Текст книги "Ричард Длинные Руки – гроссфюрст"

Глава 12

Я разложил на столе карту Турнедо, сэр Вайтхолд суетливо тыкал пальцем с обгрызенным ногтем, указывая и объясняя что знал, то есть, сумел найти Савуази, а еще указал на синюю извилистую линию и сообщил, что это вот река.

– Король может пойти этой дорогой, – сказал я, – этой… и вот этой… Вообще-то у нас хватит сил, чтобы выставить заслоны везде, сейчас город уже не требуется так уж оборонять…

– Притихли, – согласился барон Саммерсет. – Раз уж сам герцог Ярдширский сложил голову.

– У них осталась надежда, – возразил виконт Рульф.

– Разве? – усомнился сэр Клемент.

– Королевская армия, – пояснил Рульф.

– Не станет же Гиллеберд, – сказал барон Саммерсет, – возвращать ее к столице, когда на плечах сидят армии Барбароссы и Найтингейла!.. Они же сперва захватят отставшие обозы, потом будут бить в спину и уже не преследовать, а гнать…

Я не вслушивался, внимательно рассматривал карту. Турнедо полная противоположность изломанной гористой Вестготии: почти вся из равнин, поросших добротным лесом, здесь лучшая во всех известных мне королевствах пшеница, реки полноводные и неспешные, в озерах полно рыбы, потому дороги прокладываются не там, где можно протиснуться, как, к примеру, между Ундерлендами и Сен-Мари, а по прямой. А неторопливые изгибы наворачивают, обходя слишком уж густые леса, или когда выбирают, по какому из мостов перебраться на другой берег.

– Хорошо, – сказал я бодро, хотя, конечно, никакой ясности, но лорд должен выглядеть всегда уверенным, как сытый бобер, – все понятно, все весомо, зримо, как на берегах Рима… Проедусь-ка чуть вперед, взгляну, где Его Величество со своим отрядом намерены… приблизиться. А вы тут поменьше плясок на столах, ясно?

Сэр Вайтхолд вскрикнул:

– Ваша светлость!

Все тревожно зашумели, а барон Саммерсет, как наиболее знатный из всех моих военачальников здесь, представитель богатейшего и многочисленного влиятельного рода, сказал важно:

– Можно, но только с большим отрядом телохранителей!

Я сказал с чувством:

– Я тоже вас люблю и беспокоюсь за вас, други мои верные и преданные. Но, сами понимаете, с отрядом буду я весьма скован в передвижениях.

Виконт Каспар пробормотал:

– Конечно, ваша собачка – лучший из телохранителей, но она одна…

– Я просто удеру, – заверил я. – Как только увижу опасность – удеру, обещаю. Для политика совсем не стыдно удрать, заверяю вас. Политики всегда удирают от сложных проблем, а когда их кто-то решает, приписывают успехи себе.

Бобик встретил меня у выхода из зала, будто подслушивал и теперь назойливо напоминает, что без него ну никак!

– Хорошо, морда, – сказал я. – Ты с нами. И вообще… что я без тебя? Сирота.

Он прыгал вокруг меня, отпихивая всех, до самого выхода, похожий на молодого слоненка, вообразившего себя тушканчиком. Арбогастр вышел из конюшни спокойный и почти сонный, конюхи опасливо держат на растяжке.

Я проверил, все ли в седельной сумке на месте, затянул перевязь с луком за плечами потуже и готовился вспрыгнуть в седло, как подбежал запыхавшийся сэр Каспар.

– Ваша светлость!.. К вам тут прибыли…

– Кто?

– Из Ханкберка, – сказал он быстро. – Это город тут недалеко. С просьбой, как я понимаю.

– Просьбы, – ответил я с сомнением, – это хорошо. Когда просят, это как бы понимают и признают, хто есть хто. Только не попросили бы нас убиться о стены…

Он сказал с угрозой:

– Да я таких сам… за ноги и об угол!

– Пусть войдут, – разрешил я.

Стражники отворили ворота королевского сада, вошли четверо богато одетых горожан, по три пары теплых одежд на каждом, это для важности, много меха, а на груди у всех золотые цепи в несколько рядов, молчаливое напоминание о занимаемых должностях и месте в обществе.

А еще с ними достаточно молодая женщина с красивым решительным лицом и плотно поджатыми губами. Платье на ней темно-фиолетовое, платок на волосах такого же цвета, декольте достаточно глубокое, но ничего не рассмотреть из-за обилия жемчужин на ожерелье в пять рядов, хотя вон сэр Вайтхолд вздохнул и облизнулся, значит, что-то да увидел.

Вошедшие грузно преклонили колени и опустили головы, выказывая покорность и смирение, а женщина присела в глубоком поклоне и тоже застыла, вперив взгляд в землю.

Я выждал достаточное время, так надо, сказал громко:

– Можете встать. Кто вы и с чем прибыли?

Все поднялись с тяжелым кряхтением, явно не воины, самый старший из них, седая не только голова, но и мохнатые кустистые брови, сказал со вздохом:

– Ваша светлость, мы из славного города Ханкберка. Это вон там, совсем рядом, видите, как блестят крыши башен за лесом?..

– Вижу, – ответил я. – И?..

– Единственная дорога к нам, – проговорил он тоскливо, – идет через Савуази. Ну, не прямо через столицу, это было бы слишком, но под ее стенами…

Я прервал:

– И что? Опасаетесь, будут обстреливать?

Он кивнул, сказал тоскливо:

– И грабить, ваша светлость. Продовольствие доставляют нам только с этой стороны!.. Город неприступен, упирается спиной в горы, через них не перебраться, справа река, слева болото, но такое удобное положение сейчас как бы…

– Превратилось в ловушку, – прервал я снова. – Все понятно. Вам стоит только признать мою власть, и никто не будет чинить вам вреда.

Они мялись, переглядывались, а женщина сделала шаг вперед и холодно взглянула мне в глаза.

– Я – леди Барбаретта, урожденная Рориконская, владею замком Фармотье, вокруг которого образовался город. И чувствую за него ответственность, потому я здесь.

– Леди Барбарелла? – переспросил я.

– Барбаретта, ваша светлость!

Я отмахнулся.

– Да ладно, все равно из древних варваров, видно по имени. Наверно, можно сокращенно – Барби?.. Нет? Ну ладно, пусть Барбаретта, нам все равно, не в имени женском дело…

Сэр Вайтхолд ошарашенно переспросил:

– В чем-чем?

– Не в имени, – повторил я раздельно. – А в чем, сами разбирайтесь. Что вам, сэр Вайтхолд, все время что-то непристойное чудится? Вот захватим их город, сами прочувствуете, в чем. Так что вы хотите, леди Барбаретта?

Она сказала с некоторым вызовом:

– Ваша светлость, мы не можем принести присягу, мы уже связаны ею с нашим законным королем!

Я грозно нахмурился.

– Леди, я демократ, считаю людей равными перед Господом, потому не буду делать вам поблажки, как слабой и тупой женщине, вы не слабая и не тупая, это видно, я такой, и сквозь одежду вижу. Ну, не в буквальном смысле, не надо закрываться лапками, я в возвышенном, одухотворенном, я ж такой из себя весь, потому скажу честно… с какой стати буду позволять снабжение города противника продовольствием?

Она сказала резко:

– Из гуманности.

Я изумился.

– Я похож на гуманиста?.. Правда? Ну, пусть даже вы проницательно рассмотрели мою глубинную суть, задавленную мирскими обстоятельствами… но грубые законы войны, леди! Надо выбирать, я или меня… При всем своем врожденном гуманизме я не обязательно дурак, я такой же прагматик, как и Его Величество Гиллеберд, к которому питаю величайшее уважение и даже вроде бы почтение, как к достойному противнику, который научил меня плевать на все, что думает иначе. Он бы пропустил обоз во вражеский лагерь?

Она сказала быстро:

– Вы можете приехать и убедиться, в нашем городе нет войск!

– А что там?

– Только мастерские, – заверила она, – кожевенные, дубильные, красильни, шорники… Еще целая улица бронников, а так только жилые дома, где живут ремесленники, ничего больше!

– Как насчет оружейников?

– Три цеха…

Я подумал, кивнул сэру Каспару.

– Три цеха – это хорошо. Возьмите небольшой отряд для личной безопасности и езжайте с этими отцами города. Пусть остаются верными Гиллеберду, идеология ничто перед экономическим давлением, но если поимеем какую-то пользу от их мастерских, то… посмотрим, посмотрим. Может быть, и пропустим. Если в городе будут наши люди.

Она отшатнулась.

– Что-о?.. Сдать вам город?

– Нет, – заверил я, – город останется вашим. Но мы можем заключить временное перемирие. Ну как после битвы, когда на поле сражения те и другие собирают раненых, в это время нельзя обнажать оружие, а обязаны даже помогать друг другу.

Она готовилась возражать, урожденная Рориконская, владеет замком Фармотье, аристократка, как не возражать, возражать надо, однако глава городского совета, что явно поднялся из простолюдинов, сказал быстро:

– Ваша светлость!

– Да?

Он поклонился:

– Мы принимаем условия перемирия!

– Вот и отлично, – заверил я. – Политика политикой, а экономика экономикой, верно?

Он посмотрел на меня, на леди Барбаретту, вздохнул. Я вскочил в седло, Пес взыграл и ринулся к воротам. Сэр Вайтхолд ухватил Зайчика под уздцы и, демонстрируя бодрость и сноровку, бегом провел нас до самых ворот королевского сада.

– А город, – сказал он вдруг, совсем не запыхавшись, – все-таки надо захватить… Теперь я в этом уверен. Она что, правит одна?..

– В отсутствие мужа, – уточнил я. – А муж вполне мог сложить голову рядом с герцогом Ярдширским, в Армландии или от рук рыцарей Фальстронга.

– Такова наша судьба, – согласился сэр Вайтхолд.

– Потому, – объяснил я очевидное, – так часто видим женщин во главе хозяйства.

Зайчик вырвался за ворота, как стриж на волю из тесной клетки, грива стелется по ветру, пышный хвост горизонтально земле. Свежий ветер ударил в лицо, а впереди нас понесся тугой ком из крепких жил и мускулов, заскользил над землей, как тень орла, помчался изо всех сил, стараясь оторваться от нас, чтобы потом хвастаться победой.

Зайчик норовил напрямик, кому нужны эти смешные извилистые дороги, но я придержал, сказал наставительно, что если хотим понять этих глупых существ, что воюют против нас, таких замечательных, то должны и ходить их тропами…

Он негодующе фыркнул, я пояснил терпеливо, что это знание для того, чтобы на их тропах ставить им ловушки и засады, а зачем еще? Это он понял, одобрительно фыркнул.

Пес мчится впереди, скорость на этот раз всего лишь карьерная, для кого-то это предел, для нас чуть ли не шагом, дважды проскакивали мимо сел, а один раз пришлось сбросить скорость, чтобы не затоптать крестьян посреди поля.

Вооруженные вилами, косами и дрекольем, они азартно галдели и тыкали в сторону соседнего поля пальцами.

Я остановил коня, спросил державно:

– Из-за чего, а?.. А как это понимать?

Ко мне повернулись, лица посветлели, в глазах надежда, вряд ли кто знает, кто на кого напал и с кем война, просто видят рыцаря на коне, а рыцари – это защитники, для того они и учатся владеть оружием, а не пахать и сеять.

– Ваша милость, – загалдели вразнобой, – вон тама вепрь лютый прибёг снова!.. Поля топчет, жрет, гадит, землю роет… Не столько сожрет, как вытопчет…

– А еще он, – выкрикнул кто-то из дальних рядов, – катается!

– Как это катается? – изумился я.

– А так, – объяснили мне, – с боку на бок, когда совсем уже обожрется! Только что песни не поет.

– Веселый у вас вепрь, – согласился я. – И чего вы его не?..

Мне закричали снова хором, но вразнобой:

– Дык он здоровенный, как бык!.. Шкура толстая, убить никак, сети рвет, ловчие ямы чувствует, не попадается!.. А всех, кто выходит с оружием, покалечит, ваша милость!

Я огляделся с седла.

– Где он, говорите?

Все начали тыкать пальцами в сторону поля, где в самом деле высокая пшеница полегла длинными полосами.

– Вон там эта сволочь, ваша милость!

Я сказал бодро:

– От нас не уйдет. Бобик, ищи, но в драку не лезь. Сейчас посмотрим, что у вас тут за поросенок резвится…

Мужики заволновались, один выкрикнул с надрывом:

– Да уж, ваша милость, защитите нас!..

– Смилуйтесь! – прокричал другой.

– Мы ж платим налоги, – крикнул третий о самом главном.

Я сказал важно, чувствуя себя совсем не рыцарем, а не знаю кем, хозяйственником, наверное:

– Ну, если налоги, тогда а как же…

Бобик поднял нос, понюхал воздух и ринулся по прямой в ту сторону, куда показывали мужики.

Сперва я увидел широкую полосу поваленных стеблей, а пшеница – не камыш, что тут же поднимается, у нее стебли хрупкие, сразу ломаются, так что кабан в самом деле гад, нашел где резвиться…

А когда взгляд упал на следы, я передернул плечами, чувствуя холодок страха. Это не кабан, какое-то чудовище, кабаны не вымахивают размером с быков. Кабан и обычных размеров – опаснейший зверь, не одного короля задрал на охоте, а уж герцогов и графов вообще не счесть.

Я сперва поднял руку к плечу и пощупал лук Арианта, потом сунул ее в мешок, вытащил малый арбалет и взвел тетиву. В сотне шагов впереди вдруг раздался громовой рык, сто львов не смогли бы так потрясти небо и землю.

Взметнулось нечто ужасное, под ногами вздрогнуло, а там на ужасающих размером чудовище Бобик впился зубами в холку, вцепился всеми четырьмя.

– Дурак! – заорал я. – Он же тебя раздавит!

Но кабан даже не попытался упасть и поваляться на спине, чтобы раздавить докучливое насекомое. Увидел меня, дико всхрапнул и ринулся с такой скоростью, что и арбогастр мог бы позавидовать.

Вообще-то остановить вепря невозможно, разве что крепостная стена вырастет на дороге, все отпрыгивают, а он слишком тяжел и быстр, чтобы резко остановиться, но, проскочив, разворачивается моментально, и тут уж охотники всегда наедине со смертью…

Я моментально прицелился ему в грудь, но палец так и не нажал на спусковую скобу, какая там грудь, весь кабан – это одна чудовищная голова, за которой там сзади небольшое такое туловище…

Арбогастр отпрыгнул в последний миг, вепрь пронесся рядом, задев боком сапог, в десяти шагах затормозил, упершись всеми четырьмя и пропахав глубокие борозды, развернулся для новой атаки…

Я выстрелил, болт ударил в левый бок точно в момент поворота, кабан всхрюкнул и ринулся на меня.

Мы с Зайчиком ждали, когда добежит ближе, готовы отпрыгнуть, однако вепрь двигался все медленнее, начал пошатываться, в трех шагах от нас копыта подогнулись, передние ноги изломились в коленях, он сунулся рылом в землю и тяжело упал на левый бок, закрывая жуткую рану.

Бобик так и остался сверху, вцепившись, как клещ, свирепо рычал и дергал головой из стороны в сторону, словно ухватил мелкого зайчика за холку и треплет, как тряпочку.

Глава 13

Крестьяне все так же осторожно держатся вдалеке, но когда увидели огромного черного пса сверху на поверженном гиганте, начали осторожно, пугливо останавливаясь на каждом шагу, двигаться в нашу сторону.

А из лесу выметнулись на опушку всадники в ярких одеждах знати, кони в мыле, храпят дико, глаза выкачены, бока ходят ходуном, за ними на таких же заморенных лошадях с десяток то ли слуг, то ли стражей, у всех в руках длинные пики.

Заметив крестьян, а потом меня, восседающего на громадном черном коне, повернули в эту сторону. Кто-то из них вскрикнул и указал на Бобика, что свирепо терзает сраженного вепря.

Все с криками ринулись в нашу сторону, но чуточку придерживали коней, чтобы дать вырваться вперед простоволосому рыцарю с плащом красного цвета за спиной, развевается красиво и грозно, как крылья огромной хищной птицы, видна оранжевая рубашка с широкими обшлагами, хотя всадник наклонился к конской гриве.

Я ждал молча, не двигался, как и арбогастр, что как заснул, всадники еще больше придерживали коней, а их предводитель властно вскинул руку ладонью вперед.

– Стойте, кто бы вы ни были!

– А я что делаю? – пробормотал я.

Арбогастр услышал, презрительно фыркнул, еще и ухом дернул, выказывая крайнюю степень неуважения. Всадники взяли меня в широкое кольцо, но сами не отрывали взглядов от чудовищной туши вепря, дикая мощь видна даже в убитом. Бобик все еще рвет загривок, пасть в крови, широкая струя стекает по боку кабана, под ним такая исполинская лужа крови, что почти плавает в ней, и неважно, что это из другой раны, ее не видно…

Головной всадник повернулся ко мне, я увидел бледное измученное лицо с гневно вытаращенными глазами.

– Кто вы? – прокричал он надменно и осторожно пустил коня ближе. – И почему убили дичь, за которой гоняемся вот уже трое суток?

Я ответил мирно:

– Правда, это дичь?

– Да! – крикнул он запальчиво. – Она наша!

Я поинтересовался:

– И вы за нею гонялись трое суток?

– Да!

– Хорошие охотники, – сказал я, – крепкие, выносливые…

Он нахмурился, уловив в похвале скрытую издевку, сказал резко:

– Кто вам позволил самоуправство в моих землях?

Я сказал резонно:

– Я что, мог увидеть вас за милю в густом лесу и понять, что вы за этим поросенком гоняетесь… да еще трое суток? Он выбежал из леса и топтал посевы. Крестьяне забеспокоились, я им помог, велев собачке удавить эту мышь.

Они обеспокоенно переглядывались, один даже слез и начал замерять высоту холки этого поросенка размером с небольшого буйвола, другие нервно поглядывали на Бобика. Тот весело скалился окровавленной пастью, острые как ножи зубы блестят как-то так, что даже смотреть на них совсем не хочется.

– Этот вепрь разорял пашни моего господина, – заявил всадник. – Это наша добыча!

Я сказал мирно:

– Да ради Бога!.. Стоило за нею гоняться три дня? Забирайте… Хотя, если по-честному, его нужно отдать крестьянам, как возмещение за потраву.

Из леса выехали еще трое, грузный всадник на крупном и донельзя измученном коне и двое молодых красивых воинов с красочными баннерами в руках. Он сразу пустил коня к нам, здесь все подтянулись и смотрели на приближающихся с почтением.

Явно господин, тоже с непокрытой головой, немолодой, с седыми висками и сильной проседью, издали вперил в меня недоброжелательный взгляд. Лицо массивное, суровое, надменное, настоящий удельный лорд. Даже король с такими не справляется, у них свои земли, свои законы, свой суд и свои правила.

– Кто таков? – потребовал он.

– Просто еду мимо, – ответил я. – С кем имею честь?

Он надулся, сказал резко:

– Здесь задаю вопросы я!

– В приличном обществе представляется первым тот, – напомнил я, – кто приехал или пришел. А так как я здесь уже был…

Рыцари переглядывались, несколько человек выразили на лицах предельную степень возмущения моей наглостью и опустили ладони на рукояти мечей. Те, у которых копья, взяли их покрепче и направили в мою сторону.

Вельможа побагровел, раздулся, сказал страшным голосом:

– Я – Томас Мария Зингфильд, герцог Геранталя, властелин Астрафеля и Ахнерикса!

Я сказал примирительно:

– Наверное, это очень много, но я в самом деле еду мимо и не знаю, кто здесь чем владеет, так что мое невежество извинительно. Свинюшку можете забрать, я уже сказал вашей челяди. Моей собачке она на один зуб, а мы с конем пообедали недавно… не то львами, не то тиграми, не помню.

Он произнес с расстановкой и голосом, полным угрозы:

– Кто… вы… сэр?

Я произнес спокойно:

– Не знаю, слыхали вы о таком или нет, но я… Ричард Завоеватель, как зовут меня в здешних землях. Хотя некоторые зовут меня так, что в приличном обществе… гм… но дам среди вас нет? Точно? Никто из вас не дама?

Они оцепенели, я быстро зыркнул туда-сюда, моментально схватывая выражения лиц, эти точно слыхали обо мне. Даже можно предположить, что именно. Кто-то сразу еще раз посмотрел на собачку, кто-то на арбогастра, но остальные так и не отводят от меня устрашенных взглядов.

Их лорд проговорил осевшим голосом:

– Если вы тот, за кого себя выдаете, то вы совершили страшную ошибку…

– Какую? – осведомился я.

– Мы верные подданные Его Величества, – заявил он, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал сильно и надменно, – короля Гиллеберда Фруассара!

Я спросил как можно спокойнее, хотя сердце уже стучит вовсю:

– И что?

– Любой его противник, – отрезал он, – наш враг!

В груди у меня начало колотиться слишком часто. Я подвигал плечами, чтобы не так было видно прыгающую ткань на том месте, произнес мирно:

– Но мы же не на поле боя?

– Все равно, – сказал он, впрочем, не слишком уверенно, – вы враг!.. А Его Величество будет только рад услышать, что вы убиты…

Я пожал плечами:

– Дело даже не в том, сэр Томас Мария Зингфильд, герцог Геранталя, властелин Астрафеля и Ахнерикса, что убить меня не так просто… Вы можете попытаться, если готовы, однако мстить за меня придет армия, что вытопчет поля, вырубит сады и засыплет колодцы, убьет крестьян, разрушит ваш замок и усадьбы ваших вассалов, зверски изнасилует, а потом убьет вашу жену и дочерей, насадит на пики головы ваших малолетних детей, а тела утопит в выгребной яме… Знаете ли, в нашем войске отряды горцев, настоящие звери! Не представляете, как преданны… и что здесь натворят, и как обожают сдирать кожу с живых… Думаю, на этом месте еще лет сто не будет расти трава, а в залитых кровью руинах замка побоятся селиться даже совы.

Я повернулся спиной, якобы давая возможность ударить в спину, но успел увидеть их белые лица и дрожащие губы.

Наконец за спиной раздался усталый голос этого властелина Астрафеля и Ахнерикса, полный укоризны:

– И вы таких зверей привели в нашу цветущую страну?

Я повернулся и посмотрел в его лицо, вид сломленный, но держится пока что достойно.

– Мы все звери, – сообщил я, – но вера в Господа делает нас людьми. А моих горцев еще и вера в меня… Если погибну, тогда да, озвереют больше, чем вы думаете. А пока рука Господа держит их в крепкой узде под моим началом.

Все смотрели на меня с ненавистью и страхом, поглядывали на своего предводителя, наконец он пожевал губами и осведомился:

– И что вы намерены… здесь делать?

– Это отныне мое королевство, – ответил я любезно. – Столица в моих руках, там уже налажена мирная жизнь. С севера подходит многочисленная рать короля Фальстронга, с юга наступают несметные войска королей Барбароссы и Найтингейла… Да, вы правы, в Шателлене мало войск, зато следом за ними идут настоящие звери с настоящего Юга!.. Я имею в виду исполинские рати, под тяжестью которых дрожит и стонет земля, из королевств Сен-Мари и Вестготии!.. Думаю, никто из вас не предполагал, что так все обернется?

Он плотно сжал губы, лицо побледнело.

– С Юга?

– Да, – подтвердил я злорадно. – Гайдерсгейм населен одними варварами, вы могли уже слыхать от торговцев, ваши прибыли туда первыми. Так вот тамошние дикари охотно откликнулись вторгнуться сюда, разграбить все, а народ увести пленными в свои грязные аулы… если, конечно, мне будет оказано сопротивление.

Они переглядывались, даже яркие плащи за их спинами поблекли, и я хорошо понимал, что это те самые герои, которые предпочли охоту военным забавам и не пошли с королем Гиллебердом в якобы такой легкий и быстрый поход на совсем не защищенную Армландию. Но вот теперь война может прийти к ним. И совсем не такая, какую обещал Гиллеберд.

Первым снова заговорил герцог, гонор перед своими надо держать, но и не зарываться, потому что об этом Ричарде Завоевателе идет жутковатая слава:

– И что же делать нам?

Голос его прозвучал вроде бы спокойно и даже как бы чуть насмешливо, дескать, сами знаем, но готовы послушать, однако я уловил страх и тревогу.

– Сюда скачет король Гиллеберд, – сказал я, и они все сразу насторожились. – Войско его разбито, он удирает в панике с небольшим отрядом, но вам этого, конечно, не скажет…

Герцог воскликнул:

– Король? Быть этого не может!

– Такая вера в короля похвальна, – сказал я. – Завидую Его Величеству и сам буду добиваться такой же. Хотя… в меня вообще-то верят, чего это я заскромничал? Но я сказал правду.

– Мы о таком не слыхали, – проговорил он.

– Король этого и не скажет, – ответил я. – Или вы совсем не знаете своего короля, а знаете только то, что он показывает. Хотя… кто из нас делает иначе?

– Но он не может удирать!

– Еще как может, – сообщил я. – Только и это не поможет. В столице его уже ждет моя победоносная армия…

– Король разбит? – повторил один из рыцарей, самый тугодумный, могучий исполин с тяжелой нижней челюстью. – Этого не может быть! Король и вдруг…

– Этого не ждал и сам Гиллеберд, – согласился я. – Но разве кто-нибудь из вас ждал, что на Турнедо, защищая маленькую Армландию, обрушатся силы трех… нет, пяти королевств только с южной стороны?. Каким бы ваш король ни был стратегом, но ему не одолеть объединенные войска королевств Фоссано, Шателлена, Сен-Мари и Вестготии… да еще и сама Армландия выставила неплохой отряд, с которым я захватил столицу!.. А уж когда придут варвары Гандерсгейма…

Я говорил злорадно и зловеще, почти сам поверил в такую мощь, и герцог совсем завял, как и его рыцари.

– Будем драться, – сказал он со вздохом. – Видит Бог, будем драться за свои земли, за своих людей, за жен и детей.

– Мужественное решение, – одобрил я. – Только можно поступить еще мудрее. Когда король промчится мимо… вы можете дать ему провизии, накормить коней, но не советую отправлять с ним людей…

– Почему?

– Все погибнут, – честно ответил я. – Война, знаете ли, быстрее заканчивается, и меньше всяких-разных жертв, когда… зверствует и беспощадствует. Если живых после битвы не остается, другие предпочитают в сражения вообще не вступать. Ну, вы поняли…

Он кивнул, лицо темное, взгляд отвел, что значит, да, понял, только стыдно за такое понимание, все-таки рыцарь, а не просто человек.

– Вы жестокий человек, Ричард Завоеватель…

– Война по гуманным правилам длится дольше, – объяснил я. – Сам недавно такое понял, вот и с вами делюсь мудростью. И потому убитых больше, умерших, казненных, замученных… В общем, когда король скроется из виду, благоразумно будет вывесить на главной башне мой стяг.

Он вскрикнул в негодовании:

– Что?

– Тогда замок, – объяснил я, – и земли останутся за вами. И ваши вассалы тоже. Когда тут будет проходить армия короля Барбароссы или любая другая союзная, вас не тронут, так как эти земли будут под моей юрисдикцией.

Он пыхтел, наливался дурной кровью, но я видел, как в его глазах мелькают всякие там мысли и мыслишки вроде того, что стяг можно вывесить, а когда Его Величество Гиллеберд все-таки разгромит захватчиков, можно и снять…

– Мы подумаем, – произнес он враждебно. – Все обсудим. Сэр Ричард, вас больше не задерживаем!

Я усмехнулся, приложил два пальца к виску и повернул арбогастра на север. Земля сперва поплыла под его брюхом, а потом замелькала и слилась в серую полосу. Хотя уже можно бы и не таиться, о моем коне ползут всякие слухи, многие видели вдали стремительно проносящегося всадника на угольно-черном коне…