Текст книги "Вращая колесо Сансары"

Глава 4

Фанаты прознали, где остановились Битлы, поэтому неудивительно, что напротив входа в гостиницу «Москва» постоянно тусили группки молодых людей. В основном, понятно, старшеклассники и студенты. Для первых учебный год только-только завершился, и сегодня, 1 июня, они с чистой совестью торчали возле отеля. Вторые ещё до конца июня, по идее, должны сдавать сессию, защищать курсовую и дипломную работы, а там можно и в составе стройотряда куда-нибудь отправиться, заработать на карманные расходы. Но, видно, самые отчаянные на всё плюнули ради своих кумиров, в надежде лицезреть их во время выхода из гостиницы и отправки на Стадион им. Ленина.

Наивные… Они бы уже по мизерному количеству милиционеров могли бы догадаться, что и Битлы, и мои ребята вместе со мной покинут гостиницу через служебный вход, к которому подадут автобус. В «Лужники» мы отправимся одним рейсом, и у поклонников будет возможность увидеть ливерпульскую четвёрку только через автобусные окна. Если, конечно, те не задвинут занавесочки. Надеюсь, не станет всё же легендарный квартет прятаться от своих советских поклонников, хотя бы ручками помахать соизволят.

Своих «серпасто-молоткастых» музыкантов я встретил в фойе, где они уже сидели наготове в обнимку с инструментами. Диана о чём-то трепалась на английском с приставленным к нашей группе и Битлам куратором – мужчиной неприметной внешности с усиками и выбритыми до синевы щеками и подбородком. Отдалённо он напомнил мне Джохара Дудаева. Почему-то мне показалось, что куратор имеет отношение к органам, которые себя предпочитают не афишировать. Прислушавшись, я понял, что наша лидер-гитаристка интересуется стадионом, на котором предстояло выступать сегодня вечером. Мне-то всё недосуг было объяснить, мол, стадион и стадион, 100 тысяч вроде как влезают при желании.

– Как вы, готовы? Пообедать успели?

На мой вопрос все ответили утвердительно. Куратор добавил, что ждём Битлов, они должны спуститься с минуты на минуту.

– А что, кстати, с культурной программой для английских гостей? – по-русски спросил я собеседника. – Нет информации о ней?

– Насколько я знаю, завтра и ваш коллектив, и The Beatles осматривают Третьяковскую картинную галерею, затем намечена экскурсия в Кремль с посещением Оружейной и Грановитой палат, а вечером их ждут на правительственном концерте Дважды краснознамённого академического ансамбля песни и пляски Советской армии имени Александрова, – отчеканил куратор.

– В Оружейной палате, говорите, побывают… А что, дадите Джону Леннону шапку Мономаха примерить? – с самым серьёзным видом поинтересовался я. – А то он мне уже все уши прожужжал об этой шапке.

Куратор, похоже, мою шутку воспринял всерьёз. На его доселе непроницаемом лице появились признаки растерянности.

– Это ценный экспонат, кто же разрешит…

– Ну, нет так нет, – успокоил я его. – Как-нибудь объясню Джону, хотя всё равно расстроится парень. А что, на концерте хора Александрова, раз уж он правительственный, ожидаются высшие лица партии?

– Не имею информации, – нахмурился куратор, вновь включив чекиста.

Хм, думается, в звании он никак не меньше майора, вряд ли капитан или тем более лейтенант так свободно владеют английским, да ещё и удостоились бы чести сопровождать всемирно известный коллектив. Хотя хрен их знает, это же такая контора, там может быть что угодно.

О, а вот и Битлы пожаловали со своим продюсером. Кстати, в следующем году его не станет, умрёт от передоза то ли наркотиков, то ли снотворного. Лучше о его грядущей кончине не думать, всё равно ничего не изменишь. Уже сейчас, когда Битлы решили на какое-то время отказаться от выступлений, у Эпстайна начались затяжные приступы депрессии. Дальше всё будет только хуже, и я всё равно ничем ему помочь не смогу.

А сейчас надо сосредоточиться на предстоящем выступлении. Жаль, что не получилось договориться насчёт Иванова-Крамского и Каширского, я с ними тоже с удовольствием отыграл бы. Ну или хотя бы в качестве зрителей их пригласил. Но первый с семьёй в отпуске на курорте где-то в Карпатах, а у второго гастрольное турне с оркестром по странам социалистического содружества.

Дорога до стадиона не преподнесла особых проблем. Фанаты перед гостиницей слишком поздно сообразили, что за автобус выезжает с внутреннего гостиничного двора, а когда до них дошло и они кинулись было следом, мы уже сворачивали на проезжую часть проспекта Маркса.

Площадь рядом со стадионом к нашему появлению была заставлена изрядным количеством автомобилей, при этом огорожена мобильными металлическими ограждениями, состоящими из секций. Подумалось, что при желании толпа в момент снесёт эту преграду, не помешало бы увеличить число сотрудников органов правопорядка. Но пока народу собралось не так много, и милиции без особого труда удавалось сдерживать отдельных особо рьяных граждан.

Мы прибыли одни из последних, после нас подъехали только Утёсов, чьи музыканты уже были переодеты и настраивали инструменты, да Зыкина. Людмилу Георгиевну сопровождала Фурцева. Об их дружбе в моё время не знал только совсем далёкий от культуры человек, да и сейчас женщины не скрывали свои тёплые отношения. Не знаю уж, что их связывало, на какой почве они сблизились, но факт был налицо.

Для относительно молодых исполнителей сильного пола, в число которых входили Магомаев, Кобзон, Хиль, моя группа и так далее, в качестве гримёрки выделили одно огромное помещение с гримировочными столиками и зеркалами. Для женской части – аналогичную комнату. Отдельных гримёрок удостоились фигуры типа Шульженко, Зыкиной, Гуляева, Утёсова и Рознера, тогда как оркестры двух последних, например, кучковались в общей зале. Здесь же тусили и аккомпаниаторы других выступающих сегодня вечером.

При этом чуть ли не половина дымила кто папиросами, кто сигаретами, но организаторы на это взирали сквозь пальцы. Так что вскоре у меня появилось желание выйти продышаться в коридор, где мимо меня тут же просеменил главный режиссёр фестиваля Иосиф Туманов.

– Только бы не было дождя, – бормотал Иосиф Михайлович. – Только бы не было дождя…

Н-да, дождь нам и в самом деле совершенно ни к чему, хотя вроде синоптики обещали ясную погоду. Стадион не был оборудован ни раздвижной, ни стационарной крышей по примеру многих спортсооружений будущего, так что современным людям приходилось стоически терпеть капризы погоды. Ну да для настоящих фанатов крутой музыки, думаю, даже ливень не помеха. Вон как споро билеты раскупаются!

Как я и предполагал, после того, как по Москве были расклеены новые афиши, к кассам стадиона выстроились километровые очереди, и всего за два часа все оставшиеся билеты – как корова языком слизала. Когда начался ажиотаж, поступила команда продавать не больше пяти билетов в одни руки, но спекулянты и тут сумели урвать свой кусок. И теперь, как мне доложил Миха, в окрестностях стадиона можно было встретить людей, прячущих глаза за тёмными стёклами очков, которые предлагали билет на фестиваль в три, а то и в четыре цены от номинала, составлявшего 5 рублей.

На стадион пока никого не пускали, кроме участников фестиваля, техперсонала и разного рода ответственных лиц. Предстояло опробовать звук, а на поле уже вовсю репетировали дети, участвовавшие в хореографической композиции. Открывавшему фестиваль Эдуарду Хилю и его музыкантам пришлось подождать, пока детишки разбегутся, после этого они проверили звук. Техники и звукорежиссёр нам попались отменные, всё уже было отлажено так, что музыкантам оставалось только настроить свои инструменты.

Моей же группе, Битлам, «Апогею» и Адель предстояло выступать во втором отделении, но оно начиналось без антракта с выхода Адель, а значит, не будет возможности опробовать аппаратуру. Однако все мы, включая ливерпульскую четвёрку, также подтянулись до начала концерта, чтобы тоже примериться к звуку.

Когда мы возвращались назад, в подтрибунном коридоре меня нагнал Магомаев.

– Егор, ты представляешь, всю ночь почти не спал, репетировал под фортепиано твою новую песню, – сказал он, моргая воспалёнными то ли от дыма в гримёрке, то ли от недосыпания глазами. – Это же… Не знаю даже, как сказать, но я бы с огромным удовольствием исполнил её сегодня на фестивале. Как жаль, что ты не предложил мне её хотя бы месяцем раньше.

Это он так о Confessa, которую я ему вчера на генеральной репетиции подогнал. У меня там за кулисами параллельно организовался свой конвейер из моих клиентов. Тайком от Туманова приглашал по одному в комнатушку, которую мне любезно выделило руководство ДК, и под аккомпанемент весьма подержанного, но более-менее настроенного рояля знакомил со своими сочинениями. Пришлось всё делать в экспресс-режиме, чтобы не спалиться, предварительно договорившись с администратором Дома культуры, оказавшимся поклонником не просто футбола, но московского «Динамо». На моё счастье, артисты подобрались понятливые, мысль схватывали на лету, управлялись за 10 минут, после чего я вручал им ноты и отправлял восвояси, а сам без лишней шумихи приглашал следующего. Так что генеральная репетиция для меня прошла с двойной выгодой, а для исполнителей моих песен тем более. Недовольных не было, все от меня уходили счастливыми. Согласитесь, что для артиста может быть лучше, чем подаренная ему песня, да ещё обречённая на успех?!

Неудивительно, что с утра пришлось заскочить в ВУОАП зарегистрировать очередную порцию моей творческой отрыжки. В том числе Hope of Deliverance, которую я также тайком презентовал Полу Маккартни. Песня из его будущего, которую он исполнит на четверть века раньше. Пел я ему, правда, под гитару, фортепианные звуки, как мне казалось, не слишком облагораживали данную композицию. Полу вещь понравилась, он с радостью принял ноты, но всё же обещал посоветоваться с парнями. Для сольных альбомов главный мелодист Битлов, похоже, ещё не созрел.

Стрелка неумолимо приближалась к 19 часам, и стадион, по заверениям Туманова, был уже заполнен до отказа. Во всяком случае, открытые для зрителей секторы, кроме того, что находился за сценической площадкой. Здесь, как и на «Уэмбли», сообразили, что незачем публику рассаживать в спину выступающим. Но, в отличие от лондонского шоу, на поле перед сценой зрителей не пускали, его берегли к матчу с французами. Но на заполненных секторах сидели столь плотно, что как раз 100 тысяч туда, по моим ощущениям, и втиснулось.

Хореографическую композицию, которой открывался фестиваль, я не видел, как, впрочем, и большинство участников фестиваля, готовящихся к выступлению в индивидуальных и общих гримуборных. Разве что снаружи доносились отголоски бодрой и жизнеутверждающей музыки.

Ну а затем началось… Артисты выходили на сцену один за другим, но им аплодировали довольно вяло, и всё громче раздавались требования явить народу представителей так называемой «новой волны». То есть Адель, «Апогей», S & H и, само собой, The Beatles. Понятно, что заслуженным и народным такая ситуация не очень нравилась, они возвращались со сцены мрачные, да и мои протеже – Кобзон, Хиль, Магомаев и прочие – не особо радовались приему 100-тысячного стадиона. А Утёсов, шагая по коридору, так и вовсе матерился на чём свет стоит. Я с перепугу предпочёл юркнуть обратно за дверь, чтобы не попадаться ему на глаза. Ведь как ни крути, именно с моей подачи на фестиваль были приглашены коллективы, появления которых всё неистовее требовала публика. Но это вообще-то вопросы к организаторам. Думать надо было, когда список составляли, соберётся ли на стариков стадион. Хотели, как на «Уэмбли»? Ага, только там выступали представители популярных у молодёжи музыкальных течений. Не исключено, что к старости я стану больше слушать «Тёмную ночь» или «Издалека долго», помню себя престарелым Лозовым, который с бутылочкой пива в руке не без удовольствия смотрел по телевизору выступления звёзд прошлых лет. Но пока я в теле молодого Егора Мальцева, и меня, и моих поклонников привлекает музыка другого плана.

И когда наконец Адель в великолепном тёмно-синем платье с серебряными вставками вышла на сцену, открывая вторую часть концертной программы, стадион буквально взорвался воплями восторженных зрителей.

 
Я… искала тебя… годами долгими…
 

– начала Адель под рёв обезумевшей толпы.

Затем исполнила «Не отпускай», в которой мне когда-то пришлось заменить слова «мама Америка» на «снова истерика». После чего, вполне собой довольная, послала толпе воздушный поцелуй и покинула сцену.

– Молодец, ты просто порвала зал… вернее, стадион, – похвалил я сияющую Ольгу, чем вызвал у стоявшей рядом её мамы широкую улыбку.

– Егор, спасибо вам огромное! – прижав руки к груди, выдохнула Нина Константиновна. – Если бы не вы…

Казалось, она сейчас расплачется от переполнявших её эмоций. Понятно, такой аудитории у её дочери никогда не было, а тут ещё на соцстраны трансляция идёт.

– Ваша дочь – настоящий талант, ей спасибо скажите, – успокоил я маму Ольги-Адель.

Тем временем уже «Апогей» выдал первые аккорды песни Hard Day’s Night. Весьма в тему, народ как раз отмечал на стадионе вечер трудового дня. Как-никак, многие заявились на фестиваль после работы или учёбы, учитывая, что 1 июня у студентов ещё отнюдь не каникулы. Следом народ – в основном из тех, кто затёр до дыр пластинки «Апогея» – принялся подпевать песням Can’t Buy Me Love и Back In The U.S.S.R. А меня всё это время не покидало чувство, что на сцене работает кавер-группа, исполняющая битловский репертуар.

– Дорогие друзья! – снова стала объявлять ведущая, ещё молоденькая Анна Шатилова. – Дорогие друзья, а теперь на эту сцену поднимется коллектив, чьи песни больше известны в Англии, чем в Советском Союзе. Однако вы их тоже наверняка слышали… Нет-нет, это не The Beatles, они обязательно выступят, но чуть позже. Это ансамбль, – она скользнула взглядом в свой листочек, – Sickle & Hammer.

Дальше под вопли публики последовало небольшое представление меня, любимого, как автора популярных в стране песен «Шумят хлеба», «Нежность», «С чего начинается Родина» и так далее. Ну и о футбольной ипостаси Шатилова упомянула. Только после окончания этого ликбеза я, мысленно крестясь, пропускаю музыкантов вперёд, напутствуя их шлепком по спине – Диану скорее погладил, – сам же поднимаюсь последним. Энергетической волны с трибун достаточно, чтобы живо вспомнить происходившее прошлой осенью на «Уэмбли».

«Эс энд Эйч!» – скандировали зрители, и я не удержался, чтобы не вызвать у публики новый всплеск эмоций, помахав всем рукой. В том числе занимавшим места в VIP-ложе Шелепину с семейством и Фурцевой с дочерью, которых я неплохо видел со сцены. Там же пристроился Суслов, вон бровастый Брежнев, рядышком вроде Косыгин, ещё кто-то, наверняка из больших дядек, чьи лица мне были не очень хорошо знакомы. До последнего ведь держали в тайне, приедут или нет члены советского правительства на концерт, более-менее были уверены только в появлении английского посла в СССР. Опять же, всё как на «Уэмбли», только в зеркальном отражении. Разве что королевы у нас нет.

За нашей спиной на тросиках медленно опускаются огромные перекрещенные серп и молот. Без лампочек, но и так нормально.

Ну что, вдарим роком по русскому бездорожью?!

И мы вдарили… I surrender! подпевал, казалось, весь стадион. Затем под то ли спички, то ли зажигалки, как на «Уэмбли», он внимал психоделической Stairway to Heaven. Большинство наверняка не понимали слов, но тут можно и одной музыкой насладиться. Ну и на закуску (как мы тогда думали) All you need is love с духовиками Утёсова, и вновь стадион подпевает, ещё мощнее, чем на I surrender!.

Раскланиваемся, благодарю зрителей, собираемся освобождать сцену для хэдлайнеров шоу, и Шатилова уже на низком старте со своей папочкой, но заведённый стадион нас не отпускает, требует продолжения. Мы бы и рады, но регламент…

И тут меня в очередной раз торкнула моя наглая самоуверенность, видно, по наследству от Лозового досталась. Я говорю в микрофон:

– Спасибо всем огромное ещё раз за поддержку! Там, за кулисами, своего выхода ждут парни из The Beatles. Но я думаю, они не обидятся, если мы задержимся на пару минут, чтобы исполнить вам ещё одну недавно написанную песню. Она называется Zombie. Что значит это слово, со временем узнаете, но уверен, вам песня придётся по вкусу.

Стадион, судя по единому воплю, был не против, и я кивнул Диане, приглашая её к центральному микрофону. Эту позаимствованную у The Cranberries вещь мы репетировали аккурат накануне моего отлёта в Москву, и на прощание я дал участникам своего коллектива задание довести её исполнение до совершенства. Пела Диана так, что её гортанное тремоло в припеве на слове zombie меня приятно удивило. Сделала по моей просьбе всё так, как было в оригинале у Долорес О’Риордан. Помню, закрыв глаза, я вообще не нашёл никаких отличий, опираясь на свои слуховые воспоминания. Н-да, повезло мне с моими музыкантами. Басист голосит что есть мочи, и лидер-гитаристка не отстаёт. Может, нам замутить что-нибудь типа Bohemian Rhapsody с многоголосьем? То-то поклонники удивятся очередному нашему закидону.

А между тем Диана закончила первый куплет о бомбах и прочей хрени и начала куплет о засевших в головах зомби. В груди малость поджало – а ну как не вытянет со своим тремоло, налажает… Но нет, молодцом девочка! Народ вдохновился, и последний припев уже подпевал весь стадион:

 
Zo-о-mbie, zo-о-mbie, zo-о-mbie-е-е-е…
 

Сыграв заключительный аккорд, решительно прощаюсь со зрителями и даю своим команду валить со сцены. А то и в самом деле перед Битлами неудобно, заставили хэдлайнеров ждать. Хотя Джон вон показывает большой палец, видно, песня ему тоже понравилась.

– Егор Дмитриевич, вы что же делаете?! – заламывая руки, встретил меня Туманов. – Вы же весь график нам рушите, у нас же всё было расписано минута в минуту!..

– Да что ж вы так переживаете, Иосиф Михайлович, сами видели, как народ нас отпускать не хотел, уж одна песня погоды не сделает.

– Не сделает… Эта песня, между прочим, не была утверждена комиссией, кто знает, о чём вы там на английском пели!

– За мир, против войны, если в общих чертах, – успокоил я ответственного товарища.

Не объяснять же ему, что песня призывает забыть о событиях 1916 года, когда в Дублине произошло кровавое «Пасхальное восстание», ставшее для Великобритании ударом в спину на фоне войны с Германией. Композиция предлагала порвать с политизированным прошлым, а боевики ИРА как раз и фигурируют как зомби.

Чувствую, у компетентных органов ко мне ещё появятся вопросы по поводу песни, не утверждённой худсоветом. Как же, прозвучала в прямом эфире не только на весь Союз, но и на страны социалистического содружества. Да ещё в присутствии первых лиц партии. Хочется верить, что моё имя уже кое-что значит, и этот косяк не вызовет цунами репрессий в адрес и меня, и моих ребят.

– Hello, Moscow! – крикнул в микрофон Джон, и стадион отозвался рёвом сотни тысяч глоток. – Thanks to our great friend Egor Maltseff that invited us here…

В общем, Леннон выразил мне благодарность за приглашение на этот фестиваль, после чего на стадионе начало твориться форменное безумие. Если мы как следует завели народ, то Битлы просто-напросто снимали сливки. VIP-ложа – за исключением британского посла – синхронно морщилась, но выжимала из себя дипломатические улыбки.

Невольно подумалось, что, сколько у Битлов песен ни воруй, а всё равно популярности хоть отбавляй. Талант всегда пробьётся к свету, а уж в гениальности этой четвёрки (как минимум Джона и Пола) сомневаться не приходилось.

The Beatles нас переплюнули. Они помимо четырёх заявленных песен раздухарились ещё на три с последнего альбома, просто-таки наплевав на договорённость с приглашающей стороной. На Туманова, метавшегося за сценой, больно было смотреть, он только что не рвал на голове остатки волос. Ох, и не завидую Михаилу Иосифовичу, ох, не завидую! Хорошо хоть, не сталинские времена, к стенке не поставят. Хотя само проведение такого мероприятия при Вожде было бы под большим вопросом.

Ну всё, вроде бы финиш. Застоявшиеся в стойлах пионеры выскочили на поле, демонстрируя прощальную хореографическую композицию. С трибуны, конечно, смотреть удобнее, но я и отсюда видел, что детишки выстраиваются в буквы, и на поле появляются слова «Мир», «Дружба», «СССР», «Африка»… А в финале в небо взмыли сотни белых голубей, как символ мира. Где уж они отыскали столько?.. Может, обычных покрасили?

Сразу разбежаться нам не дали. Дождались в подтрибунном помещении визита товарищей Шелепина, Суслова и Фурцевой. Остальные «небожители», видимо, не снизошли до визита к артистам, либо их просто не пригласили. Зато была охрана в количестве двух человек и переводчик, который переводил для англичан слова Шелепина.

– Спасибо всем, было очень здорово, – сказал Александр Николаевич. – Особенную благодарность выражаю нашим зарубежным гостям, которые согласились на перелёт и выступление перед советской публикой. Завтра, насколько я знаю, вас ждёт культурная программа. Надеюсь, вы покинете столицу Советского Союза с самыми тёплыми воспоминаниями.

Вскоре представительная делегация покинула помещение, но Фурцева задержалась и попросила меня отойти в сторону.

– Товарищ Мальцев, это что за самоуправство?! – громко прошептала она.

– Вы о чём, Екатерина Алексеевна? – с самым невинным видом поинтересовался я.

– О чём?! Да о том, что вы спели не утверждённую комиссией песню!

– Ах, об этом… Ну, спели, так что с того, народ требовал от нас ещё песен, мы и исполнили свежую вещь. The Beatles вон больше нашего вне программы спели. Разве кому-то от этого плохо?

– Как бы вам, Егор Дмитриевич, не стало плохо. Я это дело так просто не оставлю. – И помчалась догонять Шелепина со свитой.

А у меня на душе тут же начали поскрёбывать кошки. Может, стоило ей напомнить о поведении дочери, не красящем советскую женщину? Или это прозвучало бы низко?.. Ну да, с Фурцевой-младшей мы никаких договоров относительно неразглашения её попытки суицида не заключали, однако это подразумевалось само собой, этакое негласное джентльменское соглашение. Но если министерша начнёт мне делать пакости, то в конце концов я имею право достать свой туз из рукава…

Ха, а с другой стороны, если её дочурка начнёт отпираться? Мол, ничего такого не было. Да, видели меня бабушки на лавочке, заходила в подъезд, выходила, но мало ли зачем я ходила туда? И что моё слово, или Ленки, против слова дочери министра культуры СССР? Даже при всей моей нынешней известности! Хочется верить, что Екатерина Алексеевна не станет слишком уж затягивать гайки, ограничившись пустой угрозой. Но, блин, что-то мне подсказывало: она слова на ветер не бросает. Ладно, посмотрим, куда кривая вывезет.

О Фурцевой я думал и по пути в «Арагви», что не укрылось от супруги. Мы с ней и Ольгой сидели на заднем сиденье такси, Муха расположился рядом с водителем. Девушки бурно обсуждали фестиваль, и мне и моей группе досталось комплиментов даже больше, чем Битлам. Но Ленка между делом шепнула мне на ухо:

– Ёжик, ты чего такой хмурый?

– Хмурый? А, да это рабочий момент…

– Расскажи, всё равно не отстану.

– Да Фурцева втык дала за лишнюю песню, вроде как не согласовали, а исполняете. Ерунда, подуется и забудет.

Лисёнка мои последние слова успокоили, а вот мне было тревожно. Только когда мы сели за столик в «Арагви», я немного расслабился. Тут ещё Аркадий подошёл пожать мне руку, с остальными же музыкантами мы обменялись приветствием на расстоянии. Из нашего относительно тихого закутка сцена просматривалась неплохо. А грузинская свадьба в большом зале действительно не особо мешала.

Там произносились тосты за здоровье молодых – довольно носатого парня чисто кавказской внешности и вполне симпатичной, но тоже чернявенькой девушки. Понятно, в это время простые грузины главный зал в таком ресторане на вечер не снимут, тут гуляют либо цеховики, либо грузинская партэлита. Не Шеварднадзе, часом? Хотя вряд ли, он к этому времени вроде бы уже женился, а дети ещё маленькие, им об оценках в школе нужно думать, а не о свадьбах.

– Что будете заказывать? – приветливо улыбнулась грудастая официантка, явно рассчитывая сегодня на неплохие чаевые. От грузин как минимум, ну и мы не поскупимся, если обслуживание будет на уровне.

Мы выбрали классическую кавказскую кухню из нескольких мясных блюд, овощей, минеральную воду и вино – по бутылке красного и белого. Я сразу предупредил, что утром у меня общекомандное собрание, поэтому засиживаться до двух ночи точно не будем, и к тому же могу только пригубить и исключительно вина, а остальным предложил не стесняться.

– Может, коньяку тебе или водки? – предложил я Мухе.

– Не, я уж со всеми винца хлебну, – снова засмущался тот.

Первый раз он смутился, когда я заранее сказал, что сегодня вечером угощаю. Ну не брать же мне с него и Ольги денег, в самом деле! Пусть помощник машиниста неплохо зарабатывает, но сегодня мой праздник, поэтому и банкет за мой счёт.

Между тем на сцене Аркадий и компания играли не что-нибудь, а «Чито Грито», которую я им в своё время и подсунул. При этом Аркаша ещё подмигнул мне, мол, помню, чей опус. Правда, работали «инструменталку» не очень громко, чтобы не мешать тостующим. Те больше шумели на своём языке, а мы вели свои беседы, вспоминали прошлое, я рассказывал о жизни в Англии, естественно умалчивая о некоторых своих похождениях, касающихся Хелен Миррен.

Всё-таки даже пара бокалов вина даёт о себе знать. Иначе почему бы я вдруг начал признаваться Ленке в любви? А в итоге признание закончилось походом к сцене, где я попросил Аркадия разрешить мне исполнить песню, посвящённую моей любимой супруге. Тот переглянулся с музыкантами, те синхронно пожали плечами, как бы намекая: ты начальник – тебе и решать.

– Ладно, уговорил, – махнул рукой Аркадий. – Что хоть за песня, мы её знаем? А то могли бы подыграть…

– Нет, песня новая, но подыграть можете. Вам, самое главное, нужно держать ритм.

Я принялся щёлкать пальцами, показывая, как именно этот ритм держится. Ребята ухватили его на лету, тоже начав щёлкать и притопывать.

– Ещё можно на басу изредка подыгрывать. Мелодия несложная, разберётесь. А я, с вашего позволения, позаимствую у вас гитару, – обратился я к гитаристу ресторанного коллектива и забрал у него инструмент из серии Hofner Club.

 
Ты с высоты, красоты своей меня не замечаешь…
 

Вообще я давно подумывал, что не мешало бы позаимствовать репертуар группы «Браво», по стилистике этот как раз бит 1950-60-х. Может, и надо было «Апогею» сразу предложить эти вещи, но сложилось так, что я лепил из них копию The Beatles.

Песню я пел, не сводя влюблённых глаз с Ленки, а та просто сияла от счастья. Музыканты ладно поддерживали такт, басист и барабанщик деликатно держали ритм. Грузины тоже синхронно хлопали в ладоши, отвлёкшись на мою персону. Всё-таки нация на редкость музыкальная, уж ритм им выдержать – как два пальца…

Допел, не успел вернуть гитару её обладателю, как к сцене подкатился тучный грузин, большой мясистый нос которого занимал добрую часть лица.

– Брат, хорошо поёшь! – махал колобок руками, словно мельница крыльями. – А можешь спеть что-нибудь… э-э-э…

– Ритмическое? – подсказал я, вспоминая сцену из фильма «Вокзал для двоих».

– Вот, точно! – подпрыгнул колобок и сунул мне в карман пиджака 50-рублёвую купюру. – Давай ритмическое, что-нибудь наше.

– Может, «Лезгинку»? – предложил саксофонист.

– У меня есть вариант поинтереснее… Дорогой, три минуты – и заказ будет исполнен, – отослал я грузина, а сам повернулся к баянисту: – Вас как зовут?

– Владимир Палыч…

– Так вот, Владимир Палыч, позвольте ваш баян, мне придётся сыграть основную тему. Ваше дело – всех остальных – подхватить ритм. В вашем профессионализме я не сомневаюсь.

Я повернулся лицом к залу и в микрофон объявил:

– А сейчас по просьбе нашего многоуважаемого друга из солнечной Грузии мы исполним для молодых песню «Чёрные глаза».

Ну и понеслось под баян:

 
Белый снег сияет светом.
Чёрные глаза.
Осень обернётся летом.
Чёрные глаза.
Околдован я тобою,
Чёрные глаза.
Ослепили меня глазки,
Чёрные глаза…
 

Пошлятина, конечно, та ещё, но ресторан – это территория своеобразной музыки, а «Чёрные глаза» к данной ситуации подходят как нельзя лучше. И неудивительно, что уже на первом припеве почти все гости дружно отплясывали. А когда я закончил, грянул призыв исполнить ещё раз. После третьего исполнения я сказал, что хватит, хорошего понемногу. Да и то, время уже первый час ночи, а в 10 утра мне нужно быть на командном собрании в Федерации футбола СССР.

Пообещав Аркадию подкинуть при случае текст и ноты прозвучавших сегодня двух моих новых песен, я предложил своим понемногу закругляться.

– Нет, если вы, Витёк, хотите ещё посидеть – бога ради, – сказал я Мухе. – Вот только жену с вами не оставлю, она мне самому пригодится этой ночью.

В общем, решили, что сматываемся все вместе, хотя Муха и правда мог задержаться. У него завтра была вторая смена, а Ольга заранее взяла отгул на работе за то, что приходилось работать сверхурочно. Да и я бы им денег оставил с запасом, чтобы в случае чего могли за всё расплатиться. Но всё же выбрали вариант массового бегства, естественно, с солидными чаевыми – пять десятирублёвых купюр я сунул в передник грудастой официантки. Такси постоянно дежурили возле «Арагви», так что с транспортом проблемы тоже не возникло. А спустя час с небольшим, отдав друг другу супружеский долг и заведя будильник на 8 утра, мы уже сопели на нашем брачном ложе.