Текст книги "Потсдамская конференция. Как решалась послевоенная судьба Германии и других стран Европы"

Герберт Фейс
Потсдамская конференция. Как решалась послевоенная судьба Германии и других стран Европы

Herbert Feis

BETWEEN WAR AND PEACE

THE POTSDAM CONFERENCE

© Перевод, ЗАО «Центрполиграф», 2022

© Художественное оформление, «Центрполиграф», 2022

Потсдамская конференция

Часть первая
Время победы

Глава 1
Капитуляция немецких войск

Май 1945 г. Наконец-то гитлеровская Германия пала. Разве можно забыть ликование народов, одержавших победу, и надежду человечества, что подобная страшная война больше никогда не повторится? И всеобщую решимость не позволить Германии развязать в будущем новую мировую войну? И возродившееся стремление добиться установления новых отношений между нациями – мирных и доверительных. Читателю предлагается повествование о первых шагах, сделанных в этом направлении, когда перед победившими государствами встала задача заключения долгосрочного мира.

С идеологией национал-социализма было покончено. Немецкому народу предложили признать свое полное поражение: капитуляция должна была быть безоговорочной. Победители имели право решать судьбу немецкого государства так, как считали нужным. Было официально заявлено, что союзные державы оккупируют страну и установят над ней контроль, чтобы реализовать в отношении нее свои планы. Однако эта открывшаяся для немецкой нации пугающая перспектива была отчасти развеяна совместным радиообращением лидеров союзных держав – Черчилля, Рузвельта и Сталина. Все трое заявили, что не имеют намерений причинять страдания немецкому народу или порабощать его. «Мы пришли, – заявил Эйзенхауэр в тот день 1944 г., когда войска союзников пересекли западную границу Германии, – как победители, но не как угнетатели». На той зимней конференции в Ялте незадолго до окончания войны главы трех держав сделали следующее заявление: «Наша твердая цель – уничтожить немецкий милитаризм и нацизм и добиться того, чтобы Германия никогда больше не смогла нарушить мир на земле… Нашей целью не является уничтожение народа Германии. Надо понимать, что только тогда появится у немцев надежда на достойную жизнь и возможность занять свое место в сообществе наций, когда с нацизмом и милитаризмом будет окончательно покончено на немецкой земле».

Победоносная коалиция приняла обязательные для всех ее участников правила капитуляции общего врага. Командующие всеми фронтами – на западе, востоке, юге, севере – получили право принять безоговорочную капитуляцию военных соединений противника, сражавшихся против их армий. В этих целях была достигнута договоренность, что штаб Главного командования союзных сил (на западе) и Ставка Верховного главнокомандования (на востоке) не обязаны проводить предварительные консультации. Однако оговаривалось, что оба Главных командования должны были ставить друг друга в известность и проводить консультации в случае, если основные немецкие вооруженные силы неожиданно заявили бы о своем намерении прекратить боевые действия. Вследствие твердой договоренности не заключать с врагом сепаратного мира необходимо было избегать такой ситуации, когда, например, немцы вступали бы в переговоры о прекращении боевых действий на Западном фронте, но одновременно продолжали бы вести боевые действия на Восточном фронте. Цель должна была быть общей и единой.

Американские и британские правительства должны были постоянно подтверждать в этом отношении взятые на себя обязательства перед русскими. Нацистские главари и армейское командование не хотели покоряться судьбе. До последних дней войны они пытались избежать окончательного разгрома, пытаясь заключить перемирие на западе, которое могло бы помочь противостоять Красной армии на Восточном фронте. Некоторые из них были невероятно удивлены безуспешностью своих попыток подорвать единство союзников и отказом западных держав стать негласными партнерами немцев в борьбе против коммунистической России. Даже в это время немцы не осознавали, какое глубокое чувство неприятия они вызывают. В глубине души они считали свои действия оправданными. Почему другие не могли думать так же? На протяжении всей войны они пытались поссорить между собой западных и восточных союзников, чтобы те с большим опасением относились друг к другу, чем к Германии. Почему бы им не попытаться добиться этой цели, когда их западный противник наконец-то осознает, что если не спасет Германию от поражения, то окажется один на один с Советским Союзом?

Сталин и его ближайшее окружение прекрасно понимали намерения нацистов. Обеспокоенность, что эти намерения могут быть реализованы, объяснялась их представлениями и предубеждениями. Заключая с Германией печально известный пакт Молотова – Риббентропа, который сделал неизбежным развязывание войны, они руководствовались лишь одним принципом – принесет ли это пользу Советскому Союзу и делу коммунизма. Разве Запад не был столь же неразборчив в средствах? Следуя советскому учению о природе капиталистических стран, от западных союзников, движимых ненавистью к коммунистическому обществу, вполне можно было ожидать подобных коварных поступков.

Международное сотрудничество во время войны не помогло кардинально изменить мировоззрение верных последователей коммунистической догмы, которая господствовала над умами и чувствами граждан Советского Союза. Весной 1945 г. на переговоры Советов с западными союзниками о послевоенном обустройстве Европы легла тень первых разногласий и подозрений. Возражения, которые вызвали советские планы относительно будущего Польши и других стран, граничивших с Советским Союзом, были расценены как проявление явной враждебности. Любая страна, не пошедшая навстречу пожеланиям Советского Союза, сразу же попадала в число его врагов.

Вся глубина советского недоверия резко проявилась в конце марта – начале апреля. Предварительные тайные переговоры в Швейцарии между американскими и британскими представителями и уполномоченными лицами немецкого командования в Италии о капитуляции их войск вызвали возмущение Сталина, который обвинил союзников в предательстве. Рузвельт был шокирован подобным заявлением, но счел это неким временным помрачением сознания. Переговоры закончились ничем. Но этот эпизод свидетельствовал о том, что советская сторона слабо верила в данное союзниками обещание, что не будет никакой сепаратной договоренности о мире с Германией.

В последние недели войны западные союзники были вынуждены проявлять большую осторожность в ответ на делаемые Германией предложения, чтобы не дать повода для дальнейших упреков. Тем не менее разногласия по поводу предпринимаемых мер с целью скорейшего окончания войны с Германией были плохим предзнаменованием. Стало очевидным, что суровые военные испытания не привели к взаимному доверию и подлинному сотрудничеству трех великих держав-союзников. Несмотря на то что народы добились победы совместными усилиями, у каждой страны была своя судьба и свой путь. Ведущие европейские политики поняли: Советский Союз старался показать, что именно его вклад в победу был решающим.

Глава 2
Западные союзники проявляют открытость и беспристрастность

После завершения трудных переговоров с немцами о капитуляции их войск в Италии появилась не менее важная задача. Требовалось незамедлительно помочь народу Нидерландов. К середине апреля Канадский армейский корпус смог вытеснить немцев из северо-восточной части страны. Но значительные военные силы немцев, находясь в окружении, продолжали удерживать западные области с центром в Амстердаме. Командующий немецкой группировкой отказался капитулировать, заявив, что будет сражаться до тех пор, пока вооруженные силы всей Германии продолжают сопротивление. Запасы продовольствия и других предметов первой необходимости для голландских граждан на территории, остававшейся под контролем немцев, почти закончились; и в критическом положении оказались от 2 до 3 миллионов человек.

10 апреля Черчилль в своем послании Рузвельту сообщил об угрозе смерти людей от голода и предложил обратиться от лица правительств обеих стран к правительству Германии, чтобы напомнить об обязанности немецкой армии обеспечить в должной мере средствами существования гражданское население в тех областях Нидерландов, которые все еще находились под ее контролем. Однако, по-видимому, армия не в состоянии была выполнить свои обязательства, и американцы с британцами могли бы вмешаться и оказать необходимую помощь. Было необходимо воздействовать на немецкое правительство, чтобы оно получило требуемую помощь по линии Красного Креста и других организаций. В случае отказа, по словам Черчилля, немецкое командование в Нидерландах следует предупредить, что если оно не предоставит помощь гражданскому населению, то получит клеймо убийц, и на него ляжет тяжелейшая ответственность за все, что может случиться с народом страны. Трумэн сразу же согласился с предложенной программой помощи.

Послание немецкому правительству было передано при посредничестве правительства Швейцарии. В результате начались переговоры между А. Зейсс-Инквартом, немецким рейхскомиссаром Нидерландов, и находившимися под арестом лидерами голландского подполья. Зейсс-Ин-кварт заявил, что немецкие войска в Нидерландах не собираются капитулировать, пока Германия продолжает сражаться. Наоборот, он потребовал от союзников оставить любые попытки продвинуться за линию разграничения войск и поклялся в том, что, если они не согласятся с подобным требованием, солдаты под его командованием выполнят данный им приказ и будут сражаться до конца. Он пригрозил взорвать дамбы и затопить большую часть страны. Немецкие части, похвастался он, смогут сопротивляться довольно долго; в таком случае страна будет лежать в развалинах, а людей постигнет голод. Однако, если союзники не перейдут в наступление, он воздержится от принятия чрезвычайных мер и разрешит доставить населению продовольствие на поездах или судах Красного Креста. Когда немецкое правительство признает свое поражение, он поступит точно так же.

Правительство Нидерландов, находившееся в изгнании в Англии, и лично премьер-министр П. Гербранди увидели спасение в этой сделке. Проблема заключалась в том, откажутся ли союзники хотя бы на время от своего требования о безоговорочной капитуляции немецких частей и согласятся ли на это локальное странное перемирие, которым немцы могли бы воспользоваться и беспрепятственно отступить. Иден в Сан-Франциско передал Э. Стеттиниусу, госсекретарю США, копию послания Черчилля. По его мнению, американцам и британцам не следовало проявлять несговорчивость, когда судьба целого народа зависела от намерений готовых на все убийц. Было бы уместным, как он считал, дать знать о том, что происходит, и советской стороне. Пусть все три министра иностранных дел обсудят вопрос в Сан-Франциско.

Государственный департамент проконсультировался с Объединенным комитетом начальников штабов. Генерал армии Маршалл высказал мнение, что приостановление наступления на западе Нидерландов не скажется на общих военных планах. Но существуют ли, интересовался он, иные причины проявлять осторожность при проведении переговоров с противником? Подобный пример может побудить других немецких командующих, например в Норвегии и Дании, выдвинуть подобные требования и прибегнуть к такому же шантажу. Начальники штабов заявили, что будут вести переговоры с немцами только на условиях безоговорочной капитуляции. Но они также напомнили Госдепу о необходимости контактов с русскими, войска которых стремительно сближались с армиями союзников. Они полагали, что, если вступят в переговоры с немцами, непременно потребуется присутствие русского посла.

В то время как президент Трумэн, занимавший пост главнокомандующего, знакомился с мнениями командующих фронтами, Черчилль намекнул, что было бы оптимальным решением разрешить Эйзенхауэру действовать так, как он считает нужным. Это мнение возобладало. 23 апреля начальники штабов сообщили Эйзенхауэру, что они оставляют решение за ним. Он должен был следовать принятому ранее курсу на безоговорочную капитуляцию противника, информировать обо всем происходящем находившихся при его штабе советских военных представителей, договариваться с советскими офицерами связи об их участии в переговорах с немецкими парламентерами, если таковые начнутся. Эйзенхауэру также сообщили, что через дипломатическую почту советское правительство было поставлено в известность о полученных им инструкциях. Маршалл сделал карандашную пометку на приказе, отправленном генералу: «…Само собой разумеется, что генерал Эйзенхауэр должен незамедлительно приступить к выполнению данных им инструкций».

Американские и британские послы в Москве посоветовали русским поступать соответствующим образом. Ни советское Министерство иностранных дел, ни советское главнокомандование не имели никаких возражений. К 30 апреля соглашение с Зейсс-Инквартом было достигнуто. Союзники обещали приостановить боевые действия в Нидерландах. Зейсс-Инкварт дал обещание не разрушать дамбы, не предпринимать репрессивных мер против голландцев и способствовать доставке продовольствия. Все необходимые для населения товары и продовольствие были быстро доставлены по суше, морским и воздушным путем.

Одновременно с заключением этого соглашения были предприняты важные шаги для достижения окончательной капитуляции вооруженных сил Германии.

Американцы и русские встретились на Эльбе. Британские и советские части должны были соединиться в районе Любека на побережье Балтики. Немецкие армии в Дании и Норвегии, как и в Нидерландах, находились в окружении; в Северной Италии развязка также была близка; в Австрии и Чехословакии немецкие части были на грани разгрома и панического бегства. Русские шли на прорыв последних рубежей обороны Берлина.

Город находился под постоянным разрушительным обстрелом, и дымы пожарищ поднимались над ним. И в это время Гиммлер берет на себя обязанность представлять интересы Германии. Он объяснил это тем, что Гитлер уже больше не в состоянии руководить страной, так как находится в изоляции в бункере, опасно болен и не исключено, что уже и мертв. Ненавистный всем Гиммлер ухватился за возможность спастись, предприняв попытку расколоть коалицию. Он попытался добиться встречи с Эйзенхауэром в Любеке и попросил организовать ее графа Бернадотта, главу шведского отделения международного Красного Креста. Гиммлер намеревался обещать Эйзенхауэру капитуляцию всего Западного фронта.

Верховный главнокомандующий сразу же заявил, что разговор может идти только о капитуляции Германии на всех фронтах одновременно и что он рассматривает подобное предложение Гиммлера как безумную попытку внести раскол в ряды союзных держав. Черчилль и Трумэн согласились с этим мнением. Они дали поручение посланникам США и Великобритании в Швеции сообщить об этом Гиммлеру. Верховный главнокомандующий в разговоре с Маршаллом, будучи уверенным в том, что это единственно правильный ответ, сказал: «Всякий раз, принимая решение в эти дни, мы стараемся быть крайне осмотрительными в этом отношении». Тем самым американцы стремились избегать любого непонимания в отношениях с русскими.

В связи с этим Черчилль и Трумэн поспешили отправить послания Сталину. Сообщив о предложении Гиммлера, они заявили, что «речь идет не меньше, как о безоговорочной капитуляции Германии, которую принимают одновременно три державы». Сталин выразил свое удовлетворение. В ответе Черчиллю он, в частности, писал: «Я считаю ваше предложение Гиммлеру пойти на безоговорочную капитуляцию на всех фронтах, включая советский фронт, единственно правильным. Зная вас, у меня не было никаких сомнений, что вы так и поступите». Когда Черчилль опубликовал текст этого послания в своих мемуарах, последнюю фразу он дал курсивом. Может быть, это был намек на обвинение в намеренном обмане, выдвинутое Сталиным всего лишь несколькими неделями ранее, в связи с переговорами о капитуляции немецкой армии в Италии?

Бернадотт отправился в Германию, чтобы передать этот ответ. Но к тому времени Гиммлер, сбросив свой мундир со всеми орденами, ударился в бега.

В эти же самые дни, и теперь уже при поддержке генерала фон Фитингхофа, командующего немецкими войсками в Италии, была предпринята еще одна попытка добиться временного перемирия. Генерал Вольф, тот самый офицер СС, который вел предыдущие переговоры, возвратился в Швейцарию, облеченный всеми полномочиями. Объединенный комитет начальников штабов сообщил британскому фельдмаршалу X. Александеру, что он может принять безоговорочную капитуляцию противостоящей ему в Италии немецкой армии. 26 апреля Черчилль сообщил Сталину об этом решении и обратился с просьбой немедленно направить советских парламентеров в штаб-квартиру Александера, чтобы принять участие в возможных переговорах.

Немецкие представители прибыли в Казерту. 29 апреля они подписали акт о безоговорочной капитуляции в присутствии британских, американских и русских военных. Спустя несколько дней бои в Италии закончились, и миллион немецких солдат было взято в плен. Части союзников были переброшены в направлении Австрии.

В тот же самый день в Берлине из бункера Гитлера вышли копии его политического завещания. Адмирал Карл Дёниц назначался рейхспрезидентом немецкого государства и Верховным главнокомандующим. В своем первом приказе он заявил: «Я принимаю командование над всеми вооруженными силами с намерением продолжать войну против большевиков до тех пор, пока наши войска и сотни тысяч немецких семей в восточных областях нашей страны не будут окончательно спасены от рабства и уничтожения. Я продолжу сражаться против британцев и американцев, пока они не перестанут противодействовать мне в выполнении моей первейшей задачи».

Дёниц пришел к выводу, что войну надо заканчивать как можно скорее. Однако он был решительно настроен сделать все возможное, что было в его силах, чтобы избежать безоговорочной капитуляции на всех фронтах. Он выдвинул несколько предложений западным союзникам о капитуляции немецких армий. В своих мемуарах он утверждал, что не желал и не стремился вызвать осложнения во взаимоотношениях западных стран и Советского Союза. Его намерением было, как он объяснил, затянуть, насколько возможно, капитуляцию немецкой армии на Восточном фронте и способствовать тому, чтобы демаркационные линии будущих зон оккупации американцев и британцев на западе продвинулись как можно дальше на восток. Но вряд ли он не отдавал себе отчет, что, если западные союзники пойдут ему навстречу, это вызовет непонимание у советской стороны. Вероятно, он продолжал надеяться, что в лагере союзников случится раскол.

2 мая Эйзенхауэру сообщили, что генерал Блюментритт, командующий армейской группой, расположенной между Балтийским морем и рекой Везер (в Северо-Западной Германии), желает видеть фельдмаршала Монтгомери с целью договориться об условиях капитуляции. Эйзенхауэр расценил этот шаг как очередную уловку и предупредил Монтгомери, что единственным условием должна быть полная капитуляция. Советский офицер связи при Главном командовании генерал Суслопаров был поставлен в известность о данной инициативе немецкой стороны.

Однако адмирал Дёниц изменил свои планы. На следующий день (3 мая) старшие немецкие офицеры, уполномоченные генерал-фельдмаршалом В. Кейтелем, начальником штаба Верховного командования вермахта, и с согласия Дёница, прибыли в штаб-квартиру Монтгомери с предложением о капитуляции трех немецких армий, которые противостояли русским на фронте между Берлином и Ростоком на Балтике. Монтгомери посоветовал им обратиться с этим предложением к советскому командованию на Восточном фронте. Однако добавил, что все военнослужащие этих армий в случае переброски их на Западный фронт будут считаться военнопленными западных союзников. Чего действительно хотели немецкие участники переговоров, так это добиться секретной договоренности, согласно которой немецкие подразделения должны отступить в те районы, которые продолжали удерживать немецкие армии. С приближением войск западных союзников они сдались бы им в плен. Монтгомери заявил немецкой делегации, что немецкие вооруженные силы должны капитулировать, не выдвигая никаких встречных условий, на западных и северных участках позиций его войск. Немцы обещали сообщить Кейтелю и Дёницу о результатах переговоров. Монтгомери изложил свои предложения в письменной форме и дал немецкой делегации сопровождающих, чтобы они могли беспрепятственно вернуться во Фленсбург.

Поставленный обо всем в известность, Эйзенхауэр сообщил Монтгомери, что, если немцы вновь обратятся с предложением о безоговорочной капитуляции своих подразделений в Шлезвиг-Гольштейне, Дании, Нидерландах и Северо-Западной Германии, необходимо принять их капитуляцию немедленно. Но если их предложения выйдут за рамки договоренности, то в таком случае они должны обратиться непосредственно к нему, главнокомандующему войсками Западного фронта. Советское Верховное командование было сразу же проинформировано об этом. Едва только Монтгомери получил приказ, как к нему снова привели немецких парламентеров.

Он настолько был уверен в ответе, что уже заранее сообщил представителям прессы в своем окружении о том, что должно было произойти. Подобный шаг был оправдан. Дёниц был удовлетворен предложенной ему сепаратной капитуляцией. Немецкие офицеры вернулись вечером 4 мая договориться о капитуляции всех немецких войск на выше обозначенных позициях. Была достигнута договоренность о прекращении огня на следующий день, 5 мая.

Тем временем Эйзенхауэр, узнав, что немецкие парламентеры направляются в его штаб-квартиру в Реймсе, сразу же информировал советское Верховное командование о том, о чем уже давно намеревался сказать. Единственная возможность для Германии добиться мира – это безоговорочная одновременная капитуляция ее вооруженных сил на Западном фронте, включая Норвегию, которую примет он, Эйзенхауэр, и на Восточном фронте, которую примут русские.

Таков был ответ адмиралу Фридебургу, представителю Дёница, когда он предложил принять капитуляцию немецких войск только на Западном фронте. Ему было решительно заявлено, что будет принята только безоговорочная капитуляция войск на всех фронтах. Немецким войскам было предписано оставаться в тех районах, где они находились, сложить оружие и сдаться. Копия Акта о капитуляции, подготовленная в штаб-квартире Эйзенхауэра, была передана Фридебургу. Советское Верховное командование представлял генерал Суслопаров. В донесении начальникам штабов союзных армий Эйзенхауэр подчеркнул, что советский офицер связи не возражал против того, чтобы американцы приняли капитуляцию немцев в Норвегии. Он также немедленно информировал советское командование через американскую и британскую миссии в Москве об имевших место контактах с немецкой стороной. Были также переданы копии документов, врученных адмиралу Фридебургу.

Фридебург понял, что решение Эйзенхауэра неизменно. Он направил к Дёницу своего адъютанта с просьбой разрешить подписать безоговорочную капитуляцию на всех фронтах.

В то время, когда в Реймсе шли переговоры о капитуляции на Западном и Восточном фронтах, принимались частные договоренности о прекращении боевых действий в альпийских областях Германии и Австрии. Но не без некоторых осложнений.

4 мая Эйзенхауэр узнал от Александера, что генерал-фельдмаршал А. Кессельринг, командующий немецкими войсками на Западном фронте, попросил ему сообщить, в какую конкретно штаб-квартиру союзных войск ему следует обратиться по вопросу капитуляции немецких частей в альпийских областях. Кессельрингу было сказано, что необходимо связаться с генералом Дж. Диверсом, командующим 6-й армией США, расположенной в Южной Германии. Однако Кессельринг, не сообщая о своих намерениях, попросил разрешить ему послать специального представителя к Эйзенхауэру. Верховный главнокомандующий заявил, что, пока Кессельринг не даст приказ о капитуляции немецких армий в Чехословакии, Австрии, Южной Германии и на Балканах, это совершенно напрасная просьба. Если целью была капитуляция войск в альпийских областях, то этот вопрос можно решить с генералом Диверсом. Верховное командование Красной армии было подробно информировано о каждом пункте этой переписки. 5 мая командующий немецкой армейской группировкой, вытесненной из Рейнланд-Пфальца и дислоцированной в горных районах Баварии, достиг договоренности с Диверсом. Немецкие части сложили оружие на следующий день в полдень.

Тем временем Эйзенхауэр с нетерпением ждал сообщений с Восточного и Западного фронтов о действиях немецких войск. 6 мая генерал-полковник А. Йодль присоединился к адмиралу Фридебургу. Рядом находился офицер связи советской миссии.

А. Йодль, начальник штаба оперативного руководства Верховного командования вермахта, был проинструктирован, что если он найдет нужным капитулировать одновременно на всех фронтах, то должен осуществить это в два этапа. На первом этапе прекращаются все боевые действия, однако немецким войскам оставляется возможность свободного передвижения. Вновь немецкие парламентеры должны были добиваться капитуляции только на Западном фронте. Создавалось впечатление, что они просто хотят выиграть время, чтобы отвести с русского фронта немецкие войска, а немецких гражданских лиц эвакуировать из тех областей, которые попадали под русскую оккупацию. Эйзенхауэр, делая все возможное, чтобы не вызвать у русских ни тени подозрения в своих действиях, требовал немедленной капитуляции. Говоря от лица Верховного главнокомандующего, его начальник штаба генерал Уолтер Беделл Смит вслед за ним повторил, что будет приемлема только безоговорочная капитуляция на всех фронтах в одно и то же время. Немецкой стороне было заявлено, что, пока они не согласятся на эти условия, переговоры не возобновятся и на Западном фронте не будут приняты панически отступавшие немецкие солдаты и гражданские лица. Эйзенхауэр, правда, добавил, что на практике, с целью избежать напрасной гибели многих людей, все боевые действия на Западном фронте будут остановлены сразу же после подписания Акта о капитуляции. Он высказал надежду, что официально капитуляция будет принята на следующий день, 7 мая, и если все пойдет по плану, то 8-го числа о ней будет объявлено, а среду 9 мая можно будет провозгласить Днем победы.

«Эйзенхауэр настаивает на подписании уже сегодня, – докладывал Йодль Дёницу. – В случае отказа фронты союзников будут закрыты для приема тех военнослужащих, которые согласны капитулировать в составе отдельных подразделений, и все переговоры будут прерваны. Я не вижу другого выхода, кроме хаоса или подписания». Затем он попросил уполномочить его подписать предварительное соглашение о прекращении всех боевых действий в ближайшие 48 часов (начиная с полуночи 8 мая). Эйзенхауэр согласился на этот срок. Ранним утром 7 мая Йодль получил все полномочия, и Акт о капитуляции был подписан. Суслопаров подписал его с советской стороны.

Первый параграф Акта о безоговорочной капитуляции германских вооруженных сил гласил: «Мы, нижеподписавшиеся, действуя от имени Германского Верховного командования, соглашаемся на безоговорочную капитуляцию всех наших вооруженных сил на суше, на море и в воздухе, а также всех сил, находящихся в настоящее время под немецким командованием, – Верховному главнокомандованию Красной армии и одновременно Верховному командованию Союзных экспедиционных сил». Так полным крахом закончились все попытки нацистов стать безраздельными хозяевами Европы. И как бы они ни пытались оправдаться, ничто не могло залечить душевные раны простых людей и целых наций и компенсировать тот урон, что они нанесли стабильности западного мира.

Краткое послание Эйзенхауэра, пронизанное чувством гордости, получил Объединенный комитет начальников штабов: «Миссия союзных сил была завершена в 2 часа 41 минуту по местному времени 7 мая 1945 г.». Президент Трумэн обратился к Черчиллю с предложением сообщить эту новость всему миру в одно и то же время – в 9 часов дня по вашингтонскому времени во вторник 8 мая. Они обратились к Сталину, призывая его присоединиться к ним, так как считали, что новость об окончании войны было невозможно больше скрывать; все уже начали о ней догадываться.

Но советские руководители не спешили. В их ответе послышались столь знакомые обвинительные ноты. Эйзенхауэр обратился в военные миссии союзников в Москве, чтобы через них сообщить Верховному главнокомандованию Красной армии об Акте капитуляции сразу после его подписания. Однако, прежде чем они были приняты, им пришлось прождать два часа. За это время генерал А. Антонов, начальник Генштаба РККА, в ответ на послание Эйзенхауэра, в котором говорилось о конкретных планах принятия капитуляции, успел отправить ему обеспокоенное письмо. Эйзенхауэр узнал о его содержании утром 7 мая, когда Акт был уже подписан. Антонов написал, что, несмотря на продолжение переговоров (с целью одновременной капитуляции на всех фронтах), адмирал Дёниц, отдав приказ о прекращении сопротивления силам союзников на западе, призвал немецкие войска продолжать сдерживать противника на востоке. Такое поведение создавало у советской стороны впечатление, что он успел заключить сепаратный мир на Западном фронте. Антонов писал: «Вы, конечно, понимаете, что подобное перемирие означало бы нарушение союзнических отношений».

Это свидетельствовало о желании Советов сыграть первую роль в исторической драме. Генерал потребовал, чтобы Акт о капитуляции был подписан также маршалом Жуковым в Берлине. Об этом заявил в устной форме член Верховного главнокомандования при передаче письма, адресованного Эйзенхауэру, представителю американской военной миссии в Москве. Советское правительство, сказал он, считает, что подписание Акта должно происходить в Берлине. И в полном противоречии с более ранним заявлением он подчеркнул, что советское Верховное главнокомандование не одобрило действия Суслопарова, подписавшего предварительное соглашение. Но это уже произошло несколькими часами ранее.

Получив подобное послание, Эйзенхауэр был взбешен. Утверждения советской стороны были несправедливыми, а требования завышенными. Но его ответ был выдержанным, а тон примирительным. Он не отрицал, что тактика немецких войск была различна на Западном и Восточном фронтах в тот короткий период времени (около 48 часов) между подписанием Акта о капитуляции и окончательным завершением боевых действий. Придерживаясь твердого убеждения, что великий триумф коалиции не должен быть омрачен взаимными упреками, он немедленно направил послание советскому Верховному главнокомандованию и в Вашингтон. В своем ответе советскому командованию он попытался откровенно объясниться.