Текст книги "Шкатулка рыцаря (сборник)"

«Нетрудно, – заметил Роальд. – Но я хочу вернуть вам уверенность».

Мы все тут сумасшедшие, подумал Шурик. Роальд – точно сумасшедший. И Врач – сумасшедший. Но вслух сказал:

– Ладно, поеду. Но с шестнадцатого я в отпуске.

– Злюстра зияет над графом заиндевелым, мороз его задымил, взнуздал… – уклончиво заметил Роальд.

– Нет, ты скажи прямо.

– Я и говорю. С шестнадцатого хоть в Марий Эл.

Роальд ухмыльнулся и выложил на стол пачку газетных вырезок.

– А это что? – удивился Шурик.

– Материал для раздумий. Информация к размышлению.

– Газета «Шанс»? Паршивая рекламная газетенка. Зачем она мне?

– Сейчас поймешь. Я ведь еще не объяснил тебе твою прямую задачу.

– А чего тут объяснять? И так все понятно. Окружить гражданина Лигушу заботой и вниманием. Пресечь всякие попытки покушений. Прозондировать темные закоулки провинциального городка Т. – не бугрятся ли где-нибудь поганые очертания Кости-Пузы. А шестнадцатого выпить чашку кофе, слупить с убитого Лигуши гонорар и вернуться. Только, черт побери, Роальд, почему этого Лигушу не могут убить ну, скажем, на день раньше?

– Не знаю.

– Неубедительно.

– Наверное. Но ты постоянно помни, что Соловей в Т. И обрез там. И Соловей явно хочет что-то узнать от бульдозериста.

– Но что может знать Лигуша такого, чтобы Соловей ходил за ним хвостиком?

– Поясняю. Две недели назад Лигуша приезжал в город. С его собственных слов известно, что при нем была некая ценная вещь. Он за нее боялся, поэтому привез в город и поместил в надежное место. Вот только, – Роальд недовольно поджал губы, – он не помнит, что за ценная вещь была при нем и в каком надежном месте он ее спрятал.

– Неужели никаких зацепок?

– Зацепка, вообще-то, есть…

– Ну?

– Перед тем как упрятать свою ценную вещь в надежное место, глупый Лигуша дал бесплатное объявление в газете «Шанс». Платные объявления фиксируются, всегда можно отыскать подателя, а в разделе бесплатных объявлений помещается всякая чепуха. Понимаешь? Так сказать, отдел для дураков и нищих. Вот Лигуша и думает, что он надежно застраховался. Правда, помнит только сам факт: ездил в город, спрятал вещь ценную. Я, понятно, навел справки в редакции, но по бесплатным объявлениям у них ничего не фиксируется. Это как бы благотворительность. К примеру, приходит стеснительный человек, говорит: «Хочу напомнить жене, что я вернулся». – «И долго вас не было?» – «Три года!» Или приходит согбенный старик: «Сын у меня загулял. Третий месяц гуляет, хочу о себе напомнить». – «Думаете, он читает газеты?» – «Вашу газету читают все». Так что забирай эти вырезки. У меня два комплекта таких, будем искать. В этой пачке все бесплатные объявления, напечатанные в газете за последние две недели. Вчитывайся внимательно, прислушивайся к внутреннему голосу. Не может быть, чтобы мы с тобой, – подольстил Роальд, – не поняли, какое именно сообщение принадлежит Лигуше.

– Он же сумасшедший.

– Может, и сумасшедший, – сухо сказал Роальд, – но в него стреляли, его пытались убить хрустальным рогом, за ним охотится небезызвестный тебе Костя-Пуза. Так что наше прямое дело помочь доверившемуся нам клиенту. А главное… – Роальд сделал паузу. – Главное, Костя-Пуза все еще в бегах.

И хмыкнул: «В горницу вошел негр, румяный с мороза».

Глава II. «Пятнадцатого меня убьют…»

Константинополь. 14 апреля 1204 года

Когда «Пилигрим», неф епископа Суассонского, ударило бортом о каменную выпуклую стену башни, дико подсвеченную отблесками великого пожара, некий венецианец чистый душой сумел спрыгнуть на башню. Рыцарь Андрэ де Дюрбуаз не успел последовать за венецианцем, ибо волною неф от башни тут же отнесло, однако рыцарь видел, как взметнулись мечи наемных англов и данов, как взметнулись боевые топоры нечестивых ромеев, отколовшихся от святой римской церкви. Чистый душой, полный веры венецианец пал, и это зрелище разъярило рыцаря. Когда «Пилигрим» вновь прижало к башне, рыцарь Андрэ де Дюрбуаз легко перепрыгнул с мостика на площадку и всей массой своего мощного тела обрушился на ничтожных ромеев.

Благодарением Господа кольчуга на рыцаре оказалась отменного качества, она выдержала все обрушившиеся на рыцаря удары, его даже не ранили, ибо Господь в тот день не желал смерти своего верного сына. Более того, Господь в тот день так желал, чтобы смиренные пилигримы покарали наконец нечестивцев, отпавших от истинной веры, и вошли бы в горящий Константинополь. Господь в тот день так пожелал, чтобы лжеимператор ромеев некий Мурцуфл, вечно насупленный, как бы искалеченный собственной злобой, был жестоко отмщен за бесчестное убийство истинного императора – юного Алексея, а жители бесчестного города покорены и опозорены. Богоугодные мысли рыцаря Андрэ де Дюрбуаза и его безмерная храбрость помогли ему. Он выдержал все удары данов и англов, он решительно разметал трусливых ромеев. Подняв над головой окровавленный меч, он прорычал так, что его услышали даже на отдаленных судах, подтягивающихся к Константинополю: «Монжой!»

И с отдаленных кораблей ответили: «Монжуа!»

Вдохновенное лицо рыцаря Андрэ де Дюрбуаза светилось такой неистовой праведностью и такой неистовой беспощадностью, что бесчестные ромеи и их наемники в ужасе и в крови скатились вниз по деревянным лестницам башни, и все, кто находился ниже их, присоединялись к ним и бежали – тоже в страхе и в ужасе. И получилось так, что рыцарь Андрэ де Дюрбуаз один, поддержанный лишь боевым кличем с приближающихся кораблей, дал возможность праведным пилигримам сеньора Пьера де Брашеля окончательно захватить башню.

«Монжуа!» – неслось над Золотым Рогом.

И в ответ звучало: «Монжой!»

Вместе со святыми воинами мессира Пьера Амьенского доблестный рыцарь Андрэ де Дюрбуаз ворвался в горящий Константинополь. С каменных стен, надстроенных деревянными щитами, на штурмующих беспрерывно сыпались бревна, круглые валуны, горшки с кипящей смолой. Шипя, выбрасывался из специальных сосудов греческий огонь, заполняя воздух ужасным смрадом и копотью. В какой-то момент отпор, оказываемый бесчестными ромеями, оказался таким ужасным, что даже сам лжеимператор Мурцуфл, вечно нахмуренный, ощутил некоторую надежду. Он, наверное, решил, что Господь остановил нападающих. Радуясь удаче, презренный лжеимператор направил своего коня навстречу кучке окровавленных, вырвавшихся из пламени пилигримов, но его порыв остался лишь порывом. В навалившемся на него ужасе лжеимператор вдруг повернул коня и погнал его прочь от собственных алых палаток, поставленных на холме так, чтобы явственно видеть флот французов и венецианцев, растянувшийся в заливе чуть не на целое лье.

Грешный город пал.

Огромный город, оставленный Господом, не устоял перед ничтожной по количеству, но крепкой в своей вере армией святых пилигримов. Город пылал, в уцелевших его кварталах всю ночь звенели мечи, всю ночь святые воины добивали остатки императорской гвардии, хватали рабов и имущество, прибивали свои щиты к воротам захваченных вилл.

Рыцарю Андрэ де Дюрбуазу Господь и меч даровали каменный особняк, уютно затаившийся в тенистой роще. Устало присев на открытой террасе, рыцарь услышал звон фонтана и тревожный шум листвы, раздуваемой порывами налетающего с залива ветра. Отсветы пожара, охватившего всю портовую часть Константинополя – от ворот святой Варвары до Влахернского дворца, – красиво играли на оружии, серебряных светильниках, золотых украшениях, тканях и сосудах, на кипарисовых ларцах, наполненных жемчугом и золотыми безантами. Но благородный рыцарь смотрел на сокровища равнодушно: еще до штурма праведные пилигримы на святых мощах поклялись отдать все захваченное в общую казну.

Рыцарь Андрэ де Дюрбуаз не собирался нарушать клятву.

Однако внимание его привлекла шкатулка – не кипарисовая, не деревянная, не железная, а как бы из меди, по крайней мере, поблескивающая, как медная. Не было видно никаких замков или запоров. Рыцарь устало дотянулся до шкатулки и удивился еще больше: она весила так, будто ее набили золотом или тем жидким тусклым металлом, который алхимики считают отцом всех металлов вообще; ни одна вещь не должна столько весить.

Рыцарь Андрэ де Дюрбуаз захотел увидеть содержимое шкатулки.

Действительно, никаких замков, никаких запоров. Однако на крышке, выпуклой и тускло поблескивающей, алела некая округленная вдавленность, к которой палец рыцаря прикоснулся как бы сам собою, как бы нехотя. Сейчас он, честный рыцарь Андрэ де Дюрбуаз, глянет в шкатулку и бросит ее обратно в груду захваченной у ромеев добычи – ведь все эти вещи принадлежат святым паладинам.

– Храни меня Бог!

Рыцарь Андрэ де Дюрбуаз много слышал о мерзостях грешного города.

Он слышал, например, что жители Константинополя бесконечно развращены, что сам базилевс бесконечно развращен, а многочисленные его священнослужители давно отпали от истинной веры. Они крестятся тремя пальцами, не верят в запас божьей благодати, создаваемой деяниями святых, они считают, что дух святой исходит только от Бога-отца, они унижают святую Римскую церковь, отзываясь о ней презрительно и равнодушно, а своего лжеимператора насупленного Мурцуфла равняют чуть ли не с самим Господом-богом, тогда как сей ничтожный базилевс часто, забывая властительное спокойствие, отплясывает в безумии своем веселый кордакс, сопровождая пляску непристойными телодвижениями.

Грех! Смертный грех!

Город черной ужасной похоти!

Палец рыцаря Андрэ де Дюрбуаза как бы погрузился в прохладный металл.

О, дьявольские штучки! Под пальцем рыцаря шкатулка странно изменилась.

Долгий звук раздался, будто вскрикнула райская птица, а может, дрогнула напряженная до предела струна, сама же шкатулка при этом начала стекленеть, мутиться, но и очищаться тут же, как очищаются воды взбаламученного, но быстрого ручья. Она на глазах бледнела, ее только что плотное вещество превращалось в плоть морского животного медузы, только еще более прозрачную. Рыцарь Андрэ де Дюрбуаз увидел смутную игру стеклянных теней, призрачных вспышек, таинственных преломлений, отблесков, то кровавых от близкого пожара, то почти невидимых, лишь угадываемых каким-то непрямым зрением в дьявольской, несомненно, не Господом дарованной игре.

Потом таинственная шкатулка исчезла.

Она будто растаяла в его руках. «Спаси нас Бог!»

Рыцарь Андрэ де Дюрбуаз торопливо осенил себя крестным знамением.

Если бы не навалившаяся усталость, если бы не ноющие от боли мышцы, усталое тело, он покинул бы виллу, в которой так откровенно хранятся вещи явно не божественного происхождения, но рыцарь устал. Он первым ворвался в осажденный Константинополь, и он устал, а город нечестивых ромеев шумно горел от стены до стены, и все лучшие здания и виллы давно были захвачены другими святыми пилигримами. Поэтому рыцарь Андрэ де Дюрбуаз еще раз прошептал молитву, отгоняя дьявольское наваждение, и громко крикнул оруженосцев, всегда готовых ему помочь.

13 июля 1993 года

Меняю левое крыло на правое.

Не меньше как два ангела, искалечившись при грехопадении, обмениваются поврежденными крыльями.

Шурик хмыкнул.

Женщина, сидевшая между ним и окном автобуса, маленькая, рыжая, скосила на Шурика зеленые, болотного цвета глаза. Простенькое ситцевое платье, вполне уместное в такую жару, никаких украшений, разве что простые сережки в ушах. Очень маленькие, не сразу заметишь, сердечки. Мятый голубой плащ и кожаная сумка – на коленях.

– Извините.

– Да ладно, – протянула женщина.

Зеленые глаза болотно и зло блеснули.

Двухкомнатную квартиру в доме барачного типа, комнаты смежные, одна – шесть метров, другая десять, первый этаж, без удобств, без горячей и холодной воды, без электричества и отопления, селение Сапоги в низовьях реки Оби меняю на благоустроенную трехкомнатную в любом южном штате Америки. В Сапогах хорошо развита грибная промышленность (трудартель «Ленинец»), воздух чист и прозрачен.

Шурик опять хмыкнул.

Рыжая опять презрительно повела плечом.

Неприязнь ее была чиста и прозрачна, как воздух в Сапогах.

Автобус взрыкивал на подъемах, вдруг набегала на стекла тень березовых рощиц, открывались поля. Побулькивали баночным пивом уверенные челноки, ввозящие в городок Т. сенегальский кетчуп, японские презервативы, тасманскую шерсть, китайские тапочки и польскую колу – все, конечно, подлинное. Помаргивали настороженно с любой стороны ожидающие засад беженцы-таджики, кутающиеся в пестрые, как осенний лес, халаты. За спиной Шурика двое парней в спортивных костюмах, сработанных даже не в Польше, а где-нибудь в Искитиме или на станции Болотная, приглушенными голосами обсуждали судьбу их близкого приятеля. Они любовно называли его уродом. Из всех уродов урод – собрался жениться.

Пять лет назад, будучи военнослужащим, участвовал в ночном ограблении магазина. Осознав вину, готов добровольно отдаться в руки правосудия. Поскольку ограбленный магазин находился на территории бывшей ГДР, могу ли рассчитывать на отсидку в ИТЛ объединенной Германии?

Вырезки из газеты «Шанс» оказались не худшим чтением.

Расковался народ, одобрительно думал Шурик. Смотришь, собьет копыта.

Две особи противоположного пола, составляющие простую сельскую семью, готовы рассмотреть деловые предложения любого зоопарка мира экспонировать их как типичный биологический вид Гомо советикус на условиях: а) обеспечение питанием по разряду высших млекопитающих; б) предоставление одного выходного дня в неделю для повышения культурного уровня; в) по истечению срока контракта – выход на волю в том районе земного шара, в котором экспонировалась указанная пара.

Может, это и есть зашифрованное указание бывшего бульдозериста?

Две особи – двойка… Затем: а… б… в… Ну, можно наскрести еще пару цифр… Для кода маловато… Скорее обычный отчаянный крик души вполне конкретных представителей указанного в объявлении биологического вида.

Шурик вздохнул. Он бы не пошел смотреть указанную пару.

Будь я немцем или аргентинцем, поляком или чилийцем, даже негром преклонных годов или молодым гусанос, не пошел бы я смотреть на представителей вида Гомо советикус, пусть даже их кормят по разряду высших млекопитающих.

Одинокая женщина с древнерусским характером, потомок известного древнего рода пчеловодов, страстно мечтает о встрече с одиноким мужчиной, гордящимся такими же чертами характера.

Сильно сказано.

А если подкачает род пчеловода?

Вдруг по пьяни этот пчеловод начнет гордиться совсем другими чертами своего характера?

Иван!

И ничего больше.

Бог мой, как страстно могут взывать к любви одинокие женщины с древним древнерусским характером! Вот ведь не Фриц интересует неизвестную женщину. Ведь не к Герхарду обращен этот от сердца идущий зов. Не к Соломону и не к Лукасу, не к какому-то там Ромео…

Иван!

Шурик покосился на рыжую соседку.

У этой характер из древнерусских. Никаких чувств не скрывает.

И глаза у нее как зеленое болото, полное настоящих малярийных комаров.

Прошу отозваться всех, кто хотя бы раз в жизни сталкивался с аномальными явлениями.

Однажды Сашка Скоков рассказал Шурику аномальную историю.

Его приятель, небогатый фермер, распахивал за городом собственное свекловичное поле. Тракторишко рычит, душно, пыльные поля кругом, рядом скоростное шоссе, по которому бесконечным потоком несутся машины. Обычная ординарная суета.

Решив перекусить, фермер подогнал свой тракторишко к обочине. На глазах равнодушной, прущей по шоссе шоферни расстелил на старом пне позавчерашнюю газетку, выложил нехитрую закуску, выставил чекушечку водки. Сто граммов, не больше, даже неполная чекушечка. У каждого свои устоявшиеся привычки. Фермер отвел локоть в сторону, торжественно задирая голову, и в этот момент кто-то требовательно похлопал его по плечу.

«Иди ты!» – сказал фермер.

Ему не ответили. Пришлось обернуться.

Опираясь на блестящие, как бы под собственным весом расползающиеся спиральные кольца, пристально, даже загадочно смотрел на фермера гигантский тропический питон.

Настоящий.

Не придуманный.

Фермер и раздумывать не стал.

Одним движением отшиб у чекушечки дно и с «розочкой» в руке бросился на вторгнувшегося на его территорию тропического питона. Веры в успех у него не было, он надеялся на помощь земляков, ведь машины по шоссе так и катили. По словам Сашки Скокова, а Скокову можно верить, грандиозная битва Геракла со Змеем длилась минут двадцать. Кровь хлестала фонтанами. Иногда опутавший фермера питон отбрасывал свой хвост чуть не под колеса КамАЗов и ЗИЛов, иногда крик фермера превышал допустимую норму децибел, но ни одному водителю в голову не пришло остановиться и спросить, не причиняет ли гигантский питон неудобств данному виду человека.

Недавно узнал, что моего прадеда звали Фима. Имею ли я право незамедлительно подать документы на выезд из страны?

Шурик хмыкнул.

Автобус перебежал деревянный мост.

Очень старый мост, судя по деревянной конструкции.

Багровые листья осин на высоком берегу мелкой речушки трепетали как флажки на праздничной демонстрации. Июльский уставший от жары лес походил на театральную декорацию, перенесенную со сцены на пленер, фальшивую и в то же время невероятно живую. «Пятнадцатого меня убьют», – вспомнил Шурик. Смотри ты, какая самоуверенность! Впрочем, далеко не каждый может так смело и просто заявить о своем последнем дне. Наверное, у бульдозериста Лигуши, наряду с недостатками, имелись и какие-то достоинства.

Отдам бесплатно зуб мамонта.

Человек бескорыстный! – восхитился Шурик.

Плевать ему на рыночную экономику, романтик, наверное.

Целый зуб мамонта! Не молочный, небось. Безвозмездно и бескорыстно. Кому-то бесконечно нужен зуб мамонта, он готов выложить за него последние миллионы, а тут нате вам: бесплатно! Человек не требует тепленького местечка в зоопарке, не унижается, ничего не просит…

Усталый мужчина шестидесяти лет, образование среднее, коммунист, ищет ту свою половину, которая все выдержит и выдюжит, не продаст и не предаст, а в роковой час печально закроет остекленевшие глаза своего милого друга, с благодарностию поцелует его в холодный лоб и, рыдая, проводит туда, откуда не возвращаются даже коммунисты.

Шурик содрогнулся.

Желтый холодный лоб.

Не рыжая, наверное, и не злая.

И не будут рыдать над тобой приятели в спортивных костюмах.

И не потянутся губы любимой к холодному лбу отходящего в лучший мир коммуниста. И не зарыдает над усталым мужчиной шестидесяти лет хмурый богодул измученный икотой внезапного похмелья. И не хлынут слезы черных, как ночь, таджиков…

Кстати, вспомнил Шурик, таджикских беженцев в Т. почему-то называют Максимками, вкладывая в это слово одновременно и жалость, и благодушие. Такие Максимки основали там целый кишлак на руинах недостроенной гостиницы. Местные богодулы совершают в указанный кишлак настоящие путешествия. Поход к кишлаку там неофициально приравнивается к загранкомандировке. «Мы так еще до Индии дойдем!» – хвастаются местные богодулы. Они всерьез уверены, что рано или поздно кто-то из них омоет пыльные сапоги в теплых водах Индийского океана.

Широк русский человек. Не выйди вовремя закон о частной и охранной деятельности, подумал Шурик, тянул бы я до сих пор армейскую лямку, поддавшись на уговоры сержанта Инфантьева.

Но закон вышел когда нужно.

Роальд, суровый прагматик, создал одно из самых первых в стране частных сыскных бюро. За два года работы Шурик насмотрелся всякого. Его уже не удивляли бурные слезы, вскрики, биение кулаками в грудь, он разучился верить голубизне нежных женских глаз. Коля Ежов (который не Абакумов) выследил однажды женщину, с завидным упорством преследовавшую свою соперницу. Бывшую соперницу при этом. Когда утром клиентка сыскного бюро, назовем ее госпожой С., выходила из дому, тут же появлялся синий жигуленок некоей госпожи М. Если госпожа С. прыгала в трамвай или в другой общественный транспорт, госпожу М. это не смущало: в своей машине она следовала за трамваем до самого места работы госпожи С. Каждый день, каждое утро! И все только потому, что год назад госпожа С. увела у госпожи М. мужа, никому не известного господина М. Коля Ежов в тот раз хорошо поработал. Госпожа С., по его сведениям, оказалась скромницей, грубого слова не произнесет, а госпожа М., наоборот, – сучкой, клейма негде поставить. Богатая волевая хамка, отсюда главный вопрос: зачем ей преследовать скромницу? Ведь у госпожи М. все было при себе – и пронзительно голубые глаза, и светлые волосы, и холеные руки на руле. Ну, ушел муж к другой, так это сплошь и рядом бывает, никто за это соперниц не преследует. На девичниках – да, можно поговорить. Там все ясно: все мужики – пьянь, грызуны, бестолочь. Один к тебе приходит с цветами, другой с «бабоукладчиком» (так госпожа М. называла сладкие ликеры), а разницы никакой. Только наладишь мужика в постель, а он, грызун, глядь, ужалился и лежит на полу блаженно. В общем, Коля Ежов разобрался с госпожой М. справедливо. Выяснил, что никакого криминала нет. Даже ежедневных преследований не было. Просто госпожа М. поменяла квартиру, и место ее работы оказалось рядом с местом работы бывшей соперницы. Людям часто кажется, что их преследуют. На самом деле преследуют не нас, а свои цели.

Всем известно, что монополии – это плохо, любую продукцию должны производить несколько предприятий. А предусматривают ли у нас те же антимонопольные меры наличие сразу нескольких президентов, чтобы из кучи многих дурацких указов каждый гражданин мог без труда выбрать для себя наименее дурацкий?

Привычка работать тщательно не позволяла Шурику пропускать массу стандартных объявлений.

«Продам дом с хозяйственными пристройками…»

«Именная бизнес-программа осуществит вашу мечту…»

«Немец тридцати шести лет примет русскую подругу от семнадцати…»

«Опытный юрист поможет неопытной фирме…»

«Продам щенков, куплю корову…»

Шурик уже не верил, что из всей этой пестрой мешанины можно выловить информацию, относящуюся к бывшему бульдозеристу Ивану Лигуше, надежно упрятавшему в городе что-то такое, из-за чего пятнадцатого его могут убить.

Бред какой-то.

Село под холмом, речушка…

Еще одно село дугой уходит за холм…

«Пятнадцатого меня убьют». В свое время, из чистого любопытства, Шурик прошел краткий курс графологии. Судя по хитрым завитушкам букв, бульдозерист Иван Лигуша не был лишен самоуверенности. Вот, например, легкий нажим в гласных. Отгораживается от мира?

Объявляю о создании добровольного Союза слесарей. Всем, кто вступит в Союз сразу и добровольно, полагаются льготы.

Интересно бы знать подробности.

Впервые! Только у нас! Срочная распродажа! Египетские пирамиды, Эйфелева башня, Лувр, Вестминстер, московский Кремль, Суэцкий, Волго-Донской, Панамский и все марсианские каналы, плюс пять самых крупных солнечных пятен и ближайшие спутники Юпитера!

Неплохой масштаб.

Рыжая соседка шепнула: «Масоны…»

Шурик не понял: «Масоны? Вы так сказали?»

– Масоны, масоны… – негромко, но злобно прошипела соседка. – Русский Кремль, срочная распродажа… – В зеленых, болотного цвета глазах угадывалось легкое безумие.

– Да кто же такое купит?

– Масоны!

Слышал от ясновидцев, что Великий Вождь умер насильственной смертью, то есть его энергетическая сила осталась лежать там, где лежит тело. Не думаете ли вы, что рано или поздно это поможет возникновению полтергейста, который наломает немало дров?

– Вот именно!

Рассматривая рубль нового выпуска, обратил внимание на то, что слово «один» написано как бы на деревянном торце, там даже годовые кольца просматриваются. Означает ли это, что наш отечественный рубль наконец официально признан деревянным?

– Зачем вам это? – прошипела рыжая.

– В каком смысле зачем? Сокращаю дорогу.

– Не дорогу вы сокращаете. Жизнь вы сокращаете.

– Это еще почему? – удивленно посмотрел на нее Шурик.

– Все вы понимаете, – прошипела рыжая и вдруг нервно ткнула в газетную строку.

Симпатичная женщина не первой молодости увезет в США энергичного молодого мужчину.

– Ну и дай ей Бог.

– А если она увезет вашего сына?

– У меня нет сына – энергичного молодого мужчины, да к тому же нуждающегося для переезда в США в помощи симпатичной женщины, пусть даже и не первой молодости, – признался Шурик.

– А это? – задохнулась от гнева рыжая.

Женщина с опытом и в полном расцвете чувств с удовольствием и эффектно поможет богатому пожилому мужчине растратить все его бесчестно нажитые капиталы…

– Да на здоровье, – благодушно кивнул Шурик.

Он не одобрял поведения таких вот опытных женщин, но злобное пристрастие зеленоглазой соседки невольно заставляло его вступаться за них.

– Пусть живут как хотят.

– Ничего себе, «как хотят»!

Продам мужа за СКВ или отдам в аренду!

– Это как понять? Или вот…

Ищу человека, способного выполнить любое задание.

Шурик пожал плечами.

– Всякие попадаются объявления.

Господа! Не «вольво» и не «Мерседес», не трактор и не комбайн, – прошу у вас всего только одну лопату, обыкновенную железную лопату! Кто поможет несчастному огороднику?

– Вы считаете это обычным объявлением?

– А почему нет? – пожал плечами Шурик.

– Вы правда так считаете?

– Правда.

– Тогда все понятно.

– Что именно понятно?

– Это такие, как вы, довели страну до ручки!

– Нет уж, вы объясните, – обиделся Шурик, убирая газетные вырезки в сумку.

– Ага. «Объясните». У нас тоже один такой живет. Непонимашка! – Рыжая презрительно сощурилась, зеленые глаза хищно сверкнули. – В жизни не пропустил ни одного профсоюзного собрания, картошку сажал да решал в «Огоньке» кроссворды, а теперь выяснилось, он наследство в Парагвае получил, скот!

– Да почему же скот? Да на здоровье!

– Так в Парагвае же! – Рыжая резко выпрямилась. – Не в соседнем селе, не в Москве, даже не в Болгарии, а в Па-раг-вае! Среди недобитых фашистов, вы что, газеты не читаете? При прежней власти этого скота отправили бы на Колыму изучать конституцию страны и уголовное право. А сейчас… – горестно вздохнула рыжая, – сейчас этот скот совсем обнаглел, скупает валюту… Всю жизнь оттрубил в локомотивном депо, теперь рвется в Парагвай… До того дошел, что подал заявление о выходе из КПСС, скот, а ведь ни дня в ней не состоял…

Старая коза! Верни вилы, которые ты сперла у меня в прежней жизни!

Шурик покачал головой. Напор рыжей соседки ему не нравился.

Парни в импортных спортивных костюмах давно обсудили судьбу приятеля-урода, а рыжая все еще кипела. Даже Максимки впереди забылись сном, а она так и кипела.

– По делам в город ездили?

Рыжая зашипела. Но все-таки снизошла.

Гад один обидел ее. Не трогай ее этот гад, она бы ни в какой этот поганый город не поехала. Но вот гад обидел, а она честь бережет смолоду. Она по характеру человек мягкий, даже беспомощный, но когда речь о чести, она никакому гаду не спустит!

Анечка Кошкина! – вдруг дошло до Шурика.

Судя по тому, что говорил Роальд, это и есть Анечка Кошкина!

Все подходит: злая… рыжая… хрупкого сложения… В городе шум, тоска, не будь нужды не поехала бы… Точно Анечка! Тихая, а ей драку приписывают, вы только подумайте! Ладно. Власти не разобрались, она разберется. Законов нет в стране, кончилась, шипела рыжая. Она вот рог хрустальный подарочный, чудесный подарочный рог расшибла о голову одного гада, а возместить стоимость расшибленного рога никто ей не хочет. Местная прокуратура подкуплена. В милиции сплошь негодяи. Ее саму чуть не упекли в тюрьму, хорошо, что этот гад выжил. Но если честно, она бы предпочла тюрьму. Что бы ни творилось в этом засраном мире, торжествующе шипела рыжая, какие бы вихри ни вились над нами, я с этого гада слуплю полную стоимость хрустального рога! Пусть прокуратура подкуплена, пусть власть продалась мафии и масонам, от своего не отступлюсь.

Кошкина! Точно Кошкина! Это она отделала рогом бывшего бульдозериста.

Искоса, стараясь не выдать себя, Шурик присматривался к Анечке.

– Как там у вас в Т.? – спросил он. – Жить можно?

– Да как там жить, если людей бьют!

– Как бьют? Где? – опешил Шурик.

– Да везде, – снова включилась рыжая. – В милиции, в школах, в переулках, на рынке, на обочинах дорог, в магазинах, на чердаках детских домов, в частных погребах, в огородах, на автобусных остановках…

– Да что ж это такое? – не выдержал Шурик. – И давно так?

– А как перестройку объявили, так и началось.

– Это из-за денег, наверное?

– Да ну, какие деньги!

– Тогда из-за чего шум?

– Да из-за нервов, из-за нервов, – презрительно объяснила Кошкина. – Вот подваливает к вам бандюга и сразу говорит: не дергайся, давай деньги. А у вас пустой карман, вы зарплату три месяца не получали. Вот и бьют грабителей.

И неожиданно прошипела:

– Я его все равно убью!

– Да о ком это вы?

– Об одном гаде.

– Вы опасные вещи говорите.

– Я знаю, что я говорю! Вот возьму отгул и займусь гадом. Я же не на дереве живу, – покосилась Кошкина на спящих впереди Максимок. – Пятнадцатого возьму отгул и убью гада!

– Почему пятнадцатого? – испугался Шурик.

– А так хочу!