Текст книги "Осенние клещИ"

Я достал свою красавицу «Икспирию» и начал листать адресную книгу. Люся, Настя, Катя массаж, Маша стоматолог, соска мебельный салон, Ира ветеринар… какой салон? Какая Ира? Зачем мне по жизни ветеринар?

Телефон мелко трясся в руке, и мне пришлось положить его на кухонный стол. Иван Николаевич, Таня очкастая, Вован работа, Олег, Амир джакузи, Арзо кафель, Алёна замужем, Макс подвеска. Ага, есть!

– Макс, привет! Это Сергей из …ага, узнал? Слушай, тут такая тема: помнишь, ты рассказывал, как один твой знакомый после укуса клеща… ну… того?

Я старался говорить ровно, хотя самого бил озноб. Может я уже заболел? Это сон. Это просто плохой сон!

– Да, моей родной тётки муж года… года… да лет шесть уже как помер. Съездил за черемшой в мае и поймал эту залупу. А что?

– Да вот, ездили вчера в лес с друзьями. Меня там эта тварь тяпнула. Что делать в таких случаях – не подскажешь?

– Лучше всего – бери эту залупу и иди в травмпункт. На анализ его сдашь, и там определят – заразный он был или нет.

Дьявол! Я машинально посмотрел в сторону ванны и упавшим голосом проговорил:

– А я его смыл! Водой!

– Ну, тогда залупа! Да ты особо не переживай! Сейчас уже сентябрь, а они опасные только в мае и начале июня. Дядю Кешу в самом начале мая, помню, укусил, так того через три дня скрючило как залупу и ничего сделать не смогли. Полежал неделю в «Двадцатке» – и на Бадалык свезли. Диагноз запомнился: вихревой отёк мозга.

– Ясно. Спасибо! Ты меня обнадёжил! – криво усмехнулся я и отключил телефон.

На всякий случай перелистал всю адресную книгу и нашёл ещё какую-то Вику, забитую в мой телефон как медичка. Я хоть режь – не мог вспомнить – что это за Вика такая и в какой области медицины подвизается. Если она с сайта знакомств, то мы с ней вживую могли и не встречаться! На всякий случай набрал номер. Там долго не брали трубку, потом тихий голос прошелестел откуда-то как с другой планеты:

– Алё!

– Это Вика? Это Сергей? Я хотел спросить…

На том конце положили трубку, в ухо застучали короткие гудки отбоя.

– Про залупу я хотел у тебя спросить, овца! – заорал я и через всю квартиру швырнул телефон в подушку, лежащую в изголовье дивана.

Я сидел голый за кухонным столом и чувствовал, как по телу расходится смертельная болезнь. Шея не хотела поворачиваться, и чтобы посмотреть на красивейший закат, мне пришлось развернуться всем телом к окну. Руки тряслись, ноги были как ватные. Я понял, что умираю и что спасти меня уже ничто не может. Я лёг на диван, залез под одеяло, свернулся там калачиком и заплакал. Потом встал, допил остатки коньяка, снова забрался под одеяло и даже не понял как уснул. Мне снились какие-то зелёные кони о шести ногах, которые неслись по снегу и волокли меня в холод и мрак.

* * *

Пятого сентября я проснулся в четыре утра. Мысли были настолько чёткими, воспоминания про укус – настолько свежи, словно я и не проспал десять часов, а только про этого дурацкого клеща все эти часы и думал. Почему именно меня? Так глупо! На пустом месте! А виновата эта тварь! Потащила меня с голой жопой на гору клещей собирать! Хоть бы и ей воткнулись пятеро! И все заразные!

Я понял, что уснуть уже не смогу и залез в Интернет. Почитал там про болезни, которые вызывает клещ и пришёл в полный ужас. Кроме энцефалита эти насекомые, оказывается, являлись разносчиками ещё дюжины разных болячек одна другой смертельнее. Я посмотрел картинки клещей разных видов, дошёл до фото насосавшегося монстра с огромным белым телом и крохотной головкой – и мне стало дурно. Я прополоскал рот остатками вчерашнего кофе, рассосал таблетку валидола чтобы не злить начальство плохими запахами, вышел из дома в шесть утра, поймал такси и поехал в ближайший травмпункт.

Первой моей мыслью после того, как я перешагнул порог этого известного всему правобережью медицинского заведения была: «В городе произошёл теракт!» Стонущие, плачущие, кое-как и абы чем перебинтованные люди сидели вдоль узкого коридора на деревянных откидных стульях, стояли у подоконника, что-то объясняли медсёстрам про вывих лодыжки и сломанный палец. В воздухе стоял запах пота, крови, йода и боли.

– Третий час сижу! Помереть уже проще! – простонала какая-то женщина средних лет с почерневшими губами, поддерживая правую руку левой.

– Помирают на улице! Все кто сюда дополз – останутся живы! Следующий! – раздалось из кабинета хирурга.

Я радикально выбивался из всей этой толпы с пробитыми головами, вывихнутыми ногами и колото-резаными ранами предплечий. На меня упало несколько недоумённых взглядов, но тут всем было ни до кого и ни до чего. Столько боли в одной куче я не видел никогда в жизни, и мне стало стыдно, что лезу сюда с каким-то клещом, который, может, и не заразный вовсе. Неужели тут всегда так?! Так должен выглядеть фронтовой госпиталь, а не городской пункт первой медицинской помощи!

Без особой надежды на ответ я спросил у высокого мужчины в белом халате, который вышел из кабинета с табличкой «Рентген» и проходил мимо меня по мрачному коридору, словно ангел среди страдающих грешников.

– Простите, а с клещом… Меня клещ укусил. Намедни! – вдруг вырвалось у меня странное слово.

Откуда оно взялось в моём лексиконе – я сам не понял. Наверно, это уже микробы так на мозг действуют!

Удивительно, но доктор остановился, нашёл меня взглядом среди несчастных и удивлённо спросил:

– Куда укусил, простите?

– В бедро. Вчера. Я его выкинул. Ну, клеща выкинул.

Слова путались, не хотели выстраиваться в правильные словосочетания и предложения и слетать с языка. У меня получалось собрать их только максимум по двое, и дальше логическая связь между звуками терялась в начинающих воспаляться закоулках мозга. Вся эта обстановка кладбищенской прихожей действовала на меня ужасающе. Я никогда не задумывался, что миллионный Красноярск производит столько случайно пострадавших людей в каждую единицу времени! И ведь по их лицам сразу понятно: они не выживут! Все они обречены, но в последней надежде приползли сюда, чтобы сейчас, вот тут, у меня на глазах начать агонизировать и синеть! То ли дело на моей работе! Как хорошо, что я не медик! Или наоборот – плохо? Ходил бы тут сейчас как у себя дома…

– Страховка есть? По страховому полису мы можем поставить вам укол гамма-глобулина. Если полиса нет, то это стоит, кажется, что-то около девяти тысяч. Пройдите вон в тот кабинет, там вам точнее подскажут!

– Девять тысяч за укол!? – вырвалось у меня.

Я хотел рассказать доктору, что я только что купил машину и денег совсем не осталось. И девять тысяч за укол – это же грабёж! А если денег нет и остался только полтинник на аспирин? Что делать? Сдохнуть? Но врач уже шёл по коридору такой неторопливой походкой, словно пенсионер отправился в ларёк за газетой. И ему пофиг все эти люди! И я ему пофиг! Люди – ладно, но меня-то ещё можно спасти! Они обязаны меня спасти! Я молод и красив, у меня ещё вся жизнь впереди. И вдруг ласты слепить из-за какой-то ерунды! Да вы тут с ума что ли все посходили?

Я робко постучал в указанный мне кабинет с табличкой «7». Потом, не дождавшись ответа, приоткрыл дверь. Прямо напротив двери сидела толстая тётка свирепого вида в очках и белом халате и писала какие-то бумаги. На меня она глянула мельком и продолжила заниматься своим делом. Перед ней на столе горела лампа, лежала гора каких-то бумаг, в темноте кабинета стояла кушетка, ширма и пара табуреток.

– Я про клеща… Укусил клещ…

– Страховка есть? – не отрываясь от рутинной писанины, хорошо поставленным голосом ротного запевалы спросила та.

– Нет. Как-то не думал…

– Прививка?

– Тоже… Нету…

– Когда произошло присасывание? Клеща принесли? – ручка размашисто скользила по бумаге, оставляя за собой какую-то волнообразную линию, не имеющую с буквами даже отдалённого сходства.

– Вчера. Нет.

– Ампула гамма-глобулина стоит отечественная пять семьсот, импортная – восемь восемьсот. В ампуле четыре дозы, но срок хранения – двенадцать часов. Укушенных сейчас почти нет. Или собирайтесь вчетвером или покупайте целую ампулу! Я вам куда его потом спишу? – в голосе прозвучала угроза, и я почувствовал, как у меня от ужаса подгибаются ноги.

Я глянул ей в глаза, но увидел только стёкла очков. Мне предлагали за деньги не автомобиль и не колбасу. Мне предлагали пожить!

– Спасибо, я подумаю! – сказал я, закрывая за собой дверь.

Вышел из больнички, вздохнул полной грудью, обошёл машину скорой помощи, из которой врач помогал выйти пацану в кожаной косухе и жутко избитым лицом, неторопясь дошёл до проспекта, сел в полупустой автобус и поехал на работу. По дороге рассосал ещё одну таблетку валидола. Не потому что боялся Ивана Николаевича, а потому что сердце как-то закололо. Пока ехал – мысль была одна: надо занять у кого-то пять тысяч и купить эту чёртову ампулу! Шанс выжить ещё есть. И дёрнул же меня бес потратить свои последние копейки на то, чтобы заработать такой гемор! Будь проклят весь Овинный, клещ, Юля, Настя и весь персонал травмпункта! Особенно в эту секунду я ненавидел врачей. Коновалы! Плати или подохни! И это – бесплатная медицина! Вместо того чтобы людей спасать – бабло поднимают, коммерсанты херовы!

Подойдя к офису, я остановился и начал вспоминать свои вчерашние мысли. Что-то я хотел сделать сразу как зайду в офис. Но что? Я уже взялся было за ручку двери, как вдруг опустил её и отошёл на пару шагов назад. Машина! Ведь я купил машину и только сейчас вспомнил, что хотел приехать на своей новенькой «Селике» на работу и посмотреть – как облазит Вован! Что со мной? Что с памятью? Что с речью? Неужели микробы уже расплодились внутри меня и теперь проникают в подкорку?

Я машинально сунул руку в карман и вытащил брелок с логотипом «Тоёты». Нажал на кнопочку с цифрой «2». Подождал сам не знаю чего, нажал на «1» и побрёл в офис.

Вован уже вовсю блестел перед шефом чешуёй, бил хвостом и метал икру. Ночью пришла фура с новыми машинами из Новосиба, и этот лысый полугандон суетился так, словно от того – как он разгрузит и подготовит к продаже эти тачки – зависит его жизнь. Впрочем, конечно зависит!

Вован мельком глянул на меня, вдруг остановился и равнодушно спросил:

– Ты хорошо себя чувствуешь? На планёрку так и явишься?

Я не успел сосредоточиться на смысле сказанного. Татьяна Даниловна вышла из кабинета шефа и привычно объявила:

– Мальчики и девочки! Заходим на планёрочку!

Девочек на наших планёрочках не бывало отродясь не считая корреспонденток под новый год, но секретарша почему-то регулярно звала их в кабинет наравне с мальчиками. Мы прошли в кабинет и расселись по своим местам: справа от шефа – Вован, слева – я, дальше шли второстепенные персонажи рангом помельче. Шеф внимательно глянул на меня, потом окинул взглядом остальных, снова глянул на меня и вдруг сказал:

– С каких пор у тебя, Сергей, понедельник стал тяжёлым днём? Что за вид? Выглядишь как ебелдосам от замудонца!

Вован, сидевший напротив меня, хихикнул и покачал головой, глядя мне на шею, как бы соглашаясь с начальником и говоря мне: «А я этому козлу сразу сказал!» Остальные уткнулись носами в свои блокноты, боясь поднять головы. Я не очень понял претензии, но до подсознания уже доходило, что я стою на эшафоте. Я лихорадочно соображал – что же со мной не так, раз шеф заговорил на планёрке первым, не дожидаясь, когда Вован пропоёт свою арию о наших планах на сегодня, на предстоящую неделю, на миллион лет вперёд? То есть я-то знал – что, но как они-то догадались? Почему Даниловна, когда я проходил мимо неё, сделала такое лицо, словно мимо неё прошёл на планёрочку медведь?

– Я… – Я хотел что-то сказать, но увидел, как Вован поправляет галстук и понял: я же без галстука!

Мысль бросилась дальше: я же не побрился! Не расчесался утром после сна! Вообще в ванную не заходил!

– Я… я неважно себя чувствую, – наконец выдавил я и понял, что про клеща рассказать им не смогу, – голова с утра разболелась. Это не от вина. Честно!

Я глянул на Олега, Ваню и Мишу. Сидят себе спокойно. Трезвые. Довольные. Побритые и при галстуках. Клещи их не кусали. Коньяк они вчера не пили. У всех всё как всегда. Один я оказался вдруг чумным.

– Татьяна Даниловна, зайдите на минуточку! – проскрипел шеф в телефон, и как только та появилась на пороге – попросил: – Принесите пожалуйста Сергею аспирин и галстук! У вас, кажется, висели какие-то в шкафчике?

Даниловна закрыла за собой дверь ничего не ответив, а в кабинете воцарилось гробовой молчание. Я мучительно пытался сообразить – что же мне сейчас сказать такое, чтобы не выглядеть идиотом в глазах коллектива. Хотя – плевать мне на коллектив! Нравиться надо сексуальному партнёру и начальнику. Вчера я не понравился партнёру. Сегодня мной недоволен уже начальник! Что же дальше будет?

Через минуту секретарша принесла стакан воды с растворённым в ней аспирином и галстук. Я сначала затянул на шее удавку, а потом уже выпил стакан кислой шипучки.

– Спасибо! Через пять минут я буду в норме! – заверил я блокнот, лежащий передо мной на чёрном столе.

Вован пробубнил свою обычную мантру, мы записали в блокноты то, что должен был сделать каждый до пятницы и разошлись по рабочим местам. Перед окончанием планёрки, когда все уже задвигали за собой стулья, я повернулся к шефу и ломки голосом промямлил:

– Иван Николаевич! У меня вправду такое впервые в жизни! Голова прям огнём…

– На больничный иди раз заболел! Мне тут только инфекции не хватало! – сухо ответил шеф, взял трубку и забыл о моём существовании:

– Алёшеньки! А кто это? А-а, Василий Михайлович? Теперь узнал. Ну, рассказывай! Да спасибо, помаленьку!

Я вышел из кабинета и сразу увидел, как Вован собрал вокруг себя народ около туалета и что-то оживлённо объясняет. «Под меня подкоп ведёт, козья морда! Агитирует почище Ленина! Ишь, ручонками машет! Того гляди – взлетит!» – подумалось мне тоскливо. Хотел пройти мимо и сделать вид, что ко мне это сборище никакого отношения не имеет и я вообще выше всяческих интриг, но тут расслышал речь Вована, и у меня немного отлегло.

– Заказал новый кухонный гарнитур! Мне его поставили и сказали, что мойку надо ждать неделю, пока её отольют. Знаешь, как из гранита. И цена – сто двадцать косарей! В субботу привозят мойку, а я-то на работе. Дома попросил посидеть дочу. Той тринадцать лет, а верзила уже почти с папу ростом! Она им открыла дверь, а сама ушла в комнату. Потом рассказывает мне: слышу, говорит, на кухне что-то бац! Упало! И тишина. Проходит с час наверно. Она решила посмотреть – как там дела идут. Выхожу, говорит, на кухню – мойка лежит на полу разбитая пополам – и никого! Они её как грохнули, так удрали, пидарасы, и теперь я до этой бригады дозвониться не могу. Вчера весь день их набирал, сейчас звоню – абонент временно не на связи. Вечером поеду, буду концы искать. Я им сто двадцать косарей дарить не собираюсь! Вот где головняк-то ещё! И ведь русские что характерно работали!

Народ покивал головами, а я над каждой кивающей головой внезапно увидел бегущую строку: так тебе и надо! И сам подумал: и это ты называешь головняком? Головняк – это когда клещ укусил и теперь три недели ходи и думай: сдохнешь ты от этого или пронесёт? Кстати, мне же надо у кого-то денег перехватить! Стыдно, а что делать! Как же не вовремя я купил эту тачку!

– Ваня, тут такое дело… – завёл я разговор с Ваней, когда тот остался в коридоре один, – я тачку взял, и вдруг резко деньги понадобились. Не перехватишь мне пятёрку до зарплаты?

– Извини, всё потратил! Осталось две сотки и холодильник пустой! – сделал тот честные глаза.

«А если найду, тварь? Ты же сегодня только на обед три сотни в пиццерии спустишь!» – так и просилась из меня фраза, но я только молча покивал и пошёл ловить Олега.

– Олег, тут такое дело… Пятёрку не займёшь до зарплаты? Я тачку…

– Извини, Сергей, но ко мне завтра Тоня приезжает. Надо встретить человека, в театр хотим сходить, а денег – ну вообще в обрез!

«Какой театр для этой дуры колхозной? Борща ей свари со свиной лыткой, налей стакан, пошоркай и выгони к чертям! Сучёныш! Ещё в пятницу наверняка бы сразу метнулся к матери и занял бы для меня хоть полтинник! Мать у него через два дома живёт и директором универмага работает. А сегодня я для него словно уже и не начальник, а труп ходячий!» Но я снова ничего не сказал, посмотрел в сторону Миши, и по его хитрому взгляду понял, что тот уже в курсе и заготовил для меня какую-то железобетонную отмазку. «Можно не просить?» – подумал я в сторону Миши, и снова прочитал по его мысленной бегущей строке: «Хрена тебе лысого вместо денег!»

День прошёл как в плохом сне. Все чем-то были заняты, все куда-то звонили, ездили, смеялись, а я словно выпал из жизни. Делал вроде бы всё так как всегда, но смысл происходящих вокруг меня звуков и событий терялся на подступах к подкорке. Я постоянно зевал, чего со мной на работе не случалось прежде никогда. Мозг был занят совсем другими проблемами: где взять пять тысяч и как узнать: болен я или нет? Едва дождавшись окончания работы, я сдал Даниловне казённый галстук и вышел на улицу. Лил настоящий осенний дождь, а я конечно же оказался без зонта и плаща. Ну что за невезуха! Мимо меня проехал Вован, на секунду притормозил и спросил – в какую мне сторону? Я ответил, что на правый берег.

– Не, я в Северо-Западный поехал. Эти пидарасы где-то там обитают. Найду – порву на тряпки! Сто двадцать косарей отдал за раковину! И ведь русские! Я в другой раз таджиков найму!

Мимо прошёл Олег. Конечно же в ветровке и под зонтом. Глянул на меня и мельком заметил:

– Вчера прогноз погоды слушал. На три дня, говорят, зарядил. Хорошо, что на выходных погода стояла классная! Денёк погожий ухватили! Отлично съездили! Поехал Тоню встречать!

Он словно и не заметил, что я стою под холодным дождём в костюме за пятнадцать штук без зонта и трясусь от холода! Ну что за люди у нас в фирме работают! Повыгонять всех к чёрту!

Приехав домой, я зашёл в прихожую, включил свет и посмотрелся в зеркало. На меня смотрел какой-то чужой человек в мокром пиджаке, со спутанными мокрыми волосами, в заляпанных грязью брюках и полуботинках, в которых чавкала вода. И главное – взгляд этого человека был абсолютно не похож на тот вызывающий, вечно бодрый и весёлый взгляд, к которому я привык. В комплект к такому взгляду обычно идут сутулая спина, мешки под глазами, седые виски и трость. Я вгляделся в отражение получше в поисках седины. Нет, пока вроде бы не просматривается. Просто мокрые русые волосы и капли воды, катящиеся по лицу. Жалкое зрелище!

Весь вечер я приводил в порядок костюм: застирывал, сушил, гладил. Потом нашёл галстук и, наконец, повесил готовый комплект в прихожей. Потом пытался звонить разным людям с целью подзанять деньжат. Никто не дал ни копейки, и после четвёртого звонка я прекратил это унижение. Все разговоры начинались и заканчивались одинаково: привет, как дела, давно не виделись, что нового, дай денег, нету денег, всем удачи. Перед сном я полазил по Интернету и выяснил, что есть дешёвый заменитель гамма-глобулина под названием йодантипирин. Правда, это был не совсем заменитель, а так, мёртвому горчичник, зато стоил всего три сотни. Я прикинул остатки денег и время до аванса. На десять дней четыре тысячи. Нет денег даже на бензин для своей новой тачки, будь она неладна. За аренду бабкиной хаты узбеки отдадут халявную десятку тоже только в районе пятнадцатого. Стоп! А не тряхнуть ли мне арендаторов, чтоб пораньше заплатили?

Уже буквально валясь с ног, я почти в полночь позвонил узбекам, но трубку так никто и не взял. Засранцы! Все только и мечтают о моей смерти! Завтра надо будет зайти к ним в ларёк и вытрясти десятку на две недели раньше срока.

* * *

Шестого сентября, во вторник утром, я зашёл перед работой в аптеку и попросил йодантипирин.

– Извините, но пока нет. Всё разобрали. Сезон, знаете ли. Следующий раз к нам будет привоз лекарств двенадцатого числа. Мы уже заказали, так что приходите!

Я проклял всё на свете, и, приехав на работу, заказал лекарство с доставкой на дом по Интернету. Там пообещали привезти вечером домой за почти пять сотен. Грабители! Везде грабители! Я кормлю грабителей! Мне приставили клеща к пузу и требуют денег! Именно потому я не беру кредиты. Никакие и никогда! Потому что там, за стеклянными окошками, мило улыбаясь, сидят самые страшные грабители! Такие грабители, что я готов скорее рискнуть здоровьем, чем брать у них деньги под немыслимые проценты. Я сам впариваю машины в кредит и прекрасно знаю всю эту кухню. Это не они меня кредитуют! Это я их кормлю!

Вечером я навестил узбеков. Они жарили шашлык в шашлычной и поклялись, что сегодня денег у них уже нет, поскольку купили мясо и масло на два года вперёд. Я пригрозил им, что выгоню из хаты или подниму оплату. Они пообещали завтра к вечеру найти хотя бы пять тысяч.

Уже около десяти вечера привезли йодантипирин, и я тут же проглотил лекарства вдвое больше положенного. Каждую секунду, даже во сне, я вслушивался в свои внутренние ощущения, готовясь, пусть неосознанно, к самому худшему. И почему-то уже почти не вспоминал и не проклинал ни клеща, ни Юлю, ни коттедж. Мозг смирился с действительностью и жил только надеждой на то, что клещ был не заразный. В Интернете я прочёл, что некоторые заболевают сразу после укуса – и это почти всегда заканчивается плохо. Некоторые – через две—три недели, и тогда болезнь лечится, хотя иногда человек остаётся инвалидом. Никаких симптомов болезни я пока не чувствовал и больше всего напрягало именно то, что постоянно, каждую секунду, ты думаешь только об одном: не болит ли голова? Не полезла ли температура? Не покраснело ли место укуса?

* * *

Седьмого сентября вечером я заехал к узбекам и содрал с них пять тысяч. Я злился, грозил и ругался, но больше они мне так и не дали. Делали круглые глаза, выворачивали карманы, показывали пустые столики и жаловались, что летом место стало совсем не доходное, поскольку народ предпочитает посиделки на набережной. Я в последний раз чертыхнулся, пересчитал всю наличность – получилось около восьми тысяч – и, решив, что на отечественную ампулу мне хватит, поехал в знакомый травмпункт.

Та же медсестра сидела на прежнем месте.

– Разрешите? Я вот насчёт гамма-глобулина! Отечественного! От клеща.

– Отечественного нет, вчера последнюю ампулу распечатали. Есть только импортный. Будете брать?

– Блин! У меня денег не хватит! У меня только семь восемьсот. Может, как-то договоримся и я вам потом принесу? У меня зарплата пятнадцатого – и я вам сразу принесу! Я клянусь! Могу вам паспорт в залог оставить! Или права! Ведь от этого моя жизнь зависит, поймите!

Я не говорил, а стонал! Молил! Смотрел в отсветы лампы в очках и умолял эти бездушные стёкла мне помочь.

– Вы где работаете? – вдруг с участием в голосе произнёс этот робот, и я почувствовал, что лёд в её душе растаял и мои мольбы услышаны!

– В автосалоне. Я продаю машины, – услужливо произнёс я, понимая, что спасение уже рядом.

– Давайте сделаем так: – ласково проворковала она и вдруг рявкнула: – Вы мне даёте машину из своего салона, а деньги я вам как-нибудь потом верну! Как вам такой вариант? А в залог я вам оставлю свой халат. Я каждый день выслушиваю одно и то же! Выйдите из кабинета и не мешайте работать! Ампула стоит восемь тысяч восемьсот рублей! Там четыре дозы! Вчера приходил один человек с клещом. Может и сегодня кто-то придёт. Можете сесть в коридоре и подождать если хотите. Если вам повезёт – укусят ещё кого-нибудь.

Я молча вышел из кабинета и встал у стены. Мыслей в голове не было ни одной. У меня есть шикарная квартира! Отличная машина! За мной бабы бегают как кошки, почуявшие валерьянку! И у меня не хватает одной тысячи рублей для того чтобы сделать укол, от которого, возможно, зависит моя жизнь! Это не укладывалось в голове. Это разрывало душу чудовищной несправедливостью и абсурдностью ситуации. Хоть иди к Торговому Центру, садись там у церкви и проси милостыню! Миллионный город не может изыскать одну тысячу рублей, чтобы помочь ни кому-то, а мне! Мне!

Рядом освободилось место, я сел и тупо уставился в стену. Чего я ждал – непонятно. Больные приходили, их привозили и поддерживали под руки, они стонали, плакали, матерились и дышали перегаром, кидались с кулаками на врачей и падали в обмороки. А я сидел и продолжал чего-то ждать. От злости мне не хотелось ни есть, ни пить. Я буравил взглядом крашеную масляной краской стену, и слёзы наворачивались на глаза. Я доставал носовой платок, сморкался, вытирался и продолжал сидеть. Потом вдруг вспомнил, как бабушка часто говорила после первого инфаркта: «Ну, вот! Скоро умру, Серёженька!» А я втайне думал: «Ну вот! Скоро эта хата станет моей и я, наконец, приведу в неё Ирку из второй группы!» А кому перейдёт моя нынешняя хата в случае, если умру я? Отцу? Вот позвоню ему сейчас и скажу: «Скоро я умру!» А он такой в ответ: «Давай! Только ключи от хаты соседке оставь, чтоб мне потом двери не ломать!»

– Молодой человек! Вы ещё тут? Укол ставить будем? Пришёл ещё один типа вас. Ампулу на двоих брать будете? Это по четыре четыреста тогда получается с человека!

Я сначала не понял, что это обращаются ко мне. Робот в очках стоял в дверях, направив окуляры в мою сторону, и до меня наконец дошёл смысл сказанного. Рядом с медсестрой стоял дед годов семидесяти пяти, засохший и небритый, в пахнущем дымом буром таёжном костюме выпуска конца семидесятых. Я встал и понял, что у меня сильно затекли ноги. Сколько же я тут просидел?

Я прошёл в кабинет. На столе стояла стеклянная посудина, в которой шевелило лапами знакомое мне насекомое. Судя по огромному брюху – оно питалось дедом не один день. Я отвёл глаза и полез в кошелёк.

– У вас когда было присасывание клеща? – снова спросила меня женщина в белом.

– В субботу, – доставая деньги, вяло ответил я.

– Так вам какой смысл глобулин ставить? Он эффективен в первые трое суток после укуса, а сегодня уже восьмое число началось!

– Восьмое? – переспросил я, достал смартфон и глянул время и дату: «00:58. Восьмое сентября».

– Действительно. Восьмое. А укусил третьего. Смысла нет? – спросил я, чувствуя, как надежда выжить улетучивается, как спирт с ваты.

– Ну, я поставить-то могу, но надо вам было раньше приходить!

– Я приходил. А вот этот, – я кивнул на деда, – припоздал. Ставьте!

Я отсчитал деньги. Дед, матерясь сквозь зубы и вспоминая СССР, отслюнил свою половину суммы, потом мы назвали свои имена, фамилии и адреса, медсестра достала из холодильника ампулу с порошком, ловко отломила носик, чем-то развела порошок, сделала укол сначала деду, потом взяла другой шприц и ткнула в задницу мне. Стало очень больно, но я стиснул зубы и решил не жаловаться.

– Посидите в коридоре, никуда не уходите! Сейчас я заполню бумаги и вам отдам.

Мы вышли в коридор. Пациентов в такой поздний час оставалось немного: один бомж сидел по привычке на полу и держался за разбитый нос, да взбудораженный молодой отец моего возраста бегал по коридору с годовалым малышом на руках. Оба при этом громко орали. Мальчик – от боли, а отец – про то, что его ребёнок упал со стула и сломал ручку. Через минуту они скрылись за дверями кабинета, потом прошли в рентген, потом обратно в кабинет, и через пятнадцать минут отец вынес зарёванного сынишку с гипсом на предплечье.

– Точно перелом! Всё! Мама меня завтра прибьёт! – горестно посетовал мне папаша.

В кабинет к хирургу, держась за стену, потянулся бомж с разбитым носом.

Дед, вонявший костром, и я сидели рядом как родные. Как-никак – в нас теперь текла одна ампула!

– А я думаю – прыщ соскочил на жопе или фурункул? – задумчиво забубнил дед. – Там же не видать! А это эвон чё! Хотел выдернуть – шиш! Прилип, тварюга! С Рябинино пока добрался! Ну а тебя как угораздило? Не болеш ишшо? Девять тышш за укол! Охренели, падлы!

Я открыл было рот ответить, и вдруг осознал, что этот дед – единственный, кто поинтересовался моим самочувствием и знает мою тайну! Ни отец в своём Норильске, ни шеф, ни Юля, ни Настя понятия не имеют о моей проблеме. И если я начну изливать перед кем-то душу – все просто раскроют над собой зонтик, сядут в свою машину и скажут: а над нами не капает! У нас всё прекрасно! Ах, у тебя проблема? Прости, друг, но она нас никаким боком не касается! Кто же виноват в том, что тебе так плохо и одиноко сейчас, и единственный, кому ты можешь рассказать о своей проблеме – вот этот дед, которого ты знаешь всего полчаса и с которым ты сейчас навек расстанешься? Кто виноват, что в этой жизни ты нафиг никому не нужен?

– Возьмите!

Надо мной стояла медсестра, протягивая нам с дедом какие-то квитанции. Я машинально сунул бумажку в карман и поднялся.

– Как чувствуете себя после укола? – спросила женщина в белом.

– Нормально, спасибо! – рассеянно ответил я, и дед согласно кивнул.

– Инкубационный период – три недели! Если вдруг в течение трёх недель с момента укуса начнёт подниматься температура или заболит голова – сразу вызывайте скорую помощь! – приказала нам медсестра, а потом повернулась к деду: – Вы позвоните через пару дней! Я пока не знаю – как скоро анализ вашего клеща сделают. Сейчас вся лаборатория в отпусках.

– Понятно! – ответили мы с дедом, вышли на улицу, трижды сплюнули через левое плечо, пожали друг другу руки и побрели по домам.

* * *

Восьмого сентября, в четверг, мне позвонила Настя. Зная Настину натуру, я ждал этого звонка и потому не был особо удивлён, заслышав сигнал своего смартфона и увидев на экране Настю в чём мать родила: я снял её спящую у себя дома месяца полтора назад. С экрана на меня смотрели две огромные дойки, запечатлённые на двадцати мегапикселях так, что у меня от воспоминаний захватило дух. В момент звонка я сидел в офисе и гонял пустой чай с крохотными казёнными карамельками, которые лежали в огромной вазе в форме бокала на стеклянном столике, за которым посетители ждут менеджера по тем или иным делам и вопросам. Денег на тот момент у меня почти не осталось, поэтому на обедах я решил сэкономить. Пять сотен я забросил на транспортную карту чтобы не ходить пешком полтора часа в один конец на работу и обратно. Пять сотен отдал за мобильную связь. Набрал чая, сухарей, десяток яиц и китайской лапши. Хотел заправить машину и приехать на ней, но передумал: если я ещё вдобавок ко всему попаду в аварию, то тогда точно смерть! Оставил полторы тысячи «про чёрный день», как говорила моя бабушка. После смерти бабушки у неё осталось столько денег про этот самый день, что буквально через месяц я сдал на права и купил на них свою первую машину. Бабуля, правда, хотела, чтобы на эти деньги я поставил ей памятник и справил свадьбу, но руки у меня не дошли ни до того, ни до другого. А теперь уже отец обещает приехать в отпуск и сам поставить памятник. Он обещает это сделать уже шесть лет. Каждый отпуск он с семьёй проводит на югах: лечит детей и купает в тёплом море жену, которую я не видел вообще ни разу. А у бабушки на могиле вот уже десять лет ржавеет стандартная жестяная коробка. Ей не к спеху. Это у живых время лимитировано.