Текст книги "Кто с тобой рядом"

Глава 9
Новый звонок

Муж в течение многих лет службы приходил домой поздно или вообще не появлялся до следующего вечера, но это Анну раньше не беспокоило. Она знала, за кого выходила замуж. Видела, что среди оперативников больше половины разведены, и объясняла это трудностями семейной жизни. Браки разрушались от постоянного отсутствия супругов дома из-за усилений, засад и командировок, их опасной работы и профессионального риска. Она гордилась, что смогла выдержать все неурядицы, вырастить детей в любящей полной семье.

Но теперь, после двадцати лет брака, у неё точно открылись глаза. Вероятно, за пеленой созданного ею искусственного героизма службы она была слепа и не видела истинных, более глубоких причин разводов, а может, не верила в них. Как посмеялись бы над ней сейчас те бывшие жёны, бросившие своих неверных супругов!

Скрывающаяся ранее мерзость, возмущённая невниманием к себе, стала выходить на поверхность, бить фонтаном, обливать с ног до головы зловонной грязью. И не увидеть её стало совершенно невозможно! Это оказалось реальное, безудержное распутство неконтролируемых кобелей, поверивших в свою безнаказанность, прикрывающихся служебной необходимостью. Пользующихся неограниченным доверием, наивным душевным пониманием жён, что их мужья несут ответственную миссию – помогать людям!

После начавшихся регулярных звонков неизвестного её сознание словно перевернулось. Каждая задержка Рыкова теперь казалась ей изменой, а отсутствие его ночью – запланированной попойкой со шлюхами в банях и пригородных отелях.

После прошлой засады у ресторана она уже ждала звонка как неотъемлемый атрибут их новых отношений с мужем. Как недостающее ранее звено, соединяющее их семейную жизнь интимным греховным многоугольником.

На этот раз неизвестный сообщил, что встреча будет проходить в массажном салоне на проспекте Большевиков, назвал номер дома.

Анна посмотрела адрес на Яндексе. Это было недалеко от метро, и можно было такси не брать, но надо было дождаться конца, когда муж выйдет из салона. А потом свершить правосудие, посмотреть в глаза его очередной пассии. Высказать ей всё, что о ней думает. Послушать её жалкий бессмысленный лепет оправданий, плачь и мольбы.

Изредка муж действительно жаловался на боли в спине, и они вместе шли к остеопату недалеко от дома. Но массаж! Рыков никогда не рассказывал, что ходит разминать свои мышцы. Воображение Анны уже рисовало массажную кушетку, обнажённые тела и возбуждённые сладострастные стоны.

Был десятый час, но дети ещё домой не пришли. По пятницам они частенько встречались с друзьями и задерживались допоздна – назавтра занятий не было.

Анна позвала кота, положила ему в блюдце немного сметаны. Тот молча подошёл и принялся есть. Никогда не благодарил за еду, надменно считая это обязанностью хозяев.

Она быстро оделась и не стала вызывать такси – поймать частника на улице можно было гораздо быстрее и дешевле. Проверила наличные в кошельке и вместе с телефоном положила в карман куртки. Вернулась на кухню, взяла складной нож, сунула в карман. Вспомнила, как порезалась, и решила переодеться – надеть чёрную куртку мужа с красными погонами – в ней карманы глубже. Затем вышла на улицу.

Машину поймала быстро. Симпатичный молодой таджик сообщил, что времени у него много, а денег мало.

Массажный салон располагался во дворах на первом этаже и своей светящейся рекламой с рисунками полуобнажённых красоток, лежащих вокруг горящих букв, больше походил на притон для сводничества.

«Лексус» мужа стоял припаркованный с краю проезжей части среди недорогих седанов под единственным столбом освещения.

Анну передёрнуло от ощущения мерзости, как только она представила своего мужа на грязных использованных простынях в жадных объятиях раскрашенной проститутки.

Она попросила водителя отъехать в тень деревьев и стала наблюдать через лобовое стекло.

Белые пластиковые двери салона периодически открывались, выпуская очередного мужчину или парочку в весёлом возбуждённом настроении. После чего, как правило, выходила одетая в белый халат девушка или две, в накинутых сверку курточках. Они сворачивали на летнюю веранду и пропадали из поля зрения в темноте, откуда начинали светиться огоньки тлеющих сигарет. Изредка в салон заходили или выходили пожилые женщины.

Анна достала телефон и набрала номер мужа.

– Привет, милая, – привычно отозвался голос Виктора в динамике, – что-то случилось?

– Нет, ничего. Ты где? Я звонила тебе на работу – никто не берёт трубку.

– Служим, дорогая! Я же не бухгалтер в кабинете бумажки перебирать!

Слабая надежда глубинной звёздочкой затеплилась в душе Анны. А вдруг незнакомец ошибся или соврал и муж действительно организовывает здесь задержание или ещё что-то опасное секретное. Эти мысли вызвали беспокойство и заботу о Викторе.

– Давай приезжай, я жду.

– Уже выезжаю, люблю тебя, – прозвучало в ответ, и телефон выключился.

Анна пожалела, что не успела ответить. Захотелось тут же вернуться домой, начать подогревать ужин, могли уже вернуться дети. И тогда бы весь этот кошмар закончился. Телефонный незнакомец был бы повержен и забыт. Но неведомая сила удерживала её здесь, точно многотонное липкое предчувствие громоздилось на плечах, прижимая к сиденью. Оно обволакивало и давило, заставляя неподвижно с замиранием сердца сидеть, наблюдая за дверью в салон.

Минут через тридцать на крыльцо вышел Рыков, как всегда опрятно одетый, в пальто поверх костюма. Его лицо довольно улыбалось, приподнимая аккуратные усы. Сразу за ним появилась молоденькая сотрудница в белом коротеньком халатике под курткой. Немного постояв, девушка закурила и, поцеловав Виктора в щёку, направилась на веранду. Муж сел в машину и быстро уехал.

Та же неведомая сила, что прижимала Анну к сиденью, сейчас же приподняла её, собираясь вытолкнуть из салона машины, но в этот момент появился пьяный дебошир в расстёгнутой телогрейке и с угрозами бросился на девушку. Между ними завязалась борьба с воплями и плачем, оба пропали в темноте веранды. Но вскоре всё затихло, в свете фонаря возникла мужская фигура, проследовала мимо крыльца вдоль дома, скрылась за углом.

Водитель таджик за рулём невозмутимо курил, поглядывая по сторонам и на часы в машине.

Анна повернулась к нему:

– Я на минуточку, по женской части! – сообщила она, выскакивая из машины. Накинула на голову капюшон куртки. С ощущением необузданной мести прошептала: – Теперь моя очередь! – крепко сжала в кармане рукоятку ножа. Душу переполнили рвущиеся проклятия. Но холодный разум в голове успокаивал: «Тише, тише, милая. Оглянись по сторонам. Не торопись…»

В квартиру Анна зашла почти за Виктором. Он только успел скинуть пальто и обернулся, удивлённо посмотрел на расстёгнутую распахнутую куртку и учащённое дыхание жены.

– Ты что, была на пробежке? – спросил он с ухмылкой.

– Нет, за мной гнались, хорошо, что ты дома, – сообщила она первое, что пришло в голову, видела такое в новостях.

– Кто гнался? Какие приметы? – привычно стал допытываться Виктор.

– Такой здоровый, под два метра, в длинном кожаном плаще! – заявила Анна, успокаиваясь: – Он, наверно, уже ушёл!

Рыков быстро накинул пальто, сунул руку под мышку, проверяя пистолет, и выскочил за дверь.

Анна сняла и повесила куртку мужа на вешалку, скинула кошачью подстилку и облегчённо опустилась в кресло, выдохнула.

Шнурок вышел из комнаты, стал пронзительно мяукать, требуя внимания, тёрся боком о ножку кресла. Анна пару раз погладила его, и он стал орать громче, требуя продолжения…

Виктор вернулся минут через двадцать, когда уже дети и Анна сидели за столом.

Елена и Антон поужинали, пили компот.

Муж принял тарелку щей, разочарованно с усмешкой произнёс:

– Какие-то странные приметы, слишком бросающиеся в глаза. Может, за тобой чемпион мира Валуев бежал? – с аппетитом принялся за еду.

– Может, и он, – безразлично отозвалась жена.

– Мама, кто бежал за тобой? – воскликнула Елена.

– Ты смотри, чтобы за тобой милиционеры не бегали! – внезапно вспыхнула Анна. – Мало тебе одного раза? Снова плакаты малюешь?

– Мама, ты же сама нас учила! Кто же будет за мир бороться?

Антон отодвинул пустую кружку:

– Вот разобьём фашистов, и тогда мир сам наступит! Мы, как наши деды, очищаем его от коричневой чумы.

– Как тебе не стыдно? – обратилась сестра к нему. – Какой чумы? Пипец! От тебя сплошной кринж! Ты забыл, что у тебя тётя на Украине живёт! Не помнишь, как на лето к ней ездили?

Анна вспомнила, что сестра давно не звонила и теперь уже вряд ли позвонит. В последний раз обозвала её путинисткой, пособницей войны. В израненную душу плеснуло новой горечи.

– Всё я помню, – возразил Антон, – просто они все заблудшие там, а Европе с Америкой надо Россию ослабить, вот они и воспитали целое поколение бандеровцев, чтобы войну устроить!

– Какое нам дело до того как на Украине живут! – воскликнула Лена.

– А такое, – парировал Антон, – что, ждать, пока они на нас сами нападут, как в сорок первом? Уж лучше мы в их логове будем воевать, чем на нашей территории!

Виктор прекратил есть, лицо исказилось гневом, брякнул ложкой об стол:

– Хватит базаров! Везде одно и то же! Дайте хоть дома отдохнуть!

Дети притихли, но внезапная волна возмущения накатила в душу Анны. Обернулась к мужу:

– Отдохнуть? Заработался… – но пересилила себя, смогла сдержаться, резко изменила тему: – Ты сначала разберись со своими детьми, а потом уже отдыхай!

– Нечего здесь разбираться! – повысил голос Рыков. – Чтобы я не слышал дома этих разговоров! Проблемы будем решать по мере поступления! Для начала – Елена после школы домой и никаких собраний! Можешь дома рисовать что хочешь. Если не согласна, тогда телефон и ноутбук заберу к себе!

– А ты, – обернулся к Антону, – тебе военком сказал дальше учиться? Так учись и забудь о войне! Выучишься, дальше будет видно!

Дети замолчали, Елена допила компот. Оба встали, задвинув стулья, направились в свою комнату.

Анна начала убирать со стола.

Виктор отодвинул недоеденный ужин, тяжело вздохнул:

– Наелся, извини, больше настроения нет. Пойдём спать!

– Иди, ложись, – кивнула Анна, – я сейчас уберусь и тоже приду.

Глава 10
Изобличение преступников

На улице едва забрезжило холодное осеннее утро, время идти на работу и школу. Но в подъезде хрущёвской пятиэтажки продолжала стоять глухая тишина, точно дом вымер.

Начальник розыска Бойко позвонил в дверь квартиры и прислушался.

Изнутри раздались шаркающие шаги, кто-то подошёл к двери, недовольно хриплым голосом спросил:

– Кто?

– Полиция, открывайте! – чётко произнес Игорь и отошёл от двери, к которой подступили несколько вооружённых сотрудников СОБР в экипировке, с касками на голове и опущенными забралами. Передний держал за ручки цилиндрический чёрный таран.

– Ромка, менты! – раздался крик за дверью, послышалась суматоха, что-то стеклянное упало на пол.

Сотрудник со всего маху ударил в дверь металлическим цилиндром, и она затрещала, образовалась щель. Сразу несколько берцев припечатали филёнку подошвами, и проход оказался свободным.

Бойцы с криками ворвались внутрь:

– Полиция!

– Всем лежать!

– Работает СОБР!

По квартире метались две полуголые фигуры в спортивных штанах. Один пытался залезть под кровать, но его за ноги уже выволокли на середину комнаты и заковали в наручники. Второго вытащили из ванной и, одев браслеты, тоже бросили на пол.

– Это не мы!

– Мы ничего не делали! – кричали парни сквозь слёзы.

Это были два брата близнеца Пичугины, обоим лет по тридцать – Артём и Роман.

Во время поквартирного обхода установили женщину, живущую напротив квартиры Марины Черновой, которая сообщила, что видела этих ребят через глазок в двери. Поздно ночью они выносили какие-то вещи. Парни были хорошо известны всем проживающим в доме. С тех пор как ушёл отец и умерла мать, пили беспробудно, дебоширили, обижали соседей, за что неоднократно попадали в полицию. Был один перерыв на пять лет, когда оба оказались в колонии за серию грабежей и краж. Но вскоре вернулись, продолжили пить и безобразничать.

Бойко пригласил понятых и экспертов, началась привычная рутинная работа, называемая обыском. Квартира была маленькая, двухкомнатная, и вскоре на столе в гостиной оказалось несколько дорогих вещей из женской одежды, принадлежащей Черновой, телевизор, видеомагнитофон, будильник в виде говорящего пластмассового петуха, привезённого ею из Арабских Эмиратов, и пустой дамский кошелёк. Изъяли на экспертизу обувь и одежду братьев. А поскольку сменной у них не оказалось, пришлось одевать зимние куртки прямо на майки и трусы, на ноги – домашние тапочки.

Братьев поместили в изолятор временного содержания Красногвардейского района. Отпечатки их пальцев совпали с изъятыми на квартире убитой, кровавый след обуви на лестничной площадке тоже соответствовал.

Следователь Следственного комитета района был занят и поручил провести первые допросы Бойко.

Артём был крупнее своего брата, крепкий в плечах, с широким низким подбородком и гривой чёрных волос. Карие жгучие глаза смотрели из-под бровей зло и настороженно. Как только его доставили в комнату для допросов, он спросил:

– Как там Роман?

Бойко пожал плечами:

– Как обычно, у нас не курорт!

– Он болеет.

– Чем? Врачи его осматривали, как и тебя, ничего не обнаружили кроме алкоголизма.

Взгляд Артёма стал теплее, глаза заискрились:

– Кашляет, психует постоянно, за грудь держится. У него сердце больное с детства.

– Чем быстрее всё расскажете, тем быстрее суд будет, и на зону поедете. Там вылечат от всего, – усмехнулся Игорь. – Рассказывай, как девушку убивали.

– Это только я, – угрюмо сообщил Артём, – Ромка ни при чём. Он совсем был пьян и ничего не помнит, стоял у стенки.

– И как же дело было? – Игорь достал из папки протокол и начал заполнять.

– С Ромкой зашли в парадную. Темно уже было на улице. Вижу, девушка сидит на ступеньке, дремлет. Выпить хотелось. Денег нет. Попросил у неё в долг. Она молчит, только смотрит презрительно, ухмыляется. Я злой был, ну и вмазал ей, она отрубилась. Ошманал карманы, нашёл паспорт, кошелек и ключи от квартиры. Пошли к ней домой, там вино было. Выпили, забрали что смогли, ну и к себе отправились. Но Ромка ничего не делал. Он даже мог не видеть, как я говорил с девушкой…

– Не-не, подожди! – остановил его Бойко. – У девушки цепочка была на шее!

Артём удивлённо покрутил головой:

– Нее… я не брал… точнее, не помню…

– Может, брат после тебя её ошманал?

– Нет, он за спиной стоял, а потом я в паспорте адрес посмотрел, вместе пошли наверх в её квартиру.

– А нож у кого из вас был?

Артём насторожился:

– Какой нож?

– Которым девушку пырнули.

Артём задумался, стал вспоминать. С самого детства он жалел брата, защищал от дворовой шпаны, и когда отец бил мать, уводил Ромку из квартиры. Тот был худеньким и немощным, но в глазах светился какой-то внутренний глубинный огонь. Ещё в школе тот пытался писать стихи. Это были строки об одиночестве и скорби. И вечерами в тёмной комнате, когда они оставались одни, Роман читал вслух, и душа Артёма сжималась от осознания своей ничтожности перед чем-то великим и светлым, что слышалось из уст брата. Потом всё пошло наперекосяк: из школы обоих выгнали, затем детская колония за кражи – и пошло-поехало… Но в душе Артёма продолжала мерцать та заложенная братом звёздочка. Вспыхивала надеждой, когда Ромка был рядом, дарила тепло.

– Про нож я не помню, – грустно сообщил он, – я вспомню позже. А можно с братом поговорить? Я тогда точно вспомню! Дайте с братом поговорить!

Бойко покрутил головой и велел отвести его в камеру, а привести второго Пичугина.

Роман, в противоположность Артёму, был светленький и тщедушный. Шёл, пошатываясь, нервно опасливо глядел по сторонам, глаза наполнялись страхом, стоило сотруднику посмотреть на него в упор, ежился, кутаясь в прожжённую зимнюю куртку на искусственной меховой подкладке. Когда боязливо присел на стул напротив Бойко, спросил:

– Вы следователь?

Игорь кивнул:

– Рассказывай, как дело было.

Роман пожал плечами:

– Что здесь рассказывать? И так всё ясно. Мы с братом шли домой, в подъезде девушка сидела сильно пьяная. Ну, я её ошманал, достал кошелёк, паспорт и ключи. Посмотрел в паспорте прописку, и пошли с братом. Там вино было, выпили. А потом вещи собрали и к себе понесли. Утром вышли, девушки уже не было, значит, проспалась. А теперь вы пришли. Вещи её продать не успели. Могу явку с повинной написать, дайте с братом поговорить.

– А нож у кого был? – поинтересовался Игорь.

– Нож? – переспросил Роман. Неожиданно погрустнел, осунулся: – У меня.

– Так, значит, ты девушку пырнул?

Роман задрожал, дыхание участилось, зрачки расширились, выдавая внутренний страх. Стал мелко кивать, голос задрожал:

– А что, она умерла?

– Где нож?

– Не помню, может, дома на кухне.

– А куда девушке ножом попал?

– Я не помню, я пьян был, махнул просто.

Бойков решил схитрить:

– А брат видел, как ты девушку ножом ударил?

– Брат? Не знаю. Он сзади стоял. Так девушка умерла?

Игорь кивнул.

Роман скрючился на стуле, закрыл лицо руками и заплакал. Стал вздрагивать телом, сквозь слёзы жалобно бормотал:

– Это всё я, брат ни в чём не виноват, Артём не убивал, у него даже ножа не было…

– Ты зачем брата выгораживаешь? – спросил Игорь. – Я же знаю, что паспорт и ключи он забрал.

– Нет, нет… такого быть не может! Это всё я! Я не выгораживаю, у меня нервы, понимаете, я раскаиваюсь, я без него на воле не смогу. Мне лучше в тюрьму – там надзиратели за мной присмотрят!

Глава 11
Новая расправа

После обеда Рыков вспомнил, что полученные недавно агентурные сообщения в рабочем деле агента «Синички» не подшиты и не занесены в опись. Если проверяющие обнаружат данное нарушение, он попадёт в итоговую справку, которая ляжет на стол начальнику управления, будут неприятности.

Он достал из сейфа дело и, разложив на столе вынутые листы с записанной информацией, стал перекладывать их по порядку в соответствии с датами. Расшнуровал суровые нитки, связывающие документы, нашёл в ящике стола большую штопальную иглу. Приготовился нанизывать бумаги, как требуется по приказу.

Более чем за двадцать лет службы ничего не поменялось. И выражение «Шить дела», фигурирующее ещё в фильмах о ВЧК, продолжало своё бесконечное существование.

За соседним столом сидел Игнатьев. Он просматривал разработки оперативников, делал пометки, писал резолюции. Увидев занятие начальника, усмехнулся:

– Никогда не любил это бабское дело. С каких это пор решили все дела сшивать и печать ставить? Неужели не придумать другой способ хранить секретные документы? Зачем тогда компьютеры изобретали?

Рыков усмехнулся:

– Ты знаешь, у нас в школе был преподаватель НВП, помнишь такое – начальная военная подготовка? Так вот он ещё тогда говорил, что в Америке все сведения давно переложены на электронные носители. И когда над их страной разорвётся атомная бомба, магнитным импульсом вся информация будет уничтожена. А мы со своими карточками и подшитыми делами сможем продолжить спокойно работать!

– Насмешил! – заулыбался Олег. – К чему будут нужны твои карточки после такой бомбардировки? Если только в печке жечь, чтобы согреться? Компьютер в буржуйку не засунешь! А бумажных дел у нас столько, что всей стране хватит отопления на год. Вот так мы Америку и победим – холодом!

Виктор горько вздохнул:

– Да, теперь эта тема стала близка как никогда! Какую-то «грязную атомную бомбу придумали». Откуда она взялась? Кто на кого её бросит? На днях в Москве коллегия МВД была по раскрываемости. Министр сказал, что количество преступлений сократилось на тридцать процентов.

Игнатьев отложил очередное дело, взял другое, стал пролистывать:

– Ничего удивительного – преступники тоже на учёте в военкоматах стояли. Часть убежали из страны, а часть мобилизовали. Вот тебе и повышение результатов работы…

В кабинет зашёл полковник Удодов. Увидев занятие подчинённых, улыбнулся:

– Давайте, давайте, приводите секреты в порядок! Виктор, ты у оперативников личные дела спецаппарата проверил?

– Так точно! – отозвался Рыков, пригладил усы. – Приказал всем привести в порядок и отнести на предварительный осмотр Лимаренко. Я ему и свои дела отдал и ваши, пусть изучает. У него глаз намётанный.

Удодов кивнул, достал сигареты, закурил:

– Слушай, Виктор, а как ты смог уговорить Лимаренко стать секретчиком? Он же хорошим опером был, в засадах сидел, раскрывал! Теперь целый день в кабинете у себя торчит, в бумагах копается. Оперативные деньги считает за всё управление, потом отчитывается. Работа ужасная!

– Вот то-то и оно, что ужасная. Кого я найду на это место? Никого не затащить. Выхода не было, сказал – либо секретчиком, либо пиши рапорт на увольнение! У него уже возраст предпенсионный, деваться некуда, вот и согласился. Но вроде работает нормально, молчит, правда, первое время злился, огрызался, если что не так. Но, похоже, успокоился.

– Главное, чтобы с деньгами не напортачил!

– Уже две ревизии было, замечаний не написали, – откликнулся Рыков, – главное, у него все личные дела агентов под рукой. Вот где все секреты.

Удодов вынул из сейфа свои материалы, вспомнил:

– Сейчас совещание было, по городу разбои идут на косметические салоны, парикмахерские. Двое в балаклавах забегают, под угрозой ножа забирают наличность.

Виктор кивнул:

– Вечером на сходке сотрудникам объявлю, чтобы задания дали агентам и доверенным лицам, – вдел суровую нитку в иголку, стал прокалывать листы, завязывать специальным способом под печать.

Окончив своё занятие и положив дело в сейф, решил перезвонить агентессе «Синичке», освещающей массажный салон, предупредить. Набрал номер телефона. Гудки прекратились, в динамике наступила тишина.

– Алло, Галочка? – спросил Виктор.

Мужской голос ответил:

– Галочки нет, а вы кто ей?

Рыков напрягся, голос в трубке звучал грубо бескомпромиссно. Галя была замужем, и он решил быть осторожным:

– Это клиент, хотел записаться на массаж.

– А как клиента зовут?

– Виктор, – ответил Рыков.

– Это Следственный комитет. Вы уже не первый звоните, Виктор. У меня для вас неприятное известие. Галина Власова погибла и больше не сможет делать вам массаж.

Рыков замер. Он не мог поверить, переспросил:

– Как погибла? Что с ней случилось?

– Её убил муж, он уже задержан, так что примите мои соболезнования, больше мне сообщить вам нечего.

Трубка умолкла.

«Что за напасть? – подумал Рыков. – За один месяц убивают двух агентесс». Конечно, это были не простые девушки. По роду своих обязанностей они должны были добывать оперативную информацию о преступниках, для чего общались с криминалом, флиртовали, не чурались и близости. Но если Марина была совсем не опытной и работать только начинала, то Галине мастерства было не занимать. Она уже больше пяти лет освещала практически всех клиентов массажного салона, где заодно предоставляли и другие более интимные услуги. Пару лет назад арестовали целую группу авторитетов, приезжавших понюхать героин в обществе массажисток. И даже местного начальника участковых задержали за взятку, когда тот получал деньги в одной из комнат. Некоторые помещения были оборудованы скрытыми камерами. Воры приносили сюда похищенные вещи на продажу. Члены преступной группировки устраивали попойки после удачных разборок.

Массажный салон имел дурную славу, не закрывали его только благодаря негласной помощи руководства Управления уголовного розыска и в частности Рыкова. В случае конфликтной ситуации директор просто менял название, производился косметический ремонт, и всё оставалось как прежде.

И всё же Виктор решил встретиться с представителем Следственного комитета, узнать подробности.

Чтобы не вызвать лишних вопросов, попросил поехать с собой Алексеева.

Тот с удовольствием согласился, поскольку это был профиль его работы.

– Здравия желаю, товарищ полковник, – знакомый следователь Следственного комитета по Невскому району протянул руку Михаилу, – какими судьбами?

Алексеев пожал ладонь:

– Решил заглянуть, узнать, как там местные опера сработали по убийству в массажном салоне? Помощь не требуется?

Следователь кивнул Рыкову вместо приветствия и продолжил общаться с Михаилом:

– Нормально сработали, начальство из салона позвонило по «02», что пьяный муж их сотрудницы пришёл и дебоширит. Пока участковый ехал, девушку за верандой нашли зарезанной. Мужа уже дома отловили, во всём признался.

– А доказательства? – спросил Алексеев.

– Доказательства в полный рост. Свидетелей целая куча. Её подруги говорят, он не первый раз пьяным заявляется, раньше постоянно её дубасил, но до ножа дело не доходило. Но вы ведь знаете из опыта – к этому всегда ведёт безнаказанность.

Там хорошая камера над входом. Можно даже посмотреть, как он за ней бегал. Потом затащил в кусты, избил и зарезал.

– Нож изъяли?

– Нет, пока не нашли. Да он и сам не помнит, куда его скинул. Пьяный в стельку, сутки отсыпался. Оперативники продолжают искать.

– А что-нибудь похитили?

– Да это же не разбой! – усмехнулся следователь. – Правда, подруги утверждают, кулончик был на потерпевшей, куда-то делся, такой дешёвенький. Может, муж сорвал в порыве ревности или потеряла, пока по кустам бегала, на шее полоска осталась.

Алексеев посмотрел на Рыкова, хитро сощурился:

– Знакомый кулончик?

Виктор кивнул.

– Так что, глухаря не будет? – с надеждой поинтересовался Михаил у следователя.

– Нее… уже обвинение готовлюсь предъявлять.

Рыков приехал домой рано. Не успел он раздеться, как в прихожую из детской комнаты выскочил его сын. Лицо Антона было перекошено злобой:

– Как ты смеешь не любить свою Родину? – закричал он. – Ты здоровый крепкий мужик, опытный полицейский, возишься здесь со всякими… всяким дерьмом, когда на фронте погибают совершенно необученные парни.

Виктор сразу сориентировался, о чём идёт речь:

– Вот именно потому, что я опытный полицейский, я должен выполнять свою работу здесь! В городе достаточно преступников, в том числе убийц, которых мы обезвреживаем и сажаем в тюрьму! А почему ты решил, что наши военные на фронте необученные? Министр обороны объявил, что все мобилизованные проходят курс обучения как минимум две недели. Тем более что все они ранее служили в армии и получили учётную специальность.

Антон немного остыл, тон стал сдержанным:

– У Сашки Петрова, моего однокурсника, отец погиб. Он в школе работал, забрали, а через пять дней был уже на Украине. Чему его успели научить?

– Ну, я не знаю… может, он военную подготовку преподавал! Значит, всё умеет!

Антон успокоился:

– Мать сказала, что ты в военкомат ходил, просил, чтобы меня не призывали.

Рыков пожал плечами:

– Да, ходил. Она просила узнать, что там с твоим заявлением.

– И что? – с вызовом переспросил Антон.

– Сказали, что тебе рановато. Либо ты оканчиваешь академию и идёшь на фронт полноценным врачом, или тебя могут просто призвать в армию как всех на годичную службу. А после этого уже можно заключить контракт.

Антон замолчал, обдумывая слова отца, затем снова спросил:

– И ты не просил, чтобы меня оставили в покое?

– Нет! Ты же уже совершеннолетний и можешь сам решать за себя.

Внезапно с этими словами Рыков почувствовал ком, подкативший к горлу. Он снова вспомнил группы мужчин в новых камуфляжах и начищенных берцах, стоящих у нотариальных контор, ждущих своей очереди. Вспомнил свой любимый фильм «Форест Гамп» и бегущего от бомбёжки и взрывов Тома Хэнкса. Вспомнил, как встречал свою жену с первенцем из роддома, как потом крестили его в церкви и водили в школу. А теперь тот вырос и хочет идти убивать. Для этого они с женой его любили и читали на ночь добрые книжки? В каком сюжете русские стреляют в своих бывших братьев украинцев? Откуда такая ненависть взялась? Из каких сказок?

Подошла Анна и прислушалась к разговору.

Антон не видел глаз отца, его распирала гордость о самостоятельной жизни. Он смотрел на мать, её бледное лицо и хотел, чтобы оно сияло от гордости за сына, чтобы она пришла его провожать с цветами и отеческим напутствием. Решил обратиться к ней по-взрослому:

– Что ты думаешь о моём желании идти служить?

– Я думаю, что тебе надо учиться, – резко ответила Анна.

Из детской комнаты выглянула сестра, съязвила:

– Лучше завтра со мной к «Гостинке» с плакатами. Можешь свою каску одеть для солидности!

Взгляд Антона стал бешеным, он приблизил голову к сестре и с ненавистью изрёк:

– Знаешь, кто ты? Знаешь? Ты недобитая продажная сволочь! Тебе незнакома любовь к Отчизне. Ты предатель интересов Родины, и я не могу жить с тобой в одной комнате! – Он повернулся к родителям: – Я переезжаю в общежитие!

Рыковы окаменели. Они наблюдали уже не юношескую ссору своих детей, а нечто глубокое и принципиальное, духовный раскол, который касался всей семьи.

Виктор чувствовал, что надо что-то сделать именно сейчас, что-то сказать или даже скомандовать, но слов подобрать не мог и только переводил взгляд с дочери на сына и обратно.

Неожиданно громко и пронзительно замяукал шотландский вислоухий. Анна наклонилась и взяла его на руки, прижала к груди. Нахлынула покорная обречённость. Она поняла, что где-то упустила своих детей. Позволила идти жизни на самотек, и теперь случившееся казалось закономерным результатом – всё к тому и шло. Новости об изменах и загулах мужа несколько месяцев не давали ей сосредоточиться на воспитании детей. И вот результат. Она чувствовала, как прямо перед ней расширяется трещина, проходящая через многие прожитые годы любви и благополучия. И это только начало разрушений, впереди ожидают новые потрясения.