Текст книги "Семь лет в Тибете. Моя жизнь при дворе Далай-ламы"
Автор книги: Генри Харрер
Жанр: Книги о Путешествиях, Приключения
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Спасительная подорожная грамота
Таким был наш второй новогодний вечер в Тибете. От мыслей о том, чего нам удалось достичь за это время, просто опускались руки. Мы все так же незаконно передвигались по стране, два опустившихся, изголодавшихся бродяги, нам все так же приходилось прятаться от любого, даже самого мелкого чиновника, а Лхаса, этот «запретный город», все так же оставался призрачной целью. В такие вечера люди часто приходят в сентиментальное настроение и погружаются в воспоминания. Конечно, мы не забывали о родине и о своих семьях, но суровая борьба за выживание поглощала все наши физические и душевные силы. Больше нас ни на что не хватало. Сейчас провести вечер в теплом шатре было для нас во сто крат ценнее, чем дома получить в подарок давно желанный гоночный автомобиль.
Вот так, на свой лад, мы отметили наступление нового года. Было принято решение остаться в Ньяцане еще на день, чтобы как следует отогреться и дать отдохнуть нашим животным. Старая подорожная грамота и здесь сослужила добрую службу. Начальник тасама тут же подобрел, приставил к нам слугу и прислал воды и ячьих лепешек для очага.
Мы расслабились и проспали допоздна. Было уже позднее утро, когда за завтраком мы услышали, что снаружи шатра кипит жизнь. Прибыл повар какого-то пёнпо с известием о скором прибытии своего «высокого господина» и начал приготовления к его приему. Он деловито и с очень важным видом расхаживал туда-сюда по тасаму, отдавая распоряжения. На голове у него в качестве шапки красовалась целая лисья шкура.
Визит высокопоставленного чиновника мог стать значимым событием и для нас. Впрочем, мы достаточно долго прожили в Азии и знали, что понятие «высокий чиновник» здесь весьма относительно. Так что мы решили не прерывать свой отдых. Вскоре в сопровождении свиты слуг верхом приехал пёнпо – купец на государственной службе. Сейчас он был занят доставкой в Лхасу сотен тюков сахара и хлопковых тканей. Естественно, услышав о нас, пёнпо тут же изъявил желание с нами побеседовать. И мы с самым невинным видом протянули ему свое письмо. Оно снова возымело действие! Строгое выражение тотчас исчезло с лица чиновника, и он даже пригласил нас присоединиться к его свите. Это нас воодушевило. Ради такого случая мы с радостью отказались от дня отдыха и начали спешно собираться, потому что караван остановился здесь только на обед.
Один из погонщиков, оглядев нашего отощавшего Армина, грустно покачал головой и предложил за небольшую плату погрузить наши вещи на одного из тасамских яков, а наше животное пустить налегке. Мы с удовольствием согласились предоставить такой отдых Армину. Надо было поторапливаться. Пёнпо и его слуги получили свежих лошадей, сменили вьючных яков и тотчас, переложив поклажу, отправились в путь. Мы выступили вместе с караваном, только пёнпо мог позволить себе подольше задержаться в тасаме – ему, на коне, не составляло труда нагнать нас.
Мы с превеликим трудом заставили себя снова пуститься в путь и, несмотря на страшную усталость, проделать двадцать километров до следующей станции. Уж слишком мы настроились денек отдохнуть, да и наш пес – тоже. Я звал его и свистел, но он только слабо вилял хвостом и не двигался с места. Для него это оказалось слишком. Что было делать с этой изголодавшейся собакой с израненными лапами? С какой радостью отдал бы я пса кому-нибудь, кто позаботился бы о нем, раз уж пришло время нам расстаться! Жалко, конечно, что он остался просто в поселке: ему, чужаку, наверняка будет непросто ужиться с местными собаками. Но долгого пути он бы точно не вынес.
Следуя вместе с караваном, мы ежедневно покрывали большие расстояния. Нам очень помогало благорасположение пёнпо – благодаря этому нас везде радушно принимали. Только в Лхёламе мы вызвали подозрение у начальника тасама. Он был очень неприветлив, не дал нам топлива для костра и упрямо требовал предъявить документ, выданный в Лхасе, которого у нас, конечно, не имелось. Но, по крайней мере, крыша над головой у нас была, а это уже счастье. Вскоре после нашего приезда вокруг шатров стали шататься подозрительные личности в большом количестве. Этот сброд был нам уже прекрасно знаком – кхампа. Но мы слишком устали, чтобы беспокоиться по этому поводу. Пусть другие думают, как обезопасить себя от них, а у нас красть все равно нечего. Но когда они стали соваться в наш шатер, чтобы устроиться в нем ночевать, мы сказали этим ребятам пару ласковых слов! После чего они быстро оставили нас в покое.
На следующее утро мы с ужасом обнаружили, что наш як исчез. Мы же вечером его вот тут привязали! Может, он на пастбище? Но сколько мы с Ауфшнайтером ни искали – яка и след простыл. Так как и проходимцев, досаждавших накануне, тоже не было видно, стало ясно, куда делась наша скотина. Пропажа яка была для нас серьезным ударом.
Мы вломились в шатер начальника тасама, и я в ярости бросил ему в ноги седло и попону. Это он со своей несговорчивостью был виноват в том, что мы потеряли яка! Кража нас очень опечалила. Армин V был первым благонравным представителем своего рода на нашей службе, и мы очень его ценили. Только благодаря ему нам удалось преодолеть самый сложный отрезок пути. Наш верный Армин! Впрочем, для него такая перемена в судьбе, наверное, была к лучшему. Теперь он месяцами будет спокойно пастись на лугу, наберется сил и быстро забудет обо всех пережитых невзгодах.
Однако времени, чтобы долго скорбеть об утрате Армина, у нас не было. Наша поклажа уже несколько часов была в пути, ведь для того, чтобы не отставать от скачущего верхом пёнпо, караван выступал в путь еще до рассвета. Несмотря на все наше огорчение, было приятно свободно идти, не отвлекаясь на подхлестывание яка и поправку вечно съезжавшего груза.
Уже несколько дней мы неуклонно приближались к высокой горной цепи. Перед нами возвышался хребет Ньенчентанлха, единственный перевал, путь через который ведет прямо в Лхасу. Местность была пологая, слегка холмистая и пустынная – не было видно даже кьянов. Погода заметно улучшилась, разъяснилось, и видимость была такая хорошая, что до следующего тасама, до которого оставалось еще десять километров, казалось, рукой подать.
В эти дни наше переутомление все время давало о себе знать. Мы чувствовали, что на исходе последние резервы. По вечерам мы просто валились без сил.
Тасам, где караван сделал дневную остановку, назывался Токар. За ним начинался подъем в горы – до следующего тасама было пять дней пути. Мы старались даже не думать о том, как это выдержим. Тем не менее мы тщательно готовились к переходу и закупили побольше мяса.
Следующие дни тянулись для нас бесконечно, а ночи – еще дольше. Нас окружали невероятно красивые пейзажи, мы шли по берегу одного из самых больших озер в мире – Намцо, или Тэнгри-Нур. Огибать его мы должны были одиннадцать дней. Но мы почти не смотрели на него. Мы так давно мечтали оказаться около этого большого бессточного озера Чантана, а теперь, когда оно лежало перед нами, уже ничто не могло избавить нас от апатии.
Подъем в разреженном воздухе давался нам очень тяжело, а высота в 6000 метров парализовывала все мысли. Лишь изредка мы с изумлением бросали взгляды на еще более высокие пики, окружавшие нас. Наконец мы достигли вершины перевала Гурин-Ла. До нас нога европейца ступала сюда лишь единожды: в 1895 году этот перевал преодолел англичанин Литтлдейл.[28]28
Клемент Сент-Джордж Литтлдейл (1851–1931) – известный британский путешественник, исследователь Центральной Азии. – Примеч. ред.
[Закрыть] А по данным Свена Гедина, зафиксированным на картах, это самый высокий перевал в Гангдисе – 5972 метра. Думаю, я не ошибусь, назвав Гурин-Ла самым высоким перевалом в мире, проходимым во все времена года.
Разноцветные флаги на паломническом пути
Нам снова стали встречаться горки камней, украшенные самыми яркими молитвенными флагами, которые я когда-либо видел. Рядом стояли каменные плиты с высеченными текстами молитв – увековеченное выражение радости многих тысяч паломников, которым после долгого и трудного пути этот перевал открывает прямую дорогу в священный город Лхасу.
Навстречу нам шли толпы паломников – тех, кто уже достиг цели своего путешествия и теперь возвращался на далекую родину. Сколько же раз эта дорога слышала «Ом мани пеме хум»! Эту древнюю и самую распространенную молитвенную формулу, которую паломники непрестанно бубнят себе под нос, надеясь таким образом защититься от «ядовитых газов» – им тибетцы приписывают эффекты, возникающие от недостатка кислорода. Но лучше бы путники все-таки держали рты закрытыми! Часто мы замечали внизу на склонах белые скелеты сорвавшихся с тропы вьючных животных, что говорило об огромной опасности этого перевала, где почти каждую зиму во время снежных бурь погибали по нескольку паломников. Мы благодарили Господа за хорошую погоду – а ведь уже за первые дни нам нужно было преодолеть разницу высот почти в две тысячи метров.
Когда гребень остался позади, перед нами открылся совершенно новый вид. Небольшие холмы Чантана исчезли. Во время тяжелых переходов мы часто представляли, как хорошо было бы ехать по этим холмам на джипе. Вот тут бы эта чудесная езда и закончилась. Здесь были резкие и крутые обрывы, в глубоких расселинах шумели воды, текущие в долину Лхасы. Погонщики яков рассказали нам, что с определенного места совсем рядом с городом видны эти снежные вершины, через которые мы шли. Вот как близко был уже «запретный город»!
Первую часть спуска пришлось идти по глетчеру. Я снова с удивлением отметил, как уверенно яки двигаются по льду. Еле удерживая равновесие, я невольно задумался о том, как легко можно было бы спуститься по этой идеально ровной поверхности на лыжах. Наверное, мы с Ауфшнайтером были первыми, кто по дороге в Лхасу беседовал о лыжах. Число шеститысячников вокруг завораживало даже нас, изможденных путников, и мы с сожалением думали о том, что у нас нет ледорубов, а ведь с этим инструментом было бы так легко взобраться на один из них.
На этом отрезке пути нас нагнала молодая пара. Они шли издалека и направлялись, как и мы, в Лхасу. Молодые люди с радостью присоединились к каравану. Между нами, как водится в дороге, завязалась беседа. Путники рассказали о своей жизни, это оказалась настоящая история Ромео и Джульетты в тибетском переложении.
Эта симпатичная молодая женщина с розовыми щеками и толстыми черными косами спокойно жила в Чантане в кочевническом шатре со своими тремя мужьями – тремя братьями – и вела хозяйство. И вот однажды к ним забрел молодой путник и попросился переночевать. И с этого момента все изменилось, – видимо, между ними вспыхнула та самая знаменитая любовь с первого взгляда. Они тайно сговорились и на следующее утро вместе покинули шатер. Об опасностях побега зимой через заснеженные долины они совершенно не думали. Теперь они были очень рады, что добрались сюда, и собирались начать новую жизнь в Лхасе.
Образ этой молодой женщины остался у меня в памяти лучом света среди мрака тех тяжелых дней. Один раз на привале красавица пошарила в своей нашейной сумочке и, улыбаясь, угостила каждого из нас сушеным абрикосом. Ее скромный подарок показался тогда нам таким же роскошным, как черствые белые булочки кочевника в сочельник.
Во время путешествия я заметил, насколько крепки и выносливы тибетские женщины: эта юная дама спокойно шла в нашем темпе, неся за плечами свой узел наравне с мужчинами. Мысли о будущем ее не беспокоили. В Лхасе она собиралась наняться поденщицей и благодаря своему крепкому кочевничьему здоровью рассчитывала легко заработать на жизнь.
Шатры нам не встречались уже три дня. И вдруг мы увидели вдалеке поднимавшийся в небо огромный столб дыма. Был это дым от очага в человеческом жилище? Или пожар? И то и другое казалось маловероятным. Подойдя ближе, мы легко разгадали загадку: это был пар от горячих источников. Мы созерцали необычайно красивую картину: множество горячих ключей било здесь из-под земли, а посреди окутывавшего их облака пара на четыре метра в высоту поднималась струя великолепного гейзера. Этот вид просто поразил нас. Но следующая мысль оказалась куда прозаичнее: купаться! Наша парочка не разделила такого энтузиазма. Молодую женщину предложение искупаться чуть ли не возмутило. Но нам это не помешало. Из-под земли била кипящая вода, но на десятиградусном морозе она тут же остывала до вполне приемлемой для купания температуры. Мы увеличили одну из естественных луж до размеров удобной ванны. Какое наслаждение! Со времен теплых источников близ Кьирона случая помыться или искупаться нам не выпадало. Правда, волосы и бороды у нас тут же заледенели на морозе.
В текущем от источника ручье, где вода была приятно теплой, водилось много рыбы приличного размера. Мы смотрели на нее голодными глазами и размышляли, как бы поймать пару-тройку штук – кипящая вода была как раз под рукой. Но полакомиться нам так и не удалось. Освеженные купанием, мы поспешили догонять караван.
Ночь мы провели в шатре вместе с погонщиками яков. Здесь впервые в жизни у меня случился острый приступ ишиаса. Я всегда считал, что эта болезнь свойственна только пожилым людям, и даже не мог представить себе, что так рано познакомлюсь с ней. Вероятно, я застудил себе спину, ночуя на холодной земле.
И вот в одно прекрасное утро я не смог встать. Боль была нестерпимой. Ужас охватил меня: как я пойду дальше? Не мог же я остаться в этом месте. Стиснув зубы, я заставил себя подняться на ноги и сделать несколько шагов. Движение помогло, но с тех пор каждый день первые несколько километров пути я ужасно страдал.
На четвертый день после перехода через перевал мы вышли из узкого ущелья на огромную равнину. Полумертвые от усталости, к вечеру мы добрались до тасама Самсар. Наконец-то поселение, настоящие дома, монастыри и даже крепость! Это один из самых больших тасамов Тибета – он стоит на перекрестке пяти дорог, здесь всегда кипит жизнь, приходят и уходят караваны, дома для проезжающих переполнены, непрестанно меняют вьючных и верховых животных. В общем, здесь царит оживление большого караван-сарая.
Наш пёнпо прибыл сюда двумя днями раньше нас. Даже ему, государственному человеку, пришлось пять дней ждать свежих яков. Он помог нам раздобыть жилище, топливо для очага и слугу для приготовления еды. Мы снова поразились такой организации, на которую вряд ли можно было надеяться в этой огромной дикой стране. Ежегодно сотни тысяч тюков с грузами пересекали ее из конца в конец на спинах яков, караваны проходили тысячи километров, а перевалочные пункты работали как часы – всегда можно сменить вьючных животных и найти, где остановиться на ночлег.
Когда мы прибыли, в тасаме царило особенное оживление. Так что нам пришлось смириться с тем, что придется провести в этом месте несколько дней. Одни мы не могли идти дальше, потому что яка у нас больше не было. Следующий день мы потратили на прогулку. Неподалеку от Самсара в небо поднимались облака пара – значит здесь тоже бьют горячие источники. Они притягивали нас. Выйдя из поселка, мы не торопясь проделали несколько километров по невозделанным полям – они ясно свидетельствовали о том, что местное население совершенно забросило сельское хозяйство, полностью посвятив себя торговле и перевозкам.
Эти горячие источники оказались удивительным чудом природы. Мы вышли на берег настоящего кипящего озера, вода в котором казалась черной, но дальше текла прозрачным ручейком. Так что можно было выбрать наиболее подходящую для купания температуру воды. Мы вошли в ручей там, где вода была приятно теплой и двинулись вброд вверх по течению, к озеру. Вода становилась все горячее. Ауфшнайтер первым прекратил движение, а я заставил себя пройти еще немного вперед, надеясь, что жар поможет вылечить мой ишиас. Я наслаждался горячей водой, в руках у меня был последний кусок мыла, припасенный еще в Кьироне. Я осторожно положил свое сокровище на берег так, чтобы его легко можно было достать, примерно в метре от себя. Основательное намыливание должно было стать кульминацией моего купания. К сожалению, я не заметил, что за мной уже некоторое время внимательно наблюдает ворона. Вдруг она молниеносно спикировала с ветки – и я лишился заветного брусочка! Чертыхаясь, я выскочил из воды, но тут же, стуча зубами от холода, нырнул обратно в тепло. Вороны в этих краях такие же вороватые, как у нас сороки, в Кьироне со мной уже случалось подобное. На обратном пути нам впервые довелось увидеть тибетскую армию. Пять сотен солдат были здесь на маневрах. Местное население обыкновенно совсем не в восторге от военных учений, потому что у солдат есть право на конфискацию всего необходимого для обеспечения нужд армии. Во время учений солдаты размещаются в собственных шатрах, которые расставляют ровными рядами и в строгом порядке, так что расквартировывать войска нет нужды, но предоставление вьючных животных и даже верховых лошадей ложится на плечи местных жителей.
Наш сосед – преступник в кандалах
В тасаме нас ждал сюрприз. К нам подселили человека, у которого ноги были закованы в кандалы, так что перемещаться он мог только очень маленькими шагами. С улыбкой и таким выражением, будто рассказывает самые обычные вещи, он поведал нам, что в Лхасе за грабежи и убийства его приговорили к двумстам ударам плетью и пожизненному ношению кандалов. У нас мурашки побежали по спине. Неужто нас тут ставят на одну доску с убийцами? Но скоро мы выяснили, что в Тибете преступники не становятся изгоями. Этого человека не сторонились, наоборот, он постоянно с кем-нибудь беседовал. Жил он подаянием, и, надо сказать, совсем неплохо. Он постоянно бормотал молитвы себе под нос, но вряд ли делал это от раскаяния, а скорее, чтобы вызвать к себе сострадание.
Скоро по селению расползлись слухи о том, что мы – европейцы, и стали приходить любопытные поглазеть на нас. Среди прочих пришел один симпатичный молодой монах. Он гнал вьючных животных в монастырь Дрепун и собирался двигаться дальше уже на следующий день. Узнав, что у нас поклажи всего на одного яка и мы горим желанием скорее продолжить путь, он предложил воспользоваться свободным животным из его каравана. Наличием у нас разрешения на поездку этот парень даже не поинтересовался. Наше давнишнее предположение оказалось правильным: чем ближе мы оказывались к столице, тем меньше проблем у нас возникало. Люди считали само собой разумеющимся, что если иностранцы так далеко заехали вглубь страны, то уж наверняка у них есть на то разрешение от правительства. Но все равно мы старались быстрее двигаться дальше, боясь подолгу задерживаться на одном месте. А то вдруг кому-нибудь все же придет мысль затребовать у нас проездные документы…
Поэтому мы сразу согласились на предложение монаха, выразив всяческую признательность, распрощались с нашим пёнпо и в полной темноте, уже за полночь, двинулись в путь. Пройдя через район источников Янпачен, мы вышли в боковую долину, которая вела прямиком к равнине, на которой расположена Лхаса. Место это называется Толун, и всадник на хорошей лошади может добраться отсюда до столицы за один день.
Лхаса была уже так близко! Чем чаще звучало это название, тем большее волнение охватывало нас. Во время мучительных переходов и страшно холодных ночей мы отчаянно повторяли это слово, оно придавало нам сил. Ни один паломник даже из самой отдаленной провинции не мог сильнее нас стремиться в Священный город. Мы уже подошли к Лхасе ближе, чем это удалось Свену Гедину. Он дважды пытался добраться до нее, пользуясь практически одной и той же дорогой, но оба раза его задерживали перед стеной Ньенчентанлха. Мы, два бедных путника, привлекали куда меньше внимания, чем караван Гедина, а смекалка и знание языка спасали нас в затруднительных ситуациях. Но нам предстояло еще пять дней пути, и мы не были уверены, удастся ли нам войти в город.
Уже ранним утром наш караван достиг следующего поселения, где наш спутник намеревался провести день. Нас это очень смущало: в Дэчене находилась резиденция двух знатных окружных чиновников, которые наверняка раскусят обман со старой подорожной.
Наш друг монах еще не прибыл. Он мог позволить себе спокойно выспаться ночью и, наверное, в это время только седлал своего коня. Мы очень осторожно начали поиски пристанища, и нам невероятно повезло. Мы познакомились с молодым лейтенантом, который предложил нам разместиться в его комнате, потому что сам собирался около полудня ехать дальше. Он уже собрал в окрестностях подати, которыми в Тибете призванные в армию могли откупиться от службы. Мы рискнули спросить, не может ли он взять нашу поклажу в свой караван. Естественно, мы намеревались за это заплатить. Он сразу же согласился, и через пару часов мы с легким сердцем вместе с караваном выступили из деревни.
Но радоваться было рано. Проходя мимо последних домов Дэчена, мы услышали окрик и, обернувшись, увидели благородного вида мужчину в богатых шелковых одеждах. Ошибиться было невозможно – пёнпо! Он вежливо, но строго стал расспрашивать, откуда и куда мы направляемся. Теперь нас могло спасти только присутствие духа! Мы, непрестанно кланяясь, стали объяснять, что якобы отправляемся на небольшую прогулку и документы с собой не взяли. Но мы обязательно чуть позже засвидетельствуем свое почтение высокому господину. Эта хитрость помогла, и мы без помех удалились.
Мы шли навстречу весне. Заботливо ухоженные пастбища по сторонам дороги становились все зеленее, по мере того как мы двигались вперед; птички щебетали среди посадок, и скоро нам стало жарко в овчинных тулупах. Это притом, что стояла середина января.
До Лхасы оставалось всего три дня! Не помешает ли нам что-нибудь добраться до столицы? Днем мы шли с Ауфшнайтером вдвоем, только под вечер снова встречаясь с лейтенантом и его маленьким караваном. В караванах, которые встречались нам здесь по дороге, грузы несли всевозможные животные – ослы, лошади, коровы и волы. Яки попадались только в тех, что шли издалека: у местных крестьян было недостаточно пастбищ, чтобы держать стада яков. Повсюду люди занимались строительством оросительных каналов, ведь скоро придут весенние бури, и если драгоценные черноземы не будут пропитаны водой, то ветер просто сдует весь плодородный слой. А ведь чтобы сделать почву плодородной, часто требуется орошать ее многие десятки лет, на протяжении нескольких поколений. Снег в этих местах выпадает редко, так что теплое покрывало не защищает озимые посевы. Поэтому крестьяне здесь собирают по одному урожаю в год. Конечно, огромное влияние на условия земледелия оказывает высота. Поля бывают и на уровне пяти тысяч метров, но там можно выращивать только ячмень, и люди ведут полукочевой образ жизни. Но есть и такие места, где ячмень вызревает за шестьдесят дней. Долина Толун, по которой мы шли, лежит на высоте четырех тысяч метров, и здесь растут уже и свекла, и картофель, и горчица.
Последнюю ночь перед прибытием в Лхасу мы провели в крестьянском доме. Он был совсем не так красив, как созданные с большим вкусом деревянные строения Кьирона. Но в этих краях дерево – редкий материал. Внутри мебели почти нет, только маленькие столики и кровати. Дома здесь строят из глины и дерна, без окон, свет в них проникает только через двери и дымовое отверстие в потолке.
Наш хозяин принадлежал к одному из самых зажиточных семейств в округе. Как водится при феодальном устройстве, крестьяне здесь обрабатывали землю своего господина, и только от них зависело, удастся ли им собрать такой урожай, чтобы после уплаты оброка что-нибудь осталось им самим. В семье было трое сыновей; двое трудились на земле вместе с родителями, а третьего определили в монахи. У наших хозяев были коровы, лошади, несколько куриц и свиньи – последних я раньше в Тибете не встречал. Но свиньи здесь особенно не ценятся, их специально не откармливают, и они питаются только отбросами и тем, что смогут вырыть из земли на полях.
В этом крестьянском доме мы провели беспокойную ночь: следующий день должен был стать для нас судьбоносным. Мы все взвешивали свои перспективы и говорили только об одном – о Лхасе. До сих пор нам везло. Но ведь самое главное еще впереди! Даже если нам удастся пробраться в город, как быть дальше? Деньги у нас закончились – на что мы будем жить? А как мы выглядели! Мы походили скорее на разбойников из Чантана, чем на европейцев. Поверх грязных шерстяных штанов и изодранных рубашек на нас были засаленные овчинные тулупы, по которым издалека было видно, сколько всего пришлось вынести их хозяевам. От обуви у нас остались только жалкие опорки. У Ауфшнайтера сохранились обноски индийских армейских ботинок, но по большому счету мы оба были скорее босы, чем обуты. Нет, наш внешний вид явно не внушал доверия. А самое главное – бороды! У тибетцев, как и у всех монголоидов, практически нет растительности на лице. А у нас на лицах был настоящий лес. Поэтому нас часто принимали за казахов – представители этого центральноазиатского народа во время войны группами бежали из Советской России в Тибет. Они прибывали со своими семьями и стадами и мародерствовали. Тибетская армия прилагала все усилия, чтобы как можно скорее депортировать их в Индию. У казахов часто светлая кожа и глаза, растительность на лице обычная. Так что неудивительно, что нас с ними путали и часто не пускали на ночлег.
Привести себя в порядок перед прибытием в Лхасу не представлялось возможным. Даже имей мы деньги, купить одежду тут было негде. Но мы уже избежали стольких опасностей, что это нас не должно было беспокоить. После Нанце – так называлась деревня – мы были предоставлены сами себе. Лейтенант не останавливаясь поскакал в Лхасу. Мы договорились с хозяином о перевозке нашего багажа до следующей деревни. Он дал нам для этого корову и слугу. После того как мы рассчитались с крестьянином, у нас осталось только полторы рупии и зашитый в одежду кусочек золота. Мы решили, что, если не получится договориться о том, как везти наши вещи дальше, просто оставим их. В конце концов, кроме дневников и зарисовок, у нас ничего ценного не было. Ничто больше не должно было нас задерживать.
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?