Текст книги "Сотня цветов. Японская драма о сыне, матери и ускользающей во времени памяти"

– Когда он в плохом расположении духа, как правило, это легко решается наполнением пустого желудка. Подойдет все что угодно, его просто нужно накормить, – делилась опытом Юрико. Они с Каори нашли общий язык и уже вместе посмеивались над самим Идзуми.

С тех пор три года прошло. В тот раз Идзуми, движимый, вероятно, желанием искупить некоторую свою вину, преподнес Юрико подарок в виде швейцарских наручных часов. Сколько он себя помнил, мама всегда носила на запястье одни и те же часы.

Сейчас на настенных часах короткая стрелка преодолевала барьер в виде цифры 2. Мама безостановочно продолжала консультировать Идзуми по вопросам посещения акушера-гинеколога, отлучения ребенка от груди, убаюкивания, одежды для малыша… И после каждой изложенной темы она, словно вспоминая, из-за чего все это рассказывает, тихо повторяла:

– Идзуми, как я за тебя рада. Поздравляю.

Слушая ее звучащий скорее тревожно, нежели радостно голос, Идзуми чувствовал, будто мама удаляется от него.

Прямо как тогда.

4

Звуки аплодисментов уносились в кессонный потолок. Дождавшись, когда гул утихнет, виолончелист начал сольное выступление. Бах. Сюита для виолончели соло № 1.

Прожектора заливали светом упакованную в смокинг плотную фигуру. Внимание всех зрителей, которые не оставили в зале ни одного свободного места, было направлено в одну точку. Виолончелист сидел на фоне величественного орга́на посреди просторной сцены и, закрыв глаза, водил смычком. Мелодия рефрена. Есть в ней что-то волнующе-трагичное…

Он извлекал звуки отточенными уверенными движениями, и в то же время исполнение казалось абсолютно легким и воздушным. Говорят, звучание виолончели очень похоже на человеческий голос, и создается впечатление, будто инструмент разговаривает со слушателями. Сегодня в концертном зале можно было убедиться, что это абсолютная правда: мелодию, казалось, выпевал сам виолончелист.

– У виолончели звучание глубокое и насыщенное, поэтому поначалу она воспринимается мрачно, – рассуждала Каори за завтраком, надкусывая плитку шоколада. – Но у этого музыканта такая светлая энергетика, что чувствуется прилив тепла. Смотришь на его виртуозное исполнение, и кажется, что он выводит музыку с такой легкостью. Забываешь, что это не экспромт, а четкое следование нотной записи.

Сразу после третьего такта Идзуми заметил, как мама, сидевшая на соседнем сиденье, полезла в сумочку за платочком. Приподняв очки, она приложила салфетку сначала к уголку одного глаза, затем другого.

– В последнее время у меня слезы по любому поводу наворачиваются, – призналась Юрико, когда в такси по пути в музыкальный театр рассказывала о запавшем в душу сериале.

За все то время, пока мать с сыном жили вместе, Идзуми практически ни разу не видел, как мама плачет.

* * *

В младшей школе Идзуми сразу нашел себе друга, с которым они вместе возвращались домой. Это был его одноклассник по фамилии Миура. Как-то раз, когда на носу уже были зимние каникулы, мальчишки после уроков резвились дома у Миуры.

И отец, и мать Миуры работали, поэтому до их возращения все было в распоряжении сына. Как и Идзуми, он был предоставлен самому себе. Возможно, поэтому мальчики так легко сошлись. Касай часто проводил время у друга дома. Как и в тот день. Они смотрели мультики по телевизору, рубились в карточные игры. Струившийся в окно свет заходящего солнца становился все гуще, окрашивая в оранжевый цвет разбросанные по всей гостиной игрушки и одежду.

– В животе уже урчит… – многозначительно сказал Миура и, улыбнувшись, глянул в окно.

Оттуда лился яркий свет, который слепил Идзуми.

– Ага…

Как только Миура услышал подтверждение своим мыслям, его глаза заблестели, а смуглое лицо заиграло улыбкой предвкушения.

– Давай тогда в магазин за конфетами сгоняем.

– У меня денег нет.

– Не парься! Я знаю, где мама прячет заначку!

Миура вошел в кухню и бесцеремонно вытянул правый ящик буфета. Между квитанциями за газ и электричество нашлись четыре запрятанные купюры: две по тысячи и еще две по пять тысяч иен. На дне валялись монеты.

Миура дерзко зажал в руке одну бумажку, так что нарисованная на ней «1000» исказилась. И этой же рукой указал Идзуми на ящик:

– Давай тоже, бери сколько хочешь!

– Да нет, зачем…

– Давай в темпе!

– Да мне не нужно!

Идзуми понимал, что это преступление. Ему уже где-то раньше доводилось слышать и про воров, и про кражи.

– Не возьмешь – считай, нашей дружбе конец! – Миура внезапно перешел на крик. – А ну, быстро взял!

– Ну если я говорю, что не нужны мне деньги, значит, они мне правда не нужны!

Идзуми отнекивался, но гневное выражение лица друга не оставляло ему выбора. Он быстро сунул руку в ящик, вытащил монетку – это были пятьсот иен – и кинул в карман. Сквозь ткань брюк мальчик почувствовал жгучий холод металла. Миура открыл входную дверь, и в глаза хлынули солнечные лучи, они словно пронзали насквозь. Идзуми, будто торопясь скрыться, бросился с крыльца.

Зайдя в ближайший супермаркет, Миура сразу уверенно направился к отделу сладостей. Идзуми шел следом за другом, шарившим по стеллажам, которые пестрели упаковками конфет. Он заметил, что на спинке темно-синего свитера Миуры зияет дырочка размером с бусину.

Тот закинул в тележку шоколадку, жвачку со вкусом колы, леденцы и еще самых разных конфет.

– Давай тоже возьми что-нибудь вкусненькое! – восторженно обратился Миура к другу.

Взгляд Идзуми застыл на упаковке с рисовым пирожным.

На белом пакетике красовались сочные красные ягоды клубники – его любимый вкус. Идзуми робко взял в руки упаковку и побрел к кассе.

Карман брюк отяжелел от сдачи – в нем теперь болталось несколько монет по сто и десять иен. А к пирожному Идзуми так и не притронулся. Дома у Миуры он лишь попробовал купленную другом шоколадку, но та показалась ему какой-то безвкусной. Трава травой: вроде бы ощущаешь, что во рту что-то есть, а больше ничего-то и не чувствуешь. Идзуми присмотрелся к лицу сидевшего рядом приятеля, не отрывавшего взгляда от телевизора: похоже, тот тоже ел шоколадку без энтузиазма.

Идзуми вернулся домой вместе с клубничным пирожным.

– А это у нас откуда? – поинтересовалась Юрико, когда вернулась с работы. Ответом было молчание, и ее рука, намывавшая посуду, зависла в воздухе. – Выкладывай начистоту, – потребовал металлический голос.

Весь в слезах Идзуми высыпал монеты из кармана на стол и признался в своем преступлении.

Следом за мамой он дошел до дома Миуры. Солнце уже полностью скрылось за горизонтом, а взрослых все еще не было. Юрико, склонив голову, попросила у приятеля Идзуми прощения и протянула ему монету в пятьсот иен.

Миура, бросив на соучастника возмущенный взгляд, взял деньги и тут же весело кинул:

– Завтра тоже ко мне приходи!

Юрико с сыном шли бок о бок по погрузившейся во тьму улице. Идзуми хотелось скорее извиниться перед мамой, но все не удавалось подобрать слова, которые бы смогли передать его чувства. Юрико, покинув дом Миуры, тоже не проронила ни слова. «Мама так сильно на меня злится?» – обеспокоился ее молчанием Идзуми и поднял взгляд. Он увидел, что мама беззвучно плачет, вытирая глаза тыльной стороной ладони.

Идзуми впервые видел мамины слезы. Плачущая, она казалась совершенно другим человеком, и это испугало его. Создавалось ощущение, что по твердой броне человеческой души пошла трещина, из которой хлынуло что-то очень ранимое.

– Прости меня, пожалуйста, – прервал тишину дрожащий голос.

Бледная ручка Юрико легонько погладила мальчика по голове. Это прикосновение Идзуми чувствовал и по сей день, стоило ему попробовать рисовое пирожное с клубничной начинкой.

* * *

На концерте, который разбивался двумя антрактами, прозвучали все шесть сюит Баха для виолончели соло.

Доиграв последнюю ноту, виолончелист торжественно поднялся перед залом. Словно воин, которому потом и кровью далась эта битва, он был весь мокрый, но на лице его светилась блаженная улыбка.

Аплодисменты публики никак не утихали: после ухода артиста за кулисы его вызвали на сцену еще дважды, каждый раз он опускался перед залом в глубоком поклоне.

Идзуми бросил взгляд на маму. По ее лицу градом лились слезы, но она не думала их вытирать: Юрико самозабвенно аплодировала.

– Мама, ну что, вам понравилось? – полюбопытствовала Каори, которая встретила мужа со свекровью в холле у выхода из концертного зала. Именно она пригласила сюда Юрико, зная, как та восхищается Бахом.

– Да, техника игры просто бесподобная, и в то же время такая завораживающая легкость движений! – восторженно произнесла Юрико и, вытирая платочком все еще заплаканные глаза, улыбнулась от неловкости за свои слезы. – Каори, спасибо тебе большое!

– Я рада, что вам понравилось!

– Мы сейчас ужинать, составишь нам компанию? – спросил Идзуми.

– У нас сейчас еще будет церемония по раздаче автографов. Я подойду, как освобожусь.

– Хорошо, будем тебя ждать.

Каори слегка поклонилась и спешно удалилась за площадку с сувенирной продукцией. Идзуми заметил на жене кожаные туфли без каблука, и его кольнула мысль:

«Ей, наверное, нелегко…» Тут и к гадалке не ходи: очевидно, что Каори изрядно набегалась за те несколько дней, что была приставлена к прибывшему виолончелисту. За три дня до концерта начались интервью, потом – репетиции, и везде надо было присутствовать.

Так ее еще и на точку продажи CD поставили. А вчера она до полуночи вызванивала музыкального менеджера, чтобы убедиться, что артист чувствует себя хорошо и ему ничего не помешает выступать.

Идзуми не мог спокойно смотреть, как много работает жена:

– Пожалуйста, не перенапрягайся, береги себя, ладно?

– Да, великий виолончелист требует великой отдачи, но кто знает, когда я в следующий раз такой проект получу, так что сейчас надо постараться! – ответила Каори с усталой улыбкой.

По выходе из здания в глаза бросалась эстакада скоростной автомагистрали, заслонявшая небо. Она развилкой поднималась с обочины широкой дороги и напоминала поднятую с замахом руку гиганта. Достаточно было пройти мимо группы высоток, как показался вход в кипевший жизнью ресторан. Здесь подавали блюда европейской кухни. Так получалось, что Идзуми с Юрико выбирались только в такие заведения. Вероятно, потому, что ходили они в места общественного питания в основном по каким-либо торжественным поводам, и в такие моменты хотелось чего-нибудь необычного, отличного от традиционных блюд, что всегда готовила Юрико. И сейчас они продолжали ориентироваться на места с европейской кухней, видимо, по инерции.

Разместившись за столиком, Идзуми сразу заказал пиво и – для мамы – минеральную воду.

– Как у тебя сейчас с уроками фортепиано?

Идзуми вспомнил то время, когда к ним домой постоянно приходили заниматься ученики: казалось, им нет ни конца ни краю.

Рояль звучал целыми днями. В доносившихся с первого этажа этюдах словно слышались слова: «А ты что, думал, твоя мама только тебе принадлежит?»

– Я стараюсь теперь брать поменьше нагрузки, некоторых учеников отпустила, – рассказывала Юрико, растерянно оглядываясь по сторонам: вероятно, она успела отвыкнуть от суматохи ресторанов.

– Да? А чего?

– Силы на занятиях мигом заканчиваются: один-два ученика в день – и я валюсь от усталости.

– Почему бы тебе вообще не оставить уроки? Пенсия у тебя есть, да и мы можем побольше денег отправлять.

– Если я ничем не буду заниматься… то и толку от моего существования никакого не будет.

На эти слова Идзуми не мог возразить. Ведь люди и правда – как та же техника или, например, игрушки – тоже изнашиваются. Идзуми заметил морщины на руках, лежавших одна на другой, будто стараясь скрыть складки кожи.

За столом повисла тишина, и в этот момент – весьма кстати – принесли напитки. Идзуми спешно раскрыл меню и стал беспорядочно заказывать то, что попадалось на глаза: салат с помидорами и сыром, карпаччо из осьминога, рататуй из всевозможных овощей, ассорти колбас…

– Скажи, если тебе что-нибудь приглянулось, хорошо?

– Я полностью доверяю твоему выбору.

Когда Идзуми определился с блюдами, Юрико продолжила:

– Да и как я могу бросить преподавание, когда ученики такие славные. Вот Мику-тян, например, – уже совсем как родная!

– Мику-тян? Это кто?

– Да младшеклашка, живет рядышком. Мы сейчас с ней разучиваем «Грезы». Она все сбивается на втором такте, хоть я ей всегда твержу, что с гармоническим интервалом надо внимательнее… – Юрико стала отыгрывать партию, постукивая пальцами по столешнице, накрытой скатертью в клеточку.

– Слушай, – начал Идзуми, не отрывая от губ кружку пива, – помнишь, ты мне ночью звонила?

Юрико, будто внезапно очнувшись от транса, спохватилась:

– Ой, прости! В такой поздний час…

– Да за меня не переживай: я же все равно еще не ложился. Я за тебя беспокоюсь: тебе плохо спится?

Этот вопрос терзал Идзуми с той самой ночи: что-что, а засыпала мама всегда на раз-два.

– Да, бывает иногда так, что посреди ночи глаза откроются, и все тут. Но спать – я сплю. Вот сегодня – только к обеду встала! – отмахнулась Юрико, весело рассмеявшись.

– Ну если спишь, то ладно, но я все равно переживаю. Ты уж не запускай свое здоровье!

– Да я стараюсь. Но возраст – вещь такая: все-таки дает о себе знать.

– Я понимаю…

– Но теперь все точно будет хорошо!

– Откуда такая уверенность?

– В последнее время чувствую себя так, будто мне снова двадцать!

– Что это тебя так омолодило?

– Я теперь принимаю одно хорошее средство. – Юрико уставилась на сына светившимися гордостью глазами.

– Звучит как-то подозрительно… – Идзуми ответил настороженным взглядом.

– Что ты! Там все проверенное!

До их слуха донесся грохот колес. Казалось, автомагистраль, проходившая прямо над рестораном, прогибалась под тяжестью несущихся машин. Юрико сделала глоток воды и начала повествование о событиях того дня.

* * *

Два месяца назад в дверь к Юрико позвонила женщина средних лет в белом деловом костюмчике.

– Мы проводим исследование качества водопроводной воды в вашем округе. Не хотели бы вы принять участие в анкетировании? – любезно произнесла женщина в костюме.

За ее спиной стоял парень в темно-синем пиджаке с планшеткой в руках. Он, по словам стоявшей в дверях посетительницы, сопровождал ее в качестве практиканта. Оба незнакомца производили впечатление приличных людей, поэтому Юрико впустила их в дом.

Все расположились на кухне: женщина в белом костюмчике и парень сели рядом, Юрико тоже опустилась на стул и принялась заполнять анкету. Она вписывала ответы на шаблонные вопросы – о пищевом поведении, качестве сна, состоянии здоровья, принимаемых препаратах…

– Какой красивый у вас почерк, – раздался голос женщины в костюме, на белом ухоженном лице ее застыла любезная улыбка.

Как только Юрико заполнила анкету, женщина тут же это заметила и начала устный опрос:

– Как вы считаете, в какой префектуре проточная вода имеет наибольшую загрязненность?

– Наверное, в Токио или в Осаке…

Парень-практикант что-то записал себе на бумажку. Он выглядел худощавым, синий пиджак висел на нем.

– А самая чистая вода, как вы думаете, где?

– В Ниигате или… или, может быть, на Хоккайдо…

– Вы знаете, что качество употребляемой воды влияет на внешность человека и продолжительность его жизни?

Женщина, так и не сообщив правильных ответов на предыдущие вопросы, задала очередной – риторический. Она извлекла из сумки набитую бумагами папку. В ней были собраны вырезки из газет, в которых экспериментальным путем доказывалась польза для здоровья водородной воды; какая-то колонка, в которой известный бейсболист рассказывал, что он пьет только водородную воду; страница модного журнала, где актриса делилась невероятными результатами своей диеты на водородной воде. Все статьи были ровно вырезаны и красиво размещены в файликах.

– Я тоже избавилась от лишнего веса с помощью водородной воды, – убедительно произнесла перелистывающая страницы папки женщина в белом костюмчике. – Если использовать водородную воду при готовке, то вкус блюд становится насыщеннее, поэтому можно забыть о переедании, к тому же вода уничтожает лишние калории. А еще она выводит скопившийся в организме жир. В общем, незаменимая вещь для правильного питания.

«Больше не берут никакие вирусные заболевания», «ушла боль в плечевых суставах», «разгладились морщины», «можно использовать и как средство для снятия макияжа». Женщина как из пулемета выдала список всевозможных чудесных свойств этой воды. Под конец она уже вся светилась от счастья, но внезапно захлопнула папку.

– Простите меня, пожалуйста, что-то я слишком увлеклась. Наверное, со стороны такое воодушевление выглядит странно…

– Нет-нет, что вы! – Юрико покачала головой.

Молодой человек, не отрывая взгляд от планшетки, продолжал что-то записывать. Звук скольжения шариковой ручки наполнил пространство кухни, где время уже перевалило за обеденное.

– Хотите сами попробовать? – предложила женщина в белом костюмчике, и эти слова заставили пишущую ручку замолкнуть.

Парень раскрыл чемоданчик и достал оттуда аппарат, чем-то напоминавший кофемашину. Женщина вытащила из сумочки бутылочку минеральной воды, перелила ее содержимое в прозрачный резервуар и запустила прибор.

Жидкость тут же наполнилась пузырьками и немного помутнела. Юрико с интересом наблюдала за этим процессом, который напоминал химический эксперимент.

Спустя минуты три женщина в белом костюмчике выключила аппарат и налила обработанную воду в пластиковый стаканчик.

– Пожалуйста, попробуйте и сравните с той водой, что течет у вас из крана.

Юрико, следуя указаниям женщины, набрала в кружку воду из-под крана с установленным фильтром и поочередно сделала несколько глотков той и другой жидкости.

– Ну, скажите, вкуснее ведь?

Юрико кивнула в ответ. Водородная вода и правда была более мягкой и имела чуть сладковатый привкус.

– Еще на днях наткнулась на такую газетную статью – женщина выложила новый файлик. Практикант, – вероятно, эту статью он тоже видел впервые – наклонился к столу, чтобы рассмотреть ее поближе, и снова вернулся к исписыванию планшетки. – В этой статье освещается исследование высокоуважаемого доктора медицинских наук. В результате опытов на лабораторных мышах ему удалось научно доказать, что использование водородной воды замедляет процесс старения мозга, – изложила краткое содержание статьи женщина в белом костюмчике и снова расцвела в любезной улыбке.

– От их истории враньем за километр несет! – с негодованием отметил Идзуми, потягивая вино из бокала.

Перед ним стояла все никак не заканчивающаяся порция соте из свинины. – Это ж как предусмотрительно: папочку со старательно подобранными бумажками с собой взяли, аппарат на всякий случай тоже… Мама, ты не думаешь, что тебя надули?

– Идзуми, что ты! Брось! Я же и правда стала лучше себя чувствовать.

– Ну вот, по их словам, водородная вода уничтожает калории. И на чем основано их утверждение? Доказательства они какие приводили?

– Насчет доказательств… Но вот я же и правда немного похудела! Да и за последнее время ни разу простуду не поймала…

– А то, что они начали предлагать какую-то продукцию, хотя изначально пришли для простого анкетирования, тебе не кажется странным?

– Так качество воды из-под крана если сравнить…

– Ну очевидно же, что развод! – Идзуми повысил голос, чтобы не дать матери договорить.

Его разрывало на части осознание того, что мама так просто попалась на удочку шарлатанов. Ее простодушием и раньше пользовались все кому не лень: она, не в силах отказать знакомым людям, постоянно покупала у них ненужные уже в доме кастрюли и подобную утварь, выполняла все занудные поручения, которые на нее скидывал родительский совет школы. Идзуми каждый раз задевало, что Юрико позволяет себя использовать. «Неужели мама только и делает, что пресмыкается перед другими?

Неужели она не может вспомнить о чувстве собственного достоинства? Я не хочу, чтобы она вела себя так, будто вытянула в этой жизни билет мученицы!»

– Ой, да ладно тебе! Какая разница, если самочувствие улучшается! – вклинилась в беседу Каори. Она подошла как раз, когда Юрико начала рассказывать о свойствах водородной воды. – А тебе, дорогой, сегодня надо бы уже завязывать с алкоголем.

– Сомневаюсь я, что от этой воды может быть какой-нибудь положительный эффект.

– А как же сила самовнушения? Постоянно же говорят про эффективность плацебо!

– На мой взгляд, и плацебо – тоже антинаучная чепуха.

– Да какая разница? Главное – чтоб помогало.

Идзуми обратил внимание, что мама снова стала прижимать платок к уголкам глаз. Послышался растерянный лепет:

– Идзуми, прости, что заставила тебя переживать. Каори, ты тоже меня прости. Мне просто действительно стало лучше после этой воды. Теперь и ОРВИ никакие не мучают, и болей в коленях больше не стало. Она правда помогает. Вы же не против, если я буду продолжать ее пить?

Идзуми не знал, что ответить маме, по лицу которой текли ручьи слез. Он не смел открыть рот. Тут он почувствовал на себе взгляд Каори. В ее глазах читалось укоризненное: «Может, тебе стоит оперативно сменить тему?» Идзуми, вероятно, под влиянием игравшей в ресторане легкой джазовой музыки, перестроился на более добродушный лад и учтиво начал:

– Кстати, мама, помнишь, ты мне звонила недавно?

– Когда?

– Ну тогда, ночью.

– А, да, помню.

– Так вот, я хотел еще у тебя кое-что спросить по поводу ребенка.

– В смысле? Какого ребенка?

– Ну как «какого»? Я же тебе тогда говорил, что у нас с Каори будет ребенок.

Растерянность на лице мамы читалась сквозь смущенную улыбку. «Она притворяется, что забыла? Или, может, она тогда еще не готова была принять эту новость и сознание непроизвольно стерло ее?» – размышлял Идзуми, пока не поймал осуждающий взгляд Каори.

– Ты что, так и не рассказал маме?

– Да я рассказал! – пытался смягчить негодование жены Идзуми. Он серьезно посмотрел на Юрико: – Мам, ну перестань!

– А ну… Да, начинаю припоминать. Каори, Идзуми, поздравляю! Я так за вас рада!

Юрико засветилась от счастья и захлопала в ладоши.

Каори не дыша смотрела на нее. Под эти глухие хлопки Идзуми вновь почувствовал тот утренний холод, который проникал в руку от зажатого снежка.