Электронная библиотека » Георгий Бирюков » » онлайн чтение - страница 2


  • Текст добавлен: 26 августа 2024, 15:20


Автор книги: Георгий Бирюков


Жанр: Религиоведение, Религия


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Галеры прошли вдоль берега, заходя в Ревель, Гап саль, Ригу и встали на зимовку в Либаве. Они оказались выдвинуты далеко вперед от основной базы российского флота – Кронштадта – и могли уже ранней весной начать движение в зону Балтийских проливов. Так достигался значительный выигрыш во времени. Самым авторитетным биографом Петра являлся Пушкин. Задумав написать «Историю Петра 1-го», он получил личное разрешение Николая I работать во всех архивах. В 1832 году Пушкину были открыты все секретные бумаги времён Петра I. «История Петра 1-го» завершена не была, но в ПСС поэта приводится обширный подготовительный текст, охватывающий в хронологическом порядке события Петровского времени. Там можно найти и факты, связанные с проводкой галерной эскадры через Кёнигсберг.

Так, зимой 1716 года

«… Пётр заехал в Либаву, где зимовала гвардия и 40 галер».

Проверив, как идёт зимовка, и назначив 11 февраля командиром галерной эскадры графа Ивана Ивановича Бутурлина,

«…14 февраля Пётр с императрицей и племянницею из Риги отправился к своей армии, к Гданьску (Данцигу), через Мемель и Кёнигсберг. 19 февраля Пётр прибыл в Данциг».

Оттуда в Копенгаген был послан поручик Мяснов для испрошения позволения осмотреть все гавани от Штеттина до польской границы для укрытия русской галерной эскадры в случае бури, что и было дозволено[16]16
  Пушкин А. С. История Петра Первого.?. 8. М.: Государственное издательство художественной литературы, 1962. С. 280–281.


[Закрыть]
.


Отметим, что обычно русского царя сопровождал православный священник. На этот раз с Петром I за границу поехал архимандрит Александро-Невского монастыря Феодосий (Яновский). Феодосий родился в 1673 году в шляхетской семье на Смоленщине и в миру звался Фёдором Михайловичем Яновским. Был рясофорным послушником Московского Симонова монастыря. За клевету на архимандрита Симонова монастыря Варфоломея (это была простая жалоба на суровость Варфоломея) Феодосий попал в число нарушителей монашеской дисциплины и был сослан в оковах в Троице-Сергиев монастырь. Архимандрит Троице-Сергиева монастыря Иов принял в нём участие и освободил от оков. В 1697 году архимандрит Иов, получив назначение на Новгородскую кафедру, взял с собой Феодосия. В 1701 году митрополит Иов рукоположил Феодосия в игумены, а в 1704 году назначил его архимандритом Новгородского Спасо-Варлаамиева Хутынского монастыря, где тот проявил себя выдающимся администратором и стал лично известен Петру I. Феодосий был человеком энергичным, обладавшим практическим умом и умевшим приспосабливаться к требованиям времени. Такие люди нужны были Петру I. В 1708 году Феодосий был назначен царём духовным судьёй в Санкт-Петербург для заведования церковными делами вновь завоеванных городов: Ямбурга, Нарвы, Копорья, Шлиссельбурга. Кроме того, Феодосий, оставаясь

Хутынским архимандритом, предпринял строительство Александро-Невского монастыря, и в 1712 году был назначен архимандритом будущей лавры, получив право ношения митры с крестом, как у архиерея.

Вместе с царской свитой архимандрит Феодосий через Кёнигсберг добрался до Гданьска. В Гданьске (Данциге) он 8 апреля обвенчал племянницу Петра I царевну Екатерину Ивановну с герцогом Мекленбургским. Не совсем понятно, почему Пётр I взял с собой в поездку архимандрита Феодосия. Его духовником с 1703 года был протоиерей придворного Благовещенского собора Тимофей Васильевич Надаржинский. Отец Тимофей обычно неотлучно находился при императоре, сопровождая его во всех походах и путешествиях, включая и европейский вояж 1716-17 годов. Его присутствие в этой зарубежной поездке Петра I зафиксировано документально в форме исторического анекдота. Так, отец Тимофей вместе с Петром I побывал во Франции. И, в бытность Надаржинского в Париже, герцог Ришелье пригласил его к себе на ужин и дал ему в собеседники одного субтильного аббата из хорошей фамилии, который после четвёртой бутылки повалился под стол, между тем как русский священник «смотрел на это падение с геройским презрением».

Пётр I очень ценил своего духовника и щедро его награждал. Между прочим, ему были пожалованы государев портрет для ношения на груди, усыпанный алмазами, берег Москвы-реки подле Каменного моста и имение Тростянец в Малороссии. После смерти Петра I Надаржинский оставался духовником императрицы Екатерины и только после её смерти в 1728 года удалился в свой Тростянец. Однако почти сразу же он поступил в Ахтырский Троицкий монастырь и принял схиму с именем Товия. Умер Надаржинский в 1729 году. Был погребен в Троицкой церкви Ахтырского монастыря, построенной на его средства. Поэтическая эпитафия на его могиле занимает 230 строк и считается самой длинной в русской литературе.

Видимо, в этой поездке с русским царём был не один священник. Архимандрит Феодосий, очевидно, рассчитывал в первую очередь лечить здоровье на водах в Карлсбаде, так как вскоре после Гданьска он отделился от Петра I и уехал в этот самый Карлсбад. А вот отец Тимофей Надаржинский, видимо, остался с царём.


Царь Пётр любил принимать участие во всех трудных делах. Пушкин отмечает:

«18 апреля Пётр поехал навстречу своей галерной эскадре, оставив Екатерину в Данциге».

Но в поденном журнале была указана другая дата отправления из Данцига:

«19-го. Его Величество поехал из Данцыха и ночевал в Ишпергофе. 20-го. Его Величество сел на галеот и поехал Гафом; приехал в Кёнигсберг. 21-го. Его Величество поехал сухим путём; приехал в Пабов [Лабиау – ныне город Полесск] и стояли тут наши 46 галер; и был Его Величество у генерала Бутурлина»[17]17
  Походный журнал 1716 года. СПб., 1855. С. 73.


[Закрыть]
.

Таким образом, русская галерная эскадра к этому времени уже прошла мимо Мемеля и Куршским заливом дошла до Лабиау, где дожидалась приезда Петра I. Русский царь, не задерживаясь в Кёнигсберге, прибыл к эскадре.

Поденный журнал продолжает:

«22-го. Его Величество кушал у генерала Бутурлина, и перебирались наши галеры через мель и не все перешли. 23-го. Его Величество прибыл в Кензберг и кушал у Неглинина».

Таким образом, под командованием Петра эскадра вошла в Дейму и поднялась по ней до Тапиау, спустилась вниз по Преголе до Кёнигсберга. Русский царь знал этот путь, так как уже проходил им на яхтах в июле 1712 года. На этот раз Петр I сделал в Кёнигсберге небольшую остановку. Пушкин записал в своей «Истории» так:

«Он прибыл в Кёнигсберг и 23 апреля дал аудиенцию персидскому послу, между тем в библиотеке нашел радзивильскую рукопись Нестора».

Поденный журнал продолжает:

«24-го. Его Величество поехал из Кёнигсберга со всеми галерами; обошли мель. 25-го. Шли во весь день и пришли к Висле. 26-го. Галеры стали перебираться в устье Вислы»[18]18
  Походный журнал 1716 года. СПб., 1855. С. 73.


[Закрыть]
.

Как видим, здесь галерам снова пришлось преодолеть мель в устье реки. При этом галеры пришлось разгружать для уменьшения осадки. До Данцига было рукой подать, но пришлось несколько задержаться. Поэтому 26 апреля Петр I написал Екатерине Алексеевне письмо:

«Катеринушка, друг мой сердешнинкой, здравьствуй! Объявъляю вам, что я, слава Богу, со фсем галерным флотом вчерась сюды прибыл счасливо. И понеже в устье реки мелко, того ради галеры принуждены выгружать, и чаю завътра или кончае позавътрее с одною эскадрою к вам быть, понеже за мелью со фсем быть не чаю. Петр. 3 галеры Делфина, в 26 апъреля 1716».

Поденный журнал сообщает далее:

«27-го. Его Величество ночевал в Штуттгофе; пришли к Даньчиху [Данцигу] 15-ть галер наши. 28-го. Его Величество ездил по Висле с Королём Августом на бригантине; и слушал Его Величество дома, как поехал Король, часы»[19]19
  Походный журнал 1716 года. СПб., 1855. С. 74.


[Закрыть]
.

В «Истории» Пушкина также сообщается: «27 апреля Петр возвратился с эскадрой в Данциг»[20]20
  Пушкин А. С. История Петра Первого. – М.: Государственное издательство художественной литературы, Т. 8, 1962. С. 283–284.


[Закрыть]
. Таким образом, 27 апреля провод галерной эскадры по внутренним водам Пруссии был успешно завершен.

Кёнигсберг, а также другие прусские города и селения (Лабиау, Тапиау, Пиллау), оказавшиеся на пути эскадры, впервые увидели русское православное воинство, идущее походом на запад. Учтём, что в каждом полку была своя походная церковь и священник при ней. Священники молились за благополучное совершение похода, совершали положенные богослужения, исповедовали и причащали. Позднее, когда эскадра стояла в Ростоке, царь Петр I снова посетил её 27 июня. В этот день отмечалась годовщина Полтавского сражения, поэтому он был торжественно отпразднован. Был отслужен молебен, потом была пальба из ружей, потом офицеры были приглашены к герцогу Мекленбургскому. Через день было тезоименитство государя, поэтому опять было проведено торжественное богослужение, опять была пальба из ружей, офицеров снова пригласили к герцогу Мекленбургскому. Архимандрит Феодосий, сопровождавший царя в начале заграничной поездки, в эти дни отсутствовал, пребывая на лечении в Карлсбаде. Богослужения проводили протоиерей Тимофей Надаржинский и полковые священники, неотступно находящиеся при своих полках, размещённых на галерах.

Видимо, архимандрит Феодосий не ездил с царём и в Кёнигсберг, и на встречу с галерной эскадрой, а оставался в Гданьске. Сохранилось его письмо из Гданьска в свой монастырь, датированное как раз 26 апреля. В этот же день он отослал в Александро-Невский монастырь двух бывших при нём монастырских служителей – Алексея Гагарина и келейника Алексея Киселева[21]21
  Рункевич С. Г. Алексанро-Невская лавра 1713–1913. СПб., 1913. С. 52–53.


[Закрыть]
.

В 1717 году Змаевич перегонял эту галерную эскадру обратно в Россию. 2 июля он вышел из Ростока и в октябре привёл отряд в Ревель. При этом он опять воспользовался внутренними водными путями Пруссии, уже хорошо ему знакомыми. На галерах находились гвардейские Семеновский и Преображенский полки со своими походными церквями и священниками. Астраханский пехотный полк задержался в Померании. Петр I проехал в Россию через Кёнигсберг несколько позднее прохода эскадры. Архимандрит Феодосий дожидался царя в Гданьске, а затем сопровождал его в пути через Кёнигсберг в Санкт-Петербург.

Дальнейшая судьба архимандрита Феодосия была непростой. В начале 1721 года он был хиротонисан во епископа Новгородского и Великолуцкого с возведением в сан архиепископа. Новгородской епархией он управлял из Санкт-Петербурга, который до создания самостоятельной Санкт-Петербургской епархии входил в состав Новгородской, сохранив за собой и настоятельство в Александро-Невском монастыре. По указу Петра I архиепископ Новгородский Феодосий стал первым вице-президентом Святейшего Синода. Архиепископ Феодосий был энергичным церковным администратором. Во вверенной ему епархии было построено много новых церквей. Он заботился о материальном благосостоянии духовенства своей епархии. Обращал особое внимание на искоренение разных недостатков в церковной жизни. Активно боролся против раскола в епархии, участвовал в заседаниях Тайной канцелярии.

Но, как отмечают историки, добившись высокого положения, епископ Феодосий уклонился от монашеских идеалов, повёл невоздержанную светскую жизнь и даже решил завести ассамблеи, наподобие Петровых. Всё это требовало много денег, и Феодосий стал прибегать к незаконным источникам. С приобретением власти возросла в нём и гордость, он меньше стал считаться с людьми. Сегодня такое состояние именуется «звездной болезнью».

27 апреля 1725 года архиепископ Феодосий за резкие высказывания в адрес императрицы Екатерины I был арестован, а затем сослан в далёкий Николо-Корельский монастырь Архангельской епархии в заключение. Его заточили в подземную келию под церковью. 8 сентября 1725 года был объявлен новый указ, по которому с Феодосия сняли сан. 5 февраля 1726 года он скончался в своем заточении простым «чернецом Феодосом». За десять лет до своей смерти архимандрит Феодосий ехал через Кёнигсберг в свите самого московского царя, чтобы обвенчать в Гданьске племянницу Петра I царевну Екатерину Ивановну с герцогом Мекленбургским. Выше взлетишь – больнее будет падать.


Особо можно выделить большое количество русских людей, направленных при Петре I на учёбу за границу, в том числе и в Кёнигсберг. Проезжая через Пруссию с «Великим посольством», Петр I оставил в Кёнигсберге солдат Преображенского полка Василия Корчмина, Степана Буженинова, Данила Новицкого, Ивана Овцына и Ивана Алексеевича Головина для обучения теории и практики артиллерийского дела. Оттуда эта пятёрка преображенцев была направлена в Берлин для изучения немецкого языка, дальнейшего обучения «бомбардирству» и закупки артиллерийского снаряжения. Как видим, Петру I хотелось в первую очередь подготовить грамотных военных специалистов европейского уровня. Но при нём появились и российские студенты в европейских университетах.

Первые в немецких землях русские студенты появились именно в Кёнигсберге, благодаря близости его к России. Так, 4 февраля 1698 года в студенты Кёнигсбергского университета был записан Иоганн-Деодат (Иван-Богдан; Иван Лаврентьевич) Блюментрост, сын придворного лейб-медика Лаврентия Алферовича Блюментроста. Лаврентий Блюментрост в 1667 году был приглашен в Москву и был лечащим врачом всех русских правителей, начиная с Алексея Михайловича и заканчивая Петром I. В следующем году к нему присоединился второй студент из России Матвей Андреевич Виниус, внук знаменитого голландского купца Андрея Виниуса, основателя тульских оружейных заводов. Отец нового студента вырос и воспитывался уже в России, принял Православие, был записан в дворяне, стал думным дьяком, главой Сибирского, а затем Артиллерийского приказов. 7 марта 1699 года Петр I по челобитью своего думного дьяка приказал отпустить его сына Матвея «в Пруссию и иные земли для совершеннейшего изучения латинского и немецкого языков и иных наук». Одновременно, по указу царя, он должен был хлопотать о налаживании прямого почтового сообщения посуху между Кёнигсбергом и Москвой через Тильзит, Вильню и Смоленск. Матвей Виниус, как и его отец, был православным. В начале 1702 года в Кёнигсбергском университете появился третий российский студент Михаил Павлович Шафиров, родственник вице-канцлера Петра Шафирова. Любопытно, что, проведя по полтора-два года в Кёнигсбергском университете, трое первых российских студентов один за другим перебрались для дальнейшей учёбы в Галле. Видимо, в Галле качество обучения было получше, чем в Кёнигсберге.

Следующий студент из Русского царства, Василий Каневский из Киева, был записан в Кёнигсбергский университет только 20 декабря 1710 года. Он, видимо, был в Германии первым российским студентом из податного сословия, дворовым человеком кабинет-секретаря Макарова, то есть фактически крепостным. Барин приветствовал желание своего крепостного учиться, но материально обеспечил его явно недостаточно. Проучившись в Кёнигсберге всего полтора года, Каневский покинул Кёнигсберг и обратился за помощью к российскому коменданту Эльбинга Балку. Средств на продолжение учёбы и даже на пропитание у Каневского не было. Письменные обращения Балка к Макарову ни к чему не привели. Впрочем, Балк смог найти выход – Каневского отправили доучиваться в Ригу.

Очередной студент из Русского царства был записан в Кёнигсбергский университет (юридический факультет) 17 декабря 1715 года. Им был Даниил (Демьян Степанович) Бутович из Чернигова. Бутовичи происходили из казацкой старшины и бедными людьми не были. Отец Демьяна, Степан Иванович Бутович был в 1709–1717 гг. аж генеральным есаулом. Он мог найти средства даже для обучения своего отпрыска за границей. Вернувшись в Россию, Демьян Степанович Бутович служил в казачьем войске в звании бунчукового товарища. Впоследствии Бутовичи числились дворянским родом по Черниговской губернии Российской империи.

Как видим, на протяжении пятнадцати лет в Кёнигсберге были зафиксированы лишь единичные студенты из России. Однако 25 января 1716 года Петр I подписал именной указ, адресованный Сенату, о посылке в Кёнигсберг «молодых подьячих для научения немецкому языку, дабы удобнее в коллегиум были». Речь в указе шла о подготовке переводчиков, которые были нужны для новой административной реформы по созданию петровских коллегий. Царь велел отобрать «человек сорок молодых робят», по двое из каждой губернии, «добрых и умных, которые б могли науку воспринять… и прислать в Санкт-Петербург в Канцелярию Сената, дав им в подмогу, и на проезд, и на прогоны». Некоторые губернии смогли представить в Сенат даже до четырёх человек, некоторые его вовсе проигнорировали. На вакантные места были набраны желающие из присутственных мест Петербурга: например, Иван Панов из Адмиралтейской канцелярии просил о присоединении его к отправляемым в Кёнигсберг, «ибо к той науке имел усердное желание», и был зачислен в счет Воронежской губернии. Весной 1716 года в Санкт-Петербурге было собрано тридцать три подьячих: пятеро служили в северной столице, девять человек приехали из Москвы, по четыре человека – из Киевской и Сибирской губернии, три – из Казанской, по два – из Азовской, Архангельской, Нижегородской губернии и из Смоленска. Однако отъезда в Пруссию им пришлось ждать долго.

Средства для обучения молодых людей должны были предоставляться самими губерниями: по 250 ефимков на первый год на человека, и по 200 – на каждый следующий год, что «в науке будут». Поступление денег из губерний затягивалось. Сенат нужной суммы выделить не смог. Сам царь Петр I в это время находился за границей, и поторопить отправку подьячих в Кёнигсберг было некому. Всё лето молодые люди провели в Санкт-Петербурге в определенной нужде. К осени деньги на отправку нашлись. 14 сентября из Сената последовал указ отправить в Кёнигсберг первые десять человек на неких прибывших из Копенгагена кораблях. 23 сентября девять подьячих отплыли из Санкт-Петербурга на неком английском корабле сначала в Гданьск, а уже оттуда – в Кёнигсберг, куда и прибыли 26 октября. 5 ноября 1716 года юноши, согласно их донесению, «начали науку». Десятый подьячий, Иван Ершов, получив деньги (было выдано на дорогу по 35–50 ефимков на человека), на корабль не явился. Через три месяца он сам объявился в Кёнигсберге, объяснив задержку болезнью. Остальные подьячие добирались до Кёнигсберга сухим путём. Вторая группа из шести человек почтовыми подводами была отправлена до Риги, а оттуда добралась до Кёнигсберга 23 февраля 1717 года. Остальные добрались до Кёнигсберга только 1 ноября 1717 года. Не прошло и двух лет со дня подписания указа Петром Первым… Царь-то всё это время был за границей.

В течение первой половины 1717 года в матрикулы Кёнигсбергского университета записались одиннадцать россиян из числа посланных по указу Петра (Конон Плаксин, Иван Колушкин, Иван Ершов, Никита Титов, Илья Протопопов, Семен Фролов, Федор Прокофьев, Спиридон Хлотенов, Иван Варфоломеев, Федор Ардабьев, Борис Красовский), а в последующие два года еще трое (Матвей Маков, Степан Олсуфьев, Степан Пучков)[22]22
  Андреев А. Ю. Русские студенты в немецких университетах XVIII – первой половины XIX века. М.: Знак, 2005. http://booksonline.com.ua/view.php?book= 122573&page=31 (дата обращения: 28.02.2024).


[Закрыть]
. Тем самым в Кёнигсбергском университете образовалась одна из самых больших групп русских студентов за весь XVIII век. Девятнадцать подьячих не смогли стать студентами из-за незнания немецкого языка и латыни, на которых велись занятия в университете. Для освоения этих языков им пришлось нанимать для себя частных учителей – «шпрахмейстеров».

У подьячих изначально не было чётко сформулированного плана учёбы, Сенат не дал никаких инструкций, не организовал контроля за студентами. Более того, деньги, выданные на дорогу, давно кончились, а за жилье, дрова, платье, еду и особенно за учебу нужно было платить. Изначально было обещано каждому 200 ефимков в год, но в течение первого года не было получено ни копейки. Подьячие жили в долг, но это не могло продолжаться бесконечно. В Санкт-Петербург посыпался поток жалоб.

«Одна из жалоб студентов отражает то плачевное состояние, в котором они очутились в конце 1717 – начале 1718 гг.: „В зимнее время пребываем как холодом изнуряемы, так и без науки, понеже хозяева, у которых мы имеем квартиры, видя сей замедленный вексель, отсылают от себя с квартир… того ради и по тюрьмам за долговые деньги засажать хотят". Подьячие не только „закосневали" без науки, не в состоянии заплатить учителям, но даже не могли выйти на улицу за отсутствием одежды и обуви. Обращаясь и к царю, и в Сенат, и к вице-канцлеру П. П. Шафирову, студенты просили их „спасти, не дать пропасть в иностранстве". О тяжести положения говорит и то, что с той же просьбой дважды в Петербург вынужден был писать сам бургомистр Кёнигсберга, лично знакомый царю по Великому посольству Негелин, который подтвердил, что „российские ученики от неприсылки к ним денег нажили великие долги, и в том от заимодавцев посажены в тюрьмы, в которых и доныне почитай все обретаются, оставя свои науки". Несмотря на всё свое расположение к России, бургомистр предупредил, что ни один из них не будет освобожден, пока полностью не заплатит долга. Когда сведения о таком обороте событий достигли, наконец, Петра I, тот был возмущен заключением студентов в тюрьму „к бесславию народа российского" и приказал выдать деньги из казны, которые были пересланы непосредственно самому Негелину. Тот тут же заплатил кредиторам и позаботился о дальнейшей учебе молодых людей. 1 декабря 1718 года по просьбе царя Негелин заключил контракт на обучение всех тридцати трех российских посланцев в школе кандидата юриспруденции Петра Стеофаса. Эта школа существовала в Кёнигсберге с целью повышения образования студентов, недостаточно готовых к слушанию университетских лекций, давая им общую ознакомительную подготовку по математике, истории, географии, основам философии и права. Обучались в ней прежде всего лифляндские дворяне. Согласно условиям контракта, русские ученики должны были жить в школе на полном обеспечении, изучая сперва языки, а затем переходя к „различным частям философии и юриспруденции". Срок действия контракта был предусмотрен в полтора года»[23]23
  Там же.


[Закрыть]
.

Материальное положение студентов улучшилось, но теперь они стали писать в Санкт-Петербург жалобы по поводу качества обучения в школе Стеофаса. Стеофас усердно оправдывался и сам обвинял русских студентов в лености и склонности к гулянию. В июле 1720 года Стеофас доучив их до конца положенного срока, отказался от продления контракта. К тому времени российские власти уже успели сами разобраться с недостойным поведением двоих учащихся, Царским указом от 19 октября 1719 года двое подьячих детей, Матвей Маков и Федор Копылов, которые «непотребно житие свое препровождали, и ничему не учились и государево жалованье получали туне», были отданы в матросы. Ещё один студент, Никита Титов, в начале 1720 года умер в Кёнигсберге. Оставшиеся тридцать были в июле 1720 года отозваны Сенатом домой. Отучившись в Кёнигсберге по 3–3,5 года, двадцать девять из них вернулись через Ригу в Санкт-Петербург. Куда-то пропал Илья Протопопов, объявившийся только через год и объяснявший своё поведение болезнями и помутнением разума. Для прибывших в Санкт-Петербурге устроили экзамен, после которого двадцать восемь из двадцати девяти были определены на службу переводчиками в Коллегию иностранных дел (четверо), дипломатические миссии в Пруссии, Англии, Голландии, Дании, Польше (восемь), а также на различные места в Адмиралтейскую коллегию (шестнадцать). Таким образом, несмотря на недостатки организации, образовательный проект получился удачным. Российское государство получило полезных сотрудников, образование которых оказалось достаточно высоким и востребованным для нужд петровской России. Впрочем, дальнейшего развития этот проект не получил. Массовое обучение казённых стипендиатов в Кёнигсберге выявило серьёзные проблемы как с финансированием, так и по содержанию самой учёбы. В дальнейшем русские власти обычно приветствовали частную инициативу отцов, отправлявших своих детей на обучение в Европу, но сами заниматься организацией этого процесса в больших масштабах уже не стремились. Кёнигсберг же надолго потерял популярность у русских студентов.

В Кёнигсбергском университете в период от смерти Петра I до начала Семилетней войны учились следующие студенты из России:

1) 16.07.1733, Демьян Маленский, Малороссия;

2) 22.09.1738, Friedrich Harsenstein, Москва;

3) 06.10.1739, Johann Heinrich Appelgrun, Петербург;

4) 13.07.1744, Peter Lobry, Петербург, юридический факультет;

5) 29.10.1744, Даниил Вольховский, дворянин, Полтава;

6) 05.12.1744, Adam Oldenburg, Петербург;

7) 06.05.1746, Яков Андреевич Дунин-Борковский, дворянин, Чернигов;

8) 16.12.1751, Андрей Васильевич Гудович, дворянин, Малороссия;

9) 16.12.1751, Петр Иванович Симоновский, Нежин;

10) 29.12.1751, Иван Васильевич Гудович, дворянин, Малороссия;

11) 23.09.1752? Johann David Lapehn, Петербург, юридический факультет;

12) 30.07.1753, Василий Степанович Леонтович, дворянин, Малороссия;

13) 30.07.1753, Николай Степанович Леонтович, дворянин, Малороссия;

14) 30.07.1753, Степан Степанович Леонтович, дворянин, Малороссия;

15) 30.07.1753, Семеон Гусаревский, Малороссия;

16) 08.09.1755, Johann Carl Laurentius Trefurt, Петербург.

Как можно видеть, часть из них были детьми иностранцев, переселившихся в Россию. Все остальные были малороссиянами. Великороссов в этом небольшом списке мы не видим вовсе. С иностранцами понятно: они хотели дать своим детям университетское образование там, где получили его сами, или где получили их отцы или деды. Но откуда взялся наплыв малороссиян? Дело в том, что в первой половине XVIII века казачья старшина Черниговщины и Полтавщины, занимавшая начальствующие должности в малороссийском войске, закрепила за собою владение значительными имениями, фактически закрепостив малороссийских крестьян. Беспощадная эксплуатация крестьян казацкой старшиной обеспечила ей достаточное богатство, чтобы за счёт этого отправлять детей учиться за границу. Раньше пределом мечтаний казацкой старшины была Киево-Могилянская академия. Теперь стало престижно отправлять сыновей в какой-нибудь германский университет, чтобы потом пристроить их на государственную службу в Санкт-Петербурге. Кёнигсберг же был ближайшим германским университетским городом.

Больше же всего положение и богатство казацкой старшины укрепились в эпоху гетманства Кирилла Разумовского, которое началось в 1750 году. С началом правления Разумовского совпадает и пик отъездов студентов из Малороссии на учёбу в немецкие университеты, что мы можем видеть и по кёнигсбергскому университету. Кирилл же Разумовский своим возвышением полностью обязан старшему брату Алексею, который в 1742 году стал фаворитом императрицы Елизаветы Петровны. Алексей сразу перетянул из Малороссии в столицу империи всё семейство Розумов, к которому принадлежал. Розумы получили дворянскую фамилию Разумовских. Своего неграмотного младшего брата Алексей отправил учиться в Европу под присмотром адъюнкта Григория Николаевича Теплова.

Теплов был не простым человеком. В историю он вошёл как русский философ-энциклопедист, писатель, поэт, переводчик, композитор, живописец и государственный деятель, сенатор, действительный тайный советник, противник Петра III, ближайший сподвижник Екатерины II. Теплов составлял акт об отречении Петра III, манифест о вступлении на престол Екатерины II и присутствовал при убийстве низложенного императора в Ропшинском дворце. Был фактическим руководителем Академии наук и художеств с 1746 по 1762 год (при президенте Кирилле Разумовском). Он конфликтовал с Ломоносовым (который умолял императрицу, чтобы она его «от Теплова ига избавить не презрила»), разжаловал Миллера за проповедь норманизма, а поэта Тредиаковского, по словам последнего, «ругал как хотел и грозил шпагою заколоть». Создал устав Московского университета и «Проект к учреждению университета Батуринского». Наставник и близкий друг Кирилла Разумовского, он в 1750 году поехал с ним в Малороссию и стал главой гетманской канцелярии. Он стал и главным инициатором упразднения в 1764 году института гетманства, составив знаменитый документ «О непорядках, которые происходят от злоупотребления прав и обыкновений, грамотами подтверждённых Малороссии». В этом документе Теплов, будучи главой гетманской канцелярии при Разумовском, изобличает институты канцелярии в несостоятельности, кратко излагает историю утверждения гетманской канцелярии в России, причины коррупции в Малороссии, и приходит к выводу, что для улучшения положения малороссийских крестьян необходимо провести ротацию вельмож, а институты Гетманщины полностью заменить по причине их неэффективности и в силу грабительских притязаний казацкой старшины, облечённой грамотами на крестьянские земли.

Всё это было несколько позже. Пока же пятнадцатилетний Кирилл Разумовский был привезен Тепловым в Кёнигсберг, где жил около года. Официального свидетельства о зачислении Разумовского в университет нет, хотя, например, университетский профессор филолог Целестин-Христиан Флотвель с ним занимался. В Кёнигсберге Разумовскому преподавали немецкий язык и латынь, усовершенствовали чистоту стиля в русском языке, дали понятия об истории и географии. Затем его повезли дальше по Европе. В 16 лет он вернулся в Санкт-Петербург с графским титулом и чином действительного камергера, а в 18 лет получил шокировавшее учёный мир назначение президентом Петербургской академии наук. В 1750 году ради него было восстановлено упразднённое к тому времени гетманское достоинство. Вот при гетманстве Кирилла Разумовского и хлынул поток малороссов в немецкие университеты. Всех своих шестерых сыновей гетман тоже послал учиться в немецкие университеты. Неудивительно поэтому, что и среди верхушки казачьей старшины, входившей в ближайшее окружение гетмана, авторитет немецких университетов сильно возрос, и возникло желание последовать тому же примеру, отправляя детей учиться в Германию.

Так, определил учиться в кёнигсбергском университете своих сыновей Андрея и Ивана малороссийский генеральный подскарбий Василий Андреевич Гудович. На роль наставника к ним был приглашен выпускник Киевской академии Петр Симоновский, впоследствии получивший известность как писатель. Одновременно со своими подопечными он был занесен в Кёнигсбергские матрикулы. Карьера братьев Гудовичей сложилась удачно, сперва при дворе Петра III, где старший из братьев получил место одного из приближенных императора и звание генерал-адъютанта, а затем и в последующие времена. При Екатерине II Иван Гудович воевал с турками и строил крепости на Кавказе. Павел I даровал ему графский титул, а брату Андрею Гудовичу – чин генерал-аншефа. Наконец, перед Отечественной войной 1812 года престарелый Иван Васильевич Гудович в звании фельдмаршала исполнял должность московского генерал-губернатора. Добились карьерных успехов и другие малороссы, прошедшие через немецкие университеты.

Отметим, что в эти годы увеличилось и число русских могил в Пруссии. Так, во время пребывания в Кёнигсберге «Великого посольства» умерли и были погребены на одном из городских кладбищ двое его участников. Об этом оставлены записи в «Расходной книге»:


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации