Текст книги "И это все о нем"

Как-то однажды

Как-то однажды Григорию Федоровичу здорово повезло. Можете не верить, но дело было так.

Как обычно, он купил себе, значит, в одном туристическом агентстве какую-то путевку на какие-то острова. Фирма, в которой он работал, оплатила ее стоимость, а заодно и стоимость авиабилетов туда и обратно, бизнес-класс. В общем, все путем. Приехал он, значит, на эти острова. Поселился, значит, в одном классном отеле. Пять звезд, а то и больше. Там, значит, все как полагается. Полный холодильник, фрукты, напитки, то-се, пятое-десятое, телевизор с работающим пультом, горничная-мулатка проходу не дает, портье лезет с “чего желаете?” и чаевые не требует, из службы интима звонят каждые пятнадцать минут, напоминают о себе. Выпивки – залейся. В общем, рай нетронутый, тропический. А тут еще блондинка какая-то, из Швеции, что ли, или еще откуда, втюрилась в Григория Федоровича по уши.

И вот гуляет он с ней, с блондинкой этой, по песчаному пляжу. Волны подкатывают прямо к ногам. Закат обалденный. Если кто был в тропиках, тот знает, никакой Гоген даром не нужен. Блондинка эта носится как сумасшедшая, то хохочет чего-то, то вдруг ни с того ни с сего на шею Григорию Федоровичу бросится, то вдруг наоборот – упадет на влажный песок. И орет во все горло по-своему:

– Милый, я люблю тебя! Как здесь прекрасно! Я готова для тебя на все! Ты мой единственный! Это счастье – видеть тебя!

Орет и орет как заполошная. Григорию Федоровичу даже тишины захотелось, он собрался уже возвращаться в номер. Но что-то его вовремя остановило. Черт его знает что. Интуиция, наверное, какая-нибудь или, может, какое-то шестое чувство. Не знаю. В общем, правильно сделал, что пошел не в номер, а пошел зачем-то к пальме. Там пальма недалеко росла. Пошел, значит, и вроде бы на ровном месте запнулся… Ни бугорка, ни ямки, а он запнулся, Посмотрел себе, значит, под ноги и увидел… хотите – верьте, хотите – нет, смятую десятидолларовую бумажку.

Вот как однажды здорово повезло Григорию Федоровичу. А вы говорите, счастья нет.

Путь к славе

Нельзя сказать, что Григорий Федорович уж очень известный. В том смысле, что его все знают. Знают, конечно, но не все же. Совсем не все. Так, кое-кто. То есть, когда он выходит, к нему особо не бросаются, не тычут в него от восторга пальцем и не говорят: «Вон! Вон! Вышел!» Так, кое-кто только скажет: «Ну вот, вышел». И все. А чаще вообще ничего не говорят. Потому что мало кто его знает. Совсем мало. Ну, соседи знают. И то – некоторые. И то, судя по тому, как здороваются, не сильно и рады этому обстоятельству. Так что известности у Григория Федоровича никакой. По этой же причине нет и славы. И денег нет. И тоже все из-за этой его чертовой малоизвестности. И политические рейтинги нулевые. Откуда они возьмутся, рейтинги-то эти? С потолка, что ли? Вот если бы его знали, то все было бы по-другому. Если бы он куда-то выходил, то тут же попадал в центр общего внимания. «Вон! Вон! Вышел! – Где? – Да вон же! – Это что, он? – А то кто же! – Ну, мало ли! Разные выходят… – Нет, точно он! – Что-то уж сильно невзрачный какой-то. – Да они все такие. Это когда по телевизору показывают, то кажется, что ничего себе, а в жизни – тьфу, смотреть не на что. Как этот вот… – Это он написал эту книгу? Как ее?.. Ну, про то, как нам обустроить заграницу. – Да хрен его знает, может, и написал, сейчас все что-то пишут. Но вообще-то он вроде бы снимался. – Где? – Где сейчас все снимаются? В сериале, естественно. – Понятно, что в сериале. В каком? – Так в каком? Какие у нас сериалы? Про бандитов. – Что-то на бандита он не очень похож. – На бандита нет, а на жертву очень даже. Хотя нет, он, похоже, все-таки где-то в шоу-бизнесе крутится. – Поет, что ли? – Ты слышал, чтобы кто-то там особо пел? Больше рассказывают о своей личной жизни. Впрочем, не исключено, что он все же политикой занимается. – Оппозиционер, что ли? – Оппозиционеры с митингов не вылезают, а этот здесь без всякого дела шляется…»

Известность – любая! – явно изменила бы жизнь Григория Федоровича к лучшему. Сделала бы его поприятней, поумней и покрасивей. Вы заметили, когда известный человек говорит откровенную глупость, она, глупость, кажется не такой уж и глупой, а вполне себе ничего. В глупости известного человека можно при желании найти и скрытый смысл, и глубину, и что хочешь. А умное высказывание неизвестного человека в лучшем случае никто не заметит, а то и вообще посчитают несусветной глупостью. Известный человек к тому же не может быть некрасивым. Любой недостаток его внешности будет воспринят как изюминка, лишь подчеркивающая его индивидуальность.

Так что можно с уверенностью утверждать, что знай Григория Федоровича побольше людей, то жизнь его круто бы изменилась: всюду бы приглашали, везде ждали… Беспрестанные звонки с телевидения… Может, даже избрали бы куда-нибудь. Да хоть куда. А не избрали бы – еще лучше: возник бы повод для скандала– «почему это не избрали?!». А скандал – это же самый короткий путь к славе и успеху.

Ну а так чего можно добиться, когда тебя никто не знает? Если кто-то и поинтересуется: мол, кто это? Ему тут же ответят: а хрен его знает. Но скорее всего даже и не поинтересуются.

Сейчас главный показатель твоей известности – есть ты в Википедии или нет. Попал в Википедию – все, жизнь удалась, ты фаворит судьбы и счастливчик. А нет тебя в ней – считай, нигде нет. И на телевидение ты не попадешь, и в прессе тебя не упомянут, а значит, факт твоего существования крайне сомнителен. То есть тебя вроде бы вообще нигде нет, о тебе вспоминают разве что только во время переписи населения.

С одной стороны, прославиться вроде бы легко: необязательно изобретать что-то полезное, писать выдающееся, создавать гениальное, можно просто что-то выкрикнуть в нужном месте, оголиться где надо, найти или придумать компромат на известную личность. И чем известней личность и невероятней компромат, тем лучше. В общем, нужно уметь создать бузу на пустом месте. Нужно найти способ шокировать окружающих. И чем сильней вы их шокируете, тем больше у вас шансов стать известным. Вся сложность только в том, что окружающих уже сложно чем-то удивить. Их уже до такой степени зашокировали и заудивляли, что у них ко всяким неожиданностям выработался стойкий иммунитет. Но попробовать все же стоит. Без этого никак. Как говорится, кто не пробует, тот и не получает известности.

Теперь вернемся к Григорию Федоровичу. Хочет ли он стать известным? Нет. Вернее, да. Делает ли что-то для этого? Нет, вернее, да – вот попросил меня написать о нем. Мог бы, конечно, выкинуть что-то этакое, чтоб все ахнули. Но решил просто, чтоб о нем написали, вдруг кто-то прочтет. И узнает. У каждого свой путь к славе.

Сложное время. Девяностые

Жизнь порой настолько многообразна, что и представить себе невозможно.

В то время, когда ведущие экономисты вели друг с другом непримиримую борьбу, споря, что лучше – приватизировать дальше или начинать потихонечку национализацию?

Когда все поняли, что свобода слова – это не во весь голос на площади, а надежда быть услышанным.

Когда человека раскрепостили до такой степени, что это уже стало небезопасным для окружающих.

Когда каждый получил право на собственность, только не знал, где ее взять.

Когда населению стали доступны западные ценности и оно захотело вернуть их обратно.

Когда законов принято столько, что говорить о их выполнении просто смешно.

Когда критиковать президента может каждый, но почему-то не хочет.

Когда все понимают, что надо все менять, но никто не знает, с чего начать.

И вот в такое сложное и противоречивое время Григорий Федорович сидел на своей пятиметровой кухоньке и ел колбасу. Выходить на улицу ему не хотелось.

Судьба

Григорий Федорович решил жениться. Внезапно. Еще вчера даже и не думал об этом, а тут утром проснулся, посмотрел сонным взглядом в потолок, и вдруг решил: «Пора!» Собственно «пора» было давно, Григорий Федорович был уже не мальчик и даже не молодой человек. Средний возраст и тот был уже на исходе.

О том, что «пора», ему говорили все. И родители, и друзья, и просто знакомые. У каждого были свои причины желать ему семейной жизни. Родители наивно надеялись, что их будущая невестка снимет с них часть забот о нем. Друзья – из зависти к его независимости и свободе. Знакомые просто так, развлечения ради и безразличия к его судьбе. Но Григорий Федорович жениться не торопился. Во-первых, потому, что был неглуп. Ну, сами подумайте, разве может глупый человек на протяжении многих лет удачно избегать уз Гименея? Во-вторых, он умел учиться на ошибках своих женатых знакомых. В-третьих, у него был и собственный опыт – он уже был однажды женат. А когда разводился, то оставил своей бывшей жене все – и квартиру, и машину, и дачу, и детей, все. Правда, все это у нее было еще до знакомства с ним. И хотя отношения были разорваны окончательно, она тоже была в числе настойчиво желавших ему скорейшей женитьбы. Зачем ей это, было непонятно. Но зачем-то было нужно. «Женился бы ты хоть, что ли, – говорила она. – Не век же тебе теперь холостым ходить».

И вот он все-таки пришел к решению жениться. То ли чтобы отвязались наконец от него, то ли действительно время пришло. Ну, решиться-то он решился – а вот на ком? Первое, что пришло в голову, – бывшая жена. А что, готовит она хорошо, а все остальное, считал Григорий Федорович, приложится. Мешало ему осуществить задуманное только одно, вернее, одна – сама бывшая жена, категорически отказывающаяся совершить повторно, по ее словам, дикую глупость.

Искать кандидатуру в жены среди молодых и легкомысленных особ он не хотел. По той простой причине, что те сами этого не хотели. Справедливости ради надо заметить, что потенциальные кандидатки старшего возраста тоже не особо рвались за него замуж. «Ничего, – вслух размышлял Григорий Федорович, – эти-то никуда не денутся. У них и выбора особого нет. Возраст не тот».

Поиски своей половины по Интернету ни к чему в результате не привели. Хотя уж где-где, а там-то дам, жаждущих отношений с Григорием Федоровичем, было с избытком и они были готовы на все. Но как раз эта готовность настораживала и не устраивала Григория Федоровича – сегодня они готовы на это, а завтра? Поиски среди знакомых тоже ни к чему не привели. Мешало именно то, что они прекрасно знали его, а он, как облупленных, – их.

Григорий Федорович стал думать, где еще найти свою половинку. На улице? Но она полна неожиданностей. Улица кишит женщинами самых разных пристрастий, увлечений и манер поведения. И знакомство с ними чревато самыми неожиданными последствиями. Среди фланирующих по изобилующему соблазнами мегаполису пригодных к семейной жизни, считал Григорий Федорович, крайне мало. Так же Григорий Федорович отверг знакомство в общественном транспорте (отсутствие комфорта, толкучка и суетня) и в других общественных местах (по той же причине). Рестораны и кафе – по причине дороговизны («пока найдешь то, что нужно, все деньги потратишь») и риска спиться.

Внешность будущей жены для Григория Федоровича была не главным ее качеством. Он и так считал внешность обманчивой, а что уж говорить о ней после широкого внедрения в дело женской красоты методов имплантации, липосакции и эпиляции.

Главным в спутнице жизни, по мнению Григория Федоровича, должна быть душа. Чуткая, нежная, отзывчивая, любящая. И все. Ну и так, кое-что по мелочи: хозяйственность, умение готовить, интеллект, материальная обеспеченность, любовь к мужу, умение ему подчиняться, самопожертвование…

Сложность была в том, как увидеть эту душу. То есть понять, та это душа или не та. По глазам? Но и глазам он тоже не сильно доверял, поскольку был уверен, что качественные контактные линзы меняют не только их цвет, но и выражение.

Получался тупик. Принципиальное решение о женитьбе вроде бы и было принято, а вот способы его реализации были неясны.

«Да-а-а… – размышлял Григорий Федорович, – проблема. Еще не женился, а проблема уже появилась…»

Не сумела завладеть его сердцем даже та ярко накрашенная девица, возникшая перед Григорием Федоровичем с банкой пива в руке, со жвачкой во рту и по-простецки предложившая: «Ну чо, пойдем? По пиву вмажем?» Не удалось ей стать избранницей Григория Федоровича. Хотя вроде все было при ней. В том числе и пиво. Он тогда, конечно, пошел и по пиву вмазал. Но жениться не стал. Что-то в последний момент остановило его.

Что именно остановило? «А черт его знает что, – недоумевал Григорий Федорович. – Что-то остановило. А что именно, сам не пойму».

Соседи

У Григория Федоровича сосед был. Отличный мужик. Простой. Общительный. Если потребуется, то и за солью в любое время суток придет. И денег, при необходимости, всегда займет. Займет и забудет. И снова займет. А если Григорий Федорович напомнит, то только улыбнется в ответ, широко и открыто, положит свою тяжелую руку Григорию Федоровичу на плечо и скажет: «Да ты чего, сосед! В жизни деньги не главное. Мелочи все это!»

Веселый сосед был. Когда у него появлялись деньги и настроение, то всю ночь из его квартиры песни, крики и смех слышны были. А нет денег и настроения, то только крики. А когда Григорий Федорович пожалуется ему, что всю ночь не мог уснуть, он только улыбнется, положит свою тяжелую руку ему на плечо и скажет: «Это все нервы, сосед. От них все беды. Успокоительное тебе нужно принимать». А часто не только сочувствие, но и реальную заботу проявлял. Дал как-то Григорию Федоровичу пару кусочков ваты: «Вот, – говорит, – заткни ими уши, а то ко мне сегодня гости придут. Я, – говорит, – все время так делаю, когда жена пилить начинает».

И жена у него тоже такая же общительная и непринужденная. Последним готова поделиться. Придет, бывало, когда Григорий Федорович уже спать собирается ложиться, и делится своими последними новостями. А новости эти ее всегда о Зое Васильевне. Зоя Васильевна – это непосредственная начальница соседки. Григорий Федорович теперь о ней, спасибо соседке, все знает. Она Григорию Федоровичу даже по ночам сниться стала. Явится во сне и молчит – «А чего, – говорит, – говорить, ты и так обо мне все уже знаешь».

А дети соседские такие сорванцы были. То дверной глазок в квартире Григория Федоровича заклеят, то позвонят в дверь и убегут, то пластмассу подожгут и в замочную скважину вставят. Их хохот потом даже через стену слышно. Веселые ребятишки. Соседи их очень любили. Курить всегда на лестничную клетку выходили. Чтоб, значит, дети дымом не дышали. Тот в квартиру Григория Федоровича весь шел. И дети ценили эту родительскую заботу и платили родителям тем же – курили втихаря только во дворе, на детской площадке.

Замечательные соседи были, просто как родные. Особенно сам сосед. Никогда не юлил, не лукавил. При встрече идет прямо на Григория Федоровича – «Ну-ка, – говорит, – пододвинься, брат». И так шутливо плечом заденет. Да и вообще пошутить любил. «Вчера – говорит, – когда тебя дома не было, вот такая краля к тебе приходила, вот с такой грудью и вот с таким всем остальным. Звонила-звонила, никто ей не открыл, и она грустная такая ушла. – Скажет и тут же сознается: – Да ладно, шучу я! Кому ты нужен». И весело так хохочет.

У Григория Федоровича с соседями вообще-то много общего было. Взять ту же бытовую технику. Соседи всю свою технику в общий коридор вынесли – холодильник, стиральную машину, пылесос. «Пусть, – говорят, – здесь стоит. А то в квартире она места много занимает. А ты, – от широты душевной предложили соседи Григорию Федоровичу, – пользуйся, не жалко. Вон у нас в холодильнике место свободное есть».

Бывали, конечно, и мелкие недоразумения. Как же без них. Однажды сосед пришел к Григорию Федоровичу поинтересоваться, не он ли колбасу из их холодильника взял. Григорий Федорович стал оправдываться, объяснять, что нет, мол, не брал их колбасу, своя есть. Но ситуация неловкая, сами понимаете. Пришлось в результате Григорию Федоровичу им свою колбасу отдать. А на следующий день сосед снова к нему приходит. Григорий Федорович сразу стал оправдываться, извините, мол, нет у меня больше колбасы. Даже холодильник свой для убедительности открыл, чтоб, значит, сосед сам мог убедиться. А сосед смеется, недоразумение, мол, вчера с колбасой этой вышло – это ее наши сорванцы всю съели, вкусная колбаса-то была. «Но ты не беспокойся, – положил он на плечо Григорию Федоровичу свою тяжелую руку. – Твоя не хуже оказалась». И тут же предложил брать в случае чего колбасу из их холодильника. По-соседски, так сказать. Веселые, чего тут говорить, соседи были. И справедливые.

Я почему о соседях в прошедшем времени говорю, а потому что съехали они. Даже не попрощались.

Теперь у Григория Федоровича другие соседи. Кто они, он представления не имеет. Их и не видно, и не слышно. И на лестничной площадке они не курят. То ли вообще не курят, то ли курят у себя, неизвестно. Про их детей Григорий Федорович тоже ничего не знает. Не знает, есть ли у новой соседки начальница. Вообще ничего не знает. Так что какие это соседи! Можно сказать, вообще без соседей Григорий Федорович теперь живет.

С одной стороны, хорошо, а с другой – чего-то не хватает. Только Григорий Федорович не понимает – чего именно. Просто привык он к старым соседям, наверное. Пройдет время, возможно, и к этим привыкнет.

Руководитель

Если бы не Григорий Федорович, то прямо и не знаю, как сложилась бы моя судьба. Да разве только моя! Судьба всей страны! Как бы мы сейчас жили, если бы не Григорий Федорович, кто знает?!

Григорий Федорович – руководитель был Богом данный. Командовал он как-то одним речным судном. Плывет это судно, а навстречу ему другое. Удивился Григорий Федорович, но вида не подал и говорит: «Вот если бы мы плыли по морю, то обязательно разошлись бы». Крупного масштаба был руководитель.

После того столкновения назначили Григория Федоровича командиром морского лайнера. Вот уж было где развернуться! Он и развернулся. А тут, как на грех, иностранное судно подвернулось. Другой бы себе волосы в отчаянии рвал, а Григорий Федорович, глядя на тонущий иностранный корабль, с сожалением заметил: «Жалко, что сейчас не война, а то бы меня обязательно наградили».

Награждать Григория Федоровича не стали, а отправили советником в какую-то страну. Какие он там давал советы теперь сказать трудно, только страна эта ввязалась во все международные конфликты и стала скупать в огромных количествах кофе, хотя до этого была крупнейшим его производителем. А Григорий Федорович, чтобы поддержать народ дружественной нам страны в борьбе с временными трудностями, взял в руки баян и запел: «Раскинулось море широко! И волны бушуют вдали!..» Такой уж он был человек, любые трудности нипочем.

Возвратившись на родину, возглавил Григорий Федорович одно крупное строительство. Теперь уж сложно сказать, что именно там строилось, поскольку оно взорвалось при пуске. А Григорий Федорович, не потеряв присутствия духа, со свойственной ему невозмутимостью сознался: «Я не знал, что это и при социализме тоже взрывается».

За веру в социализм доверили Григорию Федоровичу одно крупное министерство. Оглядел он по-хозяйски поле своей новой деятельности, и аж дух у него захватило от раскрывшихся перед ним перспектив. Делай что хочешь. Вся страна перед тобой. Такой простор был в самый раз для делового размаха Григория Федоровича. Он и размахнулся. И такого понаделал, что у всех глаза от удивления на лоб полезли. Никто ничего понять не может, но и спросить у Григория Федоровича не решаются. Думают: может быть, это мы дураки и ничего не понимаем. Или думают: вот закончит человек дело и все всем объяснит. А тут как раз и перестройка подоспела. Собственно, и наступила она скорей всего не без участия Григория Федоровича. И пошел Григорий Федорович в бизнес, на самый трудный участок – на приватизацию. Ну а что произошло с приватизацией, вы сами знаете.

В лифте

Лицо ехавшего с ним в лифте человека вызывало доверие, и Григорий Федорович решил поделиться своими мыслями.

– А вот если бы меня орденом наградили, я бы не стал его получать. Просто отказался бы, и все. Мне от них ничего не нужно.

Григорий Федорович гордо вскинул голову.

Попутчик понимающе кивнул:

– А если бы от меня зависело, то я и не стал бы вас им награждать.

Тут двери лифта открылись, и попутчик вышел. Так Григорий Федорович и не узнал, почему его не стали бы награждать орденом. И хотя Григорий Федорович и не собирался его получать, настроение почему-то резко испортилось. Какой неприятный тип, подумал он, не глубокий. Как все же внешность бывает обманчива, подумал он.