Текст книги "Козырная пешка"

– Ну, раз его так зовут… Прямо как Эль-Койот во «Всаднике без головы». Он что, так представился?

– Он вообще не представлялся.

– Откуда тогда ты знаешь, что его так зовут?

– Кого?

Женька закатила глаза.

– Ну, этого грабителя. С чего ты решила, что его так зовут?

– Ни с чего. Могу я его как-то обозвать? Дай-ка зеркало.

Женька сунула руку под стул, поставила на колени сумочку, из которой вытащила зеркальце и сунула его мне под нос.

– На, любуйся…

Я отодвинула руку Женьки чуть-чуть подальше, поскольку она в своем усердии угодить едва не выбила мне зубы, и принялась любоваться. Зрелище было еще то, но в целом, я ожидала худшего. На лбу шрам, глаз подбит и кровоподтек на губе, сильно смазанный зеленкой, что красоты мне не добавляло.

– М-да, – подытожила я, – красота – это страшная сила. И чем дальше, тем страшнее.

– Ты себя нормально чувствуешь? – вдруг встрепенулась Женька.

– Да так… Умирать вроде не собираюсь. А что?

– Ну, я с врачом говорила, у тебя в принципе ничего серьезного нет. Пойду с ним еще почирикаю, может быть, заберу тебя домой сегодня. Или ты не хочешь?

– Хочу.

– Тогда я пошла. Там, кстати, мент сидит в коридоре, опросить тебя хочет. Вдове Мержинского вон какой почет… Это не я сказала, это врач с медсестрой языки чесали, что для допроса по обычному налету менты в коридорчике полдня не сидят. Видишь, как тебя уважают!

– Это не меня, это Володю. Ладно, дуй к врачу. Агата там как?

– Ругается, – пожала плечами Женька. – Рвалась ехать сюда, но я ее убедила, что ей с ее характером лучше посидеть дома на цепи, глядишь и грабители не влезут. Все польза.

– Так и сказала?

– А чего с ней цацкаться? Свалилась тебе на голову, как птичье дерьмо, еще командовать вздумала. Ладно, пойду, поговорю с врачом, если он тебя отпустит, сразу за вещами сгоняю, а то я сразу не догадалась одежду прихватить.

Женька вышла. Я повернула голову в сторону раскатистого храпа. Напротив моей кровати стояла еще одна, жалобно прогибавшаяся под весом слоноподобной старухи. Бабуся лежала на спине, на ее животе лежала пестрая книжка с обнимающейся парочкой на обложке. Я усмехнулась. Наверняка какая-нибудь «Любовь в бамбуке». Я любовных романов не читала принципиально, в отличие от Женьки, которая предпочитала только такую литературу, да еще вот сборники анекдотов. Даже кроссворды она разгадывала с учетом того, что многое там не совпадает с ее мнением.

Дверь снова скрипнула. Я подумала, что вернулась Женька, но в палату вошел молодой мужчина со скучным лицом, на котором отчетливо читалась его принадлежность к органам. Он с любопытством посмотрел на меня и подошел к кровати.

– Здравствуйте, Алиса Геннадьевна.

– Здравствуйте, – вежливо ответила я умирающим голосом, томно прикрыв глаза. Пусть проникнется на всякий случай.

– Как вы себя чувствуете? – не менее учтиво осведомился он.

– Спасибо, стабильно плохо, – серьезно ответила я. Мужчина перепугался, на его лице появилось смятение.

– Мне нужно задать вам несколько вопросов по поводу всего случившегося, если вы не против.

– Пожалуйста, – смилостивилась я. – А как вас зовут?

– Меня? – удивился мужчина.

«Пудинг, это Алиса, Алиса, это пудинг», – пронеслось у меня в голове. Я закатила глаза и вздохнула. Мужчина перепугался еще больше.

– Я капитан Миронов, вот мое удостоверение, – промямлил он, вынул из кармана бордовую книжечку, уронил ее на пол, полез ее доставать под кровать, уронил что-то еще, вылез с лицом, на котором красовалось тщательно сымитированное смущение. Я усмехнулась про себя. Станиславский сказал бы: «Не верю!». Вот и я не поверила.

– Алиса Геннадьевна, расскажите, что произошло с вами вчера, – вежливо попросил он, приготовившись записывать что-то в блокнот.

– Я вошла в квартиру. Успела дойти до кухни… Ах да, я разулась, бросила сумочку на полку… Потом пошла в кухню и тут он на меня напал.

– Кто?

Я с укором посмотрела на представителя власти. Он сделал вид, что смутился.

– Вы знаете, он почему-то не представился. Дал мне по голове, я и отрубилась. Очнулась в ванной, он поливал меня водой и угрожал.

– Угрожал? Чем конкретно?

– Что убьет.

Капитан Миронов чего-то черкнул в своем блокноте, потом посмотрел на меня с тоской во взоре.

– Он вас только бил, или…

– Только бил, – твердо ответила я. – Хотя обещал, что надругается весьма изощренным способом при помощи посторонних предметов. Но этот момент, если вы не против, я опущу.

– Чего он от вас хотел?

– Денег, естественно.

Во взгляде Миронова вспыхнул неподдельный интерес.

– Денег? Каких?

– Откуда мне знать? В последнее время очень многие хотят от меня каких-то денег. Видимо, предполагают, что они у меня в избытке.

Интерес в глазах Миронова стал просто неприличным.

– Если я не ошибаюсь, ваш покойный муж был весьма обеспеченным человеком. Не его ли деньги желал забрать напавший на вас мужчина?

– Простите, а как ваше имя? – поинтересовалась я.

– Кирилл, а что?

– Ничего. Просто обращаться к вам «товарищ капитан» я решительно отказываюсь. Или как сейчас принято? Господин капитан?

– Да ладно, чего там, – смутился Кирилл и на сей раз его щеки слегка зарделись, можно просто по имени, без церемоний.

– Тогда называйте меня просто Алиса, – предложила я. – Не люблю сочетания с отчеством.

– Почему?

– Да так. Мы с отцом в очень сложных отношениях. Я не люблю о нем говорить и лишнее упоминание об его личности мне неприятно.

Судя по лицу Кирилла, ему очень хотелось узнать, почему у меня сложные отношения с отцом, но он воздержался от этого вопроса.

– О чем вы меня спрашивали? Ах, да, о деньгах… Видите ли, Кирилл, так получилось, что завещание моего супруга было несколько странным в моем понимании. Он не оставил мне почти ничего. Фирма, дом, квартира в центре и даже машина отошли его родственникам. Я осталась практически с тем, с чем пришла в его дом. Так что требовать с меня деньги по меньшей мере глупо. Что я могу предложить? Свою театральную зарплату? Так она крайне невелика. Хватит лишь на еду, недорогие тряпки и оплату коммунальных услуг… Ах, да, за мной осталась еще «Хонда», на которой я училась ездить. Так он очень уж старенькая, ей красная цена три тысячи долларов.

– Алиса, а с какой целью вы приехали в эту квартиру? Вы ведь живете за городом?

«Интересно, откуда он это знает? – подумала я. – Конечно, он – милиция, ему положено. Может быть, Женька натрепала, хотя вряд ли… Или он имеет в виду дом Володи?»

– Живу, – кивнула я. – Как я уже сказала, завещание моего мужа было весьма своеобразным. Он оформил меня опекуншей над своей экс-тещей Агатой Берг. Агата – женщина пожилая, ей требуется уход. Вот я и переехала к ней. А эту квартиру я решила сдать. Это, если вы не в курсе, моя старая квартира, точнее, квартира моей мамы. Но мама умерла недавно…

В этом месте была уместна слезинка. Мне даже не пришлось сильно стараться, чтобы выдавить ее. Мама, хоть и прожила свою жизнь попрыгуньей-стрекозой, все же чужим человеком для меня не была, хоть и хорошего я от нее почти не видела. Я несколько раз шумно вдохнула, вытерла слезы рукой, хотя голова работала как смазанный будильник.

– Сочувствую, – сказал Кирилл.

– Спасибо. Мама… У нее, оказывается был рак, а она даже не подозревала, а потом как-то сгорела за три месяца. Мы ведь не так хорошо жили, как про нас думают. У нас даже покушать часто было нечего. И потом, Володя… Когда он умер, я не ожидала, что все это на меня в одночасье свалится… Жить-то надо… Вот я и решила квартиру сдать, за документами пришла, а тут он…

– Алиса, как вы думаете, это нападение было связано с деятельностью вашего мужа или все-таки это был случайный грабитель?

Взгляд Кирилла мне не понравился. Кроме любопытства, в нем горел настоящий огонь, нет, пламя азарта, как у почуявшей добычу гончей.

– Я уверена, что это не просто зашедший на огонек взломщик, – твердо сказала я. – Он несколько раз сказал мне: «Ищи деньги!» А чего их искать? В этой квартире они сроду не водились. Думаю, что это все-таки Володины дела какие-то аукнулись… Впрочем, мобильный он у меня все-таки стырил.

– Коробочка от телефона у вас осталась? – спросил Кирилл.

– Не знаю, вряд ли, а зачем? Он сим-карту выбросит и ищи-свищи.

– Не совсем так. Украденный телефон можно разыскать по его персональному номеру… Вы коробочку все-таки поищите.

– Даже если ее не выбросили, она в нашем… ну, в Володином доме, а он уже мне не принадлежит. Я там даже не прописана уже.

Зря я, конечно, это сказала, но вроде бы он не обратил на мой промах внимания. Что-то черкнул в блокноте и посмотрел на меня с интересом.

– Алиса, вы, конечно, простите, а почему он оставил вам опекунство над бывшей тещей? Если бы он собрался с вами разводиться, то его стремление оставить вас без гроша было бы понятно, но он почему-то оставляет вам в наследство бывшую тещу. Она жила с вами?

– Агата? Да боже упаси. У Агаты такой характер, что ее мало кто выносил, особенно его родственники. А мы с ней неплохо ладили. Агата Володю очень любила, а он чувствовал себя перед ней виноватым.

– Почему?

– Первая Володина жена разбилась на машине. Володя казнил за это себя. Он в тот день выпил и велел ей сесть за руль. Анна водила плохо, да еще дождь был. Ну и врезалась в фуру. Володя тогда почти не пострадал, он спал на заднем сидении, а Анна умерла сразу. Агата тогда в один день поседела, очень убивалась по дочери, она у нее одна была. Но Володю она очень любила, сыночком называла. Вторую его жену она так и не приняла, а вот со мной как-то очень быстро сошлась. Она мою бабушку немного знала. Вот Володя и оставил опекунство мне. Я и не возражала.

– А содержание бывшей теще он оставил? – простодушно спросил Кирилл, но вопрос этот явно не давал ему покоя, вон как он заерзал.

– Весьма скромное. На содержание Агаты выплачивается небольшая сумма из какого-то фонда. Содержание, насколько я знаю, пожизненное. То бишь, если Агата умрет, оно прекратится.

Кирилл посмотрел на меня со странным выражением, поерзал, а потом все-таки задал вопрос, который не давал ему покоя.

– Алиса, а почему вы мне это сказали?

Я фыркнула.

– Можно подумать, ход ваших мыслей мне не понятен. Вы наверняка подумали, что я осталась с Агатой из-за денег. Признайтесь, подумали же?

Кирилл пожал плечами.

– Ой, не кокетничайте, – усмехнулась я и скривилась от боли. Травмированный рот дал о себе знать. – Только ваши подозрения абсолютно беспочвенны. Я действительно хорошо отношусь к Агате, и мне не светит никакое наследство, если она вдруг скончается. Муж не оставил Агате ничего, кроме содержания из фонда. Так что все абсолютно невинно. В свете последних событий опасаться следует скорее мне.

– Скажите, почему об Агате Берг не заботятся другие родственники Мержинского? Ведь вы все-таки не так долго были за ним замужем…

– Я уже сказала, Агату Володины родственники никогда не любили. Она женщина не самого легкого нрава, и его родню на дух не переносила. Ну, они, собственно тоже не жаловали ее. А со смертью Володи и вовсе отлучили от дома. Впрочем, она, как мне кажется и не стремится туда возвращаться.

– Хорошо, вернемся к нападению на вас. Вы смогли бы опознать мужчину, который вломился в вашу квартиру? – спросил Кирилл так обреченно, что уже наверняка был уверен в моем отрицательном ответе. Я пожала плечами.

– Не знаю. Хотя у него довольно приметная морда. И еще большая родинка на шее.

– Родинка? – вскинулся Кирилл. – Слева? Справа? Какой формы?

– Слева, кажется…. Да, точно слева. Как сейчас помню, он меня держит за горло, а у самого эта родинка вот тут…. Почти под ухом… такая, как лепешка из грязи, отвратительная, с волосками.

Кирилл еще немного меня помучил, чтобы я более подробно описала приметы нападавшего, что я честно постаралась сделать, пока не почувствовала смертельную усталость. В этот самый момент в палату ворвалась Женька. Тихо ходить она вообще не умеет. Поэтому, когда она влетела в комнату, словно ведьма на помеле, перепуганный Кирилл поронял все, что держал в руках. Ехидная Женька не преминула это отметить.

– Мужчина, у вас упало, – томным голосом произнесла она, – поднимите… и пользуйтесь.

К Женькиному лексикону вообще-то посторонние люди привыкают не сразу. Она у нас особа эпатажная, ей бы в театре играть. Вот и капитан с простой фамилией Миронов так и раскрыл рот, хотя за годы службы мог бы привыкнуть ко всяким особям разных полов. К тому же Женька любит эффектно одеться, да и прическа у нее всегда на высшем уровне, так что произвести впечатление она умеет.

– Доктор сказал, что ты можешь уехать хоть сейчас, если милиция не против, – сообщила Женька и повернулась к Миронову, – товарищ милиция, вы не против, чтобы госпожа Мержинская отъехала на родину?

– Не против, – слегка запинающимся голосом произнес Кирилл, и добавил чуть более решительно, – если вы нам понадобитесь, вы вас вызовем.

– Вот и чудненько, – обрадовалась Женька. – А теперь покиньте помещение, дама должна переодеться.

Процесс выписки занял с полчаса, в течение которого я в основном сидела на скамеечке, а Женька гневным шепотом объяснялась с медперсоналом. Домой мы отбыли на моей машине, которую Женька заботливо пригнала к крыльцу больницы. То, что доверенности на машину у нее не было, подругу абсолютно не волновало.

– Как самочувствие? – спросила она.

– Нормально, – вяло ответила я. – Вроде помирать не собираюсь.

– Боишься?

– Кого? – не поняла я.

– Ну, этого, бандита… как ты там его называла… Эль-Нинье…

Я пожала плечами.

– Тогда боялась. И сейчас, наверное, тоже боюсь. Голова гудит, не до этого.

– А мент? – осведомилась любопытная Женька. – Какое впечатление произвел?

– Как мужчина? – опять не поняла я.

– Дура. Как мент. Сильно докучал?

Я вторично пожала плечами. Потом задумалась.

– Он пытается казаться проще, чем есть на самом деле. И на тебя глазищи вытаращил, и в палате все поронял. Казалось, сейчас плакат достанет из кармана: «Я – недотепа».

– А на самом деле?

– А на самом деле у этого недотепы волчий взгляд, холодный и расчетливый. Я бы не хотела встретиться с ним в честном бою.

– Так то в честном, – хмыкнула Женька и повернула к дому. – О, вон Агата в окошке торчит. Говорила ей, чтобы спать ложилась, нас не ждала, так нет же, заботу проявляет. Сейчас вам, Алиса Геннадьевна, мало не покажется. Знаешь, когда я ее вижу, меня так и подмывает спеть: «Где же, где же Барбацуца?»

– Это еще откуда? – удивилась я. Женька периодически радовала цитатами из каких-то фильмов и книг, которые, в отличие от нужных вещей, запоминались ею намертво.

– Не помню. Из мультфильма какого-то кажется. О, все, вылезла… Сейчас начнется…

Агата и правда стояла на покосившемся крылечке, вся в черном, с клюкой в руке, сильно смахивая на злую Бастинду из детской сказки. Губы были чопорно поджаты, но спина все так же несгибаема, в глазах здоровая злость.

– Допрыгалась? – ядовито поинтересовалась она. – Хорошо хоть башку не открутили.

– Я тоже рада тебя видеть, – ответила я и осторожно пошла по ступенькам наверх. Агата отодвинулась в сторону, давая мне дорогу. Лицо слегка дрогнуло. Я прекрасно понимала, что сейчас она борется с собой, но выказать жалость она не могла. Это нанесло бы несокрушимый удар по ее имиджу Женщины-Рэмбо, Железной леди и Сары Коннор в одном флаконе. Поскольку трогать меня сейчас Агата сочла нецелесообразным, ее недовольство обрушилось на Женьку.

– А ты чего возилась так долго? Тут до больницы два квартала, на машине так и вовсе две минуты. А ноги то… Ноги…

На Женьке были колготки в розово-бело-голубую полоску, совершенно девчоночьи, которые на ее весьма полных ногах смотрелись чрезвычайно колоритно. Агата такой безвкусицы стерпеть не могла.

– Ты в таком виде ездила в больницу? – закатила глаза Агата. – Странно, что охрана не пристрелила тебя на входе или хотя бы не задержала до выяснения личности. Одеваешься как прошмандовка, прости господи!

– Агата Карловна, зато вы прекрасно выглядите. Кто бальзамирует? – не осталась в долгу Женька, предпочитавшая с Агатой не церемонится.

– Ты доживи до моих лет, я посмотрю, как ты будешь выглядеть, – огрызнулась Агата.

– Посмóтрите? – ужаснулась Женька. Агата отвесила Женьке подзатыльник.

– Хватит тут языком чесать! Иди лучше, Алисе ванну набери да постель расстели внизу, а то она до своей спальни не доберется.

– Яволь, мой фюрер, – отчеканила Женька, выкатив грудь вперед, – в смысле, сейчас сделаю.

Женька понеслась наверх, а я медленно, взвешивая каждый шаг и мурлыча про себя что-то вроде: «Хорошо, хорошо, зер гут, нашей любви капут», пошла к старенькому дивану и легла. В машине меня укачало, слегка подташнивало, и я с благодарностью подумала, что такого заботливого человека как Агата, у меня не было никогда. Она каким-то образом угадала, что я больше всего сейчас желаю не просто погрузиться в теплую, пропитанную ароматными маслами воду, но смыть с себя запах грязной больницы, лекарств, несвежего белья, и больше всего запах крови и страха. Женька прибежала где-то через четверть часа и помогла мне дойти до ванной и раздеться. Я лежала в теплом и спокойном море и думала. Женька сидела рядом и о чем-то сосредоточенно размышляла.

– Почему он был уверен, что у тебя есть деньги? – вдруг спросила она.

– Не знаю, – вяло ответила я. – Может, разведка не сработала. Может быть, они решили, что единственный человек, у которого они могут быть, это я. Больше то их ни у кого нет.

– Ну да, – задумчиво протянула подруга, – я бы сама так подумала. Вы же ни разу не поссорились. Он тебя любил. Да ее завещание это странное… Я наверняка решила бы, что ты в курсе, где бабло. Думаешь, они уже все обыскали?

– Думаю, что не все. Иначе бы нашли и от меня отвязались.

– Когда все это началось?

Я невольно поежилась и ушла в ароматную пену по самые плечи.

– Думаю, что сразу после похорон, – твердо ответила я.

Алиса устало опустилась на край диванчика. С большим удовольствием она бы сейчас заперлась в спальне, чтобы отдохнуть после этого жуткого дня. За окном косматые тучи, гонимые яростным ветром, нещадно поливали землю мерзким холодным дождем. Володя так любил солнце, и если бы не бизнес, как часто он говаривал, то уезжал бы из страны в октябре и возвращался бы только в апреле, чтобы не видеть этого промозглого серого и безликого уныния.

Он умер в конце апреля, когда земля только-только пробуждалась от зимнего сна. Алиса, дежурившая у его постели в больничной палате, не услышала его предсмертного вздоха. Измученная трехдневным дневанием и ночеванием у постели мужа, она уснула на неудобной кушетке и проснулась только утром, когда медсестра грубо потрясла ее за плечо.

– Ваш муж умер, – безжалостно произнесла она. Оглушенная новостью Алиса никак не отреагировала, только хлопала глазами, стараясь понять, о чем ей только что сказала эта неприветливая женщина с неопрятном белом халате с жирным пятном у воротника.

– Ваш муж умер, – повторила медсестра. – Вы меня слышите? Вам надо пройти к главврачу.

Алиса перевела глаза на кровать, на которой лежал Владимир. Его лицо было странным, напоминающим сморщенную резиновую маску, с гротескными синими губами. Алиса глубоко вдохнула несколько раз и поднялась, чтобы подойти к кровати. Медсестра дернулась было, чтобы перехватить ее, а потом махнула рукой.

– Попрощайтесь, – неловко сказала она. – Я пойду за главврачом схожу…

Алиса подошла к кровати и села на оставленный стульчик, на котором она просидела три дня. Чужое лицо мужа не давало ей покоя, притягивая ее, словно магнит. В больнице раздавался привычный гул. Медсестры разносили лекарства по палатам, у туалета слышалась привычная перебранка, в которой особенно усердствовал дедок из палаты напротив, противный, вонючий и омерзительно сквернословный. Алиса почти ничего не слышала. Словно оцепеневшая, она смотрела на мертвого мужа и не верила, что все это только что случилось с ней.

За дверью послышались торопливые шаги. В палату вошла давешняя медсестра и главный врач, полный мужчина в толстых роговых очках.

– Алиса Геннадьевна, – робко произнес он, – вы уже попрощались? Пойдемте со мной.

Медсестра что-то шепнула ему и сунула в руку ампулу. Доктор вздохнул и привычным жестом разломил ее. По палате брызнул резкий запах нашатыря.

– Вам плохо? – участливо спросил доктор. Алиса не ответила и потянулась к руке мужа, безвольно лежащей на одеяле. Рука была холодной, словно змея. Алиса испуганно отдернула ладонь, и рука Владимира резко свесилась с кровати. Только тогда тяжелые цепи, сковывающие сознание Алисы лопнули с металлическим звоном.

Алиса закричала. Ее отчаянный визг в одно мгновение перекрыл все больничные звуки. Медсестра и доктор ринулись к ней, стараясь оттащить ее от тела, а Алиса вырывалась, брыкаясь ногами, попадая то по медсестре, то по врачу, сшибая стулья. Что-то со звоном полетело на пол и разбилось. Сбитая со своего места ваза с цветами полетела в сторону и с оглушительным звоном разбилась о стенку. Цветы шмякнулись о пол с влажным чавкающим звуком, под легкий вихрь вырванных лепестков. В палату заглянула чья-то рожа, с тупым выражением на совершенно бандитском лице. Рожа без особых эмоций глядела на истерику Алисы, а потом поднесла к уху телефон и что-то буркнула в него.

Врач и медсестра, вместе с прибежавшей к ним на помощь санитаркой привычно скрутили извивающуюся Алису, ловко поставили ей укол, после которого Алиса обмякла и сползла вниз.

«Я упала в кроличью нору, – подумала Алиса. – Я падаю, падаю… И может быть даже попаду на бал Червовой королевы и буду танцевать с Белым Кроликом, а может быть, даже сыграю с ее величеством в крокет!»

Алиса очнулась на той же самой кушетке, на которой накануне провела ночь. Она вспомнила все мгновенно, хотя голова кружилась, словно она проплясала канкан вместе с Башмачником и Мартовским Зайцем всю ночь. Она резко поднялась и посмотрела на соседнюю кровать. Она была пуста. Тела ее мужа не было.

Алиса встала. Ее туфли так и остались стоять рядом с кушеткой. Обувшись, она вышла в коридор. Мерзкий старикашка, скандаливший по утрам в очереди в туалет, посмотрел на нее со странным сочувствием. Алиса отвернулась. Наверняка уже все знали, что тут произошло. В коридоре под пальмочкой сидели Женька и Агата. Женька всхлипывала, Агата молча вязала носок, сидя с прямой спиной, словно ей не было никакого дела до смерти бывшего зятя. Только скрюченные пальцы не слушались ее, поэтому носок выглядела скорее как спутанная шаль сильно поеденная молью. На второй лавочке сидела мутная личность с бандитским лицом, облаченная в спортивный костюм. Личность буравила Алису настороженным взглядом маленьких глазок.

Женька соскочила с места. Вслед за ней встала и Агата. Бандитская личность тоже дернулась, но решила повременить со своими действиями, вынув из кармана телефон, явно на всякий случай. Алиса немигающим взглядом уставилась на странную выпуклость в его кармане и готова была поклясться, что там пистолет.

– Господи, Алиска, ты как? – встревожено произнесла Женька, но Агата решительно прервала ее.

– Плакать и переживать будем дома. Сейчас иди и умойся, а то выглядишь, как чучело.

– Агата Карловна, вы соображаете что говорите, – возмутилась Женька. – Сейчас ей не до того, чтобы о красоте думать!

– Ей, может, и не до того, – парировала Агата, – а мне не все равно, в каком виде она выйдет из больницы. Тут журналисты крутились с утра. Ты хочешь, чтобы завтра во всех газетах она предстала вот с таким лицом?

– Агата Карловна, где же вы журналистов углядели, – фыркнула Женька. – Я не увидела, а она углядела. Вот ведь Чингачгук Соколиный глаз!

– Дура ты, прости господи, – фыркнула Агата совершенно беззлобно. – Учишь тебя, учишь, а толку нет. Чингачгук был Большой змей. Это же классика, знать надо!

– Кто ж тогда был Соколиный глаз? – удивилась Женька, но Агата ткнула ее кулаком в спину.

– Иди, отведи ее в туалет, пусть умоется, как следует. А потом, когда приедем домой, я тебе дам почитать всего Купера, что есть в моей библиотеке.

Бормоча что-то неразборчивое, Женька увела Алису в туалет. Бандитская личность, наткнувшись на недобрый взгляд Агаты, тоже пошла следом за девушками, то ли желая выяснить, кто же такой Соколиный глаз, то ли просто в туалет.

В день похорон все стояло вверх ногами. В доме толклись родственники и знакомые Мержинских. Даже из театра прислали венок. Алиса, напившаяся успокоительных, стойко продержалась всю церемонию, и только после того, как из дома отбыли гости, прилегла на диванчик.

На кухне Женька и домработница Гуля мыли посуду. Агата поначалу тоже помогала им, но внезапно побелела, схватилась за сердце, и ушла наверх. В большой комнате, где был накрыт стол, убирала младшая сестра Владимира Варвара, то и дело всхлипывавшая и утиравшая слезы. Старшая сестра Мержинского – Любовь, давно храпела наверху, напившись водки. Алиса устало подумала, что Любе и ее дочери Ладе на этот раз хватило выдержки не устроить свару хотя бы на похоронах, хотя им явно хотелось. Миша, сын Любы, молча курил на балконе. Алиса осторожно повернулась на бок и свернулась в клубок. Ни о чем не хотелось думать. Мысли сороками скакали перед глазами.

Алиса полежала на диване с полчаса, а потом поднялась. Отлеживаться дальше было неприлично. Женька там, наверное, уже вымоталась так, что впору язык на плечо положить. Алиса со стоном поднялась и пошла на кухню.

– Ты чего соскочила? – спросила Женька, не поворачиваясь. – Лежала бы. Тебе и так досталось сегодня.

– Да не могу я лежать, – отмахнулась Алиса. – Гулечка, пожалуйста, помогите Варваре Леонидовне убрать в той комнате. А тут уж мы с Женей сами…

– Ой, ну что вы, Алиса Геннадьевна, – всполошилась Гуля. – Да я и сама везде уберу, вы уж отдыхайте…

– Идите, Гуля, – ласково произнесла Алиса, – нам за работой легче будет. А если Варваре Леонидовне помощь не нужна, вы приберите во дворе, где столы стояли для шоферов. Пожалуйста.

Гуля кивнула и ушла. Женька налила на губку моющее средство, швырнула Алисе полотенце и кивнула на окно.

– Твой-то весь день под окном стоит…. Давай, я буду мыть, ты вытирать. Чего вы посудомойку-то не купили?

– Кто стоит под окном? – не поняла Алиса.

– Ну… этот… как ты там его называла? Михрютка?

– Нафаня, – автоматически поправила Алиса и подошла к окну. Действительно, за кирпичной оградой у дерева маячила бесформенная фигура отдаленно напоминавшая мужскую. – Давно стоит?

– С утра, кажется. Я его увидела еще когда ехала сюда. Он меня увидел, дернулся, чуть под машину не бросился, но потом передумал и спрятался.

– Чего ему надо? – недовольно произнесла Алиса.

– Ну… Может, скорбит вместе с тобой. А может, рад по уши, что теперь его шансы получить такую красоту как ты увеличиваются.

Алиса вглядывалась в сгущающиеся сумерки на размытые очертания фигуры, а потом решительно опустила жалюзи.

– Правильно, – одобрила Женька. – Нечего ему на нас пялиться. Тоже мне, устроил бесплатный просмотр. Сколько он за тобой уже бегает?

– Давно, – медленно протянула Алиса. – Почти год…

Впервые Алиса увидела его после очередного спектакля. Шалаев таки поставил на сцене театра «Мастера и Маргариту». На главную роль пробовались все актрисы театра, включая, разумеется, Костюкову и Шалаеву. Алиса на Маргариту не претендовала. Булгакова она не любила, и прочувствовать эту роль почему-то не могла. Поэтому она с удовольствием согласилась на почти эпизодическую роль Геллы. Однако на первой же генеральной репетиции (на роль Шалаев поначалу по привычке утвердил супругу) главный спонсор театра устроил чете Шалаевых справедливый разнос.

– Вы что, с ума посходили? – орал Мержинский. – Маргарита на балу у Воланда должна стоять почти голой, а гости должны целовать ее обнаженную ногу. Вы хотите, чтобы гости целовали вот эти мослы?

Шалаева затряслась от оскорбления, но возразить не осмелилась. Режиссер тоже жарко задышал и почему-то с ненавистью посмотрел на скромно стоящую в стороне Алису, точно это она во всем виновата. На Алисе, кстати, тоже была какая-то весьма откровенная распашонка.

– Мы все равно хотели актрису задрапировать, – злобно выдохнул Шалаев. – Это все-таки театр, не может наша советская актриса стоять на сцене голой.

– Нет сейчас советских актрис, – парировал Мержинский. – Были бы – не клянчили бы деньги у меня!

В итоге роль досталась Алисе, которая в сильно декольтированном наряде Маргариты, увешанная бусами из черного бисера смотрелась прекрасно. Шалаева после утверждения на главную роль Алисы долго возмущалась. В итоге ее вообще выбросили из спектакля. Идти на открытый конфликт с Алисой, уже сменившей фамилию на Мержинскую, Шалаева не рискнула.

Спектакль прошел с оглушительным провалом. Положительную рецензию написал лишь журналист из городской газеты, давно ставшей рупором мэра и его прихлебателей. Скандально известный Никита Шмелев, околосветская львица Вера Гаврилова и любимец дамочек бальзаковского возраста Влад Невский разнесли постановку в пух и прах. Менее категоричная Юлия Быстрова написала в своей газете, что Булгакова вообще тяжело ставить и мало кому это удавалось, вот и постановка нашего театра прошла без особого блеска. Правда, отметить можно игру Алисы Мержинской, сыгравшей Маргариту, а также весьма органичную в роли Геллы Зинаиду Гуц….

Хвалебных речей в адрес мужчин, включая режиссера, не последовало. Однако во всех газетах появились фото полуобнаженной Алисы, чьи прелести были скрыты лишь черными бусами, да легкой тканью.

Шалаев рвал на себе волосы и старался не дышать в адрес четы Мержинских. Мержинский на режиссера смотрел хмуро, на молодую жену с обожанием, Алисе же было наплевать на провал. В конце концов, она и не хотела играть Маргариту.

Однако первая встреча с этим молодым мужчиной состоялась на премьере «Мастера и Маргариты». Алиса заметила его только когда вышла на поклон. Он поднялся на сцену и протянул ей букет георгинов, слегка помятый и несвежий, а один георгин там и вовсе был сломан. Принимая столь «щедрый» дар, Алиса невольно подняла глаза.

Он стоял перед ней. Нескладный, с реденькими белесыми волосенками на розовом черепе, в кругленьких очочках, облаченный в нелепые драповые штаны, безжалостно затянутые на поясе вытертым ремнем по причине их неимоверной величины. Алиса, уже слегка избалованная хорошей одеждой, невольно оглядела поклонника с головы, на ногах остановилась более внимательно. Он был обут в старые туфли из дешевого кожзаменителя, а его носки были разного цвета: черный и серый, в фиолетовую полоску. Он стоял совсем близко, протягивая Алисе чахлый букет, и она едва сдержалась, чтобы не поморщиться.

От мужчины разило. Не выпивкой, не сигаретами. От него несло чем-то неаппетитным. Так пахнет в магазинах секонд-хенда: прелыми тряпками, сыростью, пылью… Разило несвежим телом, которое мыли редко, неохотно и очень дешевым мылом. Так пахла бедность, которую никто не стремился скрывать. Алиса взяла букет и подарила мужчине самую ослепительную улыбку.