Текст книги "Политические сочинения. Том III. История политических институтов"

По гербам графских фамилий и по портретам их предков, представленных большей частью в военных костюмах, мы можем видеть, до какой степени долго держалась эта первоначальная связь между воинскими занятиями и землевладением.

§ 459. Исходя из того, что класс воинов, или людей, носящих оружие, есть вместе с тем в первоначальных трибах и класс людей, владеющих землей на правах коллективной или личной собственности, мы приходим к вопросу: каким образом дифференцируется этот класс на дворян и просто свободных граждан?

Самый общий ответ на это будет, естественно, состоять в том, что с того момента, как состояние однородности неизбежно делается неустойчивым, время неизбежно вносит неравенство положений в среду тех, чье положение первоначально было равным. Раньше достижения обществом полуцивилизованной стадии развития дифференциация не может быть решительной, потому что до нее большое накопление богатств является невозможным и потому что еще нет законов о наследовании, которые дают такую важную поддержку этому накоплению. Но в пастушеских, а еще более в земледельческих союзах, и особенно там, где уж установился закон наследования по мужской линии, появляются различные причины, благоприятствующие дифференциации. Первая из них – это неодинаковая степень родства с родоначальником.

Очевидно, при смене поколений новые потомки отдаленных линий все далее и далее расходятся со старшими потомками ближайших линий и степеней родства. Таким образом возникает социальное неравенство; как обязанность кровавой мести за убитого члена фамилии не простирается далее известной степени родства (в древней Франции не далее седьмого колена), так же точно и никакие другие отличия не переходят за этот предел. От этой же самой причины возникает и неравенство имущественное. Наследство старшего в роде от поколения к поколению ведет к тому, что те, которые по крови имеют наименее тесную связь с главой группы, оказываются также и наибеднейшими. Для содействия этим факторам является еще и следующий за ними фактор – а именно высшая степень могущества, которую дает большое богатство. Потому что в случае возникновения распрей между трибами богатейшие из них, имея лучшие средства защиты и возможность купить себе помощь, натурально имеют преимущество над беднейшими. Доказательством важности этой причины может служить факт, приводимый Генри Мэном: «Основатели части нашей новейшей европейской аристократии, а именно датской, были, как известно, поселянами, которые укрепили свои дома во время смертельной борьбы деревень и воспользовались этим преимуществом». Это превосходство власти или положения, однажды возникшее, возрастает различными путями. В предыдущей главе мы видели уже, что общины в известной степени возрастали через миграцию в них членов других общин, иногда преступников, иногда же тех, которые у себя подвергались угнетению. Часто в тех случаях, когда эти беглецы оказываются принадлежащими к расе более высокого типа, они становятся правителями (так во многих трибах горных индийцев – раджи индусского происхождения); в случаях же принадлежности их к той же самой расе и если они не могут сами стать повелителями, то пристают к наиболее могущественным вождям принявшей их трибы.

Иногда они отказываются от своей свободы, чтобы найти себе защиту; между обитателями Восточной Африки человек, желая сделаться рабом, ломает свое копье в присутствии добровольно выбранного им господина; между фулахами[57]57
  фулахи – пастушеские и скотоводческие народности Западной Африки.


[Закрыть] делающийся чьим-нибудь рабом наносит себе какой-нибудь незначительный телесный вред. И в Древнем Риме класс полурабов, обозначаемый именем клиентов, возник из этого же добровольно принятого рабства для получения безопасности. При равенстве всех других условий, принимая службу и покровительство лица, отличающегося превосходством власти и имущества, он тем самым служил к еще большему возвышению могущества уже и без того могущественного человека. Эти вооруженные подданные, не имевшие в качестве чужеземцев права требовать части в землях группы и связанные с нею только подданством главе ее, удовлетворялись положением комитов, как это мы находим в ранних германских общинах, или huscarlas (домашних слуг, домочадцев), которыми в древней Англии окружали себя дворяне.

Очевидно также и то, что партизаны подобного рода имели некоторую общность интересов со своим покровителем, с остальными же членами союза у них ее не было, и потому они становились в руках первого средством для узурпации общих прав и для возвышения путем притеснения остальных.

Мало-помалу контраст усиливается. Сверх тех, которые добровольно делались рабами начальника общины, другие становились рабами, попадаясь в плен во время все еще продолжавшихся войн; иные делались рабами, ставя самих себя на ставку в игре, иные посредством купли, иные за преступление, иные за долги. И неизбежно владение большим количеством рабов, которым обыкновенно сопровождалось богатство и власть, служило к еще большему возрастанию этого богатства и этой власти и к еще более заметному различию высших рядов от низших.

И в конце концов низший свободный в такой степени оказывался во власти высшего свободного, или дворянина, и его вооруженных сторонников чужестранного происхождения, что был вынужден в видах безопасности вливаться в ряды сторонников; и, будучи поначалу добровольным, отношение зависимости становилось все более и более принудительным. «Свободный может выбрать себе господина, кому вверить себя; но он должен иметь господина, который был бы одновременно его защитником и гарантом».

§ 460. Некоторое сопутствующее влияние порождается различием природы, как физической, так и духовной, тех членов общества, которые достигли высшего положения, и тех, которые остались на низшей ступени. Неравенство положения (status), однажды возникшее, ведет к несходству образа жизни, который, производя различие в телосложении, неминуемо влечет еще более труднопримиримое неравенство положения.

На первом месте здесь стоит различие в пище с сопровождающими его последствиями. В обычае, распространенном среди примитивных триб, по которому женщины поддерживают свое существование только тем, что им оставят мужчины, или же в идущем вместе с этим обычае, в силу которого не дозволяется младшим употребление известных сортов мяса, употребляемых старшими, мы видим пример постоянной склонности сильнейших питаться в ущерб слабейших; потому-то, когда возникает разделение на классы, обыкновенным следствием его является лучшее питание высших в сравнении с низшими. Форстер замечает, что на островах Товарищества низшие классы часто терпят от недостатка в пище, никогда не испытываемого высшими. На Сандвичевых островах мясо имеющихся животных обыкновенно съедается вождями. О людоедстве между фиджийцами Симен говорит: «Простой народ всей группы, равно как и женщины всех классов, по обычаю непричастны ему». Этих примеров достаточно, чтобы указать разницу, замечаемую повсюду между пищей правящего меньшинства и подвластного большинства. Итак, от подобного различия в питании и сопровождающих его различий в одежде, убежище и расходе энергии (силы) произошли коренные различия и телесной природы людей. О фиджанах мы читаем, что «начальники их отличаются высоким ростом, прекрасным телосложением и силой мускулов, тогда как низшие классы представляются худосочными вследствие трудных работ и недостатка питания». На Сандвичевых островах вожди «высоки и сильны и по своей наружности настолько превосходят простой народ, что некоторые считали их принадлежащими к отдельной расе». Эллис, подтверждая слова Кука, говорит о таитянах, что их вожди «почти без исключения настолько же выше простолюдинов по физической силе, насколько выше их по своему рангу и положению», а Эрскин указывает на подобное же различие между тонганцами. Из заметок Рида мы можем заключить, что то же самое наблюдается и между африканскими расами: «придворные дамы высоки и элегантны; их кожа гладка и прозрачна; их красота жизненна и долговечна. Девушки средних классов часто также красивы, но в большинстве случаев малы ростом, грубы и скоро отцветают; если же мы спустимся в низшие классы, то там редко можем встретить красивую наружность; мы встретим там фигуры согнутые, малорослые, иногда почти лишенные форм»[58]58
  Подтверждение этому я нахожу в только что вышедших «Transactions of the Antropological Institute» (Трудах Антропологического института). Даже теперь в Англии люди профессиональных классов выше ростом и плотнее, чем рабочие.


[Закрыть].

Вместе с тем возникает между правящими и подданными классами различие и в физической ловкости. Высшие классы, занятые, как это обыкновенно бывает, охотою, во время, свободное от военных занятий, отличаются долговечностью и передают из рода в род сложившееся вышеописанным путем физическое превосходство, в то время как низшие классы, занятые земледелием, переноскою тяжестей и другими черными работами, мало-помалу теряют ту ловкость и стройность, которые им были даны природой.

Затем, смотря по тому, пользовался ли человек изо дня в день властью над другими или же изо дня в день подчинялся чужой власти, в нем развиваются и соответственные духовные качества. Мысли, чувства, образ действия, постоянно практикуемые, производят в одном случае врожденную склонность повелевать, в другом – прирожденную способность повиноваться, в результате чего является с течением времени уверенность и с той и с другой стороны в том, что установившиеся отношения между классами устроены так самой природой.

Если мы вспомним обычную войну между оседлыми обществами, то предыдущие разъяснения будут заключать в себе и объяснение образования сложных обществ. Деление на классы, возникшее вышеописанным образом, усложнялось дальнейшим разделением на классы, определявшимся соприкосновением, возникавшим время от времени между такими победителями и побежденными, которые уже имели подразделение на классы в собственных группах.

§ 461. Подразумевая непрерывные войны между оседлыми обществами, приведенное выше толкование подразумевает образование сложных обществ. Поэтому описанный выше тип разделения на классы обычно еще сильнее усложняет классовое деление, возникающее в результате взаимодействия между классовым делением завоевателей и побежденных, поскольку эти группы уже поделены на классы.

Возрастание дифференциации, сопровождающее возрастание интеграции, мы ясно можем видеть в некоторых полуцивилизованных обществах, подобных обществам жителей Сандвичевых островов. Эллис перечисляет их классы следующим образом. 1) Король, королева, королевское семейство и советник или первый министр короля. 2) Губернаторы отдельных островов и начальники некоторых больших областей. Многие из них потомки королей, владевших во время Кука отдельными островами до тех пор, пока не были покорены Камехамехой. 3) Начальники округов и деревень, платящие определенную ренту за землю, обрабатываемую ими при посредстве подчиненных им людей или же отдаваемую ими в аренду. К этому классу принадлежали и древние жрецы. 4) Земледельческие классы – арендаторы маленьких участков земли; те, которые обрабатывают землю за пищу и одежду; ремесленники, музыканты, танцоры. И, как можно видеть из других мест этого сочинения, земледельческие классы, здесь сгруппированные вместе, подразделяются на рабочих, нанятых за известную плату, крепостных, привязанных к земле, и рабов. Наблюдение делает довольно ясным то, что низшие вожди, некогда независимые, начинают занимать второй из вышеперечисленных рангов, когда соседние с ними вожди покоряют их, становясь таким образом местными королями, и что они переходят в третий ранг в то время, когда эти местные короли, в свою очередь, становятся вождями второго разряда и когда вследствие новых завоеваний устанавливается королевская власть над целой группой. Другие общества на подобных ступенях развития тоже показывают нам подразделения, однородные с только что перечисленными. Новозеландцы делятся на шесть классов; ашантии тоже на шесть; абиссинцы на пять; другие более или менее сложные африканские государства представляют подобные же разделения. Может быть, древнее Перу доставляет нам наиболее ясный пример того, что подразделение на классы вытекает из порабощения. Маленькие королевства, соединенные в одно целое завоевателями-инками, оставались каждое в отдельности, как и прежде, со своими правителями и с подчиненными ими начальниками; но над всем целым империи явилась организация инков – правителей различных степеней. Однородные причины производили однородные следствия и в древнеегипетском периоде; это мы можем вывести из преданий и памятников древности, говорящих нам и о локальных войнах, окончившихся слитием воедино, и о порабощении пришлыми расами; отсюда естественным образом произошли те деления и подразделения, которые представляет нам египетское общество, – вывод, подтверждаемый и тем обстоятельством, что когда во время владычества римлян римские правительственные агенты стали над национальными правительственными агентами, тогда здесь возникали новые усложнения. Проходя мимо других примеров древности и обращаясь к близкому нам случаю в нашей собственной стране, мы отметим, что из потомков норманнов-завоевателей здесь возникли два класса высших и низших баронов, получавших свои земли непосредственно от короля, в то время как древние английские таны[59]59
  …древние английские таны – военно-служилая знать в поздний англосаксонский период истории Британии (VIII – середина XI в.). За службу король предоставлял танам земельные владения.


[Закрыть] были низведены на степень субфеодалов. Само собою разумеется, что там, где непрестанные войны производили то небольшие агрегации, то агрегации более широкие, то распадения их на новые агрегации, то соединения этих последних, разнообразные по своей величине, как это бывало в средневековой Европе, там возникли чрезвычайно многочисленные разделения. В королевстве Меровингов[60]60
  …в королевстве Меровингов – позднеантичное королевство на территории Галлии, конец V – середина VIII в., которым правила династия франкских королей Меровингов. Так называемый «меровингский период» начинается с внука Меровея короля Хлодвига. Королевство постоянно дробилось, а желание собрать под своей властью как можно большую территорию приводило к братоубийственным заговорам и войнам. Со временем королевская власть ослабла и все больше власти получали майордомы. Период фактического правления майордомов принято называть периодом «ленивых королей». Падение Меровингов и воцарение Каролингов считается переходом к раннему Средневековью.


[Закрыть] были рабы, происшедшие семью различными путями: были крепостные нескольких разрядов, были свободные люди, хотя и освобожденные от крепостной зависимости, но все-таки не причислявшиеся к классу вполне свободных, и были два других класса менее свободных – литены и колоны (liten, coloni). Свободные люди были здесь трех классов: независимые собственники земли – свободные люди, зависимые отношения которых к другим свободным людям подразделяли их на два вида, и свободные люди, находившиеся в специальных отношениях к королю и делившиеся на три вида.

Рассматривая до сих пор различные случаи того, каким образом большая политическая дифференциация становится возможной вследствие большей политической интеграции, мы теперь можем заметить, что на низших ступенях, когда социальная связь слаба, тогда, наоборот, большая политическая интеграция становится возможной вследствие большей политической дифференциации. Для того, чтобы большая масса, пока еще не сплоченная, могла держаться вместе как одно целое, нужны более многочисленные агенты, стоящие в последовательных степенях взаимного соподчинения, чтобы удержать ее от распадения.

§ 462. Политическая дифференциация, возникающая путем войн и в течение времени приобретающая все большую и большую определенность, до того, что смешение классов путем брака начинает считаться преступлением, на дальнейших ступенях развития и под влиянием других условий встречает себе препятствия, ослабляется и, частью или всецело, уничтожается.

Там, где в течение долгого периода и в постоянно изменяющихся степенях война производила то объединения, то распадения, постоянно то разбивая, то снова образуя общественные связи, там затемнялись первоначальные деления, основавшиеся вышеописанными путями: примером может служить положение дела в королевстве Меровингов. А там, где завоевания совершались не родственными обществами, которые в большой мере оставляют неприкосновенными социальное положение и права покоренных, а чуждыми расами, поступавшими более варварски, там начальные градации могли совершенно уничтожаться и на месте их могли возникнуть новые градации вполне по указанию деспота-завоевателя.

Примеры этого мы можем видеть в странах Востока, где подобные завоевания одной расы другою совершались начиная с самого раннего времени: здесь очень мало или совсем нет наследственных классов и единственно признаваемые классы суть обусловливаемые официальным положением; кроме этих градаций, обусловливаемых служебным положением, здесь нет никаких классовых различий или никаких различий, имеющих политический смысл.

Стремление к подчинению первоначальному делению и к установлению их на месте новых делений является и вследствие других причин: оно обыкновенно сопровождает успехи политического уплотнения (консолидации). Перемена, происшедшая в Китае, может быть приведена здесь как прекрасная иллюстрация этого эффекта. Гутцлафф говорит: «Единственный титул был впоследствии (при падении феодальной системы) наградою, жалуемою государем… надменные и могущественные в других странах аристократы стали здесь зависимыми и бедными слугами короны. Революционный принцип равенства всех классов был внесен в Китай в самой широкой степени… Это было введено к выгоде государя, к тому, чтобы дать его авторитету высшее могущество».

Причины этой перемены отыскать нетрудно. Прежде всего покоренные местные правители, теряя с успехами интеграции все более и более свою власть, теряли, следовательно, все более и более свое действительное, если не номинальное, общественное положение (ранг), переходя из состояния данников-правителей к состоянию подданных. В самом деле, подозрительность монарха иногда побуждает его к положительному устранению их от влиятельных положений; так, во Франции Людовик XIV «систематически не допускал дворянства до министерских функций». Затем их значение в дальнейшей степени уменьшается вследствие конкуренции с ними чинов, созданных властью. Место титулов, наследованных от предков, владевших землею и бывших военными вождями, заступают титулы, пожалованные государем. Некоторые из классов, таким образом созданных, все-таки военного происхождения; таковы рыцари (knights), возведенные в их достоинство на поле битвы, иногда в большом количестве раньше сражения, иногда же после битвы в награду за доблесть. Другие из них возникают в зависимости от исполнения политических функций различных степеней; так, во Франции в XVII столетии было пожаловано потомственное дворянство чинам большого совета или чинам счетной экспедиции – чинам, которые в большинстве случаев были буржуазного происхождения. Затем законодательная деятельность тоже порождает почетные титулы. Во Франции в 1607 году дворянство было пожаловано докторам, регентам и профессорам права, а председатели судебных палат получили в 1644 году дворянство первой степени. «Так что, – как замечает Варнкениг, – понятие дворянства получает в течение времени такую растяжимость, что в нем нельзя уже более различить его первоначальных связей с владением землей (леном), вследствие чего целый институт является измененным». Все это, подкрепленное однородными примерами, доставляемыми нашею собственною страною, равно как и другими странами Европы, показывает нам и то, каким образом новые классовые разделения представляются отличающимися тем, что они связаны с местностью. Это есть наслоение, идущее через интегрированное общество и не имеющее в большинстве случаев никакого отношения к земле и никакой связи с одной местностью преимущественно перед другой. Справедливо, что из искусственно созданных титулов высшие обыкновенно происходят от названий округов или городов: таково, например, симулирование (но только симулирование) древних феодальных титулов, выражавших в свое время действительное господство над территорией. Однако же другие новейшие титулы, возникшие на почве политических, юридических и других функций, не имеют даже и номинального отношения к областным местностям. Эта перемена естественно сопровождает интеграцию частей в целое и организацию целого, делающую незаметным разделение на части.

Еще более действительным средством к уничтожению этих первоначальных политических делений, возникших вследствие войн, служит возрастание индустриализма. Оно действует двумя путями, создавая, во-первых, класс, могущество которого имеет иное основание, чем владение землей или официальное положение, и, во-вторых, давая начало идеям и чувствам, идущим вразрез с древним пониманием классового превосходства. Как мы уже видели, социальное положение и благосостояние являются вначале соединенными. Эту связь их мы видели еще в жизни нецивилизованных народов. У готтентотов-кораннасов старшина крааля «обыкновенно лицо, владеющее большою собственностью». На наречии бечуанов[61]61
  бечуаны (бакхассины) – народ в Ботсване и пограничных районах Зимбабве и ЮАР.


[Закрыть] «слово кози… имеет двойное значение, указывая и на вождя, и на богатого человека». То небольшое значение, которым пользуется чинукский вождь, зависит от его богатства, состоящего из жен, детей, рабов, лодок и раковин. То же было первоначально и в Европе. Титул ricos hombres, носимый древними испанскими баронами, определенно указывает на тождественность двух атрибутов баронства. В самом деле ясно, что до развития коммерции, в продолжение того времени, пока единственно владение землей могло дать обширные средства, власть и богатство находились в непосредственной связи, так что, как замечает сэр Генри Мэн, «противоположность, существующая обыкновенно между родовитостью и богатством, а особенно богатством, вытекающим не из поземельного владения, – всецело новейшего происхождения». Когда же с достижением промышленностью той ступени развития, на которой обширные торговые операции начинают приносить значительные выгоды, нарождается сословие торговцев, которое вступает – и не без успеха – в соперничество по богатству со многими из поземельной аристократии, когда эти торговцы, ссужая деньгами королей и дворянство, приобретают себе влияние в обществе, тогда барьер между ними и титулованными классами оказывается отодвинутым. Во Франции прогресс этого рода начался уже в 1271 г., когда была издана грамота, пожаловавшая дворянским достоинством золотых дел мастера Рауля – «первая жалованная грамота на пожизненное дворянство». За прецедентом, однажды установившимся, следуют все более и более частые повторения; иногда под давлением финансовой крайности практикуется то замаскированная, а то и явная продажа титулов. Во Франции в 1702 году король пожаловал дворянство двумстам лицам, уплатившим по три тысячи ливров каждое. Затем на помощь к этим причинам, уничтожающим древнее политическое деление на классы, идет дух равенства, все более и более усиливающийся при содействии индустриализма. По мере того, как у людей, доселе лишь уважавших права других, день ото дня укрепляется привычка защищать свои собственные права, к чему неизбежно ведет каждый акт обмена – продуктов ли на деньги или же услуг за плату, – возрастают и умственные привычки, отличающиеся от тех, которыми сопровождается подчинение, а как скоро это случается, то те политические отличия, которые подразумевали подчинение, теряют более и более уважение, дававшее им силу.

§ 463. Итак, деление на классы зарождается при самом начале социальной жизни. Исключая тех маленьких бродячих групп, которые еще настолько бессвязны, что их составные части постоянно меняют свои отношения друг к другу и к окружающей среде, мы видим, что лишь только появляется некоторая связь и некоторое постоянство отношений между частями – тотчас начинают возникать и политические деления. Относительное превосходство силы, производящее вначале сразу дифференциацию и в домашнем, и в общественном быту, в деятельности и положении полов, производит затем дифференциацию и среди мужчин, обнаруживающуюся в порабощении пленных, – вот классы господ и рабов сформированы.

Пока люди ведут бродячую жизнь, отыскивая дикую пищу для самих себя или для своих стад, до тех пор группы, образуемые ими, встречают больше препятствий действовать посредством войны, чем лично присваивать себе отдельные единицы. Когда же люди переходят на земледельческую или оседлую ступень развития, тогда становится возможным захват одною общиною другой в целом ее составе и вместе с занимаемым ею пространством земли. При этом возникают добавочные подразделения классов. Завоеванные и обложенные данью общины имеют, кроме вождей, низведенных на степень подданных, еще и народ, низведенный до положения, при котором он хотя и остается жить на своей земле, но должен отдавать при посредстве своих вождей часть продуктов завоевателям; это положение составляет первую степень того, что в окончательной своей форме образует класс крепостных.

С самых начальных степеней развития военный класс, который силой оружия есть вместе с тем и господствующий класс, становится классом, владеющим источником пропитания, землею. На охотничьей и пастушеской ступени воины данной группы владеют землей коллективно. При переходе к оседлой ступени владение землей разными путями становится то отчасти коллективным, то почти вполне индивидуальным. Но в продолжение долгого периода социального развития владение землей продолжает быть тесно связанным с военными занятиями.

Дифференциация на классы, активной причиной которой послужили войны, развивается далее через установление точного наследования, и особенно наследования в мужском колене, при переходе положения и собственности к старшему сыну старшей ветви. Это ведет к неравенству положения и достатка ближайших родственников с отдаленными; и это неравенство имущественное, однажды установившееся, усиливается само собою, давая более богатым новые и новые средства к поддержанию своего могущества, сосредоточивая в их руках удобства нападения и обороны.

Эта дифференциация усиливается через эмиграцию беглецов, которые пристают к наиболее могущественному члену группы то в качестве зависимых работников, то в качестве вооруженной свиты, которая образует класс людей, привязанных к господину и не имеющих связи с землей. А так как эти беглецы пристают обыкновенно к той из числа многих групп, которая наиболее сильна, и становятся подвластными ее начальнику, то они становятся орудиями дальнейшей, следующей из этой интеграции и дифференциации, к которой приводят завоевания.

Неравенство социального положения, приносящее с собою неравенство в достаточности и роде пищи, одежды и жилища, дает начало физическому прогрессу правящих классов и регрессу управляемых. А за этими физическими различиями идут, вследствие соответственных житейских привычек, и различия духовные, эмоциональные и интеллектуальные, укрепляющие общий контраст природы.

При завоеваниях, совершаемых сложными или вдвойне сложными обществами, совершается наслоение классов одних на другие. Главным следствием его является то, что в то время как классы в завоевавшем обществе становятся на относительно высшую ступень в сравнении с тою, на которой они раньше стояли, классы завоеванного общества становятся соответственно ниже.

Таким образом, деление на классы, образовавшееся на ранних ступенях воинственной жизни, стирается и затемняется, как скоро происходит соединение многих маленьких обществ в одно обширное. Классы, оставшиеся от местной организации, постепенно заменяются классами общей организации. Место представительных правителей и подуправителей, которые были воинственными владетелями управляемого ими удела, заступают правительственные агенты, составляющие более или менее ясно слой, идущий через все общество в целом его составе, – соответствующий развитой политической администрации.

Главным образом мы установили, однако, что хотя на высшей ступени политического развития обширные социальные агрегаты стремятся уничтожить деление на классы, существовавшее в малых социальных агрегатах, вошедших в их состав, но что уничтожению этих делений всего более содействует возрастание индустриализма. Порождая богатство, не связанное с рангом, индустриализм дает начало силе, вступающей в конкуренцию с ними, и в то же самое время, устанавливая равенство положения перед законом в отношении торговых сделок, он уничтожает те деления, которые первоначально являлись выражением неравенства этого положения перед законом.

Для подтверждения этих объяснений я могу прибавить, что они вполне гармонируют с недавно данными объяснениями обрядовых учреждений. Как первоначально различия классов вытекают из побед и как первоначальные формы подчинения возникают из отношения побежденных к победителям, так и дальнейшие классовые различия вытекают из различия силы, которая в высшей форме проявляется в физической ограниченности, так что подчинение одних классов другим является вследствие признания различия силы. Когда побежденный неприятель становится рабом и уродуется вырезыванием трофея из его тела, мы видим в этом одновременно возникновение глубочайших политических отличий и обрядов, которыми отмечают их; точно так же вслед за продолжающимися войнами, которые сплавляют и вторично переплавляют социальные группы, идет и развитие политических отличий, и развитие обрядов, обозначающих их. И как мы видели раньше («Обрядовое правительство»), что рост индустриализма ослабляет строгость обрядового правительства, так теперь мы видим, что он стремится к уничтожению тех классовых делений, начало которых лежит в войнах, и к установлению других делений, обозначающих различие положений, вытекающее из различия пригодности к исполнению тех или других функций, необходимых в промышленном обществе.