Текст книги "Собачья сага"

Глава 7. Первая прогулка

Лесопарк находился практически рядом и начинался за соседними домами. Рано утром и поздно вечером это была вотчина собачников. Единый большой коллектив знал всех четвероногих питомцев района наперечет. Никто не стеснялся сам знакомиться с новоявленными владельцами щенков. Их тут же осыпали советами и заботой. Любовь к собакам роднила здесь всех: дворников и депутатов, бандитов и милиционеров. Поэтому инструктаж и помощь можно было получить в любом деле. Еще один замкнутый мир человеческого общения и взаимопомощи. Это был отдельный коллектив с единым интересом. В нем у детей зарождалась любовь к животным, а у взрослых частенько и друг к другу, порой переходя в брачные союзы.

Зимой это место любили лыжники, которые приезжали целыми семьями. А летом в солнечную погоду на каждой полянке можно было видеть загорающую фигуру, чаще женскую.

Несмотря на то, что было тепло, день выдался пасмурный. Парк пустовал, не считая нескольких велосипедистов, гоняющих по лесным тропкам, приобретающих опыт виртуозности среди колючих елей и пятнистых берез.

Павел решил углубиться подальше, чтобы спустить Рету с поводка. Всю дорогу она как танк тянула его то к одному, то к другому дереву, практически не замечая команд и окриков. Казалось, заразительный смех Кристины служил Рете сигналом к непослушанию. Собака явно издевалась над своим поводырем.

– Если бы ты видел, как она таскает Ислама, – смеялась, глядя на Павла, Кристина, – ты бы тоже не смог сдержаться! Она слушается только маму. И даже без поводка!

Наконец, они нашли небольшую полянку и, отстегнув карабин, сняли с собаки намордник.

Рета минут пять носилась по кустам, а затем, подобрав с земли толстую палку, стала тыкать ею Павла в ноги. Он взял деревяшку из пасти собаки и кинул ее как можно дальше. Рета помчалась за ней и вскоре принесла обратно. Так повторилось много раз. Когда обе руки Павла устали, за дело принялась Кристина.

Павел смотрел на эту маленькую, еще пару часов назад совершенно не знакомую ему, девочку. Видел, как она наклоняется, чтобы поднять палку, оборачивается к нему, дабы увидеть одобрительный кивок или улыбку. Как топорщится волан на ее рукаве при замахе и вздергивается подол легкого пестрого платья, когда она подпрыгивает на цыпочках в своих желтых сандалиях, чтобы увидеть, куда угодила брошенная ею палка. А потом хлопает в ладоши, пугая резкими звуками щебечущих птиц. Павел представил, как они с Кристиной выбирают в магазине платье и останавливается именно на том, что сейчас надето на ней. А затем примеряют сандалии. И он подносит ей одну пару за другой, пока они не останавливаются на этих. А после: маечка, гольфы, ленты для бантов. Ему неожиданно захотелось почувствовать необходимость своего присутствия в жизни этой милой девочки. Частичкой теплоты зарониться ей в душу и оставаться там, теребя взрослеющее сознание, заставляя думать о себе, наслаждаясь этой родственной привязанностью….

Кидая палку, они продолжали гулять по парку.

Неожиданно Рета бросила свою ношу и, подняв кверху нос, рванула через кусты лесополосы на другую сторону разделительной канавы. Окрики Павла и Кристины результатов не дали. Они устремились за собакой и, взбежав на бугорок, увидели ее внизу среди мужчин кавказской национальности.

«Нашла своих», – с усмешкой подумал Павел.

Там негромко звучала, заполняя собой лесную ложбину, небезызвестная «Сулико». Вокруг костра стояли чурбанчики, некоторые из которых были заняты, судя по музыкальной композиции, грузинами. В такт мелодии южане плавно водили руками из стороны в сторону, будто проветривали невидимое белье.

Подбежавшая к ним собака нисколько не испугала их и не прервала движений. Они даже обрадовались внезапной гостье. Один из грузин встал, жестом приглашая ее в круг. Но Рета даже не посмотрела на него – ее больше заинтересовал идущий от костра запах мяса. Павел попытался криком привлечь собаку к себе, но та не обратила на него внимания. Ходила, принюхиваясь, продолжая медленно нарезать круги, словно акула, готовящая атаку на барахтающуюся жертву.

Около мангала, сооруженного из кусков проволоки, развалился на единственном раскладном стуле самый толстый из присутствующих, в красном спортивном костюме и черной квадратной шапочке на лысой голове. Он сидел ближе всех к огню и периодически, с трудом приподнимая зад, тянулся, чтобы повернуть очередной шампур с нанизанным на него мясом. Было заметно, что шашлык практически готов – он источал аппетитное благоухание.

Двое молодых грузин в черных спортивных костюмах заботливо расстилали рядом с костром тонкий узорчатый ковер и прижимали кроссовками топорщившую его траву. Еще трое выкладывали на ковер овощи и приправы, раскладывая на пластиковые белые тарелки и блюдца.

Постепенно полиэтиленовые мешки, лежащие с краю, становились пусты, а ковер превращался в скатерть-самобранку, уставленную яствами.

Подойдя ближе, Павел как можно строже позвал Рету к себе, и та на удивление быстро послушалась. Подойдя, уткнулась носом в ноги и тут же покорно легла рядом.

Грузины, заметив такое послушание, одобрительно заворковали между собой, кивая на Рету. Через несколько минут начался пир.

Все грузины сидели на ковре. У каждого в одной руке была тарелка с мясом, в другой – стопка с водкой. В центре ковра на газете лежали порезанные на кусочки свежие помидоры с огурцами, прикрытые зеленью.

Павел с дочкой не стали слушать тост, провозглашаемый толстым, и двинулись в сторону дома – пора было возвращаться. Собака последовала за ними. Перевалив через бугор и перепрыгнув канаву, все направились на выход из лесопарка. Но как только между деревьями засветились дома, Рета, словно решила дослушать то, что собирался сказать толстый грузин, развернулась и опрометью бросилась обратно. Никакие окрики на нее не подействовали.

Павел с Кристиной развернулись и быстрым шагом поспешили за ней. Прошло минут десять, прежде чем они снова перевалили через бугор.

И тут они увидели, как под звучащий из проигрывателя ритмичный звук барабанов вокруг костра, соревнуясь между собой в лихости и сноровке, вприпрыжку, крутясь и размахивая руками, скачет в хороводе весь отряд грузин. При этом периодически выкрикивая что-то национальное, мужественное. Павлу показалось странным, что они двигаются по кругу, друг за другом, как в паровозике, иногда отставая или забегая вперед, а не выкидывают коленца, танцуя лицом к центру. Но через мгновенье Павел понял, почему они смотрят друг другу в затылок, частенько оглядываясь назад. Их подпрыгивающий хоровод замыкала Рета!

Нельзя сказать, чтобы она была очень зла. Она даже не лаяла. Бежала, не торопясь, за всеми по кругу и периодически останавливалась, подбирая брошенный ей кусок шашлыка. Она хватала его практически на лету и останавливалась только для того, чтобы, мотнув головой, закинуть его, не жуя, внутрь, лениво подвигав челюстями. После чего вновь продолжала неторопливый бег вокруг костра. Мясо поступало нерегулярно и это, видимо, ее раздражало. Она издавала негромкий рык, и тогда толстый грузин, с пустой тарелкой бегущий перед ней, кричал что-то своим товарищам. Те, оборачиваясь назад, брали из своих мисок кусок шашлыка и кидали Рете. Если кусок летел далеко в сторону, она не останавливалась, и рык ее становился опасней. Тогда начинал по-своему верещать «толстый» и мясо кидали снова.

Заметив Павла с Кристиной, толстый, не останавливаясь, взмолился:

– Дорогие… люди… родные… уберите… свою… собаку…

Слова он произносил быстро, делая между ними промежутки, чтобы глотнуть воздух.

Павел почувствовал, что шедшая рядом Кристина исчезла и обернулся назад. Дочка сидела на пеньке и, держась за живот, вздрагивала всем телом, глуша в себе рвущийся наружу хохот. Она раскачивалась из стороны в сторону, из глаз текли слезы.

Собрав оставшуюся волю в кулак, чтобы не засмеяться, Павел, что есть силы, закричал на Рету.

– Что это такое? Ну-ка быстро ко мне. Будешь на цепи сидеть постоянно…

Та остановилась так резко, что первый бегущий, самый молодой парень, чуть не заскочил на нее верхом, но успел свернуть в сторону и обессилено упал на расстеленный ранее цветной ковер.

Пока Рета, облизываясь, подходила к Павлу, на ковер попадали остальные грузины. Чувствовалось, что они много чего хотели сказать Павлу, но частая одышка не позволяла собрать им необходимый запас слов.

Рета, как ни в чем не бывало, смотрела в лицо Павлу, ожидая дальнейших распоряжений.

– Домой! – грозно сказал Павел и попытался пристегнуть ее ошейник карабином.

Но в этот момент, словно опять что-то вспомнив, Рета бросилась назад.

Усиливающийся на ковре ропот моментально стих. Сделав вокруг костра большой круг, она подобрала оставшиеся кусочки мяса, брошенные ранее, и вернулась, покорно подставив под намордник свою пасть.

Павел с удовольствием защелкнул карабин на ее ошейнике и поспешил убраться с места пиршества, пока грузины не отдышались.

По дороге Кристина не переставала вспоминать смешные моменты, и Павел ей поддакивал. Но как только вышли к дому – смех закончился. Рета начала сильно икать, и Павел поспешил снять с нее намордник. Собаку стало тошнить. Почти весь приготовленный грузинами шашлык небольшими кучками остался лежать в углублениях канавок, заботливо присыпанный песком.

– Ну что, обжора, наелась? – укорял ее Павел, засыпая очередную ямку.

Ему стало жаль собаку, казалось, что все проклятия, высказанные грузинами, стали ей поперек горла. Он подумал, что, вполне вероятно, она первый раз в своей жизни испробовала мясца.

Рета, словно сознавая свою вину, шла, понурив голову, не смея даже посмотреть в сторону хозяев. Все вместе они сделали несколько лишних кругов вокруг дома, чтобы убедиться, что все ненужное мясо вышло и после этого зашли в парадную.

В квартире Рета прошла к балконной двери и легла на свернутое квадратиком одеяло, странно подходившее под цвет ее шерсти. Приглядевшись, Павел понял, что место собаки просто никто никогда не пылесосил, и оно, покрывшись слоем собачьего ворса, со временем приобрело темно-серый цвет своей хозяйки. Рета лежала, вытянув шею, положив морду на линолеум и поджав под себя лапы. Ей было плохо. Единственный раз в жизни наесться, и все съеденное потерять по дороге!

В животе у нее стало бурлить, и Павел решил позвонить Сергею Панкевичу. Тот посоветовал влить в пасть собаке ложку водки и не заморачиваться.

Кристина принесла из шкафа бутылку. Павел налил содержимое в ложку. Посмотрев на распластанное по полу огромное мохнатое тело, решил, что этого мало. Он вылил водку в стопку, а затем долил до половинки из бутылки.

Кристина в ужасе закрыла глаза руками.

Рете все было безразлично. Она была разочарована. Павел, присев на корточки, положил ее голову к себе на колено. Приподнял верхнюю челюсть и выплеснул внутрь глотки содержимое стопки.

Рета вскочила. Рыкнула. Но нападать не решилась. Фыркнула, мотнув головой так, что на руке Павла повисли ее длинные слюни. Затем направилась к дивану, где сидела, поджав ноги, Кристина, готовая в случае чего сразу броситься под стол. Коснувшись носом коленок Кристины, собака рухнула на пол, словно подкошенная.

Теперь Павел почувствовал себя голодным и предложил дочке поужинать. Та согласилась, и они, проследовав на кухню, заперли за собой дверь.

Весь вечер Рету не было видно. Она сменила несколько лежанок, чтобы издалека контролировать процессы, происходящие в квартире, но дальше этого дело не пошло.

Уложив дочку спать, Павел постелил себе на диване в большой комнате. Заснул быстро. Но среди ночи почувствовал, как влажный собачий нос сопит прямо в его ладонь, нечаянно спущенную с дивана на прохладный сквозняк у пола. В кромешной темноте он погладил голову собаки и потрепал ее за ухом. Почувствовал, как она лизнула его руку и легла, прислонившись к дивану спиной.

Утром Павла разбудила странная тишина. За окном светило солнце. Дверь в детскую была закрыта, оттуда так же не доносилось ни звука. Можно было подумать, что все покинули эту квартиру вслед за уехавшими вчера владельцами, бросив Павла. Опущенная с дивана рука ощутила жесткую щетину собаки. Рета не шевелилась. Вспомнив вчерашнее прикосновение, Павел с закрытыми глазами провел рукой против шерсти к голове собаки и дотронулся до ее морды. Ощутил, как защекотали ладонь сначала ее брови, а затем ресницы моргающих глаз. Она не спала. Павел коснулся носа Реты – он был сух. Вспомнив, что спросонья у собак это случается часто, Павел свесился вниз и увидел, что собака лежит на животе, поджав задние лапы, положив морду на передние. Казалось, что она высматривает что-то у стены под плинтусом, периодически открывая, а затем устало закрывая глаза. Глубоко вздыхая, словно продолжая сожалеть о вчерашнем потерянном мясе.

Тихонько открылась дверь детской и появилась Кристина в розовой ночнушке. Глаза ее были чуть прикрыты спросонья, оставляя узенькую щелку для ориентации. Она прошла мимо в туалет и через некоторое время вернулась обратно. Тишина в квартире так же привлекла ее внимание, и она с непониманием оглянулась на Рету. Павел заметил, что в глазах Кристины заискрились звездочки мести. Она подошла к дивану и наклонилась над собакой:

– Она что, притворяется обиженной?

– Не могу понять, – ответил Павел, – нос сухой. Может, она заболела?

– От вчерашнего обжорства! – хихикнула Кристина.

– Может, отравилась? – продолжил строить догадки Павел.

Рета, почувствовав, что речь идет о ней, положила голову прямо на пол, раздвинув лапы, и закрыла глаза.

– Да…, – протянула Кристина, – такой я ее еще никогда не видела.

Кристина снова направилась в сторону туалета. А затем Павел услышал, как открывается замок входной двери. Он только успел подумать, для чего это дочке понадобилось в таком виде выходить из квартиры, как раздался пронзительный уличный звонок в дверь. А затем тишина. Через секунду появившаяся Кристина спросила:

– Ну, как? Она тебя укусила?

Павел остолбенел. Он понял, что дочка провела эксперимент с собакой. Слава богу, что тот оказался нерезультативным.

Это подтвердило, что Рета не в духе. Она даже не приподняла голову от пола.

– Плохо дело, – озабоченно произнесла Кристина, – надо вызывать врача.

Павел посмотрел на часы. Время утренней прогулки давно прошло, но выйти с собакой на улицу было необходимо.

– Пойдем гулять, Реточка, – обратился Павел к собаке.

Она тяжело подняла голову, а затем медленно встала, опершись сначала на передние, а затем на задние лапы. Немного пошатываясь, пошла в прихожую.

– Да, беда, – подумал Павел. – Оставили мне собаку на сохранение, так она на следующий день подняться не может!

Он быстро оделся и, не умываясь, вышел с Ретой на улицу. Хорошо, что к лесопарку он повел ее напрямик через газон, иначе бы несдобровать пешеходной дорожке. Рету несло так жидко, что казалось, выводные отверстия ее организма перепутались. Она присаживалась через каждые десять минут, оставляя после себя небольшие желтоватые лужицы.

Придя домой, Павел стал искать в справочнике клинику. Ветеринар приехал быстро. Было странно наблюдать, как безропотно Рета позволяла трогать себя, заглядывать в пасть, ощупывать живот. Под конец даже не возражала против сдачи крови на анализ. Получив кучу рецептов, Павел бросился за лекарствами. Надо было научиться делать уколы, пока ветеринар еще не ушел.

Делать подкожные инъекции оказалось проще. Надо было оттянуть шерсть на лопатке собаки и вогнать туда иглу, постепенно выдавливая лекарство из шприца. Внутримышечные кололись в бедро с размаху. Надо было только рассчитать место для ввода иглы.

При каждом уколе Кристина закрывала глаза, словно готовилась принять на себя боль собаки. Затем открывала, когда опустошенный шприц, звякнув, опускался на фарфоровую тарелку. Его надо было прокипятить для дальнейшего использования.

Вечером на улицу Рета не поднялась. Она с жадностью пила воду, но ничего не ела. Дышала учащенно, а затем словно замирала и закрывала глаза. Через некоторое время снова глубоко вздыхала.

Павел так и остался сидеть на диване, только подложил под голову подушку. Поздно ночью скрипнула дверь детской, и к нему подошла Кристина в ночнушке с растрепанными волосами.

– Папочка, – залепетала она и, обняв отца за шею, положила голову ему на плечо, – ведь Рета не умрет! Правда?

Павел растерялся. Его впервые так назвал ребенок. И в этот момент, полный усталости и тревоги, он понимал, что не имеет права потерять свое новое имя. Со слов ветеринара собака была в очень тяжелом состоянии. Предположительно подхватила чумку. Где и когда – было неизвестно.

Казалось, что с жизнью собаки на карту поставлено что-то очень важное в их с Кристиной судьбе, словно кто-то там наверху давал им еще один шанс. Павел неожиданно понял, что тоненькая нить, на которой держится жизнь этой большой и еще вчера чужой собаки, сейчас соединяет его с дочкой. Что случится, если она оборвется?

Кристина сказала, что вся извертелась, но уснуть так и не смогла. Залезла с ногами на диван и положила голову на колени отцу. Павел прикрыл ее своим одеялом и, казалось, она уснула.

Рета лежала тут же рядом, на заранее положенной Павлом подстилке. Тускло горел торшер, ограничивая желтым световым кругом пространство с замершими тремя живыми существами, связанными воедино одним желанием, одной тоненькой нитью.

Под утро Рета попыталась подняться, но лапы не держали ее и, кое-как освободив подстилку, она сделала большую желтую лужу, которая, расползаясь, захватывала один за другим прямоугольники паркета, придавая им зеленоватый искрящийся оттенок. Рета тихонько поскуливала, точно извинялась за принесенные неудобства.

Проснувшаяся от этих звуков Кристина сходила в туалет за тряпкой и снова забралась под одеяло. Павел промокнул пятно и затем, прополоскав тряпку в ванной комнате, вытер насухо. Скулеж прекратился, и Кристина снова уснула.

Проснулись они, когда уже рассвело. Надо было срочно делать уколы. Большие карие глаза Реты были мутны. Вокруг век скопилось много гноя, который было необходимо счистить, а потом закапать в глаза лекарство. Павел сделал все, как учил врач. После чего, поставив шприцы кипятиться, прилег на диван, прижав к себе дочку, не переставая гладить лежащую внизу Рету. Кристина, видимо, от пережитых волнений снова задремала, что-то бормоча во сне.

Надо было приготовить обед и Павлу пришлось идти на кухню. Открыв холодильник, он достал замороженные пельмени поставил кипятиться воду на плиту. Когда по всей квартире распространился ароматный запах, в дверях появилась дочка. Она уже оделась, но как-то неряшливо – платье перекосилось, волосы были спутаны. Лицо ее было бледным, и Павлу даже не верилось, что еще недавно она, веселясь, издевалась над ним. Он посадил ее на колени, прижав голову к себе, и поцеловал в затылок. Заново застегнул ей сзади платье, сменив перепутанные пуговицы, взяв с трельяжа расческу, привел в порядок ее волосы.

Кушали молча, без аппетита. Оба думали об одном. Беседа не вязалась и сводилась к просьбам подать хлеб или достать из холодильника масло.

В этот день никто не выходил на улицу. Павел предложил дочке почитать книгу, и та согласилась. Рассказы Драгунского в этот раз не казались им смешными. Затем они смотрели телевизор и эффект был такой же. Через каждые несколько часов Павел колол Рете лекарство, давал воду и затем вытирал желтые лужи под извиняющийся скулеж.

Вечером, укладывая дочку спать, Павел увидел, что, закрыв глаза, она моментально забылась сном. Сказалось нервное напряжение. Сам же он боролся с ним до последнего и, сделав оставшиеся инъекции, распластался на диване, обняв правой рукой подушку, а левой Рету.

Неожиданно он проснулся от детского крика. Но не испуганного, а удивительно радостного и раздававшегося со стороны туалета. Это показалось немного странным, но сквозь тугую пелену сна, продолжавшую смежать ему веки, он явственно расслышал повторяющееся:

– Папа, папочка, Рета хочет кушать! Она выздоровела!

Чтобы убедиться в словах дочери, Павел ощупал левой свисающей рукой пол и обнаружил, что собаки нет на месте. После этого реальность наступила быстро. Он только успел перевернуться на диване и чуть приподняться, как в комнату со стороны туалета вбежала Кристина и бросилась прямо на него, снова повалив на диван.

– Посмотри, посмотри, – радостно кричала она, – Рета сторожит свой рубец. Он так воняет! Она хочет кушать!

И, уже вскочив обратно, потянула отца за собой. Привела его в коридор.

По дороге Павел вспомнил, что совсем забыл про рубец, оставленный лежать помытым в ведре, и теперь тот стал вонять еще сильнее. Прямо у порога лежала Рета. Она сильно похудела за эти несколько дней, но глаза ее светились лукавым блеском. Всем своим видом она говорила, что теперь ее лекарство находится за дверью и она готова принимать его через каждые полчаса.

Павел позвонил ветеринару и тот разрешил покормить ее рубцом, но только предварительно отварив.

После еды все пошли гулять. Жизнь налаживалась. Рету словно подменили. Она ни на шаг не отходила от Павла. Идя рядом, заглядывала ему в глаза, словно спрашивая: «правильно ли я себя веду?»

Две недели пролетели незаметно. И Павел с грустью осознал, что общение с дочкой подходит к концу. Все прошедшее время Кристина путалась, то называя Павла «отцом», то снова переходила на «ты» или звала по имени.

Через день приехали Полина с мужем. Их самолет прилетел утром. Неприятный звонок прозвучал пронзительно и нежданно. С тех пор, как уехала мать Кристины с мужем, в квартиру никто не звонил, и они успели позабыть все неприятности, следующие за этим звуком.

Внезапное возвращение застало Павла и дочь на диване за игрой в шашки. В тот момент, когда Кристина как раз собиралась перейти в дамки и нависла над редутом противника, взяв белую фишку в руку, как гром с ясного неба раздалось дребезжание. Рета лежала на полу рядом, отрезая дорогу под стол. Игрокам ничего не оставалось, как просто замереть, повернувшись в ее сторону. Рета вскочила на лапы, оскалившись, подняла шерсть дыбом, приняв охранную стойку. Затем отрывисто рявкнула в сторону прихожей.

Обернувшись к замершим на диване хозяевам, приветливо кивнула головой, словно приглашая их последовать за ней, и устремилась к входной двери. Кристина попыталась воспользоваться открывшимся проходом под стол, но собаки уже не было в комнате и прятаться было не от кого. Тогда она просто пересела на стул.

Павел поспешил к выходу. Он снял с крючка поводок и на всякий случай пристегнул его карабином к ошейнику собаки. Полина вошла первая. Разгоряченная, загорелая.

– Ты моя маленькая, обратилась она к Рете, – соскучилась без нас! Что-то не слышу твоего настоящего лая! Что вы с ней сделали?

Павел стоял, крепко держа поводок, который изо всех сил натягивала Рета.

– Полиночка, ивозьми собачку! – прозвучал голос Ислама, стоящего на площадке с чемоданами, – Так ибудет спокойнее.

Но к тому времени возбуждение собаки прошло, и она уже лизала лицо наклонившейся к ней Полины. В коридор вышла Кристина и бросилась матери на шею.

– Мы такие молодцы, – затараторила она, – ты не представляешь. Мы с папой вылечили Рету и она теперь больше не кусается. Ты знаешь, как мы беспокоились…

В этот миг она обернулась к Павлу, и тот незаметно подал знак, прижав палец к губам, прося ее не рассказывать все сразу.

– С папой? – удивилась Полина, опуская дочку на пол и строго глядя на нее.

– С Павлом, – быстро поправилась Кристина и, посмотрев на отца, опустила взгляд в пол.

Это нежданное слово затмило в сознании Полины остальную информацию, второпях выплеснутую дочкой, и она с недоумением посмотрела на Павла, гадая, что же он такое сделал, раз дочь признала в нем отца.

– Совсем не обязательно было рассказывать это ребенку! – возмущенно произнесла она.

Полина чувствовала, что любые взаимоотношения Павла с Кристиной внесут беспокойство в ее жизнь и совершенно не желала делить дочку со своим первым мужем. Но решила не акцентировать на этом внимание, надеясь, что скоро ребенок все забудет.

– Пашенька, спасибо тебе большое, – сказала она, раздеваясь и вешая свое пальто на вешалку, – мы так с мужем устали пока летели, а еще надо все разобрать по своим местам…

– Любимая, инельзя дорогого гостя отпускат, не напоив чаем и не угостив исластями, – начал было Ислам из-за спины Полины.

Но та, резко обернувшись, прервала его речь своим взглядом, добавив:

– Не надо Пашу задерживать, у него служба. Он и так отпросился у начальства из-за нас. Спасибо тебе, Пашенька!

Павел тут же стал обуваться, а затем накинул куртку. Прижавшись к стене, пропустил Полину с мужем в комнату.

Рета не уходила. Она видела, как Павел начал одеваться и ждала, когда он наденет на нее намордник с поводком, чтобы идти гулять.

– Кристина, попрощайся с Павлом, он уже уходит, – с трудом поднимая на стол принесенный мужем чемодан, сказала Полина.

– Как… Уже? – спросила дочь, недоумевая. – Мы еще не доиграли!

Она посмотрела на мать, затем на Ислама, вносящего второй чемодан, и бросилась в прихожую.

– С тобой доиграет Ислам! – строго сказала Полина.

– Ну, он же не умеет! – возмутилась Кристина, выходя в коридор, и голос ее дрогнул.

– Научится! – отрезала мать, щелкнув замками чемодана.

Рета приподнялась, полагая, что уже пора идти, но замерший в открытых дверях Павел закрыл проход.

Он посмотрел на дочку, и та остановилась рядом с собакой. Неожиданно отвернула от Павла лицо и начала гладить Рету по спине, не находя тех слов, которые секунду назад рвались из нее и вдруг растворились в нахлынувшем откуда-то изнутри урагане эмоций. Пробежали мурашками по шее. Жаром ударили в голову, защипали в веках, и все окружающее помутнело, преломляясь через наполнившие глаза слезы. Она продолжала бессознательно гладить собаку, что-то шепча ей, надеясь, что выкатившиеся из глаз слезы снова вернутся обратно и тогда она сможет поднять лицо к ставшему ей близким человеку. Но, неожиданно испугавшись, что не успеет сказать все, что хочет, невольно забыла обо всем остальном.

– Папочка, ты придешь к нам? – пролепетала она тихо всхлипывая и, не решаясь броситься к нему на шею, держалась правой рукой за густую шерсть Реты, взрывая ее проникающими вглубь пальчиками, скребя подшерсток неровно обкусанными ноготками.

Словно несмышлено выцарапывая из вигоневого одеяльца, в которое она была завернута десять лет назад, что-то важное и такое сейчас необходимое.

– Конечно, доченька, – ответил Павел и почувствовал, как судорога сводит внешние уголки глаз, передавая векам тяжесть и заставляя их сомкнуться, чтобы закрыть проход накопившимся слезам, – конечно, я буду приходить к тебе.

Он сделал шаг вперед, чтобы дочь не смогла увидеть дрожавших в его глазах слез, и обнял ее, прижав к себе детское напряженное тело. Вздрогнул, поняв, почему отец отворачивался к окну, когда заходил разговор о пропавшем Эрике. Ощутил, как дочка прижалась, уткнувшись носом в его живот. Наклонившись, поцеловал ее в затылок.

Подняв голову, заметил, как дернулась занавеска, за которой мелькнули волосы жены.

Все повторялось как много лет назад, но дверь за собой на этот раз он закрыл сам.