Текст книги "Хищник"
Автор книги: Гэри Дженнингс
Жанр: Зарубежные приключения, Приключения
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 11 (всего у книги 81 страниц) [доступный отрывок для чтения: 26 страниц]
6
Пациус провел нас через зал и несколько комнат, великолепно меблированных, украшенных настенной и напольной мозаикой, с кушетками, столами, портьерами, лампами и другими предметами, о предназначении которых я даже не догадывался. Я думал, что для содержания такого дома, должно быть, требуется бесчисленное количество слуг или рабов, но мы вообще ни с кем не встретились. Затем Пациус провел нас через еще одни двери, и мы оказались во внутреннем дворике с садом и колоннами. Разумеется, на земле там лежал снег и все кусты были голые. Я увидел, что по покрытой дерном террасе вверх-вниз быстро расхаживал какой-то человек – он явно пребывал в смятении и возбужденно всплескивал руками, совсем как сирийский работорговец.
Хозяин дома был седым, с морщинами на обветренном, чисто выбритом лице, но шагал прямо и выглядел крепким для своего возраста. Незнакомец был одет не в форму, а в длинный плащ из прекрасной мутинской шерсти, изящно украшенный мехом горностая. В глазах такого знатного человека мы с Вайрдом, безусловно, выглядели дикарями, которых Пациус выкопал из какой-нибудь отвратительной берлоги. Тем не менее при виде нас его мрачное лицо просветлело, он живо приблизился к нам, воскликнув:
– Caius Uiridus! Salve, salve![63]63
Гай Виридус! Привет, привет! (лат.)
[Закрыть]
– Salve, clarissimus Calidus[64]64
Приветствую тебя, клариссимус Калидий (лат.). Латинское слово «clarissimus», букв. «наиславнейший», являлось у римлян официальным обращением к старшему по званию, а также к более знатным людям.
[Закрыть], – ответил Вайрд, и они в знак приветствия хлопнули друг друга ладонями правой руки.
– Я должен возжечь пламя Митре, – сказал Калидий, – потому что он послал тебя как раз вовремя. Страшное горе обрушилось на нас, старый вояка.
Вайрд ответил язвительно:
– Просто удивительно, с чего бы Митре так любить меня. Да что у вас стряслось, легат?
Калидий сделал Пациусу знак уйти, а на ничтожество вроде меня даже не обратил внимания.
– Гунны похитили римлянку и ее ребенка, они держат их в заложниках и выдвинули мне просто непомерные требования.
Лицо Вайрда исказила гримаса.
– Какой бы выкуп ты ни заплатил, ты, конечно же, не ждешь, что заложников вернут.
– Поистине, у меня не было ни малейшей надежды на это… пока я не услышал, что ты у ворот, старый товарищ.
– Акх, товарищ действительно старый. Я здесь только для того, чтобы продать несколько медвежьих шкур и…
– Тебе нет нужды ходить и торговаться с каждым купцом в Базилии. Я сам куплю все, что ты принес, и за любую цену, которую ты попросишь. Я хочу, Виридус, чтобы ты выследил этих гуннов и спас женщину с ребенком.
– Калидий, теперь я уже не убиваю гуннов, только медведей. Риска меньше: вряд ли оставшиеся родственники медведя начнут охоту на меня, преследуя годами повсюду.
Легат произнес резким тоном:
– Ты не всегда говорил так. И ты не всегда откликался на простонародное обращение caius. – Его следующие слова заставили меня обернуться и посмотреть на Вайрда с удивлением, недоумением и даже благоговением. – Виридус, когда мы разгромили Аттилу в битве на Каталаунских полях, тогда к тебе обращались почтительно, как к декуриону иностранного войска, и ты был с antesignani[65]65
Передовые бойцы (лат.).
[Закрыть], сражался в самой гуще битвы. Пятнадцать лет тому назад ты не слишком брезговал убивать гуннов. Увы, ты уже не тот, что прежде!
– Да как ты смеешь меня упрекать, самоуверенный центурион! – резко бросил ему в ответ Вайрд. – Я просто больше не схожу со своего пути для того, чтобы убивать врагов. На твоем месте, Калидий, я бы не слишком беспокоился о жертвах похищения. Лучше задумайся о слабости гарнизона, который находится здесь под твоим командованием. Если даже эти падальщики-гунны сумели безнаказанно напасть на римлян, то они, пожалуй, заслуживают всей пшеницы и вина, что хранятся на ваших складах. Ну а всех твоих нерадивых легионеров отныне следует кормить скромной едой: только ячменем и уксусом бесчестья.
Легат уныло покачал головой:
– Ты зря упрекаешь моих храбрых воинов, во всем виновата своевольная женщина. – Его лицо скривилось. – Женщину эту зовут Плацидия – не слишком подходящее имя для нее[66]66
Имя Плацидия происходит от лат. placidus – кроткий, спокойный.
[Закрыть]. У ее шестилетнего сына – мальчика назвали Калидий, в мою честь, – есть пони. На этом пони не ездили всю зиму, и его надо было подковать. Лучшая кузница расположена в дальнем пригороде Базилии, но маленький Калидий захотел непременно посмотреть, что будут делать с его лошадкой. Ну а Плацидия, хотя она снова беременна и ей скоро рожать (лично я считаю, что просто неприлично появляться на людях в таком положении), настояла на том, чтобы сопровождать сына. Только представь, они с мальчиком ушли из дома без всякой охраны, прихватив только домашних рабов: четверо несли lectica[67]67
Носилки (лат.).
[Закрыть], и один вел пони. Плацидия, как я уже упоминал, женщина своевольная… Так вот, никакого вооруженного эскорта у них не было, и…
– Прости меня, Калидий, – прервал его Вайрд, зевая, – мы с моим учеником страшно устали и мечтаем о хорошей бане. Что, неужели все эти мелочи действительно так необходимы? Нельзя ли покороче?
– Quin taces![68]68
Почему ты молчишь! (лат.)
[Закрыть] Ты можешь быть многоречивым, насколько я знаю. А мелочи важны, потому что гунны, должно быть, скрывались в пригороде Базилии, дожидаясь как раз такой возможности. Их банда напала на маленький караван, эти разбойники убили четверых носильщиков и сами унесли lectica. Оставшийся в живых раб вернулся сюда с пони. И с ужасным известием.
– Ты, разумеется, его убил?
– Это было бы слишком милосердно. Он заточен в pistrinum[69]69
Мельница (лат.).
[Закрыть] – той яме, которую рабы называют «адом для живых», – вращает мельничный жернов и мелет зерно. Его пожизненное заключение окажется не слишком долгим, учитывая непосильный труд в удушающей жаре и пыли. Так вот, я не закончил свой рассказ. Два дня спустя сюда под белым флагом пришел гунн, который немного говорил на латыни. Вполне достаточно, чтобы рассказать мне, что Плацидия и маленький Калидий были взяты в плен живыми и живы до сих пор. Гунны не убьют их, сказал он, если я позволю ему невредимым вернуться обратно и приехать сюда еще раз – привезти требования, которые его товарищи приготовят для меня. Ну, я, разумеется, пообещал, и тот же самый подлый гунн вернулся через два дня с длинным списком непомерных требований. Я не буду перечислять их все – склады с продовольствием, лошади и седла, оружие, – достаточно сказать, что на такое просто невозможно согласиться. Я пытался выиграть время, объяснив гунну, что мне нужно хорошенько все обдумать и решить, стоят ли заложники такой цены. В общем, я сказал, что дам ему ответ через три дня. А это значит, что проклятый желтый гоблин вернется завтра. Теперь ты можешь понять, почему я пребываю в таком мрачном состоянии духа, и почему я так обрадовался, когда услышал о твоем появлении, и почему…
– Нет, честно говоря, я не совсем понимаю, – перебил его Вайрд. – Прости меня, Калидий, за то, что разбережу твои старые раны. Но я помню, что, когда твой сын Юниус пал в битве на Каталаунских полях, ты приказал всем остальным не оплакивать его. Смерть одного воина, сказал ты, не такая уж потеря для армии. А это как-никак был твой родной сын. Почему же теперь из-за какой-то безрассудной женщины и ее злополучного мальчишки, даже если его и назвали в твою честь…
– Виридус, вообще-то, у меня есть еще один сын, младший брат Юниуса. Он служит здесь под моим командованием.
– Знаю. Помощник центуриона Фабиус. Славный парень.
– Так вот, эта безрассудная Плацидия – его жена и моя невестка. А ее маленький сынишка и тот ребенок, которого она носит под сердцем, мои единственные внуки. Если только они живы… нет, они должны быть живы, потому что они последние в нашем роду.
– Теперь понимаю, – пробормотал Вайрд, который сразу сделался таким же мрачным, как и легат. – Фабиус, должно быть, сразу же бросился на их поиски, навстречу собственной смерти.
– Он бы так и сделал. Но я хитростью запер сына в караульном помещении, прежде чем он узнал, что его жену и сына похитили. Поняв, что его обманули, Фабиус взбесился и зол теперь на меня не меньше, чем на гуннов.
– Не хочу показаться бессердечным, но я хорошо знаю, что мужчина может пережить потерю жены – возможно, со временем даже забыть ее, – по крайней мере такую, как Плацидия, полагаю, вполне можно забыть. Фабиус молод, есть много других женщин, в том числе и более спокойных и рассудительных. Ну а дети… О, этот товар проще всего произвести на свет. Твой род не вымрет, Калидий, – утешил его Вайрд.
Легат вздохнул:
– Точно так же и я говорил сыну. И я рад от всей души, что между нами были железные прутья. Нет, Виридус, уж не знаю, по какой причине, но Фабиус буквально одурманен этой женщиной: он обожает маленького Калидия, он страстно мечтает о втором ребенке. Только представь, бедняга поклялся, что если они погибнут, то он при первой же возможности бросится на меч. И Фабиус сделает это – он сын своего отца. Я должен любой ценой освободить заложников.
– Ты имеешь в виду, я должен, – сердито сказал Вайрд. – Но почему ты веришь гунну, когда он говорит, что пленники до сих пор живы?
– Каждый раз он привозит доказательство. – Легат снова вздохнул, порылся в кармане плаща и извлек два каких-то маленьких предмета и вручил их Вайрду. – Каждый раз один из пальцев Плацидии.
Я отвернулся, поскольку меня отчаянно замутило. Пока Вайрд изучал доказательства, легат продолжил:
– И всякий раз, когда гунн приезжал, я лично отрезал два пальца у злосчастного раба, заключенного в pistrinum. Если переговоры почему-либо затянутся, ему придется толкать жернов локтями.
– Это указательные пальцы, – пробормотал Вайрд. – Вот этот гунн привез первым, да? А вот этот уже во второй раз. Этот палец еще недавно был живым. Отлично, я согласен. Женщина, по крайней мере два дня тому назад, была жива. Калидий, пусть этого раба притащат сюда – и немедленно, – пока ты не отрезал ему язык.
Легат громко позвал Пациуса. Signifer тут же появился в проеме дальней двери и сразу же снова исчез, когда получил приказ.
– Есть у гуннов одна особенность, – сказал Вайрд, пока мы ждали, – они удивительно нетерпеливы. Их банда, может, и сидела в засаде на окраине города, надеясь схватить кого-нибудь. Но они не стали бы ждать слишком долго, если бы не знали наверняка, что их добычей окажутся близкие родственники самого легата, которых они смогут сделать заложниками в борьбе против мягкосердечного clarissimus Калидия. Уж поверь мне, кто-то обо всем предупредил их заранее. И по-моему, это весьма подозрительно, что один из пяти рабов, сопровождавших Плацидию и мальчика, столь волшебным образом сбежал, оставшись невредимым.
– Благодарение Митре, – выдохнул легат, – что я еще не убил его.
Когда Пациус вернулся, за ним следовали два стражника, которые волокли раба. Крепкий и светлокожий, он выглядел испуганным и дрожал. Из одежды только набедренная повязка да грязные окровавленные тряпицы, которыми были перевязаны обе его руки. Когда этого человека, поддерживая, поставили перед нами, руки легата задергались, словно он с трудом сдерживался, чтобы не схватить раба за горло.
Однако Вайрд очень спокойно обратился к рабу на старом наречии:
– Tetzte, ik kann alls, – что означает: «Негодяй, я все знаю». А затем добавил: – Тебе остается только подтвердить, и я обещаю, тебя освободят из pistrinum.
Когда Вайрд перевел это на латынь, легат издал было слабый возглас протеста, но старый охотник жестом заставил его замолчать и продолжил:
– С другой стороны, tetzte, если ты не признаешься, то я устрою тебе такую жизнь, что ты будешь мечтать о том, чтобы попасть обратно в яму.
– Kunnáith, niu? – прохрипел раб. – Неужели ты знаешь?
– Да, – самодовольно произнес Вайрд, словно и вправду все знал. Он продолжил переводить свои слова и слова раба на латынь, чтобы понял легат. – Я знаю, как ты впервые встретил гунна, скрывавшегося в пригороде Базилии. Это было в тот день, когда ты предварительно посетил кузницу. Я знаю, как ты условился с заговорщиками-гуннами, чтобы они ждали, когда госпожа Плацидия с сыном отправятся в кузницу. Знаю, как ты заверил женщину, что никакой опасности нет, и убедил ее не брать с собой стражников в качестве эскорта. Знаю, как ты трусливо стоял в стороне, пока твои товарищи-рабы пытались голыми руками отбиться от гуннов и погибли при этом.
– Да, fráuja, – пробормотал tetzte. Несмотря на то что в саду было холодно, он внезапно вспотел. – Ты действительно все знаешь.
– Кроме двух вещей, – ответил Вайрд. – Во-первых, скажи мне, почему ты это сделал?
– Эти негодяи пообещали взять меня с собой, позволить свободно бродить с ними по лесам, освободить от рабства. Но, едва получив, что хотели, гунны рассмеялись и велели мне идти прочь – и радоваться, что они сохранили мне жизнь. Мне ничего не оставалось, как вернуться сюда и притвориться, что я тоже жертва. – Он искоса бросил испуганный взгляд на легата, который молчал, хотя в душе его все кипело от ярости. – Я и был жертвой, разве нет?
Вайрд на это только фыркнул и сказал:
– А еще я хочу знать, где они прячут женщину и мальчика?
– Meins fráuja, клянусь: не имею ни малейшего представления.
– Тогда скажи, где их лагерь, их логово, где они скрываются? Это не может быть далеко отсюда, если гунны провели столько времени, прячась в окрестностях. И если им пришлось тащить туда тяжелые носилки.
– Meins fráuja, я правда не знаю. Если бы гунны взяли меня с собой, как обещали, тогда другое дело. Но я не знаю.
– Только глупый tetzte вроде тебя мог поверить их обещаниям. Но ты ведь разговаривал с гуннами. Неужели они никогда не упоминали о каком-нибудь месте, знаке или направлении?
Раб нахмурился и вспотел от усилия вспомнить, но в конце концов смог сказать только:
– Они показывали как-то, но только общее направление – куда-то в сторону Храу-Албос, ничего больше. Я клянусь, fráuja.
– Я тебе верю, – покладисто сказал Вайрд. – Гунны гораздо хитрее и осторожней, чем ты, негодяй.
– Ну а теперь вы выполните свое обещание? – жалобно спросил раб.
– Да, – ответил Вайрд.
Услышав это, легат зарычал и чуть не схватил его за горло. Однако старик ловко увернулся, а затем одним плавным движением выхватил свой «змеиный меч» и вонзил его рабу в живот, чуть выше набедренной повязки, и яростно полоснул его. Кишки раба выпали, а глаза закатились, но он не издал ни звука и обмяк прямо на руках у державших его стражников. Пациус проследил, чтобы они покинули сад.
Легат прошипел сквозь зубы:
– Во имя великой реки Стикс, Виридус, почему ты это сделал?
– Я держу свое слово. Я же пообещал освободить его из pistrinum.
– Я бы сделал то же самое, только гораздо медленней. В любом случае это животное не сказало нам ничего полезного.
– Nihil[70]70
Ничего (лат.).
[Закрыть], – угрюмо согласился Вайрд. – Теперь я подожду появления здесь гунна и последую за ним, когда тот уйдет. Скажи ему, Калидий, что ты согласен со всеми их требованиями и чтобы он поторопился обратно, сообщить об этом своей банде.
– Отлично. А что ты собираешься предпринять потом?
– Во имя тяжелых медных ног фурий, откуда мне знать? Я должен хорошенько все обдумать.
– И заранее подготовиться. Воины, лошади, оружие – я дам тебе все, что понадобится.
– Ну, это не под силу не только тебе, но и самому императору. Что мне нужно, так это способность Альбериха быть невидимым и неизменное везение Ариона. Как и гунны, я должен похитить заложников тайком. Но я не могу после этого нестись по лесу со слабой женщиной, которая вот-вот родит, а кроме того, еще и искалечена. И пешком, и верхом нас, без всяких сомнений, схватят.
Легат подумал и произнес:
– Это прозвучит так же бессердечно, как и твои предыдущие слова, Виридус. Но не мог бы ты спасти по крайней мере мальчика, моего внука Калидия?
– Акх, это, конечно, уже более выполнимое предприятие, да, тут шансы на успех выше. Ты говорил, ему шесть лет? Значит, он способен идти вместе со мной. И все-таки будет непросто украсть даже маленького мальчика из лагеря, где полно охраны.
Наступила долгая пауза.
Затем заговорил я, впервые сделав это без разрешения. Очень неуверенно, тихим голосом я произнес всего одно слово:
– Подмена.
Оба мужчины повернулись и уставились на меня в изумлении, словно не понимая, кто я такой и откуда взялся. Однако их недоумение и возмущение тем, что я вообще набрался наглости заговорить, сменилось возбуждением, когда я пояснил свою мысль:
– Калидия надо подменить одним из харизматиков.
Оба мигом перестали глазеть на меня и уставились друг на друга.
– Во имя Митры, остроумная идея, – сказал легат Вайрду и затем, уже в лучшем настроении, даже весело, насколько это было возможно в данной ситуации, спросил его: – Кто из вас двоих, ты сказал, ученик?
– Во имя Митры, Юпитера и Гаута, мальчишка и впрямь схватывает все на лету, – с гордостью произнес Вайрд. – Быстро он научился от меня ненависти к людям. Гуннов, несомненно, надо обмануть, подсунув им харизматика. Ты едва ли согласишься пожертвовать кем-нибудь из обычных детей, Калидий.
Легат, не удостоив его ответом, обратился ко мне:
– Я сам не видел стада каплунов этого торгаша. Там есть хоть один мальчик, кто бы мог подойти?
Я ответил:
– Двое или трое, думаю, подходящего возраста, clarissimus. Но ты сам должен решить, есть ли там кто-то достаточно похожий на твоего внука. Сириец повел их всех в бани, но они, возможно, уже вернулись в барак к этому времени.
Легат сказал:
– Нет, бьюсь об заклад, что они все еще совершают омовение. – И добавил, уже зло: – Ты, очевидно, не знаком с римскими банями, парень, если ты вообще когда-нибудь бывал хоть в какой-нибудь бане.
Вайрд громко фыркнул:
– Не слишком-то вежливо, Калидий, насмехаться над тем, кто оказал тебе любезность. Торн чрезвычайно чистоплотный мальчик. Как и я, он просто мечтает вымыться с тех пор, как мы сюда прибыли.
– Мои извинения, Торн, – сказал легат. – Я тоже с удовольствием вымоюсь сегодня еще раз, после того как побывал рядом с этим чудовищно вонючим рабом. Давайте-ка сходим в бани все втроем. Signifer Пациус узнает, куда именно отправился сириец.
Я обратил внимание на то, что Калидий, произнося «Торн», очень четко и твердо выговаривает «т». На самом деле руна, обозначающая первую букву моего имени, читается как нечто среднее между «т» и «ф» и в устах готов может звучать как «Форн». Впоследствии я узнал, что урожденные римляне, уж не знаю почему, просто не способны произнести этот звук, несмотря на то что огромное количество слов пришло в их язык из греческого или готского, где он встречается довольно часто. Каждый урожденный римлянин всегда обращался ко мне как к Торну, и мое имя было не единственным, которое они произносили на свой лад. Римляне традиционно называли обоих своих бывших императоров Феодосиев Теодосиями. И когда, в свое время, Западной империей стал править Феодорих, то он стал известен всем своим подданным, рожденным в Риме, как Теодорих.
Оказавшись в бане, я понял, почему Калидий был настолько уверен, что сириец и его молоденькие евнухи до сих пор моются, ибо обнаружил, что омовение у римлян – это длительный, приятный и дорогостоящий ритуал. Гарнизонная купальня, разумеется, и рядом не стояла с какими-нибудь богатыми термами в настоящем римском городе, но даже и она была снабжена прудами, бассейнами и фонтанами с водой различной температуры, от ледяной до прохладной, от приятно теплой до почти обжигающего кипятка. Имелись здесь также и другие удобства: внутренний дворик для спортивных упражнений и игр, диваны для отдыха, чтения или бесед, всевозможные украшения, скульптуры и мозаики. Многочисленные свободные от дежурства воины вовсю наслаждались отдыхом: двое из них боролись обнаженными под одобрительные выкрики товарищей, другие кидали кости; один воин, окруженный слушателями, читал наизусть стихотворение. Повсюду были видны рабы в набедренных повязках, которые и купали моющихся, и прислуживали, выполняя всевозможные прихоти.
Мы с Калидием и Вайрдом разделись в комнате под названием apodyterium[71]71
Раздевалка (лат.).
[Закрыть], всем нам помог раб. Однако, прежде чем приступить к купанию, мы сначала поспешили в самое дальнее помещение – balineum[72]72
Баня (лат.).
[Закрыть]. Там харизматики – голые, мягкие и блестящие, как тритоны (и так же, как и эти создания, лишенные пола), – нежились в бассейне. На другом конце его, полностью одетый, сидел на мраморной скамье сириец, с видом собственника наблюдая за своим товаром. Некоторые воины на других скамьях тоже бросали на харизматиков томные взгляды и отпускали различные замечания: шутливые, насмешливые или откровенно похабные. Мельком обозрев эту сцену, легат пробормотал Вайрду:
– Вон тот ребенок, который собирается плеснуть водой на сирийца. Он по возрасту и росту напоминает моего внука. Только он темноволосый, а маленький Калидий светленький. И еще, черты лица не слишком похожи.
– Лицо не имеет значения, – сказал Вайрд. – Все жители Запада кажутся гуннам на одно лицо, как и они нам. Прямо сейчас, пока мальчик здесь, пусть один из рабов обесцветит его волосы struthium[73]73
Бориф (гипсолюбка, гипсофила) (лат.) – растение семейства гвоздичных, корень которого применялся для мытья и отбеливания тканей.
[Закрыть]. Этого будет вполне достаточно.
Когда легат поднял руку, чтобы поманить раба, сириец заметил этот жест. Он торопливо обежал бассейн, раболепно склонился перед нами и произнес:
– Ах, clarissimus magister[74]74
Наиславнейший господин (лат.).
[Закрыть], вы дождались подходящего момента, чтобы увидеть моих юных чаровников. Здесь они обнаженные и красивые, ну просто неотразимые. Я так понял, что один из них уже поразил ваше воображение?
– Да, – лаконично ответил легат и затем обратился к рабу, который преклонил перед ним колени: – Вот этот.
Раб побежал немедленно вытаскивать из бассейна ребенка, на которого показали.
– Ashtaret! – воскликнул Натквин, восторженно захлопав в ладоши. – Столь безупречному вкусу можно только позавидовать! Маленький Бекга, именно его я подумывал оставить для себя. Он может сойти за настоящую женщину, а? Признаюсь, clarissimus, мое бедное сердце разобьется при расставании с красавчиком Бекгой. Однако ваш покорный слуга не смеет возражать против выбора самого легата. Вместо этого, исключительно из восхищения перед вашим прекрасным вкусом, я запрошу самую скромную цену и…
– Замолчи, мерзкий сводник! – прорычал легат. – Я не покупаю, я забираю.
Торговец раскрыл рот и стал запинаться:
– Quid?.. Quidnam?..[75]75
Что?.. В чем дело?.. (лат.)
[Закрыть]
– По закону военного времени я наделен властью забирать частную собственность. Я забираю этого ребенка.
Маленький харизматик стоял перед нами: с него капала вода, и было ясно, что искалечившая ребенка операция была произведена большим знатоком своего дела. Осталась только ямка, обозначающая место, где раньше находились его половые органы. Я подивился, недоумевая, какого сорта «игрушкой» могло служить это бесполое существо для какого бы то ни было хозяина. Маленький евнух, должно быть, ломал голову над тем же самым, потому что его глаза были полны страха, когда он рассматривал нас троих, переводя взгляд то на одного, то на другого. От испуга ребенок непроизвольно добавил к капающей с него воде и другую жидкость: тонкая янтарная струйка внезапно полилась из ямки между его бедер.
– Убери его, – приказал Вайрд рабу, который привел мальчика. – Ступай и осветли ему волосы struthium. Легат скажет тебе, когда будет достаточно.
– Ger-qatleh! – скулил торговец; уж не знаю, что это означало на его языке. – Простите, господа, но struthium служит для отбеливания белья. После такого обращения волосы моего дорогого Бекги постепенно все вылезут.
– Я знаю, – ответил Вайрд. – Но это не произойдет прежде, чем мы воспользуемся им как намереваемся.
– Господа! – умолял Натквин. – Если хотите позабавиться со светловолосым харизматиком, то почему бы вам не выбрать вон того – Блару? Или Буффу? Они даже красивее и нежнее Бекги.
– Молчи, свинья! – Легат так сильно ударил сирийца, что голова буквально закачалась у него на шее. – Да как тебе только в голову такое пришло! Ни один римлянин, ни один приличный чужеземец никогда не станет пачкаться в грязи, как вы, выходцы с Востока. Да этот твой сын свиньи удостоится чести совершить геройский поступок, а не нечто извращенное и отвратительное. А теперь ты и все остальные – прочь с моих глаз! – Он повернулся к ожидавшему его рабу. – Начинай приводить в порядок волосы мальчика, пока мы втроем искупаемся. Я посмотрю немного погодя, как продвигается работа.
Итак, мы с легатом и Вайрдом вернулись обратно в первую из купален – unctuarium[76]76
Унктуарий (лат.) – помещение термы (бани), где римляне натирались оливковым маслом.
[Закрыть], где прислуживающие нам рабы натерли нас оливковым маслом (причем раб Вайрда и мой презрительно морщили носы, не одобряя наш чрезвычайно неряшливый вид). После этого мы отправились в предназначенный для спортивных упражнений двор. Рабы приготовили каждому из нас что-то вроде лопаточки: снабженную ручкой округлую деревянную рамку, которую крест-накрест пересекали струны из кишок. Этими лопатками мы принялись отбивать круглый мячик из войлока, перекидывая его друг другу, пока пот на наших телах не смешался с оливковым маслом.
После этого мы отправились в sudatorium[77]77
Букв.: сухая баня (лат.); парилка.
[Закрыть] – комнату, наполненную паром, который был гуще, чем любой туман в Храу-Албос. Там мы сидели на мраморных скамьях, пока масло с потом не начали стекать с нас. Затем мы улеглись на деревянных столах в комнате под названием laconicum[78]78
Лаконик – отделение термы (бани) с мелким бассейном для омовения.
[Закрыть], и рабы принялись соскребать с нас липкую вязкую грязь, используя набор изогнутых, похожих на ложки, различных по размеру инструментов, которые назывались strigiles[79]79
Стригили, скребки (лат.).
[Закрыть]. Только когда раб поднес strigiles к моим половым органам, я оттолкнул его руку, показывая, что сам очищу их. Ни Калидий, ни Вайрд не обратили на это внимания, а раб просто пожал плечами, очевидно приняв меня за типичного излишне щепетильного деревенщину.
После этого мы погрузились в бассейн с очень горячей водой – calidarium[80]80
Горячий бассейн (лат.).
[Закрыть], где плавали, ныряли и плескались, сколько смогли выдержать. После того как мы вышли оттуда, рабы вымыли нам волосы, а Вайрду и бороду душистым мылом. Затем мы отправились в tepidarium[81]81
Теплый бассейн (лат.).
[Закрыть] и плескались в бассейнах с постепенно понижающейся температурой воды, пока не смогли без особого потрясения погрузиться в бассейн с ледяной водой, frigidarium[82]82
Холодный бассейн (лат.).
[Закрыть]. Когда мы вышли из него, я окоченел от холода, но рабы быстро растерли нас толстыми полотенцами, и вскоре я почувствовал чудесное покалывание и живость во всем теле – и еще страшный голод. Под конец рабы напудрили нас нежно пахнущим тальком, и мы вернулись в apodyterium, чтобы снова одеться.
Мы были в купальне не слишком долго – пропустив плавание после купания и праздное времяпрепровождение, – но каким-то образом рабы в термах ухитрились за это время отстирать, отгладить и высушить нашу одежду. Даже моя овчина и массивная медвежья шкура Вайрда были вычищены от налипшей грязи и крови, опавших листьев и веток. Моя овчина снова стала белой и пушистой, а медвежья шкура Вайрда – блестящей и мягкой. Мало того, его тусклые и седые волосы и борода напоминали облетевший одуванчик; он выглядел с ног до головы колючим, что вполне соответствовало его вспыльчивому характеру.
Signifer Пациус ожидал нас снаружи apodyterium, вместе с рабом, сопровождавшим харизматика Бекгу. Маленький евнух был все еще голым, но больше не выглядел испуганным. Теперь он держал зеркало и улыбался своему новому отражению, потому что его темно-каштановые волосы стали бледно-золотистыми, почти такого же оттенка, как мои.
Легат не стал сам прикасаться к этому созданию, но приказал рабу поворачивать голову Бекги то в одну сторону, то в другую. Хорошенько осмотрев волосы ребенка, легат сказал:
– Да, примерно такой цвет, насколько я помню. Отличная работа, раб. Пациус, отведи мальчика в покои Фабиуса. Одень его в наряд маленького Калидия – он должен быть впору, – а потом снова приведи ко мне.
Signifer отсалютовал и уже повернулся, когда Вайрд спросил:
– Пациус, а что, гарнизонный coquus[83]83
Повар (лат.).
[Закрыть] уже приготовил все для convivium?[84]84
Пир (лат.).
[Закрыть] Я мог бы съесть целого зубра с рогами и копытами.
– Пошли, пошли, Виридус, – сказал легат. – Тебе не подобает есть простую пищу воинов. Ты и твой ученик – теперь, когда вы оба выглядите и пахнете как приличные люди, – будете обедать со мной.
Так и случилось, что в тот памятный день в роскошном triclinium[85]85
Триклиний, пиршественный зал (лат.).
[Закрыть] дворца Калидия я впервые отобедал согласно римскому обычаю. К слову, в тот раз я вообще впервые вкушал пищу, лежа на кушетке и опираясь на локоть. Мы все удобно устроились на трех мягких кушетках, установленных в виде прямоугольника с одной недостающей стороной и со столом в центре. Прислуживающие нам рабы подходили и уходили через этот проем. Уж не знаю, доводилось ли раньше так обедать Вайрду, во всяком случае, он, нимало не смущаясь, развалился со всеми удобствами. Этот человек никогда не рассказывал мне о своем происхождении, но теперь я все-таки знал, что он не всегда был странствующим охотником, и даже подозревал, что этот грубый и неотесанный старик когда-то занимал более высокое положение, чем декурион, командующий десятью чужеземными отрядами в каком-нибудь римском легионе.
Сам же я чувствовал себя в новой обстановке неловко, но, как и все молодые люди, я, разумеется, пытался изображать полную невозмутимость. Калидий и Вайрд – и даже слуги – демонстрировали при этом учтивость и не подсмеивались над моими многочисленными промахами. Я уже привык есть при помощи ножа и во время пребывания в обоих монастырях часто пользовался ложкой, но попробуйте сами есть в такой позе. А ведь каждому из нас на стол положили еще и третий прибор – металлический предмет с двумя остриями, предназначенный для того, чтобы отсекать и накалывать на него кусочки еды, а потом отправлять их в рот. Вот тут-то у меня на самом деле возникли некоторые затруднения.
Я так старался не показать, насколько мне неловко, что ел медленно, но жадно. Я был настолько голоден после бодрящего купания, что готов был проглотить даже свою овечью шкуру. Но эти яства, нет нужды и говорить, были гораздо более изысканными, чем те, что подавали в солдатской cenaculum[86]86
Столовая (лат.).
[Закрыть], и, разумеется, я сроду не пробовал ничего подобного.
– Приношу извинения за вино, – сказал легат, наливая кубок каждому из нас. – Всего лишь приличное формианское. Жаль, нет кампанского или лесбосского, чтобы выпить за успех нашего рискованного предприятия, Виридус.
Вайрд скривился, потому что вино было не только разбавлено, но еще и имело привкус смолы. Но лично я подумал, что оно вполне приличное.
Трапеза началась с супа-пюре из грибов и чечевицы. Основным блюдом был окорок, запеченный до корочки в тесте и быстро нарезанный на кусочки слугой. Подали также дополнительное блюдо из свеклы и лука-порея, приготовленных в виноградном вине и приправленных маслом с уксусом, и еще одно – явно какое-то тесто, нарезанное на длинные узкие полоски и политое маслом с привкусом чеснока. Есть это оказалось трудней всего, потому что предположительно эти полоски надо было отправлять в рот (я понаблюдал, как это делают другие), наматывая их на прибор с двумя остриями, только так эти мотки можно было проглотить. Даже к концу обеда я так и не приноровился как следует делать это. Я из последних сил старался сохранять хладнокровие, боясь показаться неумехой. На десерт, к счастью, подали сладости, есть которые было просто, – нежный воздушный пудинг, увенчанный вареными сливами из Дамаска, и маленькие чашечки лилового вина.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?