Текст книги "От винта"

Глава 5

Брат Марии встретил меня недружелюбным взглядом. Небритый, в кепке, рубахе из грубого полотна, штанах и грязных сапогах, стоял с кислой миной на лице. На вид ему было не больше тридцати. В зубах у него торчала самокрутка и он, выпуская дым, направился в мою сторону. Мария скрылась за забором, и я слышал, как гремели засовы в сарае.

– Ты кто такой? – спросил он грубым, бесцеремонным тоном.

– Он свой, Николай, не трогай.

Мария вышла из-за дома и позвала меня.

– Сейчас все свои, зря ты его к нам привела. Может он шпион, или беглый каторжник? Откуда у тебя оружие?

– Трофей, у немцев забрал, – ответил я и развёл руки в сторону.

– Его хотели немцы расстрелять, он сбежал. Помог мне, спас жизнь. Нас схватили немцы и везли в город, в жандармерию. Миша убил двоих, и мы забрали телегу. Я привела двух лошадей, они в сарае. Их нужно будет спрятать. Немцы будут искать своих солдат и лошади все у них клеймённые.

– Не учи, сам знаю.

Я протянул Николаю руку, чтобы поздороваться. Он с презрением отвернулся и, бросив окурок на землю, вернулся в дом.

– Один из немцев был офицер, – сказал я и насупился.

Николай молчал и продолжал изучать меня.

– Закопал?

– Кого? – спросил я Николая, не совсем понимая, к чему он клонит.

– Немцев закопал?

– Нет, одного разорвало гранатой, там нечего было закапывать, второго убрал с дороги и спрятал в валежнике.

– Надо вернуться, закопать покойничков.

В голосе Николая слышалась угроза. Я напрягся и посмотрел на Марию.

– Не обращайте на него внимания, Миша. Он всегда такой, грубый и нелюдимый. Проходите в дом, я вас накормлю. Потом сходите в лес и похороните. Николай прав, собаки найдут убитого.

– Собаки и сюда приведут немцев, что тогда?

– Надо махоркой посыпать на дорогу. Она сбивает нюх у собак, – ответил Николай. – Ладно, заходи, поговорим за столом и всё обсудим.

– Руки можно вымыть? – спросил я у Марии.

Девушка набрала с ведра в ковшик воду и протянула кусочек мыла.

– Спасибо, – ответил я и умылся над ведром.

Разглядывая девушку, увидел, что она младше, чем показалась в начале нашей встречи. Совсем юное лицо в веснушках, так и светилось радостью и неподдельным радушием. Видно было, что ей приятно как я смотрю на неё, не отрывая глаз. Слегка зарумянившись Мария, усадила меня за стол. Николай сидел напротив и со злобой в глазах смотрел на сестру. Чем она ему не угодила, я понять не мог. Мария, словно пчелка, бегала по дому, стараясь показать себя настоящей хозяйкой. Вытащила из печи сковородку с картошкой и принесла огромный кусок сала, который тут же порезала мелкими ломтиками.

«Прямо как в ресторане, не хватает только бутылки виски и молоденького кабанчика», – подумал я и впервые за всё время, при виде еды, ощутил настоящий голод. Пока Мария накрывала на стол, я с интересом разглядывал дом. Не хитрое убранство состояло из широкой скамейки возле окна, стола и нескольких табуреток. Окна были закрыты тёмной, плотной тканью, типа мешковины, и что там творилось за окном, во дворе, невозможно было разглядеть. На столе горела лампа, которая едва-едва освещала комнатку. Всматриваясь в дальний угол, я увидел ещё одну комнату с кроватью.

– Ну и где? – спросил Николай, с укором глядя на сестру. – Доставай, знакомиться с гостем будем, по-мужски.

Мария вскочила и убежала. Через минуту на столе стояла огромная бутылка и два гранённых стакана. Разливая мутную жидкость, я ощутил запах сивухи и скривился.

– Своя, сам делал, не отравишься.

Николай усмехнулся и поднял стакан.

– За знакомство, – сказал Николай и протянул стакан.

Чокаясь, задержал дыхание и залпом осушил полстакана. На удивление самогон был приятный на вкус и не обжигал горло. После, уже без приглашения набросился на еду. У Николая от выпитого покраснело лицо и, закусывая, с полным ртом он спросил: «А ты, как я погляжу, не шибко разговорчивый…».

– Почему не разговорчивый? – Это тебе так кажется. Вкусно очень, вот и не хочется болтать. Давно с таким аппетитом не ел, – ответил я, допил самогон, и протянул Николаю пустой стакан.

– Вот это по-нашему, по рабоче-крестьянскому.

Он быстро налил самогон и мы выпили. Мария не пила, и продолжала с интересом изучать меня.

– Марийка, прекрати сверлить гостя глазами. Дырку протрёшь, – сказал Николай и громко захохотал.

Николай первым встал из-за стола и ушёл в сарай, оседлать лошадь. Мария приуныла и, убирая посуду, случайно притронулась к моей руке. Меня словно током ударило. Я машинально отдёрнул руку и смутился своей пугливости.

– Простите, что испугала вас, – сказала она шепотом.

– Перестань мне выкать. Обращайся на «ты», не на много я старше тебя, Мария.

– Не могу, вы, наверняка, городской, образованный, а я деревенская…

– Много ты знаешь про городских? – спросил я и прищурился.

– Соседи рассказывали, что люди в городе живут гораздо лучше. Культурные, в кино ходят, в театры, на танцплощадки.

– Разве у вас в селе не было клуба?

– Был, немцы сожгли. Думали, что там прячутся партизаны и спалили вместе с двором. Сейчас там пустошь.

Она хотела заплакать, но я нежно взял её за руку и погладил.

– Скоро война закончится, жизнь наладится. Поверь мне.

– Старики раньше тоже так говорили, но прошло два года, а конца и края этому не видать. Я ведь закончила семилетку. Хотела в город поехать, учиться. Все мои одноклассники ушли на фронт. Колхоза давно нет. Помню, как провожали парней, так вот с колхоза выделяли лошадь, чтобы отвезти парня в военкомат. Матери рыдали и стоя на коленях провожали детей. Всем было страшно, и никто не думал, что немец к Киеву, Москве подберётся. Считали, что пару месяцев и всё, конец. Мужчин после начала войны в деревне не осталось, только старики. А надо было урожай собирать. Вот бабы с детишками и сеяли, и пахали. А вы говорите, что скоро всё закончится. Не верю, не обижайтесь Михаил.

– Я похож на старика?

– Совсем не похожи.

– Значит, можешь мне поверить.

– Вы не такой, как другие.

– В каком смысле не такой? Чем же отличаюсь от других людей? Вроде хвоста и рогов у меня пока не выросло…

Мария прыснула от смеха и махнула рукой.

– Ну вас, я серьёзно, а вы шутите.

– Готов в путь дорогу?

Голос Николая вернул меня к реальности.

– Идём, спасибо хозяйка за обед. Очень вкусно было, ей Богу.

Мария ничего не ответила и убежала.

Николай вывел лошадь из двора, и мы пошли в лес. Я ужасно устал и едва волочил ноги. После вкусного и сытного обеда, хотелось одного – завалиться спать. Первым разговор начал Николай, он повернул голову и спросил: так кто ты такой?

– Человек!

– Я вижу, что не лошадь или собака. Давно в армии?

– Недавно.

Я придумывал на ходу и старался, чтобы всё выглядело правдоподобно.

– Моя часть попала в окружение. Был бой, тяжёлый. Меня контузило и, что случилось дальше, хоть убей, не помню. Очнулся, немцы. При мне ни оружия, ни документов, ничего нет.

– Печально.

– Сам, почему не служишь?

– Не хочу и всё тут.

– Может Советская власть обидела?

– Может и так, обидела, тебе это знать не следует. Ты чужак, сегодня здесь, завтра либо на фронт пойдёшь, либо в плен. Поэтому меньше знаешь, дольше проживёшь.

– Не хочешь говорить, не надо. Я не в обиде. Да и время сейчас такое, когда не до душевных бесед.

Николаю понравился мой ответ, он подмигнул и прибавил шаг. К лошади были привязаны две лопаты и автомат. Свой я забрал, и нет-нет поглаживая ствол рукой. Как бы проверяя, на месте он или нет. Не доверял я Николаю, хотя… Мог вполне ошибаться.

– Не боишься, что свои поставят к стенке? После плена? Документов у тебя нет, свидетелей тоже.

– Боюсь, Коля, боюсь. Но лучше к своим, чем прятаться за печкой, словно в силки загнанная охотником дичь.

Пока пришли на место, мне уже ничего не хотелось. Усталость, плюс к этому сапоги, к которым я никак не мог привыкнуть. Николай отвязал лопаты и бросил одну мне под ноги.

– Хорошо ты тут погулял. Яма большая…

– Это не моя заслуга. Фрица.

Мы нашли место в прогалине и принялись копать. Николай притащил труп и раздел его.

– Это ещё зачем?

– Шинель бросим в яму, в неё уложим немца, и завернём. Нашивки и погоны я предварительно сниму. Документы в печи сожгу. Бляху выброшу, от греха подальше. Так гораздо спокойнее. И ткань у немецкой шинели дрянная. Трещит и рвётся, как марля. В хозяйстве от такой проку мало.

Голова у моего нового спутника работала как надо. Он был прав, могилу могут раскопать, но без документов, опознать убитого будет практически невозможно. Разве что узнают те, кто с ним служил. Но сейчас война и никому до этого нет дела. Тысячи, десятки тысяч людей гибнут на полях сражений. А здесь всего лишь солдат. Один из миллиона. Николай копал быстро и я за ним не успевал. Земля в лесу была мягкая и через два часа мы вырыли глубокую яму. Спустившись вниз, я принял немца за ноги и ровно уложил на шинель. Николай подал руку, и я выбрался наружу.

– Помянем? – Как не крути, человек, хоть и фашист.

Николай вытащил из-за пояса флягу и протянул мне.

– Царство Небесное!

Перекрестившись, отхлебнул из фляги. Добрались мы в деревню ближе к вечеру. Я напросился сесть верхом на лошадь, потому что идти не мог. Николай не возражал.

– Спасибо тебе за сестру. Как не крути, ты её спас. Я в долгу не останусь.

Удивившись словам Николая, я одобрительно кивнул и, усевшись на лавку, возле дома, закрыл глаза. Тишина завораживала и сладко убаюкивала. В голове творилось, что-то невообразимое. Руки с мозолями от лопаты болели и чуть кровоточили с непривычки. Мария принесла кружку молока с куском белого хлеба и протянула мне, чтобы поел.

– Мне бы поспать. Не могу, устал.

– Я уже приготовила постель. Идите, отдыхайте.

– Немцы сюда не явятся?

– Не должны, ложитесь.

Дважды уговаривать меня не пришлось. Выпив молоко с душистым хлебом, пошёл в дом, скинул шинель и сапоги, и улёгся на мягкую перину. Сон не шёл, я крутился как уж и прислушивался к звукам за стенами. Боялся, если честно. Поверить в происходящее вокруг было трудно. Вначале я хотел поделиться с Марией, о том, кто я и откуда, но после передумал. Примет за сумасшедшего, не поверит. И кто мог поверить в то, что я работаю в строительной фирме, к армии имею косвенное отношение, как впрочем, и к сорок второму году. Родился в восьмидесятые годы, когда война давно закончилась. Постепенно глаза слипались и я засыпал. Во сне снова разболелось сердце, и я стал кричать и звать на помощь Марию. Проснулся от того, что когда ворочался, упал с кресла в своей квартире. На удивление я так же был одет в армейскую гимнастёрку и на руках моих красовались фиолетовые мозоли, после лопаты. Часы показывали десять часов вечера. На столике в одиночестве стояла недопитая бутылка, и наполовину опустошённая тарелка. Выходит, что отсутствовал я примерно час, не больше. В квартире сразу появился запах леса и деревни. И в этот момент я вспомнил глаза Марии. Мне почему-то они показались настолько близкими и родными, что хотелось сразу вернуться. Туда где стреляют, и идёт война. Раздевшись, я тут же закинул вещи в стиралку, и полез в душ. Позже обработал ногу и руки антисептиком. И в половину двенадцатого включил комп и полез в интернет, чтобы найти место, куда меня занесло. В тысяча девятьсот сорок второй год.

Глава 6

В штаб полка молодые офицеры добрались только к обеду. Дежурный сообщил им, что лётчики и технический состав перебрались в другое место, в село Запрудное, Трипольского района, и помочь он не может.

– Война, ребятки, – ответил полноватый лейтенант и показал на дорогу.

– Своим ходом за пару часов будете на месте. Транспорта нет, все задействовано в передислокации. Туда часто местные жители ездят, это село как районный центр. Может, кто и подберёт по дороге.

Через полчаса лейтенанты уже тряслись в телеге и мечтали о том, что в скором времени будут летать.

– Служить, солдатики? Я сам когда-то воевал с немцами, сейчас уже не берут. Сказали, что отвоевал своё, и не хотят даже в обоз брать. А ведь я с детства с лошадьми…

Старик погонял лошадь и изредка поворачивал голову к своим спутникам. Николай засыпал и одним глазом смотрел на небо. Лето сорок второго выдалось жарким и хотелось в лес, на речку искупаться. Семён спал и храпел так, что тряслась телега. Николай Дёмин уснуть не мог, до этого выспался в поезде и сейчас вспоминал детство, военное училище, когда ходил с друзьями на танцы и там знакомились с местными девчонками. После выпуска из училища местные мальчишки с завистью в глазах смотрели на его новенькую форму и погоны, осаждая со всех сторон, просили то десять, то двадцать копеек.

В полк Дёмин и Фёдоров прибыли в обед и сразу направились искать командира. Тот стоял на поле с солдатами и размахивал руками. Представившись командиру части, хотели помочь, но доносившийся из далека прерывистый гул заставил всех поднять головы в небо. Где-то высоко, в облаках, появился немецкий самолёт. На большой высоте он летел не один, его сопровождали «Мессершмитты». Люди, стоявшие на лётном поле, машинально втянули головы в плечи и поёжились. Несмотря на то, что стояло лето, холодный озноб вместе с лютой ненавистью к фашистам заставил Николая, совсем молодого и неопытного лётчика, сжать кулаки. Ему хотелось сразу броситься в бой, и показать всё, чему научили в лётной школе.

– Что скажешь Дёмин?

К Николаю обратился командир полка, майор Шалыгин.

– Не доводилось бывать в бою?

– Никак нет, – ответил Николай весьма бодрым голосом, стараясь не показывать закипавшую внутри, словно лава, ярость.

– Раньше видел «Юнкерсы»?

– Встречал, один раз, товарищ майор. У нас в учебной части стоял, поэтому машина знакома.

– Вот как?

– Так точно, самолёт купили ещё до войны, на народные деньги. Мой товарищ летал на завод в Германию и перегонял самолёт. Хорошая, надёжная машина, двигатель не боится перегрузок.

– Ты прав, видишь, он не один? С ним летят истребители, прикрывают. «Юнкерс» проводит разведку.

– Почему мы не можем их атаковать?

В голосе лейтенанта звучала такая обида, что майор Шалыгин отступил на один шаг назад.

– Не торопись сынок, на твой век хватит и «Юнкерсов», и «Мессершмиттов». Война не завтра закончится, так что успеешь ещё себя проявить. По документам ты училище «на отлично» окончил, как по военной подготовке, так и по дисциплине. Молодец!

В ответ Николай кивнул, и продолжал провожать в небе глазами «Юнкерс».

– Сбивать пока нельзя, не время, пусть почувствуют себя хозяевами.

– Почему?

– Потому, что мы только разворачиваем аэродром и нам незачем выдавать своё месторасположение. Понятно?

Рядом стоял близкий друг Николая по училищу Семён Фёдоров. Они вместе выросли и ещё мальчишками бегали на военный аэродром, чтобы поглазеть на самолёты. Тогда, именно тогда, Николай навсегда заболел небом. Когда мальчишескими дрожащими руками трогал холодный металл и вдыхал маслянистый запах, исходивший от мотора. В то время часто проводили митинги и агитировали за создание настоящего воздушного флота. Люди, с горящими от возбуждения глазами, стояли на митингах, и почти у каждого была мечта – подняться в небо на таком красавце, оседлать его и бороздить воздушные просторы. По этой причине Николай твёрдо решил идти учиться и стать настоящим лётчиком. Семён не хотел, его больше тянуло к сельскому хозяйству, однако аргументированные доводы друга окончательно убедили в обратном. И после он никогда не жалел о своём выборе. Романтика не отпускала друзей с детства, и они твёрдо шли к поставленной цели. Николай с отличием окончил школу и подтягивал по математике Семёна, чтобы тот не завалил выпускные экзамены. Вдвоём занимались спортом, и каждый день бегали по несколько километров вдоль широких украинских степей. После поступили в авиашколу, и первые тренировочные полёты выполняли уже как полноценные лётчики, настолько твёрдо были убеждены в своём выборе.

– Сами пробовали себя в разведке?

– Один раз попытались, ну и…

– Что ну и?

Майор уставился на Николая непонимающим взглядом.

– Не сработала аппаратура, – ответил Николай, вспоминая, как Семён запутал плёнку и не смог её вставить в камеру.

Краснея словно два неоперившихся птенца, друзья почти одновременно ответили: если нужно будет произвести разведку и сделать сьёмку – сделаем.

– Ну – ну, посмотрим, – ответил майор, качая головой, зашагал прочь.

– Что ж ты растерялся? – спросил Семён и ухмыльнулся. – Надо правду говорить, товарищ лейтенант.

– Да ну тебя, сам виноват, а мне расхлёбывать. «Хвост вытащишь – голова увязнет». Как по мне, то лучше промолчать, – ответил Николай.

Людей поблизости не было, и лейтенанты направились к речке. Там заметили группу солдат, которые закапывали в землю большой ящик. Чуть дальше стояли замаскированные ангары с новыми самолётами. Два офицера руководили работами и завидя новичков направились к ним.

– С окончанием училища ребята. Моя фамилия Ерофеев, инженер полка, Андрей Викторович. Это мой заместитель, Фёдор Иванович Тищенко.

Ерофеев с широкой улыбкой на лице протянул руку, чтобы поздороваться.

– Николай Дёмин и Фёдоров Семён, – ответили дружно лейтенанты на рукопожатие.

– С Шалыгиным уже познакомились?

– Так точно.

– Командир у нас боевой, вот такой мужик.

Ерофеев поднял большой палец вверх. Худощавый, подтянутый, он был похож на известного актёра кино. Николай не мог вспомнить фамилию и тёр правой рукой лоб.

– Думаешь, на кого похож? – спросил Ерофеев и громко рассмеялся.

– Как вы догадались?

– Не ты первый в такой ситуации. Это брат мой, не родной, двоюродный. Андрей Абрикосов.

– Точно, я все фильмы смотрел с его участием. Гришку Мелехова он играл в «Тихом Доне», правильно? – ответил, улыбаясь, Николай.

– Правильно, ладно идём, помогу вам расположиться на новом месте.

– Скажите Андрей Викторович, зачем солдаты закапывают в землю бак?

– Эх ты, лётчик, сам не догадался?

Пожимая плечами, Николай развёл руки в стороны, и тут в разговор вмешался Семён.

– Это бак с бензином!

Николай уставился на Семёна с удивлением на лице.

– Твой друг прав, это топливо. Вот ты мне скажи, в училище не слышали про бетон?

– Слышали, конечно, – ответил Семён.

– Раньше взлетали прямо с земли, сейчас уже строим бетонную полосу.

Друзья остановились и смотрели с удивлением на Ерофеева.

– Да-да ребятки, темпы строительства у нас ускоренные. Война идет, и мы должны не отставать от врага, даже опережать, во всём. Поэтому вам доведётся первыми испытывать новую полосу. Справитесь?

– Землю под колёсами мы чувствовали, бетон – пока нет, – ответил Николай, слегка передёргивая плечами.

– Всё в этой жизни приходится делать впервые. И воевать учимся, и новую технику на ходу осваиваем. Темпы то у нас – советские.

Николаю нравился Ерофеев своей открытостью и дружелюбием. С таким можно идти в разведку и не бояться, что он струсит и сбежит. Он много чего ещё интересного рассказывал, но внимание лейтенантов было приковано к новеньким истребителям. Их выкатывали солдаты из огромных ящиков и протирали ветошью. Светло-зелёная краска блестела и переливалась от яркого солнечного света, самолёты были похожи на огромных кузнечиков, только без крыльев. Ерофеев заметил, как у новичков горят глаза и подтолкнул.

– Оставляйте свои вещи, позже устроим вас в казарму. Идём к самолётам, вижу по вашим глазам, как вам не терпится с ними ближе познакомиться.

Обгоняя Ерофеева, лейтенанты бежали к самолётам, едва не спотыкаясь и падая. Земля была перекопана, в крупных рытвинах и ямах. Молодым лётчикам хотелось первыми их увидеть и потрогать руками. Техники уже приступили к сборке самолётов и крепили крылья к фюзеляжу. После того как самолёт ставили на шасси, его выкатывали на ровную площадку. Шалыгин вместе с Ерофеевым командовали техниками и помогали распаковывать деревянные ящики.

– Ну, что стоите? – крикнул Шалыгин и позвал к себе.

Лейтенанты подбежали и принялись ломать ящики. У Николая от волнения слегка дрожали руки, да и Семен, видя такую красоту, присвистывал от возбуждения.

– Давай, Дёмин, в кабину, – приказала Шалыгин. – Давай, давай, не стесняйся.

Он бросил доски на землю и смотрел на Николая с вызовом в глазах.

– Залезай лейтенант, знакомься с чудом техники.

Поднявшись в кабину, Дёмин с восхищением рассматривал новенькие приборы. Поглаживая рукой приборную доску и кресло, зажмуривал глаза и представлял себя в небе, за штурвалом самолёта. «МиГ» – истребитель Микояна и Гуревича претерпевал много изменений. Молодёжи в училище показывали макеты, и лейтенанты практически назубок знали все его технические характеристики. Наяву Николай встречал этот самолёт впервые и, вдыхая запах заводской краски, ощущал себя чуть ли не Икаром.

– Как ощущения, лейтенант?

В упор на него смотрел Шалыгин и ждал ответа.

– Невероятные, товарищ майор.

– «Крючки» делал?

Майор усмехнулся и закурил. «Крючками» в шутку называли фигуры высшего пилотажа.

– Было дело, правда, получал за свою самодеятельность под первое число.

– Знаю, знаю, общался с твоими наставниками. Теперь расскажи про «МиГ», а мы с товарищами послушаем.

К ним подошли техники, Ерофеев и другие. Образуя круг, в центре которого оказался Николай, не растерявшись принялся говорить, как – будто на государственном экзамене по лётному делу: самолёт рассчитан на одного пилота. Длина чуть больше восьми метров.

– Чуть больше, это сколько? – спросил один из техников, круглолицый парень лет двадцати, невысокого роста, с явной издёвкой в голосе.

– Чуть больше – восемь сто пятьдесят пять! Правильно? – громко отчеканил Николай командным голосом и, повернув голову к технику, ухмыльнулся.

– Высота самолёта три триста двадцать пять. Размах крыла десять и два метра. Масса пустого – две шестьсот два килограмма. Взлётная масса – три девяносто девять килограмма. Внутренние баки рассчитаны на двести девяносто килограмм. Объём топливных баков – четыреста четыре литра. Длина винта – три метра.

– Отлично лейтенант, не зря хвалил тебя начальник училища. Вижу, что теория у тебя на отлично. Как на счёт лётных характеристик, помнишь?

– Скорость – шестьсот пятьдесят километров в час. Потолок – двенадцать тысяч метров. Длина разбега – двести тридцать восемь метров. Пулемёт – 12,7 мм БС с тремястами патронов. И два пулемёта ШКАС с 375 патронами на один ствол. Возможно поставить две бомбы, по пятьдесят килограмм.

– Сможем дать немцам прикурить с такой то машиной?

В голосе Шалыгина слышались нотки гордости за новое детище советских инженеров.

– Оружие у самолёта слабенькое, – ответил Николай на поставленный вопрос, честно и прямо, чем вызвал гул недовольства.

– Тише, тише, расшумелись как вороны на кладбище. – Поясни Дёмин. Два пулемёта, бомбы, этого не достаточно?

– На перехват «Мессершмиттов» хватит, но вот «Юнкерсов» не так просто сбить. Больно шустрые они и порезвее наших будут. Надо сверху установить дополнительную пушку, тогда немцы не смогут оторваться.

– Ладно, ладно, в бою ещё не был, уже умничаешь. Там посмотрим. Надо будет – установим, за этим дело не станет, правда Ерофеев?

– Если нужно будет, мы два пулемёта закрепим. Лишь бы прогнать коричневую заразу с нашей земли и небо голубое очистить.

– Давайте орлы, располагайтесь, после поговорим, – сказал Шалыгин и направился с техниками к другим самолётам.