Текст книги "Души прекрасные мгновенья"

Геннадий Исиков
Души прекрасные мгновенья

На обложке фотографии – Бухта Лангоу, берег Японского моря и вид с перевала на с. Чугуевка, родина писателя Александра Фадеева (фото автора).

Геннадий Александрович Исиков

Геннадий Александрович Исиков родился 29 июня 1948 года в г. Алма-Ата, Казахская ССР. Живет в г. Дальнегорске, ветеран труда Приморского края. Член Союза журналистов СССР, член Российского союза писателей, кандидат в члены Интернационального Союза писателей. Магистр Лесной академии. Собственный корреспондент Приморского радио и телевидения, собственный корреспондент ИТАР-ТАСС, корреспондент газеты «Правда» по Приморскому краю. Учредитель, издатель, главный редактор первой в СССР уфологической газеты «Природа и аномальные явления», газеты «Высота 611». Лауреат премии Министерства лесного хозяйства РСФСР. Дипломант Книжной премии, Антуана де Сент Экзюпери, «Ялос 2016». Награжден памятной медалью «200 лет М.Ю. Лермонтова». Стихи вошли в Хрестоматию для старшего школьного возраста «Вечные чувства в стихах современных поэтов». Отрывок из книги «Наследники Дерсу» опубликован в Хрестоматии для старшего школьного возраста «Мир глазами современных писателей».

Рассказы

«Эту легенду, похожую на сказку, по секрету мне поведал старый корневщик таз по фамилии Чандо. Его уже нет в живых, теперь можно и вам секрет целебного растения женьшень раскрыть. Давно это было. Может, и есть здесь какая-то доля правды о трагической любви молодых людей, но о том Вы уже сами судите».

Елена Морева, народная сказительница из посёлка Ольга Приморского края.

Легенда о юноше Жень и его любимой девушке Шень

В давние-давние времена, у самого синего моря, в одном поседении тазов, жид маленький мальчик Жень, сирота. Отца его, охотника, раненый тигр разорвал, а мать немного пожила после этого случая и с горя померла. Рос мальчик среди людей, кто накормит и приютит, тот ему и самый близкий человек. Все мальчика жалели, только шаман не любил, тряс бубном у костра и предсказывал: «Вырастет этот юноша – большое горе принесёт нашему роду!» – и наговаривал старшому в поселении по всякому поводу на Жень.

– Нужно его увести в лес на съедение зверям.

Но старшой не слушал шамана и на мальчика не обращал внимания, говорил в ответ:

– Из него вырастет хороший охотник.

У старшого была дочь Шень, ровесница мальчику, она росла со злой мачехой и ненавистным сводным братом. Часто тайком от родителей она тоже кормила мальчика сироту.

Прошли годы. Жень вырос смелым, сильным и красивым юношей, а Шень стройной девушкой с длинной чёрной косой и чёрными бровями. Не было в селении другой девушки, которая могла бы сравниться с ней красотой, даже солнце пряталось из зависти за вершины могучих кедров, когда видело Шень.

А старшой не выпускал из виду юношу. Лучше него никто не мог изюбра выследить, хорька поймать, соболя в ловушку заманить или медведя поднять, один на один побороться и убить. Крепкая рука у Жень, зоркий глаз. Взял старшой к себе Жень в работники. И он стал приносить в фанзу много мяса, дорогого меха, а старшой платил ему тем, что кормил и приговаривал.

– Я твой благодетель, кормлю, пою, за это ты мне должен всё приносить, что поймаешь. А не то выгоню! Куда пойдёшь? Ты мне долг платишь!

Не знал старшой почему Жень живёт у него и приносит много пушнины и мяса. Любил Жень Шень и она любила его, но любовь их была тайная. А шаман всё говорил.

– Берегись этого молодца! У тебя дочь невеста, влюбится!

Но тот смеялся.

– Ха-ха-ха! Разве дочь моя будет любить нищего и бездомного, а польза от него мне большая. Я от всего стойбища не получаю столько пушнины и мяса, сколько от него.

Но Жень людей не забывал, за то, что они его кормили и обогревали, часто отдавал мясо. Медведя убьёт, косулю подстрелит и других животных – несёт людям. Старшой его ругал, но Жень не слушал, говорил:

– Ты меня начал кормить только когда я вырос и стал охотиться, а когда я беспомощным ребёнком был – ты меня собаками травил.

– Я могу выгнать тебя, если будешь мясо нищим отдавать, – говорил старшой.

Жень его не боялся, теперь он крепко на своих ногах стоял.

Часто Жень и Шень встречались в укромном месте. Встречи их были так нежны, что не могли насмотреться друг на друга, не могли наговориться. Жень говорил:

– Люблю тебя одну и не отдам никому, пока будет биться сердце.

Шень тоже отвечала нежностью:

– Я тебе тоже не изменю никогда, у меня матери нет, а мачеха как змея, буду тебе верной подругой до последнего вздоха. Давай уедем далеко-далеко.

Жень глядел в её чёрные глаза, прижимал к груди её руки, но не мог решиться:

– Погоди, дорогая, немного, поговорим с отцом, может, он согласится на нашу свадьбу.

Шень зажимала ему рот своей маленькой тёплой рукой:

– Не говори этого. Знаешь, какой мой отец жестокий! Он меня на десять замков закроет, за старого шамана отдаст, но за тебя никогда!

Жень прижимал её к груди:

– Все замки сломаю, но тебя выручу из плена.

Сводный брат Сунь тоже был жесток. Подглядел куда Шень ходит, подслушал и рассказал матери и отчиму, и кончились нежные встречи Жень с любимой девушкой Шень. Закрыли Шень на десять замков, поставили стражу вокруг, Жень изгнал из поселения.

– Уходи, – сказал старшой, – ты опозорил весь наш род! Проклянет тебя всё наше поселение, не показывайся сюда никогда!

– Ты очень жесток! Мы с Шень очень любим друг друга. Пока наши сердца бьются – будем любить! Она будем моя, больше ничья, – сказал Жень.

Разозлился старшой, велел Жень связать руки и ноги, увезти далеко в горы и бросить на съедение зверям. Навалились на него десять молодцев таких же злых и жестоких, связали по рукам и ногам, увезли к самому синему морю и бросили в густой тайге на высокой сопке, а сами уехали.

Жень был силён, дёрнул руками в разные стороны, лопнули все верёвки сыромятные, развязал ноги, потёр руки, встал, крикнул:

– Эй, Шень, ты была права! Нужно было бежать, а теперь тебя надо выручать!

И Жень пошёл обратно в посёлок. Долго по сопкам и по лесу бродил, наконец, встретился со своими из поселения, они его тоже ходили искали. Рассказали все новости и ещё сказали, что Шень из-под стражи освободили и скоро будет свадьба, выдают за шамана. Снабдили Жень охотничьими принадлежностями и сказали.

– Ты не должен появляться вблизи селения, а Шень скажем, что ты жив и здоров. Когда мы пошли тебя искать, она очень просила найти тебя, живого или мёртвого.

Жень стал жить в горах и лесах, бить зверя и бедным людям помогать. Начали люди носить много мяса и пушнины. Старшой стал удивляться, почему у людей такая хорошая охота и стали много носить пушнины и мяса? Ему и на ум не приходило, что Жень живой. Надеялся, что его давно растерзали звери и косточки его по тайге растащили. Не знал он, что дочь снова ходит на свидание с Жень и был доволен тем, что она смирилась со своей судьбой.

– Скоро, дочка, сыграем свадьбу и будешь хорошо жить!

А Шень при встречах говорила возлюбленному:

– Убежим скорее, никогда не буду женой старика, лучше умру!

Жень всю молодую любовь отдавал девушке, прижимая к себе, говорил:

– Далеко бежать ты слаба, близко – нас найдут.

Он согласился бежать к самому синему морю, но Сунь снова узнал, что Жень жив и встречается с сестрой, сказал отцу. Старшой так разозлился, что велел своим головорезам привести живого или мёртвого Жень в поселение. Дочь запер на двадцать замков и десять человек охранять поставил, свадьбу через три дня назначил.

– Теперь поздно, я никогда не буду женой старого шамана, у меня будет ребёнок от любимого, – сказала Шень.

От злости у старшого борода сразу позеленела, брови и волосы на голове тоже стали зелёными. Побежал к шаману, а он как увидел зелёного старшого, испугался, начал заклинание читать:

– Что с тобой, повелитель? Ты весь стал зелёный?

Старшой пропустил его слова мимо ушей, схватился за голову, запричитал.

– Ой-ой! Батюшка шаман! Опозорила дочь меня и весь наш род! Куда мне теперь деваться?!! На люди нельзя показаться!

Рассказал всё шаману.

– Что теперь будем делать?!! Хоть ты возьми её, стыд прикрой!

Шаман разозлился.

– Я тебе раньше говорил, теперь поздно зеленеть из-за пустяков. Я не женюсь на ней! Десяток девушек найдутся лучше, чем твоя Шень. Её нужно вместе с приплодом и женихом увести в самое глухое место. Там где птицы не летают, звери не бывают, люди не заглядывают и живыми закопать. Тех людей, кто их поведёт хоронить, смерти предать, чтобы никому не могли рассказать. Это мой совет.

Выслушал старшой совет шамана и пошёл, понурив голову.

Жень сразу узнал, что приключилось с его любимой. Злость закипела в груди, мускулы напряглись, кровь по жилам как в горной быстрой речке побежала, мозги работали с удвоенной силой. Пробрался Жень в фанзу, где девушка была заперта и стража поставлена. Раскидал стражу, сорвал все двадцать замков, взял на руки Шень и унёс в лес.

Старшой вернулся от шамана домой, увидел разгром, собрал всех своих головорезов, сказал.

– Приведите мне обоих немедленно, не найдёте – сами головами поплатитесь!

Три дня и три ночи шли Жень и Шень, но силы стали оставлять Шень. Жень понёс её на руках, но и его силы ослабли. На четвёртый день нашли небольшую пещеру, залезли туда отдохнуть и оба уснули. Тут их и нашли головорезы. Сонных связали по рукам и ногам и повезли в поселение.

У Жень сердце кровью обливалось – не мог смотреть на мучения любимой. А Шень всё было безразлично, желала только скорой смерти.

Старшой головорезов ждал у ворот, ему уже передали, что беглецов поймали. Когда Жень и Шень сняли с коней и бросили на землю, Шень на отца не взглянула, а Жень сказал:

– Ты, я вижу, мой покровитель, уже позеленел от злости. Но тебе нас никогда не разлучить, наша любовь сильней любой казни. Ты хочешь нас погубить, но мы не помрём! Вечно будем жить и друг друга любить.

Старшой зло поглядел на Жень.

– Я вас такой смерти предам, что ни один человек не будет знать, где ваша могила и никому из людей не позволю вашими именами называть детей.

Шень подняла голову, печальными глазами посмотрела на отца, прошептала:

– Ты, отец, хуже зверя, зверь и тот не погубит своего дитя.

Подошёл шаман с бубном в руках к старшому, спросил:

– Перед тем как этих злодеев смерти предать, я пошаманю.

Жень поднял голову, крикнул:

– Убирайся вон со своим шаманством и заклинаниями. Мы и без тебя любую смерть примем. Мы людям ничего плохого не сделали и они нас простят, а твоего бубна нам не нужно!

Отобрал старшой самых злых подчинённых и велел отвезти к море-океану и закопать там, где птица не летает, зверь не ходит, человек не бывает.

– Выройте одну яму и вместе закопайте!

Люди из поселения послали двух молодых ребят узнать, где упрячут Жень и Шень так,

чтобы никто не знал и не видел этих влюблённых.

Положили злые подчинённые связанных Жень и Шень поперёк лошадей и поехали к морю-океану в сопки. Если бы знали эти десять подчинённых, что они погибнут – уехали бы из поселения, никогда не вернулись вместе с несчастными.

Сколько везли Жень и Шень, нам не ведомо, разыскали глухое место в сопках, выкопали яму, положили живых рядом, не развязывая рук. Быстро закопали и поехали обратно, даже не обернулись на своё жестокое преступление.

А два молодых парня прятались неподалёку в лесу и глядели, как казнили влюблённых. Не успели палачи скрыться, два паренька выбежали и начали откапывать несчастных, а когда откопали, вытащили Жень и Шень из ямы, положили на зелёную траву, послушали – у Жень чуть сердце билось, а Шень была мертва.

Привели в чувство Жень, он спросил, жива ли Шень.

– Нет, она умерла ещё по дороге, когда её везли.

Жень поднял голову, тихо заговорил.

– Мне незачем тоже жить, я умираю, развяжите нам руки и похороните, как положено. Через три года придите на это место, тут вырастут два стебелька в пять листочков, и будут цвести эти стебельки белыми цветочками – это безвинно загубленные наша юность и любовь. Цветы отцветут, появятся красные ягодки – это семена. Это наши дети, наши сердца. Вы сорвите и разбросайте по горам и сопкам, по берегу морскому. Корни выкопайте и отнесите в поселение. Они вам будут давать молодость, здоровье, бодрость и долгую жизнь. Из наших костей вырастет корень жизни. Этим мы вам поможем.

Сказал эти слова Жень и умер. Похоронили друзья, как сказал Жень, честь по чести, рядом с подругой Шень. Поклонились молодые парни на все четыре стороны и ушли обратно в селение.

А старшой уже ждал злых подчинённых далеко за поселением. Налетели на них, словно коршуны, другие жестокие палачи, связали, предали смерти и закопали.

Прошло три года. У старшого голова потемнела, тоска по дочери его мучила, а совесть перед людьми не задевала. Стал только более жестоким, чем был, он себя не считал виновным, а винил Жень. Шаман злился на всех, особенно на молодых девушек и парней. Начал старость нагонять на детей, а на стариков болезнь и смерть.

В такое жестокое время вспомнили два паренька про Жень и Шень. Пришли к могиле, встали на колени, поклонились на все четыре стороны, поклонились могиле, рассказали о горе и печали, что творится в поселении. Глядят, появились два стебелька на могильном бугорке, листочки точно такие, как говорил Жень, сразу распустились белые цветки. Один цветок говорит человеческим голосом.

– Выслушали мы вас. Не радость вас привели сюда, а горе и печаль.

Замолчал один цветок, заговорил другой.

– Подождите до завтра здесь. Вместо цветков появятся семена, они за ночь поспеют, станут красными. Вы семена оборвите и посейте по сопкам и долинам. Пусть наше поколение растёт для бедных людей, для их здоровья и радости.

Другой цветок, что первым заговорил, говорит.

– Нас выкопайте, не бойтесь, отнесите в поселение. Всем бедным и больным людям покажите, люди как посмотрят на корни, так сразу станут здоровыми и молодыми.

Переночевали молодые парни в лесу, а утром снова пошли к бугорку, где лежали два молодых любящих сердца. Подошли, глядят, вместо цветков красные ягодки. Оборвали ягодки, раскидали по горам, сопкам и морскому берегу. Осторожно выкопали два корешка. Корешки похожи – один на девушку, а другой – словно маленький паренёк. Посмотрели молодые парни на корешки.

– Вот это Жень, а это Шень.

Чтобы сохранить и донести до дому свежими, набрали сырого моху, завернули в кору кедра и пошли домой. В поселение пришли через два дня. Стали носить из фанзы в фанзу и показывать бедным людям. Больной поглядит – поправится, старый поглядит – молодость почувствует и бодрость. Молодые парни и девушки не стали раньше времени стареть, стали сильными и здоровыми. Сколько шаман ни заклинал, его заклятия не действовали. Девушки стали красивыми, парни – ловкими и сильными. Но какими-то путями шаман и старшой узнали про корень жизни, приказали:

– Перевернуть всё поселение, розгами всех до смерти избить, но корни принести.

Сколько люди не скрывали корни, но всё же головорезы нашли корни жизни, принесли старшому, он взял их в руки, держит и говорит:

– Теперь я помолодею, а после в печку брошу, пусть согреют мою душу.

Держит в окровавленных руках корни, а корни соскользнули на пол и перед ним, держась за руки, встали Жень и Шень.

Дочь глядит на отца и говорит.

– Теперь, отец, ты нас не сгубишь, наше поколение уже растёт в сопках, горах и около моря-океана. Нас люди будут помнить и благодарить, а мы им будем давать молодость, здоровье и красоту. Ты сначала позеленел, потом побурел, выйдешь из фанзы – превратишься в волчью ягоду, никто тебя не поблагодарит, никто на тебя не взглянет, все будут обходить тебя.

Испугался старшой, выскочил из фанзы и около порога превратился в куст волчьей ягоды.

В это время шёл шаман к старшому поглядеть на корень жизни, чтобы помолодеть и жениться на самой красивой девушке. Возле фанзы увидел куст, говорит сам с собой: «Вроде этого куста здесь не было». Зашёл в Фанзу – нет никого, а два корня на столе лежат. Решил шаман эти два драгоценных корня украсть. Воровски оглянулся кругом и протянул руку, чтобы взять. Перед ним, как из земли, появились Жень и Шень, держатся за руки, Жень говорит:

– Вот мы и встретились, губитель человеческих душ. Ты будешь волком, будешь выть ночами на волчью ягоду.

Испугался шаман, выскочил из фанзы и превратился в волка. Завыл и побежал в лес. С тех пор волк ночами воет, не даёт людям спать.

Пришёл брат Сунь, позвал отца, не дозвался, он даже не заметил волчьей ягоды у крыльца, вышел на улицу, увидел, мать идет. Она ему рассказала про корень жизни, что отец его разыскал. Побежал вперёд матери в фанзу, видит на столе лежат два корешка, только руку протянул, а перед ним встала сестра Жень. Говорит сестра:

– Здравствуй, брат! За всё, что ты для нас сделал, быть тебе медведем.

Следом и мать вошла в фанзу, дочь сказала:

– А матери быть лисой, она хитра и коварна.

Испугались мать и брат, выскочили из фанзы и сразу побежали в разные стороны, один медведем, другая лисицей.

А корень жизни до сих пор живёт у самого синего моря по сопкам и горам на здоровье честным и больным людям, чтобы все были молодыми и здоровыми.

Встреча на таёжной тропе

Ночной холодный и влажный воздух оседал обильной росой на хвою кедров и елей, листья берёз, клёнов и черёмух, лиан актинидии и лимонника, готовую к сенокосу траву, предвещая тёплый солнечный день и обильное выделение нектара у цветущей малины.

Пётр Иванович, надев энцефалитный костюм, резиновые сапоги и непромокаемый плащ, оставшийся ещё от лесной службы, прикрепил к поясу охотничий нож, вышел на дорогу и за вторым изгибом свернул на знакомую зверовую тропу к реке. По ней пчеловод не раз ходил на рыбалку и за грибами. Капли росы играли бриллиантами в первых лучах солнца, неведомой рукой рисуя праздничную картину лета.

Переживания за Дену отошли на второй план, он успокоился, любуясь родной стихией. Тайга просыпалась, под пологом леса светлело. Впереди показалась пойма реки, свободная от деревьев. «Вот ещё один поворот, и там будет виден переход через реку, – вспомнил Пётр Иванович, сбивая перед собой походной палкой росу с травы, – а там, метрах в тридцати от брода, давно упавший на землю ильм».

Дерево лежало на влажной земле. Древесину поразил мицелий съедобного гриба, в жаркую пору он давал обильный урожай плодовых тел, сросшихся друг с другом, цветом нежного яичного желтка.

Пётр Иванович представил уже вкус жаренных с луком грибов на подсолнечном масле с картошечкой, как неожиданный рёв дикого зверя оглушил его и заставил вздрогнуть, волосы встали под кепкой дыбом, а по спине пробежали мурашки. Он вздрогнул и весь сжался в комок, не зная, что предпринять, застыл на месте. В голове зароились мысли: «Может, это медведь нашёл дупло с дикими пчёлами и добирается до мёда, пчёлы нещадно жалят, а он ревёт? Или тот, что украл у Николая улей, расправляется с ними? – подумал пчеловод, слушая лесные шорохи и звуки. – Если занят этим делом, ему не до меня».

Пётр Иванович сделал ещё пять шагов, и снова раздался предостерегающий рёв, уже посильней и с каким-то урчанием.

«Надо было бы ружьё с собой прихватить на всякий случай, палка – это не оружие против медведя, а нож… дело удачи. Это когда на рогатину поднимают медведя, то с ножом идут. А бегущий на тебя зверь – дело гиблое».

Пётр Иванович на всякий случай взял в правую руку нож и снял короб, чтобы кинуть в морду зверя, поднять на ноги, если тот вдруг пойдёт на него. Осторожно оглядываясь, он стоял на тропе, не решаясь что-нибудь ещё предпринять. «Вперёд идти? Смысла нет.

Там рычащий зверь! А!.. Будь что будет!» Он сделал ещё два шага и вновь услышал грозный рёв предостережения.

«Что за чертовщина? Слева, в пойме, должен быть ручей… – поразмыслив, решил: – Поднимусь по склону сопки вверх и обойду зверя, от греха подальше».

Густая роса блестела на траве и листьях колючего кустарника, и Петру Ивановичу очень не хотелось сходить с тропы. «Что же делать? Не лезть же на рожон?» – он повернулся направо в сторону сопки сделать первый шаг, нырнуть в колючий кустарник, как снова поблизости услышал как будто недоброжелательный разговор людей, какое-то озлобленное бормотание. «Откуда тут люди?» – с недоумением подумал он и, оглянувшись в сторону неясного рыка, увидел тигра[1]1
  тигр – пережитыми чувствами от встречи с тигром на тропе поделился директор Лозовского заповедника – Василий Сергеевич Храмцов.


[Закрыть].

До него было метров пятнадцать, может быть, двадцать. Густые высокие заросли папоротника страусопёра скрывали зверя. Верхняя часть ярко-полосатой спины плыла над травой, голова у тигра была опущена, хвост тоже. Тигр шёл, боковым зрением удерживая в обзоре человека и не показывая агрессии.

Пётр Иванович почувствовал, что тигр ведёт себя по отношению к нему так, словно он, Пётр Иванович, для него – обыкновенный трухлявый пень или крупная коряга, и не более. Своё недовольство тем, что человек занял звериную тропу раньше него, а ему, царю тайги, пришлось обходить по мокрой траве, он выказывал то громким рёвом, то как будто бормотанием, то кошачьим урчанием.

Пётр Иванович замер, провожая тигра искоса, избегая встречи глаза в глаза, всем своим замершим видом давая понять, что он миролюбив и не представляет опасности: мол, вот, видишь, какой я хороший. Мол, иди своей дорогой, куда шёл, а я подожду.

Тигр спокойно, на виду, обошёл грибника по кромке леса, свернул на тропу, на которой стоял Пётр Иванович, и вскоре хищник скрылся из вида.

Пчеловод стоял на тропе, глупо озираясь по сторонам и приходя в себя от только что пережитого. Он почувствовал наконец-то, что поджилки ног тряслись от волнения и напряжения, мысли стали приходить в порядок: тигр вышел из урочища, прошёл по старой лесовозной дороге до пасеки, затем свернул на зверовую тропу чуть позже, чем на неё вышел Пётр Иванович, и шёл за ним до самой речки, пока не нагнал. Тогда тигр подал сигнал: дескать, убирайся с дороги, иначе… Видимо, тигр не хотел, как и грибник, лезть в колючий мокрый кустарник.

Пётр Иванович не рад был тому, что так рано сунулся в лес, зная, что в такое время хищник ещё активно промышляет. «И Николай не советовал идти», – вспомнил он.

Пётр Иванович простоял ещё минут десять, проводив тигра, успокоился, что он зверю не нужен. Набрав грибов неподалёку в своём приметном месте, вернулся на пасеку. «Слава Богу, всё обошлось мирно», – шептал он, вспоминая раз за разом встречу с хозяином тайги.