Текст книги "Дивизион: Умножающий печаль. Райский сад дьявола (сборник)"

Кот Бойко:
КАРАБАС

Водитель положил деньги в карман и спросил:

– Приехать попозже? Забирать вас не надо?

– Спасибо, земляк. Обойдусь…

– А как же вы отсюда в город доберетесь?

– Я тут останусь, жить тут буду, – пообещал я.

– Вольному – воля, – развел руками шоферюга и покатил на поиски своей неверной попутно-дорожной удачки.

А я, гуляючи, фланируя и созерцая, отправился в путь по «Моторленду» – уже никем не охраняемому, заброшенному, забытому прежними хозяевами автодрому на дальней развилке между Рогачевским и Дмитровским шоссе. Когда-то здесь была мощная спортивная автомототехническая база, пришедшая явно в упадок из-за отсутствия государственного финансирования. А состоятельных новых владельцев пока, видно, не нашлось.

Поэтому еще не кончилась здесь привольная, хоть и бедная, житуха байкерско-рокерской вольницы. Гром, рокот и треск мотоциклетных моторов, гул тяжелого «металлического» рока, пелена синего выхлопного дыма стелилась над гоночными трассами, выгоревшей желтой травой центрального поля, порывы ветра хлопали линялыми вымпелами и старыми флагами. Рокеры – в традиционном кожаном прикиде с блестящими заклепками и бляхами – выписывали вензеля по полю со своими отчаянными подружками.

Так, праздно разгуливая посреди желто-лимонного и нежно-голубого июльского дня, ленивым туристом дошел я до красно-кирпичного ангара. Перед ангаром был водружен полосатый зонт-тент, под зонтом – пластиковый стол и алюминиевые складные стулья. На столе разложены детали мотоцикла, инструменты, жестянки с бензином и смазкой, бутылка виски «Джим Бим» и пластиковые красные стаканы. Над всем этим железным мусором воздымался двухметровый человек – огромный, толстый, бородатый, с пегими лохмами, заплетенными в косу, в черной шевровой жилетке, с сигарой в зубах и в золотом пенсне. С непривычки это сооружение вызывало чувство шизофренического разрыва – глядя на него, невыносимо хотелось смеяться, а с другой стороны – очень боязно.

Я подошел к столу, уселся на стул, положил ногу на ногу и, покачивая мыском элегантного полусапожка, приветливо молвил:

– Бог в помощь, Карабас Барабасыч…

Человек-гора оторвался от своего ценного мотобарахла, неспешно допил свой красный стакан, наклонив голову, долго смотрел на меня поверх щегольского пенсне, лениво спросил:

– Ну, хрен с горы, откуда ты такой красавец сыскался?

– С хреновой горы, Карабас Барабасыч, – невозмутимо ответил я, снял свои шикарные крупноформатные темные очки, стянул парик и бросил этот постыдный реквизит на стол.

Карабас мгновение оцепенело смотрел на меня, потом стал подниматься из-за столика, как кожаная туча с заклепками и детским великом-пенсне, сделал шаг ко мне и поднял вверх вместе со стулом.

– Кот! Кот Бойко! – заревел Карабас нутряным басом. – Долбаный в голову!.. Это ж надо!.. Котяра собственной персоной! Дружбан ты мой дорогой!.. Кот, с ума сойти! Уже не надеялся… Кот, йог твою мать!

– Не преувеличивай, – ввернул я словечко. – Может, поставишь на землю, Карабас? А то не поймут нас…

Карабас опустил на землю стул, на котором я изо всех сил старался сохранить невозмутимость, сокрушительно хлопнул меня по спине.

– Ох, какую мы сейчас с тобой пьянь учиним! – вымолвил он мечтательно-нежно.

– Мне нельзя, – усмехнулся я. – Режим…

– А у меня? – возмутился Карабас. – Ему, видите ли, нельзя! А мне можно? Режим! И у нас режим – напьемся и лежим. Ты, Кот, не тревожься, мы для начала пьянку аккуратную покатим, вполсилы…

– Я тебя знаю – вполсилы, – усомнился я. – Не забудь, я почти три года не тренировался…

– А ты, Котяра, не напрягайся, береги себя, пей лежа…

– Лежа, говоришь? Ладно! Сердце – не камень, душа – не деревяшка! Уговорил! – согласился я.

– Я и не сомневался в тебе никогда, – уверенно заметил Карабас. – Щас вспрыснем, как инжектором на форсированном движке…

Он обернулся в сторону ангара и зычно крикнул:

– Эй, Ксана! Вари пельмени, ко мне дружбан дорогой прибыл! Ты, Кот, пельмени любишь?

– Уважаю. Это наши предки хорошо придумали.

– Наши предки! – захохотал страшно Карабас. – Сибирские пельмени – наша национальная китайская гордость!

– Почему китайская? – удивился я.

– Потому что китайцы соорудили четыре угловых камня цивилизации – порох, компас, колесо и пельмени, – витийствовал Карабас. – То, что китайцы изобрели порох и компас, – мне плевать. А вот за микояновские пельмешки в пачках – большое им наше русское спасибо! – Одновременно Карабас быстро раскладывал по картонкам и ящичкам мотоциклетные детали, инструменты, тряпки, крепеж.

Я ехидно засвидетельствовал:

– Карабас, ты такой грамотей, мне с тобой толковать стыдно…

– Это ты зря! – успокоил меня великан, наплевав на мое ехидство. – Новые времена – новые песни о главном. Сейчас ничего не стыдно – стыдно только денег не иметь.

– Смотри, Карабас, как бы нам с этими песнями не помереть со стыда, – заметил я, внимательно вглядываясь в лицо приятеля. – Денег, похоже, не предвидится…

– Не боись, Кот, мы на этом гульбище барышников и конокрадов себя не потеряем, – успокоил Карабас. – Денег здесь и сейчас больше грязи, а людей приличных – как эритроцитов в моче, два-три в поле зрения…

– Дело говоришь, Карабас! Все будет замечательно – мы же с тобой везуны! Жили как люди, придет час – умрем как святые…

Карабас разлил по стаканам выпивку, пододвинул ко мне стакан.

– Сейчас мы с тобой, Котяра, глотнем аперитивчику – Акымя Варкын зовется…

– Это еще что такое? – опасливо спросил я, зная склонность Карабаса к питейным экспериментам.

– Не боись, это по-чукотски значит – Огненная Вода.

– Карабас, а ты на Чукотке был?

– А то! В чуме жил, рыбу сырую жрал да клык моржовый сосал, Акымя Варкын пил, с чукотскими бабами спал…

– Во даешь! – восхитился я. – И как?

Карабас снял с носа свое фантастическое пенсне, протер стеклышки, кинул обратно на переносицу и снисходительно сообщил:

– Что – как? Как у всех! Только дух у них – как от морского зверя. И волосы на всех причинных местах ликвидированы как класс.

– Страшное дело, Карабас! Ты у нас настоящий землепроходимец…

– Н-да, золотишка в тот раз я оттуда привез, – поделился Карабас. – Ну что, дружок, дернем по первой? За тебя, за твой фарт, чтобы глаз не погас, чтоб рука не дрогнула! За все прошлое, Кот, тебе – спасибо…

Сергей Ордынцев:
БИЛЛИОНЕР

Журнал американских толстосумов «Форбс» был занят любимым делом дураков и бездельников – считал чужие деньги. И делился этими сплетнями с нами – завистливыми безденежными ротозеями.

В мировом рейтинг-листе наиболее зажиточных ребят планеты обитали две совсем нескудных тетечки – английская и голландская королевы, и, как любят говорить наши журналюги, «получили прописку» пятеро русских.

«Форбс» полагал, что в России сильно продвинулись по части личных заработков Борис Березовский, Владимир Потанин, Александр Серебровский, Михаил Ходорковский и Геннадий Гвоздев.

Мой бывший одноклассник, может быть, вчера еще друг, но не наверняка, потому что с сегодня он мой наниматель, патрон, босс, хозяин, начальник, не знаю, кто там он мне еще, – Александр Серебровский в рейтинге смотрелся неплохо. Хотя, конечно, Хитрый Пес со своими скромными 2,7 миллиарда USD выглядел рядом с Биллом Хейнсом, владельцем «Макрокомп глобал электроникс», просто удачно подкалымившим любителем – Хейнс пришкаливал к сотне миллиардов.

Но, вообще-то говоря, 2,7 миллиарда – это тоже неплохо. Такие бы бабки да Коту Бойко в руки! Он бы сразу обналичил все активы и поставил себе невыполнимую задачу – ежедневно прогуливать по миллиону долларов в день. Правда, Кот никогда не боялся трудностей, он бы придумал, как справиться с такой сложной, но увлекательной задачей.

Итак, мой товарищ Хитрый Пес – пока еще он никак не показал, что товарищем меня не считает, – так вот, Хитрый Пес является владельцем таких заводов, газет, пароходов, по сравнению с которыми пресловутый мистер Твистер – просто расистски настроенный, политически некорректный бомж.

Ибо Санек Серебровский, страдай он, не приведи Господь, дурацкими предрассудками Твистера и столкнувшись с невыносимым расовым присутствием в отеле, попросту купил бы себе пятизвездный «Мариотт» или «Холидей инн». А после этого черных, желтых и других разноцветных гостей не выгнал взашей, а быстро разузнал, что у них можно выгодно купить или им что-то такое ловко впарить.

Наверное, поэтому он и красуется в списке «Форбса» среди мировой финансовой элиты – магнатов, могулов, олигархов, тайкунов, планетарных мироедов. Все правильно, все справедливо.

Одно слово – толстосумы. Интересно, какой толщины должна быть сума, в которую влазит миллиард?

Американцы обычно не использует слово «миллиард». Поэтому «Форбс» называл эту теплую компанию «биллионеры». Елки-моталки, Сашка Хитрый Пес – биллионер! Не понарошке, всерьез!

Але, Кот! Где ты, дурак набитый? Мы тут с Хитрым Псом уже биллионеры!

Лена Остроумова, сидящая за компьютером, деликатно кашлянула. Я оторвался от своего увлекательного чтения и спросил:

– Лена, а вы знаете, что наш шеф Александр Игнатьевич Серебровский – биллионер?

– Естественно, – спокойно уронила Лена. – А что?

– Нет, ничего. Просто забавно. Вы эти публикации передаете ему? – показал я на разворот «Форбса».

– Это не входит в мои обязанности – я ведь не состою в секретариате президента. – Мне показалось, что она еле заметно улыбнулась над моей нехитрой подставой. – Вообще-то этим занимаются Пи Ар и аналитический отдел. Уверена, что они это тщательно отслеживают.

– Замечательно! А то я заволновался – вдруг он об этом не знает?

– О публикации в «Форбсе»? – переспросила осторожно Лена.

– Нет, о том, что он уже миллиардер…

Она смотрела на меня иронически.

– Вы, оказывается, шутник и весельчак, Сергей Петрович. Кстати, я думаю, что наш шеф эти публикации читает как развлечение.

– Почему? Дело-то как бы серьезное…

Лена пожала острыми плечиками:

– Мне кажется, что все цифры в рейтинге – псевдеж и чепуха. У этих людей может быть денег гораздо больше или значительно меньше, но наверняка не столько, как указано в списке. Такие средства – слишком серьезная вещь, чтобы информировать о них досужих зевак и налоговые команды. Реальные цифры – не для посторонних, это интимно-конфиденциальная информация.

Понял, Серега? Ощутите разницу, Верный Конь – вот что такое настоящий личный секретарь, скромная, сдержанная корпорейт-герл с этикеткой-лейблом на попке – «Made in new Russia».

– Все понял, Лена. Последний вопрос: вам как больше нравится – биллионер или миллиардер?

Она откровенно засмеялась:

– Если можно в единой валюте, то лучше – миллиардер!

– Отчего так?

– Не знаю, звучит красиво. Кажется, Феллини говорил: слово «миллиард» заполняет весь рот.

– Замечательно! Усладив свой рот вкусом чужих миллиардов, приступим к нашим сиротским делам. Готовы?

– Как штык! – сообщила Лена.

– Пишите: «Режиссер-постановщик детского приключенческого сериала «Верный Конь, Хитрый Пес и Бойкий Кот» Сергей Ордынцев проводит в воскресенье кинопробы…»

Лена подняла на меня удивленно-недоумевающий взгляд.

– Пишите-пишите, Лена, – все правильно. Итак, «…кинопробы на роли главных героев фильма. Желающие принять участие в конкурсе должны прислать конверты со своими реквизитами и фотографией по адресу…» Какой у нас абонементный ящик?

– А/я № 9648/1-Р.

– Пишите номер. Затем: «…Получив письмо с приглашением на пробы, вы можете справиться о подробностях по телефону…» Дайте, Лена, мой номер… 920–24–24.

– Они нам головы разбомбят своими звонками. Вы тут работать не сможете, – рассудительно заметила Лена.

– А я тут и не собираюсь работать, – искренне признался я. – Отныне, Лена, это ваш кабинет. Будете сидеть здесь и фиксировать амбиции будущих кинозвезд.

– Нехорошо обманывать детей, – заметила Лена. – А у вас дети есть, Сергей Петрович?

– Есть. И жена у меня есть. И собака – черный коккер. И всех их я всегда обманываю. Живу в грехе…

– Не мучитесь?

– Никогда! Какой-то досужий болт подсчитал, что человек за год врет так или иначе тысячу раз. У меня получается много больше.

– Не совестно?

– Нет. Моя ложь не корыстная, а ситуативная. Вот, например, выдаю себя за режиссера. Или делаю вид, что доверяю вам…

– А вы мне не доверяете?

– Я – полицейский. Народ мы противный, подозрительный. Почти как финансисты. Всегда возникает масса неуместных вопросов. Вот, например, хочется знать: вы меня расспрашиваете просто так? Или зачем-то? – осведомился я.

Лена смотрела на меня в упор, даже не скрывая улыбку.

– Зачем-то просто так… Личный секретарь по возможности должен знать о своем боссе все.

– Может быть. Правда, босс по крайней мере должен быть уверен, что это знание не просачивается никуда. В том числе к более боссистым боссам…

– Пока я могу просочить наверх только одно знание – вы занятный и очень закрытый человек, – уверенно сказала Лена.

Улавливаешь, Серега, что личный секретарь – это тебе не какая-нибудь задрипанная отдельская секретарша, измызганная жизнью секретутка, с продуктовыми авоськами под столом, раздолбанная сотрудниками, вобравшая в себя всю жизненную стужу казенных дерматиновых диванов, с судьбой тусклой, как сумеречный свет, сочащийся по вечерам в окна кабинетов, где вы празднуете после работы свой служебный усталый оргазм…

Я потряс головой, включился:

– Вот и отлично! Значит, это объявление – у вас на контроле. Возьмите за глотку ваш отдел общественных связей, пусть не спят, не едят, камни грызут, обеспечат сегодня предоплату – завтра объявление должно выйти на всех коммерческих радиостанциях города, во всех многотиражных развлекательных газетенках. По радио пусть крутят, как рекламу, каждые полчаса… Сбросьте обязательно это объявление в Интернет. Внимательно слушайте все ответные звонки, один из них обязательно привлечет внимание…

Кот Бойко:
ЦВЕТ «ЗЕЛЕНИ»

Эх, хорошо мы пировали с Карабасом! Солнце укатило к закату, вялые жаркие порывы ветра швыряли в нас гул моторов на поле, а когда они стихали понемногу в отдалении, кузнечики своим металлическим цокотом не подпускали тишину.

Карабас, видимо, соскучившийся по хорошему, понимающему слушателю, летал над миром:

– …От скудости все мечты уперлись в Индию! Только бы сыскать – там ангелы золотыми какашками гадят! Колумб, хитрец, еврей, наверное, всем мозги перчил: я вам Индию открою, а сам в Америку намылился. А наш-то Афанасий Никитин, дурачина-сложнофиля, через три моря пошел, до Индии все-таки допер. Вот придурок!

– Окстись, Карабас! Чем он тебе не угодил?

– Невезуха историческая! Ну представь себе, не повезло бы Колумбу – открыл он нас, Россию. А Никитин Афанасий ошибся и, наоборот, вместо заветной, нищей и вшивой Индии откупорил бы для нас Америку. Мы в результате здесь все катаемся на «кадиллаках», а в Америке Жириновский с Зюгановым в их конгрессе, Государственной Думе, значит, безобразничают…

Меня потряс размах геополитических конструкций Карабаса. Я подложил себе в тарелку из большой глиняной миски пельменей, полил соевым соусом, взял стакан в руку и спросил:

– Как житуху обеспечиваешь?

– По-разному, – проглотил пельмень Карабас. – В кино трюками подрабатываем. Не разживешься с этого… Ну и поручения кой-какие рисковые выполняем… Стремно, конечно, но моим ребятам не привыкать. А иначе сейчас не выжить.

– Н-да, не весело…

– Перестань, Кот! Вольная жизнь – ничего слаще не бывает. Я тебе что скажу – многие за деньгами погнались, потому что верили: деньги – это и есть свобода. Кто мошну не словил, так и живет в этом блазне…

– А кто словил?

– Тот ярмо себе на шею соорудил! И чем деньга больше, тем хомут теснее. Ты посмотри – все с этими баксами как с ума посходили…

– Это-то мне как раз понятно, «зелень» – штука хорошая!

– А что – «зелень»? – возбух Карабас. – Это даже цвет не самостоятельный – спроси у любого художника. Смесь желтого с синим…

– Наверное, – согласился я и, чтобы завести его сильнее, понес: – Ты, Карабас, денежный дальтоник. Не различаешь цветов, не понимаешь, что желтое с синим – это цвет солнца с небом. Или с морем. Это цвета удовольствия, отдыха. Счастливой жизни. Зелень – это цвет покоя.

– Ага! – заорал Карабас. – Их из-за этого покоя бьют, как уток на утренней тяге!

– Не преувеличивай, Карабас! Нам бы с тобой сейчас пара «лимонов» не помешала, – веселился я.

– Кот, глупости все это! Зачем мне «лимон» – жопой есть? Что я, на бирже с ним играть буду? Мне нужно две штуки в месяц без налогов, долгов и обязательств. Из-за того и рисковать приходится, за волю плата. Кстати, если интересуешься – добро пожаловать в наш сумасшедший дом!

– Спасибо, друг! Мне сначала по старым долгам рассчитаться надо. Большие обязательства повесил…

– Святое дело. Помочь могу? – Карабас кивнул на мою опереточную сбрую – парик и темные очки, сброшенные на свободный стул. – Как понимаю, и ты в рисках сейчас?

Я кивнул, и в этот момент хмель отхлынул, был я сейчас совершенно трезв и сказал:

– Риски большие… Да не привыкать, всю жизнь в погоне и в побеге!

– Кто не рискует, тот не пьет самогонку, – невозмутимо ответил Карабас, тряхнул бутылкой виски и налил в стаканы.

Старенький переносной телевизор вдруг мигнул бельмом своего черно-белого экрана, закашлял – в нем прорезался звук:

– …операция «Перехват» не дала результатов. Поиски преступников продолжаются. Как мы уже сообщали, вчера на Московской кольцевой дороге группой бандитов было совершено вооруженное нападение на милицейский конвой, перевозивший из аэропорта «Шереметьево» Василия Смаглия, которого Франция выдала по запросу российских властей. Вместе со Смаглием погибли три офицера милиции…

Пропал снова звук. И Васька пропал. И жизнь пропала.

– Ты чего засуромился? – спросил Карабас.

– Дружка убили…

– Н-да, Кот, здесь круто прихватывают. Давай выпьем за помин души новопреставленного…

– Давай… Ни за что пропал парень… Вот гадство!

Карабас бурчал, рокотал, успокаивал.

– Ты мой чемоданчик не посеял случайно? – спросил я небрежно, и сам услышал, как дребезжит в моем голосе напряжение.

– Обижаешь! – хмыкнул Карабас.

Я облегченно вздохнул. Чокнулись мы, выпили.

Карабас, вылавливая из тарелки пельмень, бубнил:

– Жрать, пожалуй, надо меньше. С сегодняшнего дня ограничиваю питание. Решил. Что думаешь?

– Присоединяюсь. Давай после ужина?

– Заметано! – Карабас сглотил пельмень, как пузатый Пацюк галушку. – Ждал я тебя очень. Про себя решил – если ты не возникнешь до нового года, до двухтысячного, значит, открою чемодан и распоряжусь по усмотрению. А ты явился, слава Богу…

Сергей Ордынцев:
КАК УЛЕТЕТЬ В КОСМОС

– Сегодня ребят хоронят – Фомина, Котова, – сказал я Серебровскому, пока мы шли в зал заседаний.

– Знаю, – кивнул он коротко.

– Через час я поеду на панихиду…

Сашка посмотрел на меня и решительно мотнул головой.

– Ни в коем случае! Я сказал – венок от тебя уже послали. А ты будь тут…

– Почему? – Одномоментно я удивился и разозлился.

Серебровский резко остановился – идущие сзади охранники чуть не налетели на нас.

– Во-первых, ты мне нужен на месте. А во-вторых, тебе там лишнего светиться не стоит…

– Не понимаю! Почему?

Сашка вздохнул, поправил пальчиком дужку очков, и смотрел он на меня, как на пацана-несмышленыша.

– Серега! Я понимаю и разделяю твои чувства. С этими же горькими чувствами придут другие твои товарищи и коллеги. Кто-то из них, из этих твоих товарищей, передал убийцам маршрут и время следования конвоя из аэропорта. Хочешь – примажем: он меньше всех похож на предателя, а выглядит самым товаристым из остальных скорбящих товарищей. Я не хочу, чтобы ты с кем-либо из них общался…

– Сань, у тебя крыша совсем съехала? – обескураженно спросил я.

– Не надейся – не съехала! – хмыкнул Серебровский и совершенно серьезно обронил: – Более того, у меня к тебе настоятельная просьба…

– Сань, твои просьбы все более выглядят приказами, – заметил я.

– В рабочее время – конечно, – без тени юмора заметил мой друг-магнат.

– Ну да, конечно! – согласился я. – А если учесть, что у меня ненормированный рабочий день, то в сухом остатке мы получаем радостный результат – ты мне теперь босс всегда…

Серебровский обнял меня за плечи:

– Серега! Не заводись! Закончим дело – будешь мной командовать сколько захочешь. Кстати, я говорил сегодня с твоим замминистра – Степанов, кажется…

– О чем?

– Он договорился в Интерполе, с твоими командирами там, что тебя командируют в Москву на четыре недели.

– Здорово! Сань, скажи, пожалуйста, а ты не можешь сделать меня генералом?

Сашка удивленно воззрился на меня:

– А ты кто по звездочкам?

– Подполковник…

– Наверное, могу, – пожал он плечами и, глядя на меня своими пронзительными острыми зыркалами, засмеялся, чувствуя, что шутка попыхивает синими огоньками злости. И перетянул на себя одеяло смешков: – Тебе генералом милиции быть нельзя. Их вон окрест – сотни, как раньше участковых. Тебе надо пробить звание особенное – допустим, адмирала милиции! Представляешь, Серега, ты – контр-адмирал милиции? С таким званием и в Интерпол возвращаться не зазорно! А, Серега?

– Как скажете, Ваше Финансовое Превосходительство!

Занятно, что я, ненавидевший и презиравший наше генеральское сословие, вдруг обиделся. Не за них, конечно. Даже не за себя – не состоявшегося пока генерала. За исчезнувшую иллюзию каждого военного человека о вступлении в особую касту людей – генералитет!

Это одинаковые во всем мире, отдельные, своеобразные люди, чей статус власти отмечают не только нелепой золочено-красной петушиной формой, не только особой почтительной формой титулования, но и стойким мифом о том, что каждый из этих тысяченачальников на пути восхождения к власти совершает бездну подвигов и выдающихся поступков, требующих целой героической жизни.

Девальвация. Всех, всего. Нынешний генерал – это вроде прежнего крепкого, уже обстрелянного лейтенанта. Ведь Сашка не врет и не хвастает, когда ясно дает мне понять, что со своего барского плеча финансового фельдмаршала может запросто сбросить мне шитые золотой канителью генеральские погоны. Эх, канитель!

Отчего я грущу? За что обижаюсь? Стыдно признаться: за пятнадцать лет стремной жизни честного дурака – полицейского опера.

И на Хитрого Пса глупо дуться, он ведь не чувствует оскорбительности своих шуток, зачеркивающих мою прошлую жизнь – как глупое пустое заблуждение.

Он живет в постоянном сладостно-нервном кайфе своей игры, он в непрерывном легком опьянении собственным могуществом, в нем бушует никогда не утихающий почти гормональный азарт борьбы, сумасшедшей свалки в чистом виде, почти бессознательном стремлении упрессовать соперников, конкурентов, врагов, стать – как выжить – их всех сильней, больше и властней.

Совершенное безумие!

– Ты сказал, что у тебя есть просьба, – напомнил я.

– Да-да! Мы говорили о твоих товарищах и коллегах, – вернулся Сашка к нашему разговору. – Кроме руководства, почти никто из них не знает, что ты вернулся. Естественно, не должны догадываться, чем ты будешь заниматься. Ты это понимаешь, да?

– Я это приму к сведению.

– Отлично! Поэтому я бы предпочел, чтобы ты жил или в моей резиденции, или – если это тебе не очень удобно – в одной из наших квартир. Это во-первых…

Любезное товарищеское приглашение Сашки меньше всего было похоже на просьбу. Нормальный служебный приказ. Моего согласия не требовалось.

– А во-вторых, если кто-то из коллег вдруг разыщет тебя здесь по телефону, предложит встретиться-поболтать-выпить, с ответом не торопись, а сразу же сообщи Сафонову.

– Зачем? – дураковато спросил я.

– Чтобы Кузьмич выяснил, откуда объявившийся друг узнал о твоем прибытии, зачем звонил, грубо говоря – чего он хочет? Я считаю, что перебитого на дороге конвоя нам пока хватит…

Мы все шли, и шли, и шли по этому загоризонтному коридору, и я думал о том, что пока еще у меня есть возможность послать Хитрого Пса к черту и слинять с этого долбаного парохода.

А Кот? Чем закончится эта история для Кота?

При всей его звериной хитрости, невероятной ловкости, нахальстве и пронзительном уме отчаянного уличного проходимца, его шансы выжить – у абсолютного нуля. Минус 273.

Я воочию убеждался, какую огромную власть, какие необозримые возможности держит в своих тонких худеньких ладошках Сашка.

И хватит дурака валять с этими отмирающими играми в неразлучных друзей, в геройски-романтических ремарковских товарищей, из которых двое прицелились убить друг друга. Все! Серебровский тебе начальник, не забывайся и смотри, что можно будет сделать.

– …Ты меня слушаешь? – толкнул меня в бок Серебровский.

– Да, конечно, – откликнулся я, пропустив какую-то связку в его рассказе.

– Кто владеет информацией и средствами распространения – тот хозяйничает в политике, тот владеет миром, – говорил Сашка. – Сейчас я тебе покажу, на что брошены все мои силы. К сожалению, я в трудном положении догоняющего…

– Я этим занимаюсь всю жизнь.

– Ты гоняешься за жуликами, а я – за ушедшим временем. Я опоздал к разделу телевизионного пирога – сказочной машины для промывания мозгов.

– Как телезритель я бы ее назвал машиной для засерания мозгов…

– Одно и то же… Я его зову «ящик Пандоры для идиотов». Вообще-то я и раньше догадывался о возможностях телевидения. Да только слаб в коленках был тогда. А теперь мне придется воевать не против какого-то одного канала, а против всех сразу… Как нам с тобой Суворов наказывал бить врага?

– Мне он, слава Богу, ничего не наказывал, и без него хватает наказчиков, – отмахнулся я. – А тебе, наверное, наказывал их как-нибудь деньгами отметелить…

– Не опошляй святое! Деньгами! У моих конкурентов денег за компанию побольше, чем у меня. Будем их душить умением…

Охранник отворил перед нами дверь с массивной бронзовой табличкой «Правление» – огромный, поднебесно высокий ампирный зал заседаний, отделанный темно-золотым багетом, ляпис-лазурью, зеленоватым мрамором.

Нет, что ни говори, а субординация у них не хуже, чем у строевиков, – при появлении Серебровского все присутствующие встали и смирно дожидались, пока он займет свое место во главе бесконечного овала стола.

– Прошу садиться! – Серебровский взглянул на часы: – Приступаем, господа… – Повернувшись к молодому, хлыщевато-американского вида человеку, Сашка ткнул в его сторону указующий перст: – Петр Петрович, прошу помнить, что на доклад в правительстве мне отпущено семь минут. Должны уложиться – полно, ясно, убедительно. Никакой лирики!

Петр Петрович мгновенно поднялся, сделал знак технику, сидящему в стороне с переносным пультом управления. И сразу же на большом электронном экране вспыхнуло изображение карты России с пульсирующими на ней точками-огоньками.

– На карте изображена система базирования российских межконтинентальных ракет СС-20, – пояснял Петр Петрович. – Согласно обязательствам нашей страны по договору ОСВ-2, ядерные боеголовки с них должны быть демонтированы, а сами ракеты уничтожены…

На карте огоньки одновременно вспыхнули и протяжно замигали маленькими взрывами.

– …Общее количество ракет превышает тысячу боевых единиц, – пугал нас Петр Петрович. – Стоимость уничтожения одной ракеты составляет около одного миллиона долларов США. Этих денег в бюджете нет и не предвидится.

Взрывы на карте исчезли – огоньки стали гореть ровным светом.

– …Компания «РОСС и Я» разработала проект федерального масштаба, обеспеченный научно-технически, финансово и организационно. Реализация этого проекта позволит России не только избежать невыносимых для нашей экономики миллиардных затрат, но и выдвинуть страну на самые передовые рубежи мировой технологии, политики и финансовых прибылей. – Петр Петрович сделал технику знак, и на экране возникла схема – земной шар, окруженный густой сетью вращающихся по концентрическим орбитам спутников.

– Нами достигнута договоренность с господином Биллом Хейнсом, главой крупнейшей в мире компьютерной компании «Макрокомп глобал электроникс», о создании совместной глобальной информационной сети.

На экране всплыла знакомая всем эмблема «Макрокомпа», крупная фотография Билла Хейнса, справка об экономических показателях этой мировой компании.

– Тысяча российских баллистических ракет, с которых будут демонтированы боеголовки и установлены спутники-трансляторы «Макрокомп глобал», вынесут на околоземную орбиту небывалую в человеческой истории международную коммуникационную сеть…

– Ты понимаешь, что это такое? – тихо спросил Серебровский у меня.

– Картина впечатляет, – пробормотал я. – Демон, фраер, хвастался, что он, мол, вольный сын эфира. А ты собираешься стать паханом эфира…

Эксперт Петр Петрович ликовал-заливался:

– Сметная стоимость проекта составляет около девяти миллиардов долларов и будет солидарно проинвестирована нашей компанией и «Макрокомп глобал».

Серебровский наклонился ко мне, шепнул:

– Не обижайся, Верный Конь. Становиться генералом глупо…

– Наверное, – пожал я плечами. – Если генерал – просто ряженый в лампасах…

– Да! – жестко вымолвил он. – Разница между ливрейным швейцаром в «Трамп Плазе» и нашим Кузьмичом – только количественная. Один принимает мое пальто, а другой – мои указания.

– Жуть! Лишаешь последних карьерных стимулов…

– Это не стимул! – проронил Хитрый Пес. – Мне Сафонов показал распечатку – только к последнему празднику президент пожаловал сорок семь званий генералов милиции. Тебе это надо? Быть сорок восьмым? Или сто сорок восьмым? Стимул – быть первым. Уже второй не получает ничего. Чем бы ты ни занимался – быть надо первым…