кто при побеге оставляет очевидные следы.

Если в подвале было просто темно, то здесь вообще безнадежная чернота. Принюхался – все тот же запах земляных червей.

Я кинулся вправо и с силой ударился головой о стену. Думал, что недостаточно твердая, оказалось – зря. Плотности земли хватило, чтобы начать превращение.

Меня перевернуло три раза, в голову ворвались звуки и запахи, недоступные для человеческих органов чувств. Секунду назад было тихо, но теперь слышно, как в двух шагах в стене копает крот, где-то скрипит мышь, а копошение червей – вообще не в счет, шелестят как фон.

Но самое главное – чую дорогу. В темноте еле заметно тянет пшеницей и лесом.

Я довольно щелкнул зубами и потрусил на четырех лапах по извилистому тоннелю. Не знаю, что имел в виду гоблин, говоря «не сворачивай», потому что не свернуть – задача на миллион золотых. Если бы не перекинулся волком, заплутал бы на первой развилке.

Когда мир вокруг яркий и сочный, удерживать мысли в человеческом русле сложно. Так и хочется взвыть и кинуться куда глаза глядят. Но в тоннеле у глаз выбор не велик.

Рубаха нелепо повисла поверх шерсти, штаны свалились. Пришлось скомкать и взять в зубы – не хочу потом голым по лесу бегать. И так пришлось отказаться от обуви, хожу в рванине, как скиталец.

Тоннель невыносимо длинный, местами с резкими поворотами, провалами и повышениями пола. Азуте надо было не фермерством заниматься, а строительством. Вот уж действительно – серьезно подошла к вопросу.

Мелькнула мысль о короле, из глотки непроизвольно вырвался рык. Как король мог так поступить с воргами? Мы сражались на его стороне, когда Ильва напала на Центральные земли. А теперь с ней в сговоре, предатель. Говорила мне мать: не доверяй никому, верь носу и зубам. Хотя к людям относилась с теплотой и пониманием, как к несмышленым детям, которые по неведению топчут палисадник с редкими цветами. Наверное, из-за нее чаще бываю человеком, чем волком или медведем. Никогда не забуду ее прощальный вой, когда уходил из стаи.

Не знаю, сколько бежал. Земля набилась в лапы и местами противно чавкает из-за грунтовых вод.

Наконец запах поверхности стал сильнее. Я перешел на быструю рысь. Галопом нельзя – слишком уж неудобный тоннель. Через несколько минут выбрался наружу и огляделся.

Еще утро, но солнце успело нагреть поле, день будет жарким. Гроза так сюда и не дошла, наверное, пролилась где-то за лесом, в Мертвой степи. В воздухе чувствуется влага, но это ненадолго. В поле вообще влажный воздух – редкость.

Ферма осталась далеко позади, но даже отсюда видно красный огонек над домом. Принюхался – ах ты черт! – не чую. Ветер с моей стороны. Надо шевелиться, гвардейцы без собак, но все равно неуютно, когда знаешь, что твой запах разносится по всему полю.

Перекидываться не стал, ухватил поудобней штаны и кинулся в глубину Изумрудного леса.

Когда удалился на приличное расстояние, решил передохнуть и собраться с мыслями. Надо, в конце концов, понять – что делать и куда идти.

Я стукнулся головой о ближайшее дерево, ствол отозвался недовольным гудением. В макушку ударилась пара желудей, не больно, но настойчиво. Будь я эльфом – извинился бы перед дубом. Но я, слава богам, не эльф.

Все снова стало обычным: деревья как деревья, трава как трава. Никаких тебе звуков за версту, ни запахов. Только шелест листвы да шорохи в кустах. Хоть на этом спасибо. Людям сложно обходиться таким скудным набором чувств, потому вечно придумывают новые способы защиты. Мечи, топоры, ятаганы. Хотя нет, ятаганы – это у гоблинов.

Я натянул штаны и подвязал вшитой веревкой. Удобное устройство, особенно если постоянно перекидываешься в кого попало. Немного посидел под деревом, вычищая грязь между пальцами.

Значит, Ильва придумала безумный план по захвату Центральных земель и, видимо, Восточного края. Чтобы обезопаситься от единственных серьезных врагов – воргов, решила превратить нас в мерзких чудовищ, которыми может руководить. Короля связала по рукам и ногам с помощью умирающей принцессы. Получила серьезное влияние на двор, но этого Ильве, естественно, мало. Алчная тварь. Но план хороший.

Действительно, лучше отсидеться в Межземье.

Внутри зашевелился червячок сомнения – а как же стая? И другие ворги, которые попадут в лапы нежити. Будут порабощены?

Я тряхнул головой, выгоняя беспокойные мысли. Из стаи ушел по всем законам. Как они теперь и что – их личное дело. Остальные ворги – на то они и ворги, чтобы уметь позаботиться о себе.

В Межземье так в Межземье. Там хоть и безвластие, зато хоть таверны нормальные.

Я поднялся и двинулся на восток, сквозь заросли крапивы.

Плотная ткань штанов не дает жгучим волоскам добраться до кожи. Хорошо, что торговец в городе убедил купить. Я еще жмотился: четыре серебряных – это не слабо. Но торгаш убеждал, что таких штанов больше нигде не найду, клялся в безусловной прочности и легкости. В общем, купил и теперь рад.

Солнце пробивается сквозь листву, лучи рассыпаются солнечными зайчиками по земле. Изумрудный лес назван так из-за того, что осенью листья на деревьях не желтеют, а начинают пылать ярким зеленым светом, похожим на цвет изумрудов из Черных рудников. Рудники не видел, но много слышал. Сейчас лес не отличается от других, если не считать, что теперь тут шатается нежить. Хотя не знаю, может, в других лесах тоже шатается.

Слева хрустнуло. Я резко обернулся, в кустах шиповника застыла вытянутая рожа с пятном серой гнили на щеке. Волосы на половине головы отсутствуют, кожа тоже, правая часть черепа белая и блестящая, как очищенное яйцо.

Глаза мертвяка немигающе уставились на меня, во взгляде безнадежность и смирение.

Я глухо зарычал и присел, изготавливаясь к атаке, губы расплылись в хищной ухмылке.

– Страшно тебе? – спросил я, вытягивая клыки. – Нежить.

В груди все заклокотало, ярость накатилась плотной волной и превратила кровь в венах в кипящую лаву. Перекидываться не стал, достаточно клыков и когтей, чтобы разорвать мертвяка на части.

А потом с наслаждением хрустеть нежными косточками.

– Молись Ильве! – проревел я и кинулся на полутруп.

В этот момент мертвяк с неожиданной прыткостью отскочил назад. Откуда-то раздались хриплые голоса:

– Руби канаты!

– Не дайте ему удариться головой!

– Осторожно, не подходите к краю!

В прыжке успел подумать: к краю чего? Ответ появился подо мной в виде глубокой ямы с широким дном и узким входом. Сверху что-то упало, я попытался перевернуться, но запутался в сетке. Через секунду стукнулся боком о дно и перекатился на спину.

Сквозь дырки в сетке увидел, как за край ямы заглядывают изъеденные гнилью лица. Когда-то были вполне себе человеческими, возможно, даже красивыми. Теперь это всего лишь живые трупы, которые сами удивлены собственной смелости. Нежить, ловящая ворга, – что-то совсем невозможное.