Текст книги "Дивизион: Умножающий печаль. Райский сад дьявола (сборник)"

Сергей Ордынцев:
ЛИЧНЫЙ СЕКРЕТАРЬ

Я уселся за стол своего нового кабинета – не очень большого, но продуманно организованного в стиле делового уюта.

А деловой уют – это черно-белый металлопластиковый аскетизм, который должен – по замыслу создателей – полностью отбивать охоту и возможность отвлекаться на что-либо вообще, кроме порученной тебе работы.

Но меня с самого начала рабочего дня отвлекли сильно.

Хорошенькая барышня, неброско, классно экипированная. Высокая, ухоженная, технологический класс «хай-фай», диапазон приятного применения, на мой взгляд, необъятный.

– Добро пожаловать, Сергей Петрович! Я ваш личный секретарь Лена Остроумова. Мое досье у вас на столе, там все необходимые сведения обо мне. Мой рабочий день с девяти до пяти. Но в случае необходимости я всегда могу прийти раньше или задержаться, сколько нужно.

– Замечательно, Лена, – усмехнулся я.

Девушка протянула мне пластиковую коробку и конверт:

– Здесь ваш сотовый телефон, а в конверте ключи и документы на ваш служебный автомобиль. Джип «блейзер» – во внутреннем дворе. Мне сказали, что водитель вам не нужен?

– Не нужен, – помотал я головой.

– Вот это – ваша кредитная корпоративная карточка «Мастер-кард» для текущих производственных расходов. Здесь распишитесь, пожалуйста, и постарайтесь ее не потерять – она безлимитная. Вроде волшебного слова «сим-сим».

– Сказка! – восхитился я.

– Пропуск с режимом «проход всюду» вам чуть позже принесет директор Департамента персонала. Кажется, у меня все…

– Мир сладких грез. Как говорил мой погибший друг – поднимите мне веки…

Я взял в руки папку с ее личным делом, раскрыл обложку, быстро пролистал несколько страниц, закрыл картонные корочки, подержал несколько секунд и бросил на стол.

– А что вы умеете делать?

– Я знаю английский хорошо, по-французски бегло читаю, работаю с компьютером, не очень быстро стенографирую. С осени пойду на курсы бизнеса и менеджмента. Прилично вожу автомобиль…

– Конечно, имеете «черный пояс» карате? – осведомился я вежливо.

– Ну уж нет – увольте! – не принимая моей иронии, ответила Лена. – Я считаю, что вместо этого мордобойного балета дамский браунинг гораздо надежнее.

– Резонно, – согласился я. – В общем, Лена, оказывается, что вы – американская «корпорейт-герл» отечественной сборки. Давно работаете в холдинге?

– Год, – спокойно сказала она, глядя на меня чуть насмешливо большущими серыми глазами отвязанной неваляшки.

– Угу, – кивнул я. – Представляю, как долго вы мыкались по улицам Москвы в поисках места. Усталая, иззябшая постучалась в ворота холдинга и робко спросила: вам не нужно для офисных нужд сокровище? А они хором заорали: добро пожаловать!

– Издеваетесь? – усмехнулась Лена. – У нас полгода спецпроверка. Директор персонала – генерал госбезопасности…

– Ну, вас-то полгода не проверяли!

– Почему вы так думаете? – подняла тонкие брови Лена.

– Во-первых, по молодости вы не накопили биографии на полгода проверки. А потом, папа у вас – замминистра топлива и энергетики. Чего там проверять, слепому ясно – очень ценный кадр. Перспективный…

– Вы хотите унизить меня, Сергей Петрович? – лениво спросила Лена.

– Помилуй Бог! – замахал я руками. – Просто у меня никогда не было личного секретаря. Наверное, поэтому я думал, что личных секретарей столоначальники подбирают себе сами…

– У нас это не принято, – покачала головой Лена. – Департамент персонала предлагает кандидатов, а Александр Игнатьевич утверждает. Только он…

– А отказаться можно? – спросил я осторожно.

– Вам? Или мне? Я не поняла…

– Ну вам, например… Или мне, – пожал я плечами.

– Не знаю, у нас так никогда не бывало, – растерялась Лена. – А вы хотите отказаться от меня?

– Что я, с ума сошел? Да никогда!

Александр Серебровский:
ВИРТУАЛИИ

Телевизор – машина времени фирмы «Сони» – нас аккуратно нашинковал и разделил пополам. Здесь, по эту сторону экрана, в осязаемой плотности окружающих предметов, в аромате свежезаваренного кофе «хейзлнат», чуть слышном сиплом дыхании кондиционера – жили мы. Я и мой помощник Кузнецов.

Мы молчали и слушали, как из вчерашнего зазеркалья тринитрона, оттуда, из виртуального прошлого говорил я – в ипостаси Александра Игнатьевича Серебровского. Я проповедовал, учил, все объяснял телевизионному ведущему «Итогов» Евгению Киселеву.

Разложенный на телевизионные строки и снова собранный в кадр Серебровский был мне противен. И одновременно я испытывал родительскую гордость за него, за себя. Такой вроде бы неказистый, незамысловатый паренек – а на самом-то деле, оказывается, ого-го-го!

Конечно, постоянное мелькание на телевизоре – занятие одновременно отвратительное и противоестественно-приятное, вроде выдавливания прыщей. Но от этого нельзя и неохота отказываться. Справа за моей спиной вздохнул и пошевелился Кузнецов. В кадре – это было вчера – я отвечал на его сомнения:

– …Резервы монетаристской политики исчерпаны! Денег попросту больше взять негде – сколько бы мы ни латали тришкин кафтан бюджета. Нужен принципиально другой подход.

– А в чем вы видите другой подход? – спрашивает величавый красавец Киселев.

– В новой налоговой политике как составной части новой финансовой стратегии. У нас ведь самые мудрые в мире налоги – всего сто четыре копейки платежей на каждый заработанный рубль. Это абсурд – с барана российской экономики седьмая шкура уже спущена…

Киселев, пошевеливая английскими усами, спрашивает строго:

– В случае победы на выборах вы намерены оказать давление с регионального уровня на всю федеральную политику?

– Влияние, – усмехаюсь я мягко, но с большим значением. – Не давление, а влияние, назовем это так. И влияние это будет исключительной силы. Я не сомневаюсь, что меня поддержит вся региональная властная и финансовая элита. Все настоящие бизнесмены – не перекупщики и спекулянты, а создатели реальных ценностей. Все те, кому надоело кормить жулье и дармоедов…

– А государственная бюрократия и оппозиция?

– Государственная бюрократия существует вечно, и вечно она борется с любой инициативой, которая ограничивает ее власть. Бюрократию надо воспринимать как дурной климат. Ей надо противостоять, как плохой погоде. Ну а оппозиция… А что она может? Она бесплодна. Она не способна предложить народу реальной альтернативы. Прошли времена, когда люди верили, будто наши любимые пищевые жиры – пушечное сало и ружейное масло. Люди выросли, поумнели, они плевали на лозунги, а хотят они нормальной сытой благополучной жизни. И я готов им помочь в этом…

Я вывел пультом звук, повернулся к Кузнецову:

– Что у нас сегодня?

– Совещание по состоянию биржи, – взглянул помощник в ноутбук. – В десять – деловой завтрак с президентом Би-би-би, «Бостон бизнес бэнк». Просится к вам на встречу Гаглоев – надо определить нашу позицию с еврооблигациями, он уже говорил с вами.

– Экспертное заключение есть?

– В вашей рабочей папке.

– Я посмотрю, к вечеру сообщу решение. Что с «Макрокомп глобал электроникс»?

– Билл Хейнс выставил банковские гарантийные письма и аффидевит[1]1
  Письменные показания под присягой в присутствии нотариуса (англ.).


[Закрыть] о готовности подписать договор. На этой неделе у вас встреча с вице-премьером Завалишиным – все финансовые и технические документы готовы. Нужно решение правительства…

– Собери рабочую группу, девять миллиардов – не шутка, надо будет еще раз прогнать доклад. Я обязательно буду, все должно быть отполировано, как котовьи яйца!

– Я думаю, что там все в порядке – ребята очень серьезно поработали, – сказал Кузнецов.

– Может быть, – кивнул я. – Правда, я знаю, что если тебе кажется, будто все в порядке, – значит, ты просто плохо информирован…

Сказал и задумался, забыл о Кузнецове. Какое ужасное внутреннее напряжение, щемящий звон тревоги в душе, торопливый, испуганный колотун сердца! Как хочется – хоть бы на день – животного пейзанского покоя. Как избавиться от этого вечного нервного тремора?

Пустое! Это невозможно. Физиология. Адреналиновые бури в злой азартной крови.

Пустое! Тряхнул головой, услышал, как Кузнецов что-то говорит мне. Я спросил:

– Что там еще?

– Заседание правления, отчет ревизоров о работе Воронежского металлургического – похоже, там у нас воруют.

– Оторвите голову, остальное – в прокуратуру… Решите без меня.

– Балясный хочет вам доложиться. Предлагает купить бывший санаторий ЦК в Сочи, перестроить в пятизвездный отель. Очень высокая рентабельность…

– На фиг! Сейчас на Кипре и в Турции отдыхать дешевле. И пусть Балясный подсчитает, сколько мне будет стоить выкурить оттуда мафию! Нет, это мимо кассы…

– Кстати, Александр Игнатьич… Шеф службы безопасности Алексей Кузьмич хотел переговорить по деликатному вопросу.

– В четыре. Дай ему десять минут. Все?

– Вам должна быть представлена команда имиджмейкеров – это люди Краснова, игроки профессиональные.

– Завтра в десять. Еще?

– Приглашения на праздник песни, оргкомитет кинофестиваля, презентации, юбилейные банкеты, премьеры, открытие выставок, концерт Патрисии Каас, личная просьба Маслякова вручить призы победителям КВН. Общим числом двадцать семь…

– Прекрасно. Всем разослать письма, поздравления и пожелания. Праздных – поблагодарить. Нужных – обнадежить моей уверенностью в нашем сотрудничестве. В будущем…

Кот Бойко:
ЖИВОЙ ТРУС

У Лоры на лице было выражение чувственного наслаждения. Восклицательная гримаса счастья! Она сидела посреди комнаты на нашей колченогой табуреточке и смотрела, как я примеряю купленные ею тряпки развеселого молодежно-отвязного стиля. А я перед зеркалом старательно пристраивал длинноволосый блондинистый парик.

Лора хохотала, светя своими белоснежными зубами, такими неправдоподобно ровными, что наводили на пакостную мысль о металлокерамике, но все-таки настоящими, костяными, собственными. У нее были всегда приятно прохладные зубы…

– Ну скажи, пожалуйста, зачем тебе парик?

– Хочу быть похожим на настоящего артиста. На Филиппенко. Или Говорухина.

– Да перестань ты дурака валять! Серьезно!..

– Серьезно? – корчил я рожи. – Если серьезно… Если серьезно…

В разных ракурсах я рассматриваю себя в зеркале, гримасничая и кривляясь.

– Если серьезно, то я хочу немного уклониться от своей бешеной популярности на улице. Я просто боюсь толп поклонниц и почитателей моего таланта. Ты не представляешь, как пугают меня эти женщины, падающие передо мной публично на колени! Толпы девственниц, плачущих от вожделения! Педики, прячущиеся в засаде. Говорю тебе совершенно откровенно – я боюсь. Я попросту трус…

– И это ты врешь, жучила несчастный! – вздохнула Лора. – Я бы предпочла, чтобы ты был сильно потрусливее. Мне твое гусарство – во где стоит! – Она провела ладонью по шее.

– Подруга! Волшебная Теслимовка! Все бу, как ты ска! Я ведь не успел тебе сообщить, что я сейчас снимаюсь в кино по пьесе Толстого. Называется «Живой трус». Я уже все придумал! У нас это с покойником Львом Николаевичем просто отпадно получилось. Хит сезона!

– И что ты мелешь!

– Правду говорю! Тебе понравится. Основная мысль – любой бабе больше по душе живой трус, чем мертвый герой. Увидишь – культовый фильмец отгрохаем…

– Что ты несешь, ненормальный?

– Арию живого труса. Сатрап, парализованный страхом…

– Слушай, живой трус, ты лучше скажи – тебе шмотки нравятся?

– Подруга! Кормилица, поилица и одевалица! Спасибо тебе! Я в этом паричке и новом прикиде красив нечеловечески! Так шикарно выглядел только мой приятель аферист Харлампий Спиридонович Фотокакис. Жаль, репатриировался, фраер этакий, к себе на родину – в древнюю Элладу. Сейчас бы умер от зависти.

– Кот!

– Чего? – остановился я.

– Мне все равно – трус ты или герой. Чемпион или подзаборник…

Я решительно направился к Лоре:

– Докажите поступком! Слово…

– …и дело, – тихо сказала Лора. – Я тебя очень люблю.

– Дай покиссаю!.. – заорал я.

Она обняла меня и целовала долго, будто в забытьи. Судорожно вздохнула:

– Собаки не понимают, что хозяин уходит из дома ненадолго – на работу или в магазин. Они каждый раз умирают от горя, потому что думают – навсегда.

– О чем ты, яблочко мое Теслимовка?

– Когда мы расстаемся, я прощаюсь с тобой навсегда…

Сергей Ордынцев:
ЗВОНОК

Дикий невоспитанный народ – американцы – замечательно придумали отдыхать, положив ноги на стол. Это удобно – кровь отливает от головы и от копыт, ноги не гудят от беготни, черепушка от мыслей. И, развалясь в кресле, попивая холодный боржом, смотришь по телевизору вчерашнее интервью моего финансового гуру Серебровского невероятно серьезному, крайне обстоятельному Евгению Киселеву. Вообще они забавно выглядят вдвоем – Киселев гораздо больше похож на Магната Олигарховича, чем мой мальчишески худощавый и несильно богатырский друган.

– Ваше решение баллотироваться на выборах в губернаторы вызвало самые противоречивые отклики в политических и журналистских кругах. Как бы вы сами охарактеризовали свой поступок? – спрашивает Киселев.

– Мое решение продиктовано давно назревшей необходимостью прихода во власть реальных политиков. Ведь у нас сложилось парадоксальное положение, что политические решения принимают, в принципе, абсолютно безответственные люди. Во всей государственной вертикали занимают места те, кто распоряжается миллиардами государственной и гражданской собственности, не имея за душой ни копейки. Они ничем и никогда не рискуют в случае любых провалов и ошибок. Более того, они не страшатся даже краха политической карьеры как расплаты за свою корыстность и некомпетентность. Максимум, что им грозит, – почетная отставка. Возникает возможность во всех интервью ссылаться на свой государственный опыт министра, губернатора или депутата при заходе на новый виток жизненных успехов. Так дальше продолжаться не может. Политику должны делать реально ответственные люди…

Я выключил телевизор, взял трубку сотового телефона и осторожно стал нажимать кнопочки, пока на экране не всплыли цифры: 717–77–77.

Гудок, другой, затем возник хрипловато-сытый голос:

– Слушаю…

– Я бы хотел поговорить с Костей Бойко, – быстро сказал я, как можно проще сказал, как бы между прочим решил звякнуть.

На том конце не сразу, с раздумчивой запинкой ответили:

– Эт-то можно… Кто спрашивает его?

– Товарищ, старый товарищ.

Мой абонент уже сориентировался, собрался, увереннее, тверже спросил:

– А как зовут-то тебя, товарищ?

– Сергей. Моя фамилия Ордынцев.

– Ага-а, – тянул время, размышлял на ходу собеседник-ответчик, видимо, судорожно искал правильный ход. Думаю, что, прикрыв микрофон ладонью, скомандовал своим помощникам: «Попробуйте просканировать номер». Потом бодрым голосом сообщил: – Это можно! Можно связаться с ним.

– Каким образом? – спросил я.

– А давай увидимся, покалякаем. Посмотрю я на тебя. Если ты нормальный хороший человек, почему же не связаться? Свяжемся! Я у него как бы секретарь – звонки принимаю…

– А чего нам с тобой связываться? Ты ему передай, что я искал его, он мне сам и перезвонит.

– Нет, так не водится, – рассудительно остановил меня секретарь-ответчик. – Мы с тобой встретимся, поговорим, после чего поедем к Косте. Или позвоним ему…

У меня все равно не было другого выхода, я согласился:

– Хорошо. Давай встретимся. Назначай.

– Так-так-так, – слышно из телефонной трубки. – Сейчас прикину – где, когда… Ну, давай с тобой встретимся в скверике против Большого театра. В пять часов. Устраивает?

– Устраивает, – согласился я и уточнил: – А опознаемся как?

– Да я тебя узнаю, не беспокойся… Я к тебе сам подойду.

Кот Бойко:
ДЕЛОВИТЫЕ ЛЮДИ

– И куда же это ты, весь из себя невероятно прекрасный, намылился? – спросила Лора.

– Как куда? Я ведь тот самый современный мужик из анекдота: раз ты поставила меня на ноги – значит, сразу к бабам!

– Сходи, Кот, к бабам, сходи, – благожелательно согласилась Лора, только глазками за линзами полыхнула. – Погуляй, пошустрись, погарцуй. Себя покажи, девчушек посмотри. Гляди только, чтоб не обидели они тебя, здоровье мочеполовое не сорвали, по карманам не перешарили…

– Не пугай, злыдня! – сурово сказал я. – Весь кураж сломала. Пойду тогда по делам.

– Иди-иди, деловитый ты мой! – Она захохотала. – Ты взгляни на себя, Кот, – какие у тебя могут быть дела?

Я искренне удивился:

– Подруга моя, сладкий яблочный сок из Теслимовки! Это почему же у меня не может быть дел?

– Дела у людей деловых – серьезных, солидных, основательных, – уверенно сказала Лора. – А ты парнишка с праздника и боя – какие такие дела у тебя? Гулянка, драка, пьянка, враки – вот там без тебя морг, конец мероприятию. А дела – это в другой, следующей жизни.

– Обижаешь, подруга. Нагнула до пола…

– Нет, Кот, я правду говорю. Ну скажи на милость – есть на свете хоть один деловой человек, который даст незнакомой, пустой, чужой девке двадцать штук? Представляешь, Джордж Сорос отловил меня в блюде студня и подарил квартиру. Или Березовский…

– А кто знает – может, Сорос приехал бы к Туранде Толику на именины вперед меня…

– Ага! – оживилась Лора. – И пошел бы со мной в подвал студень искать. Только я бы Соросу не дала…

– А вот Харлампий Спиридоныч Фотокакис, тот бы…

Лора прикрыла мне ладонью рот, подтолкнула к двери:

– Иди-иди! Скорее уйдешь, может, скорее вернешься. Только возвращайся…

Я поцеловал ее, шепнул:

– Я буду поздно. Не тревожься. Я буду… Не прощайся навсегда…

Пешком поднялся я на девятый этаж, за лифтовой шахтой остановился перед деревянной крашеной дверью. Это – вход в технический коридор, соединяющий по чердачному переходу подъезды длинного многоквартирного дома. Я достал из кармана плоскогубцы и сорвал хилую петельку, на которой висит замок. Петлю потом аккуратно приладил на место и тихо притворил за собой дверь.

Долгое путешествие по коридору – вдоль всего длинного дома, похожего на упавший на бок небоскреб. Тут – пыль, запустение, ясно, что люди здесь бывают редко, нечего им тут делать… Дошел я до двери в конце туннеля, осторожно попробовал ее на прочность, потом резким толчком сшиб с запора и вышел на лестничную клетку в самом последнем подъезде дома. А вот теперь можно вызвать лифт и спуститься на третий этаж. Здесь мы лениться не будем, пройдем пешком по лестнице, которая обязательно упрется в нижний полуэтаж – это камера мусоросборника, за ней должна быть дверь во двор. Отсюда забирают контейнеры с мусором.

Дверь не заперта – а я уже во дворе с другой стороны улицы, по существу, в противоположном месте от того, где я вчера вошел в подъезд Лоры.

Осмотрелся не спеша по сторонам, перешел улицу, встал на мостовую, как витязь на распутье. А вот и он – проезжающий левачок мчится ко мне, притормаживает.

Сел я в машину и уехал.

СОВЕЩАЮТСЯ

Николай Иванович в автомобиле проводит совещание со своей командой неподалеку от того места, где стоял мусорный контейнер с телефоном. Рядом с его машиной припаркованы два автомобиля радиоразведки. Один из поисковиков докладывает шефу:

– Пока сигнал движется, мы не можем его локализовать. Нам нужно, чтобы он где-то остановился, тогда мы переместим свои силы, чтобы взять его в квадрат…

– А почему вы не можете ехать в направлении сигнала? – спрашивает Николай Иваныч.

– Это бессмысленно. Источник радиосигнала может в любой момент изменить направление движения. Он может зайти в магазин, спуститься в метро… Это будет просто бесплодная суета.

Николай Иваныч машет на них рукой.

– Старайтесь удержать в зоне радиопоиска источник сигнала. Место зафиксируете – сразу же сообщаете мне и в Центр.

Поисковики вылезают из машины, и Николай Иваныч поворачивается к своему помощнику:

– Это место ни в коем случае не бросать! Здесь где-то поблизости у него гнездо. Почти сутки сигнал шел отсюда. Он должен вернуться. Поэтому подтяните все силы и ищите – по портрету, по агентурным связям, пешим патрулированием, постарайтесь выяснить все возможное о его лежбище. Оно где-то здесь неподалеку. Что слышно о машине, на который он уехал от гостиницы?

Помощник разводит руками:

– Ищем. Пока ничего. Как только что-то появится, сразу сообщим.

– Ищите быстрее. У меня нет времени, – говорит Николай Иваныч.

Сергей Ордынцев:
ЛОВУШКА

– Что слышно о вчерашнем нападении на конвой? – спросил я у шефа безопасности Алексея Кузьмича Сафонова.

– Глухое дело! – Генерал махнул рукой. – Во всяком случае, не скорое. Ты-то как?

– Что мне сделается? У меня, Алексей Кузьмич, к вам вопрос…

– Слушаю, – с интересом взглянул Сафонов.

– Есть у меня один телефончик, мне его дал Смаглий. По этому телефону, он сказал, можно связаться с Котом Бойко. Смаглия вчера убили. Я случайно не оказался в этой же машине. Или не случайно…

Я сделал резкую паузу, лицо Сафонова – толстое, коричневое, в глубоких трещинах морщин – было непроницаемым. Он просто слушал.

– Я позвонил по этому телефону…

– И что? – спокойно спросил генерал. В разговоре с ним возникало тягостное ощущение, что он знает твои реплики наперед. Или делает вид, что знает.

– Кто-то морочит голову… Предложил встречу. Мне чутье подсказывает – что-то тут не так… По-моему, он был не готов к моему звонку. На встречу обязательно пойду.

– Это без вопроса, – кивнул Кузьмич. – А в чем проблема?

– Тут сошлось много непонятных обстоятельств. Думаю, что на встрече мы останемся в нулях. Но я бы хотел, чтобы вы организовали сильную и квалифицированную наружку. Надо выяснить, кто этот человек на связи. По крайней мере сможем определиться…

– Сделаем, – уверенно пообещал Алексей Кузьмич. – Сейчас первейшая задача – известить Кота, что ты в Москве. Дать ему канал связи с тобой. Тогда он появится в поле зрения.

Я с сомнением заметил:

– Не знаю, не уверен. Кот очень умный, хитрый и реактивный парень. Он никуда не побежит сломя голову. Мне надо не только известить его о том, что я здесь, но и заверить его в безопасности встречи.

– Не сомневаюсь, – согласился Алексей Кузьмич. – Я думаю об этом все время… Ладно, давай «пропишем» тебя…

Сафонов встал, в стенном шкафу раскрыл дверцу встроенного холодильника, достал заиндевелую бутылку водки, буханку ржаного хлеба и шмат свиного сала.

Разложил снедь на столе, вынул из кармана нож-выкидушку, цыкнуло наружу бритвенно острое лезвие. Сафонов нарезал пористый хлеб, мягко дышащий, толстыми ломтями, секанул по куску мраморного бело-розового шпика, разлил в тонкие чайные стаканы водку. От сала головокружаще пахло специями.

– У тебя там, в Европах, с утра не квасят, наверное?

– И не закусывают так, – засмеялся я.

– Ну давай! Как говорится, с почином тебя. Сегодня первую борозду на поле положишь…

Выпили. Водка, от холода густая, как глицерин, текла по горлу вязкой струйкой. Я с наслаждением впился зубами в свой бутерброд. Сафонов показал на сало:

– Настоящее, хохляцкое, домашнего засола… Это мне мой дружок Варфоломеев, бывший украинский министр, привез из Киева. Времени теперь много, сам солит… Ты Варфоломеева помнишь?

– Помню, – кивнул я. – Он когда-то в союзном министерстве главком УБХСС командовал.

– Сильный был работник, – вздохнул Сафонов. Задумчиво глядя на сало, сказал: – Он мне про это сало забавную историю рассказал. На даче у него жила старая крыса, огромный рыжий пасюк. Ума и хитрости невероятной. Варфоломеев с ней воевал всю дорогу. Не брала она приманок. Разбойничала по дому как хотела, а заманить ее в крысоловку – никогда! Озверел Варфоломеев, взял кусок свежего сала и засолил его по всем правилам. С лавровым листом, чуток перчика, чеснока, сам чуешь – запах с ног валит. Нарезал ломтиками и раскладывал в разных местах, и пасюк этот не смог устоять – стал его жрать помаленьку. Вот тогда Варфоломеев поставил лисий капкан и зарядил большим куском сала. Тут-то и сломался пасюк – пришел в ловушку…

Я с грустью смотрел на Сафонова, потом отодвинул свое прекрасное ностальгически-опасное угощение, такое традиционное, соблазнительно простое хлеб-сало.

– Кажись, Алексей Кузьмич, вы по рецепту Варфоломеева из меня капкан для Кота заряжаете…