Текст книги "Круиз"

Глава 11
Где встреча с прекрасным прошлым дает повод для очередного приступа любопытства

Шторм сопровождал корабль до самого Крита. Волны умерили свой пыл, только когда корабль вошел в бухту Ираклиона. Путешественники на такси быстро добрались до Кносса и, бросив вещи в маленькой гостинице, отправились осматривать дворец легендарного царя Миноса. Было на что посмотреть. Дворец, хоть и более чем на половину разрушенный временем и стихией, сделал бы честь и современным строителям. То, что от него осталось, не выглядело древним или ветхим. Бросались в глаза межэтажные колонны густого красно-коричневого цвета, сделанные из цельных стволов деревьев, значительно сужавшиеся внизу, как если бы дерево посадили вниз головой. Никто из современных строителей никогда бы не поставил их так. Мы привыкли к колоннам равного сечения по высоте или сужающимся вверху. Но древним, а может быть, и древнейшим, строителям было глубоко наплевать на наши привычки.

Невысокое по современным меркам трехэтажное здание когда-то занимало целых полтора гектара, что очень много для сооружения такой этажности. Большие, прямоугольные оконные проемы выглядели совсем по-нынешнему. Вершиной инженерной мысли древних строителей были вентиляционная и канализационная системы, на тысячелетия опередившие градостроительные традиции в Европе, да и вообще в мире. В здании были проложены вентиляционные каналы, обеспечивающие бесперебойный воздухообмен на всех трех этажах. Еще большим чудом была канализация. Двухкилометровый водопровод от ближайшего горного источника подводил воду по трубам к зданию. Внутри него вода разводилась по ванным комнатам и туалетам, смывая нечистоты в специальный коллектор. Заметим, что канализационными системами подобного типа крупнейшие столицы современного мира начали обзаводиться всего несколько веков назад, а до того они утопали в нечистотах.

Здание не было обнесено стеной или рвом. По-видимому, его жителям нечего было опасаться. Мир был еще очень молод, и естественная преграда в виде нескольких сотен километров морского простора была достаточной для спокойствия островитян.

Не менее поражали остатки внутреннего убранства дворца. Скромный трон из алебастра у торцевой стены небольшой комнаты, где восседал царь, и лавки для его немногочисленных приближенных, говорили о том, что бюрократический аппарат царства не был велик. Картины на стенах, выполненные красками на натуральной основе, не потускнели от времени. Никаких батальных сцен, никакого оружия. Только красивые и в современном понимании женщины с замысловатыми прическами и в пышных нарядах, но с открытой грудью. Такое могло бы прийтись по душе и нынешним модницам, и их кавалерам. Мужчины изображались загорелыми, широкоплечими, с развитой мускулатурой и, скорее с серьезными, чем строгими лицами. На них был минимум одежды. Многие картины были посвящены непонятным теперь обрядам.

Похоже, что дворец был одновременно и жилищем, и культовым сооружением. Гид заученным голосом рассказывал о быте и привычках обитателей дворца, пересказывал легенды и мифы. Жители острова поклонялись богине плодородия и одновременно неукротимой силе, которую олицетворял бык. По одной из легенд жена царя Миноса, Пасифия, влюбилась в быка. По ее указанию Дедал, придворный художник, строитель и изобретатель, некогда бежавший из Афин, искусно изготовил чучело коровы, забравшись в которое, царица собиралась отдаться быку. Можно сколько угодно удивляться извращенной фантазии царицы, но поражает и неразборчивость быка, принявшего чучело за живую корову. Однако по легенде бык-таки удовлетворил похоть царицы, отчего та родила человека-быка, Минотавра, злобного и кровожадного. Тот же Дедал выстроил для него лабиринт, где ему отныне полагалось жить. Чтобы ублажать уже не царицу а ее гадкого отпрыска, раз в семь лет афиняне должны были теперь отправлять на съедение Минотавру по семь самых красивых юношей и девушек. Хорошенькое дельце. Правда, конец у этой гнусной легенды все же был более или менее романтический. В Афинах нашелся юноша по имени Тессей, который задумал убить урода. Ему удалось совершить этот подвиг за счет собственной силы и мужества, а также с помощью дочери царя Миноса, Ариадны, подарившей герою клубок ниток, который помог ему выбраться из лабиринта.

По другой легенде девушек уже не трогали, но выбирали десять самых красивых юношей, чтобы принести их в жертву быку. Причем жертвоприношение совершали женщины, но делали они это опять-таки в лабиринте. Нет, что-то не так было в этих совсем не романтичных легендах. Создавалось впечатление, что своим появлением они были обязаны чьему-то желанию надежно скрыть от посторонних глаз истинное назначение лабиринта.

Более романтично выглядела третья легенда. В соответствии с ней, со временем Дедалу надоела жизнь на острове. Задумав бежать, Дедал сделал крылья себе и своему сыну Икару. Они вместе взлетели с острова и направились в сторону Италии. Дедал летел осторожно, а Икару хотелось подняться повыше, туда, где летают крупные птицы, поближе к Солнцу. Но крылья не выдержали юношеского восторга полетом, и Икар упал в море. Оглянувшись в какой-то момент, Дедал не увидел сына в воздухе. Лишь перья от сломанных крыльев мелькали на волнах. Отец ничего не мог поделать. Сам он благополучно добрался до Сицилии, где был принят ко двору тамошнего правителя. Интересно было бы поговорить с современными дельтапланеристами, возможен ли в принципе такой перелет на безмоторном летательном аппарате. Если возможен, то придется поверить, что Дедал действительно создал первый в мире дельтаплан и успешно испытал его. На такую мысль наталкивает не только легенда, но и сам Кносский дворец, который был построен почти четыре тысячи лет назад, но мог бы быть возведен и в наше время, если бы перед архитектором была поставлена задача построить в теплом климате экологически чистое здание, в котором заведомо не будет электричества.

Экскурсия по дворцу пролетела незаметно. В самом ее конце Гоша зашептал в ухо Виктора:

– А что, если я проберусь в подвальный этаж и посмотрю, что там творится?

– А как ты это сделаешь? – так же шепотом ответил Виктор.

– Вон, смотри, там работяги уходить собираются и вот-вот запрут подвал. У меня в сумке бутылка есть, попробую договориться.

Гошин шепот не миновал ушей Натальи. Она молча кивнула головой. Гоша убежал. Экскурсия вскоре закончилась, и Виктор с Натальей поспешили пойти посмотреть, что получится из Гошиной затеи. Сцена, которую они застали, выглядела нелепо. Гоша, который говорил исключительно на родном ему языке, пытался с помощью жестов и русского мата объяснить простым греческим работягам, что он хочет переночевать в подвале дворца царя Миноса и предлагает им за это распить с ним бутылку. То, что Гоша просится в подвал, греки, одетые в чистые голубые комбинезоны, давно поняли, но вот при чем тут бутылка, никак не догадывались. Не то чтобы греческие работяги не пили вовсе. Нет, и еще раз нет. Но пить в таких антисанитарных условиях, да еще на работе и перед тем как сесть за руль? Нет, такого они себе даже и представить не могли, а оттого и начинали злиться.

– Иди, выручай своего оруженосца, – подтолкнул Виктор Наталью.

Появление на сцене Натальи решило дело в Гошину пользу. Среди простых греческих работяг нашлись двое, сносно говорящие по-английски. Им Наталья объяснила, что ее молодые люди поспорили на эту самую бутылку. Один из них должен переночевать здесь в подвале дворца, а она выступает в споре судьей. Роль бутылки разъяснилась, и лица работяг подобрели. Спор – благородное дело. Мужчины имеют право на чудачество. Один из работяг указал Гоше на большой аккумуляторный фонарь, воткнутый в розетку на стене подвала, а также на аккуратно свернутую козью шкуру, которой можно укрыться, если ночью будет холодно. Другой работяга, что постарше, посоветовал Гоше поскорее лечь спать и никуда не уходить от входа, а то без нити Ариадны здесь можно и пропасть. И Гоша, и Наталья восприняли это напутствие как шутку. Сказав, что завтра они придут открыть подвал около десяти часов утра, рабочие заперли подвал, оставив Гошу внутри, и разъехались по домам. Виктор с Натальей направились в гостиницу, а Гоша принялся обследовать подвал.

Глава 12
Где один из наших героев становится пленником лабиринта царя Миноса и выходит оттуда без помощи нити Ариадны

Когда дверь подвала закрылась, Гоша осмотрелся по сторонам. Подвал как подвал, ничего особенного. Большая комната с уходящим куда-то вдаль освещенным коридором. Стены из грубо обработанного камня. В комнате, в углу аккуратно сложен нехитрый инструмент, оставленный рабочими. Небольшой столик и широкая, сколоченная из досок, лавка. Здесь они, наверное, обедают. Мешки со строительными материалами, провода, веревки, больше, вроде, ничего интересного.

Коридор с низким сводчатым потолком, но стоять в полный рост можно свободно. По стенам – ниши и ответвления. Ниши пусты, а почти все ответвления заканчиваются тупиком. В некоторых из них стоят большие сосуды, похожие на ванные. Одна из ванных оказалась полна человеческих костей и черепов. Гоша не спеша дошел до конца освещенной части коридора, насчитав на сотне метров пятнадцать ответвлений, три из которых тупиками не оказались. Действительно похоже на лабиринт, но не очень чтобы уж сложный. Гоша вернулся назад в комнату за фонарем, взял его и теперь уже быстро снова прошел освещенный участок коридора.

За границей света расчищенная часть коридора кончалась. Далее следов человеческой деятельности в последние сотни лет не наблюдалось. Свет фонаря выхватывал горы вековых наслоений, перемежающиеся сосудами различной формы и изредка попадающимися по пути скульптурами. Гоша не рассматривал их. Изредка он оборачивался назад, проверяя, найдет ли дорогу к выходу. Позади струился слабеющий по мере продвижения вперед свет лампочек из расчищенной части коридора. Неожиданно свет вдали пропал. Гоша постоял немного, ожидая, что свет зажжется вновь, но этого не происходило, и он медленно пошел назад. По его расчетам он уже должен был вернуться в расчищенную часть коридора, однако, ни света, ни самих лампочек на потолке не наблюдалось. Видимо, Дедал действительно был мастером лабиринтостроения. Свет фонаря начинал слабеть, и Гоша понял, что еще минут через тридцать он останется вовсе без света. Надо было останавливаться и ждать утра. Он выбрал неглубокую нишу, на уступе которой можно было сидеть, и, устроившись в ней, прикрыл глаза, собираясь поспать.

Гоша не относился к числу слабонервных. Жизнь с детства круто обходилась с ним, чем закалила его характер. Родился он до срока, восьмимесячным. Говорят, что именно таких труднее всего выхаживать. Рос он слабым, часто болел, поздно начал ходить. Вдобавок он оказался очень некрасивым и непропорционально сложенным. Родители, здоровые крепкие люди, жалели его. Старались по возможности баловать. Но возможности эти были невелики. Жили скудно и скученно, в одной не слишком большой комнате с бабушкой. В детском саду, а потом и в школе над ним посмеивались. Воспитатели и учителя по долгу службы защищали его, но сами, видимо, относились к нему не лучше детей, которые интуитивно это понимали. Так что вступление в общественную жизнь не было счастливым для него. Но это все были цветочки, а потом свершилось непоправимое.

После многих лет ожидания, дом, в котором жил Гоша, пошел на слом. Семья получила новую двухкомнатную квартиру в новостройке на востоке города. Новый дом стоял одиноко на пустыре. Въехали в него летом и стали чуть ли не первыми его жильцами. Лето прошло быстро, а в августе случилось несчастье. В одночасье погибли в автокатастрофе и отец, и мать. Самосвал, выскочивший на встречную полосу, не оставил никаких шансов на выживание водителю и пассажирке старенького Москвича, купленного когда-то по случаю. Ребенок остался со старенькой, очень больной бабушкой. Они даже на похоронах не были. Сослуживцы отца отправили в последний путь родителей Гоши.

Бабушка записала и отвела мальчика в школу, но учился он в ней всего два дня. На второй день, когда он пришел из школы, дверь оказалась запертой. Потом уже выяснилось, что утром, после Гошиного ухода в школу, бабушке стало плохо. Телефон в квартире, как ни странно, уже был. Она вызвала скорую помощь. Та, как водится, не спеша, приехала. Бригада поднялась на третий этаж и нашла дверь в квартиру открытой. На полу в коридоре, уже бездыханная, лежала бабушка, а рядом листок бумаги. В ее правой руке был зажат карандаш, которым она что-то хотела написать, но не успела. Видимо, она хотела сообщить, что внук остается один-одинешенек, чтобы люди позаботились о нем. Квартиру заперли и опечатали.

Можно сколько угодно говорить о черствости и бессердечности людей, но в данном случае трудно винить кого-то. В новостройке еще почти не было жильцов, а те, что уже заселились, не знали друг друга. В школе учителя еще не успели познакомиться со своими учениками. А кто еще мог принять участие в судьбе мальчика, неожиданно ставшего круглым сиротой? И что должен, что может сделать мальчик, неожиданно для себя оказавшийся в таком положении?

Гоша долго сидел на лестничной площадке возле своей квартиры, но никто не приходил. Потом рабочие тащили наверх чей-то шкаф, и ему пришлось посторониться. Тогда он встал и пошел в детскую библиотеку неподалеку, в которую его записал отец, когда они еще только переехали сюда. Просидел до закрытия. Потом вернулся в дом, но там все было по-прежнему. Тогда он пошел на автобусную станцию, откуда вместе с родителями он ездил однажды за город. На станции были люди, в помощи которых он так нуждался, но они не обращали на него внимания. Прижав к груди свой школьный портфель, он дремал, поглядывая на столики буфета. Голоден он был уже нешуточно. Улучив удачный момент, он взял с одного из столиков оставленный кем-то кусок хлеба, потом еще, и проспал в зале ожидания до утра.

Последующие несколько дней он провел примерно так же, курсируя между домом, библиотекой и автобусной станцией. Простудился, оголодал, дошел почти до полного изнеможения. Так не могло продолжаться до бесконечности. В один из таких дней он заснул за столиком в библиотеке. Библиотекарша подошла к нему, намереваясь выгнать, но не сделала это, поняв своим женским чутьем, что мальчик нуждается в экстренной помощи. Она увела его в подсобное помещение, где он, разрыдавшись, рассказал ей все, про погибших родителей, про исчезнувшую бабушку, про свою жизнь в последние дни.

Трудно сказать, как могли бы развиваться дальнейшие события, будь сердобольная библиотекарша здесь одна. Но с ней вместе работали еще несколько женщин разного возраста. Все вместе они накормили и вымыли мальчика, нашли ему чистую одежду. А пока все это происходило, заведующая библиотекой отправилась к начальнику отделения милиции, куда вход был дверь в дверь с этим образовательным учреждением. Заведующую здесь знали и привечали как соседку, а потому и к рассказу ее отнеслись здесь всерьез.

Первым делом мальчика определили в больницу. И не в какую-нибудь, а в районную, поблизости, сообщив главврачу все формальные и неформальные обстоятельства этого дела. Затем начальник отделения лично проследил, чтобы все было правильно оформлено в отношении квартиры. Потерять Гоша мог ее, и очень легко.

Пока Гоша лежал в больнице, начальник отделения милиции и заведующая библиотекой хлопотали об его устройстве не в детский дом, а в школу-интернат Тоже в этом же районе. Вообще, Гошино дело очень сблизило персонал библиотеки и отделения милиции. Занимались они им потом еще долго, до самого его совершеннолетия. Но это уже совсем другая история. А в больнице Гоше после всех мытарств было ой как хорошо, пожалуй, как никогда. Там он был окружен по-настоящему теплой заботой со стороны всего персонала отделения.

Жизнь же в школе-интернате вспоминалась Гоше, как дурной сон. Там его постоянно унижали и поколачивали, но он уже научился выживать в невыносимых условиях. Понял, что безобразен, и, сначала примерив, надел на себя маску хама и грубияна, оставшись внутри весьма тонким и легко ранимым человеком. Люди побаивались этой его маски. Пасовали перед ее напором, что помогало выстоять почти в любых обстоятельствах.

Когда Гоше исполнилось шестнадцать лет, он одновременно получил аттестат зрелости и квартиру, в которой с радостью поселился, испытывая счастье от долгожданного одиночества. В тот же год он поступил в институт нефтехимии. В студенческой группе держался особняком, но был уважаем сокурсниками как за способность постоять за себя, так и за отзывчивость. Летом он в одиночку отправлялся в длительные и трудные походы, которые ему были необходимы для самоутверждения. В одном из них он и познакомился с Натальей. Виктор, ее муж, не в счет. Наталья стала для него недостижимым идеалом, о котором можно было только мечтать. Большего от идеала и не требовалось. Ради нее он был готов на все. Ему было приятно терпеть ее капризы и выходки, выручать из самых разных положений, в которые она попадала. При этом она могла не обращать на него внимания. Главное, чтобы она всегда была где-то рядом, а лучше, чтобы нуждалась в его помощи.

Сидеть в тесной нише было неудобно. Тело затекло, и Гоша проснулся, встал, зажег фонарь и стал всматриваться в следы на полу. Следов от собственных кроссовок не обнаружил, зато разглядел маленькие четкие отпечатки детских или женских, босых ног, оставленные кем-то, возможно, тысячелетия назад. «К сожалению, вернуться назад по следам не удастся», – подумал Гоша и выключил фонарь. Повертел головой, привыкая к темноте, и вдруг вдалеке разглядел слегка светящийся женский силуэт. Гоша мог поклясться, что это была Наталья! Как она попала сюда!

Гоша бросился бежать за удаляющейся женской фигурой. Силуэт то приближался, то удалялся. Исчезал и возникал вновь. Он легко преодолевал то и дело возникавшие по дороге препятствия, через которые Гоше иногда приходилось переползать на четвереньках. Наконец силуэт исчез вовсе и более уже не возникал. Гоша остановился перевести дух. Чувство времени пропало тоже. Когда сердце успокоилось, Гоша опять, уже в который раз, принялся осматривать подземелье. Фонарь уже мало мог помочь. Включив его всего на пару минут, Гоша успел заметить, что потолки здесь были много выше, чем в начале пути, а коридоры шире. Что это могло значить? Возможно, ничего, а может быть, свидетельствовало, что он приблизился к центральной, главной части подземелья.

Когда снова где-то впереди показалось слабое свечение, Гоша не бросился туда сломя голову. Многократно посмотрев в разные стороны, он убедился, что источник света стоит на месте. Только после этого он пошел ему навстречу. Слабый свет сочился из пролома в толстой капитальной стене. Пролом был достаточно велик, и Гоша легко пролез в него. Помещение, в которое он попал, напоминало зал и казалось очень высоким. Воображение подсказывало, что его венчает купол, из центра которого струится слабый голубоватый свет. Свет был какой-то странный. Это не был цвет неба, звезды или какого-нибудь другого естественного источника. Кроме того, он не пропадал, когда Гоша закрывал глаза. Пытаясь проверить, не галлюцинация ли это, Гоша вернулся к пролому в стене и заглянул туда. Там свечения не было. Значит, все это ему не кажется. На полу, почти в центре зала кружком стояло семь сделанных из камня кресел. Гоша сел в одно из них. Сидеть было удобно и даже комфортно. Спать не хотелось. Наоборот, появилось ощущение, что надо думать, серьезно думать. Но, о чем?

О чем думать, нашлось сразу. Вовсе не о том, как выбраться отсюда. Ответ на этот вопрос Гоша уже знал, когда садился в древнее кресло. Выход был рядом. Наоборот, надо было думать о больших проблемных вопросах, которые ставили перед собой и те, кто занимал эти кресла много веков и тысячелетий назад, и лучшие умы современности. О человеке и человечестве, о ходе истории, о других мирах. Гоше виделись седобородые старцы, из поколения в поколение занимавшие эти кресла. Видел их боль и страдания, когда по чьей-то злой воле этот мыслительный процесс прекратился. Старцы погибли, а место, где они думали о судьбах человечества, оказалось похороненным на многие тысячелетия в недрах этого острова. Да, Дедал и его безвестные помощники были талантливыми строителями, а сочиненные в ту пору легенды надежно охранили тайну лабиринта от посягательств. Странно только, что сюда до сих пор не добрались современники, лишенные религиозных страхов.

Все эти мысли мгновенно промелькнули в Гошином мозгу и сразу вытеснились совершенно иными, странными, похожими больше на ночной кошмар видениями. Он вдруг почувствовал себя очень большим и сильным. У него сотни глаз, ушей, рук, ног и голодных ртов. Он видит мир и ощущает его через множество двуногих тел, образующих стаю. Он сам и есть стая. Где-то сзади сгруппировались самки с детенышами, старики и калеки. Оттуда исходит ощущение страха и голода. Впереди молодые самцы и самки. Азарт погони заглушил у них чувство голода. А страха они пока не ведают вовсе. Они гонят перед собой огромного зверя. Это еда, так необходимая сейчас стае. Зверь опасен. Периодически он останавливается, оседает на задние лапы, а передними отбивается от наседающей на него стаи. Мощный удар когтистой лапы настигает очередного нападающего. Он, то есть стая, ощущает мгновенный приступ острой, нестерпимой боли, который тут же сменяется еще более острыми чувствами злобы и досады. Снова и снова боль, но уже видно, что силы зверя подошли к концу.

Наконец, зверь повержен. Стая начинает долгожданный пир. Необыкновенное чувство полного единения всех членов стаи. Они одно целое. У них общие цели, у них общий мозг. Стая может все. Уже прибежали самки с детенышами и радостно рвут добычу на куски. Голод кончился, стая жива, стая будет жить, а то, что во время охоты погибли некоторые ее члены, не имеет никакого значения, ведь все они одно целое. Стая жива, пока жив хотя бы один из ее членов!

Насытившись, стая затихает, но ее мозг не дремлет, оберегая свой хрупкий покой.

Кровавый кошмар кончился, но ощущение собственного всесилия не покинуло Гошу. С одной стороны, ему хотелось как можно скорее покинуть место страшноватого аттракциона, но любопытство не давало это сделать сразу. А вдруг еще что-нибудь покажут. И действительно, перед ним снова начало разворачиваться некое действо, смысл которого доходил до него далеко не всегда.

Теперь он увидел землю с высоты птичьего полета. Поросшие лесом невысокие горы, ущелья, песчаные пляжи, морской прибой. Все это приближалось и удалялось. Становилось крупнее или мельче. Чувство полета захватило Гошу. При снижении он ощущал невесомость, как на американских горках. Хотелось за что-нибудь ухватиться, и руки сами собой судорожно вцеплялись в кресло, а ноги упирались в пол. Но это ничего не меняло. Пилот неведомого летательного аппарата закладывал один вираж за другим, то ли испытывая машину, то ли наслаждаясь полетом, а может быть, просто стремясь напугать пассажира. Потом земля, удаляясь, и вовсе пропала из поля зрения. Вместо нее внизу разметалась бескрайняя водная гладь, которая вдруг начала неумолимо приближаться. Стали видны волны, все крупнее и крупнее, а потом – удар, и наступила полная тишина и темнота, в которой Гоша чувствовал только стук рвущегося из груди собственного сердца.

Надо было немедленно уходить отсюда. Гоша понимал это, чувствуя, что с каждой минутой сдвинуться с места будет все труднее и труднее. Жесткое каменное кресло невидимыми путами привязывало к себе. Говорило: «Останься, ты еще не все увидел. Дальше будет еще интересней. Оставайся здесь навсегда».

Собравшись с силами, Гоша, наконец, встал. Он с трудом добрался до пролома в стене, через который пробрался сюда. Здесь притяжение кресла ослабло. Пробираясь через пролом, Гоша подумал, что если время столь долго смогло сохранить тайну подземелья, то, может быть, теперь это и его святая обязанность. С этой мыслью он, наконец, выбрался из зала и уверенно направился в один из уходящих из него коридоров. Через несколько сотен метров коридор уперся в вертикальный колодец. Вверху колодца виднелся кусочек светлеющего неба, украшенный несколькими звездами. Внизу царил мрак. Брошенный туда Гошей камень ударился обо что-то твердое только после нескольких секунд полета.

Выбраться из колодца, не имея альпинистского снаряжения, можно было лишь одним способом, упираясь спиной и ногами в противоположные стенки и помогая себе руками, постепенно двигаться вверх. Так Гоша и сделал. То, что у него короткие ноги и длинные руки, в данном случае оказалось на пользу делу. Стенки колодца, выложенные крупным булыжником, не оказались скользкими. Так что, хоть и изрядно намучившись, через несколько десятков минут Гоша уже был наверху и осматривал незнакомые ему окрестности.