Текст книги "От винта"

Глава 2

Домой я вернулся поздно вечером. По пути забарахлила машина, и мне пришлось её ремонтировать. Киев уже замело снегом, и снегоуборочная техника, как обычно у нас это случается, ломалась и не успевала убирать и чистить дороги. Уже давно нужно было поменять старенькую «Шкоду», но рука не поднималась. С этой машиной было связано много приятных воспоминаний, и поэтому продавать я её не спешил. Настроение было испорченным, и чтобы как-то украсить холостяцкий вечер и ужин, в магазине купил бутылку коньяка. Продавщица, молоденькая девочка лет двадцати, нахваливала коньяк «Азербайджан» с десятилетней выдержкой. Покупая бутылку, взял несколько банок рижских шпротов. Выйдя на улицу из магазина, рванул домой, потому что погода окончательно испортилась и крупные снежные хлопья кружились хороводом по пустынным улицам. Красота, да и только. Заскакивая в подъезд, случайно столкнулся лбом с соседкой с верхнего этажа. Грузная и неповоротливая, она по натуре своей была добрым и приветливым человеком. Муж у неё пил, и ей одной приходилось работать, содержать семью. Она изо всех сил тянула на поводке упирающегося французского бульдога на вечернюю прогулку, ругала его за трусость, и не заметила меня.

– Ой, Мишенька, прости. Ты видишь, этот негодник не хочет идти гулять.

Я уставился на несчастную собаку, которая смотрела на меня большими, водянистыми глазами и просила заступиться.

– Ничего, всё нормально, Варвара Сергеевна.

Бульдог скулил и пытался спрятаться за моими ногами от хозяйки.

– Как твои дела? Жениться не надумал? У меня есть потрясающая подруга, как раз в твоём вкусе. Если хочешь, могу познакомить. Женщина в самом соку, работает в банке, квартира в центре, дети живут отдельно. Очень интеллигентная и сексуальная. Конфетка.

Причмокивая пухлыми губами, она улыбнулась, сверкая золотыми коронками.

– Спасибо, одного раза хватит.

Я вспомнил о неудачном знакомстве, по совету Варвары Сергеевны и ухмыльнулся.

– Ты про Надьку? Я тебя умоляю, кто же знал, что она окажется пройдохой. На вид умная и серьёзная женщина.

Варвара Сергеевна уже передумала выводить собаку на улицу, и всячески уговаривала меня на новую встречу. Я как мог, отнекивался и, ссылаясь на то, что много работы, убежал. Уже перед дверью я услышал, как с первого этажа кричит Варвара Сергеевна: Мишенька, дорогой, ты подумай, я завтра вечером к тебе загляну. Не пожалеешь.

Хлопнув дверью, я смог наконец-то спокойно вздохнуть и расслабиться. Принимая душ, с наслаждением думал о предстоящем ужине и бутылке коньяка. Обтираясь насухо, одел халат, тапочки и засеменил на кухню. Открывая холодильник, скривился. Он был пустой, и давно нуждался в разморозке. В морозильной камере лежали полуфабрикаты и, перебирая их, я вытащил куриные котлеты и бросил их в микроволновку. Через минуту нехитрая снедь, с открытой баночкой шпротов стояла на журнальном столике. Коньяк обладал приятным запахом и, наливая в пузатый бокал, я с удовольствием наслаждался божественным ароматом.

Квартира мне досталась от родителей. Они лет семь назад уехали в Америку и не собирались возвращаться обратно. Общаясь с ними по скайпу, я уставал от ежедневных предложений мамы приехать к ним. Оттягивал поездку как мог. Не потому, что не хотелось увидеть своими глазами Америку, нет. Просто здесь, в Украине, было всё гораздо ближе и роднее. Родители в один голос твердили про внуков, и я каждый раз обещал им заняться этим вопросом вплотную. Я был единственным сыном и с детства испытывал со стороны родителей настоящую любовь и ласку. Меня баловали, как могли и ни в чём не отказывали. Со школы у меня выработалась привычка читать. И от родителей досталась громадная библиотека. Более пяти тысяч книг стояли на полках, лежали в шкафу, в кладовке, на полу. Библиотеке была отведена отдельная комната, и когда уже становилось совсем невмоготу от одиночества, я шёл к своим верным и преданным друзьям – книгам, и запоем читал. Электронные книги, которыми сейчас был забит до отказа интернет, мне не нравились. Привычка держать книгу в руках, чувствовать запах типографской краски, листать страницы, была неискоренимой. Любил классику, приключения, военную прозу. Отец собрал труды почти всех великих полководцев, и я часто переносился мыслями в военные годы, и как истинный книголюб, с благоговением переворачивал одну страницу за другой. Так часто и засыпал в кресле с книжкой на коленях.

Когда друзья гоняли во дворе в футбол, зимой ходили на речку кататься на коньках, я сидел дома, изучая историю. Школу закончил с отличием, благодаря хорошей памяти, смог учить наизусть стихотворения и запоминать цифры с рисунками. Если для остальных ребят домашнее задание представляло непосильный труд, то я справлялся с лёгкостью, и даже помогал товарищам. По настоянию отца, после окончания школы подал документы в военное училище. Уезжать из дома не хотелось, и я тогда со слезами на глазах прощался с родителями. В Харькове, я сдал экзамены, и поступил в национальный университет Воздушных Сил имени Ивана Кожедуба. Преподавателей поражал уровень моих знаний, и так я стал одним из самых перспективных курсантов. Хорошо разбирался в тактических приёмах, иностранной технике, всегда старался проводить анализ ошибок, как обороны, так и наступления. На полигоне метко стрелял, и с молодецкой находчивостью находил выход в трудных армейских задачах. Но чем больше я находился в армии, тем сильнее понимал, что военная служба не для меня. Хотя преподаватели пророчили мне блестящую карьеру военного. И окончив университет, к удивлению многих друзей, остался на гражданке. Сказались годы, прожитые в армейской общаге, среди клопов и вшей. Кормили из рук вон плохо, будущие офицеры голодали и спасались только тем, что им присылали родственники. Ко мне приезжали родители, и отец, видя весь этот бардак, уныло качал головой и не настаивал на том, чтобы я остался в армии. Я тогда был ему очень благодарен за то, что он оставил за мной право выбора, как за настоящим мужчиной. Больно было на всё это смотреть, в огромной стране, выигравшей войну, потерялись приоритеты. И на телевидении, в газетах, на первом месте стояли воры и бандиты. Двухтысячные, или как говорят «нулевые» года для огромной страны стали переломными и к военным относились без должного уважения. Научившись выживать, я не один раз впоследствии был благодарен университету. Мои умения не раз спасали жизнь, но об этом чуть позже.

Вернувшись домой, на гражданку, долго искал работу. Платили тогда мало и на жизнь едва хватало. Помог старый друг отца, который устроил меня в строительную фирму «Зюйд-Вест». Молодая компания тогда только начинала делать первые шаги, и моё рвение и желание работать не осталось незамеченным у начальства. Так год за годом, я стал первоклассным специалистом и не жалел ни о чём. Денег хватало, я мог поехать на отдых в Грецию, Турцию, в Европу, куда душа желает, и при этом не экономить на гостиницах, и перелётах. Так, в аэропорту Киева, Борисполе, познакомился с Еленой, четыре года назад. Я вышагивал возле терминала и собирался улетать в Грецию. Внимательно изучая расписание, не заметил, как столкнулся с ней. Краснея и одновременно бледнея, в прямом смысле этого слова проглотил язык, и таращился на очаровательную незнакомку во все глаза. Это случилось летом, и Елена только прилетела из Европы. Жизнерадостная, загорелая, она смотрела на меня сверху вниз, когда я собирал разбросанные вещи из её чемодана.

– Простите меня, ради Бога, – сказал я, торопливо укладывая платья, крема, журналы обратно в чемодан.

Елена стояла и не шевелилась. Как после она сама призналась, я тоже ей понравился, особенно когда долго возился с застёжкой и заикался от смущения. Это выглядело смешно. Девушка улыбалась и специально не торопилась мне помочь.

– Скажите, вы всегда такой рассеянный? – спросила она и подняла с пола блузку, которую я почему-то не заметил.

В её голубых глазах было столько нежности и тепла, что я забыл обо всём на свете. Это случилось со мной впервые в жизни, и я не имел опыта общения с девушками. Голубое платье Елены с кожаным ремешком на талии, и распущенные длинные волосы, делали её похожей на загадочную Ассоль, из повести Александра Грина «Алые паруса». Позже я убедился, что судьба Елены в чём-то похожа с героиней Грина. Елена, как и Ассоль, рано потеряла маму, она умерла во время операции в больнице. Отец Елены был человеком замкнутым и нелюдимым. И воспитанием дочери не занимался. В пять лет Елена осталась на руках у бабушки, и только благодаря её душевной любви и ласке, смогла вырасти и получить хорошее образование. Отец Елены уехал на Север, и так и не вернулся к дочери. И что с ним случилось, Елена не знала.

Когда закончил с чемоданом Елены, объявили мой рейс. Лететь уже не хотелось, и я честно признался в этом Елене. Она, недоумевая, пожала плечами и хотела уйти.

– Елена, Бог с ним, с отпуском, я ещё успею улететь. Давайте я вам помогу с вещами.

К моему удивлению Елена согласилась, правда, прежде чем я взялся ей помогать, отправила меня в кассу сдать билет.

– Миша, может, всё-таки полетите? – спросила она с улыбкой. – Нельзя же быть столь легкомысленным.

Ничего не отвечая, я пулей побежал в кассу. Вернувшись, не обнаружил на месте Елену. Выбежав на улицу с испуганными глазами, увидел её на автобусной остановке и радостно помахал рукой.

– Я думала, что всё-таки передумаете и улетите, и не стала вас ждать, – сказала она и взяла меня за руку.

Тепло исходившее от руки Елены в одно мгновение заставило забыть о том, что мы десять минут назад познакомились. Я смотрел в её большие, чистые глаза и понимал, что Елена создана лишь для меня одного. Уже в автобусе, по дороге в город, мы с ней болтали как старые, добрые друзья, и я ни капельки не жалел о том, что не полетел на отдых. Елена делилась впечатлениями от поездки и показывала фото. Я рассказывал ей про военное училище и работу. Девушка хохотала, когда я шёпотом говорил о своих успехах и неудачах на службе. Два года совместной жизни с ней пролетели незаметно. Я был счастлив и собирался сделать предложение. Если бы не несчастный случай. Зимой Елена возвращалась домой с работы и, переходя дорогу, на пешеходном переходе была сбита машиной. Нелепая смерть навсегда лишила любимого человека. Водитель на джипе был в хлам пьян и унёс жизни ещё нескольких людей. Потом был суд, приговор. Я хотел задушить этого подонка своими руками на суде, и если бы не конвой, лежать бы ему на кладбище. Меня силком оттянул адвокат и вывел из зала заседаний. Туда я больше не вернулся. В течение следующего года беспробудно пил. Не мог забыть Елену и часто по ночам от одиночества рыдал в подушку. По ночам, закрывая глаза, я видел её в голубом платье, как в первую нашу встречу в аэропорту. Она стояла и улыбалась. Пытаясь к ней дотянуться, хватал руками воздух и падал с дивана. Трудное время, которое я не смогу забыть до смерти.

Наливая коньяк, помянул Елену, и с неохотой поковырял вилкой в тарелке. Потом были другие женщины, знакомства, встречи, но таких чувств как к Елене, я ни к одной из них не испытывал. Чтобы отвлечься, взял книгу, и принялся за чтение. Неожиданно я зацепил правой ногой за ножку кресла и ощутил резкую боль. Снимая носок, увидел на пятке всё ещё кровоточащую рану от армейского сапога. Болтался кусок пластыря, и рана была кем-то обработана. Хотя я отчётливо помнил, что этого не делал. И в этот самый момент снова возникла резкая боль в сердце, и всепоглощающая пустота поглотила в неизвестность.

Глава 3

– Эльвирочка, ты ко мне несправедлива. Я к тебе всей душой, а ты…

Эльвира скривила губки и подняла бокал с вином. Слегка прищурилась и улыбнулась. Валера отвернулся и сделал вид, что обиделся.

– Валера, ты думаешь, я поверила тебе, что ты уходишь от жены?

Голос Эльвиры стал строгим, несмотря на выпитую бутылку вина. Валера смотрел на сцену, где разворачивалось грандиозное шоу. Он пригласил в клуб «Индиго» Эльвиру и сейчас уже понимал, что из его затеи ничего не выйдет. Эльвира была неприступной крепостью, и все попытки Валерки затянуть её в постель были напрасными.

– Ну, перестань обижаться, ты замечательный человек и я благодарна тебе за великолепный вечер, правда. Я так давно никуда не выходила из дома. Работа, работа, работа, вечером телевизор, сон. Скукота.

На Эльвире было одето красного цвета платье, которое обтягивало великолепные формы девушки. Открытая грудь девушки пленительно поднималась и, Валера каждый раз бросал на неё жадные взгляды. Большая часть мужчин в клубе только и смотрели в их сторону, в душе завидуя Валерке. На сцену вышел парень с девушкой танцевать латиноамериканский танец. Их грация и пластика просто завораживала. Публика в изумлении застыла, чтобы не пропустить ни одного движения. Свет в зале погас и только прожектора, меняя цвета, освещали на сцене двух партнёров. Девушка в белом, прозрачном платье, поднимала тонкие руки, словно лебедь крылья и, прижимаясь к партнёру слегка вздрагивала. Сексуальность и ритмичность движений в сочетании с музыкой, придавала гладким, скользящим движениям сумасшедший темп. Прошлое, настоящее и будущее, на короткое мгновенье превратилось в некий вакуум, пленивший всех гостей ночного заведения. Когда танец закончился, и прозвучали финальные аккорды, зал буквально взорвался от аплодисментов. Люди кричали «браво», и не отпускали танцоров. Валера аплодировал стоя, и едва не забыл об Эльвире. Вывел его из оцепенения официант, с широким подносом в руках. Молодой парень поставил салаты и новую бутылку вина.

– За что пить будем? – спросил Валера и хитро улыбнулся. – Давай за продолжение этого вечера. Мне кажется, что он удался на славу. Что скажешь?

– Давай, но я ничего не обещаю. Расскажи мне про Мишу.

Валера загрустил, понимая, что Эльвиру больше интересует его друг, чем он. От этого на душе у него стало тоскливо и он, не задумываясь, осушил до дна свой бокал вина.

– Мишка? Он сложный человек, поверь мне, непростой. Я с ним знаком очень давно и скажу, как оно есть. Увы, Эльвирочка, но ты не в его вкусе. Без обид.

– Откуда ты знаешь?

Эльвира слегка покраснела и, чтобы Валера не заметил этого, принялась есть салат.

Валера вздохнул и обвёл взглядом посетителей клуба. Публика галдела, и большинство мужчин признавались своим спутницам в любви. Зал был забит до отказа и если бы Эльвира знала, каких трудов ему стоило достать сюда билеты… Но Эльвиру это не волновало. Она с удовольствием поедала салат и ждала откровений от Валерки. Тот не спешил, обдумывал и делал вид, что занят едой.

– Хорошая здесь кухня, – сказала Эльвира. – Морской окунь по-гречески – объедение.

– Мне приятно, что тебе здесь нравится, – ответил Валера, и снова наполнил бокалы. – Угадай, что будет на десерт.

– Удиви, – ответила Эльвира и положила свою руку на запястье Валеры.

Жест девушки давал мужчине маленькую надежду на продолжение вечера. Валера расправил плечи и выдал: экзотический десерт из Южной Америки.

– Интересно, и что это?

– Печенье «Альфахорез», одно из чудес арабского мира.

– Как интересно! Но ты мне не рассказал о Мише.

– Сдался он тебе.

Валера снова насупился, но Эльвира сжала его руку и как заговорщица улыбнулась. Ряд белоснежных зубов и миловидная улыбка, заставила Валеру заговорить.

– Он однолюб, понимаешь? У него была женщина и, всё шло к свадьбе.

Валера замолчал, бледность лица и потухший взгляд, говорили Эльвире о том, что сейчас она узнает тайну, скрываемую и тщательно оберегаемую от других людей. Не выдержав, она спросила: – Она ушла? Изменила?

– Не угадала, – прошептал Валера шёпотом. – Трагически погибла, сбила машина.

– Вот оно что.

– Клянись, что это останется между нами. Я обещал ему, что не буду посвящать посторонних людей.

– Конечно, конечно, я не знала… Давно это было?

– Не так давно, понимаешь, после трагического случая, что-то сломалось у Мишки внутри. Он очень тяжело переживал трагедию и по сей день один. Наверное, любил, по-настоящему. Я стараюсь не затрагивать эту тему, но когда бываю у него в гостях, вижу, как он смотрит на фотографии, на стене.

Эльвира смотрела в карие глаза Валеры и понимала, что он не обманывает. Миша ей нравился, но как она не пыталась подобрать к его сердцу ключи, ничего не получалось. Он флиртовал и даже оказывал знаки внимания, не больше. Когда она решилась подступить к нему ближе в один из дней, то наткнулась на стену, из камня.

– Ты думаешь, что он никогда её не забудет? – спросила почти шёпотом Эльвира.

– Не знаю, человеческая душа потёмки. Кто знает, возможно, найдётся такая девушка, которая растопит лёд.

Вечер казался испорченным и Валера, скучая, смотрел по сторонам. Ему захотелось провести Эльвиру домой и вернуться к жене.

– Будем идти? Уже поздно, завтра на работу, – сказала Эльвира и поднялась.

Валера рассчитался с официантом и плелся за Эльвирой, как ослик за морковкой. Возле выхода Эльвира остановилась и Валера упёрся лбом в её спину.

– Прости, задумался.

Эльвира взяла его за плечи и притянула к себе. Валера растерялся и держал как солдат руки по швам. Девушка поцеловала его в губы и шепнула на ухо.

– Поехали к тебе.

Валера потерял дар речи и моргал удивленными глазами.

– Ку-у-да поедем? – спросил он заикаясь, и покраснел.

– К тебе, к тебе, или ты против?

Эльвира громко рассмеялась, чем ещё больше смутила мужчину. Они вышли из «Индиго», и Валера остановил такси. Он не верил своему счастью, и дрожащим голосом назвал таксисту адрес. Буквально несколько дней назад он снял квартиру, и благодарил Бога, что сейчас она свободна, и никто из друзей не попросил ключи от неё. Усевшись на заднее сиденье, Эльвира закрыла глаза и положила голову ему на плечи. Прижимаясь, она хотела, чтобы он её согрел. Валера нежно обнял Эльвиру и притянул к себе. Её ровное дыхание и блаженная улыбка обескуражила Валеру. Ему казалось, что в любой момент она остановит машину, и скажет прямо в глаза, что пошутила и уйдёт, хлопнув дверью. К счастью, это были всего лишь неуместные фантазии. Уже через полчаса они лежали на широкой кровати, и Валера с нежностью целовал Эльвиру. За окнами светила луна, и освещала таинственным светом небольшую комнатку. Скрипел диван под тяжестью двух тел, и лёгкая музыка поглощала крики и стоны Эльвиры. Валера нежно целовал девушку, как будто она была из стекла, и с жадностью смотрел на совершенные женские формы. Эльвира, прогибаясь словно кошка, что-то шептала на ухо Валере. Тот ничего не слышал и как можно глубже проникал в горячую женскую плоть. Девушка блаженствовала и, раздвигая ноги, принимала мужчину, и понимала, что настоящего секса ей не хватало. Горячего и всепоглощающего. Когда забываешь обо всём и проваливаешься с головой в сладкую истому.

– Ещё, ещё, – шептала она, тем самым сильнее распаляя мужчину.

Валера сам себя не узнавал и выкладывался как спортсмен на олимпийских играх. Ему хотелось, чтобы Эльвира оценила его мужскую силу по достоинству и, смахивая крупные капли пота со лба, пыхтел как прыщавый юнец. В момент апогея Эльвира громко закричала, и Валере пришлось прикрыть ей рот рукой, чтобы не потревожить соседей. Они закончили почти одновременно, и блаженствовали на мокрых от пота простынях.

– Ты бесподобна, – прошептал Валера и обнял Эльвиру.

– Мне тоже было хорошо с тобой.

Они долго лежали на кровати и смотрели в потолок. Лёгкий ветер проникал в открытое окно и развевал занавески. Засыпая, Эльвира положила голову на грудь мужчине. Валера тяжело вздохнул, всё ещё не веря в свалившееся на него счастье, и гладя Эльвиру по волосам, целовал плечи.

Глава 4

Снова боль в сердце и пустота. Сознание отключается и наступает полное отсутствие мыслей. Одно мгновенье, и тебя нет. Почему это происходит? Это уже гораздо позже я не один десяток раз пытался проанализировать эту ситуацию, и каждый раз оказывался в тупике. Это не поддавалось логике, и всем известным законам физики. Очнувшись, я лежал на земле, лицом вниз, и руки мои были на затылке.

– Молись красная сволочь. Пришёл твой час!

У меня похолодело в груди, сознание вернулось вместе с ужасающей реальностью. Меня хотят расстрелять. И я уже слышу, как щёлкает затвор. Решение действовать пришло незамедлительно. Вскакивая, с душераздирающим воплем ринулся на своего обидчика. Тот растерялся, от неслыханной наглости безоружного человека, и забыл, что у него в руках оружие. С диким ревом я бросился в ноги и повалил на землю. Но эта сволочь, падая, сумел-таки нажать на курок. Пуля полетела вверх, от выстрела заложило в ушах, но второй раз выстрелить я уже не дал ему. Хватая двумя руками ствол, рванул его на себя. И тут же прикладом ударил Сидора в челюсть. Хруст костей, и унылое мычание Сидора позволило мне осмотреться, и вдобавок ко всему надавить коленом на грудь Иуды. Вокруг никого не было. Дрожащими руками снял с полицая автомат и, согнувшись пополам, рванул к забору. В горле пересохло, облизывая губы, через узкую щель в досках, смотрел на лес и дорогу. Там никого не было. Призрачная иллюзия на спасение темнела среди густых деревьев. В лесу искать не будут. Я это знал из учебников и старых советских фильмов. Немцы, боясь партизан, обходили лес стороной. Идиотский сон продолжался и я, вырывая несколько старых досок, протиснулся наружу. С трудом дыша, побежал по дороге в лес, боясь оглянуться и увидеть за спиной грозное дуло пулемёта и наглые рожи полицаев. Перепрыгивая кусты, успел снять магазин, и проверить патроны. Их было немного, но и этого хватило бы, чтобы, прежде чем погибнуть, забрать с собой на тот свет несколько человек.

– За мной, бегите за мной!

Из-за кустов вышла невысокого роста деревенская, круглолицая девчушка и помахала рукой.

Выбирать не приходилось и я, обдирая сухими ветками руки и лицо, бежал, что было сил за совсем юной спасительницей.

– Ты кто? – крикнул я и оглянулся.

Погони не было и чуть успокоившись, остановился, чтобы перевести дыхание. Упираясь руками в колени, часто дышал и всё ещё не верил, что удалось избежать расстрела.

– Мария, а вы кто?

– Не могу ответить точно, пока сам не знаю.

Улыбка на моём лице была жалкой и неестественной.

– Вас, наверное, контузило? И не помните ничего?

– Может и так. А ты, что здесь делаешь?

– Нам нужно бежать, пока немцы не отправили погоню. Они этого не простят.

– Ты местная?

– Да, живу за лесом. Надо идти. Правда.

В глазах Марии я прочитал, что она не врёт и действительно нужно уходить.

– Так, что ты здесь делала?

– По ягоды ходила.

Девушка шла быстрым шагом, и я едва за ней успевал. Было видно, что она знает все тропки в этом лесу.

– Вы ранены?

– С чего ты взяла?

– Хромаете.

– Да нет, это сапог не моего размера, натирает пятку, только и всего. Как твоя деревня называется?

– Богдановка.

– Далеко?

– Чуть больше километра.

– Тебе сколько лет?

– А вам зачем?

– Больно шустрая. Давай чуть отдохнём.

Снимая с плеча автомат, бросил его на траву. Мария осталась стоять в стороне, искоса поглядывая на дорогу.

– Не боишься одна в лесу? А вдруг немцы? Что тогда будешь делать?

– Не боюсь, вот ещё. Я здесь выросла и каждый кустик знаком с детства. А если сунутся, знаю, где укрыться.

Я одобрительно кивнул головой и стянул проклятый сапог.

– Здесь не далеко есть заброшенная землянка. Там вы сможете выбрать для себя обувь.

– Магазин? Настоящий?

Рассмеявшись собственному остроумию, внимательно посмотрел на Марию, изучая.

– Когда-то здесь в лесу жили партизаны. Что-то из вещей осталось. Уходили в спешке, немцы наседали. Вот и пришлось им бежать.

– Меня Михаил зовут. Спасибо тебе Мария, что помогаешь. Пошли, может действительно найдётся обувка по размеру.

Я снял второй сапог и пошёл за Марией босиком. Автомат болтался на плече, и с ним я чувствовал себя гораздо увереннее. Хотя не факт, что смог бы выстрелить в живого человека. Одно дело стрельбище, а здесь…

– Скажи Мария, какой сейчас год?

– Разве не знаете?

Мой вопрос вызвал недоумение на миловидном личике Марии. Она смерила меня с ног до головы и пожала худенькими плечиками.

– Сорок второй.

– Ты не обманываешь?

– Зачем мне вас обманывать? Какой с этого прок?

– Ну не знаю…

Мария внезапно остановилась и прислушалась. На деревьях щебетали птицы, светило солнце, и лесной воздух приятно щекотал ноздри.

– Показалось.

– Что показалось?

Мария показала рукой на редеющие деревья.

– Там немцы за лесом и нам стоит поторопиться.

Я хотел ей возразить и аргументировать тем, что у нас есть оружие, но не стал. Мной командовала девчушка, примерно восемнадцати лет отроду. Смешно, хотя учитывая то, что полчаса назад меня чуть не расстреляли, было не до смеха. В землянке воняло порохом и плесенью. Мария вытащила огромный мешок и высыпала его содержимое на землю. Такому богатству в сорок втором году мог бы позавидовать любой крестьянин. Передо мной валялись пар пять почти новеньких сапог.

– Выбирайте, – скомандовала Мария и вышла наружу. Недолго провозившись с сапогами, я нашёл нужный размер и с улыбкой на лице выскочил наверх. Марии нигде не было. Я хотел закричать и позвать её, но получил сильный удар по голове. Падая увидел двоих мужчин в немецкой форме и отключился. Чувствуя, что кто-то меня поднимает, приоткрыл один глаз. В голове стоял невообразимый шум, и по щекам текла кровь.

– Тяни его, вот сволочь, тяжёлый.

Пара крепких рук бросила меня на телегу, и я снова отключился. Проснулся от грохота и скрипа колёс, и зашевелился. Поворачивая голову увидел, что рядом с телегой идёт Мария и плачет. Двое немцев сидели за вожжами и нахваливали фюрера. Мои руки и ноги были крепко связаны. Мария заметила, что я начал шевелиться и приложила палец к губам. Я моргнул, и чуть приподнял связанные руки. Девушка показала глазами на винтовку со штык ножом. Она лежала в соломе за спинами немцев, и был маленький шанс, что прежде чем меня застрелят, я смогу развязать руки и дать отпор. Мария чуть прошла вперёд и незаметно для немцев откинула винтовку назад. Я потянулся руками и стал тереться верёвкой об острие штыка. Через минуту мои руки были свободны.

– Отвлеки их, – сказал я шёпотом и сжал винтовку.

– Ой, дяденьки, смотрите, там кто-то прячется за кустами, – закричала она и показала немцам на сваленный ветром молодой дуб.

– Где?

Один из немцев встал и телега остановилась. Я продолжал лежать с закрытыми глазами.

– Сразу за дубом, сама видела.

– Иди Ганс, глянь, что там, а я этого покараулю.

Ганс с неохотой спрыгнул и, проклиная всех чертей, пошёл к лесу. Я выждал, когда он удалится на приличное расстояние, и со всей силы воткнул немцу в спину штык. Тот закряхтел и, сваливаясь с телеги, успел позвать на помощь.

– Беги, прячься, со вторым я тоже справлюсь, – закричал я и, передёргивая затвор, выстрелил.

Мария тем временем спряталась за деревьями и украдкой наблюдала. Ганс выскочил из леса и прошёлся очередью из шмайсера по телеге. Я укрылся за убитым немцем под телегой, и носа не показывал. Трёхлинейка Мосина имела всего один патрон. И если промахнусь, тогда и мне и Марии конец. Поэтому прикрываясь немцем как щитом, словно опытный охотник ждал добычу. Несколько пуль ударили в бездыханное тело. Становилось по-настоящему страшно и хотелось проснуться. Но судя по автоматной очереди, свисту пуль над головой, мой сон плавно перетекал в устрашающую реальность.

– Русский, сдавайся, – закричал Ганс и снова выстрелил.

Выглядывая из своего укрытия увидел, что немец снимает с пояса гранату. Времени не оставалось. Вскидывая винтовку медленно прицелился. «Только не в голову, не в голову», – твердил я как заклинание и, задерживая дыхание, плавно нажал на курок. Пуля ударила Ганса в грудь, и он завалился набок, продолжая сжимать в руке гранату. Перекатываясь на спину, одним глазом заметил Марию. Она бежала ко мне с широкими от страха глазами.

– Ложись, ложись, там граната, – успел закричать и тут прогремел взрыв.

Меня засыпало землёй и, выкарабкиваясь, я увидел Марию. Девушка лежала на земле и не шевелилась. Вскакивая на ноги, отбросил в сторону бесполезную винтовку и побежал к ней.

– Жива? Жива…

Мария молчала, и я приложил ухо к груди. Сердце билось, я несколько раз ударил её по щекам. Наконец девушка открыла глаза и улыбнулась.

– Руки, ноги целы?

– Да, вроде, – прошептала она и чуть привстала.

Помогая ей подняться, вытер лицо руками.

– Давай посмотрим, что там в телеге и будем уходить. Трупы нужно убрать с дороги, поможешь?

Мария кивнула и первой побежала к телеге. Покопавшись в соломе, она вытащила новенький автомат и с довольным лицом протянула мне.

– А что, сама стрелять не умеешь?

– Боюсь.

Я обыскивал труп. Не видя ничего полезного, взял за ноги и потащил в лес. От Ганса остались только разбросанные по всей дороге останки. Гранатой его разорвало на части. Мария тем временем взяла за вожжи лошадей и развернула телегу. Лошади на удивление не испугались грохота и стрельбы. Мария гладя их по холкам, приговаривала: «Мои хорошие, хорошие…».

– Поехали, – крикнул я, запрыгивая на телегу.

Мария натянула поводья и лошади, слушаясь новую хозяйку, засеменили по дороге. Я вертел головой в разные стороны, и всматриваясь в лесные угодья, боялся в очередной раз угодить в лапы немцев.

– В деревне нет фашистов?

– Были, сейчас никого нет. Местные на фронте, кто-то ушёл к партизанам, кто-то пошёл служить в полицию. Всего пять, шесть дворов, в которых живут бабы с детишками.

– Родители есть у тебя?

– Я с братом живу, родителей давно нет в живых.

Она отвернулась, и я увидел, как по щекам побежали слёзы.

– Прости меня…

– Чего уж там, вы же не знали…

– Брат, почему не служит?

– Боится и прячется. Надеется, что скоро всё закончится.

– Не скоро, не скоро, – пробормотал я и замолчал.

Лес заканчивался, и Мария повернула лошадей к широкой лощине.

– Здесь оставим телегу.

– Так её заметят?

– Сбросим в прогалину, и закроем ветками, – сказала заговорщицким тоном моя спасительница.

– Неплохая идея, что ж, давай действовать, командир.

Мария распрягла лошадей и привязала их к дереву. Я снова как следует порылся в телеге, но ничего не нашёл и, схватившись за края, толкал вперёд.

– Тяжёлая, зараза.

– Сейчас я вам помогу.

Когда телега скатилась вниз и перевернулась, я наломал вместе с девушкой веток, и как следует, её замаскировал. Поднявшись наверх, посмотрел на нашу работу и остался ею доволен. Если не присматриваться и не спускаться, то найти телегу будет сложно. Сломав большую ветку я хорошенько замёл следы от колёс на дороге, и с улыбкой посмотрел на Марию.

– Ну как?

Мария одобрительно кивнула и, отвязав лошадей, пошла в деревню.