Текст книги "Параллельный мир (сборник)"

ГЛОБОС

Они вышли из дома раньше назначенного времени. Перед ними была Америка, одноэтажная и небоскребная, тихая и шумная, разноголосая и многоцветная. Она шелестела листвою вермонтских лесов и грохотала поездами нью-йоркской подземки, розовела скалами Большого каньона и сверкала яркими огнями Лас Вегаса.

Они шли рядом друг с другом, болтали на разные темы, обсуждали последний футбольный матч, новую кинокартину, а больше молчали, каждый думая о чем-то своем.

Мысли Стариона крутились вокруг былых событий проходившей жизни, вокруг утекавших лет, вокруг радостей и горестей сегодняшнего дня. Он был одинок, как бывают одиноки старики, давно потерявшие своих жен. Сын? Тот был далеко, хотя и был близко. Он жил своей семьей, своими делами, своей жизнью. Навещал отца? Увы, даже не звонил.

Взять, хотя бы, последнюю неделю – за семь прошедших дней не удосужился даже ни разу позвонить. Старион ждал до среды, а в четверг решил: ну, ладно уж, чего там, сам позвоню, не переломлюсь. И позвонил сыну на работу, а в ответ услышал:

– Сейчас никак не могу говорить, у меня люди. Я тебе вечером из дома позвоню.

И он сидел перед мертвой безмолвной коробкой, смотрел на черные глухонемые цифры и ждал, ждал. До 9 часов вечера, потом до 10 и 11, глаза уже слипались, а звонка так и не было. И бессонной ночью он снова и снова пережевывал мысленную жвачку.

А ведь понимал, что обижаться на сына пустое дело. Все равно, что злиться на свою спину за ее сутулость или на свой нос за его кривость. Но никакие самоуговоры не помогали, и Старион все грустил, печалился, тосковал.

Но вот сквозь пелену печали, сквозь мрак грусти пробился яркий луч света. Он зажег веселые огоньки в его глазах, растянул губы в улыбке, распрямил плечи. Этим «светом в окошке» был повившийся вдруг в его жизни внук. Маленькое нежное существо заполнило всю Старионовую жизнь. Не было ничего важнее, чем посидеть у его постели, помочь помыться, поесть, отвести в детский садик, взять из школы.

А какая была радость пойти с мальчиком в зоопарк, в цирк, покатать его на пони или хотя бы покачать на качелях в городском парке. Как хорошо было снова ощущать себя востребованным, нужным.

Но, увы, быстро пролетело время. Внук вырос, изменился. Он уже не просился, как раньше, на руки, перестал, затаив дыхание слушать сказки Пушкина, на уличном переходе вырывал руку из дедушкиной ладони.

А главное, у мальчика появились новые, свои собственные, интересы, столь отличные от тех, что были прежде. Он уже с неохотой садился с дедом собирать игрушечный звездолет и не рвался идти с ним на детскую площадку. Вот и сегодня Старион с трудом уговорил внука провести вместе этот важный для всех день.

В отличие от деда голова Мальчиона никаких грустных мыслей не прокручивала. Вернее сказать, в ней вообще никаких мыслей не было. Только какие-то мимолетные мыслишки и мелкие сиюминутные желания. Например, в данный момент он хотел, чтобы дед свернул с дороги в сторону Лас Вегаса.

– Ты же обещал мне показать новые шоу, – сказал он. – Я, кажется, целых три еще не видел. Говорят, они очень интересные.

Дед остановился, достал из кармана информационник, нажал кнопку, посмотрел на часы – было уже почти 11.

– Ого-го, сколько времени! – воскликнул он. – К сожалению, мы ни в Диснейленд, ни в Лас Вегас не успеваем. Придется идти прямо в Обсерваторию, иначе опоздаем. – Старион извиняюще взглянул на внука, потрепал его по волосам и прибавил шаг.

– Ты же обещал, что мы куда-нибудь сходим в этот день, – захныкал Мальчион, – Ты же обещал.

– Мы и пойдем, обязательно пойдем. Только после Этого. Не обижайся, ладно? – дед ласково обнял внука за плечи и быстро потянул за собой.

Они шли по большому пешеходному траку, где постепенно стало появляться все больше и больше народа. Люди выходили из домов, поднимали головы вверх, потом взглядывали на часы и торопливо направлялись к дороге. Все шли в одном направлении – туда, где должно было произойти Это.

Старион тоже время от времени внимательно смотрел на небо, плотно затянутое густыми темными облаками. Впрочем это было не небо. Это был потолок, прозрачный пластиковый колпак, отделявший рукотворный мир людей от враждебной cтихии страшных газовых бурь и диких пылевых смерчей, бушевавших в безжизненной атмосфере Глобоса.

Он прилетел сюда, на эту планету, с одной из последних строительно-монтажных экспедиций, когда основные работы по обустройству колонии были уже позади. В течение десятков лет вместе с другими колонистами Старион обихоживал и обживал новую Землю. Это была тяжелая трудоемкая работа по преобразованию безжизненной поверхности мертвой планеты в почти настоящий шар Земной. На ней появились такие же моря и реки, горы и леса, страны и города, как на Земле. Была воссоздана земная атмосфера, земное притяжение, земной климат, при этом неодинаковый в разных частях планеты. Все делалось для того, чтобы прибывающие на Глобос колонисты чувствовали себя здесь как дома. Так, русские, приезжая в Новую Россию, поселялись в домах с видом на Волгу, канадцы могли по-прежнему любоваться Ниагарским водопадом, а жители Нового Рио-де-Жанейро подниматься к висящему над городом гигантскому Христу.

Африка, Австралия, Евразия, Америка, Северный и Южный полюс – целый земной глобус был воссоздан на Глобосе. Отсюда и название. Правда, из-за меньших по сравнению с оригиналом размеров все на новой Земле оказалось уменьшенным и сжатым по высоте и ширине. Причем, настолько, что, например, от Нового Лос-Анджелеса до Нового Нью-Йорка неторопливым шагом можно было дойти всего за пять-шесть часов.

О том, как создавалась колония землян, Старион мнократно с подробностями рассказывал своему внуку, но тот каждый раз слушал его вполуха. Для него это была всего лишь одна из тем школьного учебника, за которую не хотелось получить двойку на уроке глобографии. Он здесь родился и вырос, для него все окружающее было своей, привычной, родной природой. Ему и в голову не приходило задумываться над тем, что окружавшие его горы и леса, холмы и перелески были сделаны не из настоящих, а искусственных материалов.

Ничего другого он никогда не видел. Ему ни разу не приходилось ощущать, как горит лицо на зимнем морозном ветре и облезает кожа под палящими лучами летнего солнца. Он никогда не видел алых облаков на закате солнца и мерцающих звезд на ночном небе. Хотя нет, неправда, он видел их. Но только на экране, на дисплее, на мониторе или на книжной бумаге и живописном холсте.

– Ты же обещал, деда, – снова заканючил Мальчион, – давай, все-таки пойдем сначала в Лас Вегас. А потом уже на Это твое представление. Успеешь ты Его посмотреть.

– Никак нельзя, Мальча, – дед снова нежно прижал внука к себе. – Мы ведь ждали Этого уже несколько лет. Разве можно пропустить? Если пропустим, придется опять долго-долго ждать.

– Ну, и что? – не унимался внук. – Не будешь ты ничего ждать. Подумаешь, какое дело, посмотришь потом на экране, не один раз будут всюду показывать. Или возьмешь у кого-нибудь видеомем. Если хочешь, вместе посмотрим.

– Конечно, – снова стал обьяснять Старион, – можно посмотреть и позже. Пойманное сегодня изображение никуда не денется. Но ведь это будет только образ. Вживую посмотреть на Землю можно только сегодня, и только в полдень. Именно в этот момент раздвинутся облака Глобоса и Главный телескоп выхватит из Космоса кусочек мироздания с нашей родной Землей. Это же так здорово! Ты сам почувствуешь.

– Все равно, это будет тоже изображение, – не унимался Мальчион. – Телескоп покажет ту же картинку, которую ты потом сможешь у себя дома разглядывать сколько хочешь.

«Какой умный и развитой мальчик, – подумал дед. – Так хорошо во всем разбирается, так много знает и понимает».

Но как ему обьяснить, что сегодня произойдет не простое, а особое Событие? Что это будет не обычное астрономическое наблюдение за Землей, а специальный, долгожданный, сеанс встречи с ней. Сегодня соберутся ветераны колонии, чтобы всем вместе увидеть родную Землю, понастальгировать, вспомнить былое. Нет, внуку этого не понять. Только тот, кто прожил жизнь, может почувствовать тоску по тому, что было близко и дорого с детства. Только у того, кто понимает, что ему никогда-никогда не дано вернуться, щемит глаза и ноет сердце.

– Если бы я знал, что ты меня обманешь, – продолжал капризичать Мальчион, – ни за что бы с тобой не пошел.

– Как тебе не стыдно, – укорил внука дед. – Когда это я тебя обманывал? Ты же знаешь, я для тебя ничего не пожалею. И сегодня тоже – вот только закончится Это и пойдем с тобой в Диснейленд. Разве я отказываюсь от своего обещания? – Старион посмотрел вдаль и добавил: – Ну вот, мы уже пришли, вон обсерватория уже видна. Совсем близко.

Впереди за развилкой дороги показалось большое синее здание из стеклометалла. Со всех сторон к нему шли люди, время от времени они останавливались, задирали вверх головы и внимательно вглядывались в темно-серую поверхность пластикового купола.

Старион с мальчиком тоже вошли в здание. Они поднялись на лифте к выходу на крышу и оказались в открытом сверху просторном круглом зале, сплошь уставленном стойками с длинными тубусами-окулярами. Каждый такой наблюдательный прибор был толстым видеокабелем подключен к большому общему Главному радиотелескопу, нацеленному на клубящиеся над головой темные облака. Именно на полдень сегодняшнего дня выпадал этот редкий случай счастливого совпадения наибольшей близости Земли к Глобосу и обещанного Бюро прогнозов разрыва облаков в этом районе планеты.

Возле индивидуальных телескопических устройств толпились группы людей, в основном пожилых. Это были бывшие рабочие, инженеры, строители, монтажники – эмигранты первой волны, основавшие когда-то эту далекую колонию. Они еще помнили, как пахнут весной липы Подмосковья, и как стучит дождь-проливняга по крышам Лондона. Они давно не виделись и теперь, встретившись, обменивались рукопожатиями, хлопали друг друга по плечу, обнимались и целовались. Потом подходили к накрытым для них столикам и брали себе кто чашку кофе, кто кружку пива. Громкий гул голосов заглушал размеренный стук больших настенных часов, обратным счетом показывавших сколько еще осталось минут до Того момента.

Еще издали Старион увидел своих старых друзей и направился к ним, таща за руку недовольного внука. Но тот тоже заметил своих сверстников, крутившихся возле игровых автоматов, среди них были и его одноклассники.

– Деда, – повеселел Мальчион, – можно я пойду поиграю с ребятами? – спросил он.

– Хорошо, но только так, чтобы я тебя видел. Далеко не уходи.

Мальчик быстро убежал, а Старион, присоединившись к группе пожилых колонистов, сразу же погрузился в дружескую атмосферу легкого трепа, в котором обсуждение последних новостей беспорядочно перемешивалось с воспоминаниями о прошлом и спорами о предстоящих выборах в Совет колонии. Чем больше проходило времени, тем все чаще друзья отрывались от беседы, поглядывали на стенные часы и всматривались в облака над головой.

Наконец, часовые стрелки начисто выстригли циферблат и соединились на цифре «12». Шум в зале почти совсем стих, кружки говорунов распались, и каждый из них приблизился к своему наблюдательному прибору. Воцарилась тишина, прерываемая лишь редкими глухими покашливаниями.

Шло время. Первые быстрые минуты сложились в недолгую пятиминутку, а та сначала неторопливо, а потом все медленнее и медленнне стала подтягиваться к 10, потом к 20 и 30 длинным и нудным минутам ожидания. Задрав головы, люди пристально, до боли в глазах, всматривались в плотную тьму облаков, с тревогой и надеждой выискивая в их черноте хоть какую-нибудь прогалинку.

– Глядите, глядите, – зазвучали вдруг чьи-то взволнованные голоса, – вон там на юге, смотрите! Кажется, там появился просвет!

Все бросились к наблюдательным приборам, прильнули к окулярам. Но сразу же в разных концах зала холодным душем посыпались отрезвляющие обьяснениия:

– Ничего это не просвет – просто след от луча телескопного прожектора.

Снова потянулись они, эти нудные минуты томительного ожидания. Только через час щелкнул динамик громкоговорителя, и на большом экране, где должно было появиться долгожданное изображение пейзажа с Земли, возникло крупное усатое лицо директора Бюро Прогнозов. Оно было очень хмурым и очень озабоченным.

– Я вынужден всех нас огорчить, – сказал директор, нервно перебирая лежавшие перед ним бумаги. – Наш долгосрочный прогноз погоды в этом районе планеты оказался неверным. Он основывался на уверенности в образовании здесь газовой воронки с центробежными силами растягивания. Они должны были разорвать облачный слой атмосферы, создать окно для визуальных исследований и прямых оптических наблюдений. Но, увы, этого не произошло. Неожиданно с северо-запада сюда передвинулись большие массы газов, сформировавших обширный устойчивый циклон с плотной малоподвижной облачностью.

Мертвая тишина нависла над головой. Глухая тягостная тишина. Грусть, печаль. Лишь тихий шепот-ропот слабой волной прокатился по притихшему залу. Вслед за этим все зашевелились, заохали, заахали, откуда-то донеслось женское вхлипывание:

– Я так надеялась на встречу с дочкой, – заплакал старушечий голос, – хотела внуков увидеть, могилу мужа, свой дом родной.

Эти причитания перекрыл сердитый мужской бас:

– Что за дела такие? Почему ошиблись, почему просчитались, не доглядели? Чем раньше думали?

Ему откликнулся другой голос, еще более резкий и возмущенный:

– Это безобразие! Почему так плохо работает служба погоды? Неужели, теперь снова следующей связи с Землей придется ждать много лет?

Безучастный ко всему Старион стоял у стены, опустив голову и ссутулив плечи. Как обидно, именно сегодня в день смерти матери, он так надеялся, хотя бы виртуально, побываать на ее могиле.

Потом он почувствовал, как что-то мягкое и теплое прижалось к его локтю. Мальчион, внучок, хорошо, что ты есть. Он притянул к себе внука, обнял. А тот приник к нему, ласково и нежно, как когда-то в его малышовом детстве.

– Не горюй, деда, не грусти, увидишь ты еще свою Землю, – сказал внук и, достав с ящичка на стене бумажную салфетку, протянул деду. – И не плачь, не надо.

Старион вытер набухшие слезами глаза и направился с внуком к лифту. Они спустились вниз, вышли на улицу и направились в сторону дороги. В это время на поясе Стариона зазвонил мобильник.

– Привет, папаня, – услышал он голос сына. – Я знаю об этой досадной промашке Бюро прогнозов. Но ты не тушуйся, держи нос морковкой. Наша контора по программе «Искусственный климат» разрабатывает пушку для разрыва газовых облаков. К седующему сеансу связи с Землей она должна быть готова.

– Спасибо, сынок, – ответил Старион и, оглянувшись вокруг, сказал себе:

«Действительно, чего это я нос повесил? Ведь еще не вечер. – Потом подумал и добавил: – Тем более, и не ночь».

МУРАВЬИ

Натрудившееся за день утомленное солнце упало на жесткую подушку серых облаков и ушло на ночлег куда-то далеко за почерневшую кромку лесного массива.

Сергей Кузьмич вышел из дома, сладко потянулся и расправил плечи, согнувшиеся под весом младшего внука. «Тяжелеет мальчишка», – подумал Сергей Кузьмич и устало опустился на деревянную скамейку, прислоненную к стене.

Дом его дочери стоял на опушке леса, дышавшего влажной свежестью и хвойным ароматом. Этот сосново-елочный рай резко отличался от его оренбургских степных перелесков, слабо сопротивлявшихся свирепой летней жаре. От нее Сергей Кузьмич и удрал сюда в спасительную архангельскую прохладу. Правда, днем особенно долго наслаждаться ею не удавалось – все время уходило на внука.

Сергей Кузьмич откинулся на спинку скамейки, вытянул ноги и положил пятки на стоявший рядом камень. Хорошо!

Хотя, конечно, этот лес ни в какую не мог сравниться со снящимся по ночам сосновым бором его смоленского детства. Но здесь тоже на полянках в пожухлой траве золотились головки прижимающихся друг к другу рыжиков, и на опушке чернели мясистыми ягодами колкие ежевичные кусты. А над кронами деревьев весело гонялись друг за другом быстрокрылые синицы, и суетливые белки прыгали с ветки на ветку.

Однако, никто из них так не вкалывал целый день, как эти маленькие черные муравьи-трудяги, сгибавшиеся под тяжестью своих непомерных нош. Куда и зачем тащили они все эти травинки, хвоинки, кусочки листьев, комочки земли?

А-а, вот что было их домом, их крепостью, их городом, их страной. Большой муравейник прижимался к стволу высокой развесистой сосны. Геометрически правильной пирамидой с ровными треугольными гранями-стенками высился он над всеми кротовыми бугорками, мышиными норками и прочими следами зверьковой и насекомовой жизни. Почему с заходом солнца так заспешили муравьишки в свой дом, кто их там ждал, какие тайны хранились за его стенами?

Но вот уже почти совсем стемнело. Синицы перестали кружить над деревьями, белки угомонились, и за последними муравьями наглухо захлопнулись ворота их города. Мир умиротворился.

«Надо и мне на покой собираться», – подумал Сергей Кузьмич, зевнул, потянулся, развел в стороны руки. Но вдруг будто что-то толкнуло его в бок. Он повернулся к лесу и замер от удивления: там, где только что заходило солнце, опять появился свет. Сергей Кузьмич протер глаза, но ничего не изменилось – горизонт становился все ярче и золотистее. Неужели уже утро, неужели пришло время рассвета? Но почему с запада? А, может быть, это луна?

Вопрос повис в воздухе... над дальней кромкой леса, но уже через пару минут на его месте появился ответ, отсвет. Это была крупная ярко светящаяся точка. Она была намного больше самой яркой звезды и походила на осколок солнца, разбившегося вечером при падении на горизонт.

Вскоре точка стала расти и превратилась в кружок, быстро сменивший свой огненный золотой цвет сначала на желто-красный, а потом на оранжево-серый. И вот уже перед изумленным взглядом Сергея Кузьмича предстал совсем близко в небе странный дискообразный предмет со стальным отблеском ровной гладкой поверхности. Он завис над лесом, а потом медленно и бесшумно пошел на посадку.

«Летающая тарелка!», – ахнул Сергей Кузьмич и стал вспоминать, что же он знает об этих таинственных НЛО – Неопознанных Летающих Обьектах. Оказалось, почти ничего. Кроме того, что они, возможно, посланцы других Миров, Пришельцы из Космоса. Так ли это? Еще мгновение – и он станет единственным на Земле обладателем ответа на этот вопрос.

Летающая тарелка бесшумно приземлилась, слегка примяв высокую траву и мелкий кустарник. С четырех сторон на ее пологих скатах открылись круглые люки, и из них выкатились небольшие зеленые шары. Коснувшись земли, они тут же превратились в человечков – у них появились туловища, руки, ноги, а на головах выросли тонкие усики-антенны. Инопланетяне выстроились в стройную колонну, постояли пару минут и зашагали.

Что было делать? Первое, что пришло Сергею Кузьмичу в голову, это бежать к телефону, куда-то звонить, кого-то звать. Кого? Дочь, работавшую этой ночью в больнице или дежурного из поселковой Управы? А, может быть, срочно вызвать милицию, пожарную команду, скорую помощь?

Нет, он должен все сделать сам. Незачем кому-то отдавать свалившуюся с неба честь встретить Гостей из Космоса. Это ему, простому инженеришке из Смоленска, судьба доверила произвести первый в истории человечества Контакт с другой цивилизацией. Его имя, возможно, войдет потом во все школьные учебники, как имя Юрия Гагарина. Никого не надо звать. Он вполне способен и сам достойно встретить инопланетян, произнести приветственную речь, пригласить гостей в дом, посадить за стол. Очень кстати он только сегодня сварил борщ – свое коронное блюдо, производящее по словам дочкиных друзей потрясающее впечатление своим незабываемым кисло-сладким вкусом и непреходящим густо-красным свекольным цветом.

Правда, в отношении речи у Сергея Кузьмича сразу же появились некоторые сомнения. На самом-то деле оратор он был никудышний, а, если сказать точнее, совсем никакой. Да и откуда, спрашивается, у него, рядового инженера с «Электротехнического завода им. Ильича», мог быть опыт произнесения речей? Если и был, то совсем крошечный, совсем несерьезный: ну, кажется, пару раз он делал в цеху сообщения на политзанятиях, а еще как-то выступал на профсобрании по поводу квартальной премии. Разве это опыт? А тут, такая ответственность – гости с другой планеты!

И все-таки надо было сосредоточиться, собраться с мыслями, найти хоть какие-нибудь приветственные слова. Сергей Кузьмич напрягся, наморщил лоб, и, наконец, несколько звонких фраз все же повисли у него на отклеившемся от неба языке.

– Дорогие друзья, Братья по разуму! – скажет он. – В этот великий торжественный час, когда после долгих поисков наконец состоялась историческая встреча наших двух Цивилизаций, я призван...

Неожиданно стройный ряд этих высокопарных слов опрокинулся, поник – убийственно простой вопрос оборвал гладкий ход мыслей Сергея Кузьмича: на каком языке говорить с инопланетянами? Не на русском же?

В школе он учил французский, но кроме “mercy” и “la table” ничего в голове не осталось. Нет, французский не годился.

Ну, конечно, нужен был этот самый распространенный – английский. Но отношения и с ним у Сергея Кузьмича были, мягко говоря, непростые, а признаваясь откровенно, даже отвратительные. Он его «сдавал» в институте и пытался изучать самостоятельно, но толку было мало – с приезжавшими недавно к дочке американскими гостями разговора почти не получилось.

Пока Сергей Кузьмич размышлял о превратностях своего взаимодействия с неподдающимися иностранными языками, колонна зеленых человечков уже почти совсем приблизилась к дочкиному дому. Надо было срочно поднатужиться и наскрести для приветствия хотя бы несколько английских слов. Сергей Кузьмич снова натрудил голову, все-таки что-то из нее выудил, положил на язык и в порыве самоотверженности собрался уже открыть рот. Но вдруг замер в растерянности: инопланетяне шли вовсе не к нему. Они шли мимо. Куда?

Удивительно – они шли к лесу.

Он бросился за ними вдогонку, закричал что-то по англо-русски, однако пришельцы не только не отозвались, но даже головы к нему не повернули. Такое пренебрежение, такое неуважение! К нему, Человеку, представителю высшего Разума на этой планете!

И куда же они могли идти еще? Сергей Кузьмич проследил направление движения инопланетян и открыл рот от изумления. Инопланетяне двигались к муравейнику!

Они близко подошли к нему, остановились, стали в полукруг и, склонившись над пирамидой муравьиного дома, направили на него свои усы-антенны. «Бип-бип» – понеслись от них позывные сигналы. «Пиб-пиб» – пропищал отклик.

«Неужели, – взорвался обидой Сергей Кузьмич, – эта старая куча грязного лесного мусора может представлять какой-то интерес, а какие-то жалкие мурашки для Них важнее меня, Венца творения, Вершины мироздания?».

После долгого тягомотного бипиканья инопланетяне наконец закончили свое пустопорожнее занятие, отошли от муравейника, снова построились в колонну и пошли обратно. Сергей Кузьмич кинулся им наперерез.

– Ошибка, мистейк! – вскрикнул он.

Но инопланетяне, как и прежде, не обратили на него никакого внимания. Они явно пренебрегали им и шли мимо.

Когда они были совсем близко, Сергей Кузьмич вдруг подумал, что надо рассмотреть пришельцев повнимательнее. Он достал из бокового кармана куртки очки, нацепил их на нос и напряг зрение. И тут ахнул от изумления – на инопланетянских головах-шарах не было ни глаз, ни рта, ни носа, ни ушей. «Так вот оно что, – хлопнул себя по лбу Сергей Кузьмич, – никакие они вовсе не братья по разуму, никакие не гуманоиды».

Его догадка тут же обрела конкретику: ну, конечно, это просто механические безмозглые автоматы-роботы. Или вообще даже бестелесные голографические изображения. И посланы они на Землю не для исторического Контакта с человечеством, а для того, чтобы пролезть в людские тайны, завладеть промышленными секретами фабрик и заводов. Коварные же муравьишки, подлые твари, соглядатаи, работают на их вражескую планету, шпионят, воруют чужие «now how». Недаром они шныряют повсюду, во все щели влезают, даже на кухне по полкам бегают. Бывает, и в рукав или за шиворот заберутся. Да еще больно кусаются, гады.

«Тьфу!», – Сергей Кузьмич сплюнул в сторону накопившуюся во рту желчь, встал со скамейки и, проводив презрительным взглядом исчезавшую в небе летающую тарелку, направился к дому. Пора было уже ему наконец-то спать ложиться, завтра опять надо будет рано вставать.