Текст книги "Провославие в Пруссии. Век ХVIII"

Иван Васильевич Зубарев взялся за исполнение изложенного плана. Вскоре он был представлен прусскому королю Фридриху II и произведён в полковники. Во дворце ему пожаловали офицерское форменное платье и юоо червонных на дорогу; здесь же ему вручены были и упомянутые выше медали. Со своей стороны Зубарев пред иконой Богоматери поклялся в том, что будет верно служить прусскому королю. Затем Зубарев был отправлен в Россию. В Польше Зубарев назвался казацким полковником. В Варшаве он представлялся прусскому резиденту и затем беспрепятственно продолжал свой путь, пробираясь на Ветку. По дороге, близ Слуцка, его ограбили; у него отняли все золото, данное ему прусским королём, за исключением двух медалей, которые он для лучшей сохранности зашил в подошву сапога. Несмотря на эту неудачу, Зубарев по прибытии в раскольнические слободы усердно принялся за исполнение возложенной на него миссии. Он подавал раскольникам надежду на лучшую будущность, если они примкнут к прусскому королю, обещал им, что они будут иметь собственного епископа, увещевал молиться за царя Ивана Антоновича и старался подействовать на массу через попов и старцев. Дело Зубарева как будто налаживалось: «Добро-де, мы об этом подумаем» – отвечали ему везде. Дольше всего он подвизался в раскольническом Лаврентьевском монастыре у игумена Евстифея и старцев Макария и Стефана, которые перед его отъездом даже отслужили молебен. Продолжая намеченный путь, Зубарев перебрался уже в Малороссию, но здесь он в конце лета 1755 года был задержан.

В Тайной канцелярии Зубарев долго запирался, но затем на допросе 17 января 1756 года повинился во всем и подробно рассказал обо всех похождениях своих после побега осенью 1754 года с максимальными подробностями. Он назвал по именам много лиц, с которыми ему приходилось сталкиваться в России и за границей и которые сочувствовали задуманному перевороту, описал их наружность, семейное положение и место жительства; выдал их друзей, о которых знал понаслышке; подробно рассказал о жизни беглых раскольников за рубежом. Показания Зубарева были представлены императрице Елизавете и имели следствием принятие мер для предупреждения государственного переворота. Был послан указ об усилении надзора за членами брауншвейгской семьи, «чтоб не учинили утечки». Иоанн Антонович перевезен был в Шлиссельбургскую крепость. Намерение прусского короля Фридриха Великого учинить с помощью заговора государственный переворот в России, естественно стало учитываться и во внутренней, и во внешней политике Елизаветы Петровны. Зубарев же продолжал содержаться в тюрьме при Тайной канцелярии. Он заболел и умер в тюрьме 22 ноября 1757 года.

Вербовка Зубарева в Кёнигсберге привлекла внимание историков. Не будь её, никто бы и не обратил внимание на русских купцов-старообрядцев, которые привозили в Пруссию товары и торговали здесь…

Но, вернёмся к Квасовскому. Издательская деятельность не приносила Квасовскому ожидаемого дохода. Известно, что он издал в Кёнигсберге ещё несколько календарей. В энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона указаны следующие издания:

«Календарь или месяцеслов, в котором первый ряд литер являет число месяца, второй в руце лето, по ему же познавается день недельный, такожде в который день каковой праздник и память всякого святого чрез весь год прилучается по чину церковному, явствует кое-же в руце лето, в котором году быти имать, табель после месяцей предлагается, цифирное же число при всяком месяце восхода и захода солнечного на всякий день, часы и минуты извещает» (Кёнигсберг, 1730 г.);

«Календарь греко-русский, по штилю Юлианскому первое лето Господне 1730 г., а потом от лето 1731, на лет сто» (Кёнигсберг)»[36]36
  Брокгауз Ф. А., Ефрон И. А. Энциклопедический Словарь. Т. XVI (31). СПб, 1895. С. 213.


[Закрыть].

Титульный лист Календаря греко-русского, изданного Василием Квасовским в Кёнигсберге в 1730 году

Перевощиков подробно описал только кёнигсбергский календарь Квасовского на 1727 год, но описания Кёнигсбергских календарей 1730 года у него нет. Можно довольствоваться краткими замечаниями Т. А. Быковой:

«Корвин-Квасовский впоследствии издавал календари в Кёнигсберге в 1727 году, где русский текст напечатан шрифтом Илья Копиевского, и два календаря в 1730 году; один напечатан совсем другим шрифтом, а другой цельно гравированный»[37]37
  Быкова Т. А., Гуревич И. И. Описание изданий, напечатанных кириллицей 1689 – январь 1725 г. Москва. Ленинград, 1958. С. 208.


[Закрыть].

Из «Хронологической росписи славянских книг, напечатанных кирилловскими буквами 1491–1730», составленной И. Каратаевым, мы можем узнать только то, что «Календарь Греко-Руский, изд. Василием Корвином-Квасовским в Кёнигсберге в 1730 г.» имел 40 страниц, а «Календарь Греко-Руский, по штилю Иулианскому первое на лето Господне 1730-е, потом от лета 1731, на лет юо, и проч., изд. Василием Корвином-Квасовским, в Кёнигсберге» имел «44 (?) лис. (односторонних), гравиров. на меди»[38]38
  Каратаев И. Хронологическая роспись славянских книг, напечатанных кирилловскими буквами 1491–1730. СПб., 1861. С. 202–203.


[Закрыть].

Формат первого календаря – in quarto, 4⁰, т. е. на типографском листе размещалось 8 страниц. Календарь имел примерно 30 сантиметров в высоту. Формат второго календаря – in octavo, 8°, т. е. на типографском листе размещалось 16 страниц. Такой календарь мог иметь в высоту до 20 сантиметров. В другом источнике формат этого календаря обозначен как 16x10 сантиметров.

Можно также отметить, что кёнигсбергский гравированный календарь 1730 года имеет посвящение Даниилу Апостолу, гетману Запорожского войска (в составе Российской империи) с 1727 по 1734 годы.

Титульный лист и страница гравированного календаря на 100 лет, изданного Квасовским в Кёнигсберге

В 1736 году Василий Квасовский скончался. После его смерти православная община Кёнигсберга осталась без постоянного источника средств на поддержание своей деятельности. Священник Антоний (Пашковский) искал выход из создавшегося положения. Он обратился к прусскому правительству с предложением взять его на службу в кёнигсбергский гарнизон православным капелланом. Он утверждал, что в каждом полку гарнизона есть 20–30 русских солдат. Он напомнил, что в Берлине и Потсдаме есть православный священник при гарнизоне. Довод сначала подействовал. Но Фридрих Вильгельм был очень экономным королём. Он хотел бы сохранить православную церковь в Кёнигсберге, но не за свой королевский счёт. Король устроил дотошную проверку и переписал всех православных солдат, служащих в Кёнигсберге. На 1738 год в Кёнигсбергском гарнизоне оказалось всего лишь 50 военнослужащих русского происхождения. Из них шестеро были униатами, а один – лютеранином. Вместе с единственным православным греком в гарнизоне набралось 44 православных солдата. Экономный король решил, что на такое число воинов можно не содержать отдельного православного капеллана. Длившаяся два года переписка закончилась безрезультатно[39]39
  Forstreuter К. Die ersten Gemeinden der griechischen Kirche in Ostpreussen. «Konigs-berger Beitroje». Konigsberg, 1929. S. 98.


[Закрыть].

Откуда в те времена в гарнизоне Кёнигсберга могли взяться русские солдаты? Следует обратить внимание на то, что в первой половине XVIII века русских солдат было немало в прусской армии. Например, правивший с 1713 года прусский король Фридрих Вильгельм I смог подружиться с Петром I. При этом Фридрих Вильгельм I очень любил всё военное. Свою гвардию он хотел сделать на голову выше пехотных полков других европейских государств. Для этого его вербовщики собирали по всей Пруссии высоких мужиков, чей рост превышал два метра. Но в Пруссии их оказалось недостаточное количество. Узнав о проблеме прусского короля, Петр I стал в виде подарков присылать ему для службы в прусском гвардейском полку русских «больших мужиков». Они делились на две категории: «дареные в презент» (насовсем) и «отданные в услужение» (на время). Относительно «дарёных в презент» сохранились некоторые сведения. Их отбирали на т. н. «великанских сборах», которые проводились и в армии, и в губерниях. На этих «великанских сборах» отбирались не только рослые солдаты, но и рекруты из крестьян, и люди боярские, мастеровые и купеческие, и даже церковники. Прусскому королю их дарили партиями численностью от 10 до 80 человек примерно каждые два года.

«Отданных в услужение» трудно даже точно пересчитать. Это были солдаты и драгуны действующей армии, которых отдавали королю поодиночке или небольшими группами без всякого контракта. По ним могли сохраниться только записи полковых канцелярий. Но могли и не сохраниться. Не все эти русские мужики пошли в прусскую гвардию. Из 248 подаренных (с 1714 по 1724 гг.) и 152 отданных в услужение (с 1712 по 1722 гг.) лишь около юо человек попали в Великанскую гвардию; остальные служили в армейских пехотных полках. Могли служить и в Прусской провинции, например, в гарнизоне Кёнигсберга. Русских солдат пруссаки ценили. Так, в 1723 году, когда «отдача в услужение» приостановилась, прусские власти пообещали впредь за каждого поставленного русского солдата отдавать взамен трёх матросов. Знали, что предлагать: Россия строила флот и нуждалась в опытных моряках.

Однако у многих русских, «отданных в услужение» прусскому королю, остались семьи в России. Они писали челобитные Петру I с просьбами вернуть домой. В какой-то момент времени Петр I стал присылать новые партии солдат только при условии возвращения такого же количества посланных прежде. Так, в январе 1720 года он подписал указ следующего содержания:

«Предписываю послать к Его Королевскому Высочеству в службу из Военной Коллегии, выбрав из пехотных полков самых рослых, людей человек десять, и отправить оных с ружьем и мундире, дав им на дорожный проезд жалованья во всем, против прежнего отпуску таких же рослых солдат к прусскому двору».

1 ноября 1723 года Петр повелел всех отданных в прусскую службу солдат взять обратно, а вместо них послать такое же число рекрутов. Это повеление не распространялось на «дарёных в презент». Исполняя волю царя, Военная коллегия смогла найти записи полковых канцелярий о 152 солдатах, которых надлежало возвратить. Наверняка уже к тому времени многие записи уже были утеряны. Пруссаки стали искать этих людей, но нашли только 95 «отданных в услужение» русских солдат. Вероятно, к тому времени некоторые русские уже погибли или были отпущены из армии в связи с болезнями или увечьями. Сохранился именной список, скрепленный подписью королевского генерал-адъютанта фон Крехера 9 марта 1724 года. Далее начался процесс обмена.

Пруссаки доставляли «отданных в услужение» русских в Мемель, куда русские, в свою очередь, доставляли их смену. Одного «отданного в услужение» русского солдата прусский король решил не отдавать, так как он ему «зело понравился». Ещё один русский солдат успел умереть во время подготовки обмена, а одного ранее отпустили из прусской армии по болезни, и он где-то потерялся на просторах Пруссии. Король Фридрих Вильгельм I повелел заменить этих троих «отданных в услужение» тремя «дарёными в презент» с тем, чтобы возвращаемых было ровно 95. В 1724 году всех их возвратили в Россию. А вот из присланных взамен русских солдат из состава полков, стоявших в Лифляндии и Эстляндии, пруссаки забраковали две трети по причине «малорослости». Сбор и направление в Пруссию русских солдат взамен возвращенных продолжались ещё в течение нескольких лет после смерти Петра 1.10 ноября 1725 года императрица Екатерина I указала искать по всему государству высоких людей для отправки в Пруссию, и ещё долго по всем российским губерниям ходили воинские команды с измерительными верёвками.

Замена «отданных в услужение» на новых производилась и в последующие годы. Служба на чужбине лёгкой не была. Однако жалование платили и даже разрешали жениться. Многие русские солдаты, оказавшиеся на службе в прусской армии, этим пользовались. Некоторые умудрялись жениться второй раз, что вызывало проблемы при возвращении на родину. В 1738 году в группе солдат, возвращавшихся в Россию, двоеженцами оказались аж 17 человек. Церковь эти вторые браки признала недействительными. Последний случай рекрутирования российских солдат в Пруссию датирован в 1739 году. Однако ещё в 1744 году некий иеромонах Корнилий (вероятно, что это был на самом деле иеромонах Кирилл, настоятель Российской посольской церкви при Берлинском дворе с 1741 по 1747 гг.) сообщал о юоо православных солдатах, служащих в разных прусских полках. Цифра требует уточнения, так как на первый взгляд видится несколько завышенной. Но следует помнить, что русские православные люди могли попасть в прусскую армию не только с территории России. В Речи Посполитой русских православных людей жило в то время очень много, так как Белоруссия и правобережная Украина входили в состав этого государства. Вербовщики из Пруссии всячески заманивали их на службу в прусскую армию, и многие соглашались. Православных из Речи Посполитой могло служить в прусской армии даже больше, чем выходцев из России. Поэтому наличию русских солдат в гарнизоне Кёнигсберга, а также в гарнизонах других прусских городов, удивляться не приходится.

Курт Форстройтер отметил особую заинтересованность прусского правительства православной церковью Кёнигсберга в период с 1737 по 1745 гг. Каким-то образом это касалось судебного спора о принадлежности Радзивилловского архива, со времён князя Богуслава Радзивилла хранившегося в Кёнигсберге[40]40
  Там же. S. 98.


[Закрыть]. Католическая ветвь семьи Радзивиллов хотела вернуть этот архив в Речь Посполитую. Большая часть его была возвращена в обмен за обещание соблюдать права греческой и евангелической церквей во владениях Радзивиллов. Представлять интересы евангелистов и православных должен был кёнигсбергский польско-реформаторский пастор Каркеттель. Впрочем, эта линия прусской политики всё больше переходила из церковно-политической в политическую область. Права православных и евангелистов в Речи Посполитой будут нарушаться и дальше, что станет одной из причин последующих разделов этого государства между Пруссией, Австрией и Россией.

Судьба каплицы (часовни), построенной в предместье Klapperwiese, остаётся неизвестной. В конце XIX века на улице Klapperwiese в Кёнигсберге существовала баптистская молельня.

Вполне возможно, что здание русской каплицы (часовни), либо земельный участок, на котором она стояла, перешли каким-то образом баптистам, а те оборудовали там свой молельный дом. Находилась каплица где-то в районе соединения нынешних калининградских улиц Портовой и Полоцкой. В годы второй мировой войны здание часовни было окончательно разрушено.

Видимо, именно материальными причинами можно объяснить тот факт, что после отца Антония (Пашковского) наличие постоянного православного священника в Кёнигсберге не прослеживается, хотя богослужения в этом городе не прекращались вплоть до начала Семилетней войны. Германский историк Гаузе так написал о созданном в годы Семилетней войны православном храме Кёнигсберга:

«Штейндаммская церковь была со значительными издержками перестроена для греческого богослужения и в 1760 году с большой торжественностью освящена архимандритом Ефремом – чуждое зрелище для бюргеров, глазевших с улицы. До того греко-кафолическая община, состоявшая из солдат и нескольких студентов, совершала богослужения в бывшей французской церкви и платила за это помещение ту же арендную плату, что и прусский полк, использовавший её для своих богослужений»[41]41
  Gause F. Die Geschichte der Stadt Konigsberg in PreuBen. Bd. II. Von der Konigskronung bis zum Ausbruch des Ersten Weltkrieges. 2. erg. Aufl. Koln-Weimar-Wien, 1996. S. 155.


[Закрыть].

Таким образом, через какое-то время после смерти Квасовского православная община Кёнигсберга оставила свою часовню в предместье Klapperwiese и снимала для проведения богослужений т. н. «французскую кирху». Эта кирха использовалась православными и тогда, когда Кёнигсберг был занят русскими войсками, вплоть до освящения храма в честь Воскресения Христова. История «французской кирхи» следующая. После изгнания Людовиком XIV протестантов (гугенотов) из Франции в Кёнигсберге появилась французская община. В 1733^_1736 годах для этой общины было сооружено здание церкви по планам известного «придворного» архитектора Шультхайса фон Унфрида. Оно находилось на улице Konigstrasse (сейчас улица Фрунзе).

Французская реформатская кирха в Кёнигсберге

Интерьер Французской реформатской кирхи

За церковью находилась территория старого французского кладбища. Сейчас на этом месте стоит «Дом Быта». Здание церкви было сильно разрушено во время Второй мировой войны, его руины были окончательно снесены в 1967–1968 годах. В настоящее время на месте здания церкви располагается парковочная площадка рядом с «Домом Быта». А до 1760 года здесь проводились православные богослужения.

Со смертью Квасовского прекратилась в Кёнигсберге и издательская деятельность на русском языке. Оборудование типографии, очевидно, было продано. В середине 1730-х типография Копиевского обнаруживается в университете Галле (Германия), где в кружке галльских пиетистов под руководством Августа Франке и его учеников идет активная работа по переводу и изданию на славянском языке важных богословских трудов пиетизма. Дальнейшая её судьба неизвестна. Спустя столетие новая русская типография в Восточной Пруссии была создана старообрядцами в городе Иоганнисбурге (ныне – город Пиш воеводства Вармия и Мазуры). Но это уже другая история, к которой мы обратимся позже. А сейчас для нашей темы более важны события Семилетней войны, так как в её годы Пруссия временно управлялась российским генерал-губернатором, и в ней появились-таки православные священники-капелланы и православные храмы.

Глава 2
Православные храмы в Пруссии в годы Семилетней войны

Повествование о деятельности Православной церкви в Пруссии в годы Семилетней войны (1756–1763 гг.) занимает в нашей работе особое место. Выше говорилось о том, как скуповатый прусский король отказался от создания штатной должности православного капеллана при Кёнигсбергском гарнизоне. И вот по иронии судьбы спустя два десятилетия эти православные капелланы появились в Пруссии в изрядном количестве. Русская армия того времени была преимущественно православной. В XVIII веке рекрутские наборы не распространялись на Эстляндию и Лифляндию. Необязательной была служба для мусульман Башкирии и татар Астраханской губернии. Среди нижних чинов регулярных полков Русской императорской армии практически отсутствовали мусульмане, католики и лютеране. Практически все были православными христианами.

«Еще до поступления в армию все потенциальные рекруты исповедовали православие, были глубоко набожными, имели уважение к священнослужителям. С момента своего рождения будущие нижние чины росли в обстановке религиозного культа. Вся окружающая среда – родственники, деревенские старожилы, священнослужители, богослужения, передающиеся из поколения в поколения рассказы о ратных успехах православного воинства, о роли православия и патриархов в объединении русского народа в борьбе с иноземными захватчиками формировали сознание потенциального рекрута в духе православного миропонимания.

Главной ценностью для них (воинов), как и для всего русского народа, были Бог и Царствие Божие. Эта установка определяла идеологические и поведенческие стереотипы военнослужащих, их сознание и культуру»[42]42
  Никитин О. А. Морально-психологическое обеспечение деятельности русской армии в XVIII в.: исторический опыт, уроки. М., 2016. С. 141.


[Закрыть].

В каждом полку существовала походная церковь, и при ней был священник. В соответствие с Артикулом военным (1715 год), должность священника вводилась в полковой штат. Это подтверждалось Воинским уставом Петра I, утверждённым 30 марта (10 апреля по н. ст.) 1716 года. В первой же главе устава, именовавшейся «О страхе Божии», от каждого военного человека-христианина требовалось жить честно в соответствии с христианскими заповедями, не лицемерить перед Богом, а уважать Всевышнего, определившего христианина выполнять долг воинский. За отступничество от веры, проповедование чуждых православию идей, явлений, ритуалов и традиций (язычество, чернокнижие, сектантство, богохульство, чародейство, колдовство и т. д.) устав вводил смертную казнь и телесные наказания.

Этим же уставом определялись правовое положение полкового священника, его обязанности, основные формы деятельности, график проведения богослужений в течение дня. Так, богослужения должны были проводиться три раза в день в присутствии всех имеющихся в расположении священнослужителей, с пением и молением, с чёткой фиксацией начала и конца каждой службы.

В мирное время полковые священники подчинялись архиерею той епархии, где была расквартирована часть. В военное время в числе чинов генерального штаба при фельдмаршале или генерале, командующем армией, вводилась должность полевого обер-священника. Полевой обер-священник управлял всеми полковыми священниками, передавал приказы командующего относительно времени богослужения и благодарственных молебнов, разрешал конфликтные ситуации между военными священнослужителями, наказывал провинившихся. Таким полевым обер-священником, назначенным в заграничную армию «для прусской войны», был протопоп Иоанн Богаевский. Ему была выдана особая инструкция, определяющая основные обязанности полевого обер-священника. Прежде всего в ней было указано, что обер-священник призван «не властительствовать с повелением, но токмо духовные дела править, больше же ни в какие дела ни вступать, ниже что по воли и пристрастию своему затевать». В отношении к находившимся в армии иеромонахам и священникам полевой обер-священник по данной ему инструкции обязывался смотреть, чтобы названные иеромонахи и священники «со всякою ревностью свое звание исполняли, являя на себя образ благочестия и жительства духовного, не упивалися бы, и не кощунствовали, но во всем поступали воздержательно, да звание и служение их безпорочно будет», чтобы они в учрежденные по военному уставу часы непременно к молитвам утренним, дневным готовы были на всяк день, якоже определено в книжицах молитвенных, а в воскресные, праздничные и торжественные дни вечерню, утреню, часы, а особливо в торжественные дни молебны отправляли ничего не прилагая, чтобы иеромонахи и священники свое правило читали в определенных им местах тихо и на оное служащих людей не созывали, дабы чтением партикулярным помешки и препятствия в полковых делах не делать, чтобы иеромонахи и священники все это исполняли «с благоговением и с подобающим искусством, возбраненных же причин подозрение церковным служителям и укоризну наносящих весьма отчуждались, имуще страх жестокого наказания и чинов лишения». Для действительности подобного надзора и наблюдения инструкция обязывала обер-полевого священника «во всякой седмице» и вообще чаще, как возможно «навещать подведомых ему священников и порученные им церкви» и при этом: «спрашивать у командующих офицеров довольны ли они своим священником и исправляет ли он все по подобающему». Если бы оказались какие-либо несогласия между священниками, или были принесены на них жалобы от других лиц, в таком случае полевой обер-священник обязывался не только склонять «к миру» и наставлять «к доброму житию» враждующих, но и чинить расправу «правдиво и безпристрастно» руководствуясь при этом как правилами св. отец, так и светскими указами, которых и требовать «от походной канцелярии»[43]43
  Барсов Т. В. Об управлении русским военным духовенством ⁄ [соч.] Т. Барсова. Т. VI. СПб.: Тип. Ф. Елеонского и К°, 1879. С. 33–35.


[Закрыть]. Себе в помощь для надзора за другими священниками и управления ими полевой обер-священник протопоп Иоанн Богаевский назначил священника Василия Простобоярова.

В связи с тем, что полевому обер-священнику протопопу Иоанну Богаевскому предстояло служить при заграничной армии в Пруссии, ему предписывалось в чужестранных государствах по преимуществу вести себя «безукоризненно» и «из людей иного исповедания» ни с кем не вступать в споры о вере, не допускать к ним и других священников. Особые наставления содержались в инструкциях и относительно хранения государственных дел в тайне и неразглашению об них в частной переписке[44]44
  Там же. С. 36.


[Закрыть].

Все эти инструкции протопоп Иоанн Богаевский старался выполнять. Полковой пастор русской армии Теге оставил о нём следующие заметки:

«… я нажил себе друга в протопопе русской армии, и тесно сошелся с ним. Это был человек средних лет и средняго роста, добрый, чистосердечный и веселый. Обязанность его была важная: надзор над всеми попами армии, с правом наказывать их телесно, что случалось довольно часто, по причине дурнаго поведения некоторых попов. Протопоп был окружен множеством слуг и подчиненных; домашняя одежда его состояла из чернаго, богатаго бархата. Он был очень хорош со мною, и мы всегда езжали рядом верхами. Кое как говоря по немецки, он развлекал меня своею веселостью, и учил, как обращаться с русскими, которых я вовсе еще не знал. Я имел счастие так ему понравиться, что когда я был уже приходским пастором в Побетене, он навестил меня, и дал мне ясно понять, что охотно бы отдал за меня свою дочь. Я верно принял бы это предложение, если бы не имел других намерений»[45]45
  ТегеХ. К. К истории Семилетней войны. Записки пастора Теге // Русский архив, 1864. Вып. 11/12. Стб. 1117.


[Закрыть].

Определённые недоработки с военным духовенством продолжали существовать. Так, в России отсутствовала специальная семинария для подготовки полковых священников. Поэтому они обычно назначались из числа духовенства епархий, где были расквартированы полки. Надо предполагать, что никакой архиерей добровольно не расстанется с лучшими своими священнослужителями. Это подразумевало недостаточный уровень профессиональной подготовки полковых священников того времени.

«Тот же Богаевский доносил Св. Синоду, что „в армии священники не учительные и не могущие против здешних политичных и кориозных народов себя и паству свою от соблазнов по надлежащему предостерегать", и просил назначить для каждой дивизии хотя по одному „учительному священнику". Св. Синод со своей стороны предписал Богаевскому о том и другом обстоятельстве предварительно представить на благоусмотрение главнокомандующего»[46]46
  Барсов Т. В. Об управлении русским военным духовенством ⁄ [соч.] Т. Барсова. Т. VI. СПб.: Тип. Ф. Елеонского и Кº,1879. С. 41.


[Закрыть].

Следует учесть также то обстоятельство, что полковые священники не платили взносы в епархии. Напротив, с 1706 года с приходов стал взиматься специальный сбор – подможные деньги в пользу полковых священников и флотских иеромонахов. По этой причине многие архиереи могли рассматривать институт полковых священников как обузу. Отсутствовала также система награждений отличившихся полковых священников, которая должна была бы стимулировать их усердие в службе. По этой причине сегодня трудно даже установить фамилии полковых священников периода Семилетней войны, так как они не проходили ни по каким приказам и прочим армейским документам.

На стремление епархиальных архиереев сбагрить в армию негодных, престарелых и невоздержанных священников обращал внимание Синода генерал-фельдцейхмейстер Пётр Иванович Шувалов. В его рапорте говорилось, что

«попы… по большей части насылаются престарелые или от мест по каким-либо не совсем приятным обстоятельствам отлученные, будучи в болезнях или крайними невоздержании, с великим стыдом по чужестранных местах вожены при полках будут, и пользы той, которую от них полковые служители по духу получать должны, не могут…»[47]47
  Полное собрание постановлений и распоряжений по ведомству православного исповедания Российской империи. Царствование государыни императрицы Елизаветы Петровны. Царствование государя императора Петра Феодоровича, 1753-28 июня 1762 гг. СПб., 1912. С. 379.


[Закрыть]

Шувалов вопрошал:

«Не соизволит ли Святейший Правительствующий Синод впредь престарелых, невоздержанных и в походе быть неспособных попов в полки не насылать, чрез что и затруднения миновать будет можно такого, какое до сего было, дабы солдатство раненые без покаяния и святых Тайн приобщения помирать не могли, и о том в епархии и куда следует подтвердить, чтобы де в присылке на убылые места попов, против вышеписанного чинено было рассмотрение, без малейшего промедления, в полки же имеет быть подтверждено, чтоб без аттестатов и осмотров в Россию или от полков не увольняли, а присылали б, прописывая болезни или точные невоздержанности, в Святейший Синод, или в Синодальную Контору, кому куда способнее…»

Ея Императорскому Величеству Елизавете Петровне пришлось 29 марта 1759 года приказать Святейшему Синоду разослать указы всем преосвященным архиереям, чтобы в армейские полки требуемых священников престарелых, невоздержанных и неспособных отнюдь не присылали, и в том напрасного затруднения и убытков не происходило[48]48
  Там же. С. 379.


[Закрыть].

На практике процедура замены заболевшего и неспособного более служить в армии священника была довольно сложной. Так, полевой обер-священник Богаевский однажды собственною властью уволил из полковой службы в Рязанскую епархию по просьбе, вследствие болезни, служившего при заграничной армии в разных полках священника Пальвицкого.

«Последний по своему увольнению обратился в Св. Синод с просьбою: определить его по прежнему в Рязанскую епархию. Обсудив эту просьбу, Св. Синод обратил внимание между прочим на то, что Пальвицкий уволен из полка по распоряжению Богаевского и с одним его свидетельством и по сему случаю постановил: протопопу Богаевскому впредь священников из полков самому собою не увольнять и на время не отпускать, но поступать в подобных случаях так, как повелевает посланный ему от 23 февраля 1760 г. указ „под опасением штрафа". По смыслу же этого указа об увольнении от полковой службы больных и безнадежных к выздоровлению священников полевой обер-священник предварительно должен был представить главнокомандующему армией с изъяснением причины увольнения; главнокомандующий уже при своем отношении отсылал увольняемого прямо к архиереям, или в консисторию тех епархий, из коих увольняемые поступили в полк и при этом требовал прислать на место увольняемого способного священника; Св. Синоду доносилось только для сведения о подобных переменах»[49]49
  Барсов Т. В. Об управлении русским военным духовенством ⁄ [соч.] Т. Барсова. Т. VI. СПб.: Тип. Ф. Елеонского и Кº,1879. С. 39–40.


[Закрыть].

Таким образом, Святейший Синод твёрдо считал, что обеспечение армии полковыми священниками взамен выбывших из строя должно производиться путём требования главнокомандующего ею новых священников непосредственно у епархий.

Несмотря ни на что, наличие полковых священников гарантировало постоянное возношение в войсках молитв к Богу с просьбами о помощи в походе и в бою. Для военнослужащих совершались все необходимые богослужения. Они могли регулярно исповедоваться, причащаться, а также собороваться в случае болезни. Священник помогал больным и раненым, отпевал погибших в бою и умерших от ран. Священник учил свою военную паству примерами из Библии, из житий святых, из сказаний и летописных изданий. Благодаря этому именно в XVIII веке сформировался вошедший в мировую историю облик русского солдата,

«покорного, хладнокровного, христолюбивого воина, которого недостаточно убить, а необходимо еще и повалить. Главными чертами его характера являлись: терпеливость, выносливость, преданность воле Создателя; ледяное спокойствие, презрение к трудностям службы и даже к смерти; духовная сила, основанная не на темпераменте быстро воспламеняемого южанина, а на внутренней вере в справедливость своего дела. Для него не требуется обстановка воинственности, криков, песен и барабанов, а нужна естественность и реальность ситуации, в которых психическое спокойствие и порядок становятся опаснее любых импульсивных действий. В настоящем характере солдата-крестьянина центральных районов России нет хвастовства, игры на публику, излишней горячности, а есть скромность и простота, способность трезво оценить опасность, уважительное отношение к поверженному противнику»[50]50
  Лосский Н. О. Характер русского народа. М., 1990. С. 49–50.


[Закрыть].

К вышесказанному следует добавить веру в загробную жизнь и воздаяние за земные дела на Страшном Суде. Русский воин боялся не смерти на поле боя, он боялся умереть недостойно. Поэтому боевые качества нижних чинов регулярной русской армии были очень высоки.