Текст книги "У восточного порога России. Эскизы корейской политики начала XXI века"

В случае продолжения программ экономического содействия КНДР данная рабочая группа может стать ядром региональной экономической интеграции (в противовес уже формирующимся “тройкам” и зонам свободной торговли). Пилотными проектами могли бы стать железнодорожный транзит из СВ А в Европу, энергетические сети, включая слабо представимые пока идеи о транскорейском газопроводе и более реалистичные – о ЛЭП.

Важным направлением многосторонней кооперации может стать создание инфраструктуры межцивилизационного обмена и взаимодействия. С учетом непростой истории отношений среди народов, населяющих этот регион, полезны были бы многосторонние программы (с привлечением НПО) в области молодежных обменов, образования, науки, например, “год страны”, шестисторонние музыкальные и кинофестивали, естественно, с включением уже имеющихся каналов обменов.

Институализация структур сотрудничества в рамках относительно автономных подгрупп может развиваться отдельно от основного политического трека и потенциально может помочь прогрессу на нем. Даже в случае тупика в ядерном направлении сохранится дипломатический механизм взаимного общения и взаимодействия, имеющий собственную инерцию, ведь в многостороннем процессе организационно-процедурные вопросы не менее важны, чем существо дела. И уже одно это явилось бы для СВА благом, а для российской дипломатии – историческим завоеванием, позволяющим гарантировать России место в “концерте держав” Северо-Тихоокеанского региона. Если же удастся со временем довести дело до формирования структуры обеспечения безопасности, то переход к ней от структуры сотрудничества был бы более плавным и естественным.

Супержесткостью на жесткость[42]42
  С использованием статьи: Толорая Г. Д. Северная Корея на пороге перемен? // Восточная и Юго-Восточная Азия – 2007: проблемы и противоречия / Отв. ред. В. В. Лапердина. М.: ЛИБРОКОМ, 2009. С. 65–76.


[Закрыть]

С начала 2008 г. ситуация в Корее изменилась к худшему. США стали проявлять недовольство темпами переговорного процесса, понимая, что до конца президентского срока Буша завершить денуклеаризацию КНДР (и записать это в актив администрации), конечно же, не удастся (хотя на это и надеяться не стоило). Не добавила стабильности и смена президента у южного соседа. Приход к власти в Республике Корея в результате президентских выборов 19 декабря 2007 г. кандидата от консервативной оппозиции Ли Мён-бака стал водоразделом, ознаменовав собой очередной виток обострения ситуации на полуострове, сворачивания сотрудничества между Севером и Югом. Таким образом, появилась угроза не только для дипломатического процесса, но и для перспективы позитивных изменений в самой КНДР, возрождая в ней психологию осажденной крепости.

В политических кругах Вашингтона заговорили о необходимости полного пересмотра политики в отношении КНДР. Усилилась критика в адрес американских дипломатов якобы за чрезмерную уступчивость КНДР в переговорном процессе о денуклеаризации. На слушаниях в конгрессе США 6 февраля 2008 г., посвященных этой теме, звучало неудовольствие слишком медленным прогрессом в переговорах. Многие эксперты задавали простой вопрос: собирается ли КНДР уже сейчас отказаться от самого ядерного оружия, а не только от программ по его разработке? Ответ был неутешительным: пока КНДР не получила гарантий безопасности, до разоружения далеко.

Тем временем в США только усилилась критика режима КНДР. Вместо показавшего свою результативность в 2007 г. диалога влиятельные члены администрации Буша открыто предлагали вновь вернуться в отношении Северной Кореи к нажиму, изоляции и санкциям. Особенно показательным стало публичное выступление Джея Левковича, представителя госдепартамента США по вопросам прав человека в Северной Корее. Он не только предложил сделать тему прав человека центральной в контактах с КНДР, но и высказал сомнение в эффективности шестисторонних переговоров и вообще перспектив денуклеаризации, призвав к полному пересмотру переговорной линии, проводившейся на протяжении 2007 г. Сенатор-демократ Роберт Кэйси заявил, что поддержал бы любой реальный (т. е. без ущерба для окружающих стран) метод свержения Ким Чен-ира. И сторонников таких взглядов в Вашингтоне было немало, в том числе и в коридорах власти.

Не скрывалось, что США и от южнокорейского руководства ждут ужесточения позиции по отношению к Пхеньяну.

Муссировалась проблема невыполнения КНДР обязательств по денуклеаризации до конца 2007 г. Напомним, что, согласно шестисторонним соглашениям, КНДР должна была начать выведение из строя своих ядерных объектов, а также представить декларацию обо всех своих ядерных программах. При этом несколько месяцев было потеряно из-за задержки с перечислением, как было условлено, ранее замороженных США (в качестве санкций за незаконную финансовую деятельность) принадлежащих КНДР средств в банке Макао.

Тем не менее Пхеньян с помощью иностранных (главным образом американских) специалистов уже проделал большую часть демонтажных работ. Завершено 8 из 11 этапов: ядерные объекты не только остановлены, но и частично разрушены. Разве это не прогресс? США переданы 18 000 страниц документации, данные о количестве плутония, наработанного в КНДР, и о ее (впрочем, уже известных) ядерных объектах. Однако американцы сочли полученную от КНДР информацию не вполне надежной, неполной.

Данные по производству плутония в принципе проверяемы, если бы северокорейцы предоставили материалы о производственном процессе. Но они не торопились это делать, пока США не выполнят свою часть обязательств. Обещанные в качестве компенсации поставки мазута в КНДР шли с отставанием (виновата, кстати, и российская сторона, не поставившая топливо вовремя, в итоге мазут для закрытия нашей квоты компенсационных поставок пришлось закупить в Сингапуре). Северокорейцы отмечали, что обязательства по топливным поставкам выполнены лишь на 20 %, тогда как они проделали три четверти работ. Возможности обещанного американскими дипломатами выведения КНДР из списка государств – пособников терроризма и снятия санкций в торговле из-за отчаянного сопротивления консерваторов в Вашингтоне вообще оказались под вопросом. Тут сказывается и давление Японии, которая требует предварительно разрешить вопрос о судьбе похищенных много лет назад граждан Японии, которые, в общем-то, к денуклеаризации отношения не имеют.

Гораздо серьезнее – проблема с недекларированием КНДР программы по обогащению урана. Северокорейские переговорщики отрицают ее наличие, а американская разведка подозревает Пхеньян в продолжении работ по ядерной программе в обход всех договоренностей. Наверное, дыма без огня не бывает.

Вашингтон беспокоит также (особенно после бомбардировки израильскими ВВС якобы связанного с КНДР объекта в Сирии – возможно, реактора) и ядерное сотрудничество КНДР с другими странами. Пока что КНДР публично заверила, что в настоящее время такого сотрудничества нет, обязавшись не начинать его впредь. Словом, идет сложное, но не безрезультатное обсуждение проблем.

Надо признать, что гораздо большую, чем политика США, озабоченность на Севере вызвал вердикт южнокорейских избирателей, две трети которых проголосовали в 2008 г. за консерваторов. Фактически население осудило политику уступок Северу, которую, как считается, проводила предыдущая прогрессивная администрация Но Му-хёна, углубившая политику солнечного тепла нобелевского лауреата Ким Дэ-чжуна. Столь явная неудача прогрессивных сил, на которые в Пхеньяне делали серьезную ставку, озадачила тамошних сторонников углубления взаимодействия с Югом.

Взятые на себя Но Му-хёном на саммите в октябре 2007 г. обязательства по сотрудничеству с Севером должны были быть, по мысли Ли Мён-бака, пришедшего к власти 25 февраля 2008 г., проинспектированы, причем во внимание должны приниматься ход денуклеаризации, экономическая целесообразность, финансовый аспект и реакция общественности. Южане обвинили северян в “нецелевом использовании” помощи, предназначенной в частности для строительства центра встреч разделенных семей. Особенно символичными были планы президента РК ликвидировать Министерство национального объединения Республики Корея, которое вело и часто инициировало проекты сотрудничества с северным соседом (правда, парламент страны, где сильны были позиции “либералов”, эти планы не одобрил).

Пхеньян, воздерживаясь для начала от нелестных высказываний в отношении руководителя Республики Корея, обрушил огонь критики на консервативные партии и их лидеров. Действительно, ведь к власти в 2008 г. пришли представители тех же господствовавших до конца 1990-х гг. сил, которые завели диалог между Кореями в тупик и на своем опыте должны бы знать о бесперспективности нажима в отношении Севера. К тому же им должно было бы быть известно, что реакция Пхеньяна может быть асимметричной и диспропорциональной. С конца января 2008 г. КНДР притормозила межкорейский диалог, воздержалась от традиционных просьб о продовольственной помощи. Вряд ли Пхеньян смирился и с обсуждаемой в Сеуле политикой спокойного пренебрежения проблемами Севера. В арсенале у северокорейских властей более чем достаточно средств обострения ситуации.

В Пхеньяне, в общем-то, ужесточение позиций партнеров удивления не вызывало. Северокорейцы вспоминали поговорку “из волка овцы не сделаешь” и говорили российским собеседникам, что готовы к любому повороту, не испытывая иллюзий по поводу склонности США к компромиссу. Слишком глубоко их недоверие, чтобы рассчитывать на авансы со стороны КНДР. Северокорейцы без обиняков заявили, что не собираются выполнять обязательства в одностороннем порядке.

В Пхеньяне рассчитывали на понимание партнеров, в том числе Китая и России, ведь наши отношения активизировались. Там даже открылась православная церковь, построенная по указанию Ким Чен-ира после его визита в Россию.

В северокорейской столице напомнили, что принцип “действие в обмен на действие” касается не только взаимных уступок в рамках шестисторонних переговоров: на всякую “жесткость” Пхеньян намерен отвечать “супержесткостью”.

Не стоит ожидать, что КНДР, не получив от США необходимых гарантий и помощи, согласится расстаться с ядерным оружием, козырной картой в переговорах с американцами. Откажись Пхеньян от нее, и о данных ранее посулах можно будет забыть, с

Севером будут говорить с позиции силы. Отказ КНДР от ядерного сдерживателя теоретически возможен только в контексте коренного изменения всей системы международных отношений на Корейском полуострове, получения КНДР реальных гарантий безопасности, помощи для развития. Только тогда режим, угроза существованию которого минует, смог бы предпринять столь необходимую трансформацию и модернизацию экономики. А КНДР, став страной, которую перестанут воспринимать как изгоя, смогла бы по своей воле отказаться от ядерного козыря.

Обиднее всего, что откат происходит как раз тогда, когда стали вырисовываться перспективы нормализации. Консерваторы в Вашингтоне фактически снабжают аргументацией консерваторов в Пхеньяне, вынуждая вновь закручивать гайки и прибегать к изжившим себя методам шантажа и провокаций. Наша страна и дальше будет участвовать в предусмотренных договоренностями мерах, в том числе в компенсационных поставках, обсуждения механизма мира и безопасности в Северо-Восточной Азии. Россия может и должна сыграть активную роль в том, чтобы предотвратить попытки сторонников жесткой линии возобновить политику нажима и угроз. Для решения корейской проблемы другого пути, кроме пути диалога и компромиссов, попросту не существует. Мир, стабильность и развитие в соседней стране стоят того, чтобы за них побороться.

Перманентные кризисы в КНДР дают основу для постоянных спекуляций о “скором распаде” режима или развязывании им войны как следствия внутриполитической катастрофы.

Надо, однако, отдавать себе отчет в том, что кризис в КНДР является перманентным. Голод и лишения, неэффективность экономики и репрессии были характерны для этой страны практически с момента ее возникновения. Конечно, 1990-е гг. были критическими, но сегодня среднему северному корейцу вряд ли живется хуже, чем лет 20–30 назад, хотя, конечно, равенства поубавилось. Рынки, полукустарное производство, получастный сектор услуг заметно изменили стандарты существования. К традиционной “партийно-государственной” элите добавилась “буржуазная” прослойка. Надо признать, что страна развивается, и потенциал роста не исчерпан, хотя, конечно, идеологические оковы и озабоченность режима своей безопасностью этому мешают.

Рассуждать о будущем Северной Кореи можно лишь с учетом понимания глубинных факторов, обеспечивающих покорность населения на протяжении многих десятилетий, несмотря на угнетение и спартанские условия существования. Дело, как мне кажется, в применении еще Ким Ир-сеном традиционной конфуцианской модели государственного устройства и в факторе национализма, в его северокорейской ипостаси. Идеи чучхе говорят о важности опоры на собственные силы, независимости и принципе “жить, никому не завидуя”; для корейцев, веками натерпевшихся от великих держав, такие идеалы близки и понятны. Подобное феодально-теократические общество – современный вариант традиционной восточной деспотии – довольно устойчиво, может эволюционировать, и никакие рыночные отношения не поколеблют государственных устоев, пусть даже и приведут к “растворению” коммунистической идеологии в национальной идее государственности. Но смена идеологического вектора не обязательно должна означать смену правящей элиты и иерархии управления. Элита может обновиться естественным путем, а бюрократическая система – перекрашиваться и подновляться.

Очередной цикл корейского кризиса (2008–2010 годы)

Корейский полуостров в геополитике Северо-Восточной Азии

Ситуация на Корейском полуострове остается не только региональным, но и глобальным вызовом для российской внешней политики. Она на протяжении уже десятков лет развивается циклически: обострение сменяется переговорами и сближением противников, потом вновь происходит срыв. К этому специалисты уже привыкли и склонны прогнозировать такие качели и на будущее.

В последнее время, однако, реальное содержание борьбы в корейском вопросе все дальше уходит от ядерной проблематики (служащей частично в качестве прикрытия интересов вовлеченных сторон). После прихода в 2008 г. к власти в Сеуле консерваторов и провала первого цикла шестисторонних переговоров (2003–2007 гг.) сам характер противоборства изменился, вернувшись во многом к параметрам 1990-х гг., когда на Западе рассчитывали на скорый коллапс КНДР в связи с прекращением советской поддержки, политическим и экономическим кризисами, особенно после смерти Ким Ир-сена. Сегодня “корейская игра” все больше приобретает черты геополитического противоборства. Северная Корея попала в фокус соперничества прежде всего США и Китая, причем за их реальными намерениями с беспокойством следят в Южной Корее; не остается в стороне и Япония. И в КНР, и в РК (с участием США) разработаны планы реагирования в случае кризиса в КНДР, а по сути – планы оккупации. Суть геополитической игры – в намерении ликвидировать северокорейское государство, что означало бы не только пересмотр итогов Второй мировой и Корейской войн, но и крупнейший успех США в предотвращении китайского доминирования в Азии, стратегическое окружение Китая (а заодно и России, хотя наша роль в этих планах отнюдь не центральная).

Активность США и союзников в этом направлении особенно возросла в 2009–2010 гг. Очередным примером, подтверждающим зыбкость мира в Корее, стал инцидент с южнокорейским кораблем “Чхонан” 26 марта 2010 г., ответственность за гибель которого в РК возлагают на Северную Корею (об этом далее). Инцидент стал поворотным пунктом в истории противоборства на Корейском полуострове, поскольку консерваторы в Южной Корее увидели в нем шанс для изоляции Севера и отрыва его от китайской поддержки в целях ослабления и эвентуального падения режима. В этом Сеул рассчитывает на содействие США.

Не стоим ли мы накануне новой схватки за Корею, по масштабу не уступающей той, которая сто лет назад привела к кардинальным геополитическим сдвигам в Северо-Восточной Азии (тогда Корея попала в колониальную зависимость от Японии, ставшей региональным гегемоном, а позиции России и Китая резко ослабли)?

Развитие кризисной ситуации: мотивы и хроника

Чему учит история взаимоотношений КНДР с внешним миром после распада социалистической системы? Пхеньян ведет борьбу за выживание, не стесняясь в средствах, и по этой логике его можно понять. Вся история корейского урегулирования, во всяком случае после распада мирового социализма, – это чередование политики давления, изоляции и санкций против КНДР со стороны ее противников в интересах смены режима и попыток вовлечения. На ожидание результата последнего (а такими результатами виделась та же смена режима, но только “мягкая”, или его эволюция в направлении отказа от государственной самостоятельности и присоединения к Южной Корее) однако до сих пор терпения не хватало. Оглянувшись назад, нельзя не признать, что без кардинального пересмотра самой парадигмы отношений с КНДР со стороны США и ее союзников, которые на деле даже не пытаются скрыть, что конечной целью является ликвидация режима, прогресса не будет. Конечно, вызывающее поведение КНДР и ее провокации нельзя оправдать, но для предотвращения продолжения таких действий надо понять их мотивацию.

Парадоксально, но взятие Пхеньяном ядерного рубежа фактически упрочило стабильность на полуострове, так как стало фактором, препятствующим соблазну применить военное решение к северокорейской проблеме. Однако, что весьма прискорбно, безопасности в мире и регионе это не прибавило из-за сохраняющейся конфронтации между КНДР и ее противниками, а также в результате серьезной пробоины, нанесенной режиму нераспространения. КНДР в результате нуклеаризации оказалась в явном проигрыше. Ее ядерные амбиции привели к изоляции страны и беспрецедентному росту внешнего давления. Однако таков был сознательный выбор северокорейского руководства, которое посчитало, что военные гарантии безопасности для него важнее, чем возможности (и опасности), предоставляемые международным сотрудничеством, и переступило ядерный порог, что объективно ухудшило и внешние позиции страны, и ее благосостояние, с открытыми глазами.

Хронологически нынешний рассматриваемый виток напряженности, кульминацией которой стало обострение ситуации после гибели южнокорейского корвета в марте 2010 г., начался с конца 2007 г. После прихода к власти в начале 2008 г. консервативного правительства Ли Мён-бака им был выдвинут тезис о “принципе взаимовыгодное™” сотрудничества. На деле это прикрывало стремление к размягчению северокорейского режима с последующим мирным поглощением Севера. Пхеньян также раздражало выдвижение Сеулом на первый план ядерной проблемы: КНДР считала ее предметом торга между ней и США и выступила с резкой критикой “национального предателя” и “проамериканского сикофанта”[43]43
  Нодон синмун. 01.04.2008.


[Закрыть], фактически взяв курс на сворачивание отношений с Югом и исключение его из обсуждения ядерной проблемы.

К концу 2008 г. перспективы достижения реального компромисса на двустороннем треке КНДР – США стали все более туманными. Уже в конце лета 2008 г. в КНДР заговорили о потере интереса к обсуждению вопроса денуклеаризации и “требованиях соответствующих организаций [КНДР] о восстановлении работы объектов в Нёнбёне”. “Нодон синмун” 27 октября 2008 г. писала о необходимости “укрепления военного сдерживания в интересах самообороны, что бы ни говорили другие… в условиях ракетно-ядерной угрозы США”. В заявлении МИД КНДР от 12 ноября 2008 г. содержался резкий протест против попыток США заставить КНДР выполнять требования режима нераспространения в вопросе верификации[44]44
  Korea News Service. 13.11.2008.


[Закрыть]. Переговоры “шестерки” в декабре 2008 г. закончились провалом. В условиях смены администрации в США и разрастания родившегося в Америке глобального финансового кризиса вывод пхеньянских политиков о недопустимости сдачи “ядерного козыря” стал предсказуемым и вполне закономерным.

Похоже, что именно в это время в КНДР было принято решение о новой тактической линии. Возможно, в этом сыграла роль болезнь Ким Чен-ира, вызвавшая опасения о конечности власти. Главным элементом новой линии стал отказ от поиска компромиссов с США и курс на конфронтацию с Вашингтоном и особенно с Сеулом в целях укрепления своих позиций в противостоянии с оппонентами и внутреннего сплочения, а внутри страны – на реставрацию кимирсеновских порядков и борьба с “отклонениями от социализма”.

С начала 2009 г. тон заявлений из Пхеньяна стал еще более воинственным. 13 января представитель МИД КНДР указал в заявлении для прессы, что требуемая США в рамках шестистороннего переговорного процесса верификация предполагает и инспекции в Южной Корее, отметив: “Без прекращения враждебной политики США в отношении КНДР и устранения ядерной угрозы со стороны США даже через сто лет не будет того, чтобы наша страна первой отказалась от ядерного оружия”[45]45
  ЦТАК. 14.01.2009.


[Закрыть]. Военные власти Севера заявили о непризнании южнокорейской линии демаркации в Желтом море и пригрозили применением силы против Южной Кореи[46]46
  Посольство КНДР в России. Заявление представителя Генштаба КНА. 17.01.2009.


[Закрыть].

Тогда же началась подготовка к запуску северокорейской ракеты-носителя, о чем стало известно в конце января 2009 г.[47]47
  Санкэй симбун. Токио. 03.02.2009. URL: http://www.sankei.co.jp


[Закрыть]Несмотря на давление, прежде всего со стороны Японии, а также США и Запада в целом, КНДР произвела “полуудачный” пуск (представленный как запуск спутника) в начале апреля 2009 г. В ответ на это последовала достаточно резкая международная реакция (в рамках заявления председателя Совета безопасности ООН), причем неожиданно принципиальную позицию занял Китай. Это дало пхеньянским руководителям повод к ужесточению внешнеполитической линии, однако такой поворот, как было показано ранее, готовился уже задолго до этого.

Воспользовавшись поводом, КНДР заявила о выходе из шестисторонних переговоров, что, в общем-то, стало для всех неожиданностью. 14 апреля 2009 г. МИД КНДР выступил с жестким заявлением, поставив даже под сомнение необходимость членства КНДР в ООН, заявив: “КНДР решительно осуждает покушение СБ ООН на суверенитет КНДР… КНДР продолжит реализацию права на использование космического пространства…” Были высланы инспектора МАГАТЭ, находившиеся на ядерных объектах КНДР в соответствии с решениями, принятыми на шестисторонних переговорах. Пхеньян заявил о пересмотре решения о прекращении ядерной программы и намерении возобновить ее[48]48
  ЦТАК. 14.04.2009.


[Закрыть]. 25 апреля 2009 г. представитель МИД сообщил о том, что начата переработка урановых топливных стержней[49]49
  Там же. 25.04.2009.


[Закрыть]. В ответ на осуждение США Пхеньян обрушился с резкой критикой на Вашингтон, заявив, что “новая администрация ничем не отличается от предыдущей администрации, которая всячески стремилась удушить силой страны, вызывающие ее недовольство”[50]50
  Там же. 04.05.2009.


[Закрыть].

Всего через 40 дней, 25 мая 2009 г. КНДР провела ядерное испытание, которое вряд ли можно было подготовить в столь сжатые сроки, а также осуществила новые ракетные пуски. В какой-то момент ситуация обострилась настолько, что некоторые стали описывать ее как наихудшую со времен окончания корейской войны. КНДР в очередной раз заявила о выходе из соглашения о перемирии 1953 г. и юридически оказалась в состоянии войны с коалицией войск ООН. В ответ на резолюцию СБ ООН от 12 июня 2009 г. № 1874, объявляющую новые санкции против КНДР в связи с ядерным испытанием, КНДР впервые официально сообщила о решении реализовать программу обогащения урана, заявила о “вепонизации” полученного плутония, пригрозила также новыми ракетными испытаниями и “военным ответом” на попытки блокады[51]51
  Там же. 14.06.2009.


[Закрыть].

4 июля 2009 г. КНДР произвела ракетные пуски, явно демонстрируя свою непреклонность США и всему мировому сообществу. В начале сентября КНДР заявила о “вступлении в завершающую фазу экспериментальной переработки урана”[52]52
  ЦТАК. 04.09.2009.


[Закрыть].

Несмотря на начало нового цикла разрядки и переговоров с осени 2010 г., КНДР продолжала предпринимать провокационные шаги, поддерживающие градус напряженности: осуществляла артиллерийские стрельбы в спорном районе Желтого моря, публиковала громогласные заявления.

Похоже, что при сохранении нынешних параметров переговорного процесса, сфокусированного на проблеме ядерного оружия КНДР, ликвидация ее ядерного потенциала практически недостижима, поскольку не решаются вопросы безопасности пхеньянского режима. Однако ядерный потенциал КНДР – фактор больше политико-психологический, чем военный. Использование ядерного оружия в военном конфликте крайне маловероятно, да и сам такой конфликт именно в силу фактора ядерного сдерживания может возникнуть лишь случайно или при наличии внутреннего кризиса в КНДР. Слабым утешением служит то, что ядерный статус КНДР фактически (при условии, что удастся избежать развития потенциала ОМУ и тем более его распространения) служит фактором поддержания мира в регионе.

Налицо, однако, ущерб от нарушения принципов нераспространения. Надо признать, что дальнейшее совершенствование КНДР ядерных зарядов параллельно с развитием ракетных программ может привести к изменению военного баланса в регионе (в том числе нуклеаризации Японии, Южной Кореи, Тайваня), разрушению режима нераспространения, а потому Россия заинтересована в прекращении подобных программ КНДР. В этом наши интересы совпадают с США, Японией и Южной Кореей. Однако хотелось бы высказать мнение, что сама по себе полная ликвидация уже имеющегося ядерного потенциала КНДР не должна быть для России абсолютным приоритетом, по отношению к которому все остальные цели носили бы подчиненный характер (как это декларируют США, Южная Корея и Япония). Необходимо отдавать себе отчет в том, что если это произойдет без создания прочной системы коллективной безопасности в регионе, военные риски могут даже увеличиться.

При таком подходе ясно, что нельзя повторять ошибки 1990-х гг., когда, абсолютизируя интересы ядерного нераспространения, в том числе в качестве жеста доброй воли в отношениях с США, мы оказались оттерты от корейского урегулирования в целом. Для России сохранение переговорного процесса на Корейском полуострове важно в первую очередь для обеспечения нашей вовлеченности в процессы в СВА, хотя и недопущение подрыва режима нераспространения, и предотвращение экспорта технологий массового уничтожения (особенно в исламские страны) также важны. Однако означает ли это, что мы должны полностью поддерживать американскую линию – “денуклеаризация любой ценой”? Даже в самих США понимают практическую невозможность денуклеаризации на нынешнем этапе и обдумывают варианты управления рисками, т. е. при молчаливом согласии с ядерным статусом КНДР требовать от нее лишь выполнения четырех “не”: не производить расщепляющиеся материалы, не проводить ядерных испытаний, не распространять ядерные технологии, не расширять ракетную программу.

Если в рамках нынешнего переговорного процесса ликвидация ядерного потенциала КНДР практически недостижима, почему же Россия должна ставить ее впереди других внешнеполитических приоритетов в регионе? Ведь даже не вполне ясно, что вкладывается в понятие “денуклеаризация”. Полный отказ КНДР от национальных ядерных программ в принципе нелегитимен, поскольку лишение страны права на мирные разработки противоречит принципам Договора о нераспространении. К тому же даже в этом случае будет сохранен научно-технический и кадровый потенциал, что означает возможность возобновить их в любой момент, а такая денуклеаризация противников КНДР не устроит. Очевидно, теоретически речь может идти о ликвидации только военного потенциала (оружия в войсках и запасов расщепляющих материалов), проверяемость которой, однако, упрется в проблему верификации. Закрытый характер общества Северной Кореи исключает возможность верификации (в том числе возможных программ обогащения урана) в удовлетворяющих мировое сообщество масштабах. Поэтому следует признать, что денуклеаризация в широком смысле, т. е. достижение убежденности мирового сообщества в отсутствии у КНДР военного ядерного потенциала, невозможна без смены режима, которая, однако, для большинства акторов неприемлема.

Единственная разумная альтернатива – это обуздание ядерных амбиций КНДР и постепенное снижение значимости для Пхеньяна фактора ядерного сдерживания в целях прекращения КНДР дальнейших ядерных разработок дипломатическим путем, ориентированным на декларативную неконкретизируемую цель денуклеаризации в отдаленном будущем. При таком понимании главным в переговорах становятся не технические вопросы сворачивания тех или иных аспектов программ, а ликвидация застарелых военно-политических противоречий и укрепление режима безопасности на полуострове и вокруг него.

Ключ к этому – гарантия сохранения статуса правящей политической элиты в КНДР. Однако надо отдавать себе отчет в том, что и в этом случае полный отказ КНДР от ядерного оружия не совпадал бы с внутриполитическими целями руководства (поддержание имиджа самостоятельной державы внутри страны и за рубежом в целях охраны интересов правящей элиты). Таким образом, полный добровольный отказ режима КНДР от ядерного оружия в принципе возможен лишь в отдаленной перспективе в случае исчезновения внешней угрозы и необходимости поддерживать образ врага для сохранения контроля за внутриполитической ситуацией.