Текст книги "Та, чьё второе имя Танит"

3

…Больше всего на этот раз поразил его здесь Чёрный шум – безмолвие. Оглушающая, паническая, жуткая тишина.

Будто купол чуждости накрыл земли Тана. Отгородил от живущего мира.

Натворив бед своим разворотом, дракон Времени впал в спячку.

Теперь здесь не было жизни. Но и смерти не было видно! Предательством жрецов эти земли были отданы Бездолью.

Здесь не селились люди. А звери прошмыгивали пугливо и неслись прочь. Сюда заявилась Вечность.

Чёрный шум стоял над затопленным Тан-Амазоном. Стоячая вода покрывшего его моря теперь молча сияла у берега неживой чёрной массой. Сквозь неё просвечивались белые силуэты подводных улиц.

Это была воплощённая жуть!

Неслучайно самую страшную болезнь, одолевшую танаидов, прозвали тоже Чёрный шум.

…Беспамятство Бласта сменилось ещё более страшной явью: танаиды, ради которых Петал наказала ему восстановить ритуальную гривну, предали, сдали его! Он не мог поверить себе: как они могли! Из-за них, озверевших сволочей, он мало того, что сгинет в этом проклятом богами краю – да ещё не по-человечески, в волчьей шкуре!

Ах, если бы он самостоятельно отыскал Старого Гиера! Тогда мог бы вести равноправный, достойный диалог! В память о своей матери, которая долгие годы под жреческой маской исполняла формальные обязанности Гиера, освободив того для «творчества». Тогда, год назад, на объявилась, когда Бласту с Петал пришлось особенно круто. Мать умолила Старого Гиера воскресить Бласта, расплатившись за сына собственной жизненной силой. Старик не мог забыть эту историю, не мог проявить равнодушие. Бласт очень рассчитывал на его эмоциональный отклик.

Но танаиды сдали Бласта как никчёмного пленника, стало быть, и речи не могло быть о достойных переговорах и просьбе по восстановлению человечьего облика. Униженное попрошайничество и выклянчивание милости не пользовались успехом в этих суровых краях.

Бласт порадовался, что жена не видит беды, случившейся с ним. Не видит его беспомощности. Не смог он справится без неё. Кого надо – не нашёл. С кем не надо – разодрался. А завтра – наверняка, его ждёт казнь. Как тогда, прошлым летом.

Не поверили танаиды в его намерение – помочь им. Что ж, слабость тела родит слабость духа! Да и сам он был не больно-то убедителен! Дурак дураком! Убил их вожака, ослабив ещё больше. Помог, называется! Может, надо было возглавить их? Да что уж теперь рассуждать!

И ничего уже не поправить! Давненько Бог Смерти Танат витает над его головой, цепляя крыльями. На этот раз, похоже, пир ему уготован.

И Петал – не то, что не поможет, даже не узнает о его гибели. Сообщить, передать некому. И она будет продолжать жить надеждой на встречу. Растить сына без него…

***

Вдруг Бласт услышал, нет, не шорох (Старый Гиер передвигался совершенно бесшумно) скорее, лёгкий вздох.

– Зачем ты опять явился? – прошелестел старик, слегка выступив из тьмы.

Бласт почувствовал, что Старый Гиер в бешенстве. Хотя внешне держался неколебимо, как и положено Бессмертному.

– По поручению таны, – Бласту показалось, что такой ответ, учитывая обстоятельства, будет самым верным.

– Зачем? Ей недостаточной показалась цена твоего спасения? Я расплатился частью самого себя – вот чего мне это стоило!

– Только не надо забывать, что «часть самого тебя» – была на самом деле моей матерью!

– О чём я от души сожалею! Чего же тебе ещё?

– Тана помнит свой долг. Так её воспитали. Она считает, нужно снова заселить этот край людьми.

– Заселить людьми? Зачем ей это? Зачем тебе это?

– Чтобы продолжалась жизнь.

– Ты чудовищно примитивен, в отличие от …своей матери! Жизнь и сейчас продолжается. Просто тебе, безмозглый, недоступно, что жизнь существует в разных формах. Она может продолжаться и без людей.

– Может, я и безмозглый. Но нельзя не признавать, что люди красивы. Им доступны высокие мысли, жаркие чувства.

– Люди глупы, как ты! Трусливы, как ты! Неблагодарны, как ты! – Костлявое, синевато-серое лицо Старого Гиера даже посветлело от вспышки «жарких чувств».

– Добавь уж: и подлы! Как ты! Ценой жизни других, доверивших им свою судьбу, покупают себе Бессмертие! – прорычал Бласт.

– Ты ничтожество! Ты не понимаешь! В Бессмертии нет выгоды! Это эксперимент! Эксперимент над собой! Это тоже вид развития, ранее недоступный людям. А нам, троим, это удалось!

– И что, это принесло тебе радость?

– Бессмертным недоступна радость. Как выяснилось…

– Тогда ради чего всё?

– Ты такой же неспокойный, как твоя мать. Весь на иголках вопросов. Я слышу в тебе гул её мятежной крови.

– Раз ты всё время вспоминаешь мою мать, тогда скажи… Перстень… Её личный перстень…, – Бласт не знал, как лучше сформулировать свою просьбу.

Нет! Он не хотел встречать смерть в волчьей шкуре! Он хотел умереть человеком! В конце концов, у каждого смертника есть право на последнее желание! Бедняге не хотелось только, чтобы звучало оно как просьба об одолжении. Раз уж он в полной власти этого чудовища, бессмысленны все унижения.

Старый Гиер воткнулся взглядом в узко стоящие волчьи глаза Бласта. И забытая улыбка прошлогодней мимики ещё живого, не Бессмертного Гиера, скользнула по его костлявому лицу.

– Несчастный! Ты потерял перстень матери?

– Это так, – Бласт почти не удивился. Он был готов к проницательности жреца, как и к едким насмешкам. Удерживать осанку и вызывающий взгляд при этом было трудней всего.

Но Гиеру хотелось продолжить начатый спор, продемонстрировать этому трепыхающемуся ничтожеству свою победу. Свою причастность к высокому уровню новых возможностей. И тем самым закрепить своё несомненное право на уважение – человеческие страсти ещё не успели выветриться окончательно.

– Тебя интересует, где сейчас находится перстень твоей матери, не так ли?

– У тебя есть ответ на этот вопрос?

– Он есть у тебя, несмышлёныш! В совокупности с нехваткой ума – достать его и прилагающейся дерзостью!

Бласт проглотил «несмышлёныша», решив не зацикливаться на мелочах. Он решил стерпеть. Раз Старому Гиеру приспичило похвастаться, его теперь не остановишь, пока не выскажется.

Но Гиер сэкономил на словах. Вместо этого, сделав неуловимый круговой жест открытой ладонью правой руки, отшвырнул Бласта…

4

…на прибрежный песок. Прямо к ногам лежащей, обессилено опирающейся на камни Иды. Растрёпанной, измождённой, в мокрых обрывках одежды. Подняв глаза на смотрящего на неё в упор волка, старая женщина решила, что у неё начался предсмертный бред. Ведь Бласт, которого она всю дорогу оберегала, утонул! Она сама видела! Выходит, перед ней привидение?!

– Бласт! Я умираю! Прости меня, Бласт!

Ошарашенный внезапной сменой обстановки, Бласт покорно вёлся за темой, предложенной Идой, мысленно отвечая. Правда, Ида не слышала его.

– …Это я нашла твой перстень и спрятала его. Прости меня!

Мозг Бласта вспыхнул от негодования.

– Зачем ты сделала это? – Бог весть, что ему пришлось пережить из-за каприза старой причудницы!

– …Мне так хотелось повидать моего сына Георга! А тут всё само сложилось так, что и тебе понадобилось в те же края. Почти всё само случайно сложилось, Бласт!

Ничего себе: «случайно»! Если бы Бласт имел возможность высказаться, уж он задал бы старой перечнице!

Но старуха закатила глаза, и Бласт не на шутку перепугался, что та умрёт, так и не рассказав, куда дела перстень. Он упал ей на плечи и был готов обслюнявливать лицо несчастной, пока не вынудит к признанию.

Тут Ида, нырнув пальцами в мешочек, висевший у неё на поясе, вынула перстень с перетёршимся от старости ободком и дрожащими от изнеможения руками зажала им один из пальцев на передней лапе Бласта.

Так просто?

Уставившись в собственную лапу, Бласт не верил глазам своим. Не нужно было никакого идиотского путешествия за три моря! Не нужно было отчаянья и всего этого гигантского напряжения последних недель! Нужно было просто вытрясти правду из хитрой старухи ещё там, дома, на крыльце! Он был готов загрызть её от злости!

Крепким изогнутым волчьим когтем, торопясь, он крутанул перстень.

Так же крутанулось и его тело. Он рыкнул от боли и по привычке хотел вцепиться в лапу зубами, чтобы не завыть. Но волчья пасть оказалась человечьим ртом, а лапа – рукой. Со стоном выломился он из волчьей шкуры, испытав, в последний раз в жизни – как он для себя решил, всю тянущую боль превращения.

Для Иды волкопревращение Бласта и Петал давно уже не было секретом. Но, тем не менее, она в очередной раз с удовольствием насладилась этим восхитительным зрелищем. К тому же, поняв, что Бласт больше занят собственными ощущениями и не собирается ни упрекать её, ни наказывать за проявленное коварство, старуха внезапно почувствовала себя лучше. И, чтобы завершить разговор на позитивной, с её точки зрения, ноте, решила сразу и от гривны избавиться.

– Я выполнила просьбу твоей хозяйки, – твердила Ида, – довезла эту вещицу до места. Теперь, милый, ты её хранитель, забирай. А у меня другие заботы. Я буду сына искать.

Не дождавшись от Бласта проявления желания забрать завязанную в прозрачный шарф гривну, она просто привязала шарф к его поясному ремню и обессилено откинулась к камням…

…Когда Ида вновь открыла глаза, берег был пуст.

Как и её память в отношении только что свернувшегося свитком и исчезнувшего из её жизни события…

5

– Что это было? – Бласт, в человечьем теле, но с трудом скрывающий растерянность, не позаботился даже о том, чтобы не доставить удовольствие своим вопросом старому жрецу.

– Я развернул для тебя конкретный свиток пространства, в котором у тебя появилась нужда. Ты взял то, что тебе нужно? Ты оценил мои достижения? Я многого достиг за время, пока твоя мать подменяла меня. И подменяла гениально, словно удвоив мою жизнь и мои возможности.

– Мне понравился результат, – Бласт не мог налюбоваться на своё любимое человечье тело. Его руки тёрли лицо, заботливо охватывали плечи, разминали икры ног. У него даже появился соблазн тут же, навсегда распроститься с коварным перстнем, забросить его подальше. Но не хотел делать этого при Гиере. Не желал, навсегда отрекаясь от волкопревращения, уподобиться жрецам-предателям.

– Не обольщайся, юноша, напрасно, твоё нынешнее состояние ненадолго! – Старый Гиер направился к выходу из пещеры, – слишком давно тебе везёт! Избыточно давно! Пора это исправить!

– Подожди! – впечатлённый произведённым фокусом, а ещё больше могуществом жреца, Бласт решил не тянуть с вопросом о белом камне. Тем более, что гривна, привязанная старой Идой к поясному ремню, будто живая, напоминала о себе тяжеловесным потягиванием.

Жрец остановился. Бласт заметил слабое свечение, окаймляющее силуэт его тела. Но задумываться об этом желания не появилось, были вопросы поважней.

– Конечно, ты можешь не знать этого… – начал он, втайне надеясь возбудить в Старом Гиере тщеславие, основываясь на котором, ему и удастся всё разузнать.

– Продолжай! – старый жрец, вознамерившись уйти, даже не повернулся на его слова. Но и не ушёл. Это уже было хорошо.

– Ритуал тогда, в Тан-Аиде, проводил не ты, а моя мать в твоей маске…

Жрец обернулся.

– Который ритуал?

– С ритуальной гривной. С белым камнем из неё. После чего все эти события и начались…

Тема стоила внимания. Но не стоила обволакивания бессмысленной шелухой слов, на преодоление которых тратилось драгоценное даже для Вечных время. Поэтому Старый Гиер просто поймал взгляд собеседника. Этого оказалось достаточно.

– Тебя больше интересует, кто выломал белый камень из ритуальной гривны или где он в настоящее время находится?

Вопрос был поставлен «или – или». «Кто» или «где». Следовало быть осторожнее. Избыточной претензией можно было сорвать вызревающий ответ. Надо бы предельно тщательно подбирать слова!

– Понятно, – жрец не нуждался в словах. – Ты получишь ответ. Ложись спать. Твоя ненужность в этих землях заслуживает казни. Но твоя человеческая энергия слишком дорога, она достойна благодатного использования, опыта.

– Что?

– Не воображай, пожалуйста, что я по доброте своей вернул тебе человечий облик. Видишь ли, ты относишься к весьма редкостному сорту человечьей породы с чрезвычайно густым личным временем. Оно у тебя вмещает множество очень значимых событий. А мы, жрецы, втроём продолжаем свои эксперименты. Нам необходима энергия. Твоё тело послужит Знанию. Ты рад? Это должно компенсировать неприятные ощущения, которые ты испытаешь. До встречи.

Ответ Бласта был ему не нужен. Шелест последних звуков сопроводил его уход в темноту.

6

Старому Гиеру пришлось надолго отвлечься от любимых экспериментов со временем, пока он смог рассказать другим жрецам о появлении на побережье «того самого грека, год назад укравшего тану». Основная сложность заключалась в объяснении без упоминания той, что так долго общалась с ними от его, Гиера, имени. Иначе оскорблённые жрецы, даже не подозревающие о её существовании, вообразили бы, что он дурачит их не только в прошлом. Особенно насторожённо восприняли они известие о разбалансированной ритуальной гривне в руках Бласта.

– Почему же ты не отобрал её сразу? – кипятились они. – Это ведь ритуальная гривна, она во все времена хранилась только у жрецов!

– Позвольте напомнить, что вы уже не являетесь жрецами, – Гиер был спокоен и велеречив. – Мы добровольно отказались от жреческого звания ради обретения бессмертия. Мы отреклись от всего, что связывает нас с этим народом. Зачем же вам эта гривна? Я не желаю марать руки вещью, от которой отрёкся. Это может быть неправильно понято.

– Ну, ему она тоже не принадлежит!

– Гривну у нас выхватила Петал в момент похищения этим греком. А он действует от её имени. Если уж на то пошло, им она и принадлежит. Пусть развлекается, недолго осталось. И вообще, не стоит придавать этой гривне столь уж преувеличенное значение. Она уже выполнила отведённую ей роль. О ней можно просто позабыть!

…Беспечные речи, струящиеся одежды, длинные космы седых волос – ах, как похож был сейчас Гиер на величественных Седых Странников! И он догадывался об этом. «Как всё же своевременно мы выторговали бессмертие для себя! – думалось ему. – Этим двум болванам-то хорошо, они моложе меня, у них был резерв времени. А вот я – ещё чуть-чуть и скопытился бы! Как хорошо, что я успел! Теперь ничто не в силах прервать мои исследования, даже смерть».

Но двое других продолжали крайне неэлегантно беспокоиться.

– Мы расплатились за своё бессмертие, принеся жертву Богу Времени Хроносу и его дракону. Зачем же мы позволяем этому греку совершать какие-то никчёмные телодвижения по приданию вчерашней истории обратного хода? А вдруг… – горбоносый Гоуд, бывший жрец города Тан-Тагана, особенно неистовствовал.

– Никаких «вдруг»! – безапелляционно прервал его Гиер. – Никто не говорит об обратном ходе. Нашему бессмертию ничто не угрожает, жертва принята – ты желаешь ещё раз убедиться?

– Нет, я не хочу это видеть!

– Что-то ты быстро ответил! Совесть мучает за разгромленное побережье? – Несмотря на то, что Старый Гиер еле шелестел, ирония была очевидна.

– Ещё чего! Как ты мог предположить подобное?

– Тогда сомнения гложут?

– Нет, мы всё сделали верно.

– Мы не сделали ничего особенного, нарушившего миропорядок. Бог Хронос всегда пожирает своих детей: всему живому свойственно рождаться и с течением времени умирать. Так уж заведено. Верно, Галах? Скажи ему! Что отмалчиваешься?

– Верно. …Помнишь, как побежали ящерицы? Заплясали, завихлялись и зашмыгали по щелям. Они даже обрывали хвосты в своей тяге воссоединения с драконом Хроноса. У тебя огненные. У меня они выплясывали водяными струями. А у Гиера – стекали с его разлюбезных окаменевших танаидов, сухо шурша шёлковыми тельцами, – Галах, бывший жрец города амазонок Тан-Амазона, был склонен к созерцательности. Жизнь среди змей располагала к этому.

Но Гоуд не желал утихомириваться.

– Земли Тана приняты в жертву, а путешествия между мирами всё так и не даются! Входная дверь по-прежнему закрыта! Нам уже подвластны и Жизнь, и Смерть, и само Время! Лестница восхождения растёт, ступени громоздятся. Но входная дверь не поддаётся!

– Если мы хотим уподобиться Богам, нужно уверенно следовать своей позиции. Для этого нам и понадобится грек, – последовал еле слышный ответ.

– Что ты имеешь в виду, Гиер?

– Чтобы совершенствоваться дальше, нам необходима энергия. Иначе расходуется собственная плоть. Посмотри!

Старый Гиер протянул вперёд костистую руку, накрыв ею язычок пламени в светильнике. Пальцы на просвет оказались кистью бесплотных фаланг…

Жрецов не обрадовало исследование над огнём собственных конечностей. Их тела, определённо, теряли густоту! Очевидно, эта потеря была побочным эффектом, неким «приложением» к полученным великолепным возможностям. Но если процесс и дальше будет развиваться неконтролируемо, можно больше потерять, нежели приобрести!

Понятно, что в идеале хотелось бы произвольно наслаждаться телом то в физическом, то в эфирном воплощении. То есть стать подобными Седым Странникам. Но для этого необходим доступ к тому самому Всемирному дереву… Бог весть, сколько времени на это потребуется?

Но их тела не хотели ждать. Они утекали…

7

Трое бывших жрецов трёх уничтоженных Тановых городов: Тан-Аида, Тан-Тагана и Тан-Амазона – после происшедшей в этих краях ужасной катастрофы вели странную жизнь. Если можно назвать жизнью существование тех, кому выпал случай стать бессмертными, Вечными.

После обряда отречения от богов Неба, Воды и Подземья они утратили часть своего могущества. Ту часть, к которой они относились как к собственному природному свойству. И которой не дорожили до поры до времени.

Гоуд, бывший жрец Тан-Тагана, не мог больше летать. Взмахивая иногда, по забывчивости, полами обтрёпанного чёрного плаща, он создавал иллюзию воспарения. Но воздух отказывался его держать. Будто фибула-перо, впечатавшаяся в плечо, тянула вниз.

Галах, бывший жрец Тан-Амазона, не мог уже дышать под водой. Он скользил в морской глубине с привычным змеиным проворством. Но это была уже не та вода, что раньше. Будь у него прежняя чуткость раздвоенного змеиного языка, он понял бы, отчего вымирали выжившие после катастрофы амазонки. Море дышало отравленным серным духом, «дыханием ада». Ему, Вечному, это ничем не могло помешать. Но и помогать ему вода отказалась. За его «Отрекаюсь!» браслет чёрной водорослью недвижно оплёл его кисть.

Только Старый Гиер, дряхлый, будто сметённый из праха, не уделял внимания ностальгическим страданиям. Он давно пережил этот этап и смирился с отсутствием волчьих возможностей. Хотя труднее всего ему было отказаться от настоящей охоты: с погоней, с азартом, с прихлёбыванием горячей крови из прокушенного горла жертвы. От охоты как великолепного воплощения жизненного круговорота. Вкусы и запахи стали недоступны Вечным. Но он нашёл в себе силы выбросить их из памяти.

Единственное воспоминание приходило к нему в минуты покоя – горячие глаза Дакри. Той, которой когда-то, давным-давно отдал он своё имя, под которым она долгие годы была им, Гиером. Грозным Гиером в волчьей маске! И перед ним трепетали все вокруг, ни разу не заподозрив подмену!

«Да, горячие глаза, горячие поступки!», – вздохнул Гиер, потирая палец с коряво вросшим ритуальным перстнем. Эта подмена, пока Дакри выполняла за него обязанности жреца, освободила ему многие годы для экспериментов. И он добился великолепных результатов! Ещё чуть-чуть, и сами Седые Странники признали бы его своим! И он научился бы уходить в закат! А, может быть, даже, страшно сказать, путешествовать между мирами!

Ему не хватило совсем немного времени. Год тому назад явился Бласт, в котором Дакри узнала давно утраченного сына. И всё сбил.

Из-за этого грека им пришлось менять план действий. Всё было некритично, кроме одного: ему так не хотелось терять Дакри! С ней даже Вечность не была бы для него столь уныло предсказуемой.

Да, горячие глаза, горячие поступки!

Но она сама выбрала свою жизнь и свою смерть. И он не смог отказать ей. Пришлось продолжать путь без неё. Держа свою Дакри рядом только в памяти.

Старый Гиер усмехнулся, поймав себя на мысли, что по привычке говоря «моя Дакри», забывает, что она предпочла подарить себя, свою жизнь сыну. Этому красавчику-оболтусу, который совершенно не стоил столь драгоценной жертвы. И не оценил её по достоинству, продолжая рисковать направо и налево.

Старый Гиер одёрнул себя: «Ты забыл, старик, что и твоя любимая тана, по имени Петал, тоже выбрала этого грека, которого ты так невзлюбил!»

Впрочем, слово «выбрала» – весьма условно в этом танцующем мире! О подобном варианте развития событий для этих земель было известно ещё с момента появления под стенами Тан-Аида Подкидыша, отца таны. И как ни пытались жрецы изменить вероятность наступления именно этих событий, самопроизвольно развивающиеся альтернативы скомпоновались именно таким образом.

…Что ж, как сложилось – так сложилось. Надо только осознать собственное место в этом раскладе. Многое изменить теперь уже не получится.

Путь завёл их, троих бывших жрецов, в определённый тупик. Их душам никогда уже не высвободиться из этих оболочек. Как и душам тех тан, что превратили они в каменные статуи. И душам окаменевших в беге танаидов. Новые воплощения стали им недоступны. Их предназначением стало навеки: хранить тишину в этих землях.

Впрочем, о жителях Тан-Аида Гиер предпочитал не вспоминать. Просто они стали попутным расходным материалом в процессе освоения божественной энергетики…

Что ж, пора на встречу, обещанную нахальному греку.