Текст книги "Крылья демона"

Глава 5

Навьючив графское имущество на лошадей, мы двинулись в сторону поместья брата графини, сотника Жешувского воеводства пана Вольдемара Потебни. По дороге граф долго распространялся на тему скорого усиления Речи Посполитой, обосновывал необходимость союзничества с Пруссией для разгрома Австрийской империи и оттеснения русских к их старым границам.

Его безумные планы покорения Европы меня слегка раздражали, поскольку я точно знал, что через год от Польши останется одно географическое название, ее растащат на части ныне воюющие Россия, Пруссия и Австрия. Сама же Речь Посполита, метавшаяся от союза то с одними, то с другими, вскоре перестанет существовать вообще. Основной моей заботой было добраться как можно быстрее до Кракова, а оттуда в Прагу. Вопросы по проблеме как лучше выстраивать драгун для превращения их в рулет из перьев, мяса и железа, меня мало интересовали.

Так, испытывая нарастающее желание набить морду графу за его стремление порезать по-больше соотечественников и еще больше иностранцев, я сопровождал супругов до поместья. Путь через сменяющие друг друга поля, леса и перелески занял у нас оставшуюся половину дня. Осложняли движение два обстоятельства: необходимость вглядываться в чащу, чтобы не попасть в новую засаду, и быстрая утомляемость моих спутников. Только пережитые ими ужасы и перспектива провести ночь в лесу заставляли аристократов двигаться дальше. По мере приближения сумерек, графиня все больше и больше прижималась ко мне, наверное, не особенно полагаясь на сомнительное умение мужа владеть оружием.

Когда мы подошли к воротам, скрывающим обнесенную частоколом и мелким вонючим рвом усадьбу, было уже совсем темно. В окнах миникрепости горел свет, а за воротами слышались голоса часовых. На призывы графа открыть ворота, нам достаточно долго отвечали пожеланиями пройтись к разным родственникам то ли черта, то ли самого часового.

Все же нам удалось обосновать необходимость войти внутрь, после того как к воротам подошел сам пан сотник. Еще минут пятнадцать я наблюдал как сотник, граф и графиня по очереди лупили несчастного охранника, испытывая на нем нагайку, сапоги и черенок от лопаты. Когда все остались удовлетворены результатами проведенной воспитательной работы, мы торжественно переступили порог дома.

Меня представили хозяину усадьбы со всеми, причитающимися спасителю почестями. Сотник был здоровенным мужиком, с пышными усищами, перекрывающими треть лица от уха до уха. Он долго тискал меня, хлопал по плечу, пытался то и дело поцеловать в губы.

– Вот так идальго, – кричал он, – сукин сын, уложил шестерых бандитов! Ты, брат, иди ко мне писарем в сотню, я тебе такое жалование назначу, что ты не пожалеешь о своем выборе. Еще найдем тебе здесь жену, знаешь, какие в наших краях девицы есть?

– Что же ты сам тогда не женился в свои 34 года? – спросил его Рутковский.

– Потому и не женился, что не смог выбрать лучшую – одна краше другой. Бывало, соберусь свататься к Ольге, приглашу сватов, начищу саблю до блеска, одену самую лучшую одежду, едем уже, и тут бац! По дороге вижу, Маричка идет, словно ладья плывет, бедрами качает, лицо белое, шейка как у лебедя, – все, передумал жениться. Как подумаю, что женюсь на одной, а потом приглянется другая – голова кругом! Такие брат дела.

Он еще долго болтал, пока слуги собирали на стол угощения.

– Ну что, пойдешь ко мне на службу? – опять спросил он меня, когда мы, наконец, сели ужинать.

– Нет, не могу, хочу вернуться на родину, в Испанию.

– Ай, зря ты!

– Скучаю по родным, что уж тут поделаешь. У нас там тоже не спокойно: Англия постоянно усиливает свое морское могущество, внутри страны распри.

– Ну, конечно, сейчас такое смутное время, что все воюют и дерутся за награбленное, – согласился сотник.

– Так куда думаешь сейчас податься и какой дорогой – морем или сушей?

– Думаю сушей, меньше шансов столкнуться с англичанами. Доберусь до Кракова, а затем в Прагу…

– Так ведь там австрияки могут тебя сцапать, мы с ними сейчас воюем, – заметил граф. – Ты ж человек без документов. Как думаешь переходить границу?

– Ничего, мне не привыкать, – неосторожно ответил я.

– А почему ты шел по встречной дороге, – уже с подозрением в голосе спросил граф.

– Заблудился маленько, затем услышал голоса, вот и вышел на шум.

– Понятно, – сказал граф, и стало ясно, что он мне не верит.

В воздухе повисла тягучая тишина, которую вскоре нарушил сотник, принявшись громко рассказывать про свои былые подвиги. Все же ужин закончился с ощущением чего-то недосказанного.

Уже было довольно поздно, поэтому хозяева и гости отправились спать сразу после трапезы. Мне уделили отдельную комнатушку с узкой койкой. Я лег и попытался расслабиться в этой непривычной обстановке – ведь это была первая спокойная ночь с момента, когда Иблис ворвался ко мне в квартиру. Постепенно дом затих, отдавшись сну.

Мое человеческое тело тоже требовало отдыха, но разум не мог спать, так как не знал, что такое сон. Факт того, что я не умею спать, несколько беспокоил меня, ведь до сих пор было легко обновлять организм, поддерживая тело в состоянии постоянной бодрости и свежести. Решив все же дать себе отдых, я погрузился в легкий транс, в котором полностью имитировалось состояние сна обычного человека. Мое же сознание пребывало хоть и вялом, но рабочем режиме, постоянно вырабатывая варианты дальнейших действий.

Утро оказалось довольно насыщенным. Первым делом, ко мне в комнату ввалились три бравых молодца и нацелили на меня ружья со взведенными курками. Затем из-за их широких плеч выглянули пан сотник и граф, чтобы сообщить о моем аресте по подозрению в шпионаже.

– Дон Маркус, или как вас там, сопротивление бесполезно, поэтому смиритесь и ожидайте итогов расследования по вашему делу, – закончил свою обвинительную речь сотник.

Мгновенно оценив ситуацию, я решил использовать свою голову, которая всегда есть со мной и, которой, честно говоря, я всегда гордился. Что дают способности демона, если у тебя ум сообразительного орангутанга? Даже сила Иблиса была заключена, прежде всего, в его уме, используя который, он построил свою, хоть и извращенную, но империю.

– Я не знал сотник, что у вас, поляков, принято нападать на гостей, – ответил я, гордо вскинув голову, показывая своим видом преимущества испанского дона перед каким-то польским шляхтичем.

– Но, поймите, Дон Маркус, сейчас идет война и ваше… – начал было оправдываться сотник, но я его перебил.

– Речь Посполита уже последних сто лет непрерывно воюет, если я не ошибаюсь, – и, больше не обращая внимания на попытки сотника что-либо сказать, я обратился к графу. – А вы, граф, если я правильно понял ваш титул, всегда выражаете благодарность подобным образом? Графини нет, случайно, за вами?

– Я подумал, что вы могли специально организовать нападение… – смущенно ответил тот.

– Конечно. И при этом уложил шестерых своих людей?

– Но что стоит жизнь холопа в глазах благородного дворянина? – пытался навязать мне свою философию Рутковский.

– Естественно. Но кто из польских холопов согласился бы отдать свою жизнь за интересы австрийского или прусского тронов?

– Но они же могли не знать, что вы придете…

– А откуда я мог знать, что меня не убьют первым же выстрелом? Ведь они могли и не разговаривать со мною, но пальнуть в меня для налаживания знакомства. Откуда же я мог знать, организовывая засаду, что граф и графиня Рутковские, едущие из Люблина в Краков, решат свернуть к брату графини?

– Ну… – пытался найти ответ граф.

– Да и зачем вы мне нужны? У вас что, есть особая военная миссия? Или это логово сотника является важным стратегическим пунктом?

– Но, может, вам нужны были связи, чтоб добраться до границы?

– Зачем мне связи, если я мог убить вас прямо там, на дороге, забрать все ваши бумаги и деньги, выдавая себя за вас.

Граф молчал, а сотник, шумно выдыхая воздух через нос, смотрел на него, готовый, кажется, задушить своячника за позор своего дома перед иностранным дворянином. Подливая масло в огонь, я сделал выводы:

– Я признаю, высокородные шляхтичи, что совершил две ошибки, за которые вполне заслуженно должен понести наказание. Во-первых, я помешал насилию над благородной прекрасной дамой, кстати, передайте ей от меня поклон, а также спас от грабежа и жуткой смерти графа. Во-вторых, я стал гостем доблестного рыцаря, который из милосердия не перерезал мне глотку во сне, а героически захватил меня в постели, прибегнув к помощи трех своих не менее доблестных воинов.

Выдержав эффектную паузу, я закончил речь словами:

– Что ж, панове, больше мне сказать вам нечего. Я хочу навсегда забыть позорный язык, на котором с вами общался.

В подтверждение своих слов я запел на чистом испанском жалобную песню о неразделенной любви одной девушки к бедному испанскому моряку, в которой она отдала свою душу Дьяволу за то, чтобы… В общем, это не важно, все равно опозоренные шляхтичи не понимали ни единого слова.

Через три часа, ползая передо мной на коленях в попытках вымолить прощение, меня провожал весь двор сотника. Уезжая на двух подаренных мне лошадях, снабженный провизией, одеждой и деньгами, я наблюдал в окно, идущее в столовую, как графиня, слышавшая мою проникновенную речь, бьет тарелки о голову своего незадачливого мужа.

Глава 6

Я гнал лошадей галопом весь день, попеременно пересаживаясь с одной на другую, чтобы давать им хоть какой-то отдых. Необходимо было спешить. Вполне возможно, что мои доводы в доме сотника имели кратковременный успех, поскольку я не ответил ни на один из поставленных вопросов исчерпывающе – временное воздействие на слабые точки людей давало сильный, но непродолжительный эффект. Вполне возможно, что следом за мной послали гонца в Краков с депешей о подозрительном иностранце. Кроме того, учитывая военное положение, у меня действительно могли возникнуть проблемы на границе, которые, естественно, не могли бы меня остановить, но могли вызвать ненужную задержку.

К вечеру я уже достиг предместий Кракова. В город я решил не заезжать, учитывая особый режим столицы, поэтому остановился в придорожном трактире. Отдых нужен был больше моим лошадям, чем мне, хоть и мое тело было достаточно измождено от непрерывной скачки. Денег, полученных от моих недавних знакомых, вполне хватало на десяток ночевок в трактирах, а большего мне и не нужно было.

Трактир оказался вполне приличным заведением. Похоже, что путешественники предпочитали это место шумному Кракову, насыщенному войсками. Поэтому хозяева постоялого двора держали достаточный запас постелей, чтобы не использовать белье повторно, и хорошего повара, чтобы не кормить посетителей остатками вчерашней стряпни. Здесь я хорошо перекусил, помылся и «заснул» в чистой постели, собираясь утром продолжить путь.

На рассвете в трактир пожаловал отряд драгун. Не успели они подъехать к крыльцу, как я уже стоял возле окна, слушая их разговор со слугой. Интуиция не подвела – разыскивали меня. Проследить человека, едущего по краковской дороге на двух лошадях и в зеленой одежде, которую мне милостиво подобрал сотник, не составляло труда. Пришлось немного пожалеть о своей беспечности.

Чтобы не задерживаться для ненужных объяснений, я быстро оделся и выпрыгнул из окна во двор. Драгуны, тем временем, зашли в трактир, а возле лошадей остались двое часовых. Всего я насчитал десять лошадей, значит, за мной пошли только восемь человек. С одной стороны было досадно, что меня так плохо оценили, но с другой – это избавляло от лишних проблем.

Подойдя сзади к часовым, я спросил:

– Панове, не подскажете, как проехать из Детройта в Чикаго?

– Куда? – хотел было удивиться один из часовых, но тут его голова, направляемая моей рукой, врезалась в голову товарища.

Оба драгуна обмякли и дружно шлепнулись на землю. Я забрал у них пистолеты, ружья и взял себе одну саблю с портупеей, затем быстро перерезал подпруги у семи лошадей. Остальными тремя лошадями, как самыми мощными, я решил воспользоваться. Поэтому вывел их со двора, вскочил в седло одной и помчался прочь, держа за узды двух других драгунских скакунов.

Сзади послышались крики, а затем и выстрелы возмущенных моим вероломством рыцарей Войска Польского. Стреляли они паршиво, да и расстояние свыше двухсот метров уже не представляло серьезной опасности при стрельбе из гладкоствольных кремниевых ружей.

Проскакав по дороге чуть более километра, я остановился. За мной была погоня, состоящая из четырех лихих драгун, решивших проехаться без седел, и еще двух, забравших чужих оседланных коней. Желания привлекать к себе внимание возможных встречных путников у меня не было. Спешившись и, подождав, пока мои преследователи приблизятся на расстояние убойного полета ружейной пули, я снял двух всадников двумя выстрелами.

Неспешно перезаряжая ружья зарядами, взятыми из седельной сумки, я наблюдал, как оставшиеся четверо преследователя теряют скорость, пытаясь пропустить один другого вперед под мои пули. Чтобы уверить их в необходимости оставить меня в покое, я подстрелил еще одного всадника. Постепенно трое оставшихся замедлили бег своих лошадей, затем, понаблюдав за движением дула моего ружья, храбро сделали по выстрелу в мою сторону и поскакали в обратном направлении. Видимо, подбирать павших и собирать новое подкрепление.

Мне ничего не оставалось делать, как продолжить путь. Не желая ввязываться в боевые действия, которые могли начаться против меня в скором времени, я гнал лошадей так, словно боролся за приз лучшего жокея столетия. Бедные животные, привыкшие к непродолжительным походам шляхты от одного кабака до другого, испытали невиданную доселе нагрузку. Дважды мне пришлось проявить чудеса акробатики, когда один за другим, в течение часа рухнули два коня. Оказавшийся самым выносливым, еще дотемна, привез меня в город Катовице.

Без происшествий и лишнего беспокойства я пересек городской кордон. Хорошо, что в этом времени не было телеграфа и прочих средств быстрой связи на расстоянии, поэтому новости о событиях на дороге в окрестностях Кракова раньше меня в этот город привезти никто не мог.

Найдя местный рынок, я с трудом слез с лошади. Ноги отказывались выпрямляться, а заднее место было так отбито, что я вообще не чувствовал с ним рецепторного контакта. Превозмогая ломоту в теле, я передвигался по рынку, скупая себе новую одежду, задавшись целью выглядеть неброско, но вполне благородно. Моя оставшаяся лошадь, проголодавшаяся за день, то и дело норовила сбежать от меня к рядам с фуражом. Наконец, полностью сменив одежду, я купил овса своему транспортному средству и отправился ночевать в ближайшую гостиницу.

Утром без всяких злоключений я выехал по направлению к чешской границе, которая в то время была и границей Австрийской империи. Предварительно избавившись от оружия, я уверенно скакал на отдохнувшем за ночь коне, избегая главных дорог, используя малоизвестные горные тропы Судетов. К вечеру я устроил себе привал в этой живописной местности. Если бы не дикая спешка, то, возможно, горный воздух и летние краски пейзажа порадовали бы мое человеческое тело, но в то время я даже не обращал внимания на подобную чепуху.

Проведя ночь в горах, утром следующего дня, никем не замеченный, я пересек границу.

Уже на территории Чехии меня остановил австрийский конный разъезд, состоящий из трех гусаров. Предпочитая самому навязать разговор в нужном мне русле, я бросился к всадникам с радостным видом.

– Наконец-то, свои! – завопил я на немецком языке с легким чешским акцентом.

Поручик гусарского полка, похоже, возглавлявший дозор, подозрительно посмотрел на меня и спросил:

– Кто такой? Откуда и куда следуешь?

– Герр поручик, я Карл фон Маркузе, австрийский дворянин. Проживаю в Праге. Был захвачен в плен поляками по подозрению в шпионаже в пользу короны ее императорского величества. Неделю провел в тюрьме, затем бежал.

– Что же вы делали в Польше?

– По приглашению князя Понинского, я, будучи учеником графа Калиостро, приехал в Варшаву продемонстрировать свои знания метафизики.

– Да-а? – удивился поручик, – Вы знаете графа Калиостро?

Еще бы мне не знать графа, то есть Джузеппе Бальзамо, уроженца Палермо, моего ученика в деле крупного надувательства простаков.

– Ага. Я учился у него десять лет. Сейчас вот езжу по Европе, помогая графу в поисках философского камня, – окончательно заинтриговал австрийцев я, чтобы избежать проверки документов.

– Не могли бы вы продемонстрировать какое-нибудь из чудес графа? – попросил один из гусаров.

– Конечно, могу, но только для серьезного метафизического превращения или воззвания духа умершего, необходимы специальные инструменты, такие как: компьютерус виндоус, андроидус, камень процессорус, калькуляторус или простейший магический осциллограф, – загадочно ответил я.

– Ух ты, – восхитился моим словарным запасом другой гусар, – я и слов-то таких не слышал. Может, вы чего попроще сделаете, без ваших магических осици… тьфу, не выговорю.

– Что ж сделать голыми руками? – задумался я.

– Да что угодно, – уже купился на мою «метафизику» и поручик.

– Хорошо, – великодушно согласился я.

Мы спешились, сели на камни, и я провел маленький сеанс фокусов. К занавесу моя публика была в полном восторге. Особенно было легко работать с игральными картами, которые оказались у одного из гусаров. Я дурил простодушных солдафонов как детей, которым рассказывают сказки про Санта-Клауса, подкладывая ночью подарки, предварительно купленные в ближайшей лавке.

Самым впечатляющим фокусом оказался трюк с растиранием в пыль золотой монеты одного из гусаров, после которого возникла такая напряженная пауза, что мне пришлось создать из огня эту самую монету. Чтобы не было соблазнов заставить меня набить чужие кошельки презренным металлом, я тут же предупредил, что мне легче удается уничтожать золото, чем его производить, потому как тот, кто им воспользуется, сократит свою жизнь на год, а кто лишится – продлит на год. Мысль продлить свою армейскую карьеру приглянулась всем, и, таким образом, я заработал за десять минут двадцать золотых.

Затем мы все вместе, не спеша, выехали на главную дорогу, ведущую в Прагу. По пути я рассказал каждому о его грядущем, не забыв пообещать всем славу и богатство. Мне заглядывали в рот, переспрашивали подробности, уточняли даты и места событий, особым спросом пользовалась информация про ордена и повышения по службе.

Верили мне безоговорочно, особенно после того, как я поведал каждому об их прошлом, используя старый трюк профессиональных гадалок, при котором ты пересказываешь клиенту все то, что он тебе рассказал, отвечая на искусно задаваемые вопросы.

Прошло несколько часов и, не предъявляя никаких документов, будучи накормленным сухим пайком вероятного противника, я был сопровожден через ближайшие приграничные посты. Вскоре мои новые друзья попрощались со мной, а я направился ночевать в Градец-Кралове.

Этой ночью я долго размышлял о своей судьбе. Что же со мной произошло? Ведь я получил способность любить, но не стал ангелом, который любит всех и вся, созданное Демиургом. В отличие от ангела, я испытывал и злость, и ненависть, мне были противны одни люди и приятны другие. Я любил Киру и ненавидел Сатану, я готов был убить любого, кто причинит Кире вред, но, в отличие от моего прежнего состояния, я не испытывал равнодушие к судьбам других людей.

Мне хотелось, чтобы все были счастливы, но не за мой счет. Мне была противна мысль об убийстве, даже в условиях прошлого, когда смерть человека от моих рук была ненастоящей, как смерть актера на экране кино. Что со мной? Кто я? Кем я стал? Как я буду жить дальше, если мне суждено вернуться в настоящее? Ведь ни Рай, ни Ад меня уже не примут. Где мне искать ответ? О, Бог, почему ты покинул наш мир, почему оставил столько загадок и противоречий?

За этими размышлениями меня застал рассвет нового дня.

Нужно было к ночи попасть в Прагу, чтобы решить хотя бы вопрос о моем возвращении. Несмотря на попытки не реагировать на телесные страдания, я все же ощущал протест избитого организма, когда утром вновь оседлал своего коня. Попробуйте скакать несколько суток подряд, если до этого вы не ездили верхом на лошади лет так сто.

Но, к середине пути я так притерся в седле, что уже почти не ощущал дискомфорта. Возможно, еще через месяц такого режима я уже забыл бы, как сдвигаются ноги. Конь мой за эти дни тоже изрядно отощал и, когда мы, наконец, въехали на Пражские мостовые, он еле переступал ногами. Поэтому мне с трудом удалось заставить его доплестись до ближайшей гостиницы.

Наступило долгожданное утро 5-го июня 1772 года. Моцарту уже исполнилось 26 лет, Гайдну – шестьдесят, а Шейндля-Сура Лейбова Соломониак или, проще говоря, Сонька Золотая Ручка родится только через 64 года. Первые два человека создадут Венскую музыкальную школу, отобрав пальму первенства среди композиторов у итальянцев. А последняя особа сформирует первый романтический образ криминального мира, навсегда соединив его с общественной жизнью.

Время великих фаворитов – Ришелье, Бэкингема, Орловых, Потемкина, Мадам де Помпадур и великих авантюристов – Сен-Жармена, Стеньки Разина, Казановы, Пугачева, Калиостро уже оканчивалось, а золотой век музыки, моей страсти, только наступал. Моцарт и Бетховен, Чайковский и Вагнер, Григ и Брамс, Шопен и Верди, Лист и Штраус, Шуберт и Глинка, еще не вошли в список бессмертных богов мира музыки, создав менее, чем за сто лет такой объем шедевров, какого не было создано за все предыдущие тысячелетия существования человечества.

Именно в это время я-прошлый понял, что нужно оставить глупые спекуляции с алхимией, и серьезно заняться искусством. И только сейчас я-настоящий осознал, как прекрасна музыка, как я всю жизнь любил ее, не зная о том, что такое любовь. Как я был глух и слеп, не ведая любви! Меня охватывал ужас при мысли о том, что я мог так и не заметить этого великого мира, который дает любовь.

Пришло время войти в него.