Автор книги: Генрих Айнзидель
Жанр: Военное дело; спецслужбы, Публицистика
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
«Разумеется, мы ничего не сможем изменить, находясь здесь», – говорили нам офицеры. Правдой было и то, что наша пропаганда могла хоть что-то изменить в Германии и в немецкой армии только при условии, что все военнопленные, особенно офицеры, присоединятся к нам. А пока у нас не было свободы перемещения внутри лагеря, русские не особо давали комитету возможность работать. Тираж газет и листовок был ничтожно мал, его нельзя было сравнивать даже с тем количеством листовок, которые немецкие летчики сбрасывали в районе Харькова в мае 1942 года (в Харьковском сражении 12–29 мая 1942 г. Красная армия потерпела тяжелое поражение. Безвозвратные потери составили 170 958 чел. – Ред.) К тому же фронтовые пропагандисты из антифашистской школы в целом были не способны грамотно составить текст листовки. Они пользовались лишь затертыми клише и языком оскорблений. Целью Национального комитета было сделать так, чтобы пропагандой занимались не только одни коммунисты и их сторонники. Но большинство пленных воспринимали эту цель без всякого восторга. Многие боялись, что их родственники подвергнутся репрессиям, мысль о чем мне лично никогда не приходила в голову. И в то же время офицеры не удосуживались сделать умозаключения о том, что же должна представлять собой система, которая, как они думали, способна на подобные вещи.
5 сентября 1943 г.
Национальный комитет размещается в относительно целом современном здании с центральным отоплением, водопроводом и прекрасно обставленными комнатами. Этот дом стоит в небольшом лесу, больше похожем на парк, на крутом берегу реки Клязьмы, небольшом притоке Москвы-реки (Клязьма – приток Оки. – Ред.). Это самая дальняя точка, куда сумели продвинуться немецкие войска во время наступления на Москву с северо-запада в декабре 1941 года. Здесь все еще сохранились окопы, а на зданиях видны следы от взрывов ручных гранат.
Сюда из разных лагерей прибыло около сотни офицеров, в том числе много штабных, желающих вступить в наш союз офицеров. Самыми известными из них являются полковник Штейдле, полковник фон Ховен, майор Бехлер, майор фон Франкенберг, полковник Кзиматис, полковник Пикель, майор Бюхлер и другие. Прибыло несколько военных юристов и врачей, лейтенанты из резерва, такие как преподаватели вузов Герлах, доктор Грей-фенхаген, доктор Аррас, доктор Вилимциг, школьные учителя, юристы.
Кроме этого, вчера здесь неожиданно появилась колонна автомобилей, на которой прибыла группа из шести генералов. Впереди маячила массивная прямая фигура седоволосого Вальтера фон Зейдлица (Зейдлиц-Курцбах. – Ред.), командира 51-го корпуса. За ним шли командиры дивизий Эдлер фон Даниэльс, Мартин Латман, Корфес, Хельмут Шлемер и фон Дреббер. Русские перевезли их сюда из «генеральского» лагеря под Ивановом, несмотря на то что те не желали иметь с нами ничего общего. Они не отвечали на наши приветствия при встрече, предпочитали общаться только с теми офицерами, которых знали лично и по рекомендации которых русские отделили их от остальных генералов. Несмотря на то что вновь прибывшие рассматривали нашу деятельность как предательство, те из офицеров, что знакомы с ними, думают, что со временем мы сумеем их переубедить.
Зейдлица считали явным любимчиком Гитлера. Под его командованием был развязан мешок под Демянском, за что он получил дубовые листья к своему кресту (25 февраля 1942 г. в районе Демянска попали в окружение 6 немецких дивизий (около 100 тыс. чел.). Однако в ходе тяжелых боев 20 марта – 23 апреля немцам (корпусная группа «Зейдлиц» под командованием генерал-лейтенанта Зейдлица-Курцбаха в составе 5 дивизий) удалось пробить коридор к окруженным. – Ред.). Позднее, когда стало понятно, что армия под Сталинградом попала в окружение, он вручил Паулюсу меморандум, составленный начальником своего штаба, в котором призывал к немедленному прорыву, «при необходимости, даже вопреки приказу Гитлера».
У Зейдлица уже был опыт боев в окружении, который, возможно, подтолкнул его на тот импульсивный шаг. Теперь между Зейдлицем и Паулюсом наблюдалось что-то вроде соперничества, поскольку Зейдлиц пытался убедить своего командующего предпринять решительные шаги. Паулюс считал, что после своего меморандума Зейдлиц как командующий войсками на северном участке перешел в прямое подчинение к Гитлеру и что он беспрекословно повиновался приказам фюрера. После этого руки самого Паулюса оказались связаны. Поступившее из 51-го корпуса в январе предложение об одновременном прорыве на всех участках Сталинградского котла означало самоубийство всей армии.
Правду обо всем этом, наверное, уже не удастся выяснить никогда. О Зейдлице в 6-й армии было принято говорить без всякого почтения. Это означало, что его демарш не нашел поддержки среди офицеров.
Генерал Латман любил подчеркивать свою принадлежность к национал-социалистической партии. Будучи преподавателем артиллерийской школы в Йютербоге, он был известен своими придирками к офицерам, не читавшим «Майн кампф». Об этом его пунктике знал каждый. Подчиненные дали генералу кличку Павлин за его напыщенный вид.
Шлемер был одним из самых известных и популярных в 6-й армии командиров дивизии (3-й моторизованной. Уже в котле в декабре был назначен командиром XIV танкового корпуса вместо покинувшего Сталинградский котел по приказу Гитлера Хубе. – Ред.). О Дреббере мы не знали почти ничего, за исключением того, что он когда-то служил в полиции города Ольденбурга.
Самой противоречивой фигурой среди генералов был Элдер фон Даниэльс. Ходили самые нелицеприятные слухи о том, что творилось в его штабе из-за слабости, которую генерал питал к вину и женщинам.
7 сентября 1943 г.
В это утро я чуть не упал с кровати, когда в комнату вдруг с криками ворвался Зейдлиц, который стукнул по столу кулаком так, что задрожали стекла окон, и проревел:
– Поскольку там будут Циппель и Гольд, о моем участии не может быть и речи.
Циппель был немецким коммунистом, дезертировавшим из армии в июне 1941 года. Сейчас он занимал пост секретаря в Национальном комитете. Гольд, еще один коммунист и дезертир, как-то помог русским диверсантам в немецкой форме взорвать один из штабов в Великих Луках. За это он получил советскую награду. Позже о его заслугах в напыщенном стиле писали в газете для военнопленных. Наверное, русские полагали, что это должно было убедить пленных в том, что Красная армия действительно является интернациональной. Действовать в одной команде с дезертирами, даже если они являются дезертирами по политическим соображениям, для генералов было неприемлемым. Но ко всеобщему огромному удивлению, к обеду распространилась новость, что генералы фон Зейдлиц, Латман, Шлемер, Корфес и Э. фон Даниэльс приняли решение участвовать в собрании, посвященном созданию Союза немецких офицеров. Подробности о том, что заставило Зейдлица и других генералов настолько резко изменить свое мнение, так и остались неизвестным. Самым сложным пунктом в переговорах с этой группой был вопрос о необходимости разложения в немецких вооруженных силах. Генералы не желали принимать участие в пропагандистских мероприятиях, направленных на разложение армии. А под это определение у них подпадал любой призыв к невыполнению приказов командования, изложенный в нашем манифесте, лозунги о создании подпольных групп (что вызывало у них неприятные воспоминания о солдатских комитетах 1917–1918 годов), стремление с боями пробить себе путь назад на родину под новыми знаменами, которое генералы расценивали как попытку развязать гражданскую войну и бросить страну в пучину анархии. Самое большее, на что соглашались эти люди, было обращение к представителям командования вермахта с призывом, чтобы те «потребовали от Гитлера ухода в отставку», а затем начали переговоры о перемирии. Им нужна была не народная революция, а дворцовый переворот в верхах. Наверное, в конце концов, их убедил тот аргумент, что ничто так быстро не ведет к разложению в немецкой армии, как сам Гитлер, что они рискуют потерять любое влияние в процессе создания нового мира, если откажутся участвовать в свержении его режима. Произнесенная Сталиным незадолго перед Сталинградской битвой речь тоже должна была оказать свой эффект. В ней он заявил, что никто не стремится к уничтожению или разоружению немецкой армии. Эти слова немецкие коммунисты трактовали как приглашение немецким генералам к сотрудничеству с Красной армией, свержению Гитлера и смене ориентации на Восток.
В любом случае теперь путь к созданию Союза немецких офицеров был открыт. Зейдлиц в сопровождении нескольких офицеров вместе с Вильгельмом Пиком собрались отправиться в генеральский лагерь, где они попытаются убедить Паулюса и остальных генералов последовать своему примеру.
11 сентября 1943 г.
Майор фон Франкенберг рассказал нам о результатах поездки в генеральский лагерь. Зейдлиц и сопровождающие прибыли в лагерь поздно вечером, когда все генералы уже отошли ко сну. Они выбежали в коридор прямо в пижамах и ночных рубашках и, полные любопытства, окружили приехавших. Зейдлиц был настолько взволнован, что смог только выкрикнуть: «Таурогген, Таурогген!» Но призрак Йорка оказался не в состоянии убедить в чем-то собравшихся генералов[3]3
Граф Йорк фон Вартенбург был одним из высших военачальников прусского вспомогательного корпуса, который в 1812 г. направили в помощь Наполеону. Полагая, что французская армия обречена, он сумел добиться нейтралитета прусского корпуса, заключив Тауроггенскую конвенцию.
[Закрыть].
Ничего не удалось сделать и на следующий день, когда сторонники Зейдлица вновь предприняли более серьезную попытку убедить Паулюса и его подчиненных в необходимости действовать. Паулюс продолжал жестко придерживаться позиции, что в данных условиях невозможно правильно оценивать обстановку, что ничто не ставит военные действия под угрозу поражения так, как преждевременное выступление. Они совсем не обращали внимания на Пика, который пытался предъявить генералам свой мандат депутата последнего законно избранного состава рейхстага. Итак, завтра церемония основания Союза немецких офицеров состоится без Паулюса и его сторонников.
12 сентября 1943 г.
Мы стояли в большом зале здания Национального комитета. На стенах мерцали цвета имперской Германии. За столами, поставленными в длинные ряды и покрытыми скатертями с цветами, собрались сотни офицеров-военнопленных. В зале было тесно, пробиться куда-то между столами было практически невозможно.
Наконец зазвучали первые речи. Штабные генералы и офицеры откровенно и критически обсуждали сложившуюся обстановку, говорили о целях создания союза. Во всех речах безжалостно обличали Гитлера. Каждый невольно думал о том, что радио передаст его обращение на фронт и в немецкие города, все надеялись, что немцы прислушаются к нашим призывам и присоединятся к нам. Союз немецких офицеров приступал к работе!
Все одобрили краткое информационное сообщение и сделанный в нем горький анализ, прозвучавший из уст полковника ван Хоовена, служившего в отделе связи штаба 6-й армии. В нем говорилось:
– То, что офицеры, являющиеся военнопленными, получили возможность прибыть сюда из разных лагерей, свободно высказать свои взгляды и объединиться в союз, является уникальным историческим событием. Казалось, это событие идет вразрез с интересами противника, который медленно, но неуклонно начинает брать верх в этой долгой кровопролитной войне, шаг за шагом двигаясь к своей победе.
Тем не менее обстановка в мире и особенно условия жизни в самом Советском Союзе, которые мы можем изучать и о которых можем судить лишь с позиции военнопленных, говорят об общих интересах наших стран по многим важнейшим вопросам. Множество офицеров, сначала независимо друг от друга, внимательно проанализировали общую обстановку для себя и признали наличие этих положительных факторов для жизни обоих народов. Они пришли к выводам, что наступило время и созрели условия, когда необходимо начать действовать, чтобы как можно скорее покончить с войной. Они также понимают, что, помимо соображений эмоций и совести, политическая и экономическая независимость всех народов в этом случае получит новые мощные гарантии, что станет возможно лишь при условии заключения почетного мира, гарантирующего Германии право на существование и исключающего возможность развязывания новых войн…
Тотальная война стала абсолютно бессмысленной. Продолжение ее является одновременно безумным и аморальным. Она может привести лишь к полному разрушению, массовому кровопролитию, войне всех против каждого, кровавой мясорубке, расчленению Германии, уничтожению ее промышленности и торговли, голоду, нищете и порабощению. Соображения разума и гуманизма настоятельно требуют, чтобы война была закончена и заключен мир, пока еще не поздно. Сравнение с 1918 годом говорит само за себя, и оно не в нашу пользу. Но историю переписать невозможно. На этот раз, если вермахт потерпит решающее поражение, конец будет намного хуже, так как борьба велась не только для достижения политических и экономических целей верхушки государства, но, согласно нацистской доктрине, за идеологию, подобно религиозным войнам Средневековья, из-за чего Германия снискала ненависть всего мира.
Сейчас в Германии больше нет рейхстага, нет политических партий и организаций, как это было в 1918 году. Отсутствуют факторы, которые могли бы предотвратить развитие событий по худшему сценарию, обеспечить порядок и безопасность после того, как вермахт будет разгромлен. В этом случае Германия потеряет последнюю опору.
Только скорейший мир мог бы предотвратить этот очевидный итог, так как только он поможет сохранить единственный инструмент, который не позволит стране скатиться в хаос, – немецкие вооруженные силы. И снова на язык просится сравнение с Первой мировой войной. В 1916 году Германия могла бы заключить справедливый мир. Но пришел Вильсон с его 14 пунктами и бросил на чашу весов против нас весь авторитет Америки. В то время Германия была все еще очень сильна, а Соединенные Штаты еще не вступили в войну, и все страны склонялись к заключению мира. Еще один шанс появился у нас в 1917 году: Россия перестала числиться в рядах наших противников, Франция воевала из последних сил, в Англии разразился кризис, а Соединенные Штаты еще не успели втянуться в войну. В то же время Германия оставалась на всех фронтах практически непобедимой. И в тот момент глупость и слепота рейхстага перечеркнули путь к мирному решению. И 8 августа 1918 года Людендорфу пришлось объявить, что Германия больше не в состоянии победить в войне, пришло время действовать дипломатам. Но было уже слишком поздно. Немецкие войска потерпели поражение на всех фронтах, страна была охвачена революцией. Поскольку на тот момент не было сильной демократической системы, с которой мы могли бы тогда иметь дело, все завершилось Версальским миром, ввергнувшим Германию в полное рабство как внутри страны, так и извне…
Сегодня ситуация напоминает ту, что сложилась в 1917 году. Немецкий вермахт все еще силен. Но вместе с тем настал самый последний момент, когда мы должны заключить мир, пока не начали дрожать стропила самого здания нашей страны, не затрещал его фундамент… Окончить войну сейчас означает гарантировать Германии почетный мир, обеспечить выживание и само существование нашей нации. Я убежден, что интересам СССР, или Англии, или любой другой страны не отвечает стать свидетелем гибели Германии, сердца Европы. Ее разрушение приведет к политическому вакууму, на длительное время ввергнет европейскую экономику в состояние хаоса. Кроме того, в этом будут зреть семена будущих конфликтов.
Еще одну гарантию мы получили из слов маршала Сталина, которые он 6 ноября 1942 года произнес перед всем миром. В его заявлении, которое должно стать основанием для деятельности Союза немецких офицеров, говорилось:
«Англо-советско-американская коалиция имеет своей программой покончить с теорией расовой исключительности, обеспечить равенство всех наций и неприкосновенность их территорий, освобождение угнетенных народов, восстановление их прав и суверенитета; соблюдение права каждого народа самому решать свою судьбу; экономическая помощь всем пострадавшим народам, поддержка их стремления достичь материального процветания; восстановление демократических свобод и уничтожение режима Гитлера».
Несмотря на всю горечь последних лет, русский народ не забыл о веках мирного сотрудничества. Культурные достижения Германии, ее язык, музыка, традиции, вклад во все области науки остались и сегодня жить в Советском Союзе. Они пользуются всеобщим уважением и восхищением. Продолжение войны, несомненно, еще больше усугубит ненависть между народами, спровоцирует желание продолжать разрушать и убивать. Именно поэтому немедленное заключение мира и дружба с Советским Союзом и другими народами так важны для выживания Германии. Генерал фон Сект (командующий рейхсвером в 1920–1926 гг. – Ред.), который имел огромный дар политического предвидения, всегда подчеркивал этот факт.
Если войне своевременно будет положен конец с выполнением всех высказанных выше условий, очертания послевоенной эпохи сулят огромные преимущества и для Германии. Тесным образом сотрудничая со всеми другими народами мира, организовав торговые отношения, в первую очередь с Советским Союзом, она обеспечит своей промышленности неограниченные рынки. В то же время сама Германия может стать надежным партнером, который будет потреблять излишки производства в России. Только такие мирные процессы способны решить вопрос «жизненного пространства», который был так искажен пропагандой, что заставило страну взять неверный курс и привело к безумному и бессмысленному кровопролитию. Дружба с Советским Союзом и с другими народами должна обеспечить Германии длительный мирный период, который ей так отчаянно необходим.
Дружеские отношения с Советским Союзом означают работу и средства существования для каждого, вместо безработицы, голода и нищеты. И снова здесь напрашивается параллель с 1918 годом и последующим периодом. Несомненно, немедленное заключение мира принесет нам одновременно и суровые санкции. У нас достаточно смелости, чтобы признать это. В любом случае нам придется расплачиваться за все неверные поступки, совершенные в прошлом, и мы должны быть готовы ко многим годам бедствий и лишений, которые должны будут последовать. Но тогда, по крайней мере, у нас останется надежда на дальнейшее процветание, на уважение со стороны огромной семьи народов мира. В противном случае единственным результатом будут руины и вечная неволя.
Мы не должны надеяться на то, что Гитлер добровольно отречется от власти, так как все руководство правящего режима боится за свою жизнь. Их руки в крови, а совесть нечиста. Они предпочтут безнадежную битву против всех остальных народов и неминуемый горький конец ожиданию той неизбежной кары, которую принесет им мир и немецкий народ, когда их будут судить все те, кто по их вине лишился жизни и имущества. У них нет другого выхода. Назначение Гиммлера министром внутренних дел Пруссии и всего рейха, в результате чего он стал опираться на силы полиции всей страны, а также командующим всеми войсками СС ясно демонстрирует, что Гитлер не намерен отдавать исполнительную власть в руки вермахта. Правители созданной ими системы собираются защищать себя от народа с помощью полиции и СС.
Перед Германией стоит чрезвычайно сложный выбор: либо война под командованием Гитлера, которая приведет к гибели, либо свержение режима и формирование нового сильного национального правительства, опирающегося на народ. В этом случае она получит следующие гарантии:
1. Удастся обеспечить доверие всего немецкого народа.
2. Новое правительство будет опираться на народ и на вооруженные силы, которые способны поддерживать порядок и представлять интересы Германии.
3. Правительство захочет и сможет начать переговоры о немедленном прекращении войны и создании условий для заключения почетного длительного мира.
Поэтому, товарищи, мы, немецкие офицеры, считаем своим священным долгом присоединиться к голосу народа и потребовать отречения Гитлера и его режима. Войну нужно немедленно остановить, заключить мир и отвести немецкие войска к границам Германии. Правительство, которое будет пользоваться поддержкой всей нации, имеющее достаточную власть, должно будет вернуть мир нашему многострадальному народу и всему миру. Оно должно предотвратить любое раздробление
Германии, восстановить свободу религии, совести, право свободно высказывать свое мнение, обеспечить защиту законной собственности, хранить дружеские отношения с Советским Союзом и другими народами мира.
Сталинград стал признаком кровавой катастрофы, которая грозит нашему народу. Объявили, что 6-я армия погибла. Сегодня те, кого считают погибшими, воскресли, чтобы обратиться к народу с призывом откликнуться и, пока не поздно, вместе спасти свою родину. Никто не имеет на это больше права, чем они. Да здравствует свободная, независимая и мирная Германия!»
После полковника ван Хоовена пришла очередь говорить полковнику Штайдле. Как убежденный католик, он проанализировал нападки нацистского режима на церковь, семью, закон и право. В заключение он призвал офицеров-военнопленных отдать свои голоса за спасение Германии, даже если дома их уже вычеркнули из списка живых, объявив погибшими.
Наконец, на трибуну взошел генерал-майор Латман. Он говорил о том, какое значение в нашем теперешнем положении имела данная Гитлеру военная присяга:
– Мы давали присягу лично Адольфу Гитлеру, о чем не следует забывать, и мы торжественно призывали в свидетели Бога. Поэтому вопрос серьезный, очень серьезный: можем ли мы нарушить эту присягу? Есть ли причины, которые оправдают этот шаг перед нашей совестью, перед Богом и, что менее важно, перед миром? Давайте сейчас оставим вопрос о том, что многие из нас давали эту клятву не по доброй воле. Но даже в этом случае мировая история знает немало примеров того, когда нарушение присяги, как оказывалось позже, было великим и благородным делом.
Мудрая христианская концепция разделяет право командира нарушать присягу перед лицом необходимости повиноваться Богу, а не человеку. С точки зрения морали здесь все зависит от взаимоотношений между командиром и подчиненным, преданность которого он обеспечил себе, потребовав от него принесения присяги. По-настоящему честные генералы и офицеры в Сталинграде ясно и открыто говорили своим солдатам о своих убеждениях. Я хотел бы напомнить вам о том приказе, который отдал один из командиров задолго до завершения битвы. Он звучит так: «Фюрер приказал нам сражаться до конца. И этот приказ для вас, солдат, священен». Такие генералы и офицеры требовали от самих себя и от своих подчиненных до конца быть верными военной присяге, что в обстановке тех страшных с моральной и физической точки зрения дней означало требование пренебречь угрозой собственной гибели. Откуда тем людям было знать о необходимости немедленного мира, если они строго руководствовались соображениями военной присяги. Если довести эту мысль до логического конца, можно прийти к выводу: пусть даже Германия погибнет, зато военная присяга не будет нарушена. А такая крайность доказывает то, что продолжать слепо следовать военной присяге становится неэтичным. Поскольку мы считаем, что продолжение войны приведет к гибели немецкого народа, то в данных, очень трудных условиях наша присяга Адольфу Гитлеру становится недействительной. Зная, что все мы связаны с ним присягой, он мог спокойно вынашивать планы, осуществление которых должно было сделать его «величайшим из немцев». Именно за это, а не за Германию проливалась бесценная кровь наших товарищей. Разве это не злоупотребление нашим доверием? Я не выступаю против его права, вытекающего из самой этической концепции воинской присяги. Но мы никогда не давали клятву сделать Гитлера и самих себя «хозяевами Европы»! Мы клялись перед Богом в своей беззаветной верности, а это означает, что мы были готовы сражаться за Германию. Но он, тот, кому мы клялись, воспользовался нашей присягой для достижения своих ложных целей. Сегодня мы все чувствуем долг перед нашим народом, и, руководствуясь соображениями этого внутреннего долга, мы получили право действовать. Да, мы чувствуем этот порыв к действиям. В связи с теми обстоятельствами, в которых мы в настоящее время находимся, все, что мы сейчас имеем в нашем распоряжении, ограничено одними словами. Но, используя эти слова, мы призываем генералов, офицеров и солдат немецкого вермахта вместе с нами выступить против войны! Помогите сохранить жизни немецких солдат и немецкого народа! Они нужны нашему отечеству. Подчинитесь настоятельному требованию, вызванному текущими событиями! Необходимо создать основу для заключения перемирия, а затем и мира! Вернуть вермахт к границам! Помогите предотвратить развал вооруженных сил и всего рейха! Сохраним вермахт для новой Германии как инструмент мира!..
Его слова были встречены громкими аплодисментами. Свыше ста делегатов из разных офицерских лагерей торжественно ставили свои подписи под декларацией Союза немецких офицеров. Вице-председатель Национального комитета майор Гетц заявил, что офицеры Национального комитета «Свободная Германия» также хотели бы подписать декларацию и стать членами Союза немецких офицеров. К этому он добавил, что хотел бы, чтобы Союз немецких офицеров назначил несколько своих делегатов в качестве представителей при Национальном комитете. Зейдлиц был настолько увлечен своей новой ролью и так растрогался, что, забыв свои предубеждения против тех, кто основал Национальный комитет, принял предложение со слезами на глазах. Через несколько минут он демонстративно пожал руку дезертиру Циппелю, обратившись к нему по званию «господин унтер-офицер». Зейдлиц и его товарищи даже не подозревали, что после того, как они вошли в состав Национального комитета, Союз немецких офицеров выполнил свою задачу, и в его дальнейшем существовании практически не было смысла.
21 сентября 1943 г.
Сегодня на пленарной сессии состоялись официальные выборы девяти представителей Союза немецких офицеров при Национальном комитете. В это время впервые произошло решительное столкновение внутри самого Национального комитета. В последний момент генералы, похоже, поняли, что после того, как все они вступили в ряды Национального комитета, они тем самым похоронили мечты об офицерском союзе. Может быть, они тешили себя мыслями, что с самого начала Национальный комитет обладал большим политическим весом, так как Союз немецких офицеров объединял военнослужащих лишь определенных званий. Тем не менее они, очевидно, желали обеспечить себе большее влияние, и поэтому во время сессии комитета неожиданно был поднят вопрос об обязательном включении в состав руководства комитета еще одного генерала, помимо Зейдлица. На эту роль был выбран фон Даниэльс. Получив разрешение от русских, Вайнерт, который не хотел, чтобы из-за одного незначительного пункта под угрозой оказался весь замысел, согласился с этим предложением. Но 14 членов комитета, в том числе и я, были настолько шокированы этими генеральскими интригами, что все мы проголосовали против этого пункта под тем предлогом, что фон Даниэльс был нерешительным человеком.
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?