Текст книги "Покорение Америки"

Честно говоря, я ничего не чувствовал, кроме волнистых узоров под пальцами. Но, чтобы потрафить старику, важно кивнул, соглашаясь, и вернул оружие владельцу.

– Так вот, возраст, как вы понимаете, у меня уже достаточно солидный, в следующем году шестьдесят пять стукнет, – продолжил Абрам Моисеевич, которому я с ходу дал не меньше семидесяти. – Родственников в Нью-Йорке у меня нет. Обе сестры разъехались за мужьями, а семьёй я так и не обзавелся. В то же время одному управляться в лавке стало трудно. Я давно задумывался о том, чтобы взять помощника, но это должен быть человек, которому я смогу доверять, и уж точно не мальчик. Отлучаться из лавки я часто не могу, тогда как нередко ситуация складывается таким образом, что нужно куда-то отъехать. Например, сейчас в Лос-Анджелесе меня ждёт покупатель как раз на этот кинжал. Перед покупкой он хочет лично осмотреть товар, а лететь ко мне ему, видите ли, недосуг. Сумма очень приличная, в несколько раз выше той, что я за него отдал. Но я не совсем уверен в надёжности покупателя, поэтому до сих пор оттягивал эту поездку. Теперь же хочу вам предложить побыть в этой поездке моим телохранителем, за это вам перепадет пять процентов от суммы сделки.

– И сколько это будет в долларах?

– Хм… Вы деловой человек, Ефим. Хотя, что я, собственно, вы всё равно произвели бы в уме вычисления и поняли бы, что общая выручка равняется десяти тысячам долларов. То есть ваши – пятьсот долларов. Согласитесь, сумма для вчерашнего заключённого немаленькая. А в дальнейшем, если всё пройдёт нормально, я устрою вас своим помощником. Будете выполнять кое-какие мои поручения. Ну как, согласны?

– Почему нет? Предложение и впрямь выгодное. Спасибо, что решились взять меня в дело. Единственное но – повторяю: у меня пока нет документов. А без них, сами понимаете, особенно не попутешествуешь.

– Действительно, – опять почесал свой нос Лейбовиц. – Официально вам паспорт никто не выдаст, даже на вымышленное имя, вас сразу сдадут в полицию. А знаете что, я сведу вас со своим хорошим знакомым. Зовут его Аарон Мендель, тоже эмигрант, правда, из Польши, хотя тогда, когда он уехал, она ещё входила в состав Российской империи, так что и с ним можете говорить по-русски[8]8
  Современный русский язык распространился на территории Центральной и Восточной Польши в конце XVIII в. после разделов Речи Посполитой и был единственным государственным языком Царства Польского. После 1875 г. в период наиболее интенсивной русификации Польши судопроизводство в стране было переведено на русский язык, хотя польский по-прежнему ограниченно использовался в школах для религиозного преподавания, а также повсеместно в устном общении и частной переписке.


[Закрыть]. Он дантист, и его частная практика находится под защитой людей того самого Мейера Лански, о котором я вам рассказывал. Он им платит – они его охраняют. Может, Аарон сумеет как-то помочь решить этот вопрос. Вы не против? Тогда я сейчас же с ним созвонюсь из своего кабинета, а вы пока посидите здесь.

Через десять минут Лейбовиц вернулся с торжествующей улыбкой на тонких губах.

– Ну что ж, Аарон ждёт нас через час, у него как раз в семь вечера закрывается частная практика. И я заодно с вами прогуляюсь, навещу старого знакомого.

Аарон Мендель практиковал в таком же тихом переулке на Амстердам-авеню, недалеко от Центрального парка. По пути я избавился от браунинга, который до этого покоился в кармане пиджака. Не знаю уж, палёный ствол или нет, но лучше не рисковать, тем более у меня имелось своё оружие, на территории США точно нигде не засветившееся. Так что я при первой же возможности зашвырнул пистолет в озерко на территории Центрального парка, который мы миновали по пути к дантисту.

К нашему приходу очередной представитель древнейшей нации успел спровадить последнего на сегодня клиента и помощницу – она же секретарша – и лично встречал нас на пороге своей маленькой клиники.

С Лейбовицем они обнялись как старые друзья, каковыми, собственно, и являлись, даже чмокнули друг друга в щёки, общаясь, похоже, на иврите или вообще на идише. Мне же Мендель учтиво поклонился, на неплохом русском приглашая пройти внутрь.

– Присаживайтесь, молодой человек, – кивнул он на зубоврачебное кресло.

– Да я…

– Садитесь, я вам говорю. Сначала я должен убедиться, что с вашими зубами всё в порядке, а после этого мы уже поговорим о ваших делах.

Не сказать, чтобы я панически боялся стоматологов, тем более всё лечение зубов в моё время уже проводилось под местным наркозом. Но некий трепет я всё же испытывал. Сейчас же, глядя на разложенные передо мной на столике инструменты и дедушку бормашин будущего, я невольно содрогнулся. Об анестезии в эти годы вряд ли имели представление.

Опустившись в обитое потёртой кожей кресло, я оказался в полулежачем положении. Надо мной вспыхнула яркая лампа, и я невольно зажмурился.

– Ну-с, – по старорежимной привычке произнёс дантист, – открывайте пошире рот… А у вас неплохие зубы! И кто вам ставил пломбы? Из какого они материала?

Не буду же я рассказывать, что три акриловые пломбы мне обошлись в семь тысяч рублей каждая. Поэтому наскоро придумал версию о хорошем одесском стоматологе, лечившем первых лиц города, к которому меня привели по блату и работа которого мне обошлась в общей сложности в десять рублей. А уж что он мне там ставил, никакого понятия на данный счёт не имею.

– И всё же странно, я подобного ещё не встречал, хотя и слежу за всем новым в этой сфере, – продолжал удивляться дантист. – А нижняя семёрочка у вас всё же требует небольшого ремонта. Если сейчас не запломбировать, через пару месяцев начнёт побаливать. Не бойтесь, за одну пломбу я с вас денег не возьму, это вам от меня скромный подарок.

Таким образом, после примерно пятнадцати минут пытки я стал обладателем пломбы из амальгамы. Когда я, насквозь вспотевший, наконец покинул зубоврачебное кресло, мы втроём перешли в кабинет, обставленный вполне прилично, где расселись по удобным креслам. Хозяин тут же разлил по рюмкам сорокаградусный напиток из изюма под названием «пейсаховка», причём в количестве трёх экземпляров.

– И мне можно? – спросил я.

– В качестве антисептика немного можно, – кивнул дантист. – Но всё же пару часов рекомендую не употреблять горячего.

Когда мы вкусили чуть сладковатой водки с карамельным запахом, перешли к делу.

– Итак, Абрам по телефону в общих чертах рассказал мне вашу историю и как вы героически спасли его от грабителей, – без доли иронии произнёс Мендель. – Хотя, Абраша, я тебе уже не раз говорил, что телефонные разговоры могут прослушиваться, а ты все мои советы пропускаешь мимо ушей.

– Да брось, Аарон, кому нужен скромный антиквар? Ты лучше скажи, как нам снабдить молодого человека документами, пусть даже поддельными, но хорошего качества?

– Может, нашему другу попросить политического убежища? После революции в Соединённые Штаты хлынула волна белоэмигрантов, и многие из них стали обладателями так называемых нансеновских паспортов[9]9
  Нансеновский паспорт – международный документ, который удостоверял личность держателя, и впервые начал выдаваться Лигой Наций для беженцев без гражданства.


[Закрыть]. Правда, пока не все страны их признали, но сути дела это не меняет. Можно попробовать обратиться в пункт приёма иммигрантов на острове Эллис[10]10
  Остров Эллис, расположенный в устье р. Гудзон в бухте Нью-Йорка, был самым крупным пунктом приёма иммигрантов в США, действовавшим с 1 января 1892 г. по 12 ноября 1954-го. Ныне остров – собственность Федерального правительства США, находится под юрисдикцией Службы национальных парков США.


[Закрыть]. Это по соседству с островом Либерти, где стоит статуя Свободы. Не исключено, что там смогут решить ваш вопрос.

– Но всё же существует риск, что меня могут отправить обратно в СССР?

– К сожалению, ничего нельзя исключать.

– Вот видите! А тем более если я тут буду жить под своим именем, на меня может начаться охота. Вспомнить хотя бы Троцкого…

– Льва Давидовича?

– Ну да.

– Вы считаете, на него охотятся?

Блин, а он что, ещё живой?[11]11
  Лев Троцкий был смертельно ранен агентом НКВД Рамоном Меркадером 20 августа 1940 г. в Мехико (Мексика) и на следующий день умер.


[Закрыть] Надо было лучше учить историю, хорошо ещё не успел ляпнуть, что Троцкого зарубили ледорубом.

– Хотя мерзавец ещё тот, – неожиданно огорошил меня Мендель. – Ваша революция стала лакмусовой бумажкой, благодаря которой мы поняли, что и среди евреев попадаются поцы… Я бы на вашем месте не переживал. Кто вы такой и кто такой Троцкий! Вы же обычный, хм, скажем так, уголовник, хотя на уголовника, по крайней мере манерой держаться и разговаривать, вы и не очень смахиваете.

– Всё же, мистер Мендель, я не хотел бы рисковать. Если есть возможность заполучить паспорт или водительские права на другое имя, это было бы здорово.

– Ну раз вы настаиваете… Хотя я слышал, что Лаки Лучано вплоть до своей посадки так и не являлся гражданином Соединённых Штатов, что не мешало ему до поры до времени спокойно обстряпывать свои делишки на американской территории. Но если вы, Ефим, настаиваете, я, пожалуй, попробую что-нибудь для вас сделать. За посреднические услуги вы мне ничего не будете должны, а вот уж сколько запросят люди, с которыми я свяжусь, – большой вопрос. Вы вообще какой суммой располагаете?

– Э-э-э…

– На паспорт у него точно не хватит, – вклинился антиквар. – Но если документ будет всё же получен, то я за него заплачу сам. А вскоре нам предстоит дальняя поездка, и потом уже – не обессудьте, мистер Сорокин, – я вычту эту сумму из вашего гонорара.

– Тогда скрепим наш договор ещё одной порцией божественного напитка, – заключил дантист, снова разливая по рюмкам свою пейсаховку. – Опустошив рюмку, он спросил: – Ефим, так вы, значит, сбежали от чекистов, если Абраша меня не обманул. А он не такой человек, чтобы водить за нос своих друзей, одним из которых, надеюсь, я всё же являюсь. Сделайте одолжение, расскажите свою историю, если вас это не затруднит, а заодно поделитесь впечатлениями от жизни в советской России. Так ли всё страшно, как это пишут в эмигрантских газетах? Я на днях читал в «Новом русском слове», что у вас там даже Ежова расстреляли…

– Серьёзно?!

Вот это номер! Это что же получается, мой враг номер 1 мёртв? Недаром я не видел его портретов в Архангельске. И что же, мне теперь, выходит, некого опасаться? И не стоит ли задуматься о возвращении на родину?.. Нет, не стоит, потому что никто не мог дать гарантии моей безопасности. Я даже Сталину не доверял, хотя он вроде заинтересован в моём возвращении живым и здоровым. Сегодня ты нужен, а завтра тебя пустят в расход. Не для того я проделал такой путь, чтобы пропасть ни за понюшку табаку.

– Да, причём уже несколько месяцев тому назад, наверняка ещё до вашего отплытия в Штаты, – вывел меня из раздумий голос Менделя.

– Что ж, получил по заслугам, – констатировал я. – А что касается жизни в СССР… – В течение следующих десяти минут я вкратце изложил своё видение жизни в Советском Союзе, которое, как оказалось, местами не совпадало с изложенным в эмигрантских газетах.

Ещё несколько минут мы обсуждали новый порядок на территории бывшей Российской империи, после чего Лейбовиц решил, что настало время прощаться.

– И кстати, Аарон, помнишь, в последний раз ты мне проиграл партию в шахматы? Не хочешь отыграться?

– Хочу, Абраша, и сделаю это в ближайший Шаббат.

– Тогда в эту субботу жду тебя у себя.

Глава 2

Абрахам Лейбовиц жил над своей лавкой, этажом выше, в скромной двухкомнатной квартирке, которую можно было даже назвать полуторкой.

– Пока я вас поселю в маленькой комнате, – сказал мне антиквар, как только мы по возвращении от Менделя поднялись в его жилище. – Для вашего же спокойствия, потому что за ночь я несколько раз посещаю уборную и не хочу мешать вашему сну. Простатит, знаете ли, как говорили у нас в России, старость – не радость… Ну а когда появится возможность – а она, надеюсь, скоро у вас появится, – снимете себе жильё, тут неподалёку сдают внаём недорого. А то я, знаете ли, привык к одинокой холостяцкой жизни, стараюсь в свою квартиру посторонних не пускать, вы – редкое исключение.

У меня создалось такое впечатление, что в эту угловую комнатушку старый антиквар стащил всё, что не поместилось в кладовые его магазина. Самая настоящая лавка старьёвщика, просто глаза разбегались при виде всего этого барахла. Надеюсь, клопов и тараканов тут не водится.

Лейбовиц стянул с кровати покрывало и встряхнул его, подняв облачко пыли.

– Бельё, в общем-то, относительно свежее, – сказал он, возвращая покрывало на место. – Если ночью будет жарко, можете открыть окно. Заодно услышите, не перепиливает ли кто-нибудь витринную решётку. – Лейбовиц хихикнул, снова став в этот момент похожим на Плюшкина.

Кухня тоже была относительно небольшой, зато здесь имелись газовая плита и – барабанная дробь! – маленький, но настоящий холодильник! Внутрь с разбегу я не стал заглядывать, это прерогатива хозяина, однако надеялся, что с голоду мы не умрём.

Санузел оказался совмещённым, причём возле унитаза был прикреплён рулон настоящей туалетной бумаги, на ощупь, впрочем, оказавшейся весьма сомнительного качества. Но всё же это лучше, чем газета.

Чугунная ванна на изогнутых ножках соседствовала с эмалированным умывальником. И там и там имелись краны с горячей и холодной водой, в чём я вскоре убедился, когда мне было разрешено совершить гигиенические процедуры.

Всё-таки какое это блаженство – иметь возможность возлежать в ванне, наполненной тёплой водой, и ни о чём не думать! Последний раз такое я мог себе позволить лишь в прошлой жизни. Положив под затылок мочалку, я закрыл глаза и погрузился в сладкую истому, которую спустя какое-то время нарушил деликатный стук в дверь.

– Ефим, – раздался голос Лейбовица с той стороны, – прошу прощения, что потревожил вас, но у меня уже готов ужин. И он может остыть.

– Хорошо, уже выхожу.

Я бы не отказался снова вкусить божественной пиццы от Филумены и её папаши, но мне было предложено чуть ли не вегетарианское меню, при виде которого я внутренне чертыхнулся. М-да, кусочком говядины в окружении зелёного горошка и шпината, пожалуй, не наешься. Даже лежавшая на тарелке маца, купленная, видимо, в какой-то кошерной лавке, не спасёт положения. Так и придётся ложиться спать голодным. Впрочем, бокал красного вина немного приподнял настроение, потому что напиток оказался на вкус совсем даже неплохим.

– Вино из Италии, – пояснил Абрам Моисеевич. – До тридцать третьего года в Штатах действовала поправка к Конституции, так называемый «сухой закон», и многие виноградники оказались вырублены под корень. Теперь понемногу винодельческая промышленность возрождается, но подавляющее большинство вин завозят из-за рубежа. Эту бутылку «Барбареско» мне подарил Сэмюель пару лет назад, привёз из очередного плавания.

Да уж, что в США чудили с «сухим законом», что у нас при Меченом все виноградники вырубили… А в итоге и там и там поняли, что бороться с этим бессмысленно. В конце концов, уж лучше водка, чем героин.

На следующее утро антиквар встал раньше меня и, пока я совершал гигиенические процедуры, успел подсуетиться с завтраком. Яичница-глазунья из трёх яиц, тосты с маслом и чашка кофе вполне удовлетворили мой аппетит. Сам же старик, как выяснилось, успел откушать, ещё когда я спал, потому как встает не позднее шести утра, и вообще ему на сон в этом возрасте хватало пять часов.

– Каков у нас план действий на сегодня, Абрам Моисеевич? – поинтересовался я, когда с завтраком было покончено.

– Я спускаюсь в магазин, он открывается ровно в девять утра, то есть через пятнадцать минут, а вы, если есть желание, можете составить мне компанию. Но, думаю, вам будет скучно в обществе старика, предпочитающего в свободное время праздным разговорам штудирование старинных фолиантов. На вашем месте я поближе познакомился бы с Манхэттеном.

– Не боитесь, что снова какие-нибудь придурки могут заявиться, угрожая вам пушкой?

– Снаряд дважды в одну воронку не падает, – хмыкнул Лейбовиц. – Если бы это были мафиози, то они просто поставили бы свои условия, сколько я им должен ежемесячно платить за покровительство. Но что с меня взять?!

Да уж, что взять с бедного еврея… Особенно после того, как он задвинет свой допотопный кинжал за вполне приличную сумму. Как антиквар только рискнул открыться едва знакомому человеку, то бишь мне? Видно, припёрло, не хотелось терять такой жирный кусок, а то, чего доброго, клиент взял и сорвался бы. Получается, пока мы нужны друг другу, что на первых порах для меня весьма кстати, а дальше посмотрим.

– С удовольствием воспользуюсь вашим советом, мистер Лейбовиц, – сказал я. – Только, если вы не против, револьвер я оставлю дома, например, засуну под матрас. Не вижу смысла таскать ствол с собой весь день. Вряд ли вчерашние грабители попытаются меня выследить и пристрелить, а попадись я с оружием полицейскому наряду – проблем не оберёшься.

Хоть и без оптимизма во взгляде, но антиквар согласился с моим предложением. Большинство наличности я тоже оставил под ответственность Лейбовица, а сам с десяткой в кармане собрался побродить по улицам Манхэттена. Но прежде Лейбовиц порылся в куче барахла, сваленного в моей комнатушке, и вытащил на свет божий карманные часы на серебряной цепочке, которые вручил мне с таким видом, будто презентовал как минимум «кадиллак».

– Zenith, вторая половина девятнадцатого века, до сих пор идут минута в минуту, – просвещал меня антиквар, заводя часы. – Вон у вас на жилетке как раз пистончик под это дело, а цепочка вот здесь крепится. Ну вот, теперь вы более-менее похожи на джентльмена.

– Спасибо, сегодня вечером верну.

– Не стоит, это подарок от Абрама Лейбовица земляку.

Свою экскурсию я начал с небольшой, но уже сейчас всемирно известной улочки нижнего Манхэттена под названием Уолл-стрит, ведущей от Бродвея к побережью пролива Ист-Ривер. Церковь Троицы, как и спустя восемьдесят лет, всё так же стоит зажатой двумя огромными зданиями, одно из которых принадлежит нью-йоркской бирже. Миновал отель «Мэри-Хилл» на Парк-авеню, пробрался через кишащие народом 5-ю авеню и 42-ю улицу, задержался у кинотеатра «Лирика» с рекламой фильмов, среди которых была и афиша картины «Новые времена» с участием Чарли Чаплина. Судя по вывеске над окошком кассира, удовольствие на дневной сеанс стоило всего пятнадцать центов, а на вечерний – двадцать пять.

Кассирша – дородная женщина в казавшейся миниатюрной шапочке на пышной причёске – при моём появлении заметно оживилась.

– Здравствуйте, мистер, – проворковала она, мило улыбаясь. – Вам на какой фильм?

– Давайте на «Новые времена».

– А время?

– Ближе к вечеру.

– На девятнадцать ноль-ноль устроит?

– Вполне.

– Один билет или вы придёте с девушкой? – ещё шире расплылась в улыбке кассирша.

– Нет у меня девушки на данный момент, – столь же мило улыбнулся я. – Не хотите ею стать?

– Ах вы шутник, – хохотнула кассирша. – Я женщина замужняя.

– Ну тогда давайте один, – сказал я, протягивая в окошко мелочь.

Ну а что, гулять так гулять, тем более дёшево и сердито.

На Мэдисон-сквер я полюбовался знаменитым «утюгом», остановился у магазина скульптур на Уотер-стрит. Миновал поражающий грандиозностью воплощения Рокфеллеровский центр, про себя прикидывая, сколько же эта семейка кровососов вбухала в строительство… Мне, наверное, за всю жизнь столько не заработать.

Под железнодорожным мостом на Бэттери тоже кипела жизнь. Честно говоря, стало немного не по себе, когда над головой прогремели колеса состава, но из спешащих по своим делам обывателей никто и глазом не моргнул.

На углу 61-й улицы и 5-й авеню наткнулся на советское консульство. Что-то дрогнуло в моём сердце, я постоял пару минут болваном, затем предпочёл сделать ноги. Не хватало ещё попасться на глаза кому-нибудь из сотрудников. Вдруг мои приметы разосланы по всему миру? Хоть и притянутые за уши страхи, однако, свернув за угол, я почувствовал себя гораздо спокойнее. Надо будет – сам приду сюда и поговорю с кем полагается. Но только по своей воле.

Вновь пересёк 5-ю авеню, чуть притормозив у толстой негритянки из Армии спасения в старомодной шляпке и стоптанных башмаках. Перед ней лежал раскрытый чемоданчик, куда прохожие кидали мелочь, а женщина периодически звонила в колокольчик, била себя кулаком в грудь и кричала что-то о несчастных неграх, которым нужна помощь.

Чуть дальше трое чудаков с плакатами на спине и груди ходили кругом перед крыльцом какого-то заведения. Из написанного на плакатах можно было понять, что пикетчики добиваются справедливости, вот только какого рода, для меня осталось загадкой.

Добрался до Эмпайр-стейт-билдинг, поднялся на смотровую площадку. Бывал я здесь в 2012 году. Сейчас, понятно, многих зданий мегаполиса ещё нет и в помине, но всё равно зрелище впечатляло. Не удержавшись, я сунул в прорезь пятицентовик за возможность поглядеть в подзорную трубу, по мощности больше напоминавшую телескоп. В окна с такой высоты было трудно заглянуть, а вот то, что творилось во дворах домов и на улицах за несколько кварталов отсюда, я прекрасно видел.

Вдоволь насмотревшись видами Нью-Йорка, продолжил своё путешествие. Прошёлся по Бродвею, который даже днём производил впечатление. Нужно сюда как-нибудь вечером заглянуть. Остановился у газетного киоска на углу 32-й улицы и 3-й авеню, за три цента купил свежий номер «Нью-Йорк таймс», но пролистать его решил попозже. Например, за обедом. Здесь же продавалась жевательная резинка нескольких видов. Купил пару пластинок знакомой мне марки «Вригли». Думаю, после приёма пищи для профилактики кариеса в самый раз, хотя и не был уверен, что современная жвачка выполняет те же функции, что резинка из будущего. Там она вроде бы с ксилитом, а эта небось с сахаром. Впрочем, главное, чтобы помогла удалять из зубов остатки пищи.

А отобедать я вновь зашёл в полюбившуюся мне итальянскую пиццерию. Увидев меня, Филумена, весело щебетавшая с рассчитывавшимся по счетам клиентом, буквально расцвела:

– О, мистер, это снова вы! Очень рада вас видеть! Неужто вам так вчера понравилась наша стряпня?

– Ещё как, синьорина Филумена, – радушно улыбнулся я в ответ.

– Что будете на этот раз? «Маринара», «Маргарита», «По-неаполитански», «Капричиозза», «Фунги», «Кальцо-не», «Четыре сезона», «Сицилийская», «Дьябола»…

В прежние годы я бывал в Италии, заходил в пиццерии, но названия особо не запоминал. Поэтому всё перечисленное у меня в голове тут же смешалось в какую-то кашу.

– Эй-эй, полегче, синьорина, я не настолько хорошо разбираюсь в итальянской кухне. Что ещё за «Дьябола»?

– С кусочками салями и острым калабрийским перцем.

– Нет, для острого перца я пока не созрел. А «Четыре сезона» что собой представляют?

– Пицца разделена на четыре части, каждая из которых означает одно из времён года. Весна – оливки и артишоки, лето – салями и чёрный перец, осень – моцарелла, зима – грибы и варёные яйца. Естественно, везде добавляются томаты.

– Тоже как-то мудрёно… Давайте что попроще, ну, например, как вчера.

– Тогда «Фунги»! Достойный выбор, мистер…

– Фил.

– Просто Фил?

«Простофиля», – усмехнулся я про себя.

Как же мне перевести фамилию? В переводе с английского слово «сорока» звучит как «мэгпай». Не нравится мне такой вариант, лучше уж просто «птица».

– Фил Бёрд, синьорина.

– Заказ принят, мистер Бёрд.

– И большой стакан кофе.

– Конечно, буквально пару минут, – обворожительно улыбнулась Филумена, исчезая за стойкой.

В ожидании заказа я раскрыл газету. Моих познаний в английском хватало, чтобы более-менее сносно перевести изложенное на чёрно-белых страницах. Как обычно, самое интересное было в конце. Например, афиша матча-реванша между Джо Луисом и героем Третьего рейха Максом Шмелингом. Поединок должен был состояться 22 июня 1938 года на стадионе «Янки». Знаковая дата, через три года фашисты нападут на СССР, если что-то не сдвинется в этой ветке истории. А может, уже и сдвинулось, достаточно вспомнить досрочный расстрел Ежова.

В «Нью-Йорк таймс» описывалась встреча Джо Луиса с президентом США Рузвельтом, который напутствовал темнокожего боксёра словами: «Страна нуждается в твоих мускулах, чтобы победить Германию».

Боксом я когда-то увлекался всерьёз, в том числе и его историей, а уж о противостоянии Луиса и Шмелинга знал почти всё. В том числе и то, что в матче-реванше Шмелинг будет нокаутирован уже в первом раунде. Хм, имея такие знания, почему бы не сделать ставку? Другое дело, что, насколько я помнил, букмекерство в США было разрешено только в штатах Невада и Нью-Джерси. Нью-Джерси начинался не так уж и далеко, по ту сторону Гудзона, отделявшего его от штата Нью-Йорк, на территории которого я сейчас пребывал.

– Ваша пицца и кофе, мистер Бёрд.

– Что? А, спасибо, – улыбнулся я девушке, взял кусок пиццы и, механически её пережёвывая, снова вернулся к чтению.

Через пять минут я задумчиво почёсывал трёхдневную щетину (последний раз я брился ещё на корабле взятой в аренду у Уолкера бритвой): как бы поиметь прибыль с предстоящего боя? Этот вопрос я обсудил с Филуменой и вскоре выяснил, что и впрямь на официальном уровне букмекерство запрещено, даже в Нью-Джерси, а подпольные букмекеры все поголовно находятся под патронажем итальянцев. Но адреса этих контор она не знает. Да и знала бы – не сказала, подумал я, покидая заведение. Мало ли, вдруг под личиной приятного посетителя скрывается полицейский агент.

После перекуса я закинул в рот пластинку жвачки. А ничего так на вкус, очень похоже. В ближайшие восемьдесят лет он не сильно изменится. А тут ещё вкладыш с фотографией бейсболиста, судя по мелкой подписи, Джо Ди Маджо из «Янкиз».

Время уже, судя по карманным часам, приближалось к трём часам дня, а ноги мои устало гудели. Хорошо, ботинки оказались качественными, в будущем такое качество стоило бы на порядок больше, чем в это время. Между тем до сеанса оставалось ещё почти четыре часа. Делать было нечего, и я решил смотаться в антикварную лавку, по пути заглянув в галантерею, где разжился зубной щёткой, опасной бритвой и помазком.

– Ну как, молодой человек, нагулялись? – поинтересовался Лейбовиц, когда я переступил порог магазина.

Я вкратце пересказал маршрут своего путешествия, посетовал, что, может, стоило бы купить билет на фильм Чаплина и для антиквара, но Лейбовиц только махнул рукой, мол, он уже стар для такого рода досуга. После чего выпросил у меня газету, которая торчала из кармана, и принялся изучать содержимое свежего номера «Нью-Йорк таймс».

– Мистер Лейбовиц, а как вы относитесь к боксу? – отвлёк я его от чтения.

– В юности относился хорошо, а что? – поинтересовался антиквар.

– Да у меня имеются кое-какие сведения относительно исхода будущего поединка между Джо Луисом и Максом Шмелингом, который пройдёт 22 июня на стадионе «Янки». Подумал, неплохо было бы поставить на победителя.

– Вы что, хотите связаться с подпольными букмекерами?

– А почему бы и нет? Надеюсь, там не принято кидать, то есть обманывать?

«Не Россия же 90-х», – чуть было не добавил я, но вовремя сдержался.

– Честно говоря, на вашем месте ради призрачного выигрыша я всё же не спешил бы ввязываться в такого рода сомнительные предприятия.

– Да бросьте, Абрам Моисеевич, кто не рискует – тот не пьёт шампанское. Тем более какой тут риск, если дело поставлено на поток, зачем людям портить своё реноме?

Антиквар на какое-то время задумался, затем с решительным видом свернул газету в трубочку.

– Знаете что, Ефим, мне сегодня звонил Аарон. Естественно, разговор проходил в завуалированной форме, поскольку наш друг по-прежнему одержим манией преследования. Так вот, он по еврейской линии договорился с нужными людьми, которые за пятьдесят долларов согласны сделать вам документы. Я записал для вас адрес и имя человека, которого вам нужно будет там завтра спросить. Но ехать придётся в Нижний Ист-Сайд, и я бы посоветовал вам на всякий случай прихватить свой револьвер.

– Не стоит лишний раз светить ствол, Абрам Моисеевич. Не думаю, что дойдёт до перестрелки.

– Дело ваше. Одним словом, у людей, которые займутся вашими документами, вы можете и поинтересоваться относительно подпольных ставок. Они наверняка в курсе. Однако, насколько я понимаю, за документы вы отдадите последние деньги? У вас наберётся такая сумма?

– У меня есть сорок восемь долларов, – быстро произвёл я в уме пересчёт своей наличности.

– Ну, пару долларов я вам добавлю, да и на трамвай тоже. Но с чего тогда вы собираетесь делать ставку на победителя боя? Конечно, есть вариант, что после возвращения из Лос-Анджелеса ваше благосостояние значительно улучшится, тем более что вернуться мы должны уж точно до 22 июня. Но кто знает, как сложится, я не могу со стопроцентной уверенностью гарантировать успех нашего предприятия.

М-да, вот этот вопрос я как-то не учёл. Грустно вздохнув, я откинулся на спинку антикварного кресла и прикрыл глаза. Что ж, можно и подождать, думаю, ставки будут приниматься до последнего дня. Из лёгкой задумчивости меня вывел голос Лейбовица:

– Ну, если вам очень не терпится, могу ссудить в долг некоторую сумму. Вам сколько нужно?

– Если дадите взаймы долларов сто, буду весьма признателен.

– Гм, сто долларов… Тогда завтра, как соберётесь в Ист-Сайд, напомните, а то я на свою память не полагаюсь.

Тем временем нужно было выдвигаться в кинотеатр. По дороге я задержался возле чистильщика ботинок, и за пару центов парнишка лет двенадцати отдраил мою обувь до зеркального блеска.

Зал был рассчитан на две сотни зрителей, я, согласно билету, занял место на двенадцатом ряду, практически в середине. Моими соседями по левую руку оказалась супружеская чета с дочуркой лет пятнадцати, а справа примостилась благоухавшая духами и напомаженная девица вместе со своим молодым человеком. Не успели в зале погасить свет, как они начали перешёптываться, пересмеиваться, послышался звук поцелуев… Минут десять я это терпел, затем шёпотом сказал:

– Молодые люди, вы мешаете другим смотреть фильм.

Парочка притихла и больше не мешала окружающим своими любовными ласками.

История маленького Бродяги, пытающегося выжить в новом индустриальном обществе во времена Великой депрессии, меня тронула. Почему-то вспомнилось моё не такое уж давнее прошлое в Союзе, и снова передо мной встало лицо Вари. Потом вспомнил сына, как-то он там, в будущем, без меня… Должен уже на четвертый курс перейти. Надеюсь, не бедствует. Но этого я, к сожалению, никогда не узнаю.

Сообразив, что глаза уже на мокром месте, я сделал над собой усилие, при этом всё-таки шмыгнув носом. С возрастом, что ли, становлюсь сентиментальнее… Соседи справа не выдержали, хихикнули, видимо, подумали, что на меня так подействовал сюжет близящейся к финалу картины. Ну и плевать я хотел.

На следующее утро даже без напоминания Лейбовиц с бесстрастным лицом выдал мне сто десять долларов.

– Мир не знал ещё более доверчивого еврея, – криво усмехнулся он. – Надеюсь, эта сумма как минимум удвоится.

– Более чем уверен, не исключено, что и утроится. В любом случае половина выигрыша ваша.

– Да бросьте…

– Возражения, Абрам Моисеевич, не принимаются.

Через пятнадцать минут я неторопясь двигался в сторону Ист-Сайда, ограниченного на севере рекой Гарлем, на юге – 1-й улицей, на западе – 5-й авеню, на востоке – проливом Ист-Ривер.

Да, здесь народ жил не в пример скромнее, чем в лучших домах Манхэттена. В своём прикиде я выглядел чуть ли не буржуем. На одной из улиц полуголая ребятня прыгала в струях воды, бьющей из пожарного гидранта. Напомнило моё детство, когда мы бегали рядом с поливальной машиной.