Текст книги "По обе стороны горизонта"

В тот же день границу американского и советского секторов оккупации Берлина беспрепятственно пересек почтальон на велосипеде. О его принадлежности к почтовому ведомству говорила фуражка и толстая сумка на боку. Не слишком налегая на педали, он проехал через Бранденбургские ворота и направился в сторону Александерплац. Но далеко ему уехать не удалось. Военный патруль, заметим, уже советской армии, остановил его для проверки документов. Трудно сказать, что не понравилось возглавлявшему патруль капитану, но почтальона вместе с велосипедом и сумкой доставили в комендатуру, где и оставили сидеть, что называется вплоть до выяснения.

Вечером заниматься почтальоном никто не стал, а утром его в камере не обнаружилось. На его месте сидел солдат из караульного взвода, раздетый до нательного белья, связанный и с кляпом во рту. Сильно помятый, он лишь мычал что-то нечленораздельное, и толку от него не добились. Теперь суматоха поднялась на нижнем этаже комендатуры. Действовали оперативно. Через час суматоха достигла второго этажа, но вскоре затихла, так как беглец обнаружился в кабинете коменданта, который распивал с ним чай, а рядом со стаканами наблюдались рюмки и ополовиненная бутылка коньяка. О чем шла беседа между высоким начальством и задержанным, неизвестно, но вскоре в кабинет затребовали изъятую накануне почтовую сумку. Черной папки в ней, правда, не оказалось, однако ее содержимое сохранилось в целости, чем почтальон удовольствовался. После этого он отбыл из комендатуры на присланной за ним машине.

При ближайшем рассмотрении интересующий нас молодой человек, а это был уже известный нам Николай, не был так уж молод. Ему уже было под сорок, но его высокая подтянутая фигура на расстоянии в десяток метров выглядела юношеской. В его лице читался возраст зрелого, много повидавшего мужчины. В момент, когда мы его застали, он возвращался на родину после почти двадцати лет отсутствия. За эти годы он действительно многое повидал и многое пережил. Испания, Германия, страны Латинской Америки, США и, наконец, послевоенная Европа – вот далеко не полный перечень стран и континентов, где он вел свою деятельность – деятельность разведчика. Два десятилетия не малый срок в жизни любого человека, а разведчика, тем более. Теперь, возвращаясь на родину, он чувствовал себя старым и утомленным. Ему хотелось того, чего он не мог позволить себе все эти годы: просто расслабиться, снять с себя опостылевшую маску супермена и стать, хотя бы на время, простым человеком, который никому и ничего не должен.

Сидя на заднем сидении трофейного автомобиля, направлявшегося в резиденцию КГБ, так теперь называлась организация, когда-то направившая его на задание, он позволил себе чуть вздремнуть и помечтать. Он видел себя в подмосковном лесу, у речки, наверное, с удочкой в руках, а, может, с корзинкой для грибов. Тепло и покой поглотили его. Хотелось оставаться в этом состоянии сколь угодно долго. Машина вдруг резко встала. Он с трудом стряхнул с себя приятные видения, однако, полностью они не ушли, и твердый асфальт под ногами был воспринят им как диссонанс. В таком непривычном для себя расслабленном состоянии он и вошел в кабинет резидента.

Поднявшийся из-за стола навстречу Николаю среднего роста полноватый человек с неожиданно расплывшейся во все лицо улыбкой встретил его на середине комнаты. После рукопожатий оба уселись друг против друга у разделившего их стола. Возникла неловкая пауза. Наверное, первым должен был заговорить хозяин кабинета. Он молчал, так как до сих пор не знал, как отнестись к неожиданному возвращению тайного агента и что с ним делать после разговора. Выбрать надо было одно из двух: отправить в гостиницу и тем признать гостя за своего коллегу или отправить в камеру, послать запрос в Москву и ждать ответа. В любом случае можно ошибиться и получить взбучку, чего не хотелось. Резидент только что вступил в должность, хотел на ней закрепиться и не желал проколоться. Размышляя таким образом, он невольно проникался к гостю все большей и большей неприязнью. «Принесла нелегкая на мою голову, – думал он, – и решение отправить нежданного гостя в камеру стало единственным».

Гость, между тем, освоился в кабинете. Сидя в расслабленной позе, он заговорил в безмятежном тоне с дружеской интонацией:

– Я много лет ждал момента, когда смогу снова оказаться на родине среди друзей и единомышленников. Последнее поручение, которое мне пришлось выполнить, не оставляло шансов продолжить работу. Слишком много шума пришлось произвести. Другого выхода не было, но результат получился отличный. Передаю его вам, надеюсь, пригодится.

С этими словами Николай передал резиденту содержимое черной папки, которое появилось в его руках как бы ниоткуда. Тот взял документ без всякого интереса, однако по мере чтения, в его глазах появился блеск. Конечно, после утраты папки американцы изменят свои планы, но только в деталях. В главном их изменить просто невозможно.

Документ изменил отношение хозяина кабинета к гостю, но, пожалуй, не в лучшую сторону. Что если это дезинформация, и гость совсем не наш разведчик, а американский шпион? Нет, в камеру его, в камеру. Опыт работы в СМЕРШ научил его никому не верить. Лучше расстрелять невиновного, чем пропустить шпиона. Там, в Москве, пусть думают, а пока пусть лучше посидит, подумает, заодно и отдохнет маленько. Кормить будем прилично, а остальное, как все.

Содержание дальнейшего разговора не представляет интереса для нас. После его окончания Николай был препровожден в камеру, чему был немало удивлен, а через две недели, когда пришел ответ из Москвы, отправлен туда специальным самолетом. О чем думал все это время Николай, и как соответствовали действительности его мечты о встрече с родиной, можно лишь догадываться. Добавим лишь, что Москву он увидел только через год, и то благодаря самоотверженной помощи Миши, Михаила Игнатьевича. С ним они когда-то вместе начинали свою работу в Испании. Он вернулся в страну в разгар войны, и с его именем часто связывали успех поставки самолетов из США по ленд-лизу. По его предложению самолеты стали перегонять своим ходом через Аляску и Дальний Восток.

Должность, которую Николай со временем получил в комитете, была высокой, и позволяла знать и делать многое. Понимая, что его карьера разведчика завершилась, он занялся вопросами продовольственной безопасности страны, в чем и преуспел, хотя осадок от горькой встречи с родиной у него остался, и он не пытался его побороть.

Слуги дьявола

На следующий день мы с Серегой встретились опять в сквере, как делали уже не раз в теплое время года. Здесь было приятно обсуждать глобальные проблемы, сидя в прохладной тени деревьев. Строительство завода нам, кстати, глобальной проблемой не казалось. Да, конечно, это не должно было стать таким домотканым сооружением, какое было создано нами в прошлом, но и нерешаемых проблем не виделось. Все же мы решили, что не мешало бы сделать хороший обзор литературы. На его основе далее сделать технико-экономическое обоснование проекта, а затем – задание на проектирование. Разработку проектной документации, конечно же, должна делать профессиональная контора. Ну, а потом стройка, ввод в эксплуатацию, выведение предприятия на проектную мощность – до всего этого еще далеко, как до Солнца. Мы подошли к телефону-автомату и позвонили Андрею, предложив ему завтра утром встретиться в библиотеке имени Ленина, куда же еще было идти, чтобы отыскать первоисточники.

Утром мы влились в известную нам по предыдущим посещениям длинную и интеллигентную очередь, которая медленно всасывалась в узкую дверь известного на весь мир хранилища знаний. Но Андрей, приметивший нас раньше, чем мы его, быстренько вытащил нас оттуда.

– С нашими удостоверениями в очередях не стоят, – веско сказал он и повел нас к служебному входу.

Нас пропустили, и мы поднялись на третий этаж, где Андрей скрылся за железной дверью с надписью «первый отдел». Вскоре он вышел оттуда с каким-то аборигеном, который, сухо кивнув, повел нас в небольшое помещение, тесно заставленное письменными столами с настольными лампами – этакий маленький читальный зал человек на восемь. Через несколько минут к нам явился библиотекарь в черных нарукавниках с небольшим блокнотом. Он внимательно выслушал задание на поиск литературы, которое несколько смущенно сформулировал Серега Записывать он ничего не стал, и минут на двадцать мы остались одни, коротая время в ничего не значащем разговоре с Андреем. Он скупо отвечал на вопросы, а когда сам о чем-то спрашивал, то стремился получить исчерпывающую информацию. «Наверное, его учили вести допросы», – подумал я про себя.

Наша беседа вскоре прервалась. В комнату начала поступать литература. Сначала принесли с десяток книг и стопку журналов на русском языке. Затем горы книг и журналов на английском, французском и немецком языках. От литературы на других языках мы вовремя отказались. Больше всего меня поразило соотношение в количестве литературы на русском и иностранных языках. Примерно один к пятидесяти. Неужели наш вклад в мировую науку так мал, а как же рассказы о русском первенстве: лампочку накаливания изобрел Яблочков, паровоз – братья Черепановы, радио – Попов, самолет – Можайский. В памяти всплыл анекдот на близкую тему. К какому-то юбилею Африка выпустила хорошо иллюстрированный том с названием «Африканский слон». Индия выпустила свою книгу «Индийский слон». Советский Союз к этому же юбилею выпустил двухтомник. Первый назывался: «Россия – родина слонов», а второй: «Русский слон – самый миролюбивый слон в мире». Болгария выпустила три тома: первые два были перепечаткой советского издания, а третий назывался «Болгарский слон – лучший друг русского слона».

Горы литературы продолжали расти, и стало ясно, что без посторонней помощи нам не обойтись. Бог знает, сколько нужно времени, чтобы во всем этом разобраться. Хорошо еще, что мы ограничили глубину поиска десятью годами. Мы посовещались с Серегой и сказали Андрею, что нам нужен десяток переводчиков и машинистка. Пусть они займутся реферированием статей, а мы займемся потом отбором наиболее интересных для подробного перевода. Сами же мы взялись за просмотр литературы на русском языке. В общем, лета мы не заметили. Три месяца работы в библиотеке дали однозначный результат. Мировая практика не знает примеров крупного производства рыбы ценных пород и икры в заводских условиях, но мысль такая зреет. Более того, мы нашли несколько серьезных статей, в которых рассматривались экономические аспекты проблемы. В них с цифрами и диаграммами доказывалась эффективность такого подхода. Мы подготовили подробный отчет, содержавший детальный анализ проблемы, пути ее решения и технико-экономический анализ, в котором объективно, как нам казалось, обосновывалась целесообразность такого строительства. Наш отчет был представлен Генералу, и он вызвал нас для доклада. Собственно, докладывать ничего не пришлось. Генерал не поленился прочесть наш труд и согласился с его выводами. Консультироваться с экономистами он не посчитал нужным, сказав, что все они зашорены политэкономией социализма и будут только понапрасну придираться к словам, а нам дело надо делать. Под конец он очень удивил нас, сказав, что нам следует прокатиться за границу, посмотреть, как и какие там строятся рыбозаводы. О них мы писали в своем отчете, никак не предполагая, что когда-нибудь сможем их увидеть. Еще больше мы удивились, когда узнали, что вопрос о нашей поездке уже решен, и выезжать надо не когда-нибудь, а послезавтра вместе с Андреем и Виктором. К этому времени мы уже знали, что ребята эти не лыком шиты. Оба до того как попасть в КГБ, окончили биофак МГУ и ускоренно институт военных переводчиков. В такой компании не стыдно было ехать за границу.

После беседы с Генералом нас провели в другой кабинет, где за столом сидел сухонький старичок в больших темных очках. Он прочитал нам целую лекцию о международном положении, о роли СССР в национально-освободительном движении во всем мире, о великом противостоянии между нами и США. Он говорил еще и о том, какую борьбу ведет СССР за мир во всем мире, и что каждый гражданин нашей великой страны, выезжающий за рубеж, должен нести правду о ней и о ее великих достижениях в беседах с иностранными гражданами. Он говорил еще много о чем и, в том числе, подчеркнул, что, находясь за рубежом, мы должны постоянно опасаться всяческих провокаций. В любом магазине нас могут обвинить в воровстве, у нас могут украсть документы, могут заманить в публичный дом, а потом выставить на всеобщее посмешище.

– Того хуже, вас могут обвинить в шпионаже, – тут он замялся, видно вспомнив, в каком заведении сам работает.

О целях же нашей поездки он, скорее всего, и понятия не имел. Естественно, подкованные таким образом, мы и вправду почувствовали себя разведчиками, отправлявшимися в стан врага.

Оставшееся до отъезда время прошло в непрерывных, мелких хлопотах, касавшихся чемоданов и одежды. Ничего подходящего для подобной поездки у нас и в помине не было. Но нас не бросили на произвол судьбы. Андрей приволок откуда-то два вполне приличных чемодана, деликатно намекнув, что потом их следует вернуть – вещи казенные, а Виктор препроводил нас в какое-то спец-ателье, где для каждого из нас подобрали и подогнали по два костюма и по плащу. Рубашки и галстуки у нас, к счастью, были. Так что мы приобрели вполне приличный вид и за очень короткий срок.

Андрей и Виктор вообще оказались очень способными и расторопными ребятами. С ними вместе мы прошли библиотечную эпопею, где они работали наравне с нами, одновременно организуя и диспетчеризируя весь этот процесс, в котором участвовало немало людей. И в этой поездке они позаботились о билетах на самолет и даже о нашей доставке в аэропорт.

Так, нежданно-негаданно, в конце сентября 1964 года мы как члены делегации министерства рыбного хозяйства СССР оказались в столице Швеции – Стокгольме. В аэропорту нас встретил сотрудник консульского отдела посольства СССР в Швеции и отвез в маленькую и очень чистенькую гостиницу. Очень скоро мы начали понимать, что заграничная действительность сильно отличается от того, что твердил нам сухонький старичок. Каждый из нас получил по отдельному небольшому, но очень удобному номеру. Ключи от них нам предложили положить себе в карман. Входная же дверь в гостиницу вообще никогда не запиралась. Войти в нее можно было беспрепятственно в любое время суток. При этом в холле гостиницы никого не было, а чтобы вызвать дежурного, надо было позвонить в звоночек, стоявший на стойке портье. Все это уже вызывало удивление, но мы усиленно делали вид, что ничего нового для себя в этом не находим. Переводил нам в гостинице сотрудник консульского отдела, но по ходу разговора выяснилось, что Виктор может быть не слишком хорошо, но может объясниться на шведском, чему можно было только порадоваться.

Разумеется, после того, как мы разместились в гостинице, нам захотелось прогуляться по городу. Первая деловая встреча нам предстояла на следующее утро, а до того мы были абсолютно свободны. Было пасмурно, вечерело, шел мелкий дождик, но это не могло остановить наше любопытство. Несмотря на погоду, город выглядел ярким, цветным и очень красивым. В нем было что-то ненастоящее, почти сказочное: резкие очертания соборов, старинные дома, скверы, забранные в чугунные решетки. На тротуарах не было луж. Вода стекала с них, убегая в часто попадающиеся сливные люки. Народу на улицах было много. Все были хорошо одеты, лица уверенные, спокойные. Повсюду было множество магазинов и ресторанов. В магазинах было мало людей. Привычных для нас очередей не было вовсе. В ресторанах же было шумно и людно, но свободных мест хватало везде.

Мы прогуляли под дождем часа два, после чего я робко предложил зайти куда-нибудь и выпить по кружечке пива с сосисками. Предложение не вызвало возражений, и мы вошли в ближайший ресторанчик, где нам показали свободный столик. Гардероба не было. Все вешали свои плащи на вешалки, которые стояли повсюду. Никто не обращал на нас никакого внимания, и мы постепенно расслабились. Я предложил выпить за то, чтобы эта наша поездка не оказалась последней. Мою мысль поняли и поддержали. Потом мы начали обмениваться впечатлениями. Говорили между собой тихо, и этим, пожалуй, больше всего отличались от других посетителей ресторана. Перекусив, вернулись в гостиницу, где я долго не мог заснуть, а когда сон все же пришел, то вместе с ним появились видения. В них я видел волшебный город, в котором жил всю жизнь.

Утром мы все встретились в крохотном ресторанчике гостиницы и были приятно поражены тем, что во всем мире называется шведским столом. До того это понятие нам было неведомо. Было очень вкусно. На протяжении всей поездки по этой стране завтраки превратились для нас в маленькие пиршества. Потом нас повезли на совещание в какой-то офис в центре города. За большой стол в форме буквы П уселось человек двадцать. Мы оказались во главе стола. Представительный мужчина из числа хозяев произнес вступительную речь. В ней он выражал удовлетворение тем, что деловые и торговые отношения между нашими странами постепенно восстанавливаются. Приводил цифры дореволюционного, довоенного и послевоенного товарооборотов, говорил о традиционной дружбе между нашими народами. Я же в это время, наоборот, вспоминал о русско-шведских войнах времен Петра Первого и Карла Двенадцатого. Воспоминания эти, конечно, были не ко времени, что тоже пришло мне в голову вместе с мыслью о том, что с тех пор мы, кажется, больше не воевали никогда.

Серега, как руководитель нашей делегации, выступил с ответной речью. Это был его первый опыт в таком амплуа, и он заметно волновался, но мне кажется, справился с задачей на «отлично». В своей импровизации он говорил о том, что СССР – огромная страна, имеющая большой рыболовный флот на многих морях, добывает достаточно много морепродуктов, но все же в потреблении рыбы на душу населения мы сильно отстаем от развитых стран.

Наша задача – дальнейшее повышение благосостояния граждан страны, в том числе, путем увеличения добычи и производства рыбы ценных пород. Цель нашего визита в вашу страну – расширение добрососедских отношений и ознакомление со шведскими рыбозаводами с тем, чтобы перенять их передовой опыт и использовать его на благо нашего народа.

Официальная часть на этом закончилась. Наши хозяева, забыв о нас, занялись обсуждением маршрута поездки. Оказалось, что почти все, сидевшие за столом, вовсе не чиновники, а владельцы или представители тех самых рыбозаводов, которые нам предстояло посетить, то есть мы все это время сидели за одним столом с самыми настоящими акулами империализма и сами этого не заметили. В конце концов нас отправили обедать, а когда мы вернулись, на столе лежал четкий план действий, расписанный буквально по минутам. За семь дней нам предстояло посетить двенадцать рыбозаводов по всей стране. Их владельцы обеспечивали все переезды, передавая нас из рук в руки как по эстафете. Все было продумано четко и соответствовало нашим пожеланиям.

Началась поездка по стране, и мы сразу поняли, что допустили принципиальную ошибку, пойдя на то, чтобы осмотреть как можно больше предприятий. Мы все время были в дороге и на ознакомление с производством имели совсем немного времени. Однако кое-что полезное мы для себя все же выяснили. Прежде всего, стало ясно, что ничего принципиально нового для нас на этих заводах не делалось, то есть, в своих рассуждениях мы были на правильном пути. А второе, не имевшее непосредственного отношения к нашим делам, просто поразило. Дело в том, что большинство из увиденных нами рыбозаводов занималось только разведением мальков, которых никому не продавали, а просто выпускали в верховьях рек. Оказалось, что платит за это государство из своего бюджета, пополняемого, в том числе, и налогами, которые платят рыбаки. Откорм же рыбы на заводах ведется только в научно-экспериментальных целях. Ее себестоимость ниже, чем выловленной, но продаже она не подлежит, так как это может подорвать благосостояние большой социальной группы населения – рыбаков, которые традиционно с незапамятных времен заняты этим промыслом. Когда же я в лоб задал вопрос о том, зачем вообще они строят и эксплуатируют рыбозаводы, мне очень серьезно и толково разъяснили: «Мальков разводят в крупных масштабах с тем, чтобы в реках было много рыбы, а то, что она уходит в моря и достается там не только шведам, так это не беда. Рыба нужна всем. Но при нынешних темпах роста лова скоро, лет через пятьдесят, рыбы в морях и реках может стать недостаточно. Вот тогда заводской откорм и будет использован».

Вот тебе и капитализм. Может у них и Госплан есть? Но Госплана здесь не было, а было какое-то устоявшееся равновесие, которое никто не спешил нарушить, а наоборот, бережно сохранял. Нам бы такую стабильность. Вот сменится у нас очередной генеральный секретарь или, скажем, председатель КГБ. Куда ветер подует – один Бог знает или черт. Они ведь даже помыслить не могут, что вся наша затея связана не с тем, чтобы рыбы у нас в стране стало больше, а лишь, чтобы были дополнительные средства для финансирования внешних операций КГБ. Но мысли эти следовало держать при себе и понимать при этом, что о такой долговременной стабильности нам и мечтать не следует.

Хозяева вели себя очень радушно. Они наперебой кормили и поили нас, предоставляли бесплатный ночлег в маленьких и уютных домиках при заводах и категорически отказывались брать с нас деньги. Все это выглядело очень искренне и естественно и никак не походило на какие-либо козни или происки. Да и с провокациями было как-то слабовато. В последний день визита шведы устроили небольшой банкет в нашу честь. В маленьком зале деревенского ресторанчика собралось много народа. Большинство из них не имели никакого отношения к делу, но усердно поднимали рюмки за наше здоровье и стремились вручить нам какие-нибудь местные сувениры. Даже Андрей и Виктор, уж на что подкованные товарищи, и те согласились с нами, что все это делалось совершенно искренне и без всякого злого умысла. Как могли, мы поблагодарили всех за гостеприимство. Добавить что-либо к этому или ответить тем же мы все равно не могли.

В это время мы уже находились вблизи границы с Норвегией, куда лежал наш путь. Наши шведы созвонились по телефону со своими норвежскими коллегами, которых хорошо знали, и те приехали за нами в гостиницу. Поразила простота пограничного контроля. По нашей просьбе машина остановилась у маленькой полосатой будки, обозначавшей границу. Из нее вышел человек в форме, который мельком глянул на наши паспорта и очень удивился, когда мы попросили его поставить нам штампы в них. То же самое повторилось при въезде в Норвегию, после чего мы попали буквально в объятья к норвежцам. Встреча началась с обеда, который, впрочем, не помешал всем нам составить на ходу план поездки. Наученные горьким опытом, мы просили показать нам всего два завода по их выбору. Норвежцы настояли на трех. Обед продолжался, плавно переходя в ужин. У наших хозяев был большой опыт общения с русскими, в том числе во время войны. Они считали нас братьями по оружию и искренне огорчались, что мы только пригубливаем свои бокалы.

Мы осмотрели два намеченных завода. Они оказались крупнее, чем шведские, и ближе по сути к тому, что мы хотели создать у себя. Избавившись от спешки, здесь мы выяснили для себя множество подробностей, которые нам не удавалось заметить ранее. Но только на третьем заводе, от посещения которого сами пытались отказаться, мы, наконец, получили самую исчерпывающую информацию о производственном цикле, режимах и рационе кормления, технико-экономических показателях. В конце визита на это предприятие между сопровождавшими нас специалистами возникла какая-то заминка, суть которой оставалась нам непонятной, пока хозяин завода, пожилой, полный мужчина не положил на стол, за которым мы сидели, три объемистых тома большого формата. Он торжественно вручил их Сереге в качестве подарка. Оказалось, что это полный проект завода, где мы сейчас находились. О таком подарке можно было только мечтать. На этом наш визит закончился. Нас отвезли в Осло. Вечер оказался в нашем распоряжении. Мы погуляли по городу. Он тоже был достаточно красивым, но как-то меньше и провинциальнее, чем Стокгольм.

На следующий день вечером мы были уже в Москве. Андрей и Виктор моментально провели нас через паспортный и таможенный контроль и развезли по домам.

В Москве та гонка, которая была в поездке, и вообще, сопровождала нас всю жизнь, продолжилась. Уже через две недели мы закончили подготовку проектного задания. В этом нам очень помогли подаренные Сереге тома. Их мы и взяли за основу, увеличив расчетную производительность будущего предприятия раз в десять и введя в проект большую исследовательскую лабораторию. Затем еще полгода ушло на непрерывные консультации с проектантами. Сдав, наконец, им дела, мы вздохнули с облегчением и начали подумывать о том, чем бы нам заняться, пока завод будет строиться. Серега снова заговорил о программировании на внутриклеточном уровне, о скрытых возможностях организма и еще много о чем.

Его фантазия была неисчерпаема. Он считал возможным сделать человека способным чувствовать магнитное поле, что умеют птицы, научить его воспринимать радиосигналы так же хорошо, как он умеет видеть. Все это было интересно и мне. Вся эта рыба мне давно надоела, хотя Серега поговаривал о том, что для производства мяса ни рыбы, ни звери вообще не нужны. Всем этим хотелось заниматься, хотя никакой веры в успех подобных мероприятий у меня лично не было. Мы очень надеялись, что, когда завод будет построен, мы займемся всем этим в лаборатории, которая там будет, но об этом пока можно было только мечтать. Но помечтать нам дали не больше недели. Нас срочно вызвал к себе Генерал. Он сухо поблагодарил за проделанную работу и не без ехидства поинтересовался, не собираемся ли мы пробездельничать полтора-два года, пока завод будет строиться. Мы осторожно постарались объяснить, что нам хватит хлопот во время строительства и ввода в эксплуатацию. Кроме того, предстоит проделать большую работу по оптимизации технологического процесса. «Да и лабораторию еще надо оснастить», – говорили мы. Но Генерал был неумолим:

– Завод построят без вас. Технологией займетесь, когда он будет готов, а оснащение лаборатории зависит от того, чем вы будете в ней заниматься. Вот этот вопрос и предлагаю обсудить.

Не без издевки, впрочем, вполне добродушной, он заговорил об ориентации по магнитному полю, о скрытых возможностях организма и всем прочем, что мы обсуждали в последние дни. Без объяснений было понятно, что ни одно наше слово не пролетает мимо его ушей. В этом было что-то жутковатое. Зачем же подслушивать. Мы не делали из своих разговоров тайны, и, если бы нас спросили, сами все рассказали о своих планах, поскольку хотели бы всем этим заниматься.

– Вот и займитесь, – отрезал Генерал, – эмоции обсуждать не будем. Вам выделят четыре комнаты в том проектном институте, где занимаются проектированием завода. Пока хватит, а когда подготовите фронт работ, посмотрим, куда и как расширяться. Продолжайте работать с Андреем и Виктором. Соответствующие указания они получат от меня.

После этого оставалось только покинуть помещение. На следующий день мы с Серегой сидели вдвоем в одной из отведенных нам комнат. В ней кроме нас и пустых письменных столов больше ничего не было. Что делать дальше, мы не знали. Умные мысли в голову не приходили, а глупые обдумывать не хотелось.

– Слушай, Серега, – спросил я, кажется, на второй или третий день нашего сидения. – Неужели ты думаешь, что мы действительно когда-нибудь научимся программировать живую клетку? Может быть, это в принципе невозможно?

– Не знаю, – ответил он. – В первую очередь не знаю, есть ли что-то в принципе невозможное. Совсем недавно было невозможно ездить по земле без лошади, летать по воздуху, передавать информацию на расстоянии. Те, кто решал эти проблемы, не знали или не хотели знать, что делаемое ими невозможно.

– Я где-то прочел фразу, которая запала мне в душу, – продолжал он, – она звучала примерно так: «Если вы в своих рассуждениях будете считать возможным хотя бы элемент невозможного, то возможности, которые перед вами при этом откроются, будут поистине безграничны». Вот из этого будем и исходить.

«Меньше надо трепаться», – подумал я, зная, что уж мысли мои пока никто не услышит. Так, перебрасываясь отдельными фразами и, сменяя тоску на задумчивость, мы просидели всю неделю. Никто нас не беспокоил, видно, никому мы стали не нужны. Но, когда упорно думаешь о чем-нибудь, рано или поздно в голову приходят какие-то новые мысли. Они пришли к нам обоим почти одновременно и совершенно разные. Сереге вдруг потребовался микроскоп, реактивы и магниты, а мне чертежная бумага и карандаш.

Из-под моего карандаша вскоре вышли чертежи чего-то похожего на детскую карусель. Вокруг неподвижного круглого стола должно было вращаться кресло, в котором собирался сидеть я. Довольный проделанной работой, я позвал Виктора – сегодня при нас дежурил он – и попросил его разместить заказ на мое творение где-нибудь на производстве. За последние месяцы мы привыкли, что любые наши капризы удовлетворялись всемогущим ведомством беспрекословно. Виктор собрался немедленно отправляться на выполнение задания, но я задержал его, сказав, что мне необходимо в ближайшие дни выехать в лес для проведения тренировок по ориентированию на местности. Он принял к исполнению и это задание и скрылся. Я предложил Сереге отправиться в лес вместе со мной, но он, увлеченный своим занятием, пробормотал в ответ что-то невразумительное, и я оставил его в покое. Серега в последние годы забросил спорт. От этого его фигура, и без того внушительная, стала еще солиднее. Он весил уже больше ста килограммов, и это, видимо, еще не было пределом. Я же пока оставался в легкой весовой категории. Своих шестидесяти килограммов я вовсе не чувствовал, однако спортом никогда не занимался и больше всего ненавидел лыжи, на которых мне предстояло вдоволь побегать в ближайшие дни.

На следующее утро мы с Виктором уже были за городом. Он, как всегда, обо всем успел позаботиться. Лыжи, ботинки и даже завтрак лежали в машине. Я предложил ему выбрать самому место для тренировок таким образом, чтобы это была сложно пересеченная лесистая местность. Посовещавшись с водителем, они выбрали Волоколамское направление, куда мы и отправились. Через час мы были на месте и, договорившись с водителем о примерном времени встречи, углубились в лес. Я попросил Виктора идти впереди и постараться максимально запутать меня. Дело шло к весне. Снег во многих местах уже покрылся настом. Погода стояла пасмурная и холодная. Идти было тяжело. Сначала я пытался не отставать от своего тренированного спутника, но скоро понял, что долго не выдержу взятый им темп. Пришлось попросить его снизить скорость до пределов моих возможностей. Он пошел медленнее, но, нет-нет, разогнавшись на склоне, не снижал темп на подъеме. Больше я его уже ни о чем не просил, а просто отставал постепенно. Это вынуждало его периодически останавливаться и ждать меня. Часа через два, когда я уже основательно пропотел, мы остановились, и я сказал, что пора возвращаться, но теперь впереди пойду я.