Текст книги "Афера для своих"

– Дело помню. Кстати, куда шапка-то делась?

– Сыночек выбросил ее у подъезда, а кто-то подобрал. Теперь взгляни на этот случай с юридической точки зрения. Если бы в тот момент, когда преступник убегал, его бы задержали, то директорскому сыну срок был бы гарантирован и никто бы во внимание не принял его материальное положение. Преступник в состоянии вагон норковых шапок купить? Ну и что с того? Если у тебя есть деньги, то это не значит, что ты можешь безнаказанно с прохожих головные уборы сдергивать.

– Это мысль, – призадумался Ефремов. – До недавнего времени Козодоев пил чуть ли не ежедневно и мог в пьяном виде начудить.

– Не забудь о материальной стороне дела. Похищенная им вещь должна быть изъята и опознана потерпевшим. Мало того, о совершенном преступлении должно быть заявлено до того, как похищенная вещь будет обнаружена.

– Принцип мне понятен: «Есть вещь – кража доказана». Осталось совсем немного: найти человека, которого он ограбил, и изъять приметную вещь… Золотая цепочка подойдет?

– Лучше серьги с камушками. Цепочку словесно трудно описать, а серьги с рубинами – запросто.

– Серьги надо из ушей вырывать…

– Глупость какая! Покажи любой девушке нож в темном переулке – она сама серьги снимет и тебе отдаст.

– Ты дал отличный совет! – похвалил Ефремов гостя. – Теперь давай выпьем и поговорим о чем-нибудь более приятном, чем уголовное право. Хочешь, я расскажу, как завербовал Голубеву? Это было что-то! Итак, привезли Наташу в наш отдел в невменяемом состоянии…

5

После ухода Воронова Игорь убрал со стола, помыл посуду, посмотрел телевизор. Как только на город стали опускаться ранние зимние сумерки, он решил: «Пора!» Достал из шкафа припрятанную на всякий случай бутылку спирта «Роял», плеснул треть стакана, разбавил водой. Жидкость в стакане мгновенно помутнела и стала теплой, но Ефремов не собирался дожидаться окончания химической реакции. «Пора, пора! – требовал его возбужденный мозг. – Если упустишь момент, то не сможешь погрузиться».

Морщась от горечи, крепости и теплоты смеси спирта с водой, Ефремов залпом выпил стакан, выдохнул, занюхал корочкой хлеба, передернулся всем телом, закурил.

«Теперь главное – не поддаться соблазну лечь с сигаретой в кровать. Высоцкий, как пишут его друзья, в последние часы своей жизни лежал на диване, курил и на мгновения забывался. В эти минуты непотухшие сигареты выпадали из его рук. Друзья подбирали окурки и тушили их. Судя по воспоминаниям друзей, в день смерти Владимира Семеновича их собралось у его дивана не меньше десятка, и каждый был рад прикоснуться к священной сигаретке. У моей кровати преданных друзей не будет, тлеющие сигареты подбирать будет некому, так что курить в кровати я сегодня не буду».

Не раздеваясь, Ефремов лег на кровать, прикрыл глаза, прислушался к организму. Оглушенное ударной дозой спиртного, тело расслабилось, сознание помутилось, но ровно в той мере, чтобы не мешать «погружению». Игорь мысленно попробовал приподнять тело над кроватью, и оно с легкостью «поднялось».

«Пожалуй, сегодня получится, – решил он. – Тело к полету готово. С чего начать? А с чего получится, все равно погружение от меня не зависит!»

Ефремов представил земную кору в разрезе. На поверхности литосферы лежали осадочные породы: почва, глина, еще что-то, наверное, спрессованный морской ил. Под ними – каменное тело планеты: гранит, базальт, мрамор. Между твердыми и осадочными породами черными полосками залегали нефть и уголь, но природные ископаемые не интересовали Игоря. Магма, раскаленное ядро Земли – вот куда лежал его мысленный путь.

«Погружайся, ищи лазейку!» – скомандовал себе Ефремов.

Если бы Игоря спросили, каким образом ему удается перейти в виртуальный мир и совершать в нем путешествия, он бы не смог этого объяснить. «Погружение» не зависело от его воли и происходило крайне редко, не чаще раза в год. В первый раз оно произошло после задержания членов банды Васи-молодого в середине 1980-х годов. В тот день Игорь впервые выстрелил в живого человека и сразил его наповал. За стрельбу в вооруженного бандита Ефремова могли уволить из милиции, но все обошлось. Комиссия из областного УВД утвердила заключение проверки – «оружие применено правомерно». Вернувшись домой, Игорь для снятия стресса напился и в первый раз «улетел» в прошлое. Новые ощущения так понравились Ефремову, что он попытался повторить полет снова и снова, но ничего не получалось. Для запуска «погружения» должны были совпасть несколько факторов, главным из которых был поиск жизненно необходимого ответа. Спиртное в процессе «погружения» играло роль катализатора: оно отсекало, ретушировало лишние воспоминания и высвечивало только нужные.

«Я готов!» – мысленно сказал Ефремов неведомо кому.

Картинка с земной поверхностью в разрезе пришла в движение. В одном месте ярко-алая магма выгнулась остроконечным куполом, набралась сил и выплеснулась наружу через жерло вновь образовавшегося вулкана.

«Что это? – подумал Ефремов. – О чем говорит эта магма? Ах да, это глаза. Чьи? Натальи Голубевой. При каких обстоятельствах я смотрел ей в глаза, как давно это было? В тот день, когда она разделась и хотела соблазнить меня? Нет, это было позже. Быть может, этот взгляд я уловил в общежитии, когда застал ее с другим парнем? Нет, в общежитии она смотрела в пол. Так когда? Что это, ребенок плачет? Точно, Голубева смотрела на меня, а рядом хныкал ребенок. У Наташки двое сыновей, какой из них плачет, старший или младший? Конечно же, младший! Я вновь встретился с Голубевой, когда она была беременна вторым сыном. Как плачет старший, я слышать не мог. После рождения второго ребенка мы с Голубевой стали „встречаться“. Ее муж, запойный пьяница, давно догадался о наших отношениях, но предпочитал делать вид, что не замечает их. Как-то раз он пришел не вовремя, услышал возню в спальне, взял ведро с мусором и вышел во двор».

Картинка с разрезом Земли и вулканом исчезла, и Ефремов оказался в квартире Голубевой. Наталья качала засыпающего ребенка в кроватке, а Игорь сидел рядом и рассказывал ей о разоблачении Козодоева.

– Я до сих пор не верю, что он мог убить человека, – тихо сказала Голубева.

– О чем ты говоришь! – прошептал Ефремов. – Ты давно его видела? Ах, после выпускного вечера в школе не встречала… Он сильно изменился с тех пор, как сидел с тобой за одной партой.

«Потом, что было потом? – спросил себя Ефремов. – Потом мы говорили о Козодоеве, о ее одноклассниках, и она назвала человека, от которого нить ведет к врагам Козодоева… Нет, не то. Фамилия этого человека Быков. Мне он пока не нужен».

Ефремов вновь переключился на Голубеву.

– Ты знаешь, кого я недавно повстречала? – спросила Наташа. – Лену Кайгородову. Она у меня денег взаймы попросила, но я, естественно, не дала.

В эту секунду нейроны в мозгу Ефремова взбесились, вскипели и разбежались по своим местам. Физиологически процесс мышления выглядел, конечно же, не так, но для Игоря «погружение» всегда заканчивалось одинаково, и ему казалось, что после секундного кипения крошечные нейроны разбегаются по извилинам мозга и затихают, а вместо них появляется целостная картина. Единая, с множеством участников и невидимыми нитями взаимосвязи между ними.

Ефремов встал, пошатываясь, прошел на кухню, попил холодной воды из-под крана.

«Завтра от меня будет перегаром за версту нести, – подумал он. – Ну и черт с ним! После выходного дня почти все в отделе придут на развод с перегаром, и запах будет стоять такой, что у непьющего Киселева голова закружится. Но к дьяволу перегар, коллег и спиртное! Главное – я нашел нить к врагам Козодоева».

Игорь сел за стол, закурил.

«Отличное „погружение“!» – похвалил он неизвестно кого, но не себя. «Погружение», как ни крути, от воли Ефремова не зависело.

«Так, что мы имеем? – начал анализировать „погружение“ Игорь. – В конце ноября я пришел к Голубевой. Муж ее был на работе, Наталья сидела с ребенком на больничном. Старший сын был в детском саду, а младший, трехлетний болезненный мальчик, – в кроватке. Я рассказал Голубевой о Козодоеве, мы повспоминали события десятилетней давности, и она сказала, что на днях встретилась с Кайгородовой. Елена Кайгородова не училась в одной школе с Голубевой. Она из другого микрорайона, но дружила с парнем из пятьдесят пятой школы, Михаилом Быковым. Что я о нем помню? Он был в школьные годы лучшим другом Сергея Козодоева. В 1982 году, вскоре после убийства любовника матери Козодоева, Быков покончил с собой – бросился вниз с двенадцатого этажа. Примерно через неделю после его самоубийства выяснилось, что в день убийства Бурлакова, любовника Риммы Витальевны, Быков стоял у его подъезда, страховал убийцу. Десять лет назад этот факт к раскрытию преступления не привел, но сейчас, после признательных показаний Козодоева, все видится в другом свете. Если бы тогда мне дали возможность поработать с Козодоевым по-настоящему, я бы… К черту это сослагательное наклонение! Что было, то было. А что получилось? Козодоев и Быков были сообщниками, и один из них вдруг ни с того ни с сего сиганул с последнего этажа самого высокого здания в районе. Это примечательный момент, но надо вернуться к Кайгородовой. Она, со слов Голубевой, сильно опустилась, буквально до нищенского состояния, и виной тому – наркотики. Кайгородова вот уже несколько лет плотно сидит на игле. При встрече с Наташкой Кайгородова расплакалась и пожаловалась на жизнь. Наркоманы с легкостью плачут, когда хотят разжалобить и выпросить деньги на дозу. Вспоминая прошлое, Кайгородова сказала: „Я ненавижу трех человек: мать – за то, что она родила меня, брата – за то, что посадил на иглу, и Козодоева, убившего моего парня“. Вот она, суть „погружения“! В прожженных опиумом мозгах Кайгородовой осталось одно крохотное местечко, где она хранит воспоминания о светлом прошлом, где еще не было ни брата, ни иглы. Кайгородова наверняка уверена, что если бы Быков остался жив, то она бы не скатилась на самое дно и была бы сейчас счастливой замужней женщиной, как Голубева, например. У Наташи Голубевой дети от разных отцов, живет она с человеком, которого презирает, но по сравнению с опустившейся наркоманкой она – счастливейшая из женщин. Если с Кайгородовой поработать в нужном направлении, то она пойдет на все, лишь бы отомстить Сергею Козодоеву за свою изломанную жизнь. Внушить ей, что если бы не Козодоев, то она бы никогда не прикоснулась к игле, проще простого. Наркоманы охотно верят в сказки о своей изначальной непорочности, и источник всех бед ищут во внешнем мире, а не в самих себе. Итак, жертва преступления у меня есть. Елена Кайгородова – маргиналка. Наверняка ее неоднократно грабили и избивали. Жизнь у наркоманов тяжелая – всякий норовит их обидеть и обворовать. Если, конечно, есть что взять. Предположим, у Кайгородовой было что-то ценное. Если поднять сводки за несколько прошедших лет, то я уверен, что ее фамилия всплывет не раз и не два. Надо будет только найти подходящее преступление и привязать к нему Козодоева. Что он совершит? Ограбит бедную девушку Елену, заставит ее снять золотые серьги. Почему Кайгородова в милиции при подаче заявления прямо не указала на Козодоева, если она его знала лично? А кто сказал, что она его знала? Кто сейчас сможет подтвердить, что Кайгородова и Козодоев встречались в одной и той же молодежной компании?»

Ефремов принес чистый лист бумаги, плохо слушающейся рукой вывел: «Отсечь Козодоева от Кайгородовой. Прозондировать их отношения в 1982 году. Выяснить общий круг знакомых».

«Мне предстоит большая работа, – подумал Игорь. – Один я не смогу разрабатывать несколько линий сразу. Для того чтобы вырыть под Козодоева яму, мне понадобятся помощники. Первым будет Владимир Бериев, он же Лаврентий, он же отец двух детей, примерный семьянин и один из лучших оперов в отделе. Лаврентий соберет нужные мне данные, но посвящать его во все тонкости замысла не стоит. Володя – тертый калач, на мутные истории о преданной любви или на месть зажравшемуся барчуку он не купится. Придется подогнать мой интерес к Кайгородовой под служебную необходимость. Вторым помощником у меня будет Киселев – спортсмен, красавец мужчина, идеалист и недалекого ума человек. Киселев будет моей ударной силой и в случае чего первым пойдет под раздачу, а я в стороне останусь. Итак, план готов, действующие лица определены. Завтра можно приступать к его осуществлению».

6

В понедельник, 21 декабря, около восьми часов утра заместитель председателя городского Совета народных депутатов Грязев Юрий Степанович отправился на работу. На улице было еще темно, но дорожка между пятиэтажками хорошо освещалась уличными фонарями и светом из окон. Примерно в ста метрах от остановки общественного транспорта навстречу Грязеву выбежал мужчина в болоньевом лыжном костюме с надвинутой на лоб шерстяной шапочкой. Низ лица спортсмена скрывал намотанный вокруг шеи шарф, в руке он держал предмет, похожий на палку. Не добегая до Юрия Степановича пару шагов, спортсмен весело выкрикнул: «Дядя, не спеши!» Взмахнул рукой и со всей силы врезал резиновой милицейской дубинкой по лбу народному избраннику. От удара у Грязева посыпались искры из глаз, он закричал дурным голосом, схватился за голову, присел на корточки, но спортсмен и не думал его добивать – легкой трусцой он скрылся с места происшествия. Поняв, что нападение закончилось, Юрий Степанович бросился к ближайшему телефону-автомату и набрал «02».

– Милиция? Милиция?! Это депутат Грязев! На меня только что было совершено нападение. Что? Я не пострадал. Вернее, я сумел увернуться от смертельного удара и сейчас стою около восьмого дома. Почему около восьмого? Да потому, что тут единственный рабочий телефон в районе! Выезжайте немедленно и в «Скорую помощь» сообщите.

Оперативный дежурный, узнав о происшествии, простонал: «Господи Иисусе Христе! Ну, зачем же так-то, в конце смены?» – и послал к Грязеву следственно-оперативную группу. Следом на место происшествия выехали прокурор города, Самойлов и дежурный по городскому Совету народных депутатов. Юрий Степанович Грязев был известным скандалистом, на дух не переносившим людей в погонах. На последней сессии горсовета он до того договорился, что предложил сократить финансирование муниципальной милиции ровно наполовину. «Незачем нам разбрасываться народными деньгами! В нашей милиции половина сотрудников пьяницы, бездельники и мздоимцы. Пусть посидят без зарплаты, может быть, тогда работать начнут». Узнав об этом заявлении, участковые инспекторы милиции, получающие зарплату за счет средств городского бюджета, дружно возмутились: «Это мы-то бездельники? А они, депутаты, что делают? Вагонетки в шахте толкают? Чья бы корова мычала! Тот же Грязев, как во власть пролез, так ни дня не работал, только языком трепать научился да бредовые идеи предлагать».

К приезду следователя у Грязева на лбу образовалась огромная шишка.

– Вот, видите! – раз за разом показывая на лоб, причитал Грязев. – Если бы не шапка-ушанка, он бы убил меня на месте.

– С чем могло быть связано нападение на вас? – задал следователь дежурный вопрос.

– С моей общественно-политической деятельностью, – не задумываясь, ответил депутат.

– Нельзя ли конкретнее, Юрий Степанович? Какой поступок мог подтолкнуть преступников к расправе над вами?

– Вся моя жизнь – служение народу! – пафосно заявил Грязев. – Сейчас в нашем городе столько врагов народовластия развелось, что с любой стороны можно ждать подлого удара в спину.

– Вы запомнили приметы нападавшего?

– Темно было, – недовольно ответил Грязев. – Я не успел его рассмотреть.

Он повернулся на шум подъехавшего автомобиля, увидел Самойлова и бросился к нему:

– Роман Георгиевич, вы посмотрите, что делается! Среди бела дня, посреди города на меня террористы напали и чуть не убили. Вот, полюбуйтесь! – Грязев снял шапку, показал Самойлову шишку на лбу. – Если бы я не увернулся, этот террорист убил бы меня.

– Так уж и террорист, – усомнился Самойлов.

– А кто же еще! – взвелся Грязев. – Я – народный депутат, и любое нападение на меня – это террористический акт. Это враги народовластия пытаются повернуть ход истории вспять и вернуть власть узурпатору.

– На Ельцина намекаете? – с серьезным видом спросил Роман Георгиевич. – Считаете, что это он подослал террористов?

– Да при чем тут Ельцин! – в отчаянии воскликнул Грязев. – Откуда Ельцину про меня знать? Он о нашем городе-то вряд ли слышал. Сидит в Кремле, козни строит, а его наймиты по городу с оружием бегают, на государственных деятелей нападают.

На место происшествия прибыла «Скорая». Врач, осмотрев пострадавшего, забрала его с собой в больницу, на обследование. Пока пострадавший усаживался в автомобиль, врач успела шепнуть Самойлову:

– С Грязевым ничего серьезного. Походит с «рогом» недельку, и все пройдет.

Председатель городского Совета народных депутатов Тарас Васильевич Холодков узнал о нападении на своего заместителя от дежурного по горсовету. Не раздумывая, он позвонил начальнику УВД области.

– Прошу вас принять исчерпывающие меры для раскрытия этого подлого преступления! – потребовал он. – Я считаю, что распоясавшиеся политические бандиты должны почувствовать единство народной власти и милиции. Если злоумышленники не будут установлены и арестованы по горячим следам…

– Я все понял, – раздраженно оборвал народного избранника генерал и бросил трубку.

И Холодкова, и Грязева начальник областного УВД считал пустобрехами и кривляками, волею случая дорвавшимися до законодательной власти.

Не прошло и получаса, как Самойлов получил распоряжение: «Для раскрытия нападения на депутата Грязева Ю. С. сформировать следственно-оперативную группу, руководство которой поручить самому опытному следователю городского УВД». Роман Георгиевич вызвал Алексея Алексеевича Зубрилина, временно исполняющего обязанности начальника городского следствия.

– Дело поручишь расследовать Лаптеву, – приказал он.

– Почему именно ему? – не понял Зубрилин.

После вчерашнего возлияния Зубрилин с трудом понимал, что произошло с Грязевым и почему кто-то из его отдела должен заниматься столь незначительным преступлением. «Шишка на лбу – это же побои, подследственность дознания, пусть они и занимаются спортсменом с дубинкой», – хотел сказать Зубрилин. Но во рту у него так пересохло, что каждое слово давалось с трудом, и он промолчал.

– Это политика! – словно уловив мысли коллеги, разъяснил Самойлов. – К вечеру во всех новостях раструбят, что у нас по городу террористы шайками ходят и всех, кто под руку подвернется, обрезками стальных труб по головам лупят.

Самойлов не в первый раз видел своего заместителя в неработоспособном состоянии, с глубочайшего похмелья. Он бы давно избавился от Зубрилина, но тот был отменным специалистом и, что самое главное, не амбициозным. На место начальника городского следствия Алексей Алексеевич не претендовал. Став временно исполняющим обязанности начальника городской милиции, Самойлов нового начальника следствия на свое место не назначил, оставив эту должность за собой. Зубрилин при новой расстановке сил как был заместителем начальника следственного отдела, так и остался им.

– Что за праздник вчера был? – с издевкой спросил Самойлов. – Двести лет граненому стакану?

– С женой поругался, – пробурчал Зубрилин, – хотел стресс снять…

– Ты, Алексей Алексеевич, пореже с супругой ругайся, – посоветовал начальник милиции. – А то я отправлю тебя старшим следователем в Кировский РОВД. Будешь там молодому поколению служебный и жизненный опыт передавать, пока тебя в таком состоянии начальник Кировского не заметит и не вышибет на пенсию.

– Я все понял, – вздохнул Зубрилин. – Больше не повторится.

«На прошлой неделе он так же клялся, – вспомнил Самойлов, – слово мне давал, и все без толку! Утвердят меня в должности, я спихну Зубрилина в областное УВД методистом и найду на его место другого человека».

Решив для себя судьбу Алексея Алексеевича, Самойлов вернулся к делам.

– По уму и по справедливости, – сказал он, – дело по Грязеву надо поручить для расследования Воронову. Лаптев с памятником Ленину только-только закончил, и ему надо бы дать отдохнуть от политики. Но Воронов молод! Кому мы объясним, что он исключительно способный следователь? Никому. Скажут, пацана подсунули вместо опытного сотрудника. Поручим дело Лаптеву. Он майора первого числа получил – ему и карты в руки.

– Роман Георгиевич, Лаптев еще полгода в должности не отработал, потянет ли он такое дело?

– Он все потянет, – заверил Самойлов. – А если у Андрея Николаевича проблемы возникнут, то ты ему поможешь. Посмотри на меня!

Зубрилин вздрогнул от неожиданности, преданно и виновато посмотрел на начальника.

– На несколько дней освободишь Лаптева от текучки, – приказал Самойлов. – Воронова сильно не нагружай, держи в резерве. Если Лаптев начнет зашиваться, подключишь к расследованию его.

На столе у Романа Георгиевича зазвонил телефон.

– Да! – властно ответил он и тут же сбавил тон: – Владимир Васильевич, рад вас слышать! Что, что? Дело о нападении на Грязева? Я это происшествие на личном контроле держу… Следователя к вам послать? Прямо сейчас? Будет сделано.

Самойлов положил трубку.

– Красилов звонил. Требует к себе следователя, которому поручено расследование дела.

– Сейчас все организуем…

– Погоди! – раздраженно перебил Самойлов. – Проинструктируй Лаптева, чтобы ни в коем случае не вздумал с Красиловым пререкаться. Пускай с любой ересью соглашается, а мы потом разберемся, что к чему.

До августовского путча 1991 года Владимир Васильевич Красилов трудился в политотделе областного УВД, составлял планы партийно-политической и воспитательной работы с личным составом. Победа сторонников Ельцина в Москве повлекла за собой перестановку кадров в руководстве МВД. С небольшим опозданием волна кадровой чехарды достигла Сибири. Больших и маленьких начальников стали тасовать, как карты в колоде, периодически отбрасывая тех, кто был наверху, на пенсию или на периферию. Владимиру Васильевичу повезло – он занял кресло главного следователя области. Как ему это удалось? На все воля случая! На областной коллегии руководства УВД в присутствии московского гостя Красилов с таким убеждением говорил о необходимости демократических перемен в милиции, что через неделю из Москвы пришел приказ о его назначении на новую должность. Став начальником следственного управления, Красилов от излюбленной им темы планирования не отошел и стал творчески внедрять ее в новых условиях.

– Он профан и дебил! – оценил нового начальника следствия Воронов.

Целый день Виктор просидел на учебе молодых сотрудников следственных органов в областном УВД. Вернувшись, он поспешил поделиться впечатлениями с коллегами:

– Представьте, Красилов заявил, что каждый следователь обязан вести девять видов планирования. Девять!

– Сколько? – поразились коллеги. – Даже теоретически столько видов планирования не существует.

– Это еще полбеды! – продолжил Воронов. – Красилов считает, что планирование должно быть беспрерывным. Сейчас объясню вам, как он представляет рабочий день следователя. С вечера я должен написать план работы на день. Утром перенести этот план в ежедневник и утвердить его у начальника следствия. На каждое следственное действие я должен иметь план проведения этого следственного действия. Ну как вам такой расклад? Спрашивается: а работать-то когда, если я целый день буду планы составлять и утверждать их у начальника? Никогда я планов расследования не составлял и не буду!

– Будешь! – возразил Лаптев. – Влепят тебе парочку выговоров за нарушение планирования, и начнешь на каждый допрос план составлять. Бюрократию, друг мой, ни плетью, ни обухом не перешибешь.

…Около двенадцати часов дня Лаптев был у Красилова.

– План по делу составил? – с порога спросил Владимир Васильевич.

Став начальником следствия области, Красилов начал обращаться ко всем подчиненным на «ты» и по имени, невзирая на звания и на возраст. Даже своего заместителя, пятидесятипятилетнего полковника Безрядина, Владимир Васильевич при всех называл Иваном, а иногда и Ваней.

– Владимир Васильевич! – развел руками Лаптев. – Когда бы я успел план составить, если я дело полчаса назад получил? Как вернусь, обязательно план составлю.

– Копию плана вышли в контрольно-методический отдел, – напомнил Красилов. – Я проверю!

Лаптеву захотелось по-блатному щелкнуть ногтем по клыку и поклясться: «Зуб даю, к вечеру план сделаю!» Но он сдержался.

– Ты вот что… – подозрительно прищурился Красилов. – Ты объясни мне: как так получилось, что дело по памятнику прекратили вместо того, чтобы направить его в суд?

– Прокурор области решил, что в действиях Лотенко и его соратников нет состава преступления. Он прямо указал, что Лотенко не намеревался демонтировать памятник Ленину, а хотел предостеречь общественность от реставрации коммунистической диктатуры.

– На площади что, кроме Лотенко, людей не было? Направил бы в суд крановщика. Зачем он на автокране на площадь приехал? Явно же хотел памятник снести.

– Его бы суд оправдал, – уверенно возразил Андрей. – Если Лотенко не виноват, то крановщику вовсе нечего предъявлять.

– Что за местечковый подход к делу! – возмутился главный следователь области. – Сидите там, в городском, дальше своего носа ничего не видите. Если бы ты направил дело по обвинению крановщика в суд, то мы бы отрапортовали в Москву, что изобличили опасного преступника и теперь его судьбу должен решить суд.

– Его бы оправдали, – стоял на своем Андрей.

– Ну и что? Нам-то какое дело? Если крановщика оправдали, значит, он суд подкупил, взятку кому надо дал.

– Кто? Крановщик?!

– Ну не я же. Ты что думаешь, у крановщиков денег нет? Все у них есть…

Красилов встал, прошелся по кабинету, остановился напротив портрета Горбачева на стене, посмотрел бывшему президенту в глаза.

– Когда власть поменялась, портрет Горбачева сняли, но я велел вернуть его на место, – сказал начальник следствия. – Когда я в чем-то сомневаюсь, то смотрю бывшему президенту в глаза и пытаюсь понять: что он сделал не так, что привело к распаду огромной и мощной державы? Чем больше я размышляю на эту тему, тем больше прихожу к выводу, что Михаил Сергеевич отдал государственное планирование на откуп некомпетентным лицам, и вот он, результат! В стране двоевластие, того и гляди анархия наступит.

Красилов вернулся на место и продолжил:

– Подвел ты нас, Андрей, с крановщиком! Не уследили мы за тобой.

Лаптев промолчал. Оправдываться он не собирался.

– Это звенья одной цепи! – неожиданно перескочил на другую тему Красилов. – При планировании расследования надо исходить из того, что покушение на Грязева не единичный случай, а новый эпизод деятельности одной и той же шайки.

– Прошу прощения, – осторожно сказал Лаптев. – Какое звено было предыдущим? Памятник, что ли?

– Нет. Памятник – это закрытая тема. Первое звено, предшествующее нападению на Грязева, нам пока неизвестно, но его надо установить. Покушение на жизнь общественного деятеля не может возникнуть на пустом месте.

– Какое же это покушение! – не сдержался Андрей. – Подумаешь, дубинкой в лоб получил! Если бы его хотели убить, то там, на пустынной тропинке, господина Грязева бы до смерти забили, и никто бы не помешал.

– Как я устал с тобой, – вздохнул Красилов. – Кто тебе сказал, что его убить хотели? Для политической провокации необязательно кровь проливать. Достаточно продемонстрировать общественности беспомощность правоохранительных органов, и требуемый эффект будет получен. Теперь ты понимаешь, о каком звене я говорю?

Лаптев ничего не понял, но кивнул, согласился.

– В плане отметь. Первое: установить, случались ли раньше в городе бандитские нападения с использованием милицейской дубинки. Здесь же, подпунктом: установить, где злоумышленник мог достать дубинку. Второе: установить, не случались ли ранее нападения на депутатов горсовета. Третье…

Красилов посмотрел на Лаптева, потом на часы, вспомнил, что пора поехать домой на обед, и решил закончить инструктаж.

– Третье – допишешь сам. План, согласованный с уголовным розыском и шестым отделом, представишь сегодня вечером…

– Я его согласовать не успею, – воспользовавшись секундной заминкой, вставил Лаптев.

– Хорошо! План представишь завтра утром. Сейчас иди, работай.

Вечером супруга спросила Андрея:

– Ты что такой довольный?

– Самойлов мне нападение на Грязева отписал. Лиза, меня ждет неделя сладостного безделья! Буду составлять планы, носить дело на проверку, выслушивать мудрые указания и ничегошеньки не делать! Допрошу потерпевшего, дам отдельные поручения и сяду за планирование.

– Так ведь потом с тебя раскрытие спросят.

– Потом, Лиза, все пойдет само по себе. Если Грязев кому-то перешел дорогу, то его еще раз по черепушке огреют, а если на него напал случайный хулиган, то дело потеряет политическую окраску и о нем все скоро забудут. Через неделю, максимум – через две, станет понятно, что кроется за этим нападением.

– Участковые инспекторы не могут ему отомстить?

– Смысла нет. Городским бюджетом распоряжается глава города, а не депутаты. Градоначальник – на нашей стороне. Он прекрасно понимает, что если милиция пойдет вразнос, то власть в городе захватят воры в законе и их ставленники…

Лаптев прервался на полуслове, посмотрел на экран телевизора. Бегущая строка местных новостей сообщала, что известный депутат городского Совета Грязев был зверски избит по пути на работу.

«У кого в руках телевидение, тот владеет умами масс, – подумал Лаптев. – Сейчас же полгорода представляет, как известного народного избранника бандиты ногами бьют и приговаривают: „Вот тебе, сволочь, за то, что ты о народе день и ночь думаешь!“ Сдается мне, нападение на Грязева не связано с политикой. Бытовуха это или хулиганство, но только не борьба за власть».