Текст книги "Наташка и «Харлей-Девидсон»"

* * *

Картина была близка к завершению. Место, выбранное Мольбертом для работы, поражало своей красотой. Крутой обрыв, на котором расположился художник; река, имеющая в этом месте изгиб; пологий противоположный берег с богатой растительностью – всё это создавало такой чудесный вид, что только совершенно бесчувственный человек мог остаться равнодушным при виде этой красоты. И всё это созданное природой великолепие Мольберт аккуратно переносил на холст.

Стоя за его спиной, Наталья заворожено следила за точными движениями художника. Ей нравились такие картины – аккуратные, точные, чёткие. Мольберт тщательно изображал каждую деталь, а не ляпал мазки так, что вблизи нельзя ничего разобрать, как это любят делать многие художники. Ощущая себя свидетелем рождения новой картины, Наталья испытывала нечто похожее на священный трепет.

– Как вам это удаётся?! – не удержалась она от восклицания. – Альберт, вы настоящий гений!

– Считаете, что картина получилась удачной? – спросил Мольберт, не отрываясь от работы.

– Она восхитительна!

– Чем же она вас восхищает?

Наталья ответила, не раздумывая:

– Она красивая и чёткая, словно фотография.

Мольберт отложил кисть и внимательно взглянул на свою поклонницу.

– Комплимент сомнительный, – сказал он. – Но должен заметить, что вы, к сожалению, правы.

– Я что-то не то ляпнула? – спросила Наталья, смутившись.

– Нет, ну что вы! Ваше замечание вполне справедливо. Картина получилась похожей на фотографию. Поэтому необходимо проделать с ней ещё одну работу.

– Какую?

– Вдохнуть в неё душу.

– Это как? – не поняла Наталья.

Ей почему-то представилась процедура искусственного дыхания, которую проводят над спасёнными утопающими.

– Надо внести в картину какие-то элементы, которые оживили бы её, передали настроение, – пояснил Мольберт. – Пока мне на ум ничего интересного не приходит. Может быть, вы мне что-нибудь подскажете?

Наталья пожала плечами. Что она могла предложить? Ей тоже ничего интересного не приходило на ум. Леска, молчавшая до сих пор, вдруг сказала:

– Я знаю, Бертик, чего не хватает в картине – мотоцикла и красивой женщины.

Мольберт внимательно посмотрел на неё, потом перевёл взгляд на картину и снова на Леску. Его лицо было серьёзным и сосредоточенным.

– А что, интересная мысль, – сказал он задумчиво. – Очень интересная мысль! Правда, это добавит мне работы и займёт много времени, но, пожалуй, оно того стоит.

Он продолжал смотреть на Леску, думая о своём. В его богатом воображении уже строился новый сюжет картины. Леска вернула его к реальности.

– Зря так смотришь на меня, Бертик, – сказала она. – Ты же знаешь: я позировать не люблю и не буду. Вот Натаха послужит тебе отличной моделью, а я для этой роли не гожусь.

Наталья была вовсе не против того, чтобы её лик художник увековечил на картине. Но бес противоречия заставил её взбрыкнуть копытцами.

– Это по какой же причине ты не годишься для этой роли? – спросила она с вызовом. – Что-то я в твоей внешности изъянов не наблюдаю.

– Тебе нужны веские доводы?

– Разумеется.

– Ты их получишь.

– Очень хорошо! Я слушаю.

Леска кивнула.

– О’Кей. Во-первых, я несколько крупновата для этой картины.

– Это не страшно. Альберт тебя в масштабе изобразит, – съязвила Наталья.

– Во-вторых, как заметил художник, у тебя прекрасное одухотворённое лицо. Обо мне этого не скажешь.

– Ну, это уже совсем несерьёзно. Уж тебе-то на своё лицо грех жаловаться.

Наталья ничуть не лукавила. У Лески была яркая внешность. Она была не просто красива. Её манера искусственно сдерживать эмоции приводила, как ни странно, к прямо противоположному результату, придавая лицу необычайную выразительность.

– И, наконец, в-третьих: художник уже без нас решил, что будет рисовать тебя. Верно, Бертик?

Мольберт, с весёлым лицом наблюдавший за их шутливым поединком, ответил деликатно:

– Вы обе очаровательные женщины. Я был бы счастлив запечатлеть на холсте вас обеих. Но дело в том, Наташа, что я уже неоднократно предлагал Олесе написать её портрет. Всякий раз она категорически отказывалась. Думаю, что и теперь мы только зря потеряем время, пытаясь её уговорить. Поэтому я прошу вас помочь мне в работе.

– Она согласна, – сказала Леска.

Наталья больше не возражала.

– Где мне расположиться с мотоциклом? – спросила она.

– Это не имеет большого значения, – ответил Мольберт. – Я не стану сразу вносить изменения в картину. На это потребовалось бы слишком много времени. Поэтому сначала я сделаю графический рисунок на отдельном листе.

– А сколько времени потребуется на то, чтобы сделать рисунок?

Мольберт мысленно прикинул объём работы.

– Пожалуй, двух дней будет вполне достаточно. Но не меньше. Хочу подробно запечатлеть все детали.

Наталья задумалась. На утро был запланирован отъезд группы. Сразу она как-то упустила из виду этот момент. Стало быть, теперь ей придётся от чего-то отказаться: либо от позирования художнику, либо от путешествия с байкерами. Ни от того, ни от другого отказываться не хотелось.

Леска словно угадала её мысли.

– Не волнуйся, Наташка, – сказала она. – Мы здесь задержимся настолько, насколько это потребуется Мольберту. Путешествовать можно и вдвоём.

Наталья с благодарностью взглянула на неё. Всё же она замечательная – эта Леска. Настоящая подруга!

– Олеся, спасибо тебе! – сказала она с чувством.

– Не за что.

– Как же это не за что? Ты ради меня жертвуешь своими планами.

– Ерунда! – отмахнулась Леска. – Я вовсе не ради тебя это делаю. Если я уеду, Мольберту придётся посадить тебя на его мотоцикл. И тогда на картине века будет запечатлён не мой чёрный американский красавец, а красно-белый япошка. Я этого допустить не могу.

Нет, Леску не переделаешь. Вероятно, она не любит сладкое, если спешит в каждую бочку мёда чего-нибудь добавить. Пока художник устанавливал этюдник, готовил бумагу и карандаши, Леска поставила перед ним свой мотоцикл.

Когда всё было готово, Наталья оседлала технику. Внимательно оглядев объект предстоящей работы, Мольберт сказал:

– Нет, Наташа, не так. Сядьте на мотоцикл сбоку, как на скамейку. Вот так будет лучше. Далее: одна нога пусть остаётся на земле, а другую поставьте на подножку. Очень хорошо! Теперь руки. Правую руку положите на руль, а левую…

Неожиданный порыв ветра бросил Наталье на лицо прядь волос, и она инстинктивно поправила их рукой.

– Замечательно! – воскликнул Мольберт. – Именно так, Наташа! Именно так! Левой рукой вы поправляете причёску.

Он старательно принялся за дело. По его сосредоточенному лицу было видно, что с этой минуты для него в мире не существовало ничего, кроме этой практически незнакомой хорошенькой женщины и мотоцикла, на который она присела так, как просил художник. Время от времени Мольберт обращался к своей натурщице с предложениями:

– Давайте, Наташа, повернём голову немного влево, – говорил он. – Нет, не так сильно, а совсем чуть-чуть, самую малость. Вот так! Это то, что нам нужно.

Потом он просил её улыбнуться, сделать грустное или задумчивое лицо. добившись желаемого результата, Мольберт восклицал:

– Чудесно, Наташа! Постарайтесь удержать это ощущение. Ваша едва уловимая улыбка с лёгким налётом грусти просто очаровательна!

Наталья охотно выполняла все его пожелания. Она и сама чувствовала, что у неё всё получается так, как надо, несмотря на сильное волнение. Но это волнение, вызванное осознанием важности момента, было очень приятным. Подумать только: художник, чьи картины пользуются спросом и высоко оцениваются, запечатлеет её на своей картине! Эту картину кто-нибудь купит. Новый владелец повесит полотно на видном месте и будет любоваться им и с гордостью показывать своим гостям. И всех их будет интересовать вопрос: кто эта женщина, запечатлённая художником на фоне природы? Но для них она будет не простой кемеровчанкой Натальей Серебровой, а таинственной, загадочной женщиной, имя которой – Незнакомка.

* * *

Они вернулись в город вечером. Уже в гостинице Наталья вдруг почувствовала, что смертельно устала. Работа натурщицей оказалась не такой уж и лёгкой, как можно было предположить вначале. А если к этому добавить волнение и напряжение, в которых она находилась всё это время, то неудивительно, что к вечеру она чувствовала себя выжатым лимоном. Наспех приняв душ, Наталья забралась в постель. Но не успела она крепко заснуть, ещё дремота только начала смешивать в её сознании явь и сон, как в дверь постучали.

– Олеся, мне надо с тобой поговорить, – сквозь полудрёму Наталья узнала голос Саньки Кременя.

– Чего тебе нужно? – в голосе Лески слышалась досада.

Кремень немного замялся.

– Давай сходим куда-нибудь. Или просто погуляем. Мне надо кое-что обговорить с тобой наедине.

– Говори здесь, – ответила Леска. – Натаха спит, как убитая.

Такой вариант, похоже, Кременя не вполне устраивал. Но выхода не было. Он спросил:

– Это правда, что завтра ты не едешь с нами?

– Правда.

– Почему?

– Натаха позирует Мольберту. Он не успел закончить рисунок.

– Но ведь позирует она, а не ты.

– Ну и что? Не могу же я бросить её.

– Чушь! – сердито сказал Кремень. – Она не ребёнок.

Леска не ответила. Некоторое время они молчали.

– У вас это серьёзно? – спросил Санька.

Леска вдруг разозлилась.

– А вот это не твоё дело!

Санька усмехнулся.

– В том-то и беда, что моё. Не в свои дела я не лезу.

– О, Боже! – простонала Леска. – Свалился же ты на мою голову. Других тебе мало?

– Таких, как ты, больше нет.

– А зачем тебе такие, как я? Со мной у тебя будет масса проблем. Неужели не боишься?

– Ты же знаешь: я ничего не боюсь.

– Знаю.

Они опять постояли молча.

– Олеся! – вдруг горячо заговорил Кремень. – Не отталкивай меня! Конечно, у нас будут проблемы. Но я отнесусь с пониманием…

– Не отнесёшься.

– Но я постараюсь. Я закрою глаза…

– Не закроешь.

– Олеся, дай мне шанс! Почему ты упрямишься? Разве я тебе неприятен?

– Нет, ты отличный парень, Кремень.

– Вот видишь! Мы прекрасно подходим друг другу.

– Саша, прошу тебя, перестань меня мучить, – заговорила Леска неожиданно жалобным голосом. – Давай останемся друзьями.

Кремень не ответил. Громко хлопнула дверь, и тяжёлые Санькины шаги гулко донеслись из коридора. Леска закурила. Потом прошлась по комнате из угла в угол и присела на кровать. Наталья сгорала от любопытства. Ей не терпелось задать подруге множество вопросов. Но она боялась нарваться на грубость, поэтому продолжала лежать неподвижно, притворяясь спящей. Вскоре она действительно уснула.

Утром они простились с группой. Ребята на прощанье обнимали девушек, выражая сожаление о том, что их пути расходятся. Наталье было страшно жаль расставаться с этой шумной и весёлой компанией.

Патрон на прощанье обнял её.

– Не сердись на меня, Наташа. Такой уж я человек.

– Я не сержусь, Кирилл. Всё было хорошо. Желаю тебе встретить женщину, с которой ты не захотел бы расстаться.

– Я уже встретил. Беда в том, что таких женщин много, и ты – одна из них.

Кремень был мрачен. Он молча пожал Наталье руку. Потом протянул руку Леске. Но она вдруг крепко обняла его за шею, сдала что-то горячо говорить ему на ухо. Санька сначала стоял неподвижно, потом осторожно обнял её, прижал к себе.

Вскоре сборы были закончены. Раздался треск мотоциклетных моторов, и многочисленная компания байкеров вновь отправилась в путь.

* * *

К полудню эскиз был готов. Он был выполнен столь великолепно, что у Натальи при взгляде на него захватывало дух. Наблюдая за её реакцией, Мольберт спросил с довольной улыбкой:

– Какую оценку поставите, Наташа?

– «Отлично»! – воскликнула она. – Пять с плюсом! Эта женщина на мотоцикле – она прекрасна!

– Но ведь это вы.

– Мне трудно поверить.

Мольберт опять улыбнулся.

– Разве я неточно изобразил ваш портрет?

– Ну, что вы! – поспешно сказала Наталья. – Вы прекрасно справились с работой. Конечно же, это моё лицо. но сколько в нём чувства, нежности, тайны!

– Всё это у вас есть, – сказал Мольберт своим мягким голосом. – Просто я увидел в вас то, что вы сами, вероятно, не замечали.

– Я всегда, говорила, Бертик, что ты настоящий гений, – сказала Леска, разглядывая рисунок.

– Не хвалите меня раньше времени, Олеся, – скромно заметил Мольберт. – Всё это ещё предстоит перенести на холст.

– Ты справишься.

Наталье вдруг нестерпимо захотелось приобрести эту картину. Но, по словам Лески, работы Мольберта стоили очень дорого. Спросить о цене его самого она почему-то не решалась. Теперь, когда она сбежала от мужа, её финансовые возможности были весьма незначительны. Да и вряд ли прагматичный Роберт одобрил бы такую «бесполезную» покупку. Но, возможно, она сможет купить эскиз? Наталья собралась спросить об этом, но Мольберт опередил её.

– Наташа, сколько я вам должен за работу?

– Вы мне ничего не должны, – ответила она и, видя, что он собирается возразить, поспешно добавила: – Нет-нет, денег я с вас не возьму. Но, если вы не против, я бы с радостью приобрела у вас этот рисунок – разумеется, когда вы закончите картину, и он станет вам не нужен.

Такой вариант Мольберта вполне устраивал.

– Хорошо, – сказал он. – Оставьте мне свой адрес. Я вам пришлю эскиз.

Своего адреса у Натальи теперь не было, поэтому она дала Мольберту адрес своих родителей.

– А теперь, милые дамы, нам предстоит ещё одна работа, – сказал художник. – Надо придумать картине название. Полагаю, будет справедливо, если мы предоставим это право Наташе.

– В таком случае я беру себе право одобрить или отвергнуть предложенный вариант, – сказала Леска. – Я предоставила для работы свой горячо любимый мотоцикл, значит, тоже имею отношение к картине.

Мольберт вопросительно взглянул на Наталью.

– Я не против, – сказала она, не подозревая, чем это для неё обернётся.

Попросив дать ей время на размышление, Наталья отошла к краю обрыва и стала думать, глядя на бегущую внизу речку. Перебрав множество вариантов пришедших на ум названий, остановилась на двух, которые показались ей удачными.

– Кажется, кое-что придумала, – сказала она, вернувшись к своим друзьям. – Как вам такое название: «Наедине с природой».

– Неплохо! Очень неплохо! – одобрил Мольберт. – Мне оно кажется вполне удачным.

– А мне так не кажется, – сказала Леска.

– Почему? – в один голос спросили Мольберт и Наталья.

– Потому. Примитив и полное несоответствие содержанию картины.

– В чём же несоответствие? – не поняла Наталья.

– Сейчас объясню, – деловито заявила Леска. – Наедине с природой – это значит, что на картине ты и природа. А как же мой «Харлей»? отнесём его к природным явлениям или сделаем вид, что его на картине вообще нет? Нет уж, дорогие мои, называть – так уж всех.

Аргумент был смехотворным. Но Наталья понимала, что спорить бесполезно. Она уже знала, что если Леска упёрлась, её уже ничем не сдвинешь.

– Ладно, – сказала она. – У меня в запасе есть ещё один вариант, нейтральный, – она немного смутилась. – Правда, он несколько заумный, но мне почему-то нравится.

– Говорите, Наташа, – подбодрил Мольберт.

– Я предлагаю назвать картину: «Возвращение к себе».

Мольберт с интересом взглянул на неё.

– Наташа! – воскликнул он. – Я не ошибся, когда сказал, что вы поэт. Только человек с поэтической душой мог придумать такое название. Да, оно необычно и может кому-то показаться странным. Но оно прекрасно!

Похвала подействовала на Наталью опьяняюще. Под впечатлением столь восторженной оценки она совсем потеряла бдительность и не сразу заметила занесённую над головой ложку дёгтя.

– Не вижу ничего прекрасного, – сказала Леска, пренебрежительно фыркнув.

Наталья рассердилась.

– Что тебе не нравится на этот раз?

– Что не нравится? Да всё не нравится. Убогость воображения и отсутствие полёта мысли.

– Вот как?

– Именно так.

– Может быть, у тебя есть идеальный вариант? – Наталья уже не скрывала того, что сердится.

– Конечно, есть.

– Не будешь ли ты так добра ознакомить нас с ним?

– Разумеется, – невозмутимо сказала Леска. – Мы назовём картину: «Наташка и «Харлей-Девидсон».

От удивления у Натальи округлились глаза.

– Это, по-твоему, богатое воображение и полёт мысли?

– Конечно! Главные фигуры в названии указаны.

– А как же природа? – спросила Наталья с сарказмом. – Насколько мне известно, она на картине тоже есть.

– А что природа? – парировала Леска. – Природа будет служить фоном.

Наталья упрямо замотала головой.

– Нет, нет, нет! Я категорически против.

Леска повернулась к художнику.

– В таком случае, Бертик, я настаиваю – нет, я требую, чтобы моего мотоцикла на картине не было.

От такого поворота Наталья растерялась.

– Что же я – в воздухе буду висеть?

– Это не обязательно, – успокоила Леска. – Бертик тебе пень подрисует. Тогда уж точно подойдёт любое из твоих названий – и «Наедине с природой», и уж тем более «Возвращение к себе».

– Это как мне твою реплику понимать? – спросила Наталья возмущённо.

Вдруг весь этот спор показался ей таким смешным и глупым, что она расхохоталась.

– Леска, ты сумасшедшая! – воскликнула она, продолжая смеяться.

– Естественно, – ответила Леска. – Разве нормальный человек стал бы с тобою связываться?

Она привычно сдерживала эмоции, но на этот раз ей это не удалось. Леска засмеялась. Теперь они с Натальей хохотали на пару. Мольберт глядел на них своими ласковыми, почти влюблёнными глазами.

– Бертик, ты связался с дурами, – сказала Леска сквозь смех. – Правда, мы похожи на сумасшедших?

– Вы самые прекрасные женщины на Земле, – сказал Мольберт, не сводя с них глаз. – Я не нахожу слов, которые могли бы выразить мои чувства. Но мы так и не решили, как назовём картину.

Леска сделала виноватое лицо.

– Не сердитесь на меня, пожалуйста. – сказал она. – Иногда на меня находит. Твои названия, Наташа, мне очень понравились. Второе, пожалуй, наиболее удачное. Как ты сама считаешь?

Наталья лукаво взглянула на неё.

– Я считаю, что твой вариант меня вполне устроит.

Леска опешила.

– Ты это серьёзно?

– Вполне.

– Не понимаю. Объясни.

– Ну, что тут не понятного? – Наталья с трудом сдерживала улыбку. – В названии картины фигурирует моё имя. Правда, там ещё присутствует название мотоцикла, но всё же после меня. И природа где-то там подразумевается на заднем плане.

Леска схватилась за голову.

– Ты и в самом деле сумасшедшая.

– Разумеется, – ответила Наталья. – Разве нормальный человек связался бы с тобой?

Теперь захохотал Мольберт, а вслед за ним и Наталья. Леска удивлённо смотрела на них. Наконец, Мольберт успокоился.

– Милые дамы! – сказал он. – С вами очень интересно и весело. Но я так и не понял, как мы назовём картину.

Он вопросительно взглянул на Наталью.

– Я уже сказала своё мнение, – ответила она. – Картина будет называться «Наташка и «Харлей-Девидсон». Это окончательное решение.

– Объясни, что это значит? – сердито спросила Леска. – Я же дурачилась.

Наталья ласково взглянула на неё и сказала:

– Это значит, что мы с тобой поменялись ролями. Ты предложила название картины, а я его одобрила. Вот и всё.

Леска хотела что-то сказать, но потом махнула рукой и засмеялась. А вслед за ней и остальные. Теперь они хохотали втроём. Наталья и сама толком не могла понять, что заставило её остановиться на варианте своей непредсказуемой подруги. Возможно всё тот же бес противоречия дал знать о себе. Или это был своего рода кураж. Но она знала, что не станет менять своё решение, хотя и испытывала некоторое чувство сожаления. А сожалела она о том, что в названии картины будет фигурировать её имя.

Таинственной незнакомки из неё не получилось.

Часть 2. Дорога на восток

Глава 1

Ещё можно было догнать группу, которая в настоящий момент должна была находиться в соседней Курской области. Это соображение немного успокоило Наталью, так как она испытывала угрызения совести оттого, что Леске ради неё пришлось пожертвовать обществом своих друзей. Но когда Наталья высказала подруге свою мысль, та, к её удивлению, отнеслась к этому совершенно спокойно.

– Знаешь, Натаха, – сказала она, – ну его к чёрту, это море! Лучше двинемся в сторону дома.

Это её решение было, по меньшей мере, странным. Леска в одиночку добиралась от Новосибирска до Балтики, чтобы встретиться со своими друзьями. А теперь, пробыв в их кругу совсем немного времени, она вдруг решила отказаться путешествовать вместе с ними.

Наталья выразила подруге своё недоумение, на что Леска ответила:

– Большой группой неудобно останавливаться в крупных городах. Приходится базироваться в разных захолустьях. А вдвоём мы можем посещать любой город на выбор.

Это было, скорее, отговоркой, нежели объяснением. Но Наталья уже не удивлялась Лескиным виражам. Тем более, что такой вариант её вполне устраивал. Она уже устала от шума и суматохи, хотя немного и жалела о том, что пришлось покинуть этот новый круг знакомых, который её принял, признал своей.

– Ладно, – сказала она. – Значит, Блиц-Крик на Юг отменяется. Вместо него – Drank nah Osten.

– Эй! – сердито прикрикнула на неё Леска. – Никаких нацистских лозунгов! Не забывай, что я белоруска.

Мольберт, обычно очень рано выезжавший для продолжения работы над своей картиной, на этот раз задержался, чтобы проводить в дорогу своих очаровательных дам. Он поцеловал им руки на прощанье, сказал много добрых слов. При этом Натальину руку он задержал в своей немного дольше, сказав ей:

– Искренне рад был познакомиться с вами, Наташа! Надеюсь, что у нас ещё будет возможность встретиться.

И Наталья вновь почувствовала, как её захлестнула тёплая волна, исходящая из его добрых голубых глаз.

– Я тоже надеюсь на это, – сказала она. – Очень надеюсь.

Потом они просто стояли рядом и смотрели друг на друга – до тех пор, пока Леска не стала терять терпение.

– Друзья мои, вы ставите меня в неловкое положение, – заявила она. – Я уже начинаю чувствовать себя разлучницей. Однако суровая правда жизни, Натаха, заключается в том, что нам пора седлать коня.

Мольберт проводил их до трассы, а потом погнал свой мотоцикл туда, где ему предстояло завершить работу над «картиной века», как охарактеризовала её Леска.

Когда дамы выбрались на трассу, и Леска прибавила скорости, Наталья впервые ощутила беспокойство. Пока они находились в шумной компании, перебираясь вместе с ней из одного населённого пункта в другой, будущее представлялось ей чем-то далёким, абстрактным. Теперь же, когда они с Леской остались вдвоём и повернули в сторону дома, Наталья невольно задумалась о том, что ждёт её в конце путешествия.

До сих пор ей в голову не приходила мысль, как воспринял Роберт её бегство и какие действия он может предпринять. Нельзя сказать, что за эти последние дни она совсем не вспоминала о муже, но сейчас, пожалуй, впервые подумала о нём, как о живом человеке, способном чувствовать и переживать. Наталья как бы заново оценила всё, что произошло в последнее время. Она уже совсем не была уверена в том, что правильно поступила, сбежав от мужа. Недостатки Роберта теперь казались ей мелкими и незначительными, а достоинства – впечатляющими.

С патроном всё обстояло как раз наоборот. Кирилл с первой минуты вскружил ей голову, восхитил своими личностными качествами. И вот теперь она, как ни странно, ничуть не жалела о разрыве с ним.

Между тем утро с его лёгкой прохладой и свежестью закончилось, уступая место дню, неожиданно жаркому и душному. С безоблачного неба нещадно палило солнце. Даже встречный поток воздуха, вызванный быстрой ездой, не мог спасти от этого пекла. Особенно тяжко приходилось Леске, затянутой в плотный кожаный костюм. Пора было снимать с себя всё лишнее.

Леску, как видно, посетила та же мысль. Она остановила мотоцикл, сняла шлем и встряхнула слипшиеся от пота волосы.

– Всё, Натаха, пора разоблачаться. Я превратилась в шашлык, – сказала она, стягивая с себя куртку. – Хорошо, что я не мужчина, а то бы у меня в штанах давно цыплята бегали.

Наталья быстро переоделась в шорты и тонкую трикотажную майку.

– Снимай с себя эту чёртову кожу, – сказала она Леске, показывая на её кожаные брюки.

– Эту роскошь я себе не могу позволить, – ответила Леска. – Мне двигатель ноги сожжёт. От него жар идёт, как от печки. Доставай воду. Во рту совсем пересохло.

Наталья извлекла из багажника пластиковую бутылку газировки. Сделала несколько жадных глотков. Потом передала бутылку подруге. Дышать стало легче, но пот побежал ручьём.

– Я похожа на мокрую курицу, – сказала она, оглядывая своё свежее одеяние, насквозь пропитанное потом. – Кто бы мог подумать, что будет такое пекло. Ведь ещё вчера погода была чудесной.

– Ничего не поделаешь, – саркастически заметила Леска. – В России и климат, и политика одинаково непредсказуемы.

– Не порочь мою родину, иммигрантка. Лучше скажи, где мы сейчас находимся.

– Где-то на подъезде к Пензенской области.

– А где планируешь бросить якорь?

Леска пожала плечами.

– Чёрт его знает. Думала, без труда доберёмся до Пензы, но эта чёртова жара все планы спутала.

– Давай остановимся в ближайшем городишке, – предложила Наталья. – Мне не терпится добраться до гостиницы и принять душ.

Леска насмешливо взглянула на неё.

– Эх ты, жертва цивилизации. Гостиница! Душ! Больше тебе ничего на ум не пришло?

– А что пришло тебе на ум?

– Я предлагаю добраться до ближайшей речки и искупаться. Как тебе моя оригинальная идея?

Предложение Наталье понравилось.

– Хорошо, дитя природы, – сказала она покорно. – Твоя идея мне представляется интересной. Всецело одобряю и поддерживаю.

Они опять двинулись в путь. Вскоре в стороне от трассы показалось небольшое селение, расположившееся на берегу речки. Леска повернула туда. Они проехали вдоль берега. Всюду были отдыхающие – жаркий день гнал людей к воде. Но взрослых было немного. В основном шумная ребятня оккупировала берег этой небольшой речушки. И хотя можно было здесь найти себе место для отдыха, Леска предложила:

– Давай поищем укромное местечко.

Покинув селение, они проехали дальше по грунтовой дороге на несколько километров и, наконец, нашли тихое безлюдное место, удобное для отдыха. Поставив мотоцикл в тень деревьев, женщины быстро сбросили с себя одежду и ринулись к воде. У воды Наталья остановилась.

– Давно мечтала искупаться нагишом, – сказала она, стягивая с себя лифчик и трусики.

Леске идея понравилась, и она последовала примеру подруги.

– Надеюсь, никто нас здесь не увидит, – сказала Наталья.

– Тебя это волнует? – спросила Леска.

– А тебя?

– Ничуть. Внешностью мы с тобой не обделены. Стыдиться нам нечего. Или у тебя другое мнение?

Другого мнения на этот счёт у Натальи не было. Она вполне объективно оценивала свои внешние данные. Что касается Лески, то здесь было чем полюбоваться. Её тело представляло собой удивительное сочетание силы и грации, подтянутости и женского изящества. Однако Наталье не было безразлично, смотрят на них или нет. И вовсе не потому что она была излишне стыдливой. Наоборот, как женщина, осознающая свою красоту, она была совсем не против того, чтобы кто-то со стороны оценил её внешность.

Леска уже забралась в воду. Наталья последовала её примеру. После многочасовой езды под палящими лучами солнца купание в реке показалось настоящим блаженством.

Когда они вышли на берег, Наталья спросила:

– Олеська, скажи мне – только честно, не кривя душой: неужели тебе действительно безразлично, видят тебя голой или нет?

Леска удивлённо взглянула на неё.

– У тебя что – пластинку заело? Я же сказала, что меня это совершенно не волнует. Конечно, если кто-то начнёт проявлять уж очень назойливое внимание, то могу и в глаз дать.