Текст книги "Ричард Длинные Руки"

Глава 9

Они запрягли волов, я обреченно ждал, что Ланзерот даст приказ всем двигаться, а мне остаться, но неожиданно уже на коне подъехал Бернард. Заново внимательно осмотрел меня с ног до головы, смерил взглядом ширину плеч, выпуклую грудь, но с особым, каким-то странным напряжением всматривался в мое лицо.

– Ланзерот, – сказал он хмуро. – Тебе что, не нужен лишний носильщик?.. Даже если погибнет в первый же день, зато будет кому смотреть в дороге за животными.

Ланзерот бросил в мою сторону быстрый взгляд. Впервые я уловил на его бесстрастном лице признаки несвойственного рыцарю колебания.

– Зачем он нам?

– Ланзерот!

В голосе Бернарда я уловил намекающие на что-то нотки. Ланзерот возразил:

– Он сгинет на полдороге к перевалу.

– Его смерть будет на моей совести, – заявил Бернард.

– Ну да, – сказал Ланзерот, – одной больше, одной меньше… А что ответишь Господу на Страшном суде?

– Отбрешусь, – отмахнулся Бернард. – Зато с паршивой овцы хоть шерсти клок. Если он по доброй воле, его кровь не запятнает наши руки. А предупредить… уже предупредили.

Ланзерот поморщился:

– Предупредили? Этот олух хоть представляет, куда мы едем? Хорошо, еще сутки!.. Расскажи ему о нашем королевстве. Но только правду! Он сам сбежит.

Мое сердце колотилось так, что мир шатался, а в седло удалось взобраться только с третьей попытки. Я подумал, с чего это так счастлив, если там обещают жуткую смерть в первый же день, но беспричинное ликование раздувало грудь, как труха распирает перезревший гриб.

Асмер подмигнул:

– А знаешь, почему Ланзерот позволил тебе ехать еще сутки?

– Почему?

– Ты что-то брякнул про Улафа. Ты что о нем знаешь?

Я вспомнил страшный сон, поежился. Все тело опахнул странный холод, словно по голой коже посыпался мелкий злой снежок.

– Да ничего… Просто его видел…

– Какой он?

Я, как мог, описал Улафа. Асмер кивнул.

– Да, это он. Улаф – один из сильнейший рыцарей короля Карла. Говорят, он продал душу дьяволу, тот его сделал сильнейшим на земле, но как свой знак наделил его звериной мордой. Они с Ланзеротом сшибались дважды. Гром и треск окрестный люд слышал за милю! И зарница на полнеба… Теперь оба рыщут в поисках третьей, последней схватки. И Ланзерот, возможно, надеется, что ты можешь подсказать, где этот Улаф.

Я спросил тревожно:

– А что мне надо узнать о вашем королевстве?

Асмер помрачнел, ехал молча. Я хотел повторить вопрос, Асмер внезапно выбросил руку в сторону. Я проследил за указующим перстом. Почти у края земли едва заметные домики, ровные квадраты полей, темная зелень садов.

– В той деревне и не представляют, – сказал Асмер непривычно жестко, его обычно чистый музыкальный голос стал хриплым, – что за жизнь в пограничных королевствах!.. У вас здесь если кто-то кому морду набьет – это разговоров на месяц, свинья опоросилась – неделю судачат…

– А у вас?

– У нас то одна деревня, – сказал Асмер, – то другая… просто исчезает ночью. Из тех, кто выдвинулся дальше других… В лучшем случае находим обглоданные кости.

– Звери?

– Хуже. Люди.

Я ощутил, как по спине снова пробежал липкий холодок страха.

– Люди?

– Люди хуже зверей, – объяснил Асмер так обыденно, что я с прежним холодом понял, что для Асмера это так же понятно и привычно, как то, что вслед за летом приходит осень, а потом – зима.

– Но люди ж не едят людей…

– Еще как, – ответил Асмер мрачно. – И вовсе не из голода, понимаешь?

Я прошептал:

– Нет…

Асмер снова надолго замолчал. Я настолько свыкся с седлом и конем, что иногда казалось, что я стою на месте, а навстречу сами плывут деревья, обходят справа и слева, над головой проплывают зеленые ветви. Подъехал Бернард, взглянул раздраженно на Асмера.

– Знакомишь с Зорром? Расскажи, расскажи… Нет, я сам скажу этому молодому дурню. Он не понимает, что в наших землях не прожить и дня жителю… ну, их теплых нор. Не говоря уже о землях Тьмы, куда не решаются уходить даже самые отважные… но даже в самой простой и мирной деревне королевства Зорр надо постоянно быть готовым к бою.

Я спросил невольно:

– Почему?

– Эх… – сказал Бернард, в суровом голосе прозвучала смертельная усталость и насмешка. – Ты можешь себе представить, что дерево может прыгать с места на место?.. Не часто, конечно, неделями готовится, вытягивает корни, но зато разом прыгает шагов на пять, а то и больше. И если ты не был в какой части леса с месяц, то у тебя уже нет ориентиров… Всякий раз по новому лесу! Трава другая, листья то острые, как бритва, то с острыми, как крючки для ловли рыбы, шипами. Постоянно дерутся друг с другом, топчут, захватывают земли, и с каждым годом лес все смертоноснее… Да что там лес! Я ж говорил, даже в родной деревне мужчины круглые сутки несут охрану. У нас заборы не только вокруг городов, но даже деревни мужики ограждают, а сами дежурят на вышках! И все равно каждый крестьянин, даже крестьянский ребенок, знает, что делать, когда по земле скользнет крылатая тень, когда ветер донесет волчий запах…

Асмер коротко хохотнул, перебил:

– А помнишь, к нам как-то приехал один знатный рыцарь с оруженосцами? В первую же ночь сожрали всех его слуг, а когда он все увидел, ужаснулся и хотел уехать, какая-то крылатая тварь подхватила его за воротами вместе с конем…

– Рыцаря? – спросил я.

Бернард сдвинул плечами.

– Наверное, позарилась на блестящие доспехи. Все крылатые любят блестяще. А жаль… Доспехи бы пригодились. У него добротные доспехи… были. Из хорошей закаленной стали. Так что всякий, кто приезжает к нам из ваших избалованных земель, может сразу рыть себе могилу.

Долгое время ехали молча. Я пытался представить себе жизнь этого пограничного королевства, но выходило что-то вроде линии, где Россия соприкоснулась с мусульманским миром. Оттуда надвигается нечто непонятное, злое, истребляющее наш мир, а мы только слабо отбиваемся, ропщем, мечтаем как-то уцелеть, обойтись без драки, сами увиливаем от стычек и детей отмазываем от армии…

Конь под Бернардом тревожно фыркал, прижимал уши, будто увидел огромного волка, храпел. Я посмотрел на Бернарда и ужаснулся. Лицо старого воина потемнело от внезапного гнева, глаза сверкают, а верхняя губа приподнялась, показывая крупные желтые зубы, уже основательно стертые, но все еще ровные и крепкие.

– Мразь… Мерзавцы!.. Хуже даже чем Тьма, с которой сражаемся. Там все понятно. Но когда удар в спину!..

Он задохнулся, каменное лицо изломала гримаса. Мне почудилось, что трещины пойдут глубже, раздастся треск, посыплются гранитные осколки. Бернард злыми глазами смотрел прямо перед собой, вздрогнул, потер рукой в железной перчатке грудь.

Асмер сказал мне негромко:

– Это он о королевстве Морданте.

– А что это?

– Соседи. В прошлом были знатные рыцари. Хороший рыцарский род… Конечно, мы всегда соперничали, набирая силу. Мы начали одновременно строить замки, крепости, плечо к плечу дрались с нечистью. Ну, не мы сами, а наши прадеды-переселенцы. А потом, когда оттеснили нечисть, то, понятно… Понятно?

– Нет, – признался я.

– Начали соперничать друг с другом, – объяснил Асмер. – А как же иначе?.. Сперва в торговле, на турнирах, а потом и потихоньку баловались набегами… Но если мы все в рамках рыцарства, даже набеги, то они, надеясь с нами покончить, вступили в союз с Темными Силами!

Я ахнул.

– Да как они… могли?

– Человеческое тщеславие – страшная вещь. Но сейчас у нас мощи святого Тертуллиана, к тому же… не знаю, можно ли тебе это сообщать, но мы везем доспехи и оружие, скованные лучшими оружейниками империи!.. Мы разобьем Морданта, разрушим их замки и крепости, а на том месте заставим вспахать землю и засеять рожью!

Асмер задохнулся от ярости, как до этого Бернард. Похоже, везде соседа ненавидят больше, чем дальнего врага. Я слышал его шумное дыхание, потом Асмер сказал отрывисто:

– Что-то повозка отстает… Подожду.

Бернард кивнул. Дальше мы ехали некоторое время молча стремя в стремя. Дважды Бернард задирал голову, глаза обыскивали небо, но и тогда лицо оставалось злым и суровым, словно смотрел в наполненную гадами пропасть.

Я с сочувствием смотрел в немолодое лицо. Скала скалой, но все же прошлые схватки, битвы, сражения, просто тяжелые походы и ночевки у костра оставили свой след. Как на лице, так, возможно, и на сердце. И сердце – это инфаркты, ишемия, недостаточность, давление…

Тяжелые брови старого богатыря сомкнулись на переносице. Глаза потемнели, смотрят вперед невидяще. Возможно, вспомнил о погибших и тех, кому предстоит погибнуть.

Я сказал негромко:

– Но если жизнь там так ужасна… Бернард, ты, можно сказать, свой долг перед человечеством выполнил. На тебе шрамов больше, чем на молодом щеголе пуговиц.

Он взглянул исподлобья, с подозрением.

– О чем ты? Что за дурная привычка говорить издалека, как будто готовишь удар в спину!

– В моих краях, – сказал я торопливо, – есть обычай, что людей, которые очень много трудились или воевали… а потом уже постарели… но даже если еще в состоянии пахать или держать меч, их все равно отпускают на покой. Покой – это когда они в тепле и достатке, уже не подвергают себя лишениям. Они, понимаешь, уже заслужили отдых!

Послышался топот, на красном коне выметнулся из-за зеленого леса и пошел догонять нас такой же красный, как и конь, шар. Если бы не торчащие из-под шлема длинные красные волосы, не красная всклокоченная борода, я все равно узнал бы Рудольфа, только у него красный щит, красные штаны и даже сапоги красные.

Конь готов был мчаться дальше, но Рудольф остановился подле нас. Рот распахнулся, хотел что-то сказать или сострить, но увидел суровое лицо Бернарда, захлопнул рот с таким стуком, что конь прянул ушами.

Бернард качал головой.

– Что за подлые у вас края… То-то ты весь странный. Я не подлый наемник, Дик! А наемники, запомни, все подлые. Все. Не подлых не бывает. Я не наемник, который дерется за плату, чтобы потом на отдых… Нет ни покоя ни отдыха тем, кто защищает родину, добро, Имя Господа. Мы отдаем себя целиком, только так можно… и надо…

Рудольф зевнул, сказал с полнейшим равнодушием:

– Бернард, оставь. Он не понимает. Он думает, что жизнь там, в благополучии. А для мужчин это прозябание. Да и вообще для людей. Ну и что, если мало кто из нас доживет до седых волос вообще? И что никто еще не умер в постели от старости? Человек все равно умрет! Даже короли мрут как мухи. Так не лучше ли прожить красиво?

Я опустил глаза. Мое поколение, которое уже выбрало пепси, это «прожить красиво» понимает иначе.

– Там Ланзерот подстрелил оленя, – сообщил Рудольф. – Пока подъедет повозка, мы успеем освежевать!

Еще сутки пути, а вечером Ланзерот едва ли не впервые обратился ко мне, хотя голос звучал все так же холодно и недружелюбно:

– Все. Там за холмами последнее мирное село, куда все еще не дотянулись Черные Силы. Но даже здесь ты не будешь в безопасности. Бернард, везти дальше этого молодого простолюдина – гибель.

Бернард кивнул:

– Да, я ночью об этом уже думал. Оставим… Дик, ты слышал?

Я ответил мертвым голосом:

– Слышал.

Принцесса сказала ласково:

– Дик, я освобождаю тебя от присяги служить мне и повиноваться мне. Ты свободен.

Священник осенил меня крестным знамением. Глаза его так и впились в меня. Ожидал, наверное, что закричу страшным голосом, меня охватит пламя или превращусь в черта с рогами и длиннющим хвостом. Но хотя ничего не случилось, острое лицо осталось таким же злобным и подозрительным. Ты защитился какими-то заклятиями, говорил его взгляд, но сила Божья со мной, и я тебя, проклятое исчадье ада, все равно изыду и обращу в прах!

Солнце опускалось к горизонту, Ланзерот выехал вперед, высматривал место для ночлега. Я вертелся в седле, чувствуя странный зуд. Очень уж узнаваемые холмы и овраги тянутся справа и слева. Мучило странное ощущение, что уже все это видел. Сердце стучало все чаще. Бернард поглядывал с сочувствием, буркнул:

– Ты будешь жить долго и счастливо. А это… это все забудется.

Я ответил невпопад:

– Сэр Бернард, если найду по дороге меч, мне позволят его оставить себе?

Бернард сдвинул тяжелыми плечами.

– Нет, конечно… Все, что найдет простолюдин, принадлежит его владельцу.

Асмер быстро вставил тоном знатока:

– Или хозяину земли, где нашел!

Бернард кивнул, по крайней мере я так истолковал это едва заметное шевеление огромного котла на массивном теле.

– Да, или владельцу…

– Э-э-э! – раздалось сзади могучее. Рудольф ехал за нами следом, а еще дальше тащились волы с красной в лучах заката повозкой. Глаза Рудольфа были хитрые, он захохотал победно. – Законники!.. А у Дика случай-то особый!

Бернард бухнул, как ударил обухом в толстое дерево с огромным дуплом:

– Какой?

– Догадайтесь с трех раз.

Бернард задумался, Асмер же, более быстрый, вскричал обрадованно:

– Ну, еще бы! Как я сразу не подумал? Рудольф, ты не такой дубина, как выглядишь. Дик уже свободен от клятвы служить принцессе, но еще не принес клятвы другому господину! Так что все, что найдет на ничейной земле, в самом деле станет его собственным.

Я привстал в стременах, глаза жадно шарили по долине. Сверкающие горы все так же далеко, слева темный лес, вон там глубокий овраг, два одиноких дуба, огромная береза со сросшимися стволами…

– А что ты надеешься найти? – спросил Бернард с легкой насмешкой.

– Меч, – ответил я. – Длинный меч с извилистым лезвием… Черная рукоять…

– Ого, – сказал Бернард уважительно. – Я слышал о таких мечах… Но ты откуда знаешь?

– Можно мне чуть отлучиться? – крикнул я.

Не дожидаясь ответа, дернул повод, конь повернулся нехотя, уже слышал, хитрюга, о скором привале. Я ударил каблуками в бока, конь пошел ленивой рысью. Я жадно осматривал с высоты седла все ямки, а когда взгляд зацепился за темную груду, сперва не поверил глазам.

Конь остановился сам. Я соскочил на землю, ноги сами понесли к находке. Металлический шлем лежит отдельно, обглоданный череп выкатился, из пустых глазниц уже торчат зеленые стебли. Панцирь почти цел, только смялся, словно выпавшее из гнезда на высоком дереве яйцо. В дыры и трещины проникли жуки, черви, муравьи, источили плоть. Я с омерзением видел только гладко обглоданные кости.

Меч тускло блестит в трех шагах. Трава поднялась, почти скрыла, но меня внезапно тряхнуло так, что я скрючился, присел. В животе появилась холодная резь. Перед глазами мелькнула жуткая картина, что не успей тогда с кинжалом, то здесь лежал бы я, а не этот… этот скелет.

На подгибающихся ногах доковылял, присел. Пальцы потянулись к рукояти и застыли в воздухе. Пурпурные ножны, похожие на застывший луч вечернего солнца, золото по ободку, золотая полоска до самого суживающегося кончика, похожая на генеральский лампас, выпуклые накладки, тоже из золота. Середину ножен занимают сцены битвы людей с драконами, но я уже не мог оторвать взгляда от прекрасной и зловещей рукояти, крестообразной, с ребрышками для пальцев и округлой на конце.

Осторожно коснулся, но пальцы сомкнулись с такой жадностью, словно я догнал уходящий поезд и успел ухватиться за ручку двери. Меч начал выдвигаться, блестящий, как зеркало, обоюдоострый, с острейшими даже с виду краями и суживающимся лезвием. Меч огромен, лезвие блестит, как ледяная сосулька, слегка извилистое и в то же время прямое, длинное, узкое… а рукоять широкая, рассчитанная на широкую мужскую ладонь.

По всему телу прошла волна. Я разогнулся уже с мечом в руке. Рифленая рукоять лежит в ладони как влитая. Я вскинул меч к небу. По всему телу пробежала дрожь.

За спиной послышался стук копыт. Я медленно повернулся, узнав по шумному храпу коня Бернарда. Старый воин остановился в трех шагах. Я увидел застывшее лицо, в глазах безмерное удивление.

– Святые небеса! – выговорил наконец Бернард. – Меч!.. Извилистое лезвие… черная рукоять!..

Я указал за спину.

– Там еще доспехи. Правда, они… не в порядке.

Бернард покачал головой. Огромное мясистое лицо даже побелело от волнения. Он обернулся, крикнул таким зычным голосом, что конь недовольно прянул ушами, а я и вовсе присел к земле, как от внезапного раската грома над головой:

– Ланзерот!.. Ланзерот!..

Привал сделали неподалеку, раньше намеченного срока, безумно обрадовав измученных волов. Собрались все, даже священник вышел и смотрел на меня подозрительно, исподлобья. Принцесса сияла, а когда ее взгляд падал на меня, в ее чистых глазах вспыхивали веселые искорки.

Бернард велел:

– Покажи им!

Меч пошел из ножен неожиданно легко. Даже легче, чем в прошлый раз. Я ощутил недобрую тяжесть в руке. Пальцы стиснули рукоять с радостным ожиданием чуда. Я поднял меч острием кверху, как тогда. На отточенном кончике нестерпимо ярко засверкало багровое солнце. Крестообразная рукоять как будто вросла в ладонь. Я опустил меч горизонтально, меч казался продолжением руки.

Рудольф хмыкнул. Я вздрогнул, нервы на пределе, только глаза Ланзерота ничего не выражали. Я неуклюже взмахнул мечом, сделал выпад, как должен делать воин в моем представлении, развернулся и несколько раз взмахнул мечом направо и налево.

Бернард и Асмер переглянулись. Ланзерот снова смолчал, а Рудольф сказал ревниво:

– Как оглоблей… Таким мечом!

– Дурень, – согласился Бернард гордо, – но зато какой здоровый! Все-таки это ж двуручный меч.

Я опустил взгляд на рукоять. Там еще немного места, но не на вторую ладонь, а так это на два-три пальца.

– Ладно, – сказал Бернард. – Я знаю, что вы все думаете. Простолюдин с мечом! Но мы сами ему обещали. Он имеет право на любую находку. А что нарушение, так что-нибудь придумаем.

Ланзерот вскинул бровь, она красиво изогнулась. Он сказал только одно слово, но значило оно очень много.

– Мы?

Бернард подбросил в костер веток, развел руками.

– Ланзерот, ты знаешь, я сам хотел парня оставить в ближайшем селе. Но сейчас…

Ланзерот брезгливо поморщился.

– Что? Пророческий сон?.. Не по-мужски верить в сны. Иной раз совпадает, но чаще ведет в трясину. Мужчина должен смотреть правде в глаза.

Бернард покачал головой.

– Ты как хочешь, тогда я попрошу принцессу рассудить. Я бы Дика взял с собой. Правда, погибнет через недельку-другую, но грех не попользоваться его возможностями. Я ж говорю, с паршивой овцы хоть шерсти клок!

Принцесса смотрела внимательно. В ее чистых глазах была такая душевная доброта, что у меня снова защемило сердце, страстно восхотелось опуститься на колени… нет, упасть с размаха и преданно смотреть в ее лицо снизу вверх, смотреть с рабским обожанием.

– Как ты узнал, что там меч?

– Мне просто снилось, – ответил я торопливо. – Просто снилось!.. А когда сегодня я увидел вот те сосны… я подумал… только подумал, хоть это и смешно, что я там… ну там то, что я видел, когда летал…

Асмер сказал саркастически:

– Ах, он летал!

– И все совпало? – спросила она серьезно.

– Нет, – признался я.

– А что не так?

– Неподалеку было дерево, – ответил я. – Я рассмотрел хорошо! Огромное, с черными растопыренными ветвями.

– Мертвое? – спросила принцесса. – Могло рассыпаться в труху.

Ее глаза блестели, ей явно очень хотелось верить в мой сон. Я покосился на высокомерного Ланзерота, хмурого Бернарда, вздохнул, развел руками:

– Мертвое, без листьев, но крепкое, хоть и с отвалившейся корой. Ствол блестящий, без единого дупла. Такое не скоро станет трухой.

Ланзерот смотрел все так же холодно, Бернард чуть наклонил голову. Принцесса сказала порывисто:

– Да, это сон… А что не все в нем совпало… так это же вещий сон! Господь наш насылает дивные сны своим созданиям, дабы мы постигали Его… Его дивные деяния и замыслы…

Она запнулась. Бернард крякнул, сглаживая неловкость, прорычал:

– А значит, Дик волен ехать с нами. Он предупрежден, что в нашем мире опасность ждет его на каждом шагу.

Мне было неловко за свой меч перед Ланзеротом, перед Бернардом и Рудольфом, даже перед Асмером, хотя Асмер предпочитал любому оружию лук, из которого он метал стрелы с ужасающей скоростью и точностью.

Я отошел за кусты, кони поблизости щиплют траву. На меня посмотрели с удивлением, с какой стати, мол, человек тащит из ножен меч, да еще с такой осторожностью, когда его надо выхватывать быстро, в ярости, с бешеным криком…

Мои пальцы вспотели от волнения. Меч выходил из ножен дивный, неземной, словно бы скованный из неведомого металла. Конечно, это железо, но я-то знаю, как всякие присадки меняют свойства железа до неузнаваемости, ведь чугун – тоже железо, как и высокоуглеродистая сталь, что рассекает обычное железо, словно траву…

За спиной треснула ветка. Я в испуге оглянулся. В двух шагах стоял Бернард, в ладони сломанная веточка. Краска стыда залила мое лицо. Огромный Бернард подошел совершенно бесшумно, а веточку явно сломал намеренно.

– Прекрасный меч, – прогремел он низким голосом. – Ты… не трусь, Дик. Не лезь на рожон, но и не стелись… Это твой меч по праву. Даже король не отнимет у тебя этот меч. Тем более никто из нас.

Я прошептал:

– Спасибо, Бернард… Ты все понял.

– Конечно. Но ты не стелись.

– Да, спасибо…

– Но и не задирай нос, – сказал он строго. – А то ты странный какой-то… Нет, даже не тем, что во сне… Я слыхал, колдуны так умеют… Ты странный, что иногда ведешь себя, как будто ты переодетый король… а потом ты простолюднее самого что ни есть простолюдина…

Я сказал упавшим голосом:

– Ну, ты ж знаешь… В каждой деревне свои обычаи. Но мне в самом деле неловко, что такой меч у меня, а не у тебя или Рудольфа. Даже у Ланзерота, мне кажется, не такой…

Бернард протянул руку, я вложил в нее меч. Заходящее солнце играло на лезвии, иногда по нему пробегали волнистые оранжевые молнии, на кратчайшие мгновения возникал странный узор, даже чудились письмена, знаки, и снова лезвие вспыхивает от рукояти до кончика, как огненный факел…

– Это дивный меч, – произнес Бернард тихо. – Только у Галахарда такой же…

– Кто такой Галахард?

Бернард перекрестился, голос его стал еще ниже:

– Земля еще не рождала рыцаря такой мощи и отваги, как сэр Галахард. Он был сильнейшим рыцарем как в Срединных Королевствах, так и на Пограничных Землях. Его отвагу и превосходство признавали даже черные силы, что вовсе дивно, ибо они никогда не признают наших ценностей…

– Значит, он в самом деле стоил того, – сказал я. – А где он?

– Сгинул лет пять тому, – ответил Бернард сурово. – Но никто даже не скажет где. Такова мужская доля, Дик! Мы можем сложить головы не только в славной битве… хотя этого очень бы хотелось.

– Он воевал один?

– Да, Дик, а как иначе? Не было таких, кто мог быть рядом. Эх, был бы Галахард жив, то вся эта война с Тьмой могла бы выглядеть иначе… Ладно, потрудись здесь, но далеко не отлучайся! Даже с такими мечами гибнут, как видишь.