Текст книги "«Робот-зазнайка» и другие фантастические истории"

Пока они доставали это оружие, оказалось, что исчезнувшие сотрудники появились снова, причем загадочный эксперимент нисколько им не повредил. Тем временем прибор посетил Отдел личного состава, до истерики испугал секретаршу, засветил пленки и привел в состояние невесомости огромный сейф, так что тот повис на потолке среди кусков раздавленного пластика.

– Теперь он уничтожает силу тяжести, – с горечью констатировал Харнаан. – Попробуйте свести воедино все, что нам о нем известно. До сих пор мы знали, что прибор уничтожает силу тяжести, делает людей невидимыми, выключает электроэнергию и вызывает у Туилла сердечные приступы. Все говорит только о том, что это машина разрушения.

– Она ведет себя все хуже и хуже, – согласился Ван Дамм. – Но нужно еще поймать ее, прежде чем мы сможем направить шланг на эту проклятую штуковину.

Он пошел было к лифту, но передумал и включил ближайший телевизор. Новости были отнюдь не обнадеживающие. Прибор забрался в продуктовый склад, и там скисло все молоко.

– Хотел бы я напустить его на Лаксингем, – заметил Харнаан. – Ну и натворил бы он там делишек… Бог свидетель, нам-то он изо всех сил старается навредить! Если бы мы только знали, как им управлять!

– Телепатическим способом, – во второй раз подсказал Ван Дамм. – Но нам нельзя пробовать. Судя по тому, что он уже натворил, он расщепит на нейтроны весь округ, если мы… ха-ха!.. попытаемся управлять им.

– Может быть, только робот способен им управлять, – произнес Харнаан и вдруг, просияв, щелкнул пальцами.

– Ну что?

– Нам нужен второй робот, построенный по образцу Тора. Он совсем готов, закончен, и в его электронную память вложена целая библиотека. Остается только снабдить его энергией. Да, вот это идея. Мы не можем представить себе назначение этого прибора, но другой робот, такой же как Тор, сможет. Ведь он обладает совершенной логикой.

– Даже с некоторым избытком, – нерешительно сказал Ван Дамм. – А вдруг он направит прибор на нас? А что, если этот агрегат создан для того, чтобы превратить роботов в господствующую расу?

– Теперь вы рассуждаете так, будто сами спятили, – съязвил Харнаан.

Он передал по телевизору какие-то распоряжения и, улыбаясь, отошел от него. Через пятнадцать минут должен был явиться Тор II в состоянии рабочей готовности, мыслящий и способный разрешать любые задачи.

Однако эти четверть часа прошли в тревоге и волнениях. Прибор, словно подстрекаемый каким-то демоном, стремился забраться в каждый отдел гигантского предприятия. Он превратил ценную партию золотых слитков в почти ничего не стоящий свинец. Он аккуратно, полосками, снял одежду с важного клиента в верхней башне. Потом снова пустил в ход все часы, но только в обратную сторону. И еще раз нанес визит несчастному мистеру Туиллу, вызвав у него новый сердечный приступ, после чего от босса стало исходить неясное красноватое сияние, которое окончательно исчезло только через месяц после этого происшествия.

За эти пятнадцать минут нервы у всех были взвинчены еще больше, чем в последний раз, когда бомбардировщики Лаксингема кружили над башнями Компании. Туилл пытался что-то объяснить своим компаньонам в Нью-Йорке и Чикаго и выкрикивал проклятия. Техники и аварийные монтеры налетали друг на друга в холлах. Над зданием парил вертолет, готовый сбить прибор, как только тот попытается ускользнуть. Акционеры Компании молили небеса, чтобы прибор в конце концов оставил их в покое.

А загадочный нервирующий прибор, который всегда появлялся неожиданно, весело плыл своей дорогой, пока что причинив не так уж много вреда, если не считать того, что он дезорганизовал всю Компанию. Пока подготавливали Тора II, Харнаан грыз ногти. Затем он помог быстро смонтировать робота и вместе с ним спустился в лифте, чтобы присоединиться к Ван Дамму, который запасся резаком и ожидал Харнаана на одном из нижних этажей, где в последний раз видели прибор.

Ван Дамм окинул робота испытующим взглядом:

– Ему заданы условия и он может действовать?

– Да, – кивнул Харнаан. – Ты знаешь, чего мы хотим, Тор-два, не так ли?

– Да, – ответил робот. – Но, не видя аппарата, я не могу определить его назначение.

– Спору нет, – проворчал Ван Дамм, когда мимо него с визгом пронеслась какая-то блондинка. – Наверное, он в этой конторе.

Ван Дамм пошел впереди. Из конторы, конечно, все убежали, а прибор, слабо жужжа, висел в воздухе посреди комнаты. Тор II прошел вслед за Харнааном и остановился, пристально разглядывая загадочную машину.

– Он живой? – тихо спросил Харнаан.

– Нет.

– Его назначение?

– Подождите. Он создан для того, чтобы решить определенную задачу… Это несомненно. Но я не знаю, решит ли он задачу, для которой он был создан. Есть только один способ получить ответ.

Тор II шагнул вперед. Прибор плавал, и линза была нацелена на робота. Какой-то инстинкт предостерег Харнаана. Он услышал, как гудение усилилось, и в тот же миг бросился к Ван Дамму. Оба они повалились под стол, причем портативный резак, выскользнув из рук инженера аварийной службы, тяжело стукнулся о стену и ушиб ногу Харнаана.

Но он почти не почувствовал боли, так как был поглощен более важными событиями. От прибора протянулся яркий розовый луч и осветил Тора II. В то же время гудение усилилось и перешло в пронзительный, действующий на нервы вой. Он длился недолго – затем раздался взрыв, который ослепил и оглушил обоих людей. На них обрушился стол.

Харнаан надрывно закашлялся и что-то пробормотал. Он почувствовал, что остался жив, и даже слегка удивился этому. Поднимаясь, он успел заметить, как Ван Дамм выскочил вперед, держа в руке резак и направляя воющее пламя на прибор, который не сделал никакой попытки ускользнуть. Он накалился докрасна и затем начал плавиться. Капли металла потекли на пол. Прибор или, вернее, то, что от него осталось, упало с глухим стуком, теперь уже безвредное и лишенное смысла.

Ван Дамм отвел шланг. Тихое гудение прекратилось.

– Опасная штука, – сказал он, глядя на Харнаана блуждающим взглядом. – Успел как раз вовремя. Вы ранены?

– Как раз вовремя! – повторил Харнаан, указывая на робота. – Взгляните сюда!

Ван Дамм увидел Тора II, которого постигла та же участь, что и Тора I. Разбитый, расплавленный робот лежал возле двери.

Харнаан провел рукой по щеке и посмотрел на почерневший металл. Он прислонился к столу; постепенно лицо его прояснилось, и он улыбнулся. Ван Дамм в изумлении глядел на него:

– Какого черта…

Но Харнааном овладел почти истерический смех.

– Он… он выполнил свое назначение, – наконец выговорил главный инженер. – Какой… какой удар для Компании! Прибор сработал!

Ван Дамм схватил его за плечо и начал трясти. Харнаан успокоился, хотя губы его все еще кривились в улыбке.

– Все в порядке, – произнес он наконец. – Я… я ничего не мог с собой поделать. Очень уж забавно!

– Что? – спросил Ван Дамм. – Если вы видите здесь что-то забавное…

Харнаан перевел дух:

– Этот… ну, этот порочный круг. Разве вы еще не догадались, зачем был создан этот прибор?

– Лучи смерти или что-нибудь в таком роде?

– Вы упустили из виду, что сказал Тор-два: есть только один способ узнать, может ли прибор сделать то, ради чего он был создан.

– Ну так какой же это способ?

Харнаан фыркнул:

– Логика. Рассуждайте логически. Помните первых роботов, которых мы изготовляли? Их всех портили, и потому мы стали выпускать роботов из дюралоя, которых, по идее, нельзя было разрушить. А роботы создавались для того, чтобы решать задачи, – в этом был смысл их существования. Все шло хорошо до тех пор, пока они не теряли рассудка.

– Я это знаю, – нетерпеливо произнес Ван Дамм. – Но при чем тут прибор?

– Они теряли рассудок, – сказал Харнаан, – когда перед ними вставала неразрешимая задача. Это элементарная психология. Перед Тором встала та же задача, но он разрешил ее.

По лицу Ван Дамма стало видно, что он постепенно начинает догадываться.

– Неразрушимый он или нет!

– Ну конечно! Рано или поздно все роботы задумывались над задачей, неизбежно встававшей перед ними: как они сами могут быть разрушены. Мы конструировали их таким образом, чтобы они в большей или меньшей степени могли думать самопроизвольно. Это был единственный способ сделать их хорошими мыслящими машинами. Перед роботами, похороненными в цементе, вставала задача: каким образом разрушить самих себя; не в силах ее решить, они теряли рассудок. Тор-один оказался умнее. Он нашел ответ. Но у него был единственный способ проверить правильность решения – на себе самом!

– Но… Тор-два…

– То же самое. Он знал, что прибор подействовал на Тора-один, но не знал, подействует ли на него самого. Роботы обладают холодной логикой. У них нет инстинкта самосохранения. Тор-два просто испытал прибор, чтобы посмотреть, сможет ли он решить ту же задачу. – Харнаан перевел дух. – И прибор решил ее.

– Что мы скажем Туиллу? – безучастно спросил Ван Дамм.

– Что мы можем ему сказать? Правду – что мы зашли в тупик. Единственные роботы, которых нам стоит производить, – это мыслящие машины из дюралоя, а они будут уничтожать самих себя, как только начнут задавать себе вопрос, в самом ли деле их нельзя разрушить. Каждый из выпущенных нами роботов дойдет до последнего испытания – саморазрушения. Если мы сделаем их не такими разумными, их нельзя будет применять. Если мы перестанем применять дюралой, Лаксингем или другая компания начнет их портить. Роботы, конечно, замечательная вещь, но они родятся со стремлением к самоубийству. Ван Дамм, я боюсь, нам придется сказать Туиллу, что Компания зашла в тупик.

– Так в этом состояло истинное назначение прибора? – пробормотал инженер аварийной службы. – А все остальные его проделки – это лишь побочные явления, результаты действия неуправляемой машины?

– Да…

Харнаан направился к двери, обойдя полурасплавленные останки робота. Он с грустью взглянул на свое погибшее создание и вздохнул:

– Когда-нибудь, возможно, мы и найдем выход. Но сейчас, по-видимому, получился порочный круг. Нам не следовало называть его Тором, – добавил Харнаан, выходя в холл. – Я думаю, правильнее было бы назвать его Ахиллом.

Жил-был гном

Никто не заставлял Тима Крокетта совать свой нос в шахты Дорнсетских гор. То, что обещает удачу в Калифорнии, может привести к самым отвратительным результатам в угольных копях Пенсильвании. Особенно если в дело вмешиваются гномы.

Нельзя сказать, чтобы Тим Крокетт занимался специально гномами. Отнюдь, он входил в состав той южнокалифорнийской группы, члены которой изучали условия жизни угнетенного пролетариата, так и не выяснив окончательно, кто кому больше нужен – они пролетариату или пролетариат им.

Крокетт, подобно своим коллегам, считал рабочего помесью гориллы и Человека копающего, что не мешало ему произносить пламенные речи о порабощенном меньшинстве, писать передовицы в печатном органе «Возрождение» и ловко уклоняться от любой конкретной работы. Он утверждал, что на него возложена миссия. К сожалению, объекты миссии питали к Тиму Крокетту минимум симпатии.

Сам Крокетт был длинным, тощим молодым человеком с крохотными паучьими глазками, прекрасно разбирающимся в дешевых галстуках. Если ему что-то и требовалось, так это энергичный пинок пониже брючного ремня.

Но уж никак не пинок от гномов!..

На средства папаши Тим рыскал по стране, активно исследуя жизнь рабочих, к великой досаде исследуемых. Именно эта идея и привела его в Дорнсетские шахты – переодетого под шахтера и с лицом, тщательно вымазанным угольной пылью. Спускаясь на лифте, Крокетт чувствовал себя несколько неуверенно среди чистых людей с гладко выбритыми умытыми лицами. Он не учел, что шахтеры становились грязными лишь после рабочего дня.

До начала работы Тим шлялся туда-сюда, но вскоре по рельсам покатились груженые вагонетки, и прогуливаться стало затруднительно. Крокетт поколебался и направился к рослому субъекту, чье лицо хранило следы великой печали.

– Эй, приятель, – лихо начал коммуникабельный миссионер, – я хотел бы поговорить с тобой!

– Инглишский? – вопросительно отозвался абориген. – Знаю. Вишки. Вино. Много. Ад.

Истощив запас английских слов, собеседник удовлетворенно рассмеялся и вернулся к работе, оставив сбитого с толку Крокетта стоять в стороне. За неимением новой жертвы пришедшему в себя Тиму пришлось отправиться по следам последней груженой вагонетки, что он и сделал, периодически вынуждаемый ползти на животе, больно стукаясь затылком о низкий потолок.

Рельсы уходили в пролом стены, куда и хотел последовать Крокетт, но его остановил хриплый вопль. В крайне непечатных выражениях Тима приглашали подойти поближе для сворачивания шеи и других проявлений членовредительства. Внешний вид кричавшего наводил на мысль о наемном убийце, и неудачливый исследователь кинулся прочь, лихорадочно высматривая боковой туннель. Вослед ему несся неразборчивый рык, посылавший бегущего в различные неуютные места, и внезапно Крокетт остановился, уловив смысл последней реплики:

– …пока не взорвался динамит!!!

Вот в этот самый момент динамит и взорвался.

Сначала Крокетт обнаружил, что летит, потом способность соображать была на некоторое время утрачена, а когда она вернулась к владельцу, то первым ощущением Крокетта было то, что на него смотрит чья-то голова.

Вид этой головы не приносил утешения – вряд ли бы вы выбрали себе в друзья ее обладателя. Странная голова, весьма странная, чтобы не сказать отталкивающая.

Крокетт настолько увлекся созерцанием, что даже не обратил внимания на неожиданное умение видеть в темноте.

Валялся Тим в заброшенной неиспользуемой шахте, и эта информация в ряде случаев толкала заваленных шахтеров на необдуманные поступки. Крокетт судорожно моргнул – и когда он снова открыл глаза, то обнаружил, что голова исчезла. Первый случай после взрыва, поднявший Тиму настроение. Увы, и последний.

Конечно же, видение было галлюцинацией! Собственно, Крокетт не мог даже толком вспомнить, как она выглядела. Остались лишь смутные воспоминания о контурах огромной луковицы, блестящих круглых глазах и неправдоподобно широкой щели рта.

Застонав, Крокетт сел и попытался определить происхождение серебряного сияния, заполнявшего туннель. Оно напоминало дневной свет в туманный день, не давало тени и не имело источника.

«Радий», – подумал Крокетт, ничего не смысливший в минералогии.

Шахта уходила резко вперед и так же резко упиралась в обломки рухнувшего свода. Тиму мгновенно стало трудно дышать. Издавая нечленораздельные квохчущие звуки, он кинулся вперед и принялся лихорадочно разбрасывать обломки.

Но когда он увидел собственные руки, его движения замедлились и продолжали замедляться до перехода к полной неподвижности.

Замерев в неудобной позе, он уставился на два удивительных шишковатых предмета, росших из его кистей. Может быть, будучи без сознания, он успел надеть рукавицы?

Но никакие рукавицы никогда и ни под каким видом не будут похожи на то, что Крокетт имел полное основание считать своими руками. Руки были изменены. Они превратились в два массивных шишковатых коричневых клубня, похожих на узловатые корни дуба. Тыльная сторона новых конечностей обросла густой черной шерстью, ногти явно требовали маникюра – причем в качестве инструмента лучше всего подходило зубило.

Крокетт с трудом повернул голову и оглядел себя с ног до макушки. Из груди его вырвался тоненький цыплячий писк. Короткие кривые ноги, толстые и мощные, ступни длиной в два фута, и это еще не все…

Рост немногим более четырех футов, ширина… ширина почти такая же плюс-минус полфута. Наличие выгнутой груди и косолапости полностью окупалось отсутствием шеи, а одежду составляли красные сандалии, голубые шорты и пурпурная блуза с коротенькими рукавами. Ну а из рукавов и торчало то, что Крокетт обнаружил в первую очередь.

Его голова! Контуры огромной луковицы, широченная щель рта…

Крокетт лег на землю и скрестил руки на груди. Он умирает от кислородной недостаточности, и перед смертью его посещают видения.

– Я умираю, – трагически произнес Крокетт. – Мне нечем дышать.

– Ну и дурак, – заявил совсем рядом чей-то презрительный голос.

Тим вздрогнул. Теперь еще и слуховые галлюцинации!..

– На редкость вшивый образчик гнома, – продолжал наглый голос. – Но согласно закону Нида выбирать не приходится. Копать твердые металлы тебе все равно не позволят, а антрацит – примерно для твоей скорости. Что ты пялишься, дубина? Ты куда уродливее, чем я.

Крокетт собрался было облизать пересохшие губы и с ужасом обнаружил, что кончик его влажного языка достает примерно до середины лба. Он засунул язык обратно, громко причмокнув, и принял сидячее положение. После чего застыл в неподвижности.

Снова появилась голова. На этот раз с ней было и тело.

– Я Гру Магру, – заявила голова. – Ты тоже получишь гномье имя, если только твое не слишком противное. Как оно звучит?

– Крокетт, – автоматически прозвучал ответ.

– Довольно-таки гнусно, но пока сойдет. А теперь, Крокетт, вставай и следуй за мной, иначе получишь хорошего пинка.

Но Крокетт встал не сразу. Он разглядывал Гру, который явно был гномом.

Короткий, приземистый и плотный, он напоминал маленький раздутый баллончик, покрытый луковицей с огромной щелью рта, пуговицей носа и двумя крайне большими глазами.

– Вставай, – раздраженно повторил Гру Магру.

«Если меня вынудят сделать хоть шаг, – подумал несчастный Крокетт, – я сойду с ума. И это будет как раз то, что надо. Гномы…»

Гру Магру выставил вперед свою большую косолапую ногу, придирчиво оценил позицию – и Крокетт, описав дугу, слетел со своего валуна.

– Вставай, – в третий раз сказал гном; его настроение опять ухудшилось, – иначе я тебе так наподдам… Мне по уши хватает перспективы патрулирования с возможностью в любой момент налететь на человека.

– Уже, уже… – Крокетт встал.

Гру Магру схватил его за руку и поволок в глубины туннелей.

– Ну теперь ты почти настоящий гном, – бубнил он себе под нос, – таков закон Нида. Хотя такая овчинка может и не стоить выделки. Но что поделать, если гномы не в состоянии воспроизводиться, а плотность населения обязана поддерживаться… Ты хочешь поддерживать плотность населения?

– Я хочу сдохнуть, – яростно бросил Крокетт.

Гру Магру расхохотался:

– Гномы не дохнут. Они бессмертны до самого Дня. Я имею в виду Судный день.

– Нелогично, – заметил Крокетт, как будто одно несоответствие могло исправить бредовость ситуации. – Или вы состоите из плоти и крови и тогда смертны – или вы бестелесны и тогда нереальны.

– Есть третий вариант, – наставительно сказал Гру Магру. – Мы состоим из плоти и крови, и мы бессмертны. Врубился? Правда, против смертных я ничего не имею, совы там или нетопыри… Но человек! – Гном содрогнулся. – Никто из нас не выдержит вида человека!

– Я человек! – ухватился за соломинку Крокетт.

– Был, – возразил Гру, – был человек. Такой же дерьмовый, как и нынешний гном. Но выбирать не приходится, ибо таков закон Нида.

– Ты объяснишь мне наконец ваш закон Нида? – возмутился оскорбленный Крокетт.

– Естественно, – покровительственно заявил Гру Магру. – Его установил первый император гномов Подгран Третий. Каждый десятый человек, оставшийся под землей, преобразуется в гнома и остается с нами. Для поддержания плотности населения. Как и произошло в твоем случае. Усек?

– Нет, – слабым голосом ответил Крокетт, – не могу… Этот ваш Подгран был первым императором гномов… Почему он тогда Подгран Третий?

– Дурацкий вопрос, – сказал Гру Магру. – Поторопись.

Теперь он почти бежал, таща за собой совершенно ошалевшего Крокетта. Новоявленный гном еще не научился управляться со своим телом и все время норовил наступить широченными сандалиями на мешающие руки.

Крайне не скоро верхние конечности согнулись в локтях и прижались к туловищу, позволив оглядеться по сторонам. Мимо проплывали однообразные стены, освещенные странным серебряным светом.

– Откуда здесь свет? – удалось выдавить Крокетту.

– Свет? – переспросил Гру Магру. – Это не свет.

– Но ведь вокруг не так уж темно…

– Не темно? А как бы мы смогли видеть, если бы вокруг не было темно?

Привыкнуть к логике гномов было невозможно. Крокетт еле успел перевести дыхание. Зачем, зачем он позволил увести себя из знакомой пещеры?! Теперь никогда не удастся найти обратного пути… О боже!

– Торопись, идиот!

– Зачем?

– Мы опаздываем на битву.

Но они не опоздали. Следующий туннель просто кишел гномами, и все присутствующие яростно дрались. Мелькали красно-голубые блузы и шорты, луковичные головы крутились в вопящем водовороте, и, по мнению Крокетта, тут явно годились любые приемы.

– Ура! – ликующе заорал Гру Магру. – Да здравствует драка! Я гений! Я учуял ее за шесть туннелей!..

Он немедленно пригнулся, и здоровенный камень, брошенный незнакомым злобным гномом, пролетел над его макушкой. Гру забыл о своем пленнике, бросился на агрессора, сбил его с ног и принялся методично стучать вражьим затылком о пол пещеры. Предельная громкость их голосов терялась в общем реве, сотрясающем стены.

Крокетт решил придерживаться нейтралитета, и это было его ошибкой. Вынырнувший из-за груды камней огромный лысый гном ухватил миролюбивого Крокетта за ноги, и Тим полетел во второй раз за сегодняшний жуткий день. С трудом вставая, он обнаружил под собой придавленного огненно-рыжего гнома с четырьмя большими бриллиантовыми пуговицами на блузе. Распластавшийся по полу поверженный противник выглядел весьма отталкивающе. Оглядев себя, Крокетт не обнаружил ни одной царапины.

По крайней мере, его тело было достаточно крепким.

– Спасибо. Вы спасли меня, – послышался незнакомый голос.

Крокетт оглянулся и понял, что если в природе и существует нечто уродливее гномов-мужчин, то это, несомненно, гном женского пола. Особенно сжимающий (сжимающая?) в руке внушительных размеров булыжник.

– Я не причиню вам вреда, – закричала гномка, стараясь перекрыть гул сражения. – Мугза пытался оторвать мне уши, а вы… Ой! Он встает!

Действительно, рыжий Мугза уже пришел в чувство и пытался с помощью поднятой толстой ноги переправить Крокетта на другой конец туннеля. Гномка тут же уселась коварному Мугзе на грудь и с помощью любимого булыжника вернула его в первоначальное состояние. Только тогда она встала и обернулась к остолбеневшему Крокетту:

– Вы не ушиблись? Меня зовут Броки Бун. А вы новенький, вас притащил Гру Магру, я права?

– Очень приятно, – соврал Крокетт. – Вы не знаете, из-за чего началась эта драка?

– Ее начала я, – охотно разъяснила Броки Бун. – Просто так. А потом подключились остальные.

– Просто так?

– Ах, ну да, ты же новенький… Слушай, ты был человеком, может быть, ты мне кое-что объяснишь? – Ее выпуклые глаза зажглись странным светом. – Как тебя зовут?

– Крокетт.

– Слушай, Крокетт, что такое поцелуй?

– ?..

– Ты понимаешь, однажды я сидела внутри холма, а снаружи трепались два человека – мужского и женского пола. Сначала мужчина просил у женщины поцелуй, а потом раздался чмокающий звук, и женщина сказала, что это восхитительно.

– Очень интересно, – довольно тупо поддержал беседу Крокетт.

– И с тех пор меня терзают сомнения, потому что, если какой-нибудь гном попросит у меня поцелуй, я не буду знать, что это за штука.

– Гномы не целуются, – наставительно заметил Крокетт.

– Зато гномы копают, – ответила Броки Бун. – А также гномы едят. Я люблю есть и не люблю копать. Поцелуй, случайно, не похож на похлебку из тины?

Кое-как Крокетту удалось объяснить любопытной Броки механику интересующего ее явления.

Гномка несколько минут молчала. Потом, с видом крайнего одолжения, она приблизилась к Тиму вплотную:

– Я дам тебе поцелуй.

Перед глазами Крокетта промелькнуло кошмарное видение: вся его голова исчезает без остатка в бездонном провале ее рта.

– Не стоит, – сказал он. – Я не хочу.

– Тогда я дам тебе по шее, – предложила Броки Бун компромиссный вариант, без всякого перехода давая Крокетту в ухо узловатым кулаком.

– Ой, не надо!..

Броки с сожалением опустила руку и оглянулась вокруг:

– Драка кончилась… Жалко, правда?

Крокетт потер ушибленное ухо и обнаружил гномов, давно забывших о последних событиях и торопливо разбегающихся по своим делам. В туннеле снова царила тишина, нарушаемая лишь топотом гномьих ног. Сияющий и счастливый, к ним подошел Гру Магру.

– Хэлло, Броки, – сказал он. – Хорошая драка. Кого это ты?

– Мугзу, – ответила Броки, глядя на распростертого рыжего гнома. – Он до сих пор без сознания. Давай-ка пнем его напоследок.

Идея Броки претворилась в жизнь с большим энтузиазмом, и Крокетт подумал, что не хотел бы он быть на месте пинаемого Мугзы, даже в состоянии полного беспамятства.

Наконец Гру Магру утомился.

– Пошли, – сказал он, беря Крокетта под руку.

Они двинулись вдоль туннеля, оставив Броки Бун прыгать на животе бесчувственного Мугзы.

– Вы, кажется, не имеете ничего против избиения людей, когда они без сознания? – заметил потрясенный Крокетт.

– Не людей, а гномов, – поправил его Гру. – А кроме того, так гораздо забавнее. Можно бить именно туда, куда хочется. И хватит трепаться. Новый день – новый гном. Идем, тебя нужно посвятить.

Гру принялся напевать какую-то гномовскую песню.

– Послушай, – перебил его вокальные упражнения Крокетт, – мне пришла в голову одна мысль. Ты говоришь, что люди превращаются в гномов для поддержания стабильности вашего населения. Но если гномы не умирают, а новые продолжают прибывать, следовательно гномов сейчас гораздо больше, чем ранее! И население растет.

– Заткни фонтан, – посоветовал Гру Магру. – Я пою.

Начисто лишенная мелодии песня вызвала у Крокетта сомнения в наличии у гномов национального гимна. А уж о колыбельных и говорить…

– Быстрее, – прервал размышления Тима Гру Магру. – Мы должны увидеться с императором. Он всегда видится с новыми гномами. И советую тебе произвести на него хорошее впечатление, или я суну тебя в лаву под приисками.

Крокетт оглядел испачканную одежду:

– Может, мне лучше привести себя в порядок? Я из-за этой драки весь перепачкался…

– Не оскорбляй священных принципов драки, – обиженно заявил Гру. – Кроме того, ты все видишь как-то не так.

– Но моя одежда грязна до отвращения!

– Ты себе льстишь! – сказал Гру, набирая под ногами пригоршню грязного песка и натирая им одежду, лицо и волосы Крокетта. – Вот теперь совсем другое дело!

– Я… Пчхи! Спасибо… Пчхи! – расчихался новенький гном. – Надеюсь, я все же сплю, потому что…

Крокетту было явно не по себе.

Через некоторое время Гру втащил своего спутника в огромную каменную пещеру с троном в дальнем углу, вытесанным из цельного валуна. На троне, поджав ножки, сидел маленький гном, погруженный в созерцание собственных ногтей.

– Пусть твой день будет вечен! – поклонился Гру. – Где император?

– Ванну принимает, – грустно ответил маленький. – Надеюсь, он утонул. Утром тина, днем тина, вечером опять та же тина… Сначала слишком горячо, потом слишком прохладно, после слишком густо!.. Я себе пальцы стер до костей, намешивая тинные ванны. А благодарность? Одни пинки.

С каждой минутой голос маленького гнома звучал все жалобнее.

– Наверное, должно существовать понятие «быть чересчур грязным»? Три грязевые ванны, две тинные, и все в один день! Ну да, кто я такой, чтобы возражать… Я – грязевая кукла, так он назвал меня сегодня. Дескать, в особо вонючей грязи попался ком… Так это я! Впрочем, почему бы и нет… Проклятая мешанина, в которой он валяется, даже червю испортит пищеварение. Идите, идите. Его величество там. – Гном ткнул ногой в направлении полукруглого свода.

Крокетта потащили в соседнее помещение, где в ванне, полной жирной коричнево-черной грязи, сидел сонный обрюзгший гном. Лишь глаза сверкали через покрывавшую его плотную корку. Он зачерпывал из ванны пригоршни ее содержимого и бросал на плешь, стараясь, чтобы грязь стекала равномерными каплями. Когда ему это удавалось, гном был очень доволен.

– Грязь… – утомленно прорычал он. – Что может сравниться со старой доброй грязью? Ничего.

Гру бухнулся лбом в пол, увлекая растерявшегося Крокетта за собой.

– Встаньте, – милостиво сказал император. – Зачем церемонии… И кто этот новый гном?

– Закон Нида, – объяснил Гру. – Я нашел его наверху.

– Ну да, конечно… Давайте его сюда. Я Подгран Второй, император гномов. Что ты можешь на это сказать?

Ну что мог Крокетт сказать на это?

– Как же вы можете быть Подграном Вторым, если первый император был Подграном Третьим?

– Идиот, – прокомментировал вопрос император, внезапно исчезая под поверхностью грязи. – Позаботься о нем, Гру, – донеслось оттуда, – вначале антрацит, и никакой еды во время работы. Первая грязевая ванна через сто лет добросовестного труда.

Львиный рык императора стер в мозгу Крокетта ужас предстоящих перспектив добросовестного труда и грязевых ванн.

– Друк!!!

Поспешно приковылял перепуганный маленький гном:

– Ваше величество, неужели грязь недостаточно теплая?

– Ты ноль, разделенный на ноль! – зарокотал Подгран. – Ты слюнявое порождение шести тысяч различных зловоний! Ты крысоухий, вислошеий, извивающийся гнойный прыщ на добром имени гномов! Ты ошибка геодезии! Ты…

Друк аккуратно влез во временный перерыв обвинительной речи императора:

– Это лучшая из лучших ароматических грязей, ваше величество! Я лично отбирал ее…

– В ней червяк!

В ванне поднялась буря, и бушующее величество исчезло окончательно в коричневых волнах. У Крокетта заложило уши. Он съежился и позволил Гру Магру утащить себя прочь.

– Хотел бы я встретиться со стариком в драке, – заметил Гру в безопасных глубинах переходов. – Но он наверняка прибегнул бы к колдовству. Самый лучший император из всех, бывших ранее. Ни одной чистой клеточки на всем грязном теле!

– А что будет со мной? – заикаясь, спросил Крокетт.

– Ты что, оглох? Будешь копать антрацит. И если посмеешь съесть хоть крошку, я вобью ее в тебя вместе с зубами!

Размышляя над особенностями явно дурного характера гномов, Крокетт послушно отправился в галерею, где несколько дюжин разнополых гномов остервенело тыкали в стены кирками и мотыгами.

– Здесь, – сказал Гру. – Давай. Двадцать часов будешь работать. Шесть часов спать.

– А потом?

– Потом двадцать часов работать. И шесть спать. Повторить? И не смей прерывать работу, разве что ради драки.

– А как я выясню местонахождение антрацита?

– А как я нашел тебя? – нетерпеливо перебил Гру. – Гномы связаны с металлами, и у нас есть некоторые особенности. Подумай об антраците.

Крокетт повиновался и с удивлением обнаружил, что его развернуло лицом к ближайшей стене.

– Полагаю, это результат функциональной эволюции, – усмехнулся Гру. – Подумай о золоте или других подземных месторождениях, и ты их сразу почувствуешь. Это так же сильно, как отвращение к дневному свету. Когда мы приближаемся к свету, он нас отталкивает. Но я однажды видел дневной свет. И человека. – Гру Магру содрогнулся. – Гномы не выдерживают вида человека. Все-таки есть предел уродливости! Так что и ты старайся держаться подальше от света и людей. Здоровье того стоит.