Текст книги "Собачья сага"

Глава 6. Рета

Полина нашла Павла через десять лет после расставания.

Правда до этого они несколько раз созванивались и даже виделись в суде во время развода, но это была вынужденная встреча. Почти сразу она вышла замуж, о чем не преминула сообщить, добавив, что теперь есть кому заботиться о Кристине.

Павлу казалось, что давнее желание увидеть дочку совершенно не говорило о том, что он испытывал к ней сильные отцовские чувства, о которых когда-то читал в книжках. Быть может, потому, что вынужден был уйти, когда ей было несколько месяцев, и не успел осознать ту родственную связь, что объединяет близких людей. А может, он просто был действительно такой нечувствительный, как говорила по телефону жена, в очередной раз отказывая ему во встрече с Кристиной.

Во всяком случае, он был рад увидеться. Сам удивился тому, что все причиненные женой обиды куда-то подевались. Нет, он не забыл то, что произошло в день расставания. Он помнил все до мельчайших подробностей. Но теперь казалось, что это было не с ним. А просто кто-то ему рассказал ту грустную историю о собаке, мужчине, женщине и новорожденной девочке. Теперь он словно со стороны смотрел на случившееся. Ведь не мог же он, серьезный взрослый человек, сидя на скамейке детской площадки, рыдать навзрыд, не обращая никакого внимания на идущих мимо людей. Тем более, что сейчас он стал милиционером и понял, что чужое горе часто переносится тяжелее своего.

Павел провел жену в свою комнату милицейского общежития, находящегося в точечном высотном доме. Из патрульно-постовой службы, где прослужил несколько лет, он перевелся сержантом в охрану. Ездил теперь с группой захвата на срабатывание сигнализации, задержание преступников и разных правонарушителей. Питомник, со слов начальника отдела кадров, продолжали реконструировать, и когда он будет готов, никто не знал.

«Нет ничего более постоянного, чем временное», – вспомнил Павел где-то прочитанную фразу.

Он постепенно терял надежду заниматься собаками, заочно окончил школу милиции, и вскоре его обещали перевести на офицерскую должность оперуполномоченного уголовного розыска.

Комната была небольшая. С одним окном. Справа у стены – койка. Слева – письменный стол со стулом и шкаф для одежды. Павел предложил Полине сесть на кровать, а сам устроился на стуле.

– Ты так живешь? – пренебрежительно спросила Полина, присаживаясь на уголок покрывала. Но тут же спохватилась и, поменяв тон на благожелательный, добавила:

– Ничего, уютненько!

– Ну да, – ответил Павел, немного стесняясь, – все самое необходимое. Квартиру пока не дали, но обещают!

– Обещанного три года ждут! – засмеялась Полина, но неожиданно умолкла и, снова что-то вспомнив, резко прекратила смех.

Павел уловил этот момент и усмехнулся, поняв, что Полина не забыла, каким образом ей самой досталась квартира. И то, что он ни разу не завел об этом разговор.

Она продолжала жить по тому же адресу, поскольку родители Паши окончательно устроились в деревенском доме. Внучку свою не видели, как и невестку. Хотя помнили о них и мечтали когда-либо встретиться. В произошедшем разрыве они считали виновным Павла, но никогда об этом не говорили, понимая, что ему тоже приходится не сладко. Павел старался навещать их каждые выходные и праздничные дни. Но для милиции постоянно вводили усиления: то по поводу приезда руководителей страны, то лидеров партий, то иных важных чиновников. Встречи с родителями случались не часто.

– Может, чаю? – спросил Павел, чтобы разрядить затянувшуюся паузу.

– С удовольствием, – согласилась Полина.

Наливая воду в электрический чайник и включая его в сеть, Павел подумал, что его бывшая жена внешне совсем не изменилась. А, быть может, и внутренне. Как она жила все эти годы, он не знал, да, если честно, и знать не хотел. Милицейская служба закружила его хороводом своих проблем с засадами, переработками, проверками. Так, что и о себе он не успевал лишний раз подумать. Только маленькая дочурка частенько будоражила его воображение.

– У меня есть к тебе одна просьба, – сказала Полина, когда он стоял к ней спиной, расставляя на столе чашки, – ты по дочке не соскучился?

Этот вопрос звучал странным укором в его адрес, словно вот, наконец, она разыскала Павла, скрывающегося от выполнения отцовского долга. Будто она ежемесячно не получала от него денежные переводы, и теперь наступила расплата.

Павел обернулся и удивленно посмотрел на Полину, но промолчал. Ему ужасно захотелось высказаться о том, что она сама не давала встречаться ему с дочкой, устроить скандал…. Но статус сотрудника милиции и приобретенная выдержка помогали оставаться в рамках видимой доброжелательности.

– Нам надо уехать, – как ни в чем не бывало, продолжала Полина, – Кристину не с кем оставить. Всего на пару недель!

– Что значит – не с кем? – по инерции спросил Павел, но тут же замолчал, вспомнив, что он все же отец девочке.

Но Полина поняла этот вопрос по-своему.

– Ну, понимаешь…, – замялась она, сделав паузу, и затем резко продолжила, – ведь ты же собак любишь? Хотел кинологом работать. Да и так у тебя с ними все получается. Они тебя слушаются. Я думаю, вы найдете общий язык…

Здесь она остановилась, поняв, что выдала себя с потрохами.

Павел продолжал вопросительно глядеть на Полину.

– Понимаешь, у нас кавказец живет, и никто не хочет с ним остаться. Точнее, сука, – продолжила она.

– Ты мне о собаке ничего не рассказывала, – удивился Павел.

Полина пожала плечами:

– Ну, так что, решили? У нас билет на самолет через три дня вечером. Так что приходи в среду утром. Придешь? Познакомишься с собакой.

– Мне надо у начальства отпроситься, – неуверенно произнес Павел, чувствуя, как сильно забилось у него сердце, но не желая себя выдавать.

– В общем, мы тебя ждем! – поднимаясь, произнесла Полина уверенным тоном, подводя черту, – Отец не бросит дочку на произвол судьбы!

О чае никто уже не вспомнил. Полина быстро ушла.

Павел не знал, как должен отнестись к своей предстоящей встрече с дочкой, но чувствовал в этом нечто роковое.

Начальство пошло ему на встречу и в среду утром Павел, как много лет назад, поднимался по лестнице когда-то родной парадной. На несколько секунд задержался на площадке у мусоропровода. Подумал, что странно было бы увидеть за ним знакомую миску.

Это воспоминание вызвало мгновенную грусть. Дверь в квартиру он узнал только по номеру. Металл, отделанный снаружи вертикальными деревянными рейками, надежно закрывал вход в когда-то родовое гнездо. В центре, словно прыщик, зиял выпуклый глазок.

Павел нажал на звонок. Его пронзительный звук, режущий ухо, не изменился. Послышался приглушенный собачий лай и торопливый топот бегущих ног. Затем все стихло. Кто-то, шаркая тапками, подошел к двери. Это была Полина. Она открыла дверь и пригласила Павла войти.

В маленьком коридоре у стены стояла пара огромных чемоданов, практически загораживающих проход. Через секунду появился мужчина южной национальности, сухощавый, высокий, старше Полины лет на десять. Наклонившись из-за спины Полины, левой рукой обнимая ее за талию, он протянул Павлу сухую загорелую ладонь и назвал свое имя:

– Ислам.

Павел с усмешкой подумал, что в квартире, судя по всему, проживает не один кавказец и, пожав руку, тоже представился.

Ислам, обнимая крупное тело Полины и положив ей голову на плечо, сладостно улыбнулся, произнеся с легким акцентом:

– Икак ты мог такой красота упустить, Павел! Смотри, икакой женщина!

Полина самодовольно зарделась. Повернула голову и чмокнула Ислама в макушку.

– Не отвлекайся, а то опоздаем, – ласково произнесла она, и затем настороженно добавила, – ты дверь на кухню хорошо запер?

– Не волнуйся дорогая, Рета уже испокойна, – не убирая с Полины рук, продолжил Ислам, – ипойдем в комнату, а Кристиночка нам чайку принесет.

Он двинулся задом в комнату и там уже повернулся, не отпуская Полину, ведя ее перед собой.

Павел видел, как его бывшая жена млеет и урчит от ласковых объятий и нежных прикосновений Ислама. Тот, не переставая, прикасался, гладил и охаживал ее, как повар заботится о созревшей опаре. А она, отвечая ему взаимностью, плыла по комнате, переваливалась выпуклыми телесами, при каждом движении слегка подрагивая и колыхаясь.

Павел вошел в гостиную за ними.

За закрытой дверью кухни он увидел прислонившуюся к помутневшему от разгоряченного дыхания стеклу огромную приоткрытую собачью пасть с высунутым красным языком. Почувствовал дрожь в коленках.

Мебель в квартире оставалась прежней. Только отсутствовала детская кроватка.

Кристина сидела в комнате на диване и была чем-то недовольна. Ее капризно поджатые губки и отведенный в угол взгляд говорили об отсутствии желания с кем-либо общаться. Павел узнал бы ее из миллионов. Это была та девочка, с которой он сидел в школе за одной партой. То же круглое личико, те же две коротенькие косички, упрямо торчащие в стороны, курносый носик с немного вывернутыми ноздрями, напоминающими пятачок. Сейчас его кончик нервно подрагивал и морщился, говоря о плохом настроении.

– Кристиночка, ине обижайся, родная, – ласково обратился к ней Ислам, – мы с мамой итолько на недельку слетаем по делам в Баку и скоро вернемся обратно. Ты и соскучиться не успеешь! Зато привезем тебе чемодан фруктов и разных сластей!

Кристина демонстративно отвернулась лицом к стене, обняв себя руками. Белое в черный мелкий горошек платье с длинными рукавами и воланами на плечах в сочетании с напускным капризным поведением делали ее кукольно очаровательной.

– Познакомься, – сказала ей Полина, – это Павел!

Кристина вздрогнула. Любопытство пересилило, и она, слегка наклонив голову, едва повернула ее, рассматривая вошедшего мужчину.

Вот и состоялась встреча, – подумал Павел.

Непонятно, что нужно говорить в таких случаях. Признаться, что он – отец? Назвать ее дочкой после стольких лет разлуки было сложно. Как на это посмотрит Полина? Он чувствовал в Кристине что-то родное, свое, но в то же время далекое, идущее еще со школьной скамьи от переписанных диктантов и проверенных сочинений. Ее требовательный направленный на него взгляд словно спрашивал, сделал ли он домашнее задание.

Неожиданно глаза дочки хитро сощурились, и она с усмешкой спросила:

– А ты собак не боишься?

Этим вопросом она неосознанно проложила маленькую нехоженую тропинку к своему детскому сердечку.

Павел почувствовал, как захотелось ему сделать по ней хотя бы несколько шагов, чтобы стать ближе, войти в душу дочки, в ее мечты, стать их маленькой частичкой. Почувствовать ее родственное тепло и передать свое многолетнее, нерастраченное. Он неожиданно осознал, как его много в груди, и оно готово выплеснуться потоком нежности к этой очаровательной девочке, словно возникшей из его памяти.

– Конечно, не боюсь, – соврал Павел, но так твердо и убедительно, что тут же сам в это поверил, чувствуя, что тропинка уже у него под ногами.

– А вот нашу собаку все боятся, – сказала Кристина, продолжая ехидно улыбаться, и направилась на кухню, – пойду, приготовлю чай.

Павел почувствовал облегчение, ноги его обмякли и он сел на диван. По взгляду дочери было понятно, что сейчас будет проверка.

Ислам только успел крикнуть вслед, чтобы она случайно не выпустила собаку, и через пару секунд в гостиную ворвался огромный мохнатый пес.

Он сразу подбежал к Павлу и обнюхал его брюки. Затем ткнулся носом в ботинки, сопя, стал елозить им по шнуровке, словно хотел ее расплести. А потом, раздвинув своей огромной головой колени Паши, приблизился к самому сокровенному. Паша замер.

– Это Рета! – сказала Полина, – Познакомься, пожалуйста.

Она наклонилась и потрепала собаку по спине. Та обернулась, благодаря чему Павел успел положить ногу на ногу. Пес был настроен благожелательно. Когда Кристина принесла на подносе чай в армуды, Павел осторожно погладил Рету по голове, что произвело на дочку впечатление. Зато собака с недоверием посмотрела Павлу в глаза, а затем, повернув голову, скосила взгляд на гладившую руку.

Казалось, что она раздумывает, стоит ли ей огорчить домочадцев сейчас или после того, как за родителями Кристины закроется дверь. Рета снова перевела взгляд своих карих глаз на Павла и он, решив не фамильярничать, убрал руку под себя, демонстративно прижав ее правой ягодицей.

– Ну, я вижу, вы нашли общий язык, – закончив пить чай, сказала Полина, – пора ехать.

Затем обернулась к Исламу и тихо сказала:

– Мне кажется, я не взяла купальник.

– Купальник? – удивился Ислам, – Нээ…, любимая, итам будешь купаться в спортивный костюм! Очень хорошо! Чтоб другой мужчин не видел твой красота!

Павел не понял, причем здесь спортивный костюм, но не обратил на это внимания, поскольку опасность еще не миновала.

– Почему именно тебя попросили за мной присмотреть? – спросила Кристина, когда дверь за Исламом и ее матерью захлопнулась.

Павел решил, что Полина не рассказала дочке о нем. А может, просто забыла впопыхах. Стоит ли это делать? Какая последует реакция? Быть может, она обрадуется и бросится на шею с поцелуем…

– Наверное, ты единственный из ее знакомых, кто не боится собак? – продолжила она расспрос.

Павел кивнул. Он нервно думал, признаться или нет. Вдруг это вызовет у ребенка шок, и тогда все проведенные с ней дни будут только в тягость обоим.

Но все вопросы решились разом.

– Ты обманываешь! – с уличающим превосходством обратилась она снова, – Я слышала, как Ислам сказал маме пригласить моего отца присмотреть за мной! Ты мой отец, да?

Павел снова кивнул. Почувствовал, как на душе потеплело, пропало ощущение неловкости. Снова появилась маленькая ниточка, ведущая к сердцу ребенка.

Ну и что мы будем делать, отец? – спросила Кристина, надменно выделяя последнее слово.

– Не знаю, – искренне ответил Павел, но, взглянув на собаку, сразу понял, что нужно делать, – для начала ты расскажи мне про Рету. Сколько ей лет, что она любит, а что не очень.

В этот момент на лестничной клетке послышался шум открывающихся автоматических дверей лифта.

– Мама что-то забыла, – крикнула, потеряв всю свою надменность, Кристина, – спасайся быстрее!

Она тут же проворно юркнула под стол, плотно сдвигая за собой стулья.

Павел не понял, в чем дело. Сначала он подумал, что это какая-то игра. И хотел уже тоже встать на корточки, чтобы присоединиться к дочке. Но, увидев, как Рета насторожилась, вздыбив шерсть на холке, решил, что лучше не шевелиться и, незаметно сдвинувшись на край дивана, замер, предварительно скрестив ноги. В комнате наступила напряженная тишина. Все трое прислушивались к тому, что творилось за входной дверью. Но шум стих и собака, выбежав в коридор, вернулась обратно, виляя хвостом, и развалилась на полу.

– Пронесло, – выдохнула Кристина.

– Что это было? – спросил Павел.

– Что-что, – недовольно произнесла она, вылезая из-под стола и закатывая рукав своего платья, обнажая голенькую руку по локоть.

Павел увидел множество небольших шрамов, похожих на последствия ветрянки, но крупнее, и с недоумением уставился на девочку.

– Ее работа, – серьезным тоном сообщила Кристина, опуская рукав.

– Как? – продолжал не понимать Павел.

– Она ненавидит резкие звуки, они выводят ее из себя, – поучительно продолжила девочка, – и, как только слышит звонок, сразу кусает того, кто стоит рядом. А если рядом несколько человек, то кусает того, кого хуже знает. Если все свои, то кусает того, кто младше, то есть меня. Понял?

По телу Павла пробежали мурашки. Он представил тоненькую ручку в огромной собачьей пасти.

Видя испуг взрослого человека, Кристина добавила:

– Хотя не совсем кусает, так, прижимает зубами и почти сразу отпускает. Но, бывает, прокусывает до крови! – и с гордостью опуская рукав, продолжила, немного помолчав, – Да я уже привыкла и не плачу. Просто не очень приятно, так что лучше во время звонка куда-нибудь спрятаться. Если Рета никого не увидит рядом, то сразу успокоится. И тогда можно идти открывать дверь!

– И что, у мамы тоже такие шрамы? – спросил Павел.

– Да, и у Ислама тоже, – развеселившись, ответила Кристина, – но больше всего было у моих друзей. Теперь они ко мне в гости не ходят – боятся. К нам вообще никто не ходит из-за нее.

– Да, весело у вас тут, – сказал Павел и вспомнил про топот за дверью после его звонка, – ну, а чем вы ее кормите?

– В шкафу полно перловки и геркулеса! – весело ответила Кристина и повела Павла на кухню, – А ты умеешь кашу варить?

– Если честно, то не знаю, – ответил Павел, – надо посмотреть в домовой книге.

Обстановка на кухне не изменилась. Справа от входа приютился деревянный столик, покрытый цветастой клеенкой. Вокруг него стояли три табуретки. С левой стороны – эмалированная раковина для мытья посуды. Под ней – мусорное ведро, а рядом на металлическом черном штативе в полуметре от пола крепились две большие миски из нержавейки с белыми обводами от засохшей по краям каши. Ближе к окну стояли кухонный шкаф, газовая плита и далее в углу – холодильник.

– Давай съедим по бутерброду с сыром? – предложила Кристина, открывая холодильник, – У нас есть голландский сыр!

Она достала красный шар и, положив на доску, стала нарезать ровными кусочками. Павел включил электрочайник.

Полина села ближе к окну, убрав ноги под стол. Ей нравилось быть хозяйкой и командовать этим взрослым мужчиной, которого мама называла ее отцом. Она его совершенно не помнила и даже не видела на фотографиях, поэтому он казался ей каким-то загадочным незваным гостем. Но, судя по всему, спокойным и добрым.

Видя в нем, безусловно, первую жертву Реты, Кристина обрела нежданную уверенность в поведении и прежнее кокетство. Если раньше она старалась всегда находиться рядом с предполагаемым местом укрытия, то сейчас почувствовала психологическую расслабленность от внезапной свободы передвижения. Не осознавая того, Полина ощутила, что Павел стал частью предоставленной ей свободы, взяв на себя груз постоянного напряжения.

Павел сел напротив вполоборота к столу, поставив правый локоть на клеенку. В левой руке он держал приготовленный Кристиной бутерброд. Отпив чай, он уже хотел поднести бутерброд ко рту, но тут рядом с ним раздался тихий рык. Опустив взгляд, он увидел Рету, сидящую на полу. Она гипнотизировала бутерброд. Как только Павел снова попытался поднести его ко рту, послышался новый рык.

Кристина заулыбалась.

– Мы забыли закрыть дверь на кухню, – извиняюще произнесла она, – мама все время ругает меня за это. А теперь делать нечего, придется тебе ее кормить.

Последнюю фразу она договаривала уже с набитым ртом, так что Павлу пришлось догадаться о содержании произносимых слов.

Уминая бутерброд, Кристина продолжала хитро поглядывать то на Павла, то на собаку.

– Ты же собак не боишься! – улыбнулась она, отхлебывая чай.

Рета, как и в прошлый раз, раздвинув колени Павла, приблизила свою голову к его паху, насколько могла. Но смотрела только на бутерброд. Павел поставил кружку с чаем на стол, правой рукой отломил кусочек хлеба и медленно протянул Рете. Та, так же неспешно открыв пасть, взяла его зубами и тут же проглотила. Павел решил, что этого достаточно и поднес бутерброд ко рту. Но снова раздалось рычание, еще более грозное, чем в начале.

С хомячьими щеками, с полным ртом, пережевывающим пищу, Кристина, благополучно избежав потерь, стала подсмеиваться над отцом. Ее смех был похож на икоту, от которой вздрагивало все ее полненькое тело.

Павлу было не до смеха. Как только он пытался откусить свой бутерброд, раздавался рык. Так постепенно весь бутерброд исчез в собачьей пасти.

– Надеюсь, чай она не пьет? – спросил Павел, дабы дочь не заметила в его поведении страх.

– Раньше не пила, – проглотив последний кусок, улыбнулась Кристина.

Павлу оставалось только допить чай. Увидев, что ничего съестного не осталось, Рета благодарно положила свою голову на колено гостю, предлагая себя погладить. Такая наглость оскорбила Павла до глубины души.

– Мерзавка, – произнес он, – и тебе не стыдно? Съела мой бутерброд и хочешь, чтобы я тебя за это погладил?

Побаиваясь, он не стал рукой отводить голову Реты со своих колен, а решил просто встать. Но как только он начал приподниматься, снова раздался рык.

– Она у нас такая! – снова засмеялась Кристина, прихлебывая чай. – Любит уважение!

– Какое, к черту, уважение! – начал злиться Павел. – Сожрала мою еду, а теперь я еще в благодарность за это должен проявить уважение? Это просто хамство! Кто ее так воспитал?

Кристина сочувственно пожала плечами.

Павел снова попытался встать. Но еще более грозное рычание прервало его намерения. Тогда он левой рукой стал гладить собаку по голове, приговаривая как можно ласковее и добрее:

– Ну ладно, посмотрим, найдется и на тебя управа! Подлая тварь, получишь ты у меня перловой каши!

Кристина успела проглотить все, что было за щеками и теперь ничто не мешало ей смеяться от души. Ее круглое личико еще больше раздалось вширь от заразительной улыбки и растянувшегося курносого носика. Светленькая челка ритмично раскачивалась от сотрясающего ее хохота.

Видимо, удовлетворившись, собака пошла в гостиную и снова легла на пол.

– А мясо-то ей даете? – спросил Павел успокоившись.

– Очень редко, Ислам говорит, что от мяса все животные злые становятся!

– Мне кажется, что ваша собака именно без мяса такая злая стала, – ответил Паша, – как бы она нас ночью самих не съела на ужин.

Кристина перестала улыбаться.

– А что, это может быть? – серьезно спросила она.

– Да нет, я пошутил, – исправился Павел, увидев натуральный испуг в глазах девочки, – но мясо ей надо давать. Мы же с тобой едим мясо! Так что давай одевайся и пойдем за едой для собаки.

– Ура! – весело закричала Кристина, – Рета, мы идем за твоей едой!

Собака вскочила с пола, словно поняла о чем речь, и закружилась вокруг девочки, тыкаясь мордой в ее живот и ягодицы.

Рынок был недалеко. Крытый металлом каркас с несколькими дверями и запахом не более приятным, чем с помойки.

На улице со столиков, съемных прилавков и просто ящиков продавали зелень, овощи и фрукты. Мясные отделы находились внутри.

Павел выбрал прилавок с говядиной и спросил что-нибудь недорогое для собаки.

– Собака-то большая? – спросила тучная женщина.

– Больше некуда! – усмехнулся Павел.

– Кавказская овчарка! – гордо добавила Кристина.

– Тогда, пожалуй, можно все! – продавщица в белом испачканном кровью переднике зашла в подсобку и через несколько минут вынесла небольшой мешок с костями, местами скрытыми под мясом.

– А не хотите рубца? – деловито спросила она, озираясь по сторонам.

– Какого рубца? – спросил Павел и посмотрел на Кристину.

Та в знак непонимания в ответ пожала плечами.

– Да вы что! – недоумевала продавщица, – Это же самое лакомство для собак! Знаменитый дрессировщик Дуров только этим их и кормит!

– Ну, если дрессировщик, тогда, пожалуй, можно взять, – сказал Павел, – а дорого стоит?

– Вообще копейки, – сказала продавец, направляясь в подсобку.

Она вышла с полиэтиленовым пакетом, наполненным чем-то мягким.

– Он не чищенный, – предупредила она, – но такой гораздо полезней! Вот увидите, скоро ваша собака будет как шелковая, по струнке ходить!

– А что с ним делать-то? – спросил Павел, передавая деньги и забирая пакет.

– Промойте, а после ошпарьте кипятком, и можете даже сырым дать – витаминов больше, – улыбнулась продавщица, – ко мне за ним частенько пенсионеры приходят. Тоже, говорят, для собачки. Но я-то вижу, для какой собачки они берут. Беда просто! Такие времена!

Павел вспомнил о своих родителях, которые вышли на пенсию, но едва могли прокормить себя. Отец постоянно искал подработку в деревне: строил соседям сараи, колол дрова, чинил отопление.

– Рубец давайте лучше на ночь, чтобы собака спала крепче, – вдогонку крикнула продавщица.

Выйдя из помещения, Павел приоткрыл полиэтилен. Увидел там что-то слизкое телесного цвета, похожее на снятую с животного кожу, местами поросшую зеленовато-коричневым мхом. Заглянувшая в мешок Кристина скорчила гримасу, зажав нос пальцами, надула щеки и, наклонившись, издала внутриутробный стон: сделала вид, что ее тошнит.

Как только Павел с дочкой пришли домой, Рета не отходила от них ни на шаг. Она стала шелковой и униженно следовала за Павлом, уткнув нос в полиэтиленовый мешок, словно приклеилась к нему.

Мясо положили в холодильник. Мыть рубец Павел решил в ванной комнате, плотно заперев за собой дверь. Он вывернул содержимое пакета в таз. Включил воду и стал полоскать рубец как белье, смывая прилипшие, похожие на остатки перемолотой гниющей травы, струпья. Запах был невообразимый. Павел вспомнил, что аналогичный он чувствовал, когда охранял во время дежурства разложившийся в квартире труп.

Рета спокойно сидела у закрытой двери в ванную комнату. Затем легла, подперев ее своим телом.

Прополоскав рубец, Павел уложил его в чистый мешок и погрузил в ведро, накрыв крышкой.

– А вы гуляли сегодня с собакой? – спросил Павел, вернувшись в гостиную.

– Ислам с утра выходил минут на десять, – ответила Кристина, сидя на диване и рассматривая книжку с цветными иллюстрациями.

– Тогда я предлагаю прогуляться нам всем в парке! – торжественно произнес Павел.

На Рету быстро надели намордник из стальных прутьев и, зацепив карабином ошейник, повели на выход. Покидая квартиру, она с недоумением и грустью поглядывала на запертую дверь ванной комнаты. Искренне не понимая, кто же останется стеречь хранящееся там добро.