Текст книги "Афера для своих"

11

Из кафе Римма Витальевна поехала домой.

– Как прошла встреча? – с порога спросила дочь.

– Ничего не получилось, – Козодоева сбросила шубу, прошлась по гостиной. – Я ошиблась, доверившись этому человеку.

– Мама, не напускай туман! – потребовала Оксана. – Говори толком, что произошло?

– Ничего. Ефремов был сегодня неадекватным. Он или был пьян, или накурился какой-нибудь гадости, или он просто подлец и дурак. Он потребовал от меня невыполнимого. Я не хочу повторять его слова, потому что это глупо и пошло. Это бред сивой кобылы.

– Мама, или ты мне все расскажешь о вашей встрече, или я позвоню Ефремову и у него узнаю, что произошло.

– Оксана! У меня язык не поворачивается повторять его бредни, но если ты настаиваешь, то слушай. Он в качестве условия ареста Сергея потребовал жениться на тебе и получить в приданое пятьдесят тысяч долларов.

– В смысле – жениться? – не поняла дочь. – По-настоящему, что ли? Ты ему объяснила, что у нас сейчас нет таких денег? Продадим фирму – будут, а сейчас откуда мы их возьмем?

– Ничего я ему не объясняла! – нервно ответила Римма Витальевна. – Этот подонок издевался надо мной, а я должна была о финансовом положении нашей семьи перед ним отчитываться?

– Погоди, мама, – посерьезнела Оксана. – Я надеюсь, ты за меня ответ не дала?

Римма Витальевна оцепенела на секунду, потом пришла в себя и, четко проговаривая каждое слово, спросила:

– Я не ослышалась, ты спросила про ответ?

– Конечно! Мне же замуж предложили, не тебе.

– Господи, что за день сегодня такой! – взвыла Римма Витальевна. – Один надо мной издевался, как мог, теперь ты взялась? О каком замужестве может идти речь? Он – голодранец, мент. Какой из него муж?

– Мама, – неожиданно жестко сказала Оксана, – ты реально посмотри на нашу ситуацию, а потом моего жениха оплевывай. Если он не посадит Сергея, то это мы с тобой останемся с голым задом, а не он.

– Какого жениха? Ты видела его один раз, а уже замуж за него собралась?

– Мама, – примирительно обратилась к Римме Витальевне дочь, – скажи мне, как подруге по несчастью, у тебя сколько мужчин было?

– Ты совсем с ума сошла? – вскипела Козодоева. – Ты как с матерью разговариваешь?

– Мамочка, какой пафос, какой гнев праведный! Ты перед кем комедию об оскорбленной невинности разыграть решила? Я лично, своими ушами, слышала, как Сергей вот в этой самой комнате про твоего любовника рассказывал, а ты даже слова в ответ не молвила.

– Прекрати! – срываясь в истерику, выкрикнула Римма Витальевна. – Я ничего не хочу слышать об этой истории. Достаточно того, что рассказ твоего брата свалил с приступом отца, а теперь ты меня в гроб загнать хочешь?

«Вот стерва! – подумала Оксана. – Она папочке рога наставляла с молодым любовником, а мне про это говорить запрещает?»

– Как учили в школе на уроках геометрии, «пойдем от противного», – предложила дочь. – Я не знаю, что про тебя говорят, и знать не хочу, а про меня болтают всякое. Один козел даже договорился до того, что я с ним за стакан коктейля переспала. Я, конечно, такого оскорбления не стерпела и врезала ему по морде, но ведь он не один такой на свете, кто сплетни про меня распускает.

– Не знала, что твои друзья считают тебя дешевой кабацкой шлюхой.

– Мне, честно говоря, плевать, за кого они меня сейчас принимают. Будут деньги – меня все уважать будут, а если нет, то все отвернутся. Такова проза жизни! Но я сейчас не об этом. Если Ефремов не посадит Сергея, то нам придется продать этот дом и разбежаться в разные стороны. Мы, мамочка, возненавидим друг друга. Ты будешь считать, что родила меня, дала мне жизнь, значит, тебе положена большая доля с продажи, а я буду считать, что тебе в пятьдесят два года большие деньги уже ни к чему. Молодость прошла, так зачем у меня последние копейки отнимать? Если тебе удастся завести любовника, то пусть он, любовник, тебя содержит, а не наоборот.

Римма Витальевна хотела что-то сказать, но Оксана не дала ей рта открыть:

– Мама, я не желаю обсуждать наше падение. Нас еще никто не столкнул в яму, так что поговорим о порядочности. Замужество отмоет меня от всей грязи, прекратит все сплетни обо мне. Вспомни христианские обряды. При крещении человеку прощаются все грехи, которые он совершил до крещения. Замужество – это тоже крещение, даже имя новое дают. Какая у меня будет фамилия? Ефремова? Вполне нормальная фамилия, нейтральная. У меня подруга вышла замуж за парня по фамилии Малофеев. Теперь стесняется лишний раз сказать, кем она после замужества стала.

– Могла бы девичью фамилию оставить, если новая не нравится.

– Мама, в смене фамилии – вся суть! Новая фамилия – это новая жизнь, а все грехи остаются в старой. Вот смотри, я вышла замуж. Все мои незамужние подруги будут мне завидовать, потому что у меня муж – нормальный мужик, суровый такой, дерзкий. Не слюнтяй, не наркоман, не безработный. Ты думаешь, я не помню, как он выглядит? Прекрасно помню. Брутальный мэн с пистолетом под мышкой.

– Просто удивительно! Ты видела его минуту, а запомнила на всю жизнь?

– Интересный мужчина западет в душу с первого взгляда, а чмошный – через пять минут забудется.

«Не встречалась ли она с Ефремовым втайне от меня? – подумала Римма Витальевна. – Ни за что не поверю, чтобы моя дочь влюбилась в какого-то мента».

– Мои замужние подруги, – продолжила Оксана, – будет сравнивать своих мужей с моим. Кто будет в выигрыше? Я, конечно же. У них мужья или маменькины сынки, или придурки, а у меня будет муж весь такой настоящий, брутальный. Как посмотрит исподлобья, как рыкнет, так душа в пятки уйдет.

– Староват он для тебя, – откровенно сказала мать.

– Сколько ему лет? Тридцать пять? Он не старый. Он – опытный. Он уже знает, чего хочет в жизни.

Оксана села в кресло, достала тонкую дамскую сигарету, закурила.

– Мне его самой найти или ты позвонишь, скажешь, что передумала? – спросила она.

Римма Витальевна скептически осмотрела дочь и ответила издевательским тоном:

– Если ты собралась замуж, то брось курить для начала, а то полезешь целоваться, а от тебя разить будет, как от пепельницы.

– Век живи – век учись! – одобрила подсказку Оксана. – Перед встречей надо будет жвачку купить или «Тик-так». Говорят, он даже запах спиртного перебивает.

– Идиотка, – бросила мать и пошла в свою комнату.

– Мама! – крикнула Оксана вслед. – Ты адрес его не знаешь? Придется на работу звонить…

Римма Витальевна вернулась, посмотрела дочери в глаза.

– Если ты собралась замуж за первого встречного проходимца, то это твое дело – каждый сходит с ума по-своему. Но учти, что приданого, которое запросил Ефремов, у нас нет. Если он тебя возьмет даром, то я в позу вставать не буду, а если пошлет куда подальше, то правильно сделает.

– Возьмет, возьмет! – заверила дочь. – Ему без нас денег не видать, а нам без него – тем более. Единство и борьба противоположностей!

– Как ты умно заговорила, законы философии вспомнила! Я вижу, тебе учиться у меня уже нечему, но один совет я хочу тебе дать: предохраняйся. Не спеши с ребеночком, пока все не прояснится и по полочкам не ляжет.

– О чем ты, мама? О каком ребенке?! Я еще лет пять для себя пожить хочу. Мне о детях рано думать.

– Я тебя иногда не понимаю. Ты собираешься выйти замуж, но иметь детей от собственного мужа не планируешь?

– Мама, – нравоучительно сказала Оксана, – я собираюсь сходить замуж, а не выйти. Чувствуешь разницу? «Сходить» – это значит пожить вместе, а если не понравилось, то разбежаться без алиментов и взаимных претензий.

– Все-таки ты идиотка, – сказала мать и ушла к себе.

В этот же вечер, вернувшись из кафе, Ефремов достал конверт и пересчитал деньги, полученные от Козодоевой.

«Девять купюр по сто долларов, две – по пятьдесят. Полтинники Римма Витальевна положила специально, чтобы я прочувствовал, как ей непросто было собрать даже эту ничтожную сумму. Пожадничала тетя! Одурачить хочет, бедненькой прикинуться. Ничего у нее не получится, придется ей выполнить все мои условия».

Игорь разложил деньги на столе, каждую купюру по очереди осмотрел на свет – искал водяные знаки. Оказалось, что у долларов вместо водяных знаков вшита серебряная нить.

«Доллары настоящие, – решил Ефремов. – У американцев все по уму сделано. Чтобы слепой мог на ощупь узнать номинал купюры, она сделана рифленой, пальцами неровности бумаги почувствовать можно. Сколько мне надо таких бумажек для счастья? Тысячу? Две? Десять? Я запросил за Оксану пятьдесят тысяч, но, кажется, продешевил. Хотя больше просить смысла не было, денег у них все равно нет. Они есть у Сергея, которого надо посадить, лишить доли в СГТС, а потом разобраться с его мамашей. Мне эти деньги нужнее будут».

Ефремов достал из холодильника жестяную банку, на дне которой болталась одна-единственная заплесневевшая оливка. Ягоду он отмыл и съел, банку поставил посреди стола. Сходил за листом бумаги и спиртом.

«Итак, предположим, что деньги у меня есть. Я женился на Оксане и увез ее далеко-далеко, туда, где растут оливки».

Игорь посмотрел на оливковую ветвь, нарисованную на банке, налил спирта, разбавил, выпил и начал рисовать план будущей усадьбы.

«Это будет мой дом. Рядом с ним – оливковая роща. Я не хочу жить без оливковых деревьев под окном. Хватит, намучился в Сибири! Зимой – мороз, лето холодное. Купаться в реке можно только две недели в году, и то если лето выдастся теплым и солнечным. Мой дом будет у моря. Я каждый день буду плавать и нырять, доставать со дна диковинные камушки и украшать ими газон. Оливковые деревья посажу в два ряда… Стоп! Оливки и маслины – это одно и то же дерево или разные? Если разные, то с одной стороны дорожки будут оливковые деревья, а с другой – маслиновые. Я буду лично ухаживать за садом, рыхлить землю, поливать. Осенью буду рвать оливки с дерева, закусывать ими сухое красное вино. Научусь отжимать оливковое масло… Что мне понадобится, кроме денег? Скорее всего придется Оксане поменять свидетельство о рождении и записать ее мать гречанкой или еврейкой. Грекам и евреям – везде дорога, в каждой стране – уважение и почет! Она будет гречанкой, а я – ее муж, неважно, какой национальности. Главное, что жена возвращается на родину предков и будет жить у моря. Денег нам хватит. Американские деньги – не советские и не российские рубли. Советские канули в Лету, а российские доверия не вызывают. Это же надо было додуматься – запретить коммунистическую партию и ровно через год напечатать новенькие купюры с профилем гипсового Ленина! Двоемыслие в чистом виде: коммунистов прогнали, а их вождь на всех купюрах красуется. То ли дело доллар: зелененький, рифленый, с серебряной нитью посередине. В любой точке земного шара ему поклоняются, как новому божеству. Каждый пигмей в африканских джунглях знает, как он выглядит».

Захмелев, Игорь взялся вновь пересчитывать купюры, рассматривать портреты американских президентов. Нарисованная им схема лежала посреди стола, прижатая пустой банкой с оливковой ветвью. Схема будущих владений Ефремова до мельчайших деталей напоминала «План типовой усадьбы колхозника» из книги «Домоводство», изданной в 1959 году. Даже курятник Ефремов нарисовал, хотя птицеводством заниматься не собирался.

Наутро он с больной головой пошел на работу, еле-еле досидел до обеда и поспешил домой – рисовать новый план, уточненный и более подробный.

Дочь Риммы Витальевны позвонила в понедельник.

– Игорь Павлович, это Оксана. Вы еще не передумали жениться на мне? Игорь, жених мой ненаглядный, у нас будет одна проблема. У меня нет такого приданого, какое ты потребовал. Что, что, это не телефонный разговор? Согласна. Где встретимся? Чао, дорогой! Целую. До вечера.

12

В эту же пятницу Марина работала в «длинную» смену. «Короткая» смена в кафе начиналась для официанток в 12.00 и заканчивалась в шесть вечера, а «длинная» была с 16.00 до десяти вечера. Последними посетителями в этот день были вьетнамцы, парень и девушка, едва говорившие на русском языке. Полакомившись мороженым, они ушли перед самым закрытием кафе.

В 22.00 ночной сторож закрыл входную дверь в кафе. Марина сдала выручку, переоделась и вышла во двор. Бармен Сергей обещал сегодня подкинуть ее до дома. Он иногда подвозил Марину после «длинной» смены. За услуги «такси» Федосеева рассчитывалась с ним поспешным скомканным сексом в крохотном салоне «Жигулей».

Дожидаясь бармена, Марина заметила, что машина стоит как-то необычно, наклонившись носом вперед. «Колесо, что ли, спустило?» – подумала она.

Вышедший во двор Сергей с первого взгляда понял, что случилось с его автомобилем.

– Мать его! – выругался он. – Оба передних колеса сдулись. Случайно так не бывает. Проколол кто-то, чтобы мне насолить.

Марина грустно вздохнула и пошла домой пешком, благо идти было недалеко, а погода стояла хорошая. Федосеева свернула на тихую улочку, петлявшую между пятиэтажек, и, задумавшись, не сразу заметила идущую навстречу знакомую парочку. Поравнявшись с Мариной, парень-вьетнамец, недавний клиент, неожиданно преградил ей путь, а девушка зашла за спину и схватила за руки.

– Стой на месте! – коверкая русские слова, приказал вьетнамец.

Чтобы Марина не вздумала сопротивляться, он вытащил из-за пазухи выкидной нож, щелчком обнажил лезвие.

– Если дернешься, он тебя прирежет, – угрожающе прошипела за спиной вьетнамка.

Пока Марина приходила в себя, около них затормозил автомобиль «УАЗ»-«буханка». Ничего не понимающую Федосееву вьетнамцы затолкали внутрь, натянули капюшон на голову и велели смотреть в пол. Куда поехал автомобиль, Марина не поняла, но в пути они были минут тридцать, не меньше. Наконец «УАЗ» встал, Федосееву подтолкнули к выходу. На секунду подняв голову, Марина увидела, что находится внутри большого неотапливаемого помещения, судя по всему, гаража, рассчитанного на несколько грузовых автомобилей. Ничего не объясняя, вьетнамцы завели девушку на второй этаж, в небольшую пустую комнату с неоштукатуренными стенами и бетонным полом. Из мебели в комнате были только два старинных венских стула. Вьетнамец, остановивший Федосееву на улице, велел ей снять дубленку и сесть на стул спиной к входу. Марина безропотно выполнила его указание. Через несколько минут раздались шаги на лестнице, и в помещение вошел невысокого роста желтолицый узкоглазый мужчина неопределенного возраста. Одет он был в спортивный костюм «Адидас», на ногах – кроссовки того же производителя. Незнакомец сел напротив Марины, улыбнулся и весело процитировал популярный стишок:

– Вдруг откуда ни возьмись появился Зашибись.

И такая дребедень продолжалась целый день.

Незнакомец говорил по-русски практически без акцента, но чувствовалось, что русский язык – не родной для него.

– Давай знакомиться, – предложил вьетнамец. – Тебя зовут Марина, а меня вы, русские, зовете Джо. Ханойский Джо. Человек, придумавший мне прозвище Ханойский, наверное, имел в виду, что я приехал в Советский Союз из Ханоя, но он был не прав. Я приехал в СССР из города Хайфон. Но отчасти мой «крестный отец» был недалек от истины. Я родился в пригороде Ханоя, повзрослев, учился в русской школе при советском посольстве. Марина, ты знаешь, где находится город Ханой? Сможешь на карте с первого раза показать? Нет? Я так и знал! Женщины почему-то не интересуются географией. Это у мужчин на уме дальние страны, а женщине хорошо там, где есть любящий муж. Марина, мои люди понаблюдали за тобой несколько дней и пришли к выводу, что ты не отчитываешься перед родителями, когда не приходишь домой ночевать после «длинной» смены. Я прав или нет?

– Они волноваться будут, – соврала Федосеева.

– Такая взрослая девушка, а мама с папой спать не ложатся, пока дочь домой не придет? Марина, давай считать, что это была последняя ложь, которую я услышал от тебя. Запомни: кто мне врет, тот плохо заканчивает. А пока, чтобы ты не считала меня дикарем из джунглей, я дам тебе возможность позвонить.

Федосеева попробовала встать, но мужчина за спиной усадил ее на место.

– Ты думала, что мы пойдем в другую комнату звонить? – улыбаясь, спросил Джо. – Ерунда какая, каменный век! Мы позвоним твоим родителям прямо отсюда. Телефон – в студию!

Молодой вьетнамец принес аппарат, напоминающий огромную телефонную трубку, с кнопочным набором на внутренней стороне. Второй вьетнамец встал напротив Марины, достал пистолет, демонстративно передернул затвор и повернулся к Джо, ожидая дальнейших указаний.

– Марина, – обратился к девушке Ханойский Джо, – позвони родителям, успокой их. Скажи, что останешься ночевать у подруги или у друга – на твое усмотрение. Но помни: одно лишнее слово, и мой телохранитель выстрелит тебе в ногу. В голову он стрелять не будет, так как ты нужна мне живая, а вот бедро тебе продырявит и глазом не моргнет. Я прав?

Джо что-то быстро сказал по-вьетнамски, мужчина с пистолетом мрачно кивнул, отошел в сторону и направил дуло пистолета Марине в ногу.

– Я не буду звонить, – сказала девушка. – Родители уже спят. Если я не приду ночевать, то они волноваться не будут.

– Как говорил ваш бывший президент – процесс пошел! – засмеялся Джо. – Теперь еще один вопрос: завтра у тебя выходной? Я не ошибся со сменами? Отлично!

В этот вечер Ханойский Джо был в прекрасном настроении, шутлив и весел. Буквально за час до приезда Марины он получил из Москвы посылку – шесть бутылок хорошего французского вина. Одну бутылку Джо ополовинил и теперь чувствовал, как тепло, пропитавшее ягоды в бургундских виноградниках, приятно расползается по телу.

– Перед тем как я задам интересующие меня вопросы, поговорим о зоологии.

– Вы меня похитили, чтобы восполнить пробелы в школьной программе?

– Какая ты нетерпеливая девушка, Марина! Ты пользуешься моей добротой и уважением к русским женщинам. Если бы меня посмел перебить мужчина, то сейчас бы он уже валялся с выбитыми зубами на полу. Вернемся к зоологии… Нет, представь, что ты пришла в кинотеатр посмотреть слезливую индийскую мелодраму. Перед фильмом показывают киножурнал: доярки ходят с полными ведрами молока, директор совхоза рассказывает о надоях и перспективах развития машинного доения. Спрашивается: на кой черт показывать киножурнал, если зрители пришли поплакать над страданиями индийских Золушек? Ты думаешь, что киножурнал – это просто пропаганда? Ничего подобного! Киножурнал показывают еще и затем, чтобы зритель забыл о своих проблемах и сосредоточился на экране. Так и я – начинаю свой рассказ издалека, чтобы ты поняла: я велел доставить тебя сюда не просто так, а с каким-то очень серьезным умыслом. Ты не хочешь пить? У меня лично в горле пересохло.

Джо что-то быстро сказал телохранителю на родном языке. Тот вышел за дверь, выкрикнул распоряжение в коридор. Через минуту появилась молоденькая вьетнамка с подносом, на котором стояли стакан с водой и бокал с красным вином. Джо быстрыми глотками выпил вино, из плоской коробочки достал тонкую коричневую сигариллу, закурил. Девушка с подносом подошла к Марине. Федосеева посмотрела на заляпанный жирными пальцами стакан и пить воду отказалась.

– Что такое, Марина? Тебе не понравился стакан? Ты привыкла пить из чистой посуды, а тут – такое свинство! Поверь, ты еще посмотришь на грязный стакан другими глазами. А сейчас поговорим о зоологии и географии. Вьетнам – это государство в Юго-Восточной Азии. Часть его территории занимают джунгли, часть – горы. На равнинах крестьяне выращивают рис – основной продукт питания моего народа. История современного Вьетнама начинается в 1945 году, когда великий вождь нашего народа товарищ Хо Ши Мин поднял соотечественников на борьбу с французскими колонизаторами. Борьба за свободу и независимость Вьетнама продолжалась тридцать лет, до 1975 года. Вы, русские, воевали с немцами четыре года и очень гордитесь победой над Гитлером, а мы, вьетнамцы, воевали с японцами, французами, американцами – их пособниками тридцать лет. Целых три десятилетия, без единого дня передышки. Посмотри на меня. Мне – тридцать один год. Представь, что война началась, когда я был младенцем, и продолжается до сих пор. Представь, что я никогда не видел мирного неба над головой. Впечатляет? Я, Марина, помню, как американцы бомбили Ханой. Я учился в советской школе, и янки не трогали мой квартал, боялись осложнения международных отношений, а остальной город бомбили беспощадно. Как-то я возвращался из школы домой и попал под налет американских истребителей-бомбардировщиков «Фантом». Один из летчиков, наверное, для куража, сбросил бомбы на детей, которые возвращались с полевых работ. Никто из них до дома не дошел. Все там, на улице, остались, а я уцелел. И вот он уцелел!

Джо ткнул пальцем в мужчину, бесшумно вошедшего в комнату из боковой двери. Незнакомцу было лет сорок пять. На левой щеке его белел широкий безобразный шрам, оставленный осколком мины.

– Его зовут Чан, – представил мужчину со шрамом Джо. – Он из деревни. Когда началась война с американцами, его родители ушли в джунгли и стали партизанами. Чан вырос в джунглях. Пока американских войск во Вьетнаме было мало, родители Чана могли работать в поле и собирать рис, а потом начались бомбардировки и появились вертолеты. Стоит выйти человеку в поле, как тут же появляется вертолет и расстреливает его из пулеметов. Ваши, русские партизаны, добывали пропитание в деревнях, грабили немецкие склады, охотились на кабанов, собирали грибы и ягоды. Наши же, вьетнамские партизаны, не могли выйти на открытое пространство и в деревню зайти не могли, потому что американцы сожгли все деревни, а их жителей убили. Наши партизаны питались плодами, пили воду из луж, ели лягушек, змей, крыс и обезьян. Чан, ты ел обезьян?

Вьетнамец со шрамом оскалился, обнажив металлические коронки на верхних зубах, прищурился, оценивающе посмотрел на Марину. У Федосеевой похолодело в груди. Она поняла, что сейчас вьетнамец сравнивает ее тело с туловищем когда-то съеденной обезьяны.

«Ему что человека съесть, что обезьяну, – с ужасом подумала она. – Во время войны человечины попробовал и теперь скалится, прикидывает, как меня разделывать будет».

– Марина, что с тобой? – «встревожился» Джо. – Ты так побледнела. Водички из заляпанного стакана еще не захотелось? Марина, не бойся. Чан пока не будет тебя резать на кусочки. Вот если мы не придем к согласию, тогда он уведет тебя в подвал, и там… Фу, даже думать про это не хочу. Это зверство. Но что поделать! Война озлобляет людей. Детство в джунглях под американскими бомбами – это не в детском саду в куклы играть.

– Можно, я воды попью? – попросила Федосеева.

– Вот мы и вернулись к исходной точке, – обрадовался Джо. – Принесите воды!

Девушка-вьетнамка принесла поднос с высоким, сверкающим чистотой стаканом, в который была налита прохладная минеральная вода. Марина жадно отпила половину, кивком поблагодарила девушку, вернула стакан на место.

Джо громко хлопнул в ладоши.

– Все свободны! – сказал он по-русски.

Вьетнамцы поняли команду и покинули помещение. Джо переставил стул поближе к Марине, достал новую сигариллу, закурил.

– Поговорим о деле, – предложил он.

– Можно мне сигарету? – робко попросила Марина.

Вьетнамец достал из внутреннего кармана пачку болгарских сигарет «Родопи», вытряхнул одну для Федосеевой, дал прикурить от зажигалки с золотым ободком.

– Ты учти, Марина, – миролюбиво продолжил Джо. – Если ты будешь врать или решишь поиграть со мной в «молчанку», то я отдам тебя телохранителям. До утра они будут насиловать тебя, потом станут пытать. Ты видела фильмы про Рэмбо? Бедный Сильвестр Сталлоне! Злые вьетнамцы топили его в болоте, били смертным боем, руки выворачивали. Ужас! Как только он жив остался после этих пыток – не понять. Но ты, Марина, себя с Рэмбо не сравнивай. Он – супергерой, непобедимый спецназовец, а ты – хрупкая девушка. Он смог убежать, а ты не сможешь. Отсюда бежать некуда. Уехать на моем личном автомобиле можно, а сбежать – нет. Если наша беседа устроит меня, то утром ты будешь дома. Если нет – после пыток ты все равно заговоришь, но будет поздно. Тебя придется ликвидировать, а остатки твоего тела разбросать по окрестным помойкам на корм бродячим собакам.

Марина посмотрела вокруг, не зная, куда стряхнуть пепел с сигареты. Джо понял ее замешательство.

– На пол бросай. Завтра утром подметут.

– Что вы хотите от меня узнать? – спросила девушка.

– Все, что касается заговора против Сергея Козодоева. Расскажи мне о Ефремове. Ты дважды встречалась с ним на этой неделе. Вернее, не дважды, а трижды. Два раза ты оставалась у него на ночь, и один раз вы виделись в кафе. О чем он тебя спрашивал?

– Ефремов, если узнает, посадит меня.

– Выбери, что лучше: умереть под пытками или сидеть в тюрьме.

Джо откинулся на спинку стула, с наслаждением выпустил тугую струю табачного дыма в потолок.

– Я, Марина, никогда не бросаю слов на ветер. Никто не видел, как мы привезли тебя сюда, и никто не узнает, о чем я с тобой говорил. Если ты сама Ефремову не проболтаешься, то я-то точно с ним откровенничать не буду. Тем более что мы не знакомы. Хочешь, я немного помогу тебе настроиться на нужный лад? В начале декабря ты приходила в реанимацию проведать Владимира Семеновича. Я думаю, что в глубине души ты надеялась: он поправится и восстановит тебя на работе. Или ваши отношения зашли дальше и ты уже прикидывала, как станешь его женой? С сыном не получилось, так почему бы с отцом не попробовать? Я ведь поинтересовался у Сергея, почему он выгнал тебя. Знаешь, что он мне ответил? «Марина была готова ботинки мне облизывать, лишь бы я в один прекрасный день умом тронулся и под венец ее повел». У тебя были интимные отношения с Владимиром Семеновичем?

– Нет. Но как-то раз он так рассматривал меня, что я поняла, что заинтересовала его как женщина. Это было в тот день, когда Ефремов арестовал Сергея.

– Будем считать, что начало положено. Что от тебя хотел Ефремов и о чем вы с ним договорились?