Текст книги "Шмагия"

Ведьма изо всех сил пыталась скрыть, что польщена.

– И тем не менее замечу: лично вы отделались легким испугом. Свиные хари с поцелуями…

– Вы лучше меня знаете, сударь: на баб и на мужиков… На мужчин то есть заклятья по-разному ложатся. Со мной ведь обереги были, наговоры…

Легкий щелчок по носу отрезвил Андреа. Уела гостя зеленоглазая! Скорее всего, так и случилось: сглаз, обрушась в полную силу на несчастную Ядвигу, открыл дорогу той дряни, что контузила судьбу бабы. А прикрытую амулетами Мэлис зацепило рикошетом, и темная пакость ее миновала. За неимением лучшего, не зная, как закончить разговор, колдун осведомился с бдительностью идиота-служаки:

– А что ж вы, милочка, не сообщили властям о важном инциденте?

И сам устыдился мелкой мести за свой еще более мелкий конфуз.

– Да что вы, сударь! – коварно захлопала ресницами Мэлис. – Ланд-майор Намюр на следующий же день ко мне наведались! Я ихней милости честь по чести, как родному отцу! Вот они с капралом в лес и отправились…

Извольте второй щелчок по носу, господин консультант лейб-малефициума! Урок на будущее: честные дамы вне подозрений. Не успеешь оглянуться, донесут и доложат. Ладно, гость из дому, счастье в дом…

– Благодарю за доверие. Не смею более обременять вас своим присутствием.

Мускулюс встал из-за стола. Взгляд опять остановился на полке с книгами.

– Вы позволите?

– Ваша воля. Смотрите.

Ответила ведьма не сразу, с явной неохотой. Ну конечно! Для нее это – целое сокровище. Кожа переплета мягко ласкала пальцы. Нежный шорох страниц. Ого! Эйзельберт Шеффен, «Конвергентный динамикум чудес». Первые главы рекомендованы для факультативов по курсу теормага. В дальнейших пассажах Шеффена, более известного в среде коллег как Брат Заноза, мог разобраться разве что профильный магистр со стажем. В манускрипте обнаружилась закладка; напротив одного из выделенных абзацев на полях имелись рукописные пометки.

Шалея от изумления, Мускулюс зачитал вслух:

– Всплесковые параметры чар: мануал-ритм υ, мощь всплеска λ=c/υ и всплесковый дротик k, дающий цель приложения, чья абсолютная величина равна |k|= 2π/λ = 2πλ/c. Обозначив ману и динамику заклятья через Q и P, получим связь между этими величинами и условиями всплеска: Q=hυ; P=(h/2π)k, где h – константа Табеллы Божегнева, равная 6,66х10 манэрг/сек. Если ввести угловой мануал-ритм w, константа Табеллы приобретет…

Прервав чтение, колдун выжидательно уставился на Мэлис Лимисдэйл.

– Она приобретет непостоянное… то есть, плавающее значение, в зависимости от значения углового ритма w. Которое, в свою очередь, зависит… зависит от угла наклона всплескового дротика к этой… как ее… к астраллели! Совпадающей с градиентом…

Ведьма отвечала старательно, запинаясь, будто с трудом вспоминала сложный урок. Но вдруг осеклась. Бледная от испуга – рыжие умеют бледнеть так, что обзавидуешься! – она воззрилась на собеседника.

– Это просто чудо из чудес, милочка! Мои поздравления! Самоучкой, в глуши, без толкового наставника… У меня нет слов!

Мэлис зарделась до корней волос.

– Что вы, сударь! Это я так… это пустяки. Такую книгу мне до конца никогда не одолеть…

– Пустяки? Вечный Странник, тут на первой главе с ума сойти можно! Вам бы на зачет по теормагу… в смысле по теоретической магии-шмагии, – пошутил Андреа, мимоходом припомнив юного нахала на берегу.

На этих словах Мэлис Лимисдэйл обиделась. Всерьез. Едва ли не до слез.

– Я так и знала, что вы явились посмеяться надо мной! Конечно, вы дипломированный колдун, а я – тля болотная! Мы на эти пустяки годы убиваем, по крупицам собираем, а вы – шмагия! Я Универмагов не кончала, но чтоб вот так, в лицо… Не стыдно, сударь?

Сказать, что Мускулюс устыдился – значит ничего не сказать. Колдун был просто ошеломлен. В чем его вина? Ну, пошутил неудачно – с кем не бывает?..

– Нижайше прошу прощения, сударыня, если невольно обидел. Поверьте, и в мыслях не было!.. – Андреа и в страшном сне не предполагал, что будет расшаркиваться перед ятричанской ведьмой; а вот поди ж ты… – Ухожу, ухожу, ухожу. Маны вам до Вышних Эмпиреев и удачи на десять лет вперед.

Торопливо спустившись с крыльца, он зашагал прочь. Кто ж мог знать, что ведьму оскорбит невинное словцо «шмагия»? Что в нем такого? Надо будет при случае осторожно поинтересоваться… У моста Мускулюс все-таки обернулся. Повинуясь внезапному порыву, он совершил крайне неэтичный поступок, который не шел ни в какое сравнение с безобидным словечком. Навскидку, в считаные мгновения, колдун произвел количественный анализ клубившейся вокруг домика маны, заодно считав и мана-фактуру.

После чего застыл на месте дорожным указателем.

Маны вокруг дома хватило бы с избытком на полного мага высшей квалификации! Собственные запасы малефика были куда скромнее. При таком уровне Мэлис в cтолице обретаться, Универмаг экстерном окончить, при дворе чарами блистать… А мана-фактура оказалась еще интереснее. Вся эта силища принадлежала двоим людям. Точно двоим. Простуженный сорванец, мамкин помощник? Вряд ли. На ведьминых сыночках доля отдыхает. Вот дочери – другое дело…

«Или он не сын ей вовсе?!» – пришло вдруг в голову.

* * *

Во дворе дома Швеллеров его ждали.

– Пшел вон, спиногрыз, тебе здесь ничего не дадут!..

Мускулюс с сочувствием подмигнул кобелю Нюшке, которому, собственно, и адресовался окрик. Кобель в ответ вильнул хвостом: жизнь моя, значит, собачья, разноцветная! С забора присоединился гордый кот, огласив двор мявом. На этом диалоге явление колдуна было замечено превосходящими силами друзей, и началась атака с флангов.

– Мастер Андреа! Вы исключительно вовремя!

– Дорогой наш! Золотой наш!

– К столу, к столу! Пивцо греется, еда стынет!

– Янтарный наш!

Воистину колдун ощутил себя мухой в янтаре. Было трудно поверить, что нападающих всего двое: Шишмарь Швеллер, ходячая ассоциация на тему «Папаша Леонард: молодые годы», и его супружница Фержерита, урожденная Блонд-Павизар. Вместе супруги смотрелись наилучшим образом: кулак с вязальной спицей, грузовой галеон и его бушприт, собор Мозеса Трисмегиста и знаменитый шпиль на куполе собора. Третьим, усиливая наступление по центру, был стол. О этот стол! – дубовый богатырь, способный дать приют сельской свадьбе, он ломился от яств. Окорока с бужениной перемежались розетками с моченым барбарисом и сливой в маринаде, из супниц дышал жирный папцун и панадель по-домашнему; манили яйца с хреном, звала редька, тертая с куриным смальцем, и рыдали на плахе зажаристые шкубанки с луком. Самым обидным было то, что Мускулюс не испытывал голода. Но отказаться – смертельно обидеть…

По всему видать, наследник решил скрасить впечатление от замкнутости родителя.

– Алмазный наш! Топазный наш!

– В центр, во главу стола!

– Цетинка, дура, застели гостю коленки рушником!..

Бедная хромуша послушно кинулась исполнять приказ. Глядя на вспотевшую, забеганную Цетинку, малефик догадался, кто на самом деле накрывал сей божественный стол. Он всегда жалел людей, чья истинная суть – подчинение. Жалость оскорбляла, в ней, червем в яблоке, таилось унижение, но колдун ничего не мог с собой поделать. Конечно, на «людях послушания» мир стоит куда прочнее, чем на трех тапирах Ху, соединивших лбы посреди хлябей Бездонца. Войну делает пехота, громаду дворца – каменщики, а поднимают бокалы в честь победы генералы и короли. На том стоим и не можем иначе – а иногда все-таки невредно опустить задранный к небу нос и приглядеться: на ком стоим…

– Голубушка, окажите честь! Присядьте рядом!

– Да что вы, мастер Андреа! Золовка желает пройти к больной матушке!

– Цетинка, душенька, приберись за мамашей!

– А потом отнеси обед доблестным воинам и дамам, тоскующим под их охраной!..

Фраза, достойная баллады. Жаль, эффект пропал зря. Строго воззрившись на золовку, Фержерита без стеснений указала ей на окно свекрови. Валяй, мол, душенька, хромай отсюда, и чем быстрее, тем лучше. В отсутствие свекра милашка Ферж чувствовала себя здесь как дома. Ладно, дела семейные – потемки. Сами разберутся. Пригубив чарку, колдун вполуха слушал болтовню Шишмаря, быстро свернувшего на темы производства – отец! вылитый отец! когда б не заискивание в голосе… – и равнодушно кивал в ответ на однообразные комплименты Фержериты. Сапфировый наш, изумрудный наш, аметистовый наш… Сравнения липли друг к другу, образуя рыхлый ком; наружу острым шипом торчал многократно повторяемый рефрен: «Наш, наш, наш!» Расслабься – напорешься.

Чувствовалось: Шишмарь в тайных думах уже держит удачу за бороду, и лицо у вертихвостки-удачи – копия некий Андреа Мускулюс.

Хотя некий Мускулюс – бритый.

– Я строгалю даю два с третью фартинга на кипе. Дуботолки у меня корье бьют за семь фартингов с гаком. За что им больше, волынщикам?! Оплата сдельная: строгали полтора месяца горб гнут, толкачи – месяц…. А папаша бранится. Ты, говорит, людей не уважаешь! Ты людям своими грошами в глаза сморкаешься!

– Шишечка, зайчик, не гневись! Папаша, он человек старого дубления… Ему случайный проходимец родного сына дороже. Алоиз-умница из Пшибечан весточку шлет: второй склад открывать надумал. Мы с братцем Алоизом условились: сафьян с марокеном прямо в Реттию слать, мимо перекупщиков…

– Мастер Андреа! Вы ж знаете: мое заведение – лучшее. И берем по совести. Намекните где надо: так, мол, и так, Шишмарь Швеллер завсегда с наилучшим расположением…

– Зайчик красную юфть освоил! Мерейную! Изумрудный вы наш, если на портмоне или бумажники с титлом – лучше не сыскать…

– Еще по одной?!

Колдун загрустил. Прямо на глазах творилась смена эпох. Конец мастера Леонарда и начало мастера Шишмаря. Положа руку на сердце, малефик затруднился бы назвать это прогрессом. Былой тиран и самодур нравился ему мало, но куда больше этого юркого прохвоста. Нет, нынешнему Леонарду Швеллеру, «колдующему» по ночам над ложем хворой жены, не устоять перед напором родичей. Еще сегодня, пожалуй, он способен причесать кулаком рожу Шишмаря, настояв на своем, – но завтра, послезавтра…

Все.

Мускулюс знал, кто встретит его на пороге в следующий приезд.

Вспомнился малыш Тиль. Там, у реки, с ореховым прутиком наперевес. «Вот я дедушке скажу…» А ведь не на отца сослался, угрожая мяснику. На деда. Детский лепет прозвучал отзвуком древнего салюта: «Слава павшему величию!» Вырастет малыш, заматереет, подвинет собственного родителя на лавке. Чего стесняться, когда все свои? Сирота, малефик вместо отца вдруг представил Просперо Кольрауна. Боевой маг попущением судьбы или несчастного случая лишился маны, ореол страха, внушаемого учителем, потускнел, былой ужас врагов впал в детство – и вот Андреа Мускулюс ладит упечь благодетеля в богадельню, перехватив статус при дворе, в ложе Бранных Магов…

Во рту появился мерзкий привкус. Пришлось смыть добрым глотком вишневки.

Застолье все больше превращалось в новельет дурного беллетриста, когда автор, не зная, чем занять героев, поминутно усаживает их есть-пить. Закусят, повергнут врагов, выпьют, спасут красавицу, между шницелем и куропатками завоюют империю, под голубцы с мальвазией прокутят трон…

– …шваль всякую приваживает! Совсем умом рехнулся! В доме девка на выданье, а он какого-то шалопута на постой принял…

– Спортит Цетинку, гулена! Ее и целую-то замуж не берут: брезгуют хромушей…

– Я ему говорю по-родственному: папаша, вы какой задницей думали? А он за коромысло… Родную кровь из-за чужого шлендры рад убить!

– Что старый, что малый! Слыхали небось, сафьяновый наш, – свекор в отрочестве головкой скорбел. На шмагию, бедолага, страдал… Едва вылечился. Шишечке дед Мяздрила рассказывал: из дому сбежал, пять лет по дорогам валандался!..

– Чародеям в ножки падал, в науку просился. Гнали его взашей…

– Вы ж понимаете, мастер Андреа: с дубильной ряшкой в волшебный ряд!

– Вернулся грязный, битый, во вшах… Дед смилостивился, принял. Кто ж мог знать, что в почтенные-то годы зараза вернется?!

Мускулюса словно обухом по затылку огрели. «На шмагию страдал?!» Дурацкое словечко ввернулось буравчиком, завиваясь дополнительными смыслами. Проклятье, ведь не просто злая шутка! «Ха! Магия-шмагия…» Или это разговор с Шишмарем и Шишмарихой так встал поперек горла, что рад любому поводу отвлечься?

– Шмагия? Нельзя ли подробнее?

– Хи-хи-хи! Шутить изволите! Нам ли вас просвещать, знаменитого мэтра!

– Хо-хо! Весельчак вы, мастер! Так уж на роду написано: вам, мудрым, – магия, Высокая Наука, а кто из черного люда сунется – тому шмагия, на посмешище!

– Одним – дозор, другим – позор!

Ясен день, здесь больше ничего не добьешься. От досады колдун щедро одарил кобеля Нюшку шматом окорока. Шишмарь аж крякнул, осуждая пустой расход, но возразить или отобрать у собаки подарок не посмел. Лишь проводил кобеля отчаянным взглядом. Похоже, любящий сын загодя, в чувствах и помыслах, вошел во владение отцовым имуществом, страдая от разбазаривания.

Зато Фержерита, усмотрев в щедрости гостя намек на доброжелательство, придвинулась ближе. Толкнулась костлявым боком, растянула в улыбочке щучий рот:

– Драгоценный наш… Я насчет свекровушки. Клянусь Тайной Оглоблей, из сил выбились. Лежмя лежит, считай, мертвая. Свекор над ней дуреет, промысел забросил. Цетинку замуж с таким приданым не выгонишь…

– Да, я сегодня осматривал вашу свекровь. Честно говоря, не знаю, что и посоветовать…

– А вы вот чего посоветуйте, хризолитовый… Вы ведь малефик, у вас глаз верно обустроен… – Дыша пивом и туманами, где роились недобрые осы, Фержерита тронула пальчиком локоть колдуна. – Может, оно и хватит? Если посмотреть, а? Если с умом посмотреть, правильно? И свекрухе – тихий покой, и нам – радость… Мы бы не поскупились…

Рядом сопел притихший Шишмарь.

Прежде чем ответить, колдун наполнил чарки. С верхом, проливая хмельное на скатерть. Расхохотался:

– У меня есть лучшее предложение, дамы и господа. Уверен, вам понравится. Я готов за умеренную плату излечить уважаемого мастера Леонарда от всех последствий его недуга. Проклятье, я готов сделать это даром! Из почтения к хозяину дома, – при этих словах Шишмарь дернулся, пролив брагу, – я сделаю его прежним! Годы еще не тяготят Леонарда Швеллера. Значит, едва к его рассудку вернется былая ясность, изгнав меланхолию, вы вновь обретете любящего отца, доброго свекра и рачительного хозяина! Что скажете, серебряные мои?

Ответ, прочитанный в глазах собеседников, вполне удовлетворил малефика.

За что не грех было и выпить.

* * *

Шум на улице испортил все удовольствие от тоста. В последние дни Мускулюс без любви относился к неожиданностям, полагая их корнем зла. Или это Шишмарь с женой группу поддержки заготовили?

Тем временем гвалт прочно встал у дома Швеллеров.

– Я сейчас! Я быстренько! – засуетилась милашка Ферж, рада снять неловкость момента. Она кинулась к воротам, готовая рвать и метать, вылетела наружу – и вскоре вернулась иссиня-белая, как снятое молоко.

– Р-рубиновый наш… Это к вам.

Судьба обычно дает двумя руками: в одной – удача, в другой – непременно какая-то пакость. Повод оборвать мерзкую трапезу не мог не радовать. Но толпа? Зачем толпе колдун Мускулюс? Или ятричане всего лишь желают провести диспут на тему книги Яна Этмюллера «Дифферент-диагностика маний и одержимостей» – при участии столичного мэтра?!

Похоже, здесь всякий метельщик – знаток Высокой Науки…

Толпу, заполонившую улицу, возглавлял старый приятель: архивариус Гонзалка. Ничто не напоминало в нем утреннего злодея. Вместо топора архивариус держал букет роз. «Глория мунди», цвет тлеющих углей. Тринадцать красавиц, честь по чести. Сам Якоб тоже напоминал экзотический цветок. Вырядился, как на праздник: трость, мантия, желтая шляпа. Бляха сияет ясным месяцем. Хоть рисуй с него поясной портрет, для украшения ратуши.

Завидев колдуна, Гонзалка степенно подтянул штаны и опустился на колени.

Ударился лбом оземь.

– Все, что есть, – внятно произнес он, не зная, что повторяет слова Леонарда Швеллера. – Все, что имею. До последней капли крови.

Рядом рыдала маленькая женщина, держа за плечо девочку лет шести.

– Не понял, – искренне отозвался малефик, принимая цветы.

– Вот моя жизнь, – объяснил архивариус, в подтверждение еще раз ударив челом. – Она ваша. Возьмите.

Толпа разразилась аплодисментами.

– Э-э… как-нибудь позже. При случае…

– Нет. Сейчас. Вы – великий человек, мастер колдун. Вы – святой. Я оскорбил вас у реки, я поднял руку на невинного юношу… А вы вернули мне дочь. В вашем молчании я услышал колокол надежды. Искра, целуй руку благодетелю! Слышишь?!

Подойдя к колдуну, девочка послушно чмокнула его в ладонь. Начиная прозревать, Андреа опустился на корточки. Погладил молчаливую крошку по голове, ощутив под рукой пух темных волос.

– Ты где была?

– Игралась, – тихо ответила девочка. Лицо Искры было спокойным, она явно не чувствовала за собой никакой вины. – Я игралась с подружкой. А потом надоело, и я ушла обедать. Домой. Мама плачет, папа ругается… А я игралась.

– Где ты игралась?

– В кустиках. Мы играли в «две змейки».

– Три дня подряд?!

Девочка удивленно смотрела на колдуна. Честные глаза. Здоровый цвет лица. Похоже, Гонзалки все румяные на диво. Искра не понимала, о чем ее спрашивают, за что бранят. Играла в «две змейки». Пошла обедать. А глупые взрослые плачут, кричат, суетятся… В ладонь закололо так, что колдун едва не отдернул руку, рискуя испугать малышку. На треть приоткрыл «вороний баньши», вглядываясь без последствий.

Добряк Сусун, избави от беды!

Черная гарь таяла над ребенком. Уходила, рассыпалась хлопьями пепла, оставляла жертву невредимой. Все в порядке. Это остаточные последствия. Больше маленькой Искре ничего не грозит. Доживет до ста лет и отойдет в окружении рыдающих правнуков. Даже и не вспомнив о мелком происшествии в дни своего детства. Но малефик знал лишь один пожар, после которого остается такая гарь. Он готов был поклясться, что ночью, в крайнем случае сегодня утром, эта девочка умерла злой смертью. И готов был поклясться во второй раз, что дитя, стоявшее перед ним, живехонько.

Если ты видел поднятых, ошибка исключается.

«История закончена, – думал Андреа, машинально раскланиваясь и выслушивая благодарности в свой адрес. – Конец. Занавес. Будь я трубадуром, я бы не знал, о чем петь дальше. Пропажа нашлась, народ рукоплещет, герой сияет в ореоле славы. Самое время начать новую историю. Без отрыва от основной работы…»

Он понимал, что начало новой истории – не за горами.

Spatium IV

Баллада пятерых

(из сборника «Перекресток» Томаса Биннори, барда-изгнанника)

 
На океанском берегу
Молчит вода,
И бьется в пене, как в снегу,
Медуз слюда,
Не пожелаю и врагу
Прийти сюда.
 
 
Здесь тихо спит в полночной мгле
Веков венец,
Здесь тихо дремлет на скале
Слепой дворец,
И в бельмах окон сотни лет –
Покой.
Конец.
 
 
Во тьме, безумнее, чем тьма,
Поет гобой,
И пятеро, сойдя с ума,
Сплелись судьбой –
Король, и дряхлый шут, и маг,
И мы с тобой.
 
 
В бокалах плещется вино –
Где чей бокал?
В глазах одно, всегда одно –
Где чья тоска?!
И каждый знает, что темно,
Что цель близка.
 
 
Что скоро встанет на порог
Седой рассвет,
И будет тысяча дорог
На сотни лет,
И будет каждому в свой срок
Вопрос,
Ответ.
 
 
И шторма ночь, и бури день,
И рев зверья,
И поношенье от людей,
И славы яд.
Где шут? Где лорд? Где чародей?
Где ты? Где я?!
 
 
На океанском берегу
Всегда отлив,
Границу свято берегут
Валы вдали,
Мы ждем, пред вечностью в долгу.
Дождемся ли?..
 

Caput V

«Вотще несчастный полагал, что цирка пестрый балаган укроет от забот…»

Честно говоря, купаться в незаслуженной славе довелось впервые. Биография колдуна, а в особенности – длительное общение с Просперо Кольрауном к этому не располагали. Он потрепал девочку по плечу: держись, мол! – и внезапно вспомнил поход к ведьме, злодеев на берегу…

Кстати, о девочках!

Нет-нет, похотливые эманации лилльских барышень были здесь ни при чем. Хотя кое-кто из толпы уже начал подозрительно шмыгать ноздрей, а битюг Шишмарь ухватил за тощий бочок стерву Фержериту. Странное решение ситуации… Неужели он настолько под каблуком у супружницы? Обычный мужик еще до застолья полез бы наверх, чтобы нарваться на гвардию, которая умирает, но не сдается… Впрочем, пусть их: девиц, мужиков, всех подряд.

Раздумья о девочках, возникшие у колдуна, были совсем иного свойства.

– Прошу прощения, дамы и господа! Делу, знаете ли, время, а потехе – час. Сегодня, с вашего позволения, я собирался в цирк…

Неизвестно, что подумали Швеллеры о малефике, променявшем их светское общество на дурацкий балаган с уродами. К счастью, мнение наследничков интересовало Андреа не больше, чем содержимое защечных мешков у сумчатого тушкана с острова Экамунья. Он еще раз поздравил архивариуса с возвращением дочки, пожелал семь коробов удачи, выслушал ответный хор: «Доброе – в яблочко, дурное – в молоко!» – и откланялся.

– Начало из-за моей скромной особы задерживать не станут!

Толпа вняла и расточилась.

– Ловко вы их, мастер Андреа! Правильно, не за стол же дармоедов звать…

– Вы совершенно правы, дорогая Ферж! Извините, меня ждет представление. Обожаю цирк с детства…

Едва шагнув от ворот, колдун первым делом наткнулся на давешнего «героя», спасенного им у реки. Парень занимался любимым делом: играл с маленьким Тилем и «заячьей губой». Вся троица усердно трудилась, опутывая бечевками куст безалаберника. На бечевках висели щепки, обрезки кожи, шишки и два колокольчика. В конфигурации веревочек и висюлек Мускулюсу вновь почудилась «система», но он решительно взял заразу-фантазию за глотку. Скоро в собачьих кучках маной запахнет! Магия-шмагия…

– Слыхал? Архивариус дочку нашел! – обрадовал колдун парня. – Живая-здоровая. Гуляй, бродяга: ты теперь у нас жена кесаря!

– В каком смысле? – насупился тот.

– В том, что вне подозрений!

Юноша расплылся в улыбке:

– Здорово! Эй, чародеи, без меня заканчивайте! Сеть крепче ладьте, чтоб ламии не вырвались…

– Не вырвутся! – на полном серьезе пообещала «заячья губа».

– У нас бубенцы! – поддержал Тиль.

Юноша скривился, как если бы ожидал услышать нечто иное. Однако махнул рукой. С легкостью жеребенка вскочил на ноги, отряхнул штаны – дело, в сущности, безнадежное! – и зашагал по улице рядом с Мускулюсом.

– Мастер Андреа… Я был не прав. Там, у речки…

– Пустое, – оборвал его малефик. – Забыли, проехали. Тебя как зовут? Ты мое имя знаешь, а я твое – нет. Нехорошо получается.

– Яношем назвали. А вы что, колдовским способом узнать не могли?

– Мог бы, – разговор позабавил Андреа, и он не стал гнать Яноша прочь, как намеревался поначалу. – Только зачем ману тратить? Проще спросить.

– А вдруг я вам соврал? Вдруг я не Янош, а, к примеру, Гарольд?

– Значит, соврал.

Юноша задумался и некоторое время шел молча. Похоже, идея, что многие вещи колдунам проще делать без всяких чар, раньше не приходила ему в голову.

– Ну а если, к примеру… Сундук тяжелый на чердак тащить надо?

– Найми слугу. Пусть тащит.

– А если денег нет? Как лучше: колдовством или горбом?!

Разумный вопрос. Такими задачками на соотношение силы и маны волхв Грозната изрядно замучил Мускулюса в детстве – прежде чем дать рекомендательное письмо к Просперо Кольрауну, тогда еще боевому магу по найму.

– Зависит от тяжести сундука. От профиля колдуна. От уровня маны. От телесной силы. Масса параметров, – детально, как взрослому, принялся объяснять малефик. – Есть специальная формула Трейле-Кручека…

– Матиаса Кручека? Реттийский Универмаг, кафедра демонологии? – выпалил Янош.

– Ты-то его откуда знаешь?

Парень замялся, со старанием глядя себе под ноги.

– Да так… В столице одно время жил. Мастер Андреа, а заочников у мэтра Кручека забрали наконец? Он жаловался, что времени совсем нет…

– Мэтр Кручек второй год на почасовке, – машинально сообщил Андреа, ошарашен темой беседы. – Со здоровьем у него не ахти.

Парень заметно расстроился. Ну и вопросики у тебя, юный Янош-Гарольд! Как писал Адальберт Меморандум, «мир вывихнул сустав»… Мозговой сустав, по всей видимости. Бродяжка из захолустья интересуется житьем-бытьем доцента Кручека!

– Скверно. Раньше он на здоровье не жаловался. Мы с Ником и Марькой подглядывали, как они с венатором Цвяхом опыты ставили. Ох и страшно было! Особенно когда нимбус-факелы запаливали. Марька писком давилась…

Парень со вкусом расхохотался. Щеки его пошли пятнами, рот смешно округлился.

Малефик кивнул, думая о своем.

Вот тебе и юный дурачок. Нимбус-факелы? Демонолог Кручек и венатор, то есть охотник Фортунат Цвях?! Нетрудно догадаться, за какими опытами подглядывали щенята… В Ятрице что, рассадник магов? Сперва – старый хрен в аустерии, знаток уравнений Люфта-Гонзалеса. Потом – Мэлис Лимисдэйл, изучающая труды Шеффена. Бродяга Янош – лучший, понимаешь, друг кафедральных демонологов, специалист по нимбус-факелам! Кожевник Леонард Швеллер, виртуоз колдовских пассов! Плюшки-веточки, кусты-висюльки, конфетки-бараночки, контузия судьбы Ядвиги, клочья гари над Искрой Гонзалкой, потерей-находкой…

Мысли в голове пузырились манной кашей, готовы подгореть. Маны в каше было чересчур, она норовила пойти комьями, отказываясь свариться во что-нибудь путное.

У моста через Ляпунь, привалясь жирной спиной к перилам, сидел нищий. Весь в лишаях из хлебного мякиша, для пущего сочувствия. Завидев клиентов, он сунул вперед корявую, требовательную ладонь. Интересно, если задать ему задачку из академкурса малефициума, раздел «Порча движущихся объектов» – решит?

За пару монет точно решит. Тремя разными способами. Они здесь такие.

Мускулюс все же решил воздержаться от подобного опыта. По крайней мере, в присутствии Яноша.

– Ну и жил бы в столице. Чего ушел? С твоими-то знакомствами…

– Каждый свое счастье ищет, – парень был не прочь сменить тему. – Вот я и пошел… искать.

– Нашел? – с подковыркой осведомился Мускулюс.

– Нашел!

Будь Андреа трубадуром, он бы сказал так: «Счастливая улыбка озарила лицо юноши. В глазах его плескалась искренняя, чистая, ничем не замутненная радость». Но трубадуром Мускулюс не был. Он был малефиком. Согласитесь, совсем другая профессия.

Поэтому он ничего не сказал.

* * *

Флаги, украсившие купол шапито, хлопали от ветра. Ткань изгибалась, скручивалась, делая изображения паяцев – страшными, а морды василисков – смешными. Внизу, у входа, приплясывала четверка музыкантов, исполняя гавот из «Принцессы цирка». Усач-свирельщик блистал забавными импровизами: автор оперы, Себастий Бахус-старший, вряд ли узнал бы в этих пассажах свое детище. Кассу штурмовала очередь: толстуха-билетерша замучилась, отшивая неплатежеспособных.

– У нас не ломбард! – вскрикивала она, сияя казенной улыбкой, когда вместо денег ей предлагали куртки, колпаки, уздечки и щипцы для орехов. – Извольте освободить окошко!

Безденежные любители зрелищ, вздыхая, шли вон. Носатый пацан после долгого торга продал богатенькому внуку мюнцмайстера какую-то книгу, яркую, но замусоленную, и кинулся напролом, без очереди: «В первом! В первом ряду!» Мускулюс не удивился бы, окажись книга знаменитым «Букварем Аль-Хазреда», пропавшим без вести в песках Куттыйя.

В воздухе стоял острый аромат чуда.

Незнакомый и таинственный.

Есть на земле чудеса, неподвластные самому могучему волшебнику. Куст, обвешанный бечевой с колокольцами, или фигляр-канатоходец иногда могут оказаться главнее всего лейб-малефициума разом. Снимая порчу будней и сглаз усталости. Жаль, что мы – взрослые, умные, практичные, в нашем кошеле бренчит скупая мелочишка, за которую толстая тетка не захочет продать билета назад, хоть ты дерись…

– Ну, я пошел?

Янош с нарочитым равнодушием глядел на суету вокруг шапито.

– А представление посмотреть? Если, конечно, у тебя нет более важных дел…

– У меня нет денег, – честно ответил парень. – Я бы мог попросить у мастера Леонарда. Он даст. Мне – даст. Только я не буду у него просить.

Хлопнув парня по спине, колдун рассмеялся, глядя, как тот давится кашлем. Ишь, балагур! Человеку, которому Леонард Швеллер в ответ на просьбу даст денег, самое место в «Цирке Уродов».

– А если попросить у мастера Андреа?

– Я не буду просить денег, – повторил Янош, втягивая голову в плечи. – Я не попрошайка.

И, словно решась на отчаянный поступок, выдохнул:

– Я – учитель.

«А почему нет? – Мускулюс вспомнил „Звезду Бедлама“, дом призрения, учрежденный Департаментом Милосердия для скорбных умом. – Один – Вечный Странник во плоти, другой – драконоборец Арчибальд фон Тюхпен собственной персоной, третий – с младых ногтей учитель без учеников… Бывает».

– Но ведь учителям не возбраняется ходить в цирк? – спросил он, стараясь изо всех сил, чтобы вопрос прозвучал спокойно и обыденно.

– Н-нет… Не возбраняется.

– Обожди меня здесь.

Ждать не пришлось: колдуна пропустили без очереди. С удивительным единодушием ятричане расступились, давая дорогу. «Святой!» – бросил Тацит Горлопан, шныряя по карманам. «Спаситель!» – бабуси в кружевных чепчиках норовили прикоснуться к куртке, штанам, хоть к каблуку малефика, словно он был золотушным горбуном-эпилептиком, приносящим, согласно поверью, удачу. Если получалось, старушки кричали «Ура!» и швыряли чепцы в воздух. У самого окошка посторонился, освободив доступ, ландверьер Намюр; строго отдал честь, держа за руку сопливого племяша: «Рад вас видеть, мастер колдун!»

– Два билета в партере, прошу вас!

– За мой счет! – вмешался ланд-майор.

– За мой! – подскочил живчик Тацит. – Кошечка, запиши на Низы!

Итог подвел мюнцмайстер, пыхтя от усердия:

– За счет города. Неле, ласточка, запиши на казну. Запрос пришлешь завтра, в ратушу.

– Не надо в партере! Я не хочу в партере! – из-за спин кричал гордый Янош, отказываясь жировать за счет казны. – Мне на галерке! Подальше…

Просьбу упрямца пришлось удовлетворить.

* * *

Пожалуй, никто бы не поверил, надень Мускулюс мантию черного бархата, выйди на арену вместо шпрехшталмейстера и объяви в рупор:

– Дамы и господа! Ваше представление интересует меня в последнюю очередь…

Но это было чистой правдой. Сидя во втором ряду партера, он скучал, разглядывая длинноруких гномов-жонглеров, мечущих под купол гроздья шипастых булав и заточенные по кромке кольца. Зевал под остроты коверных глумотворцев. Едва не заснул под взглядом василиска-бельмача. Замученная рептилия пялилась на публику, рождая взрывы ужаса, «подсадке» в проходе сделалось дурно, шуты-буффоны каменели и лопались мыльными пузырями, – а колдун искренне сочувствовал твари, чей взор давно угас от стычки с себе подобным. Музыкальный эксцентрик, в прошлом – избяной шишок-погорелец, исполнял похоронные марши. На гребешках, на липовых балясах, на волыне, иначе кабретте, с мехом из шкуры блуждающей химериссы. Народ радостно подпевал, Мускулюс же страдал зевотой, рискуя вывихнуть челюсть.

Один раз он привстал и высмотрел Яноша на галерке западных трибун. Парень кричал вместе с детьми и хлопал в ладоши. Парню было весело. Счастливый человек… Колдун подумал, что он сам в отрочестве был совсем иным существом: серьезным, обязательным, предпочитавшим зубрежку любым забавам. Приют, позже – суровый волхв Грозната, еще позже – Просперо Кольраун… Наверное, поэтому беспутный Янош вызывал у малефика скрытую симпатию.