Текст книги "Ангелы Ойкумены"

Он перешел с унилингвы на язык, неизвестный Диего: гортанный, щелкающий, с множеством твердых согласных. Говоря, Фриш внимательно следил за реакцией Идана Яффе. Что он читал на этом каменном лице, бог весть, но, кажется, мар Фриш остался доволен результатом.

– Значит, пассажир после первого же вылета автоматически становится коллантарием? – с невинным видом переспросил Штильнер. Профессор напоминал кота, укравшего горшок сметаны: он сиял и лоснился. – И после этого способен оказать сопротивление помпилианцу, затеявшему клеймение? Как и любой другой коллантарий?! Сегодня день открытий, господа. В частности, вы открыли, что ваш покорный слуга недурно владеет лашон-гематр. Моя жена была гематрийкой, помните? Если вы хотели избавить скромного ученого от перенасыщения информацией, вы не преуспели.

– Мар Фриш, – Яффе по-прежнему вел диалог исключительно с сорасцем. Выпад профессора не достиг цели: если бывший учитель математики и логики и огорчился утечкой ценной информации, то он ничем не выдал своего огорчения, – я благодарен вам за предоставленные сведения. Вы позволите один вопрос личного характера?

Гиль Фриш очень ненатурально пожал плечами:

– Я знаю ваш вопрос, мар Яффе. Вы хотите спросить: понимаю ли я, к каким последствиям это может привести? Да, понимаю.

– Нет, мар Фриш. Я понимаю, что вы понимаете, и так далее. Меня интересует другое. Вы предоставили мне серьезнейший аргумент для торга с Великой Помпилией. Подчеркиваю, для торга на самом высоком уровне. Я очень нуждаюсь в аргументах такого рода. И я не верю, что вы так поступили лишь оттого, что не хотите быть моим должником. Иначе мне придется усомниться в вашем умении считать…

Это оскорбление, сказал себе маэстро. Это смертельное оскорбление для гематра. Яффе ведет опасную игру. Фриш – союзник, без веской причины не следует испытывать его терпение.

– Итак, мар Фриш, вы дали мне то, в чем я нуждаюсь. Теперь мой вопрос: в чем нуждаетесь вы? Говорите, и получите.

Финальная реплика алама прозвучала по-царски.

– Мне нужен мой коллант, – без колебаний ответил Гиль Фриш. – Мой коллант в полном составе. Вам он нужен не меньше, но у нас разные мотивы. На фоне договоренностей с Великой Помпилией, в чем бы они ни выражались, возвращение Пробуса с Якатлем будет выглядеть мелочью, не заслуживающей внимания. Верните их, мар Яффе, и мы будем в расчете.

Фриш обернулся к маэстро:

– С вами, сеньор Пераль, мы уже в расчете.

– Жизнь за жизнь? – тихо спросил Диего.

– Жизнь за жизнь.

– А дальше?

– Если что, обращайтесь. Я всегда к вашим услугам…

Мар Фриш дергал лицом, словно страдая от нервного тика, корчил удивительные гримасы, краснел от напряжения. Господи, внезапно сообразил маэстро. Святой Господь! Он же хочет улыбнуться! Он хочет, у него не получается, но он ломится в эту стену, рискуя расшибить себе голову. И все из-за одной жалкой улыбки! А как бы выглядел я, пытаясь в уме рассчитать маршрут туристического звездолета?

– Это делается так, – Яффе улыбнулся. – Я вас потом научу, мар Фриш. Извините, меня вызывают…

Поднеся коммуникатор к уху, как если бы разговор шел по древнему мобильному телефону, Яффе с минуту выслушивал доклад невидимого собеседника. Затем отдал краткие распоряжения – на том языке, который Штильнер назвал лашон-гематр – и прервал связь.

– Их вывозят, господа, – объявил алам. – Вывозят с Сеченя на Октуберан.

– Кого? – вырвалось у профессора.

– Спурия Децима Пробуса и Якатля Течли. Помпилианцы уже выехали в космопорт.

Фриш оставил попытки справиться с улыбкой.

– Зря, – если бы он умел, он бы вздохнул. – Значит, все зря. Мы опоздали.

– Отчего же? – Яффе пожал плечами не в пример лучше, чем его сорасец. – Я уже отдал все необходимые распоряжения.

Диего ясно представил отряд боевиков. Люди в масках, верхом на злых лошадях – почему верхом?! – останавливают карету – почему карету?! – с помпилианцами и их пленниками. Стрельба в воздух, звенят шпаги, к горлу Пробуса приставили кинжал, Якатль блаженно ухмыляется, нырнув под днище кареты…

– Ничего подобного, – прервал Яффе фантазии маэстро. – Сеньор Пераль, ваша мимика чрезвычайно выразительна. Повторяю: никаких головорезов, налетов, криминала. Оставим все это для пьес вашего гениального отца. Я лишь велел сделать один анонимный звонок, и все.

III

На приборной панели мигал оранжевый индикатор. Ему вторил писк зуммера: автоматика аэромоба зафиксировала сигнал предупреждения. За триста метров до периметра космопорта всем транспортным средствам надлежало перейти в наземный режим.

Марк Тумидус не пошевелил и пальцем, только поморщился – зуммер действовал ему на нервы. Машина шла на автопилоте, биоэлектронный педант выполнял все предписания с точностью механизма, каковым и являлся. Снижаясь, моб за пару секунд до касания выпустил из днища три пары широких колес. На обзорнике заднего вида вторая машина в точности повторила маневр, опустившись на дорогу в двадцати метрах позади головного моба.

Дороги на Сечене – вечная соль анекдотов. Однако шоссе, ведущее к космопорту, являло собой приятное исключение: износостойкая фрикционка на нанополимерах, антиобледенитель, интерактивная разметка. За сто метров до пропускного пункта автопилот сбросил скорость, к полосатому шлагбауму моб подкатился, еле слышно шурша литыми шинами. У бело-синего «стакана» контрольного поста, на ступеньках, их уже ждал мордатый усач в чине участкового пристава. За спиной пристава топтались двое румяных от мороза городовых. Мальчишки, отметил Марк. Почему на посту полиция, а не охрана космопорта? Он коснулся сенсора, и дверь моба с шипением скользнула в паз. В кабину ворвался порыв ветра, принеся с собой облачко снежной пыли. Пристав, весь обвешанный гаджетами – кобура с пистолетом, наручники, планшет, рация, подсумки, – двинулся к гостям. Городовые следовали за усачом, как на привязи.

– Следуете в космопорт?

К идиотским вопросам Марк привык.

– Да.

– Улетаете? Встречаете?

– Улетаю.

– Позвольте документики.

– Пожалуйста.

Марк активировал кристалл-паспорт с визовыми отметками. Делая шаг, чтобы взять кристалл, пристав держал другую руку на расстегнутой кобуре. Террористическая угроза? Повышенный уровень безопасности? В кобуре, между прочим, не пулевой антиквариат, а лучевик…

Хмурясь, пристав изучал паспорт. Время от времени он совал в голосферу мосластый палец, листая виртуальные страницы. Усачу хотелось к чему-нибудь придраться, но придраться было не к чему. Наконец пристав махнул рукой городовому – тот, как бес, торчал за левым плечом. Ангел за правым ждал своей очереди.

– Анисимов, зафиксируй данные.

– Слушаюсь, ваш-бродь!

Бес выхватил из поясной сумки планшет, со второй попытки подсоединил его к разъему кристалла и принялся неуклюже тыкать замерзшими пальцами в сенсоры, открывая протокол копирования. Ангел отчаянно косил глазом, следя за действиями напарника. «Один умеет писать, – вспомнил Марк остроту, услышанную здесь, на Сечене, – другой умеет читать, а третьему приятно побыть в обществе образованных людей.»

Он не улыбнулся – даже в мыслях.

– Отбываете на яхте «Мизерабль», бортовой номер…

Пристав сверился с записью в бумажном блокноте.

– Совершенно верно.

– Летите один?

– Со мной летят двое моих друзей.

– Они здесь, с вами?

– Да.

– Документики?

– Никаких проблем.

Марк поднял заднюю дверь, и в проем высунулся жизнерадостный Пробус:

– Добрейшего денечка, офицер! Спурий Децим Пробус, к вашим услугам! Паспорт? Ну конечно же, паспорт! Айн минут, уже предъявляю…

Городовые ощутимо напряглись, когда Пробус представился. В душе Марка проснулась тревога. Усиленные меры безопасности? Бывает. И, тем не менее…

Второй паспорт усач чуть ли не обнюхал. Марков кристалл он, кстати, возвращать не спешил. В этом не было ничего необычного: полицейские любят демонстрировать власть по мелочам. Насчет документов Пробуса Марк не волновался. Паспорт и секторальная виза у коллантария в порядке, въездную отметку организовала здешняя резидентура.

– Кто у нас еще? Почему голый?!

Тузик одарил пристава белозубой ухмылкой.

– Какой же он голый, офицер! – встрял Пробус. – Видите: штаны, жилетка? Он у нас морозоустойчивый! Спортсмен! Якатль Течли, двойное гражданство: астланское и помпилианское…

– Немой?

– Ни в коем разе! Просто молчун. Якатль, паспорт!

Третий кристалл перешел в руки пристава.

– Спурий Децим Пробус и Якатль Течли! Вы едете с этим человеком по доброй воле и без принуждения?

Рука на кобуре. Подобрались бес с ангелом – тоже при оружии. Внутри сине-белого «стакана» наверняка есть еще люди…

– Разумеется, офицер! По доброй-предоброй, наидобрейшей воле! Никакого принуждения! Как вы могли подумать?! Да мы, считай, сами напросились! Мы с господином Тумидусом – давние друзья, не разлей вода! Он мне как сын! Согласился подкинуть в родные, так сказать, пенаты…

Болтовня Пробуса на пристава впечатления не произвела:

– Якатль Течли, я хочу услышать вас.

– Якатль! Ответь господину офицеру!

– Лечу, лечу! – закивал астланин. – Я люблю летать!

– Убедились?

– Поступил сигнал, – пристав огладил усы, мотнул головой, и городовые встали поближе к мобу. – Вас шантажируют. Вам угрожают. Вы не можете открыто заявить, что вас похитили и насильно вывозят с Сеченя.

– Чей сигнал?

– Поступил анонимный сигнал…

Судя по лицу пристава, анонимность сигнала лишь увеличивала доверие властей к неведомому сигнализатору.

– Нас? Похитили?!

– Поступил сигнал…

Все встало на свои места. Кто был этот бдительный аноним, Марк хорошо себе представлял; как минимум, расовую принадлежность анонима. Что ж, господа гематры, и мы умеем считать. Тут вам Сечень, тут другие расклады.

– Это шутка! Понимаете?

– Разберемся.

– Шутка, розыгрыш!..

– Выйдите из машины для досмотра…

Вот здесь, в самый удачный момент, и соизволил проснуться Катилина. Всю дорогу ягуар безмятежно дрых на пассажирском сиденье рядом с Марком. А сейчас привстал, сладко потянулся – и рыкнул на пристава: кто это имеет наглость распоряжаться?

Пристав неприятно удивил. С резвостью крупной кошки он отскочил от машины, разрывая дистанцию. Лучевик прыгнул из кобуры ему в руку гораздо быстрее, чем Марк мог рассчитывать.

– Эй, офицер! Все в порядке.

– Это ваше животное?

– Прошу вас, опустите оружие. Опасности нет.

– Ваше животное, говорю?!

Ларгитасский «Страж-компакт». Полис-модель с укороченным стволом. Для ближнего боя – грозная машинка. Марк представил последствия.

– Это мой ягуар, – он встал между приставом и Катилиной. – У него есть сертификат безопасности: провоз всеми видами транспорта, выгул в общественных местах. Предъявить?

– Почему без намордника?

– Я его полностью контролирую.

– Возьмите зверя на поводок и выходите из машины. Сначала вы, потом ваши пассажиры.

– Но у меня нет поводка!

– Почему?

– Не предусмотрен.

– Держите зверя при себе. Если что, стреляю без предупреждения. Выходите…

Марк подчинился. Катилина вел себя образцово: вышел, как король в зал для приемов, потерся о ноги хозяина, сел рядом, подобрав хвост. Пробусу с Якатлем пристав назначил стоять метрах в десяти от Тумидуса, разведя предполагаемого похитителя и его жертв. Деньги, подумал Марк. Деньги решают вопросы. Как бы половчее всучить приставу пачку купюр и закрыть скользкую тему с анонимным звонком? Гематрийские расчеты – тьфу и растереть против старой доброй взятки. Главное, на минутку остаться с приставом наедине. Взятка – дело интимное, свидетели не нужны. Обвинят в подкупе должностного лица при исполнении, и уладить вопрос встанет куда дороже.

– Эй, офицер! Почему стоим? Давайте, пропускайте…

Проклятье! Кто просил их вмешиваться?! Швабра с Веником выбрались из второй машины: размять ноги. Это бы еще ладно, но Веник решил проявить инициативу, ускорив процесс досмотра.

– Ждите своей очереди. Вместе летите?

– Не-а, – протянул Веник, запоздало осознав свою оплошность. – Мы никуда не летим. Груз на борт доставим – и обратно. Нам бы не опоздать…

– Какой борт? Что за груз? Документы!

Из «стакана» объявилась троица полицейских с кургузыми автоматами на груди.

– Вы двое! Отойти от машины на три шага. Анисимов!

– Я!

– Проверить документы! Досмотреть груз!

– Слушаюсь, ваш-бродь!

– Вы двое – с ним…

Марк лишь скрипел зубами. Насколько все было бы проще, служи он по-прежнему в абордажной пехоте! Кладем дураков, валим к «Мизераблю». Коридор открыт – горячий старт, разгон на форсаже, уход в РПТ: ищи-свищи яхту в космосе!

Увы, не вариант. Помечтал – и хватит.

– Ваш-бродь, у них гроб!

– Гроб?!

– А во гробе баба…

– Какая еще баба?!

– Мертвая…

– Это произвол! Вот медицинское заключение, свидетельство о смерти, разрешение на вывоз…

Веник осекся: в грудь ему уставился ствол автомата. По команде пристава автоматчики взяли на прицел всех, включая Пробуса и тузика.

– Итак, что мы имеем? – пристав загибал пальцы на свободной руке, не опуская лучевик. – Сигнал о похищении – раз. Хищник без намордника – два. Вывоз трупа – три… Я ничего не забыл?

Он явно ждал возражений, желая присовокупить к списку сопротивление полиции.

– Как скажете, офицер.

Взлет откладывался. Коридор, выделенный «Мизераблю», будет действовать еще полтора часа. Вряд ли за это время они сумеют вернуться в космопорт. Хотя… В участке появится возможность уединиться с приставом. Марк прикинул, сколько у него с собой наличных денег. Должно хватить. Значит, шанс улететь с Сеченя без открытия нового коридора еще остается.

– Следуйте за мной.

– В участок, офицер? Нет проблем.

IV

Колесницы судьбы

(совсем недавно)

– Она хорошо кушает?

– Аппетит превосходный. Мы отбираем ей самых жирных крыс. Иногда балуем крысиными змейками. Она их очень любит.

– Лягушки?

– Ни в коем случае, только жабы. Слизь лягушки может забить ей трахею и затруднить дыхание. Наш рацион – самый полезный и самый питательный.

– Кожный яд жаб вас не смущает?

– Напротив, радует. Жабий яд обладает бактерицидными свойствами. Когда у нее был стоматит, мы посадили ее на искусственное кормление жабами. Она поправилась за три дня.

– Линька?

– По расписанию. Четыре-шесть раз в год, до десяти дней.

В одноэтажном здании, расположенном на окраине частного зоопарка Луки Шармаля, прятался кусочек джунглей. Пахло болотом, мокрой землей, прелыми листьями. Прохладный воздух был настолько влажен, что, казалось, его можно выкручивать, как мокрую тряпку. За бамбуковой рощицей – крохотной, похожей на сякконские карликовые пейзажи – подковой выгибался густой подлесок, мерцая темным, перистым глянцем листьев папоротника. Кричали обезьяны: на слух запись ничем не отличалась от натуральных воплей. Журчал ручей, дробился на камешках, всхлипывал.

Никого из посетителей – сенаторов, президентов, шахиншахов, финансовых магнатов, членов Совета Лиги – сюда не пускали. Помимо служителя, скромного и молчаливого доктора зоологии, имеющего за спиной двадцать лет опыта работы в тропических лесах Пхальгуны, внутрь беспрепятственно могли зайти двое: мар Шармаль, владелец зоопарка, и его внучка Джессика. Король? Президент? Вход воспрещен, и баста. Впрочем, люди, которым доступно все, не слишком-то интересовались зданием, которое принимали за служебное. Чем там любоваться? Торопливым завтраком уборщиков? Мар Шармаль прекрасно знал, что запретный плод сладок, и рядил запретный плод в неказистую, битую гнилью кожицу.

Этот в высшей степени художественный образ банкир сконструировал сам, в три приема. Он сумел справиться с таким колоссальным трудом благодаря обитательнице псевдо-джунглей. Сложные ассоциации, объединяющие кожицу неказистую с кожицей сброшенной, мар Шармаль вряд ли сумел бы описать даже языком высшей математики.

– Гнездо строит?

– Нерегулярно. Мы ее ни с кем не спариваем.

– А вдруг ей хочется?

– Поверьте, ей не хочется. В последний раз бедняга-кавалер едва спасся бегством. Гнездо – это дань инстинктам. Тащит листву, траву, сваливает в кучу, дает сгнить… Потом спит сверху. Если она захочет отложить яйца, уверен, она даст нам знать.

– Каким образом?

– Вы и представить не можете, как она изобретательна. Иногда мне кажется, что это она, а не я – доктор зоологии. Вы верите мне?

– Я верю тебе. Спасибо за хлопоты, Вьяса.

– Разве это хлопоты?

– Как твоя жена?

– Выздоравливает. Мар Шармаль оплатил не только операцию, но и весь реабилитационный период. Передайте вашему деду мои самые искренние благодарности. Я никогда не забуду того, что он для меня сделал.

– Передам, не беспокойся.

И Джессика Штильнер громко крикнула:

– Юдифь!

Тишина была ей ответом.

– Юдифь, девочка моя!

Журчал ручей. Кричали обезьяны.

– Юдифь, я знаю, что ты обижена. Мне не следовало оставлять тебя так надолго. Но ты же знаешь…

«Ш-ш-ш-ш!» – откликнулось эхо, а может, не эхо. Человек с тонким слухом уловил бы в шипении согласие – знаю, мол, не ори. А человек с тонким чутьем уловил бы еще и дополнительную нотку: но все равно обижаюсь.

– Ну хватит дуться! Выползай!

Выползала Юдифь долго. Трудно выползать быстро, если в тебе пять метров длины. Джессика отлично представляла, с какой стремительностью умеет двигаться эта хладнокровная стерва, если ей приспичит, и поэтому могла оценить степень демонстрируемой обиды. Зеленоватые, коричневые, кремовые пятна текли в траве, сливались, разъединялись, пока не собрались воедино: ее величество Юдифь, королевская кобра. Модифицированная еще в яйце, по методике, аналогичной модификации лигра Голиафа, гиганта мысли и царя зверей, Юдифь в отношениях с хозяйкой была куда изобретательней теплокровного хищника. Спектакли, устраиваемые этими двумя красавицами, с энтузиазмом смотрела бы публика Эскалоны, избалованная гением Луиса Пераля: «Она и она, или женская дружба».

Когда расстояние между змеей и Джессикой сократилось до почти интимного, Юдифь вознеслась над землей. Обычные кобры поднимают вверх до трети своего тела. В случае с Юдифью это составляло более полутора метров. Раздув капюшон, Юдифь слегка качнулась вперед-назад – и поднялась выше Джессики. Дочь профессора Штильнера не удивилась – она знала, что модификация позволяет Юдифи удерживать в воздухе чуть меньше половины собственной длины. Таким поведением кобра – телохранительница, чьими услугами пренебрегли – демонстрировала хозяйке свое физическое и моральное превосходство.

– Поцелуемся? – с невинным видом спросила Джессика.

Бросок кобр не слишком быстр. Есть змеи, в частности, гадюки, которые дают кобре фору в этом жизненно важном вопросе. Встреться такая гадюка с Юдифью на состязаниях по броскам – она была бы сильно удивлена. Даже Джессика, отменная фехтовальщица, способная по стойке противника выстроить весь будущий поединок от начала до конца, ничего не смогла предсказать по стойке Юдифи и хоть как-то среагировать на внезапный бросок. Разинутая пасть в последний момент свернула с убийственной прямой, голова Юдифи мелькнула рядом с ухом хозяйки – и кобра, беззвучно сомкнув челюсти, обвила шею Джессики двойным кольцом и уложила голову девушке на плечо. Хвост змеи – собственно, Юдифь вся была сплошной хвост – продолжил вить кольца: вокруг правой голени, вокруг талии, подмышкой через плечо, равномерно распределяя вес телохранительницы на теле дочери профессора Штильнера.

– Мир! – Джессика почесала кобру под нижней челюстью. – Я тебя тоже люблю. Не волнуйся, мне удобно…

Вьяса Девагхана наблюдал за сценой примирения, не скрывая радости. Казалось, служитель присутствовал при воссоединении семьи. По смуглому лицу брамайна разбежались многочисленные морщинки: сеть, в которой запуталась улыбка.

– Вы, наверное, – бросила ему Джессика, – совсем замучились с Юдифью! Представляю, как она вас терроризировала! Ее капризы…

Вьяса стал серьезным:

– Благодарю за участие, госпожа Штильнер. Благодарю и вас, госпожа Юдифь. Нам, брамайнам, мучения на пользу.

Когда они вышли – а кое-кто даже выполз – из персонального серпентария, снаружи, у кустов цветущего тамариска, их ждал Давид. Рядом с юношей нервничал Голиаф: шумно нюхал воздух, фыркал, косил янтарным глазом. В зоопарке пахло несвободой, и это раздражало лигра. Судя по удивлению Джесики, она меньше всего ожидала встретить брата здесь. Кобра встала буквой «S», раздув капюшон, но никто, включая Голиафа, не обеспокоился. Во-первых, Юдифь поднялась над землей на какой-то жалкий метр, что говорило скорее о любопытстве, чем о раздражении; во-вторых, все присутствующие прекрасно знали кодекс поведения королевы-модификантки. В смысле безопасности для окружающих – крысы и седло барашка не в счет! – Юдифь и Голиаф конкурировали с болонками и рыбками гуппи.

– Ты берешь Юдифь с собой в тур? – спросил Давид. – Это хорошо, дедушка будет рад. Ты молодец, что послушалась его…

Он перестал брить голову. Череп Давида успел покрыться густой щетиной, обещавшей вскоре превратиться в роскошные кудри. Странное дело! – сейчас он был больше похож на сестру, чем раньше, копируя Джессику в точности.

– Дедушка любит, когда вы с Юдифью вместе. Я ему перезвоню, расскажу. Ты собралась? Копуша, вечно ты опаздываешь…

Речь Давида замедлялась, грозя превратиться в невнятное бормотание. Молодой человек смотрел на сестру, словно впервые увидел. Строгость черт, упрямство, читаемое в осанке, желание сорваться с места, прописанное в каждом движении; за спиной – круглый, странной формы рюкзак, похожий на колесо с откидным клапаном без застежки… Узор складывался, и Давид уже знал ответ на свой вопрос:

– Ты что, не летишь в тур?

– Нет.

– Эксклюзив!

– Ну и ладно.

– Дедушка огорчится.

– Дедушка – гематр. Ему полезно огорчаться.

– Джес!

– Извини, Додик. Сегодня я не в духе. Давай как-нибудь в другой раз? Я тороплюсь, у меня три часа до рейса. А еще регистрация…

Для принятия решения Давиду Штильнеру понадобилось полторы секунды.

– Хорошо, Джес. Идем, меня ждет мобиль.

– Ты проводишь меня?

– Нет.

– Тогда как же…

– Я не собираюсь провожать тебя, дура ты оглашенная! Я лечу вместе с тобой!

Мы летим, мягким рыком напомнил Голиаф.

– Куда? – возмутилась Джессика.

– Туда!

– Куда это ты летишь, сам дурак?!

– А ты куда? На Сечень, ясное дело. Вероятность – с ума сойти!

И Давид обеими руками взлохматил несуществующие волосы:

– Эксклюзив!

V

Катилину заперли в обезьяннике.

Названия клетки для задержанных ягуар знать не мог, но клетка привела его в ярость. Катилина рявкнул во всю глотку – так, что в участке загуляло мощное эхо, а пара городовых аж присела от неожиданности. Подождав, не выпустят ли его после веского заявления о своих правах, ягуар забрался на нары и демонстративно отвернулся к стене. Марку, признаться, было стыдно перед Катилиной, но он ничего не мог поделать. В чужой монастырь со своим уставом не ходят, а в чужой полицейский участок – и подавно.

Обезьянник освободили к их приезду, выгнав взашей мелкую шушеру. Если разговор свернет не на ту кривую, задержанные составят ягуару компанию за решеткой. Хочешь выбраться с Сеченя, подумал Марк, не обостряй.

– Красивая… – вздохнул лопоухий городовой.

Последнее убежище Эрлии Ульпии занесли в участок и водрузили на лавку. Сейчас городовой заглядывал в криогроб через окошко.

– А она точно мертвая? – осведомился напарник.

Он тоже попытался глянуть в окошко – и зашипел сквозь зубы, стукнувшись лбами с лопоухим.

– Спящая красавица! – хмыкнул автоматчик. – Целуй ее, балбес – оживет!

Не обострять, напомнил себе Марк. Он скинул куртку и расстегнул воротник рубашки – в участке стояла адская жара. Из стены выпирала печь, выложенная небесно-голубыми изразцами, но печь сегодня не топили. Зато вовсю кочегарили новенькие батареи парового отопления: массивные ребристые монстры из чугуна, неподъемные даже на вид. Ну да, гордость и последнее слово местной теплотехники. Хоть бы регулятор какой поставили…

Угореть можно!

Кабинет пристава был самым большим помещением в участке: метров десять на двенадцать, с высоченным беленым потолком. На пыльном окне с деревянной рамой – стальная решетка. Зеленая эмаль стен напомнила Марку операторские боксы в управлении СБ Помпилии. На этом сходство заканчивалось. Двухтумбовый стол, затянутый бордовым сукном, лампа, чернильный прибор темной бронзы, пресс-папье из мрамора. Кресло скрипучей кожи – для хозяина кабинета. Жесткие стулья – для посетителей. Терминал компьютера смотрелся среди этого антиквариата пришельцем из других миров.

– Откройте гроб.

– Зачем?

– Судмедэксперт проведет осмотр тела.

– Осмотр уже проводили. Есть официальное заключение.

– Предъявите.

– Вот, ознакомьтесь.

Марк вручил приставу чип с заключением. Вставив чип в разъем, пристав без особого интереса изучил данные, затем откинулся на спинку кресла.

– Нужна независимая экспертиза. Откройте гроб.

– Тело заморожено. Вы знаете, какая внутри температура? На разморозку уйдет до шести часов. От таких теплосмен разложение ускорится. Вы уверены, что это необходимо? Свяжитесь с патологоанатомом, который проводил осмотр. Он приедет и все подтвердит лично.

– Свяжемся, – кивнул пристав.

Звонить он не спешил, но и на вскрытии гроба больше не настаивал.

– Мне нужно сделать звонок, – Марк рискнул закрепить успех. – Предупредить, что задерживаюсь.

– Звоните, но только в моем присутствии. Никаких конфидент-режимов: я должен все видеть и слышать.

– Как скажете.

Под бдительными взглядами четырех пар глаз Марк набрал номер Криспа.

– У нас непредвиденная задержка. Меня подозревают в похищении – был анонимный звонок. Заодно проверяют документы на вывоз тела… Да, розыгрыш! Дурацкий розыгрыш. Нет, адвокат пока не нужен. Это недоразумение, я разберусь. До связи.

Марк не сомневался: Крисп все понял правильно и сейчас же свяжется с Октубераном. Пристав, в свою очередь, тоже правильно понял ключевую фразу «Я разберусь».

– Оставьте нас!

Городовые испарились с похвальной скоростью. Правда, они ухитрились столкнуться в дверях, с пыхтением вывалились в коридор, и лопоухий плотно закрыл дверь с той стороны. Пристав уставился на Марка, предоставляя задержанному право первого хода. Марк еще раз осмотрелся: камер вроде бы нет. Да и откуда они в эдакой дыре?

Пристав едва заметно кивнул: все в порядке, можете говорить.

– Вы же понимаете, что похищение – злая шутка? Рано или поздно это выяснится, и нас придется отпустить.

– Допустим.

Не отпустим, отметил Марк. Допустим, и то хлеб.

– Документы в полном порядке: на покойную, на моего ягуара, на взлет…

– Продолжайте.

– Все упирается во время. Пока вы будете нас проверять, яхте закроют взлетный коридор. Я подам заявку на новый коридор, ее обработают… Время – деньги. Простой яхты в порту, перерасчет графиков… Почему бы нам не упростить друг другу жизнь?

И Марк потер большой палец указательным – жест, одинаково понятный на всех хоть сколько-нибудь цивилизованных планетах Ойкумены.

– Вижу, – пристав придвинул листок бумаги, – вы согласны сотрудничать. В свою очередь, я готов пойти вам навстречу. Вашу проблему можно решить примерно таким образом…

Он вывел на бумаге решение проблемы в виде ряда цифр – и подтолкнул листок к Марку. Однако, ахнул манипулярий Тумидус. У него и аппетиты! Столько наличных у Марка не было.

– Перечисление устроит?

Пристав улыбнулся: нет, не устроит.

– Тогда…

Жестом Марк попросил ручку, записал свой вариант решения проблемы – и лист вернулся к приставу. С минуту хозяин кабинета размышлял, оглаживая усы.

– А как насчет поездки к банковскому терминалу?

– Под конвоем?

Пристав тяжко вздохнул:

– Признаю ваши аргументы убедительными. Документы, розыгрыш, и вообще…

На столе, словно из цилиндра фокусника, возник пустой конверт. Дед был бы в восхищении, подумал Марк. Этому сукину сыну в цирке выступать! Он полез за деньгами, но тут из недр приставского мундира грянула пронзительная трель. Чертыхнувшись, усач извлек коммуникатор и махнул рукой: жди, мол. Торопливо включив конфидент-режим, он сунулся в сферу. Когда через пять минут сфера погасла, Марк понял: дело дрянь. Багровое лицо полицейского подтверждало дурные предчувствия.

– Мать его коромыслом через три звезды!

Марк не обиделся. Было ясно, что мать Марка Кая Тумидуса тут ни при чем.

– Пролетели мы с тобой, – пристав в бешенстве перешел с задержанным на «ты», – как ласточки над толчком! Вынь да положь ему «дело века»! Похищение, убийство, вывоз трупа, заговор инопланетников… Тьфу! Вот же болван стоеросовый! Славы ему, долбоклюю, захотелось! Ты в итоге отмажешься, этот хрен получит свое «дело века»: по башке дубовой от генерал-губернатора… Ни себе, ни людям, блин горелый! Одна радость: без меня ему вставят, гаденышу! Я что? Сигнал получил – задержали. Разобрались: сигнал не подтвердился. Хотели отпустить с извинениями, да вот приказ начальства… Куда ж нам супротив приказу? Так в рапорте и напишу!

Пристав ударил кулаком в ладонь:

– Вот же ж… Извини, парень, не срослось.

Выудив из ящика стола серебряную пепельницу, он чиркнул спичкой и поднес колеблющийся огонек к злополучному листку бумаги.

– Мне нужен адвокат, – сказал Марк.

– Звони, – кивнул пристав, весь в расстроенных чувствах. – Звони во все колокола. Мне что, я срать теперь на всё хотел…

VI

Пожалуй, комедиограф Луис Пераль, прежде чем оформить черновик благородными стихами, изобразил бы этот диалог так:

Сцена затемнена.

На авансцене – световой круг, в круге – судья. Мантия, парик, в руке – лист бумаги.

Судья (зачитывает вслух): Согласно судебного решения в отношении подозреваемого Марка Кая Тумидуса, гражданина Великой Помпилии, учитывая, что применение более мягкой меры пресечения невозможно, поскольку есть достаточные основания полагать, что подозреваемый скроется от дознания, предварительного следствия или суда, в качестве меры пресечения избирается домашний арест. Местом ареста, согласно ходатайству адвоката подозреваемого, избран отель «Жемчужина степей», расположенный по адресу ул. Вторая Лесная, 66, апартаменты класса люкс № 231, значащиеся в каталоге как «номер для молодоженов», где подозреваемому предписано находиться в частичной изоляции от общества, с возложением на него ограничений, указанных ниже, и осуществлением за ним контроля…

Где-то поблизости играют на орга́не. Прелюдия ми минор Ясао Мабуни известна широкой публике под авторским названием «В горах замерзаю, вспоминая друзей». Временами слышен звон колокольчиков.

Судья: Домашний арест в отношении Марка Кая Тумидуса, гражданина Великой Помпилии, избирается на срок до трех недель. Срок домашнего ареста исчисляется с момента вынесения судом соответствующего решения об избрании данной меры пресечения. В случае невозможности закончить предварительное следствие в срок до трех недель, этот срок может быть продлен по решению суда в порядке, установленном статьей сто девять уголовно-процессуального кодекса Сеченя, с учетом особенностей, определенных настоящей статьей…