Текст книги "Оптина Пустынь. История обители и жизнеописания скитян"

Святой Иоанн Лествичник в слове 26, § 31 пишет: «Свет монахов суть Ангелы, а свет для всех человек монашеское житие, и потому да подвизаются иноки быть благим примером во всем, никому же ни в чем же претыкание дающе, ни делами, ни словесами. Если же свет сей бывает тьма, то оная тьма, т. е. сущие в мире, кольми паче помрачаются».

«Изшедшим из мира необходим наставник, ходатай к Богу и по Боге, который, стоя посреди деяния и видения, воздевал бы за нас руки к Богу, чтобы наставляемые им перешли море грехов и победили Амалика страстей; ибо изшедшие из Египта имели наставником Моисея, а избежавшие из Содома – Ангела» (сл. 1, 7).

«Молитвами и слезами умоли Бога показать тебе человека, который бы мог хорошо упасти тебя», – говорит Симеон Новый Богослов («Добротолюбие». Ч. 1. 33, 109).

«Истинного пастыря укажет любовь, ибо из любви предал Себя на распятие Великий Пастырь» («Лествица». Слово к пастырям. 5, 5).

Вообще, у всех отцов, писавших руководство к духовной жизни, первым правилом для вступающего в духовную жизнь ставится в обязанность иметь духовного отца и руководителя и его слушаться. Так, Григорий Синаит говорит: «Без учителя самому успеть в умном делании невозможно. Что делаешь сам по себе, а не по совету предуспевших, то рождает опасное самомнение. Если Сын Божий ничего не творил Сам о Себе, но как научил Его Отец, так творил, и Дух Святый не о Себе глаголал, то кто это такой между нами до такой достиг высоты совершенства, что уже не требует никого иного, кто бы руководил его! Гордость это, а не добродетель. Такой уже в прелести состоит, т. е. вступил на ложный путь уклонения к заблуждениям».

Так же учил и Каллист патриарх: «Прежде всего попекись найти себе наставника и учителя непрелестного и, нашедши его, вполне отдайся ему, как отцу родному сын отцелюбивый, ходя по повелениям его неуклонно и на него взирая как на Самого Христа».

И прп. Петр Дамаскин пишет в 11-м слове о рассуждении: «Весьма хорошо о всем вопрошать, но опытных, а неопытных опасно, потому что они не имеют рассуждения. Рассуждение знает время, потребности, устроение человека, свойство его, силу, ведение вопрошающего, произволение его, намерение Божие, смысл каждого изречения Божественного Писания и многое другое. Не имеющий рассуждения, может быть, и много трудится, но не достигает цели. Если же найдется человек, имеющий рассуждение, то он бывает руководителем слепых и светом для находящихся во тьме, и к нему должны мы во всем обращаться и принимать от него все, хотя, быть может, по неопытности нашей и не то находим, чего желаем. Однако имеющий рассуждение из того наиболее бывает познаваем, что он может и не желающих и не охотных расположить к тому, что говорит. Ибо чрез него действует Дух, испытующий все и совершающий божественные дела, так что может и нехотящий ум заставить верить, подобно Ионе, Захарии и Давиду, бывшему из разбойников, которому Ангел воспретил говорить, за исключением только молитвенного песнопения. Если же, может быть, ныне, в роде семь, нет имеющих рассуждения, по оскудению рождающего оное смирения, то мы должны о каждом начинании с трудом (с терпением) молиться, по слову апостола (см. Кол. 4, 2)».

Вот те основания, на которых оставившие мир предают свои души руководству старца, с отсечением своей воли. Такой путь спасения признан всеми свв. отцами самым надежным и из всех путей удобнейшим.

«Кто не обратится к Царству Небесному как дитя, тот не может войти в него», – сказано в Св. Евангелии (см. Мф. 18, 3).

В простоте повинующиеся, ради Господа, благополучно совершают путь свой, не навлекая на себя коварства бесов своими тонкими исследованиями веры и нравственности.

Марко Постник в гл. 78 пишет: «Человек советует ближнему яко весть, Бог же действует в слышащем, якоже верова»[19]19
  Здесь оставляем в стороне вопрос об отношениях старца и его чад к власти епископа.


[Закрыть].

Православная вера наша требует нравственного совершенства личности. «Совлекшись ветхого человека с делами его, верующие облекаются в нового, который обновляется в познании по образу Создавшего его» (Кол. 3, 9–10).

В западных религиях христианских спасение (души) понимается как внешнее воздаяние за известное количество внешних добрых дел (католичество) или за теоретическую веру в Божество Иисуса Христа (протестантизм)… А то, что вечная жизнь уже явилась, как говорит св. апостол Иоанн, что это блаженное общение с Богом достигается неуклонным подвижничеством еще здесь, как говорит прп. Макарий Великий, всего этого Запад не понимает.

И современные западные богословы потеряли мысль о том, что цель пришествия Христова на землю есть именно нравственное совершенство личности. Они как бы помешались на вымысле, будто Христос Спаситель пришел на землю для того, чтобы принести счастие какому-то человечеству каких-то будущих веков, тогда как Он со всею ясностью сказал о том, что Его последователи должны нести Крест страданий и что преследование их миром, их родными братьями, детьми и даже родителями будут постоянны, а к концу веков умножатся с особой силой. То благоустройство, которого ждут западные на Земле, обещано Спасителем в жизни будущей. Но ни католики, ни протестанты не хотят с этим мириться по той простой причине, что слишком верят в благополучие настоящей жизни, которую, напротив, апостолы называют исчезающим паром (Иак. 4, 14).

Ложные религиозные верования Запада извратили и нравственные убеждения их исповедников. Так, Господь заповедует всепрощение, а западная нравственность – месть и пролитие крови; Господь велит смиряться и считать себя грешнее всех, а Запад ставит выше всего «чувство собственного достоинства». Господь велит радоваться и веселиться, когда нас поносят и изгоняют, Запад требует «восстановления чести»; Господь и апостолы называют гордость «бесовской», западники – «благородством» (еп. Антоний. «Миссионерское обозрение». 1901 г., июль, август. С. 10).

Иначе учат православные пастыри, следуя более точно заповедям Господа.

«Два рода ученых и мудрых людей, – пишет святитель Тихон Задонский, – одни учатся в школах от книг, и множайшие от них суть безумнейшие паче простых и безграмотных, яко и алфавита христианского не знают; ум острят, слова исправляют и красят, но сердца своего исправить не хотят. Другие учатся в молитве со смирением и усердием и просвещаются от Духа Святаго и суть мудрейшие паче философов века сего; суть благочестивии и святии, и Богу любезнии; сии хотя алфавита не знают, но добро все разумеют; просто, грубо говорят, но красно и благоприятно живут».

Повеление Спасителя: «шедше научите вся языки», католичество возвело до измышления догмата непогрешимости папы, и духовное руководство совести верующих дало в руки отцам-иезуитам для учреждения всесветного папского царства на Земле и для уловления всеми средствами душ человеческих с принадлежащими им капиталами (католическое старчество). А протестантизм предоставил полную свободу: кто как хочет, так и верует.

В Православной же Церкви пастыри духовные, просвещенные богословием, ведут своих овец ко Христу без всяких политических видов, и простецы, хотя и не обучавшиеся в школах наукам, но просвещенные Духом Святым, оказываются, по слову свт. Тихона, мудрейшими паче философов века сего. К простецам сего рода принадлежал и наш старец о. Леонид.

Отец Леонид (карачевский мещанин, в мире Лев, родившийся в 1768 г.) поступил первоначально в Оптину Пустынь в 1797 году, а через 2 года перешел в Белобережскую пустынь, в 15 верстах от Брянска, где и пострижен в 1801 году. Затем временно он проживал в Челнском монастыре (в 8 верстах от Трубчевска) для духовного назидания у схимонаха Феодора, одного из учеников великого старца о. Паисия (при котором он около 20 лет прожил в молдавских монастырях). Когда же о. Леонид по воле преосвященного Досифея, епископа Орловского и Севского, определен был настоятелем Белобережской Пустыни, тогда и наставник его о. Феодор переселился к нему в обитель в 1805 году, после временного пребывания в Челнском монастыре[20]20
  В это время в Брянском Свенском монастыре (в соседстве с Челнским монастырем) настоятелем был инспектор Орловской духовной семинарии Филарет (Амфитеатров) (со 2 февраля 1802 г. по 10 октября 1804 г.) впоследствии митрополит Киевский, который, ценя духовный разум старцев Феодора и Леонида, приобретенный ими не школьной наукою, но собственным духовным опытом и по дару благодати Божией, вошел в духовное общение с ними.


[Закрыть].

В 1807 году о. Феодора постигла опасная и продолжительная болезнь, во время которой он был трое суток в летаргическом сне. Под влиянием этой болезни, подкрепляемый благодатью Божией и утешаемый духовными дарами Св. Духа, он объявил настоятелю и братии непременное свое желание удалиться из обители в уединение для безмолвной жизни.

Из любви и почтения к старцу немедленно устроили в двух верстах от обители, в глухом лесу, уединенную келью, где он и поселился с другим великим подвижником, Клеопою. К ним вскоре присоединился и отец Леонид, добровольно сложивший с себя настоятельство в 1808 году. Слава о высокой жизни пустынников стала привлекать к ним тысячи посетителей, и они от этой молвы и по смиренномудрию признали за лучшее для себя удалиться на дальний север. Первым вышел о. Феодор в 1809 году в Новоезерский монастырь, из которого по воле с. – петербургского митрополита Амвросия он переведен был в Палеостровскую Пустынь (на острове Онежского озера), где провел три скорбных года, а оттуда переселился в скит Валаамского монастыря. В 1811 году соединились с ним его духовные дети – о. Клеопа и о. Леонид, переселяясь в тот же Валаамский скит, чему был очень рад о. Феодор. Около 6 лет они прожили в скиту. Но слава о высокой жизни и духовной мудрости подвижников и там причиняла им скорби. Вслед за иноками к ним стали стекаться во множестве и мирские люди. Влияние старцев настолько было велико, что даже приближенные настоятеля Валаамского монастыря безусловно следовали советам старцев, и игумен Иннокентий почувствовал себя как бы пастырем без паствы. Строгий исполнитель духовного регламента, он считал отеческую общительность старцев с братиею и приходящими богомольцами каким-то странным нововведением, а наставления, преподаваемые ими братиям, как бы вторжением в его настоятельское управление. Окончательно мера терпения настоятеля переполнилась тогда, когда министр духовных дел князь А.Н. Голицын во время своего приезда на Валаам посетил старцев и провел все время у них в келье, даже велел подать себе там чай и вызвал туда в скит настоятеля монастыря.

Игумен Иннокентий донес митрополиту Амвросию, что с прибытием старцев нарушается порядок и мир обители, и митрополит поручил исследовать дело благочинному монастырей, коневскому строителю о. Илариону. Как муж опытный в духовной жизни, о. Иларион, получив от старцев подробное показание, высказывал после, что нигде не пришлось ему вычитать того, что высказали ему в ответах старцы: святое буйство их оказалось выше мудрости человеческой. В старцах приняли участие князь Голицын (присылавший на место в Валаам для дознания г. Никольского) и известные тогда архимандриты Филарет (впоследствии митрополит Московский) и Иннокентий (впоследствии епископ Пензенский). Игумену приказано было покоить старцев, старцам же было передано, чтобы они были уверены в защите их высшим духовным начальством. Но опытные и смиренномудрые старцы, избегая молвы, предпочли перейти (в июле 1817 г.) в Александро-Свирский монастырь.

Во время пребывания старцев в этом последнем монастыре император Александр I (в 1820-х гг.) объезжал северный край России, и путь его лежал вблизи Свирского монастыря. Старцы Феодор и Леонид почтительно предложили архимандриту приготовиться к встрече государя, хотя в маршруте Свирский монастырь показан не был. Архимандрит внял совету старцев и в часы, определенные по маршруту для проезда, ждал его у ворот монастыря.

Между тем император, расспрашивая у своего кучера Ильи о лежащих на пути селениях и жителях, приблизился к перекрестку дороги, пролегавшей к монастырю, где по обыкновению стоял поставленный от монастыря крест, и, узнав, что Свирский монастырь находится вблизи, приказал ехать туда. Государь, слышавший от князя Голицына о проживавших тут старцах – Феодоре и Леониде, пожелал видеть их лично. Старцы же, наперед ожидавшие прибытия царя, остановились на такой мысли: «Если из-за князя Голицына было нам искушение, то что будет из-за государя?» – и о. Феодор сказал о. Леониду: «Ты всячески помалчивай и не выставляйся».

Государь, подъехав к монастырю, удивился нечаянной парадной встрече его архимандритом и спросил его: «Разве ждали меня?» Архимандрит должен был сказать, что вышел по совету старцев. Вошедши в церковь и приложившись к мощам прп. Александра, государь пожелал принять благословение от старцев, с приказанием, чтобы не отнимали рук, когда он будет целовать их. При этом спросил: «А где о. Феодор и о. Леонид?» Старцы несколько выделились вперед, но на все вопросы государя отвечали сколько возможно сдержанно и кратко, так что государь, заметив это, прекратил дальнейшие вопросы. Наконец, подошедши к о. Феодору, попросил его благословения. «Я монах не посвященный, – сказал о. Феодор, – я просто мужик». Государь откланялся и поехал дальше.

Недолго после сего жил о. Феодор: он скончался 7 апреля 1822 года.

После кончины о. Феодора о. Леонид не пожелал оставаться долее в Свирском монастыре, сделавшемся очень известным и от притока богомольцев шумным. И о. Феодор благословил его перед смертью искать себе более уединенное место, как видно из письма о. Леонида к одному единомысленному иеромонаху: «Вы изволите писать, что в нынешние пребедные времена, кажется, нужно собраться всем нам воедино и выпросить у какого-либо монахолюбивого архипастыря куточек. Это ваше мнение и мы одобряем.

…Да и батюшка наш о. Феодор насчет соединения, дабы нам не разлучаться, но сожительствовать вкупе, неоднократно подтверждал. Особливо когда дар прозоливства пред смертию получил. Уговаривал отечески тихо: “Отцы мои! Господа ради, друг от друга не разлучайтесь, поелику ныне в пребедственное время мало найти можно, дабы с кем по совести и слово-то сказать…“

Когда сделалось известным, что о. Леонид желает оставить Свирский монастырь, то его вместе с учениками стали приглашать во многие места. Архиепископ Амвросий (Подобедов) приглашал его в Казанскую епархию, настоятель Площанской Пустыни звал его опять в эту Пустынь. Но о. Леонид писал: «Наши сердца наклонность туда имеют (перейти в Оптину Пустынь), поелеку я там начало полагал и здоровье потерял, и наш прежний любитель и благодетель преосвященный Филарет, яко монахолюбивая душа, того желает». Первый из учеников о. Леонида иеромонах Гавриил (оставшийся в Валаамском монастыре) перешел в скит Оптинской Пустыни в 1823 году[21]21
  При посещении Оптиной Пустыни 17 августа 1823 году преосвященный Филарет утвердительно сказал старцам, что о. Леонид будет непременно в Оптине или вообще в его епархии. Но переход о. Леонида в Оптину Пустынь совершился только через 5 лет.


[Закрыть].

Лишившись своего духовного брата и друга схимонаха Феодора (7 апреля 1822 г.), о. Леонид прожил по кончине его в Александро-Свирской обители еще 7 лет. Затем, пожив полгода в Площанской Пустыни и узнав, что в Оптиной Пустыни скит уже устроен и в нем уже поселились рабы Божии, он решился перейти в этот скит в 1829 году вместе с пятью своими учениками.

В скиту для него давно уже была готова особая келья на монастырской пасеке; его поместили в эту келью, за скитской оградой, а учеников его в скиту. Как опытнейшего руководителя в духовной жизни и искусного врача душевных недугов, оптинская братия приняла его с любовию и благоговением. Ему предоставлено было строителем о. Моисеем духовное руководство почти всех братий Пустыни. Как золото, искушенное в горниле 30-летней подвижнической жизни, старец смотрением Божиим привлечен был в Оптину Пустынь для обучения братии высшим монашеским подвигам – смирению и отсечению своей воли, «в видения восход» – путем старчества.

Самая наружность о. Леонида (в схиме Льва) показывала в нем необыкновенного человека. Он был высокий, стройный, с легкой, но мужественной походкой; смуглое лицо его обрамляли густые, волнистые, как грива, длинные волосы (под старость желтовато-белые) и придавали ему большое сходство со львом. В годы мужества он обладал такою физической силой, что мог поднимать тяжести до 12 пудов. Голос имел резкий и иногда при ответе изменял его.

Взгляд имел открытый и привлекательный, вызывающий всякого приходящего на откровенность.

В его присутствии многие ощущали внутренний мир, успокоение и сердечную радость.

В ответах был краток, а иногда иносказателен, как бы намеренно юродствуя. Слова Св. Писания добавлял народными выражениями.

Обладая многими духовными дарами, о. Леонид по смиренномудрию всячески старался бегать людской славы, но слава шла вслед его. «Каждому дается проявление Духа на пользу», – говорит апостол Павел (1 Кор. 12, 7). И иных Бог поставил в Церкви, во-первых – апостолами, во-вторых – пророками, в-третьих – учителями. Далее: Одному дается Духом слово мудрости; другому слово знания, тем же Духом; иному вера, тем же Духом; иному дары исцелений, тем же Духом; иному чудотворения, иному пророчество, иному различие духов, иному разные языки, иному истолкования языков» (1 Кор. 12, 8–10).

«Достигайте любви; ревнуйте о дарах духовных, особенно же о том, чтобы пророчествовать» (1 Кор. 14, 1). «А кто пророчествует, тот говорит людям в назидание, увещевание, утешение» (1 Кор. 14, 3).

О. Леонид по милости Божией достиг любви, ибо из любви к ближним оставил уединение и отдал себя на служение ближним, уча всех приходивших к нему деятельной любви, смирению, терпению, покаянию во грехах. Как сам он поступал, так и других учил, по завещанию апостола Павла: «ничего не делайте по любопрению или по тщеславию, но по смиренномудрию потайте один другого высшим себя. Не о себе только каждый заботься, но каждый и о других» (Флп. 2, 3–4).

С глубочайшим благоговением встретили его оптинские монахи.

С прибытием его в Пустынь изменился и духовный строй монастырской жизни. Он объяснил братии всю пользу откровения помыслов, которые в течение дня увлекали монаха, и для всех братий двери кельи его во всякое время были открыты. И не только в Оптиной Пустыни, но и во многих обителях о. Леонид располагал монашествующих к откровению помыслов своим старцам и старицам.

Взгляд его на старчество ясно виден из писем, писанных им в назидание к некоторым инокиням, принявшим на себя, по его благословению, бремя старчества.

Так, он писал к одной старице (матери Анфии) о значении старчества следующее:

«По уставам иноческого предания, при пострижении (в монашество) от Евангелия предают (новостриженых) старицам, а не духовным отцам, т. е. старицам, и должны новоначальные открывать свою совесть для получения советов и наставлений, как противостоять искушениям вражиим. Но это не есть исповедь, а откровение; и в сем случае исполняется апостольское предание: исповедайте друг другу согрешения ваша (см. Иак. 5, 16). Таинство же исповеди совершенно другое и не имеет к откровению никакого отношения. Обязанности духовника совершенно другие, нежели отношения к старицам».

В другом письме от 14 марта 1834 года о. Леонид разъяснял матери Анфии на ее вопросы об отношениях к сестрам, имевшим к ней откровение, что «мы не связываем отнюдь ни тебя, ни их; но по их желанию и нужде соизволяем на их к тебе откровение. И тебе советуем, не нудительно, когда они имеют душевную, а хотя и телесную нужду, и придут со смирением, изъясняя свои немощи для облегчения совести, не отревать их. Но какое подаст Господь слово ко утешению и врачеванию их, по мере веры их, скажи им. Не мни же отнюдь о себе, что будто бы ты достойна сего или имеешь дар, но помышляй, что по вере их Бог дарует им свободу. Заметь сие: по вере! а без веры может ли быть какая польза? Это можешь, когда случай потребует, им сказать, т. е. когда кто в смущенном положении будет требовать настоятельно чего-либо. Имей совершенную свободу и равнодушие к их капризам и сколько можно удерживай себя от возмущения. Равнодушно можешь сказать, чтобы с такими требованиями смущенными не беспокоили себя к тебе приходом, – ничего не получат: ибо не на этот конец устроено между вами духовное согласие, чтобы беспрестанно крамолиться, но чтобы иметь облегчение совести, и через объяснение избежать коварств вражьих и преуспевать в духовной жизни».

В письме 30 марта 1826 года о. Леонид напоминал строителю Аарону о качествах наставника между прочим следующее:

«Еще же заблагорассудил твоему благоумию напомнить и при сем поместить прп. Симеона Нового Богослова гл. 53: “не безмолвствуяй точию, или повинуяйся, но и игуменствуяй и многих предстатель сый и сам той служай, без попечения должен быти, сиречь, свободен от всех житейских вещей несумненно. Аще бо печемся. Преступницы заповеди Божия обретаемся, глаголющия: не пецытеся душею вашею, что ясте или что пиете, или во что облечетеся: всех бо сих языцы ищут. И паки: Зрите, да не когда отягчают сердца ваша объядением, и пиянством, и печальми житейскими“».

Во время прибытия о. Леонида в 1729 году в скит начальником его был иеромонах Антоний, родной брат о. Моисея (тоже полагавший начало иночества в рославльских лесах под старчеством о. Афанасия). И уже были иноки из тех же рославльских лесов, положившие там начало иноческой жизни под руководством старцев и ожидавшие о. Леонида как великого старца, чтобы иметь к нему откровение помыслов.

С водворением о. Леонида монастырский строй жизни вступил в усиленную духовную деятельность. Без совета и благословения старца ничего важного в делах обители не предпринималось. В его келью ежедневно стали стекаться братия для получения благословения и наставления в монашеском образе жизни: каждый спешил высказать старцу свои немощи душевные, покаяться пред ним, в чем согрешил в продолжение дня – делом, словом или помышлением, просить его совета и назидания во внутренней борьбе со страстями и врагами нашего спасения.