Текст книги "Собрание сочинений. Том 2. Мифы"

МРАМОР

 
Наполовину отбитая левая грудь
Афину Палладу
Целовали туда
Длинноволосые девушки —
Сколок изнутри розовел просвечивая
Афродиту зрелые женщины —
Безрукую обнимали сзади
Казалось богиня ласкает сама себя
Эти полные руки скользящие
По мраморному животу!
Эти круглых четыре колена!
Этот сдвоенный круп!
А та что всегда бежит прекрасным безносым лицом
Диана приманивала девчонок
В лунном свете ее волос
Скользили безмолвные псы
И подростки-лунатики шли
Опустив безвольные плечи
Протянув безвольные кисти
 
 
О богини! Я ваших возлюбленных знаю
Они любят нравиться и мужчинам
Но я отличать их умею
Они спокойно снимают платье
Они ложатся – пожалуйста возьми меня —
Вдруг открывают веки
Остывают каменеют
Глупый мальчик ты обманулся
Эта девушка не невинна
Эта женщина не фригидна
 
 
Их любили
Богини
 

ТРЕТИЙ РИМ

 
Вокруг Москвы белеют корпуса —
Инопланетные становища
И бродит в парке ЦДСА
Зеленомордое чудовище
 
 
Стоит киоск у Сретенских ворот
Толкует возле выпивший народ
Интеллигентных несколько бород
И подняла головку саламандра
В углу где подозрительные пятна
Как этот город вся невероятна
 
 
На Выставку приезжий из Рязани
Глядит осоловелыми глазами
Широкотазы полновесногруды
Чиновные экстазы и причуды
Колонны завитки порталы шпили —
Быка с мудями тоже вылепили!
 
 
За окружной сверкают чудеса —
Инопланетные становища
И воет в парке ЦДСА
Широкоротое чудовище
 

МОЛОХ

(читать нараспев протяжно и важно)

 
Волох и Вулох и шизики все и подонки!
Юра Мамлеев – брюхатое божество!
Лорик и Шурик и все его дочки —
Бледные девочки – темные почки
Вы поклонитесь слоновьим копытам его!
Фикус зеленым пером осеняет его
 
 
Возле пивной толковище и зной
Сколько мужчин возжелавших общенья и пива!
Сколько мужчин избегающих женщин и секса!
И между них добродушный и сальный —
Сверх-эротический! Вне-сексуальный!
И воют собаки обнюхавши желтые ссаки!
Вы поклонитесь слоновьим копытам его!
 
 
Волох и Вулох – и все эти пресные черти
До смерти сами себе надоевшие! Будда
Мамлеев с портфелем пришел ниоткуда
И у помойки для них сотворил это пошлое чудо —
Кошек и мух голубей и московское лето
Свадьба горланит за окнами где-то —
Пиво и трусики! гроб и газета!
И да поклонятся брюху и лапам его!
 
 
Козлобородый Фридынский примчался вприпрыжку
Наболтал начадил – и другой уже вертится бес…
Вежливо к ним проявляя ко всем интерес
Тискает гладит и щиплет трехцветную кошку…
И красногубый Дудинский и громогласный Трипольский
И головастик Бакштейн (впрочем он в Израиле давно)
Весь этот русский еврейский татарский и польский
Дух поклоняется духу и брюху его!
 
 
Волох и Вулох ползут в переулок
Лорик и Шурик впорхнули во дворик
Тупо глядит алкоголик по имени Гарик
Пиво и трусики! гроб и газета!
В это – вне времени – душное лето
Падаль астрал и абстракцию склеив
Просто вас выдумал душка Мамлеев!
Да поклонюсь многодумному заду его!
 

ВОЗВРАЩЕНИЕ В ИТАКУ

 
На стене висят часы не старинные но все же
Покачнулся корабельный медный шар под потолком
На каюту и часы моя комната похожа
На минуту и весы – что сказать что сказать
Под тахтой улегся пес – но что сказать неизвестно
 
 
У кого-то есть жена и в кого-то влюблена
У кого-то есть душа – что сказать неизвестно
В нашем доме тишина – бьют тарелки – тишина
Эта белая махровая – что сказать что сказать
Эта женщина суровая – что сказать что сказать
Говорят она больна – но что сказать неизвестно
 
 
Я не знаю что сказать что сказать что сказать
Я не знаю что сказать – что сказать неизвестно
У чужих все чужое – что сказать что сказать
У чужих все чужое и у каждого свое
Я вернулся из Варшавы и не знаю что сказать
 
 
И почти помимо воли! – я не знаю что сказать
Подчиняются слова но что сказать неизвестно
Разве то что в Кракове каждый час на ратуше
Плачет маленький трубач из Средневековья
А на площади туристы – что сказать что сказать
Как на святочной открытке – что сказать что сказать
Плачет маленький трубач – но что сказать неизвестно
 
 
И тогда ее он бросил – что сказать что сказать
Снял отдельную квартиру и туда заглядывали
Клены и акации женщины и девушки
Пела в клетке канарейка – плакал маленький трубач
Пили водку и вино – веселились так сказать
Дамы вскидывали ноги задевая потолок
Беспокоили соседей – и не знаю что сказать
 
 
Разве то что Карлова улица
По-над Вислой штопором кружится
И однажды на рассвете
После дружеской попойки
Ноги непослушные двигая
Вверх по этой пьяной чертовой улице
Говорил поэт Галчинский – что сказать что сказать
Говорил поэт Галчинский своему приятелю
– Посмотри заря над Вислой —
Вкус божественный чуть кислый…
Щ-щас мы выпьем это солнце!
И закусим этой чертовой улицей…
 
 
Хорошо бы выпить солнце – на стене висят часы
У кого-то есть жена – ноги кверху вскидывали
А на площади туристы – плачет маленький трубач
Говорил поэт Галчинский – и не знаю что сказать
Говорили говорили – не сказали ничего
Есть у каждого свое что сказать что сказать
В этом высшее блаженство и свобода и любовь
И клены и маленький трубач
 

ЭПИТАФИЯ СВОЕМУ ДИВАНУ

– Хороший диван, – по-хозяйски похлопала она белой ручкой по зеленой обивке нового дивана:

– Хороший…

Из воспоминаний

 
Гроб – скрип – рыдван – скрип
Дорогой диван – скрип – рыдваныч
Спи спокойно старый скрип
 
 
Ящер в полоску – скрип
Грузовик на ножках – скрип
Переехал стольких женщин – скрип скрип
Вдоль и поперек – скрип скрип
Стал трехногим инвалидом – скрип
Развалился сам – скрип скрип…
Под пружины подложили – скрип
Словарь Даля – скрип
Романы Томаса Манна – скрип
И поехали далее – скрип скрип скрип
Спорили – скрип – об искусстве – скрип
Рассуждали – скрип – о чувстве – скрип
Начальство – скрип – ругали – скрип
Ходили – скрип – ногами – скрип
Зады – скрип – колени – скрип
Локти – скрип – спины – скрип
Под окном – скрип – снег – машины – скрип
В голове – скрип – пружины – скрип
Старый скучный русский скрип
Скрип – скрип – скрип
 

ГОЛОВА СКАЗОЧНИКА

Памяти Геннадия Цыферова

 
Вот голова Камилла Демулена
Бормочет нежные слова
Вот голова как маска льва
Свирепые черты Дантона
 
 
Вот Цыферова голова
Трясет соломенной бородкой
И распускает губы как бутон:
– Любил я в жизни сей короткой
Вас Робеспьер Марат Дантон —
Само звучание имен
 
 
– И вашу голову Людовик
Я целовал в глаза и лобик
 
 
Марина помнишь это лето
Марина ах! – Антуанетта
Была любовь… Была Москва…
В подушках чья-то голова
Я в руки брал ее – и это
Была она – Антуанетта
 
 
И вашу голову Дантон
Я видел в Химках под мостом
И вашу голову Камилл
Я видел в Болшево под дубом
Болела под осенним небом
Дождь листья на нее лепил
А пляска алых колпаков —
Так листья в парке закружило!
Я был нелеп и бестолков
Но сердце видело и жило
 
 
И вот новинка – гильотинка
Над сердцем нож ее навис
И падает сползает Генка
В колени в кружева маркиз —
По лестнице ногами вниз
 
 
Я – сказочника голова
И может быть чего-то стою
Хоть золотистою пыльцою
Цветов и бабочек полна
 
 
Любили же в конце концов
Чужие жены чьи-то дети
Мое бугристое лицо
Купринско-чеховские дяди
 
 
Ах, все во мне перемешалось
Россия… Франция… века…
Маркизы… бабы… боль и жалость…
И бабочки… и облака…
 

ЖИТИЯ

 
Княже Иван Хворостинин
Край наш велик и пустынен
Прими мои вирши
Хоть твои вирши старше
Но мои – горше
 
 
Иван Хворостинин княже!
На земле московской все то же —
«Сеют землю рожью
А живут ложью»
«Глупостью мир удивляют
А помыслить о том не желают»
 
 
Первый русский виршеслагатель
Подкузьмил тебя Кузьма-приятель
Схватили тебя княже ярыжки
Понеже писах супротивные книжки
И что в вере нетверд уже знали понаслышке
Лаяли тебя дьяки-собаки
Плевались попы и монахи
Казали тебе сраные сраки
И паки и паки и паки…
 
 
И решили шиши и ярыги
– Сослать в монастырь навеки
– Не дать ему в руки книги
– Дабы не чтением ни писанием
Аже и помышлением!
 
 
Иван Хворостинин княже!
Как пахнет телячья кожа!
Как бумага плотна и шершава!
Поругание князю – и слава!
 

«И исполнилось все

Духа Святого…»

Деяния Апостолов, гл. 2, стих 4

1. ВИРШИ О МОНАХЕ ГЕРМАНЕ —

КЕЛЕЙНИКЕ ПАТРИАРХА НИКОНА

 
При тишайшем Алексей Михалыче
Тихо на Руси – не как бывалоча
 
 
Из патриарших келейников
Лицом как юный Алейников
Рисовал цветную заставку
Буквицу и райскую травку
 
 
И пока на бумаге сохла
Киноварь лазурь да охра
Пришли на ум слова приятные
Бисер светлый дева благодатная
 
 
Легкий детский волос клонится дыша
И бормочет Герман – девичья душа —
– Радуйся благодатная
Ангел царю дарованная
 
 
А в оконце выбеленной кельи
Слышно ему школьное веселье
На снегу рассыпались галки —
Послушники играют в салки
 
 
Даве говорил ему Никон
– Ты из головы это выкинь
Не возжайся с этой молодежью
Ведай одну кротость – правду Божью
 
 
Ну а сам-то не кроткий не кроткий
Чьи глаза горят из‐за решетки?
Заросли расстриги волчьей шерстью
Лаялись творили двоеперстие!
 
 
Ни татары ни поляки ни войны —
Все равно на Руси неспокойно
Не спасет ли нас многократное
Радуйся дева благодатная
 
 
И монах кропает акростих
Ухватив синицу за хвостик
Сверху вниз
РАДУЙСЯ БЛАГОДАТНАЯ
Снизу вверх
РАДУЙСЯ БЛАГОДАТНАЯ
И еще раз – по диагонали
Чтобы силы Божьи увидали
 
 
И когда слова все явились
Волосы на голове зашевелились
Со страниц подуло непонятное
РАДУЙСЯ БЛАГОДАТНАЯ
 
 
И пришло! И пало благодатью
На монаха Германа на честную братию!
И на всех на нас с полей России
Сквозь оконце бьют лучи косые!
 
 
О Жена Облаченная в Солнце
Все погибнем или все спасемся?
 

2. ВИРШИ О ПЕТРЕ БУСЛАЕВЕ,

ПРОТОДИАКОНЕ УСПЕНСКОГО СОБОРА

 
Петр Буслаев – протодиакон темный
Но по детской своей вере – человечище огромный
Служили панихиду в Успенском соборе
По Марии Строгановой – общее горе
Петр Буслаев диакон
Был величав и заплакан
Но когда дошел до «вечной памяти»
Стал ты весь как не здесь – как без памяти
Ты имел умозрительство душевое
Храм наполнило воинство волшебное
Восходили ввысь и сходили с купола
На богатова на темнова на глупова
Херувимами серафимами
Лицами белея нестерпимыми
Как мечами обоюдоострыми
Над детьми над братьями над сестрами
И видали – и боялись проснуться
И тянулись их сандалий коснуться…
Чистый хор всплеснул голосами —
Изогнулись пламена – заплясали
Словно многоцветными крылами
Пламенные лица прикрывали
И тогда из недр своей веры
Ты извлекал т а к о е без меры
Что – теперь и как во время о н о
Что трубило у стен Иерихона!..
Разом сдунуло свет – все погасло
И стояла мгла в соборе как масло
Лишь светила свечечка копеечная
На икону – на лице Ея вечное
 

3. ВИРШИ О СИЛЬВЕСТРЕ МЕДВЕДЕВЕ,

ДУХОВНИКЕ ЦАРЕВНЫ СОФЬИ

 
Эрудит и философ и на лире тщится
Не дано было тебе к духу приобщиться
Бесом лез в политес – и во все такое
Сладко пахнущий монах – в Софьины покои
Черным вороном блестела в переходах борода
О! царевна философии казалась не чужда
Говорила по-латыни и по-гречески…
А кругом уже решили: ворожили ворожили
Вынимали след человеческий
Дескать Софья на свече
Ж Г Л А
Курчавый темный волос
И рука в перстнях и кольцах
Синим холодом кололась
 
 
Петр катит на свинье по Москве-столице
И дано было тебе к мукам приобщиться
Треуголка на столе клещи горы и дыба
И забилось тело белое как рыба
– Отпусти меня земля мать-кормилица!
– Н Е Т —
Зеленое сукно и чернильница
Вздернули и растянули – ребра ходят жарко
Ох взлетел ты высоко – выше патриарха!
Кто-то воет и визжит – уберите кошку!..
Снизу красное лицо плющится в лепешку…
Унесите это тело – легче будет голове…
Вдруг увидел будто ползает младенец в мураве
Нет ни мамки нет ни няньки – нет на нем одежки
Улыбаются чему-то розовые ножки
Будто ты всю жизнь дремал а теперь проснулся
И чего не понимал к тому прикоснулся —
Эрудит и философ и пиит изрядный
Оказался сей же миг в купели прохладной
Вынимали тебя девы из купели
Завернули в простыни – и несли и пели…
Дьяк почесывался – вошь ела помаленьку
– Вора и еретика Медведева Сеньку
На Красной площади супротив Спасских ворот
Смертию казнить – голову отсечь!
 

 
В 10 часов Карасев
Вышел из ресторана
Ночь принимая вид бурана
Валила с ног в снег
 
 
Кремль? – ничего похожего
Вокруг дымилась Арктика
Умолял прохожего
Смахнуть со спины чертика
 
 
11 часов – Карасев
В Александровском саду искал невесту
12 часов – Карасев
Полз по Крымскому мосту
Прячась от пуль
И мешая движению…
В таком положении
Его подобрал милицейский патруль
Заткнули пасть
 
 
Утром в шесть
Дежурный
Прошел к уборной
Умылся и вернулся на свое место
По-бабьи подоткнув подол
Проститутка мыла пол
 
 
Подать сюда прохвоста
Который с Крымского моста!
Дверь камеры
Приотворилась
А там черт знает что творилось
В маразме
Плавали миазмы
Храпели странные миры
И шевелилось нечто вроде протоплазмы
 
 
Иерихонская труба
Воззвала
– КАРАСЕВА!
Вышла рыба
Глаза невинные как небо
И в каждом грустный грешник нарисован
 
 
– Ну что с тобою делать Карасев?
– Пожалуйста возьмите штраф —
С похмелья
Милицию раскалывало болью
– Ну парень наломал ты дров —
Посмеивались окружающие
Пал на колени Карасев
На полу снежинки тающие…
– Слушает дежурные 13‐го отделения
Высылаем наряд…
– Катись отсюда говорят
Пока не намотали срок…
Не помнит как
Выкатился на порог
И живо —
К палатке ПИВО!
 
 
А там уже томился длинный хвост
Опухших рыл
И ангел среди снежных звезд
Парил
 

ЖРИЦА КУЛЬТА

 
Дремлют дачники московские
Кира, я и Брусиловские
Парни с лыжами прошли
По вагонам путешествуя
Вдруг вошла танцуя шествуя —
Из совсем другой игры
 
 
– Будет Авель помнить Каина…
– Вы! Забыли про хозяина!
Сталин – мой отец и брат! —
У старухи голос мхатовский
Книппер-чеховский ахматовский
И замасленный бушлат
 
 
И кривясь улыбкой странною
Держит пальму ресторанную
Будто зонтик или флаг
Приближаются кошачие
Рыже-серые незрячие
– Будешь помнить или как?
 
 
Усмехнулась понимающе
– Посоветуйте товарищи
В общем можете идти —
На часы гляжу растерянно
Как плывет в другую дверь она —
Время ровно без пяти
Рядом девушки хихикают
Огоньки в окошке прыгают
Наше дело – сторона…
Но была она – вошедшая
Пьяная и сумасшедшая
Величава и страшна
 

МЕРТВОЕ СЕЛО – ПОДМОСКОВЬЕ

 
Ни движения ни шума
Лишь на белой крыше дома —
Голубая тень дыма
Откуда ни возьмись
Прикатил виляя виллис
На пригорке вылез
Фетровые бурки поскрипывают
– Погляжу-ка я на вас —
Кто-то всхлипывает
– Как навоз?
– Что корма?
Немы серые дома
Окна смотрят кротко
Скрипнула калитка
На снегу – следы
– Сюда пожалуйте сюда —
Навес. Окаменел навоз
– Где ж у вас коровы?
– Тут честное слово!
И поросят штук пятьдесят…
– Почему не хрюкают?
– Дак они мяукают
Хруп хруп – опорки
Поскрипывают бурки
И еще следы – навстречу
Теплый голос:
– Добрый вечер
Темный волос – на снегу
– Это наша птицеферма
– Где же куры?
– Вот – помет
Кохиноры и леггорны
Тыщи полторы примерно…
А теперь прошу к столу
Это – сало это – мед…
Нет ни меда
Ни народа!
Хоть кричи отчаянно
Нет в избе хозяина!
Солнце село
Тишина
Мертвое село!
Лишь машина —
У колоды
И следы, следы, следы
Волчьи заячьи овечьи…
 

КРИК ЭЛЕКТРИЧКИ

 
Как электричка неслась и кричала
В ночной подмосковной пустыне!
Как электричка неслась и стучала стучала стучала
Всеми своими вагонами полупустыми
Без головы и хвоста без конца и начала
 
 
Блюдца жестянки и банки дребезжали в
          заколоченной даче
Так электричка кричала – неслась и кричала!
Окна таких же вагонов мелькая летели навстречу
Светом своим мельтеша без конца и начала
 
 
Ночь без конца и начала – одни на рабочем
          воровском полустанке
Чудилась близость Москвы без конца и начала
И все сильнее бренчали ведра тазы и жестянки
Чайкою в снег электричка неслась и кричала
 

ПОЭМЫ

ЖАР-ПТИЦА (1995)

– Что за напасть такая на русских поэтов!

– А на русских художников?

(из разговора)

 
чудовищная грозовая
собою из себя сияя
воссев на блюде
на Христовом обеде
Жар-птица кличет призывая
усопших мастеров к беседе:
– славные мои художники
живые во граде
пьяницы ругатели безбожники
девок запрягатели
враги-приятели
завсегдатаи кабака
все до последнего слабака
прилетайте
отведайте облака —
птичьего моего молока
 
 
– поднимаю крылья как знамена
называю всех поименно:
 
 
Краснопевцев Дима
жил неизгладимо
…неисповедимы —
и не стало Димы
только у Престола
нечто просияло:
сюда мое сердце
Дима Краснопевцев!
 
 
белый на белом
Вейсберг Володя —
он снова уходит
к незримым пределам…
и возвращается —
вновь воплощается
белый на белом
 
 
…летал в пустоту —
будто ложку ко рту —
не вычерпать всю пустоту!
…пусть на кумполе венок
из украинских былинок —
нежный Петя Беленок
один в поле борщ варил
анекдоты говорил
с салом с перцем
с Сен-Жон Персом
сожрала
самого Москва
пришлым варевом жива
 
 
– кто явился к мессе
голый как морковь?
– Ситникову Васе
сядь не прекословь
видишь радуются все
 
 
…подмосковным летом
стариком-атлетом
в парке
мастерил байдарки
сказал: уеду —
канул будто в воду
…в Вене и в Нью-Йорке
потрафлять заказчикам?
…одержал победу
ушел в подвал
накрылся ящиком
оброс мохом
оскалился смехом
и умер монахом
говорят остались вещи:
в рюкзаке – святые мощи
 
 
Сидур Вадим
Сидур Вадим
давай попьем и поедим
…на той войне
разворотило челюсть —
глаза остались
скорбные вдвойне
и после смерти
до самой смерти
ты верил аорте
…чугунные
струнные
крики твои
говорят о великой любви
 
 
огромный волосатый
сюда сюда Рухин —
всегда в любви несытый
и пламенем объятый
борода твоя как дым
завивается колечками —
вот и умер
молодым
 
 
…и гласили скрижали:
УГОРЕТЬ НА ПОЖАРЕ
…или
так решили
в «Большом Доме»
…и сотрудники рядами
уходили на заданье
…два холста
сбиты в виде креста
 
 
Юло ты помнишь в голодухи
на Колыме взалкал о духе
(а начальник был в дохе)
и застывал на вдохе —
на воздухе
 
 
рисовала твоя лапа
морщины – складки на горе
«я – эстонское гестапо
доходяга в лагере»
– как в раю Юло —
сытно и тепло?
 
 
и вы что курили
от одной сигаретки
в темноте на кушетке
глотали таблетки
«вам – пир!» —
сказал один вампир
…такая легкость в теле
что вместе улетели
но воротилась
как спохватилась
лишь ему —
тоннель во тьму —
всё ярче светилось…
 
 
но еще за неделю в марте
рыжий Паустовский-сын
поэта робко попросил
посвятить ему сонет о смерти
– подвиньтесь ребята
ну и что – что крылаты!
не робей рыжеватый…
 
 
здесь Андрей Демыкин в маске
говорит о Босхе
с Рыбой
у которой нос трубой
 
 
…в Красково там на даче
отсвечивают свечи
и утро будто вечер
 
 
а страшила Ворошилов
пьет мудила
из бездонной миски
и не требует закуски —
он думает что это – виски
 
 
а Пятницкий
пришел зеленым —
отравился ацетоном
стонет Жар-птица:
– дайте!
дайте ему причаститься —
очиститься
ведь тоже – частица
 
 
(души – огненные перья
собираю вас теперь я)
 
 
невзгоды все преодолев
великий Кропивницкий Лев
размышлял: гармония —
девы и Германия
Фрейд и разумение…
но (Сева!) Кропивницкий-дед
как будто жизни знал секрет
холст чистил мастихином
при том читал стихи нам
 
 
он был Сократ
и жил в бараке —
и русский быт
и русский мат
и русский стих…
окно во мраке…
 
 
зовет высокая труба:
– вы крутолобы
прейдите оба!
 
 
и внук – художник
ликом светел —
от жизни улетел
и близких встретил
 
 
дома Парижа —
корабли
вы всех по лестницам
вели
чтоб из чердачных окон
смотрели
жадным оком:
слишком серебристо
небо слишком близко —
и срывается с крыш
стриж
еще стриж…
 
 
считал ван Гога
превыше Бога
 
 
…скитаться пить и рисовать
себя как вечного ребенка:
нос луковицей
бороденка…
ах лукавый мужичок
Толя Толя Толенька!
Зверев любит шашлычок —
вечные Сокольники:
шашки
розарий
девушки с большими глазами!
 
 
светлый как из душа
Харитонов Саша —
смирная душа
ни жалоб ни стонов —
вознесся Харитонов
…разноцветный бисер
выси
голоса
 
 
ох горе!
Олежка Григорьев
…кем теперь
коробка бабочек
хранима?
…видел архангелов
и херувима
 
 
здесь и другие —
светятся все —
Гуров
которого сшиб грузовик на шоссе…
 
 
и Длугий —
ни звука —
и тоже от рака…
о други!
 
 
– явись из бездны адской
Ковенацкий!
и ты зван —
и Шагал и Сарьян —
и Гаяна Каждан
 
 
– кто там возник на пороге?
– кажется Леня Пурыгин
«Господи в Нью-Йорке
такая жара!
на скамейке в парке
умер я вчера»
 
 
счет уже на десятки:
застрелил инкассатор
захлебнулся в припадке
утонул…
от инфаркта миокарда
у мольберта…
слишком ярко…
просто в Вечность заглянул
 
 
Дерево
вытянулось в зарево
величава
перспектива:
ветви стали временем
время – белым пламенем
 
 
всё ярче Жар-птица —
и тысячелица!
и тысячеуста —
живые Уста!
ладони —
долони
от лона
и дола —
до неба
и Бога
 
 
и в яви
и в трансе
и в камне
и в бронзе
и масло
и Числа
и ныне
и присно
 

июнь 1995 Париж

ЛУВР (1995)

1

 
не тот кипящий
под стеклянной —
площадь подземная —
пирамида
не тот уставленный —
посетители
не тот увешанный —
потолки
 
 
не с улицы Риволи —
толпы туристов
не с набережной Сены —
солнечно и пустынно
не с угла Комеди Франсе —
золотая сидит на коне
воплощая величие нации —
и даже не из Парижа —
из Аньера
из квартиры моей дочери
дверь открыл в коридор —
и вошел
 
 
сразу пусто и свет —
вспомнишь Пруста:
не то остров
не то помещение
просматривается насквозь
где-то картины
иду на авось
трогаю: стены
где картины?
не видно ни стен
ни картин —
один
 
 
но слышу: рядом – выше
и дальше как бы снаружи
перекрикиваются как на стройке
блоки скрипят – подъемник
ближе – кашляют шаркают
идет развеска картин
обернулся – весь на свету!
 
 
бородатые в латах
меня окружившие стражники
один из них поднял фонарь
я молод и зол
я их начальник
я скалю зубы
будто мне всё нипочем
слуга отвернулся
и гладит борзую
(дугою белая в пятнах)
в тени мой противник
укрылся шляпой и —
ничего не происходит
 
 
кинжалом клянусь мадонной!
сейчас! напрягаю мышцы
сыплются чешуйки краски
холст вздулся буграми
трещит —
разорвался как взорвался!
противника – пополам!
дева выпала из окна
из корсажа – свежайшие яблоки —
из моего во внешнее время
бегущее как таракан
 
 
испачканный красками
мой мучитель – создатель!
еще с подмалевка
торчат воротник и усы
всё в той же позиции —
ты виноват! —
запечатлел запечатал
(сам остался там
на фоне сияющих окон
как и тот – бронза
плечом и коленом
и кусок черствеющей булки
две глиняных кружки вино…)
я – письмо неизвестно куда
 
 
хотя почему я – письмо?
я – огонь горю в фонаре
я потрескался запылился
но еще освещаю лица
бородатые – охра с сиеной
снизу их кто-то рассматривает
что там – не осветить
кто там – не разглядеть
потусторонний мир
 
 
от которого старая рама
оберегая лепная
всё событие обнимая
как мама
 
 
что есть картина?
сооружение
не проще гильотины
на уровне Нового Моста
со всеми его зеваками
и бледными небесами
и смотрит в это окно
бровастое солнце художника
из-под потрепанной шляпы —
обрадовалось простору
выставленного холста
в лавке на рю дю Темпль
что в квартале Маре…
обернулся к приятелю:
«то что мне нужно
для моей композиции
они в Академии —
облезлые парики
подавай им размер для Лувра
поедем к Мадлен!»
 

2

 
прояснить реальность стараюсь —
проясняется лишь Солярис
где всё – игра и пена в море
не то в потустороннем мире —
там царствует необходимость
и там входя в покои Лувра
похожий на хромого мавра
«Мадам!» – воскликнул Нострадамус:
для Вас историей займусь!»
 
 
…и революции и бури
…в Бабуре —
эдаком амбаре
Кабак
поставил свой барак
и состоялся диалог
но посрамлен ли футуролог?
 
 
он мог предсказывать спокойно —
«пусть принесут вино и фрукты» —
героев
катаклизмы
войны
теракты
 
 
…и въехал дылда – англичанин
мелькая голыми коленками
на роликах
со станции метро
в подземный вестибюль музея
(загородил меня плечами —
ротозея)
смотрят черные и дети:
что там тикает в пакете?
ТА-ТИ ТА-ТИ ТА-ТИ ТАТИ…
– уборщик мусор не мети!
 

3

 
пока на мрамор катятся обломки
как в замедленной съемке…
пока одни ошеломлены
другие ползают в крови не понимая…
пока полиция…
пока правительство…
все эти сиятельства и превосходительства…
все обстоятельства…
 
 
я создал свой Лувр
окружил моим Парижем
посреди моей прекрасной Франции
шутка ли столько работы!
картины колонны
даже негр в униформе
(заменю его на китаянку)
высокая тишина —
и эту выстроил сам
 
 
из недалекой стены
бьет кучерявый прибой
и вечно летят эти брызги Курбе
не долетая
 
 
или оранжевый отсвет Гогена
губы коричневым – груди колена
…мертвых живых ли —
не люди а вихри
…ближе к офортам гравюрам —
и ты обозначен
пунктиром
 
 
в квадратном просвете
(одолжил покойный Малевич
моему отцу) —
пустыней
задувает оттуда
в песчаной метели
стремительно путник в сером
приближается как удаляется…
не ухватишь края одежды
а лицо – кипарисом в небо!
 
 
у меня здесь двигаются стены
как у Глезера на Преображенке
открываются неожиданно
колоннады и перспективы
коридоры ведут не туда —
лестницы
легко заблудиться
сколько чающих пропало
в пространстве и времени
в ином измерении
я встречал сумасшедших
блуждающих
из жизни ушедших
или о ней не подозревающих
двое прошли
обсуждая вопрос:
сколько ангелов может усесться
на ус
Сальвадора Дали?
я – пас…
я меня – сердце…
 
 
я например
чтобы мне мой Лувр не стал кошмаром
знаю как вернуться
в Аньер
на рю де ля Марн
к внуку и жене
как повернуться
в замочной скважине
откуда бьет сноп света