Текст книги "Полковник Кварич"

Глава VIII
Супруга мистера Квеста

Мистер Квест жил в одном из уродливых, но уютно построенных старых домов из красного кирпича, которые можно увидеть почти в каждом небольшом городке, и которые дают нам наглядное представление о вкусе и любви к материальному комфорту той эпохи, в которой они были построены. Этот дом выходил окнами на рыночную площадь. Позади него раскинулся обнесенный стеной очаровательный старый сад, известный своими нектаринами, которых, как сказала бы миссис Квест, вместе с теннисным кортом было почти достаточно, чтобы утешить ее скуку от жизни в маленьком городе. Входная дверь, однако, была отделена от тротуара, в который упирался дом, лишь небольшим крыльцом.

Войдя в большую прохладную прихожую, мистер Квест остановился и спросил проходившую мимо горничную, где ее хозяйка.

– В гостиной, сэр, – сказала горничная.

И, сопровождаемый Эдвардом Косси, он зашагал по длинному, обшитому дубовыми панелями коридору, пока не достиг двери слева. Быстро ее открыв, он шагнул в очаровательную, современного вида комнату, красиво и даже роскошно обставленную, свет в которую проникал сквозь французские окна, выходившие в окруженный стеной сад.

У одного из этих окон, сцепив за спиной руки и рассеянно глядя в него, стояла невысокая женщина во всем черном. При звуке открывшейся двери она быстро обернулась. Ее нежное и красивое лицо просияло, словно цветок в лучах солнца. Губы ее слегка приоткрылись, а фиолетовые глаза вспыхнули счастливым светом. Увы, в следующую секунду – кстати, было весьма поучительно наблюдать, сколь мгновенно это произошло – ее взгляд упал на мужа (поскольку женщина эта была миссис Квест), и радость на ее лице сменилось холодным отвращением, счастливый свет погас, как он гаснет на ноябрьском небе, и оно сделалось холодным и каменным.

Мистер Квест, а он был человек наблюдательный, также заметил это и горько усмехнулся.

– Не пугайся, Белль, – сказал он тихим голосом. – Я привел с собой мистера Косси.

При этих словах она покраснела до корней волос. Но прежде чем она смогла ответить, Эдвард Косси, который замешкался в дверях, чтобы вытереть налипшую на ботинки грязь, вошел в комнату и вежливо протянул ей руку. Миссис Квест приняла ее, хотя и довольно холодно.

– Вы ранний гость, мистер Косси, – сказала она.

– Да, – сказал ее муж, – но это моя вина. Я привел мистера Косси, чтобы спросить, не могли бы вы подвезти его до замка сегодня днем. Я должен быть там к обеду, для чего позаимствовал его бричку.

– О, да, с удовольствием. Но почему бричка не может вернуться за мистером Косси?

– Видите ли, – встрял в их разговор Эдвард, – есть небольшая проблема, мой кучер заболел. Но если вы против, я не буду настаивать. Я не сомневаюсь, что наверняка найдется кто-то, кто вернет ее.

– О, нет, – сказала она, пожимая плечами, – я не против. Только не лучше ли вам пообедать здесь, вот и все, потому что я хочу выехать пораньше и заехать к одной старушке на другом конце Хонэма по поводу черенков фуксии.

– Я буду только счастлив, – ответил Косси.

– Отлично, тогда все решено, – сказал мистер Квест, – и теперь я должен взять мои бумаги и поспешить на церковное собрание. Я и так уже опаздываю. С вашего позволения, мистер Косси, я закажу бричку, когда буду идти мимо вашего дома.

– Разумеется, – сказал Эдвард, и в следующий момент адвоката как ветром сдуло.

Дождавшись, когда дверь за ним закрылась, миссис Квест села в низкое кресло и, откинув голову на его спинку, посмотрела пытливым взглядом прямо в лицо Эдварду Косси.

И он тоже посмотрел на нее и подумал, какая она по-своему красивая женщина. Невысокого роста, с округлыми формами, если не сказать, склонная к полноте, но с изящнейшими руками и ногами. Но главное ее очарование заключалось в лице – почти детском и нежном, как роза. Она как будто излучала свет – самыми темными в ней были ее фиолетовые глаза – и при определенном освещении они казались почти черными на фоне ее белого лба и волнистых рыжих волос.

Она первой нарушила молчание.

– Мой муж ушел? – спросила она.

– Думаю, что да. Почему ты спрашиваешь?

– Потому что из того, что мне известно о его привычках, я не исключаю, что он подслушивает за дверью, – и она тихо усмехнулась.

– Смотрю, ты высокого мнения о нем.

– Я о нем ровно того мнения, которого он заслуживает, – сказала она с горечью, – и мое мнение о нем таково, что он один из самых непорядочных людей в Англии.

– Если он за дверью, ему наверняка приятно это слышать, – сказал Эдвард Косси. – Ну, если это так, почему ты вышла за него замуж?

– Почему я вышла за него замуж? – ответила она со всей страстью. – Потому что меня заставили силой, и чтобы не умереть с голоду. Как бы ты поступил на моем месте, будь ты беззащитной девушкой восемнадцати лет с пьяным отцом, который тебя избивал, да, бил тебя палкой, а затем, самым джентльменским образом извинившись на следующее утро, шел и напивался снова? И как бы ты поступил, будь этот отец в руках человека, подобного моему мужу, всецело, и телом и душой в его руках, и со временем трения между ними достигли точки кипения, пока, наконец… ладно, к чему все это рассказывать? Ты можешь сам догадаться об остальном.

– Ну, хорошо, а почему он женился на тебе… ради твоего красивого лица?

– Я не знаю, хотя он так сказал. Возможно, и ради него. Но главной причиной были мои десять тысяч фунтов, потому что когда-то у меня было целых десять тысяч фунтов, моя бедная мать оставила мне их, причем так, что мой отец не мог к ним прикоснуться даже пальцем. Но когда я вышла замуж, мой муж даже слышать не хотел, чтобы у меня были собственные средства, и забрал у меня эти деньги – все, до последнего фартинга.

– И что он с ними сделал?

– Потратил на какую-то другую женщину в Лондоне… большую их часть. Я выяснила. Он сразу же отдал ей несколько тысяч.

– Вот уж не замечал за ним такой щедрости, – усмехнулся Косси.

Белль помолчала мгновение, закрыв лицо рукой, а затем продолжила:

– Если бы ты только знал, Эдвард, если бы ты имел хотя бы слабое представление о том, как я жила еще полтора года назад, когда я впервые увидела тебя, ты бы пожалел меня и понял, почему я такая злая, такая вспыльчивая и ревнивая, хотя это меня не красит. В юности у меня никогда не было счастья, – как я могла быть счастлива в таком доме, как наш? – а потом, едва я повзрослела, меня отдали этому мужчине. О, как я его ненавидела и что я пережила!

– Да, наверно это было не очень приятно.

– Приятно! Но теперь мы чужие друг другу – мы даже не общаемся, кроме как на людях, это моя цена за то, что я молчу о его даме в Лондоне и еще о паре мелочей… так что какой смысл говорить об этом? Это был сущий кошмар, но теперь он закончился. А потом, – продолжила она, устремив на него свои прекрасные глаза, – потом я встретила тебя, Эдвард, и впервые в жизни узнала, что такое любовь. И мне кажется, что ни одна женщина никогда не любила так, как я. Потому что в жизни других женщин было что-то, что они любили, у меня же, пока я не увидела тебя, никогда не было ничего. Возможно, так нехорошо говорить, но это правда.

Он отвернулся и ничего не сказал.

– И все же, дорогой, – продолжала она вполголоса, – это было одним из самых трудных испытаний – моя любовь к тебе. Ибо, Эдвард… – Она встала и, взяв его за руку, посмотрела ему в глаза. Ее собственные были полны слез. – Мне хотелось стать для тебя благословением, а не проклятием и… и причиной греха. О, Эдвард, я бы стала тебе хорошей женой, о какой только может мечтать мужчина, и я бы помогала тебе, потому что я не безмозглая кукла, как может показаться со стороны, но теперь я только и делаю, что доставляю тебе неприятности, я знаю, что так оно и есть. И это тоже моя вина. По крайней мере, большая ее часть. Не думай, что я обманываю себя, это не так. Я дала тебе повод, я знаю, я сделала это нарочно… и вот! Если хочешь, считай меня безнравственной и бесстыжей, но я хотела этого с самого начала. Но ничего хорошего из этого не выйдет, я знаю, хотя имей я возможность начать все сначала, я поступила бы точно так же. Из дурных вещей никогда не выйдет ничего хорошего. Наверно, это некрасиво с моей стороны, но я знаю, что… – и она разрыдалась.

Это было слишком для Эдварда Косси, который, как и любой другой мужчина, был тронут этими неожиданными слезами.

– Послушай, Белль, – произнес он, не задумываясь, – я до смерти устал от всего этого. Больше года моя жизнь была сплошной нескончаемой ложью, и, честное слово, я больше не намерен это терпеть. Я говорю тебе, что это такое: я думаю, нам лучше просто сесть на поезд в Париж и уехать отсюда, или же бросить все это. Невозможно и дальше жить в этой атмосфере постоянной лжи.

Она перестала плакать.

– Ты действительно любишь меня так сильно, Эдвард? – спросила она.

– Да, да, – довольно нетерпеливо ответил он, – думаю, ты и сама это видишь. Иначе разве я сделал бы это предложение? Скажи всего слово, и я это сделаю.

Она немного подумала, а затем снова подняла голову.

– Нет, Эдвард, – сказала она, – нет.

– Но почему? – спросил он. – Ты боишься?

– Боюсь?! – воскликнула она с жестом презрения. – Чего мне бояться? Как ты думаешь, таких женщин, как я, заботят последствия? Мы давно вышли за их рамки… то есть для самих себя. Но нам по-прежнему небезразлично, как это отразится на других людях. Поступи ты так, как тем самым ты подпишешь себе приговор, как в социальном смысле, так и в любом другом. Кто, как не ты, сам часто говорил мне, что твой отец лишит тебя наследства, если ты скомпрометируешь себя и его.

– Это так. Я даже не сомневаюсь. Он бы никогда не простил мне скандал; он испытывает ненависть к вещам такого рода. Но я мог бы раздобыть несколько тысяч наличными, и мы могли бы изменить наши имена и уехать в колонию или куда-то еще на край света.

– Это так благородно с твоей стороны, – смиренно сказала она. – Я этого не заслуживаю, и я не стану злоупотреблять твоей добротой. Ты уже завтра пожалеешь, что сделал это предложение. И, да, я знаю, ты сделал его лишь потому, что я заплакала. Нет, мы должны продолжать так, как и раньше, пока конец не настанет сам собой, и тогда ты сможешь бросить меня, ибо вся вина ляжет на мои плечи, и я это тоже заслужу.

Пойми, я старше тебя и я женщина. Мой муж выжмет из тебя деньги, а потом эта история забудется, и для меня все останется в прошлом, и я кану в забвение, как и тысячи других несчастных женщин до меня, и все будет точно так же и сто лет спустя. Но, Эдвард, помни одну вещь. Не обманывай меня, ибо я не из тех, кто готов с этим мириться. Наберись терпения и дождись конца. Такое не может длиться долго, и я никогда не буду обременять тебя. Не бросай меня и не заставляй меня ревновать, ибо я не смогу этого вынести, я действительно не смогу, и я за себя не ручаюсь… я могу устроить скандал, или убить себя… или тебя, не знаю, что именно, но что-то точно сделаю.

Ты едва не привел меня в бешенство на днях, когда беседовал с мисс де ла Молль… да-да, я все видела… я давно подозревала тебя, и порой мне кажется, что ты влюблен в нее. А теперь, сэр, я скажу вам все, как есть: думаю, этого меланхоличного разговора нам хватит на месяц вперед. Почему ты пришел сюда этим утром, как раз тогда, когда я хотела выкинуть тебя из головы на час-другой и подумать про мой сад? Полагаю, это была хитрость со стороны мистера Квеста, привести тебя сюда. У него явно что-то на уме, я поняла это по его лицу. Впрочем, с этим ничего не поделаешь, и, коль вы здесь, мистер Эдвард Косси, скажите мне, как вам нравится мое новое платье. – С этими словами она сделала книксен. – Черный, как видите, в тон моим грехам и чтобы подчеркнуть мой цвет лица. Мне кажется, он подходит мне идеально, не так ли?

Он отвернулся и ничего не сказал

– Очаровательно, – сказал Эдвард, деланно рассмеявшись, ибо ему было не до смеха. – А теперь я скажу тебе все, как есть, Белль. Я не собираюсь проводить здесь все утро, обед, и так далее. Это смотрится не очень хорошо, если не сказать больше. Готов поспорить, что половина бойсингемских кумушек глаза проглядели, наблюдая за входной дверью, чтобы увидеть, сколько времени я здесь проведу. Я пойду в контору и вернусь в половине третьего.

– Какой замечательный повод избавиться от меня, – сказала она. – Но, пожалуй, ты прав, а я хочу заняться садом. До свидания, и не опаздывай, потому что я хочу совершить приятную поездку в замок. Думаю, мне нет необходимости предупреждать тебя, чтобы ты был здесь вовремя, если ты хочешь увидеться с мисс де ла Молль, не так ли? До свидания, до свидания.

Глава IX
Тень разорения

Мистер Квест шел на собрание церковных старост с улыбкой на благородном лице и с гневом и горечью в сердце.

– Я поймал ее на этот раз, – сказал он себе. – Ей не откажешь в искусстве притворства, но как она невольно заливается краской, стоит ей услышать его имя! Но она умная женщина, моя Белль… как тонко она уладила вопрос с обедом и как храбро отстаивала свои интересы, когда однажды прижала меня к стенке по поводу Эдит и своих денег, и сумела выторговать для себя приемлемые условия.

Да! Это худшее из всего. Теперь у нее есть на меня кнут, и если я разоблачу ее, она разоблачит меня, и нет смысла отрезать себе нос, чтобы насолить своему лицу. Но погоди, моя прекрасная леди, – продолжал он со зловещим огнем в серых глазах. – Я еще расквитаюсь с тобой. Дай тебе веревку, и ты повесишься. Ты любишь этого Косси, я это точно знаю, и я буду не я, если не смогу заставить его разбить тебе сердце. Ба! Ты даже не знаешь, из какого материала скроены мужчины. Не будь я сам влюблен в тебя, мне было бы наплевать. Если бы… а вот и церковь.

Человеческое существо – весьма сложная машина, способная почти, если не полностью, одновременно преследовать и воплощать в жизнь огромное количество самых различных интересов и планов. Например, мистер Квест, сидевший по правую руку от настоятеля в ризнице красивой старой церкви в Бойсингеме, вел оживленную и даже теплую дискуссию со старшим пастором об особенностях работы в церкви XIV века, к коей он, несомненно, проявлял живой интерес и в чем разбирался гораздо лучше, чем сам викарий. В эти минуты в нем было почти невозможно разглядеть то коварное, мстительное существо, вслед за которым мы только что прошествовали к церкви.

Но в конце концов, такова человеческая натура, хотя, возможно, ее видят иначе те, кто пытаются ее рисовать, те, кто привыкли красить злодея черной краской, словно это сам дьявол во плоти, а добродетельную героиню изображать такой чистой и сияющей, что нам начинает казаться, будто мы слышим у нее за спиной шелест крыльев. Редкие люди совершенно добродетельны или совершенно дурны. Более того, по всей вероятности, подавляющее их большинство не хороши, и не плохи – на это им просто не хватает сил. Однако, время от времени, нам встречается дух, обладающий достаточной волей и оригинальностью, чтобы перетянуть чашу весов в ту или иную сторону, хотя даже тогда противоборствующая сила, будь то добро или зло, постоянно стремится к равновесию. Даже самые закоренелые злодеи имеют искупительные качества и праведные инстинкты, и их мысли не всегда сосредоточены на дурных поступках.

Например, мистер Квест, один из злых гениев этой истории, если дело не касалось его личных интересов и страстей, был человеком чрезвычайно щедрым и утонченным. Сколь невероятным это не покажется вам, но на его счету было немало добрых дел во благо его более бедных соседей. Не секрет, что порой он «забывал» выставить счет за свои услуги, что, безусловно, является самым высоким и редким проявлением земной добродетели, какую только можно ожидать от адвоката. Более того, это был в высшей степени культурный человек, одержимый читатель классики, пусть даже в переводах, а не в оригиналах, обладавший тонким вкусом в художественной литературе и поэзии, и поистине глубоко разбиравшийся в археологии, особенно в том, что касалось культовых сооружений. Иными словами, он всячески стремился к респектабельности.

Его самым горячим стремлением было занять высокое положение в графстве, в котором он жил, и быть принятым в ряды местной аристократии. Он ненавидел адвокатскую практику и стремился накопить достаточно средств, чтобы иметь возможность, наконец, распрощаться с ней, дабы предаться роскошному и культурному безделью. Надо сказать, что в жизни он всего добился сам, будучи сыном бедного сельского дантиста. Верно и то, что он начал жизнь с хорошего образования, которым он главным образом был обязан собственным трудам, а не чему-то еще. Будь его натура умеренной, с перевесом чаши весов в сторону добра, а не зла, это был бы человек, способный пойти очень далеко, ибо в дополнение к своим природным дарованиям он обладал великим трудолюбием.

Увы, к сожалению, это был не тот случай. Его инстинкты в целом были дурными инстинктами, а его страсти – будь то ненависть или любовь, или жадность – обычно овладевали им с такой чрезмерной силой, что он на время становился совершенно бесчувственным к правам или чувствам других людей и был готов на любые подлости ради достижения собственных целей. Иными словами, родись он в хорошей семье и получи приличное состояние, вполне возможно, – при условии, что в какой-то момент жизни эти его сильные страсти не вынудили бы его ступить на скользкий путь, – он жил бы жизнью добродетельного и уважаемого человека, и умер с чистым именем, оставив после себя счастливую память. Увы, судьба привела его к антагонизму со всем миром, одновременно наделив его подспудным желанием быть частью этого мира, и это желание сделалось его главной целью. Затем, чтобы окончательно погубить его душу, обстоятельства ввели его в искушения, избежать которых ему не дали неопытность и безудержная сила его страстей.

Поначалу может показаться странным, что столь расчетливый человек, как мистер Квест, чьи желания, похоже, были сосредоточены на такой приземленной цели, как приобретение богатства (будь то ловкостью или даже мошенничеством), к чему он так страстно стремился, одновременно должен носить в сердце такую лютую ненависть и такую жажду мести по отношению к женщине, а мистер Квест, несомненно, питал их по отношению к своей прекрасной жене. Было бы куда более вероятным, если бы он оставил героику в покое и попытался бы превратить интрижку своей жены в средство обогащения и продвижения к верхам общества. Несомненно, так бы оно было, если бы миссис Квест верно понимала его мотивы женитьбы на ней.

Как мы помним, Белль сказала Эдварду Косси, что ее муж женился на ней исключительно ради ее денег – десяти тысяч фунтов, в которых он остро нуждался. Что было в известной мере правдой, но только в известной мере. Да, ему нужны были эти десять тысяч фунтов, в тот момент деньги были ему нужны позарез. Но, – и его жена никогда этого не знала и не осознавала, – он и тогда, и сейчас любил ее. Возможно, эти десять тысяч фунтов были бы для него достаточным стимулом и без любви, но любовь, тем не менее, там была. Увы, их отношения никогда не были счастливыми. Она ненавидела его с самого начала и при случае не упускала возможности ему это сказать.

Ни один мужчина, обладающий утонченными манерами, – а при всех его недостатках мистер Квест ими обладал, – не смог бы терпеть постоянный отпор от женщины, поэтому не удивительно, что со временем их общение стало носить крайне напряженный характер. Затем, открыв для себя секрет его тайной жизни, она под угрозой разоблачения заставила его заключить сделку, условия которой состояли в полном прекращении супружеских отношений, кроме соблюдения внешних приличий, и фактически предоставляли ей полную свободу действий. Что, учитывая ее положение, возможно, было оправданным шагом, но ее муж никогда ей этого не простил. Более того, он решил по возможности превратить страсть, которую, – как ему было известно, хотя она сама об этом не догадывалась, – Белль питала к его начальнику, Эдварду Косси, в изощренный инструмент мести против нее. Показать, насколько он преуспел в этом, – одна из целей нашей истории.

Таковы, если изложить их кратко, были черты характера и цели этого незаурядного и противоречивого человека.

Через полтора часа после того, как он вышел из дверей своего дома, – «Дубов», как его называли, хотя деревья, в честь которых он был назван, давно исчезли из парка, – мистер Квест быстро катил в бричке Эдварда Косси, запряженной резвой гнедой, в направлении высоких башен замка Хонэм. Когда до ворот оставалось всего триста ярдов, его посетила внезапная мысль. Он резко дернул поводья, потому что сидел в бричке один, и остановился, чтобы полюбоваться видом.

– Какое красивое место! – с восторгом размышлял он про себя. – И как величественно выделяются эти старые башни на фоне неба. Сквайр отлично их восстановил, в этом нет никаких сомнений. Даже я сам не смог бы сделать лучше. Будет ли когда-нибудь это место моим? Пока перспективы не слишком радужные, но со временем, глядишь, все образуется, и мне кажется, я уже знаю, как это сделать.

А потом он вновь пустил лошадь рысью, размышляя о неприятном характере предстоящего ему дела. Старый сквайр ему нравился и пользовался его уважением, и, конечно, ему было жаль старика. Однако он вряд ли позволил бы своей симпатии и жалости встать между ним и осуществлением его планов, подобно тому, как заядлый охотник вряд ли бы отказался стрелять в фазанов лишь потому, что случайно проявил живой интерес к их кормлению. Кроме того, как истинный джентльмен мистер Квест питал определенное отвращение к роли носителя дурных известий: он не любил сцен, возможно, потому, что имел довольно близкое личное знакомство с ними. И все еще размышляя над тем, как ему лучше всего уладить этот вопрос, он переехал ров и, въехав в древние ворота, которыми он так страстно восхищался, оказался перед входной дверью. Здесь он остановился, надеясь увидеть кого-нибудь, кто взял бы его лошадь, когда внезапно ему навстречу выскочил сам сквайр.

– Здравствуйте, Квест, это вы? – крикнул он, как будто его гость был в пятидесяти ярдах от него, вместо пяти. – Я искал вас. Эй, Уильям! Уильям! (крещендо), Уильям! (фортиссимo). И куда только подевался этот мальчишка? По всей видимости, этот бездельник, Джордж, отправил его выполнять поручения, вместо того чтобы самому заниматься ими. Всякий раз, когда он нужен, чтобы взять лошадь, его нигде не найти, а затем от него слышишь «Простите, сэр, мистер Джордж, – так он его величает. – Простите, сэр, мистер Джордж отправил меня на ферму у рва или куда-нибудь еще, посмотреть, сколько яиц снесли куры на прошлой неделе» или что-то в этом роде. Кстати, какая замечательная лошадь, честное слово, просто загляденье.

– Это не моя лошадь, мистер де ла Молль, – сказал адвокат с натужной улыбкой, – а мистера Эдварда Косси.

– О, мистера Эдварда Косси?! – ответил старый джентльмен уже другим голосом. – То есть мистера Эдварда Косси? Но в любом случае, это очень хорошая лошадь, и я полагаю, что мистер Косси может позволить себе держать хороших лошадей.

В этот момент донесся слабый крик:

– Иду, сэр, иду. – Вслед за ним из-за угла дома, раскрасневшись, выбежал долговязый парень, чья работа заключалась в том, чтобы присматривать за скромными конюшнями замка.

– Где, черт подери, тебя носило? – набросился на него сквайр.

– Простите, сэр, мистер Джордж…

– Молчи! Что я тебе сказал? – перебил его сквайр. – Сколько раз я должен говорить тебе, что ты должен заниматься своими делами, а «мистер Джордж» пусть занимается своими? Так что возьми эту лошадь, отведи ее в конюшню и как следует накорми.

А вы, Квест, входите. У нас до обеда четверть часа, и мы можем успеть сделать наши дела. – И он по длинному коридору провел гостя в вестибюль с гобеленами и дубовыми панелями, где встал перед пустым камином.

Мистер Квест последовал за ним, то и дело останавливаясь, якобы, чтобы полюбоваться особенно красивыми доспехами, висевшими на стене, но в действительности, чтобы улучить еще одно мгновение для размышлений.

– Какие прекрасные доспехи ранней эпохи Стюартов, мистер де ла Молль, – сказал он. – Никогда не видел ничего лучше.

– Да, да, они принадлежали старому сэру Джеймсу, тому самому, которого застрелили Круглоголовые.

– Что? Сэру Джеймсу, который зарыл клад?

– Да. Не далее как вчера вечером я рассказывал эту историю нашему новому соседу, полковнику Кваричу, между прочим, он славный человек. Вы обязательно должны нанести ему визит.

– Интересно, что он с этим кладом сделал? – сказал мистер Квест.

– Мне это тоже интересно, как и многим другим, смею сказать. Эх, вот бы его найти! Сейчас он оказался бы весьма кстати. Что напоминает мне о нашем деле, Квест. Надеюсь, вы поняли мои затруднения из моего письма и того, что сказал вам Джордж. Видите ли, этот парень, Джантер, скажите спасибо этому чертовому остолопу, майору Бостону и его махинациям по поводу земель Колледжа – отказался от фермы у рва, и Джордж утверждает, что у него нет другого арендатора, которой бы взял эту ферму даже ради денег. Да вы и без меня знаете, как нынче обстоят дела: арендаторов, как говорится, ищи-свищи… днем с огнем не найдешь.

В этих обстоятельствах единственный известный мне выход – это взять ферму в руки и самостоятельно обрабатывать землю. Совершенно непозволительно выводить эти земли из оборота – а ведь в противном случае именно это и случится, потому что, преврати я эти земли в пастбища, это обошлось бы мне в немалую сумму, а мало-мальских доходов можно будет ждать не ранее, чем через семь – восемь лет.

Сквайр умолк. Мистер Квест тоже промолчал.

– А раз так, – продолжил старый джентльмен, – следующее, что нужно сделать, – это получить необходимые деньги, чтобы расплатиться с Джантером и закупить все необходимое. Думаю, четырех тысяч должно хватить, – добавил он, с завидной уверенностью, – а лучше сказать, пяти. Там около пятидесяти акров заливных лугов, которые следует хорошенько осушить посадкой кустарников – кусты столь же хороши, что и трубы для этой твердой земли, если посадить правильный их сорт, да и выйдут они почти вполовину дешевле, чем прокладка труб. Однако даром все равно этого не сделать, а еще нужен новый фургон-сарай, и много чего по мелочам. Поэтому, да, лучше сказать пять тысяч.

И вновь, мистер Квест промолчал, и сквайр снова заговорил.

– Как вы видите, в этих обстоятельствах, не имея возможности взять необходимый капитал из моих личных средств, я решил обратиться в «Косси и Сын» за ссудой. Более того, учитывая, долгие и близкие отношения между банком и семьей де ла Молль, на мой взгляд, это единственно правильное решение. Думаю, с моей стороны было бы крайне неучтиво лишить их возможности капиталовложений. – При этих словах по лицу мистера Квеста промелькнула и быстро погасла улыбка. – Разумеется, как принято в таких случаях, они потребуют залог и правильно сделают, но, поскольку эта земля не заложена, то, к счастью, с этим не возникнет проблем.

Вы можете составить необходимые документы, и мне думается, что в сложившихся обстоятельствах было бы правильно оценить в эту сумму ферму у рва. Не спорю, времена сейчас сложные, но я даже не представляю, что при любых мыслимых обстоятельствах эта ферма может быть оценена менее, чем в пять тысяч фунтов. Тем не менее, если они захотят включить в договор общий пункт, хотя лично я считаю его совершенно излишним, я не стану против этого возражать.

Наконец мистер Квест нарушил свое зловещее молчание.

– Мне очень неприятно говорить вам это, мистер де ла Молль, – мягко произнес он, – однако я не вижу никаких шансов, что банкирский дом «Косси и сын» при каких бы то ни было обстоятельствах согласится выделить хотя бы один фунт под залог земель замка Хонэм. Их мнение о ценности земельной собственности как средства обеспечения подверглось столь мощному удару, что они испытывают серьезные опасения по поводу возврата уже вложенных сумм.

Услышав это столь неожиданное известие, господин де ла Молль вздрогнул, ибо был совершенно к этому не готов. Он всегда считал возможным занимать деньги. Ему и в голову не могло прийти, что в этой стране настанет время, когда земля, к которой он относился едва ли не с суеверным трепетом, станет настолько бесполезной формой собственности, что кредиторы откажутся принимать ее в качестве залога.

– Но почему, – произнес он, приходя в себя, – общая сумма обременений на поместье не превышает двадцати пяти тысяч фунтов, и когда я унаследовал его от отца сорок лет назад, оно было оценено в пятьдесят. Более того, с тех пор и замок, и прочие помещения были капитально отремонтированы, что обошлось мне в пять тысяч фунтов, ремонт также сделали и в большинстве хозяйственных построек.

– Не стану спорить, мистер де ла Молль, но, честно говоря, я очень сомневаюсь, что замок Хонэм и земли вокруг него при принудительной продаже теперь принесли бы даже двадцать пять тысяч фунтов. Конкуренция обрушила стоимость поместий больше, чем люди представляют себе, а земля в Австралии и Новой Зеландии в настоящее время стоит почти столько же за акр, сколько земельные угодья в самой Англии. Возможно, в качестве жилой собственности и по причине его исторической значимости замок может принести чуть больше, но лично я в этом сомневаюсь. Короче, мистер де Ла Молль, «Косси и сын» проявляет такую обеспокоенность, что я с сожалением вынужден сообщить вам, что, будучи отнюдь не готовой к выдаче вам очередной ссуды, фирма официально поручила мне вручить вам обычное в таких случаях уведомление. В течение шестимесячного срока вам предлагается вернуть средства, ранее выданные по закладной, вместе с процентами, просроченными, как я вынужден вам напомнить, уже почти год, и этот шаг я предлагаю сделать уже завтра.

Старый джентльмен на мгновение пошатнулся и схватился за каминную полку, ибо удар был столь же тяжелым, сколь неожиданным. Однако он тотчас пришел в себя, что было одной из особенностей его характера: перед лицом неожиданных невзгод его дух всегда оказывался на высоте, ибо старому сквайру были присущи редкое мужество и стойкость.

– Вот оно что! – возмущенно воскликнул он. – Жаль, что вы не сказали мне это сразу, мистер Квест, это избавило бы меня от ложного положения, и я не стал бы предлагать сделку, которая для вас неприемлема. Что касается процентов, да, это действительно так, как вы говорите, и я весьма сожалею об этом. Этот глупый увалень Джордж вечно отстает с бухгалтерией, и я не успеваю вовремя оплатить счета. (Он не стал говорить, ибо сам этого не знал, что причина, по которой несчастный Джордж отставал с бухгалтерией, заключалась в том, что никакой бухгалтерии не было, или, вернее, была, но показывала она только убытки). Я немедленно об этом позабочусь. Нет, конечно, деловые люди совершенно правы, требуя то, что им причитается, и я не виню господ из «Косси и сын» ни в коей мере. Тем не менее, я должен сказать, что, учитывая долгие и близкие отношения, которые существовали на протяжении почти двух веков между их домом и нашей семьей, они могли бы – скажем так – проявить чуть больше понимания.